Полтора года спустя,

13 апреля 1844 года

Образы, сопряженные со смертью этой девушки, никогда не покидали констебля.

Он никак не мог вообразить себе убийцу. Был ли это По? Или кто-то другой?

Четырнадцать месяцев назад, в феврале 1843 года, после месячного перерыва в «Сноудэнс ледис компэнион» появилась третья часть «Тайны Мари Роже».

Ольга воспользовалась знакомством со своим издателем и достала корректуру прежде, чем журнал появился на прилавках.

В тот день, вернувшись домой, она погрузилась в чтение повести.

Хейс стоял над душой у дочери, ожидая, пока она закончит.

Узнать, какие фрагменты изъяли из оригинального варианта, а какие — добавили, было невозможно. Но ясно оказалось одно: По не раскрыл убийство.

Тщательно изучив текст, дочь констебля пришла к выводу, что по крайней мере два последних абзаца добавили позже.

— Полагаю, в оригинале повесть заканчивалась здесь, — указала она отцу на слова «для Бога все — только теперь». — Следующим параграф начинается так: «Я повторяю, что рассматриваю все, о чем здесь шла речь, только как случайные совпадения…»

Папа, я готова держать пари, что это более поздняя вставка. Данный фрагмент несвойствен манере мистера По. Столь грубый и неумелый повтор — не в нашем стиле. В авторе слишком много изящества для такого явного спотыкания. Не говоря уже о том, что он перестал именовать героиню Мари, называя ее прямо — Мэри Роджерс, и наделил ее судьбу эпитетом «несчастная». Думаю, писатель сделал неудачную попытку скрыть неуверенность, свидетельствующую о его смущении.

Хейс размышлял.

— Что-нибудь еще, Ольга? — спросил он.

— По не раскрывает имя убийцы, — ответила Ольга, — если ты об этом, папа. Он только мельком упоминает, что девушка умерла в результате неудачной попытки прервать беременность. А в предыдущем фрагменте он утверждал, что любовник убил ее на поляне. Сомневаюсь, что автор был в состоянии внести значительные дополнения. И вряд ли у него оставалось на это время. Один-единственный абзац, где он делает неуклюжую попытку объявить поляну местом преступления, а потом забирает свои слова обратно. Но, честно говоря, даже он выглядит как-то топорно. Я считаю, что беднягу застало врасплох признание, сделанное в бреду миссис Лосс.

Детектив колебался.

— Как тебе кажется, Ольга: По оправдывает или обвиняет себя?

— Сам тон повествования и эта неуклюжая правка снимают с автора всяческие подозрения. Я готова утверждать: мистер По невиновен. Его преступление не сокрытие правды или убийство, а недостаток времени и дурной слог.

Внимательно посмотрев на дочь, Старина Хейс понял, что к этому выводу привели глубокие размышления и девушка действительно уверена в своих словах.

Он решил довериться ей. Расследование зашло в тупик до тех пор, пока четырнадцать месяцев спустя, 13 апреля 1844 года, главный констебль не получил официальное уведомление, в котором ему предписывалось без отлагательств явиться на аудиенцию к недавно избранному мэру города, достопочтенному Джеймсу Харперу из издательства «Харпере».

Новоизбранный мэр сидел за полированным столом из черного тика, перевезенным в мэрию из издательства.

— Рад снова видеть вас, — сказал он.

— Сэр, — ответил Хейс, пожимая руку бывшему издателю и уже не в первый раз отмечая, какая она мягкая на ощупь. — Поздравляю вас с удачным завершением выборной кампании.

— Большое вам спасибо, главный констебль. Пожалуйста, садитесь.

Сыщик опустился в указанное ему пухлое кресло и стал ждать вопросов.

— Знаете, почему я вызвал вас? — поинтересовался мэр.

— Намерены меня уволить? — предположил детектив без тени улыбки и лишь отчасти в шутку.

Джеймс Харпер рассмеялся.

— Хорошо, очень хорошо, — проговорил он, не переставая ухмыляться. — Но не осмелился бы, сэр. Ваша дочь оторвала бы мне голову. Отправить Старину Хейса на покой? — Мэр покачал своей большой головой и снова захихикал над нелепостью такой гипотезы.

В ходе избирательной кампании издатель изображал себя заурядной ломовой лошадкой, появившейся из рядов ремесленников и рабочих. Его концерн был самым крупным работодателем в городе. Ольга продолжала трудиться там литературным редактором, частенько работая на дому то над одной рукописью, то над другой. Тем не менее сыщик отлично понимал, что Джеймс Харпер нисколько не похож на простого трудягу.

— Такого человека, как вы, столь уважаемого в народе? — продолжал новоявленный мэр. — Констебля слишком любят и боятся, к тому же заслуженно. Должен признать, у меня есть к вам дело, сэр. И я не столь авантюрен, чтобы отправить знаменитого сыщика на пенсию. По крайней мере не теперь, — снова хихикнул издатель, радуясь собственному остроумию.

И он изложил суть проблемы.

— Бог свидетель: жаль, что приходится говорить об этом, но меня всегда смущало состояние нашего законодательства, сэр. Вчера вечером в Олбани было решено положить конец охране правопорядка в ее нынешнем состоянии. Эти недостойные политики попытались одним ударом сокрушить вашу полицию, а также дневную и ночную стражи и установить вместо них новую систему, построенную, по их словам, по образцу лондонской. Вдобавок, чтобы лишить меня какой-либо реальной власти, они решили отдать в подчинение этому новому якобы демократическому подразделению всех городских пожарных, районных врачей, начальников доков, уличных инспекторов, фонарщиков, звонарей и прочих служащих нашего великого города. Всех до единого. Мне сообщили, что соответствующий закон был только что подписан губернатором.

Хейс сказал:

— Господин мэр, в Нью-Йорке преступность всегда развивалась наравне с коммерцией и культурой. То, что криминальный элемент повлиял на законодательство, для меня неудивительно. Политическая машина демократов привела к успеху невежественных и недостойных людей. Для либералов настали тяжелые времена. Трудно будет соревноваться с вашими противниками и хоть как-то уравновешивать их.

— Все так, и это не может не беспокоить. Однако наиболее сведущие из советников уверяют, что если я не одобрю план демократов, то, по закону, теперешняя система управления городом останется в силе.

Хейс посмотрел Харперу прямо в глаза. Он ждал развязки.

— Нужно использовать имеющиеся у нас возможности, — продолжил новоявленный мэр, отводя взгляд к окну. — А посему я издам свой собственный закон и найму двести человек, из которых лично организую отряд охраны правопорядка. Демократы получат хороший урок. Мы будем вербовать только урожденных американцев, чтобы гарантировать лояльность. Ответственно заявляю, среди них не окажется ни единого католика. Кроме того, ради поддержания боевого духа и с целью показать, что настали новые времена, мои офицеры будут носить форму.

— При всем уважении, сэр, мои люди станут возражать против этого.

— Мне наплевать на их возражения. Однако могу ли я спросить о причине, главный констебль?

— Этот вопрос поднимается уже не в первый раз, господин мэр. Мои люди считают, что в форме они будут выглядеть как лакеи.

— Как уже говорилось, возражения ваших людей меня не интересуют. Они уволены, сэр. Полиция отныне распущена, так же как дневная и ночная стражи. На их месте образуют новый штат охраны правопорядка, который будет действовать под моим руководством. Не хочу вас обидеть, но, в отличие от «Кожаных голов», все они — профессионалы, которые служат полный рабочий день и носят форму.

Хейс остался невозмутим, однако счел нужным переспросить:

— И тем не менее, господин мэр, вы намерены оставить меня на должности главного констебля?

— Именно. Я пока что не готов освободить вас от обязанностей, ведь граждане считают, что вы отлично справлялись с ними долгие годы. Добавлю, сэр, что я тоже принадлежу к числу почитателей знаменитого сыщика. Простите за нескромный вопрос: сколько вам лет?

— Пошел семьдесят третий год.

— Это хорошо. А с какого момента занимаете эту должность?

— С 1802 года.

— Сорок два года. Вы прошли сквозь огонь и воду. Я восхищаюсь вами, но, когда Старины Хейса не станет, ваш пост будет надлежащим образом упрочен.

Я сохраню должность главного констебля и говорю вам со всей ответственностью: головорезы и хулиганы, бесчинствующие на улицах Нью-Йорка, однажды получат свое.

Моим офицерам придется научиться не обращать внимание на непочтительность окружающих. Они будут хорошо натренированы и вооружены. Я уже беседовал с полковником Кольтом по этому поводу: каждый офицер будет надлежащим образом экипирован.

Харпер встал со своего мягкого кресла и распрямился в полный рост, возвышаясь над главным констеблем.

— Я счел нужным заказать у портного образец будущей формы, — сказал мэр.

Выпятив грудь, он направился к отполированному деревянному шкафу, стоявшему у стены в северном углу комнаты. Открыв обе двери, достал новое обмундирование.

— Как видите, форма сшита из плотной прочной саржи. Она будет состоять из рубашки, жилета и брюк. Все темно-синего цвета. Пуговицы обошьют той же тканью, а на воротнике-стойке будут золотой шелковой нитью вышиты буквы «МП», означающие принадлежность к Муниципальной полиции. Каждому мы присвоим личный номер, его также вышьют на воротнике золотым шелком — это будет служить для идентификации офицеров. Кроме того, на груди у наших ребят появятся значки в виде восьмиконечной звезды — именно столько голландских парней стояло у истоков городской полиции. Звезда будет сделана из меди и станет символом верности своему долгу. — В заключение мэр с гордостью воскликнул: — Их будут называть не иначе как моей звездной гвардией!

Тут Харпер метнул Старине Хейсу образец медного жетона; тот поймал его довольно ловко, учитывая неуклюжесть броска и слабеющие рефлексы главного констебля.

— По моему приказу главной заботой новой полиции станет вопрос трезвости населения, — продолжал новоиспеченный мэр. — Сдается мне, закрыв ирландские пивные, мы получим шанс снова взять под контроль наш великий город и поставить эмигрантов-католиков на место. Теперь ирландские пивные будут закрыты по воскресеньям.

— Зачем, сэр? — спросил детектив. — Я долгие годы сражался с нью-йоркской преступностью. Издавая столь жесткий и предвзятый закон, касающийся лишь отдельной группы населения, вы только упрочите тот самый криминал, который пытаетесь обезоружить.

— Я не буду излишне жесток, мистер Хейс. В доказательство будет организовано торжественное празднование Дня независимости в Сити-Холл-парке. В том числе для этих ужасных ирландских католиков. В качестве освежительного напитка там будет подаваться исключительно свежая питьевая вода из Кротона. Народ больше не может терпеть, главный констебль. Простите, но мы оба знаем правду. Ни дневная, ни ночная стража на самом деле не занимается предотвращением преступлений. Надо признать, что большинство ваших людей действуют заодно с преступниками, ради личной корысти. Нужно ли мне упоминать имя Джона Кольта или сержанта Макардела?

— Разве это удивительно, сэр, учитывая, каких людей мне приходилось нанимать? Неповоротливого кузена одного политика, бездельника дядюшку — другого. Сколько раз я приходил в Муниципальный совет, прося денег, чтобы завербовать подходящий контингент? Мы делаем что можем исходя из имеющегося. Что же касается сержанта Макардела, то ему нет оправданий.

— Понятно. И все же нужно ли мне говорить, что ваша полиция, из кого бы она там ни состояла, перестала ловить бандитов, а вместо этого с готовностью участвует в преступных махинациях и получает за это свой куш? Или заключает тайные сделки с целью возврата украденных товаров за вознаграждение, предложенное торговцем, а потом делит полученные деньги с самими ворами. И в конечном счете все стороны, вовлеченные в это предприятие — кроме, разумеется, торговца, — готовы его повторить. Я редко видел, сэр, чтобы такого грабителя поймали. Так что давайте наведем в этих делах порядок, а?

На столе у мэра лежала газета.

— В свете вышесказанного я перейду к этому изданию, — сказал Харпер. — Вы его читали?

Хейс через стол стал вглядываться в печатный текст.

— Я должен был на что-то обратить внимание? — Главный констебль достал из внутреннего кармана пальто очки с увеличивающими линзами.

Собеседник указал на первую страницу. Это был выпуск «Сан», яркие заголовки гласили: «Ошеломительное известие!», «С нарочным из Норфолка!», «Через Атлантику за три дня!», «Поразительный триумф!», «Читайте во всех подробностях!»

— Мы живем в новом мире, — произнес мэр. — Только вчера люди за три дня пересекли по воздуху Атлантический океан, друг мой. Как выясняется, по чистой случайности, но это не важно. Авиатор Монк Мейсон направлялся через Ла-Манш во Францию, но поднялся сильный ветер и руль его воздушного шара вышел из строя. В результате шар отправился в противоположном направлении и совершил величайший за все время воздушный перелет, приземлившись через семьдесят пять часов в Южной Каролине. Хотя статья не подписана, мне достоверно известно, что автором является не кто иной, как Эдгар Аллан По. Если не ошибаюсь, вы отдаленно знакомы с этим господином, не так ли?

Хейс внимательно посмотрел на Джеймса Харпера, пытаясь понять, что за человек перед ним. Это был крупный мужчина с широкими бакенбардами и свежим цветом лица, с густыми бровями и твердым расчетливым взглядом маленьких глаз. Такие не стоит недооценивать.

— Я несколько раз разговаривал с мистером По. Он иногда приезжал из Филадельфии навестить Джона Кольта во время заключения во Дворце правосудия. А почему вас это интересует, сэр?

— Он вернулся в наш город. Говорят, в работе вам помогает некое инстинктивное чувство, своего рода внутренний голос. Так вот, я тоже слышал его. Это женский голос, голос Мэри Роджерс, и она уверяет, что наш поэт повинен в ее смерти.

Хейс пристально поглядел Харперу прямо в глаза. Выдержав мгновенную паузу, чтобы собраться с мыслями, главный констебль ответил:

— Я знаком с творчеством этого писателя, в том числе с повестью, в которой обыгрывается убийство Мэри Роджерс. В ходе расследования мне тоже иногда казалось, что мистер По имеет отношение к загадочной истории Джона Кольта, а также, косвенно, к смерти несчастной юной леди. Тщательно проверив свои многочисленные гипотезы, я не смог подтвердить ни одну из них. В том числе ту, согласно которой убийцей является Эдгар Аллан По.

— Вы считаете, на данный момент известны и рассмотрены все обстоятельства смерти мисс Роджерс?

— Конечно же, нет. Убийство не раскрыто. Виновник не наказан. Поэтому я не удовлетворен текущим положением вещей. После того как в прошлом году миссис Фредерику Лосс, владелицу таверны «Ник Мур», случайно подстрелил один из ее сыновей, у нее начался горячечный бред. Женщина рассказала кое-какие принципиально важные сведения, до тех пор не известные полиции. Между прочим, хозяйка сообщила о том, что в ее заведение приглашали молодого врача с целью прервать беременность мисс Роджерс. По признанию миссис Лосс, девушка умерла во время операции. Личности доктора и отца ребенка так и не удалось установить, хотя, могу заверить вас, мы тщательно проверили все версии.

— Именно! А разгадка близка, Хейс: вам лишь нужно вернуться к своему расследованию, и на сей раз все окажется проще простого. До меня дошли сведения, что не кто иной, как мистер Эдгар Аллан По, виновен в том, что девушка оказалась в положении. И он же стал причиной смерти несчастной. У меня есть свидетельство, что писатель был на том постоялом дворе, когда трагически погибла Мэри.

Констебль остался невозмутим.

— И на чьем же свидетельстве основано ваше обвинение? — спросил он.

Харпер достал из ящичка на столе изысканную белую глиняную трубку и, как показалось, с ехидным и торжествующим видом начал набивать ее табаком.

— Андерсона, — помедлив, проговорил мэр. — Он называет свой табак «Утешение» — это так необычно, вы не находите? Надо отдать должное, этот человек — гений. Если добавить в листья немного сушеной вишни, получается чудесный аромат и приятный сладковатый вкус. Угощайтесь.

Он подвинул баночку на другой конец стола, предлагая ее содержимое Хейсу.

Поначалу главный констебль собирался отказаться от угощения, пусть даже оно и называлось «Утешение», воспользовавшись собственными запасами. Но потом, передумав, взял немного вишневого табака из баночки Харпера и набил свою трубку.

— У миссис Лосс на смертном одре не было причины лгать. Нет никаких сомнений, что Мэри Роджерс в сопровождении какого-то негодяя, называвшего себя джентльменом, отправилась в таверну «Ник Мур», чтобы сделать аборт. Для совершения операции пригласили молодого доктора, но процедура прошла неудачно — девушка умерла. Остается ответить на три вопроса. Как я уже говорил, первые два: кто был тот доктор и что за негодяй совратил несчастную юную леди. А третий — зачем над ее телом так зверски надругались?

— По был очень влюблен в нее. — Харпер выпустил из своей трубки полдюжины облачков дыма. — Полагаю, парень использует свой скорбный вид, чтобы втираться в доверие к окружающим. Честно говоря, этот плохо замаскированный прием попросту выводит меня из равновесия. Мисс Роджерс его жалела. Она довольно часто говорила об этом.

Глаза Хейса сузились.

— Ваше знакомство простиралось за пределы табачной лавки?

— Скажем так, я восхищался девушкой. Все мы любили ее. Мэри была нам как дочь. Мне, моим братьям, нашим партнерам, каждому из посетителей заведения Андерсона. По женат. Вирджиния постоянно болеет, а он использует ее страдания в качестве средства для соблазнения дам.

Сыщик выдержал взгляд мэра.

— Мистер По намеревается издать рукопись. Это собрание рассказов, не случайно их там шестьдесят шесть — число зверя, если вы понимаете, что я хочу сказать. Среди них и повесть под названием «Тайна Мари Роже». По моему мнению, это произведение полностью изобличает автора — все равно что признание собственной вины и крик о помощи. Вы ранее упоминали, что знакомы с этим творением, а следовательно, знаете, что предметом изображения там является Мэри Роджерс и ее смерть.

— Я читал повесть. Моя дочь помогла мне изучить там каждую мелочь.

— Сам я редко читаю, — заявил Харпер. — На это нет времени. Но служащий подчеркнул самые важные места. Как уже говорилось, повесть поступила в мое издательство вкупе с шестьюдесятью пятью другими: автор надеется увидеть их опубликованными, чтобы вышло полное собрание его прозы. Я отказал ему — на то есть свои причины. Вы знаете, что мистер По внес правку в свое оригинальное произведение? Радикально урезал концовку, чтобы отвести от себя подозрения. Я слышал, наш поэт часто предается отвратительному хвастовству касательно своих способностей к рациональному мышлению. Он научился строить мысль так, чтобы она вела то в одном, то в другом направлении в зависимости от его настроения — таким образом создается иллюзия некоего блестящего мастерства. Поверьте мне, главный констебль, негодяй виновен в преступлении, о котором пишет. Оригинальный текст должен был состоять из трех частей. Первые две появились в «Сноудэнс» согласно намеченному плану, но третью он забрал из редакции, услышав о предсмертных откровениях миссис Лосс. Спустя месяц лихорадочной переработки в печать был отдан новый вариант третьей главы. Это было год назад, в феврале. Полагаю, вы читали?

— Да, — сказал Хейс. — Там утверждается, что мисс Роджерс умерла во время аборта.

— Так и есть. Осталось понять, что именно По изменил в своей якобы вымышленной истории. В этом и лежит ключ к раскрытию преступления. Разве не так, главный констебль?

— Продолжайте, господин мэр. — Сыщик оставил свое мнение при себе, желая выяснить, куда приведут рассуждения собеседника.

— Мой коллега Джордж Палмер Патнэм, человек, которым я горячо восхищаюсь, решил напечатать рассказы По в своем издательстве. К счастью, количество произведений сильно сокращено — до не менее ужасного числа «тринадцать». Если хотите, я могу лично познакомить вас. Судя по всему, у моего друга находится еще одна редакция повести, в очередной раз перекроенная. На сей раз мистер По заявил, что поклонник, отвергнутый юной леди в прошлом, и есть тот самый негодяй, с которым она встречалась накануне своей гибели.

— По всей вероятности, он недалек от истины, сэр, — проговорил Хейс. — Я не стану с ним спорить.

— Вот именно! В том-то и дело. Разве вы не видите: это же признание! Мэри была с ним. С этим проклятым сумасшедшим! Во время своего первого исчезновения она плавала в его компании по Гудзону. Они останавливались там в гостинице как любовники.

— Вам это доподлинно известно?

— Говорю вам, эту пару видели. Я взял за правило не спускать глаз со своих врагов. — С этими словами новоизбранный мэр встал, тем самым давая понять, что аудиенция окончена. — Я хорошо разбираюсь в людях; уверен, вы тоже, главный констебль. А теперь — удачного вам дня, сэр, и постарайтесь наконец понять, что за жалкий тип этот Эдгар По. Желаю успеха.