Старина Хейс не мог сказать наверняка, умер Джон Кольт или нет. Во время якобы самоубийства узника главного констебля не было в тюрьме. Кроме того, ему не представилось случая даже взглянуть на тело, не говоря уже об участии в похоронах.

И все-таки сыщик был уверен в том, что действительно видел джентльмена, завернутого в плащ, сидевшего за занавеской в черном экипаже.

В ночь пожара на башне, добравшись до «Томбс» со своим подконвойным, Хейс обнаружил, что обгоревшая тюрьма полна дыма, а тело приговоренного уже увезли. Медленно проходя по зданию и оценивая нанесенный ущерб, сыщик пытался восстановить у себя в голове картину событий, случившихся в его отсутствие. Он гордился своим мастерством: много лет занимаясь расследованиями, детектив мог сразу после осмотра места преступления почуять след преступника.

У главного констебля было много вопросов. На какие мысли наводит внезапная поимка Джеймса Холдгейта в Грейвсенде — после того как последний так долго и успешно убегал от полицейских? Или это шарада, придуманная специально для того, чтобы увести начальника полиции с места его службы? Помогли ли взятки облегчить бегство? А если так, то кому их заплатили? И для чего? Чтобы Кольт совершил самоубийство или сбежал? Хейс знал, что рано или поздно найдет ответы. Его многолетний опыт подсказывал: надо вооружиться терпением, и оно принесет свои плоды.

Прошло еще три дня, прежде чем мэр Моррис выступил с официальным заявлением, в котором расшаркивался в адрес прессы.

Во время этого периода растерянности сыщик несколько раз пытался получить аудиенцию у мэра, но потерпел неудачу.

А теперь глава города заявил, что крайне удивлен развитием событий.

С большой неохотой Моррис допускал, что в городском Дворце правосудия произошло что-то нехорошее. И все же он отказывался верить в побег Джона Кольта.

— Этот человек мертв, — заявил мэр Нью-Йорка.

Однако правящую верхушку интересовал и другой вопрос: как заключенный мог заполучить во владение украшенный драгоценными камнями кинжал?

В тот день назвали имена подозреваемых: оба брата Кольта, адвокаты, священник. Даже слуга Дилбэк. А также целая куча других персонажей, включая поэта По и сочинителя песен Джона Говарда Пейна.

Тем не менее роль главной виновницы пресса единогласно присудила Кэролайн Кольт, урожденной Хеншоу.

Монмаут Харт, под давлением из штаба мэра, присоединился к общественному мнению и открыто обвинил молодую женщину.

Мужчин тщательно обыскивали перед входом в тюрьму, особенно в камеры смертников. Начальник уверял, что подобной процедуре подвергались и женщины.

Однако насколько строго было соблюдено это требование в отношении мисс Хеншоу в день ее свадьбы?

Выполнил ли мистер Малкольм Тренчер, тот, кому был поручен обыск невесты, свой долг?

Начальник тюрьмы вызвал несчастного к себе и в присутствии Старины Хейса стал задавать ему вопросы, устроив целый спектакль. Харт интересовался, ощупывал ли надзиратель даму.

— Грудь — нет, — промямлил смотритель, нервный жалкий тип. — Я не прикасался к этой части ее тела. И ниже пояса тоже не трогал.

Трезво рассуждая, Хейс не мог его винить, учитывая разврат, царивший в обществе.

— А я бы обыскал ее и ниже пояса, — возразил начальник тюрьмы. — Господи, разве это не входит в ваши обязанности? Значит, она могла спрятать от посторонних декоративный кинжал небольшого размера… Например, между грудями, острием вниз?

Надзиратель согласился.

Главный констебль посмотрел ни них обоих, но ничего не сказал. Тренчер был ему симпатичен, но Харт доверия не вызывал.

После допроса бедняги охранника Хейс вернулся за письменный стол и тяжело опустился в жесткое кресло с деревянной спинкой.

Быть может, это представление — всего лишь притворство? Вдруг Монмауту Харту хватило испорченности и наглости, чтобы разыграть весь этот спектакль, и он нападал на дрожащего подчиненного ради начальника полиции?

Детектив не сомневался в одном. Быть может, его глаза с годами ослабли, но едва ли кто-то сможет убедить его в том, что за распахнувшейся занавеской экипажа он видел не Джона Кольта, а другого человека.

С дубинкой констебля в руке Старина Хейс шел по тюремному коридору, вдоль камер — к тому месту, где узник якобы испустил последний вздох.

В тот ноябрьский вечер, когда молодому литератору суждено было умереть, в «Томбс» находилось семьсот тридцать четыре заключенных. Сыщик гордился тем, что знал в лицо каждого из этих горемык. Он утверждал, что никогда не забывает лица преступников. Было известно, что по крайней мере раз в неделю главный констебль посещает Нью-йоркский городской исправительный дом, а также женскую колонию на острове Блэкуэлл-Айленд. Он ходил там от камеры к камере, рассматривая заключенных-женщин, несмотря на выкрикиваемые ими громкие оскорбления, чтобы знать преступниц так же хорошо, как их собратьев мужского пола, отбывающих свой срок в нижней части города.

После пожара полиция обнаружила около дюжины сбежавших заключенных, их поймали и отправили на содержание в женскую тюрьму.

На фоне безобидных хулиганов, карманников и прочей мелкой рыбешки Джон Кольт и Томми Коулман были заметными фигурами.

Монмаут Харт во время беседы с Хейсом хотя и нервничал, но от своих заявлений не отрекался. Кольта обнаружили мертвым в его камере. Начальник утверждал, будто не знает точно, что именно случилось с Томми Коулманом, и не рискует выдвигать предположений. Возможно, главарь «Сорока воришек» погиб во время катастрофы и тело его сгорело в огне. Но все двери в блоке были открыты. Возможно, ирландец сбежал. Если это так, то скоро его найдут.

— Кто? — спросил Хейс.

— Вы, сэр, — ответил Харт. — Я очень высоко ценю ваши таланты, главный констебль.

Детектив покинул начальника тюрьмы. Он не счел необходимым упоминать о том, что видел Джона Кольта живым и здоровым во время бегства последнего.

Сыщик стоял перед камерой, где якобы умер богатый убийца, и смотрел перед собой сквозь решетку. Дверь оказалась приоткрыта. Он вошел внутрь. На койке не осталось никаких следов крови, которые должны были быть после того, как человек воткнул нож в сердце, нанеся себе смертельную рану.

Хейс направился в прежнюю камеру Джона.

Все здесь выглядело почти по-старому. Пламя не тронуло обстановки, хотя в воздухе чувствовался едкий запах, а на полу лежал слой золы. Видимо, пожар локализовался в печных трубах. Осматривая стены, констебль разглядел несколько проломов размером с кулак, через которые дым наверняка проникал прямо в коридор, где находились камеры. Все указывало на то, что пожар возник от загоревшегося при жарке мяса жира. Пламя по дымоходам тюремных стен проникло в башню, потом полностью охватило это строение и в конечном счете уничтожило его. Дым и пепел проникли в тюрьму через отверстия в дымоходе, и, поскольку картина оказалась весьма впечатляющей, началась паника.

Хейс позвал тюремщика:

— Мистер Тренчер? Вы мне не поможете?

Услышав свое имя, надзиратель заковылял по коридору. В его обязанности входило исполнять все распоряжения детектива. Сыщик знал, что этот человек сделает для него что угодно.

— Мистер Тренчер, — сказал он, — вы не могли бы отпереть для меня уединенное жилище мистера Кольта?

Как только ключ повернулся в замке и дверь открылась, констебль вошел в камеру и замер. Что-то случилось, что-то нахлынуло на него. Над помещением, где провел последние дни приговоренный, витала какая-то тень. У Хейса возникло некое подсознательное ощущение, огромное и нереальное чувство. Отполированный письменный стол; кожаное кресло, изобретенное полковником Кольтом; библиотека, состоявшая из множества томов, расставленных в книжном шкафу вишневого дерева. Множество неразрезанных книг, доставленных прямо из издательств ради удовольствия заключенного; огромное количество брошюр, газет и журналов — все это стояло на своих местах, запачканное сажей и почти не тронутое огнем.

Сыщик прочел названия трех книг, лежавших на столе, поднеся их очень близко к глазам, чтобы получше рассмотреть. Все они принадлежали перу Эдгара По: «Гротески», «Арабески» и «Новые логические рассказы».

Он почувствовал на себе взгляд Тренчера. Было известно, что этот человек не умеет читать. И писать тоже: он даже не мог различить на бумаге собственное имя.

Пресса осуждала персонал тюрьмы и многих представителей правопорядка за особые условия содержания Кольта. Роза на обеденном блюде. Парчовые шторы. Нелепый слуга-британец. Отличный письменный стол, личная библиотека, кожаное кресло с наклонной спинкой. Регулярные визиты любовницы.

Ради Бога! Это что, человек, приговоренный к смерти?

Вовсю ходили слухи о взятках. «Геральд» даже называла цифры: якобы трем надзирателям, имена которых держались в тайне, вручили по тысяче долларов каждому.

Тренчер зарекомендовал себя как человек недалекий и грубый. Иногда он злоупотреблял своей властью в отношении заключенных. Но взятки?

Хейс надеялся, что простодушный смотритель тут ни при чем. Нечаянно, сам того не осознавая, он опустился в знаменитое кожаное кресло.

Джон Кольт не раз хвалился, что его брат Сэм сам разработал идею кресла, собственной рукой нарисовал чертеж и даже послал бумаги в Патентное бюро Соединенных Штатов Америки.

Удивительно, как двигалось это кресло. Действительно, инженерное чудо. Если определенным образом откинуться назад, на какое-то мгновение можно было ощутить себя совершенно беспомощным, а потом срабатывал механизм и создавалось впечатление дивана с пухлой периной, набитой гусиными перьями. Старый детектив коротко вздохнул. Впервые в жизни боль в спине и ногах на какое-то время прошла. Или по крайней мере стала слабее.

Хейс вздохнул еще раз, теперь глубоко: ему было удобно. Он не любил людей, которые считали себя выше окружающих. Скромность и умеренность много значили для констебля. Сыщик терпеть не мог таких, как Джон Кольт: тех, кто живет вне закона, мня себя лучше остальных сограждан.

Он вспомнил о По. Подумал о Мэри Роджерс. Спросил себя, что же объединяет этих двоих, и поклялся найти ответ.

Голос Тренчера заставил очнуться.

— Вам приглянулось кресло мистера Кольта, главный констебль? Я с удовольствием помогу отнести его в кабинет. Вещь, конечно, красивая. Никто ничего не скажет, если вы возьмете его.

Хейс решил не обращать внимания на слова этого болвана.

Прошло еще несколько минут, прежде чем до Тренчера дошло, что в его присутствии больше не нуждаются.

Сидя в кресле с наклонной спинкой, сыщик заметил на столе свиток, похожий на тот, что он видел в руках Эдгара По, почти прикрытый черным носовым платком. Главный констебль развернул пачку страниц. Различив ровный, изящный почерк Кольта, он заинтересовался и надел очки, после чего прочел очень любопытную версию событий, последовавших за убийством Сэмюэла Адамса, изложенную в стихах Джоном Кольтом:

Хейс сидел в полумраке и размышлял. Он понимал, что все произошедшее сводится к одной непреложной истине: если Кольт сбежал, он, главный констебль, поймает его и заставит заплатить за все. И все, кто счел возможным помогать убийце, тоже получат свое. Кто бы это ни был: Тренчер, братья Кольта, Эдгар По, Монмаут Харт — кто угодно. Все они тоже поплатятся.

Сыщик отложил в сторону рукопись и расслабленно откинулся на спинку кресла. Удивительно, как мягкая кожа принимает форму поясницы, поддерживая ее. Полковник Кольт и вправду умница. Хейс лично испытывал его револьвер «паттерсон». У этого оружия, разумеется, были свои недостатки. После того как патронники пустели, перезарядить его оказывалось не так-то просто. Однако детектив отлично понимал пользу изобретения. Он не сомневался, что все представители сил правопорядка захотят обзавестись «кольтами», — это значительно облегчит им жизнь. «Однако проблема в том, что все негодяи и преступники тоже захотят иметь у себя револьвер Кольта, ибо сие приобретение сильно упростит их ремесло, одновременно делая его более смертоносным», — думал констебль, засыпая.