Он вынес ее, завернутую в полотенце, из душа и осторожно положил на кровать. Ее волосы струились, кожа светилась, и она смотрела на него так, будто не могла наглядеться.

Вытирая ее лицо нежными похлопывающими движениями, он водил полотенцем по ее шее, по плечам, скользил по ключицам. Подняв ее руки, провел полотенцем по ним и дальше вниз, по груди, по животу, по ее ногам, легко и нежно, едва касаясь полотенцем.

Она лежала теплая, разнеженная, ее чувства обострились так, что от одного прикосновения его дыхания ее грудь напряглась.

Алекс лежала на кровати, Роб смотрел на нее с восторгом — волосы вьются от влаги, кожа розовая от его прикосновений. Губы мягкие, распухшие. Ее груди, тяжелые от желания, поднялись навстречу ему.

Он с трудом перевел дух.

— Алекс, прости. Я не могу остановиться. Мне кажется, я совсем не владею собой. — Он набросил полотенце на свои колени, пытаясь скрыть очевидное.

Слабая улыбка тронула уголки ее рта.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался, — нежно сказала она. Она потянула полотенце, очень медленно проводя мягкой шероховатой тканью по уже восставшей плоти.

Роб застонал:

— Ты сводишь меня с ума.

Она только улыбнулась и толкнула его на подушки.

Следующие две недели Алекс чувствовала себя словно окутанной золотым туманом. Она ходила медленно и смотрела куда-то в пространство, а однажды не сожгла рулеты с корицей лишь только благодаря настойчивому звону таймера, который наверняка пронзительно звенел уже целую вечность, но она все не слышала его.

Одного взгляда на Роба было достаточно, чтобы она могла думать только о том, как бы только прикоснуться к нему, заставить разгореться желание, таять и ощущать то наивысшее наслаждение, которое мог доставить ей только он.

Роб приходил в ее дом сразу же, как заканчивал работу. Встретившись, они тут же запирались вдвоем. Ужин оставался несъеденным. Все дела были заброшены.

Он обнимал ее по ночам, его лицо она видела, просыпаясь утром. И все равно ее тело все время страстно желало его. Алекс не загадывала вперед, не думала о будущем. Лишь ждала только следующего раза, когда сможет увидеть его. Иногда она переставала дышать, желание охватывало ее, едва его губы касались ее рта.

В тот вечер Алекс встретила его у двери, странно смущенная.

— Роб, завтра домой возвращаются Шеннон и Дарси.

Тот остановился.

— Завтра?

Они не могут приехать завтра. Он все еще должен был прикасаться к ней, обнимать ее, утопать в ней каждый день.

Они стояли и смотрели друг на друга.

— Когда они приедут, мы больше не сможем быть любовниками, как сейчас, — медленно произнесла Алекс. — Им всего четырнадцать. И я не думаю, что это будет хорошо для них, когда они все поймут.

Робу показалось, что он не может понять смысла сказанных слов. Близнецы вернутся, и он больше не сможет прикоснуться к ней?

Между ними воцарилось молчание.

Роб запустил руку в волосы. Он был не готов к их возвращению и не готов думать об ответственности и последствиях. Он хотел ее. Только это имело значение.

— Может быть, мы могли бы объяснить… — Он покачал головой. Что можно объяснить? Он же сам ничего не понимает. — Мы могли бы пойти ко мне, — сказал он, как бы пробуя слова. Это тоже не казалось правильным. Он не мог представить ее там. То, что было между ними, было в ее доме, в ее постели.

Тон Роба был таким резким, что Алекс даже сначала не поняла, что этим он причинил ей боль. У него был дом, куда он явно не хотел впускать ее. Она ждала последующих его слов, объясняющих, как они смогут видеться друг с другом. Но никаких слов не последовало.

«Он не хочет встречаться со мной».

Тишина разрасталась. Боль начала царапать ее изнутри.

Может быть, он просто стесняется своего дома и не хочет, чтобы она видела, как он живет.

«Может быть. Или не хочет, чтобы ты стала частью его жизни. Он никогда не знакомил тебя со своими друзьями, не показывал, где работает, не рассказывал о своей семье. А когда уходит, то как будто улетучивается, исчезает до тех пор, пока не появится снова».

Может, он стыдится ее?

Алекс вдруг осознала, что не имеет ни малейшего представления о том, что он чувствует к ней. Хотя, подумала она, это становится все яснее с каждой минутой.

Отступая от него, сцепив руки за спиной, она тихо заговорила:

— Думаю, все могло быть по-другому, если бы мы вместе подумали о будущем. — Боль нарастала, заглушая слова. — Но мы ведь на самом деле не будем думать об этом?

* * *

Роб не знал, что сказать. Будущее? Он никак не мог разобраться с настоящим. Еще вчера Алекс была его другом, а теперь они уже горели страстью в постели. И он чувствовал, что с того дня не может разумно мыслить.

— Алекс, я в общем-то не думал о будущем. — Он помялся, чувствуя, что это прозвучало как-то нехорошо.

— Я тоже не думала, — сказала она.

Все не так плохо. Просто это ново для них. Людям требуется время, чтобы обдумать такие вещи.

— Но я не хочу, чтобы из-за этого пострадали девочки.

Роб был согласен, но не мог подобрать нужных слов.

Алекс заговорила снова. Ее голос был тихим.

— Это я сглупила. — Она улыбнулась, но уголки ее рта остались напряженными. — Думала, если секс был… был таким, каким он был, то между нами должно было быть что-то серьезное, забыв, что для тебя это может выглядеть совершенно по-другому. — Ее голос странно прервался. — Ты, наверное, раньше уже много раз проходил через такое, и все это лишь от того, что наши гормоны функционируют нормально.

Как она может говорить такое? Как она может быть такой спокойной? У нее было ощущение, что она смотрит на себя откуда-то издалека, а в это время изнутри ее пожирает всепоглощающая тревога.

Роб открыл рот, но ничего не сказал, так что Алекс пришлось заполнить паузу.

— Я была ужасно наивной, да?

Что она говорит? Их общее будущее? Он никогда не думал о будущем с Алекс. Мечтая о настоящем, хотел касаться ее и заниматься с ней любовью, хотел смеяться и целовать ее. Но будущее?

Он никогда не хотел для себя такого будущего, в котором один взгляд на нее разрывает его на части. Где он беспокоился, волновался, заботился — и да, черт побери, ревновал. Где после занятия любовью он чувствовал себя опустошенным, потрясенным и жаждущим одновременно. Если он позволит себе любить ее так, от него просто ничего не останется.

Это было слишком. Он не мог долго жить так.

Роб произнес это так тактично, как только мог, и видел, как Алекс замыкается в себе, как бы заползает в маленькую холодную раковину. С ее лица исчезла мягкость, на смену ей пришла настороженность, которую он не видел уже давно.

Когда он договорил, она кивнула. Не пыталась убедить его, что он ошибается и что они созданы друг для друга, только кивнула. А потом она улыбнулась, слишком лучезарно.

— Тогда я думаю, это все, не так ли? — Она выглядела такой хрупкой, словно могла сломаться от легкого ветерка.

— Нет, — сказал он непринужденно.

На минуту она онемела. Замерла. Но оцепенение начинало проходить. Почувствовав, как боль ручейком втекает в нее, она сцепила руки, стараясь оттолкнуть чувства, и попыталась говорить спокойно.

— Роб, мне уже не стать снова двадцатилетней. Я не могу заставить близнецов исчезнуть. И не хочу отношений с кем-то, кому не нравлюсь такая, какая есть, Я не хочу ломать себя снова. — Боль становилась сильнее, теперь она уже лилась потоком, и сопротивляться было бесполезно.

— Значит, ты хочешь, чтобы я просто ушел отсюда?

А ведь это может случиться. И уже очень скоро. Но ведь это совсем не то, что она хотела.

— Нет, — ответила она. И услышала, как рассмеялась коротким, жестким смешком. — Я хочу, чтобы ты думал, что я — лучшее, что когда-либо случалось с тобой. Я хочу, чтобы ты любил меня до безумия. Я хочу, чтобы ты думал, что не хочешь и минуты прожить без меня, не важно, сколько мы заплатим за то, чтобы быть вместе. — Она покачала головой. — Но я понимаю, что это невозможно.

Роб не мог поверить в это. Она не могла хотеть, чтобы он ушел.

— Алекс, мы не должны потерять все только потому, что это не может быть… постоянным. Нет причин… — Он остановился, когда она отрицательно покачала головой и заговорила снова.

— Роб, мое чувство к тебе не временное. — Она заглянула ему в лицо, и ее голос стал еще тише. — Я люблю тебя. Я не знаю, когда это случилось, но я думаю, до того, как я захотела заняться с тобой любовью. И мне кажется, поэтому занятие любовью значило для меня так много.

Любовь. Когда они начали говорить о любви? В последний раз, когда он смотрел на нее, они говорили о сексе.

Алекс подошла к двери и распахнула сетчатую дверцу. Раздался скрип. Ему надо было смазать ее, автоматически заметил он.

«Ты за это больше не отвечаешь».

Роб вышел за ней на веранду и встал напротив. Она смотрела куда-то за его плечо. Где-то жужжала газонокосилка. Мимо промчался ребенок на велосипеде. Он вытащил из кармана ключи, но стоял, держа их в руке и водя по ребристому краю большим пальцем.

— Ты бедный человек, Роб? — Ее голос звучал отстраненно.

— Я совладелец «Дж. Р. контракторз». — Должен ли он объяснять, что не говорил всего этого, чтобы не пришлось лгать? Но он понимал, что сейчас его поведение казалось лживым. Подозрительным.

— Почему ты начал помогать мне? — Ее голос стал резким.

— Я хотел помочь вдове. — Роб поморщился. Теперь это звучало глупо. — А потом, думаю, я захотел помочь тебе.

Они постояли еще несколько мгновений. Он попытался что-то сказать. Она выдавила улыбку, а потом повернулась и вошла в дом, закрыв за собой дверь.

— Где Роб? — спросила Дарси. — Он не дождался, чтобы поприветствовать нас?

Алекс сжала руки. Они едва успели вернуться домой из аэропорта. Он ушел только вчера. Она не была готова об этом говорить.

— Пока вас не было, он закончил все работы из списка, поэтому больше не вернется. — Ее голос был слабым, но она смогла сказать это.

— Ты не пригласила его зайти к нам? — осуждающе спросила Дарси. Лицо ее начал заливать румянец. — Он был нашим другом, возил нас на рыбалку и на банкет отцов и дочерей, обязательно захотел бы увидеть нас снова, а ты не пригласила его в гости? — От гнева она почти обезумела. А теперь подошла и Шеннон, и на ее лице было осуждение.

Роб был и их тоже. Теперь он не вернется и к ним тоже. И им некого винить, кроме нее.

Алекс нащупала за спиной кухонную стойку и изо всех сил схватилась за нее, потом тихо начала:

— Он не вернется просто потому, что его работа закончилась. Пока вас не было, Роб и я пытались… встречаться.

Шеннон и Дарси уставились на нее так, будто никогда не слышали ничего подобного.

— И у нас не получилось. — Ей с трудом удавалось владеть своим голосом. — Плохие ассоциации. — Эти слова превратились в шепот. Она сглотнула. — Нам трудно видеть друг друга.

— Что? — В этом единственном слове звучала ярость. Если она надеялась на сочувствие, то его не получит.

— Ты хочешь сказать, что Роб больше никогда не придет увидеть нас? Что он никогда не возьмет нас на рыбалку…

— …и что мы больше никогда не увидим его в «рыбном» галстуке?

— Да. — Слово прозвучало глухо.

Дарси впала в ярость, стала метаться по комнате. Шеннон сурово посмотрела на Алекс, потом поймала сестру за локоть. Та вырвалась. Шеннон схватила ее снова, бормоча что-то себе под нос.

Дарси остановилась. Посмотрела на Алекс. А потом помчалась в свою комнату, Шеннон понеслась за ней следом.

Роб отодвинул в сторону бумаги и калькулятор, он ужасно устал. Пятница. Половина пятого. Через час ему придется поехать домой. А там он будет сидеть, слушать пустоту, зная, что в субботу ему теперь некуда идти. И не сможет строить никаких планов, потому что…

«Потому что ты не готов признать, что не вернешься».

Он глянул вниз на свои брюки — те самые, что ему подарили Дарси и Шеннон. Так захотелось, чтобы на нем была и их кинг-конговская рубашка, и рыбный галстук. Они были… успокаивающими. Когда он надевал их, то чувствовал себя немного ближе к близнецам.

Подойдя к окну, посмотрел на улицу. Он скучал по девочкам даже больше, чем мог бы себе представить. Как могло все это раздражение превратиться в привязанность?

Увидев их, вероятно, вспомнится только, как они выводили его из себя. Он просто романтизирует их.

А как насчет Алекс?

О ней он не думал. Мысли об Алекс он отбрасывал так далеко, как только мог.

Но как только он заснет, она будет с ним.

Не слишком хорошее начало, чтобы найти кого-то нового.

Роб вздохнул. Но это может случиться, со временем.

На его столе ожил интерком.

— К вам посетители, мистер Кейлен.

Почему его секретарша не сказала, кто они такие? Обычно она называла ему имена посетителей.

Роб открыл дверь. В приемной сидели Шеннон и Дарси — аккуратно причесанные и в одежде без дыр. Он почувствовал, что будто кто-то ударил в грудь. Наверное, грузовик.

Увидев его, они встали. Дарси просияла, а Шеннон с широко раскрытыми глазами теребила свои пальцы.

— Привет, Шеннон и Дарси, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал громко и энергично. — Рад вас видеть.

Похоже, их это не убедило.

— Почему бы вам не зайти в мой кабинет?

Они одновременно кивнули.

Войдя в кабинет, девочки неловко стояли, прижавшись друг к другу, и выглядели такими ранимыми. Временами из-за их поведения не верилось, что они еще такие юные. У него сдавило грудь, и он отбросил свои попытки изображать веселость.

— Я скучал по вас, — тихо сказал Роб. — Я ношу одежду, которую вы мне подарили, только потому, что она напоминает о вас.

Дарси бросила на сестру взгляд, кричащий: «Ну, что я тебе говорила!»

— Не хотите ли присесть?

Они обе сели, но Дарси снова немедленно вскочила и начала ходить по комнате. Похоже, ни одна из девочек не собиралась заговорить первой.

— Как проходят каникулы?

— Хорошо.

— А как поездка к бабушке и дедушке?

— Хорошо.

Последовала долгая пауза. Дарси заходила быстрее, и он увидел, как побелели костяшки стиснутых пальцев Шеннон.

Робу было больно за них. Больно за себя. Они казались частью его сердца вопреки всем его многочисленным жалобам. Они были осложнением, которого, как думалось, он не хотел.

— И какова причина вашего визита ко мне?

Дарси перестала ходить и остановилась перед ним, прямая и неподвижная. Ее лицо было бледным как мел, веснушки потемнели.

— Мы хотели поговорить о том, что произошло между вами и мамой.

— Хорошо, — произнес Роб. — Что она рассказала вам?

— Рассказала, как вы пытались встречаться, и как у вас не получилось, и что вы не вернетесь, потому что между вами слишком много чувств, причиняющих боль.

Шеннон тоже встала.

— Но я подумала, даже если вам нравится мама, вы не вернетесь на самом деле из-за того, что не хотите иметь семью. — Ее подбородок дрожал.

Эти слова оглушили его. Потому что именно так он говорил себе сам. Да, не хотел, чтобы они вошли в его жизнь. Даже гипотетически.

Шеннон — Шеннон! — теперь говорила за всех.

— И я подумала, что, если это правда, — она посмотрела на Дарси, — мы могли бы остаться у дедушки с бабушкой по меньшей мере до конца этого года. — Слезы потекли по щекам. — Тогда вы с мамой могли бы…

— …могли бы быть как настоящие новобрачные, вокруг которых не крутятся постоянно дети, — торопливо закончила Дарси.

О Господи! Он протянул одну руку к Шеннон, другую к Дарси и крепко обнял их. И Дарси, Дарси, которая никогда и ни из-за чего не проронила ни слезинки, тоже начала плакать — тяжело всхлипывая, вздрагивая всем телом.

— Я скучала по вас, Роб, — прошептала она в его рубашку.

Роб хотел все исправить и остановить их боль. Сейчас отдал бы все, что угодно, чтобы думать, что не он был причиной всего этого.

Дарси почти сразу же отпрянула, оставив Роба дрожать и стыдиться своего эгоизма. Но как же Алекс без близнецов? Невообразимо.

— Не все так просто, дело не только в том, иметь детей или не иметь их, — попытался он объяснить. — Между двумя людьми возникает множество проблем помимо детей. Взрослым нужно думать о целях и о будущем.

— А как же любовь? — перебила Шеннон.

— Любовь тоже важна. Но когда мы с вашей мамой разговаривали, мы поняли, что наши взгляды не совпадают.

— Потому что вы не любите ее?

Что они так прицепились к этой любви? Как будто если бы они с Алекс любили друг друга, это мгновенно ликвидировало бы все трудности. Они такие наивные.

— Вы упускаете главное, — сказал он. — Даже если бы мы любили друг друга, существует множество вещей, которые должны совпасть, чтобы отношения могли наладиться.

— Но вы любите друг друга?

Роб не знал, как ответить на это, и молчал.

Девочки притихли. А через минуту как по команде одновременно встали.

— Думаю, нам лучше уйти, — сказала Шеннон. У Роба было твердое ощущение, что он подвел их.

Они вместе пошли к двери.

— Думаете, мы еще когда-нибудь увидимся? — спросила Шеннон.

Он дал сестричкам номера телефонов, уверил их, что они могут звонить всегда, если у них будут проблемы.

— И может быть, когда между мной и вашей мамой все успокоится…

Они захлопнули за собой дверь. Роб рухнул в кресло, схватившись за голову. К тому времени им не захочется видеть его. Их жизни мчатся вперед. Они не будут больше скучать по нему.

Единственным благородным поступком будет попытаться завоевать Алекс снова. Прямо сейчас. Ради их общего блага.