Габриэлла сидела у кровати профессора и смотрела, как ее наставник боролся за каждый вдох. Эта внезапная беспомощность казалась ей какой-то нелепой. Всего два дня назад они, облепленные грязью, вспотевшие, находились под землей и занимались тем, что было главным в их жизни. Если не считать Куинн, трехлетней дочурки, по которой Габриэлла очень скучала, ничто не привлекало ее так сильно, как поиски древних секретов. За последние несколько лет в ее жизни произошло слишком много неприятных перемен. Только поездки в Рим, раскопки за городскими воротами помогали ей сохранить рассудок.

Ничто не могло сравниться со сладостным мгновением нового открытия. За последний сезон их было сделано особенно много. Возможно, самым волнующим за всю ее карьеру было то мгновение, когда она три недели назад на глазах профессора Рудольфо, стоявшего рядом, осторожно смахнула толстый слой пыли и увидела деревянную шкатулку, сжатую в руках мумии. Еще одно движение кисточки обнажило затейливый резной узор на ее крышке.

— Вы только посмотрите на это, — зачарованно прошептал Рудольфо. — По-моему…

Он наклонился к шкатулке и принялся внимательно рассматривать изображение, вырезанное на ней.

— Да, это феникс. — Профессор узнал птицу, которая во многих древних культурах символизировала возрождение.

Ученые переглянулись. Им была хорошо известна древнеегипетская легенда, восходящая к временам правления фараона Рамсеса Третьего, о деревянной шкатулке, очень похожей на эту. В ней якобы хранилось сокровище, бесценные камни, которые охранял феникс, изображенный на крышке.

Ни Габриэлла, ни Рудольфо не смели произнести вслух то, о чем подумали. Неужели это та самая шкатулка из Древнего Египта? Здесь, в Риме, в гробнице четвертого века нашей эры?

Габриэлла продолжала терпеливо сметать пыль и мелкий мусор из глубоких вырезов на деревянной крышке, однако то, что она чувствовала, никак нельзя было назвать терпением. Как правило, археолог сам уничтожает свои собственные находки, однако сейчас, впервые за всю карьеру Габриэллы, это было не так. Одних только предыдущих открытий было достаточно для того, чтобы считать эти раскопки значительным событием. Но содержимое шкатулки могло стать самой важной находкой в ее жизни.

Иногда раскопки могут продолжаться десятилетиями, однако это был не тот случай. Гробница не обрушилась. Над ней никогда не было возведено ни одного здания. Это была одна из загадок, поразивших Габриэллу и профессора Рудольфо. Почему именно эта территория осталась нетронутой? Каким чудом в мире, даже в непосредственной близости с крупными городами, остаются места, где прошлое находится так близко к поверхности?

В этих раскопках тайной было окутано все, даже то, как именно было обнаружено это место.

С тех пор прошло уже четыре года. В то воскресное утро шел снег, и старый студенческий городок Йельского университета был окутан толстым белым покрывалом. Габриэлла пересекала площадь и радовалась тому, что из дома вышла рано. Стояло чудесное зимнее утро, тихое и искрящееся. Она почти наслаждалась им.

Габриэлла с самого детства посещала службы в так называемой Боевой часовне, где ее мать была хормейстером Общества любителей Бетховена. После смерти матери часовня осталась единственным местом, где Габриэлла по-прежнему чувствовала ее присутствие и не так остро переживала боль утраты. Может, все дело было в том, что здесь она всегда сидела одна, без матери. Может быть, только здесь Господь милостиво даровал ей хоть немного утешения.

Габриэлла впоследствии прочитала в «Йельских новостях», что необычный акустический эффект, наблюдавшийся в часовне в тот день, своим появлением был обязан толстому покрывалу снега. Оно приглушило звуки окружающего мира, изолировало здание. Голоса певчих звенели словно колокольчики, кристально чисто. Женщине казалось, что низкие тона органа вибрируют не только в басовых трубах, но и в ее теле.

Из-за вьюги многие побоялись выходить из дома. Народу в часовне было мало, и все же Габриэлла не сразу заметила священника, сидевшего перед ней в соседнем ряду. В Боевую часовню нередко захаживали представители духовенства, чтобы провести службу или просто помолиться. Все шло своим чередом, но вот после окончания богослужения священник подошел к Габриэлле, когда та надевала пальто, и поздоровался с ней, назвав по имени. Она удивилась, но священник объяснил, что приехал в университет именно для того, чтобы встретиться с ней. Капеллан указал ему на нее, когда она зашла в часовню.

Священник назвался отцом Даэрти и попросил уделить ему несколько минут. Габриэлла согласилась. Все прихожане покинули часовню, и они остались одни.

Габриэлла до сих пор отчетливо помнила, какая же тогда стояла тишина. Снег изменил и ее звучание.

Из-за бурана в часовне во время богослужения было темно, но теперь выглянуло солнце. Его лучи озарили яркие мозаичные окна и покрыли скамьи тенями, окрашенными всеми оттенками драгоценных камней. Такие же пестрые блики упали на Габриэллу и отца Даэрти.

Боевая часовня представляла собой очаровательное строение. Интерьер был отделан резным дубом, стены украшены затейливыми узорами. Все это так притягивало взор Габриэллы, что она даже не очень старалась сосредоточить внимание на лице священника.

Внешность отца Даэрти была самая обыкновенная. Слишком обыкновенная, если в этом выражении есть какой-то смысл. Даже возраст его не поддавался точному определению, так, где-то между пятьюдесятью и семьюдесятью. Он носил очки в тонкой металлической оправе. Должно быть, стекла в них были толстыми или слегка тонированными, потому что Габриэлла не смогла вспомнить цвет его глаз. Может быть, глаза у него были просто карие. Священник изъяснялся с едва заметным бостонским акцентом.

Отец Даэрти сказал, что приехал специально для того, чтобы передать Габриэлле один документ, составленный в конце девятнадцатого столетия.

— Он запятнан кровью, но вы сможете его очистить. — Он протянул ей конверт, склеенный из плотной бумаги.

В нем лежали несколько листков дорогой веленевой бумаги, исписанных мелким неразборчивым почерком. Габриэлла бегло осмотрела их в полумраке часовни и поняла, что они выдраны из чьего-то дневника.

— Дневник, из которого вырваны эти страницы, ныне находится в безопасном месте, — объяснил священник. — В восьмидесятых годах девятнадцатого века некий прихожанин передал его своему духовнику во время исповеди. Тайна исповеди является священной, поэтому больше я ничего не могу сказать. Я понимаю, что говорю загадочно, и очень сожалею об этом. Однако вам не нужно знать всю эту историю и знакомиться с остальной частью дневника. Здесь вы найдете все, что вам понадобится.

— Понадобится для чего?

Священник сосредоточился, задумался, устремил взор в апсиду часовни и ответил не сразу:

— Если то, что здесь написано, правда, то вы станете знаменитой.

— А что получите вы?

— Я простой посланник. Все это произошло очень давно. Мой епископ уверен в том, что мы больше не имеем права хранить в тайне эту часть дневника.

Отец Даэрти вдруг встал и надел пальто.

— Просто прочитайте этот документ, профессор Чейз, и поступите так, как нужно.

— А как нужно?

— Пролейте свет во мраке.

Священник не стал дожидаться Габриэллы и быстро ушел. Когда она поспешно схватила свои вещи и выбежала на улицу, фигуры, облаченной в черное, уже нигде не было видно. Везде, куда ни кинь взгляд, белел снег. Какая-то женщина в ярко-красной куртке с капюшоном быстро уходила вдаль.

На листках из дневника были сделаны примечания, поясняющие, что здесь обозначены пять мест, содержащих археологические ценности. Через несколько дней Габриэлле удалось установить, что все эти места находятся в Риме. Она немедленно связалась с профессором Альдо Рудольфо, своим наставником, с которым недавно вела раскопки в Салерно. Тот также сразу же загорелся интересом. Разумеется, ему была в общих чертах знакома та местность, о которой шла речь. Он сказал Габриэлле, что всего два года назад неподалеку от одного из указанных мест велись раскопки, не давшие никаких результатов.

Через несколько недель профессор Рудольфо сообщил Габриэлле по электронной почте, что все эти участки принадлежат потомкам одного археолога, умершего в самом конце девятнадцатого века, и он сейчас ведет с ними переговоры, надеясь получить разрешение на проведение раскопок.

На это потребовался целый год, но в конце концов Рудольфо подписал контракт с наследниками археолога, и можно было приступать к работе.

Ничто не может заменить лопаты и совки, когда дело доходит до самого сердца раскопок, и все же самые совершенные лазерные и инфракрасные детекторы, имевшиеся в распоряжении профессора Рудольфо и Габриэллы, позволили им с небывалой точностью определить район поисков. Первые две попытки не принесли ничего значительного. Были найдены лишь остатки древних стен, осколки старинной керамики и стекла. Культурный слой был типичным для любой территории Вечного города, расположенной неподалеку от городских ворот.

Но вот это место, третье по счету, оказалось невероятно богатым.

Профессор открыл шкатулку, извлек из нее мешочек из высохшей кожи и развязал его.

Он посветил внутрь фонариком и немедленно издал то ли крик, то ли вопль:

— Смотрите, Габриэлла, что держит в руках наша Белла! Похоже, вы наконец-то нашли свое сокровище!

Сейчас профессор лежал в больнице с огнестрельным ранением, обессиленный потерей крови и сильной инфекцией.

У Габриэллы не было никаких сомнений в том, что нашелся человек, который ради этого сокровища пошел на убийство.