Рим, Италия. Среда, 15.10

На светофоре загорелся зеленый свет, прозвучал пронзительный сигнал клаксона. Священник пересек улицу и пошел вдоль ряда торговцев, бегло осматривая их товар. Если он и встретился взглядом с кем-то из них, то это осталось бы не замеченным случайным наблюдателем, который следил бы за этим излишне полным священником средних лет. Священник прошел еще двадцать ярдов и оказался в самом конце Витторио Венето, у площади Барберини. Он с одышкой поднялся по короткой лестнице и вошел в грязную, убогую церковь Санта-Мария-делла-Кончеционе.

Никто из посетителей уличных кафе, расположенных на противоположной стороне улицы, не обратил внимания на то, как он скрылся за деревянной дверью. Эта церковь не была так популярна, как Ватикан или Пантеон. В сравнении с величественными и славными римскими храмами церковь Санта-Мария-делла-Кончеционе казалась бедной родственницей, и все же ее угрюмый склеп притягивал отдельных туристов. Так что не было ничего необычного в том, что в церковь зашел какой-то человек, тем более священник.

Ему потребовалось некоторое время на то, чтобы освоиться в полумраке после яркого солнечного дня. В храме было сыро, уныло и убого. Позолотой сверкал лишь крест, установленный над нефом.

Священник взглянул на часы, подошел к купели, окунул пальцы в святую воду, перекрестился, прошел по центральному проходу, опустился на колени и какое-то время молился, точнее сказать, притворялся, что молится. На самом деле этот человек постоянно посматривал на часы. Он знал, что экскурсия должна начаться с минуты на минуту. Его сердце бешено колотилось.

Так прошло шесть минут. Наконец священник поднял голову, посмотрел на алтарь, встал и прошел в дальнюю часть церкви, где уже собрались любопытные.

Здесь чувствовался запах древней пыли и плесени, который вовсе не был таким уж неприятным.

«Аромат старины», — мысленно усмехнулся он.

Монах с угрюмым лицом проводил шестерых посетителей вниз по узкому коридору. Через чугунную калитку они вошли на территорию подземного кладбища. В пяти помещениях находились останки четырех тысяч монахов-капуцинов, умерших, но не погребенных.

Все стены и потолок помещений были покрыты вычурными украшениями из высушенных и отбеленных костей давно умерших монахов. Алтарь, светильники и часы — все было сделано из человеческих останков.

Священник лишь краем уха слушал бубнящий голос монаха, объясняющего, что la macabra composiziones были составлены из костей усопших монахов, живших еще в семнадцатом и восемнадцатом столетиях. Это зрелище должно не вызывать страх, а побуждать к молитве и размышлению о вечном.

Этот человек посещал склеп не впервые, однако он с какой-то страстью разглядывал тысячи черепов, ребер, челюстей, костей ног и рук, позвонков и костей таза, потерявших всякое сходство с человеческими останками и превратившихся в материал, который художники использовали для создания своих произведений.

Когда экскурсия завершилась, священник послушно поднялся наверх вместе с остальными посетителями и вышел из церкви. Он немного постоял на улице, дожидаясь, когда все разойдутся. Наконец на лестнице никого не осталось.

Священник убедился в этом, неспешно завернул за угол и прошел мимо тех же самых уличных торговцев. На этот раз он замедлил шаг и повнимательнее присмотрелся к выставленному товару.

Первый продавец сидел за столиком с дешевыми итальянскими сувенирами. Здесь были наклонные Пизанские башни, бронзовые соборы Святого Петра, магнитики на холодильник с изображениями восхитительных фресок Сикстинской капеллы. Следующий столик был забит сумками, портмоне и прочими товарами из кожи всех мыслимых цветов и размеров. Дела у торговца шли бойко. Третий продавец предлагал дешевые копии очень дорогих украшений. Он выставил великое множество толстых золотых цепочек с копиями древнеримских монет, золотых и серебряных браслетов, усыпанных жемчугом, и серег с фальшивыми бриллиантами. Для уличного лотка качество товара было поразительно высоким.

Священник потрогал серебряное ожерелье. На нем висели шесть массивных кулонов со стеклянными рубинами, изумрудами и сапфирами.

— От Гуччи, — сказал продавец, заметив его внимание.

Священник кивнул. Его губы тронула легкая улыбка.

— Правда?

— Хорошая копия. — Торговец говорил по-итальянски с сильным акцентом. — Совсем недорого.

— У вас есть три таких? Абсолютно одинаковых?

Продавец кивнул, нагнулся и достал из-под стола сначала одну, затем другую и наконец третью коробку с тисненым словом «Гуччи», выполненным шрифтом, очень напоминающим тот, которым маркировались изделия известного дома моделей, и все же не совсем таким. Мало кто заметил бы разницу, не имея под рукой оригинала, необходимого для сравнения.

Цена была обговорена и заплачена. Торговец спрятал купюры в карман фартука. Священник убрал ожерелья в чемоданчик и ушел.

Через квартал он завернул за угол и зашел в первое попавшееся кафе, где заказал капучино в память об умерших монахах. Священник положил чемоданчик на стойку и поставил на него локти.

У него практически не было никаких сомнений в том, что по пути в церковь за ним никто не следил. Он об этом позаботился. Никто не наблюдал за ним и в склепе. Когда этот человек покупал бижутерию, поблизости не было никаких праздношатающихся прохожих, глазевших на него.

Кофе оказался крепким и горячим, но священник быстро допил его и направился в туалет. Там он убрал все украшения в карман, а коробочки оставил в чемоданчике.

Обладатель драгоценностей от Гуччи вышел на улицу и направился дальше. Он то и дело останавливался и смотрел в витрины магазинов. По отражениям в стекле было ясно, что за ним никто не следил.

Священник знал, что если кто-то попытается отнять у него чемоданчик, то он окажет сопротивление, но в конце концов отдаст его. Но он ни за что на свете не отдал бы то, что лежало сейчас у него в кармане.