Рим, Италия. Четверг, 07.20
Джош услышал звонок телефона, проснулся, но отвечать не стал. Древний Рим и разговор с Лукой были для него куда более реальными, чем кровать, в которой он спал, и головная боль. Голова болела вовсе не у него, а у Юлия. Райдер находился здесь, в реальности.
Он перевернулся на другой бок и попытался вернуться туда, где только что находился. Юлию и Луке нужно было принять еще много важных неотложных решений, которые позволили бы им избежать нависшей опасности. Джош тщетно старался оживить в сознании ту картину, которая была такой отчетливой всего несколько минут назад. Оранжево-розовое небо, статуя Августа, высокие кипарисы и проблема, которую необходимо решить.
«Как спасти Сабину? Существует ли какой-нибудь способ вернуться назад, или же я потерял мысленный контакт с мембраной, которая привязывала меня к этим призрачным видениям?»
Джош потер глаза, и от этого движения у него заболели руки. За предыдущий день ссадины, полученные тогда, когда он копал проход, успели затянуться, но сейчас многие из них открылись заново. Из бурых полосок сочилась свежая кровь.
На Джоша нахлынули воспоминания о недавнем прошлом, события последних нескольких часов. Сперва какой-то тип охотился на него, а затем сам стал жертвой.
Райдер смахнул волосы со лба, стараясь не задеть рваную рану длиной в два дюйма. Однако никакой раны не было. Она оказалась составной частью провала в прошлое.
Джош почувствовал, что сходит с ума.
«Не может быть никакой речи о том, что я встретил себя самого, такого, каким я был в прошлой жизни. Мое воображение вырвалось на свободу. Причиной этого стала травма, полученная в результате террористического акта и усугубленная новым актом насилия. Разумеется, ничего иного и быть не может. Чем скорее я уберусь из Рима, подальше от бесконечных воспоминаний о чужом прошлом, тем лучше.
Нет? Оставайся, реши этот вопрос. Спаси ее».
Джош чувствовал себя так, словно какая-то сила пропихивала его через малюсенькое отверстие в стене. Почему он прикован к другому времени, месту и к людям, которых уже давным-давно нет в живых? Джош не мог описать мучительную агонию насильственного возврата в настоящее. Его душа, вся до последней унции, требовала остаться в прошлом и спасти любимую женщину. Если Юлий не придет за Сабиной, то она подумает, что он ее бросил и вообще никогда не любил.
«Никакой Сабины нет! Ты одинокий человек, у которого разыгралось воображение».
Тело этого человека ныло так, словно его хорошенько избили. Мысли принадлежали Юлию, а вот тело — Джошу. Кожа так высохла, что казалась наждачной бумагой. Глаза горели, волосы были грязные, мышцы ног ныли так, будто он пробежал марафон, в ноздрях прочно засел запах гари.
Безумие пугало его. У Джоша больше не было ни малейшего желания анализировать и детально разбирать то, что с ним происходило. Он хотел только того, чтобы все это закончилось. Хотел вернуться в то, что было до этого взрыва, с воспоминаниями, начинающимися с четырехлетнего возраста, когда отец подарил ему первый фотоаппарат и они отправились в Центральный парк, где он отснял свою самую первую пленку.
Единственный способ разорвать эти чары заключался в том, чтобы встать с кровати и отправиться в душ. Но даже холодная вода, хлещущая по его телу, не смогла прогнать ощущение того, что он проснулся лишь наполовину. Какая-то его часть осталась в потустороннем мире с Сабиной.
«Твою мать! Твою мать! Твою мать! Это же полное безумие! Нет никакой женщины по имени Сабина. Нет никакого прошлого. Есть только мой головной мозг, подточенный какой-то невидимой травмой. Она пока еще не проявила себя достаточно отчетливо, чтобы можно было поставить диагноз».
Разумеется, Джош прочитал сотни отчетов, составленных Малахаем и Берил. В них говорилось о детях, помнивших свои прошлые жизни так отчетливо, что сотрудникам фонда даже удалось обнаружить документальные подтверждения некоторых исторических событий, свидетелями которых они были. Однако все скептики в один голос утверждали, что если и есть какие-либо доказательства переселения душ, то логично предположить, что их скорее подтасовали, чем вспомнили.
Порой дело действительно было в этом, но подобное повторялось снова и снова, с тысячами детей. Неужели все это делалось умышленно? Но с какой целью?
Эти малыши страдали, вспоминая свои прошлые жизни. Это можно было видеть в их глазах, слышать в дрожащих голосах. Их родители не получали от этого никакой материальной выгоды. Никто из них не стал знаменитым. Фонд «Феникс» просто помогал детям унять мучительные воспоминания. Берил и Малахай обследовали три с лишним тысячи мальчиков и девочек, никто из которых даже не пытался «обналичить» свое прошлое.
Так почему же Джош не мог поверить, что с ним происходило то же самое? Почему он никак не хотел принять тот факт, что давным-давно в Риме произошла какая-то страшная трагедия, и вот сейчас, много столетий спустя, он благодаря какому-то метафизическому чуду вспоминал о том, чего не должен был помнить?
Вдруг женщину, чье тело, превратившееся в мумию, обнаружили профессор Рудольфо и Габриэлла, действительно звали Сабиной? Может, в Риме и на самом деле жил жрец по имени Юлий, по чьей вине эта Сабина умерла от удушья в тесном подземном склепе? Карма была, есть и будет. Неужели отголоски этого жуткого события распространились во времени и теперь требуют возмездия?
«Но даже если поверить во все это, то что, черт побери, я должен сделать?»
Джош усилил струю воды, сделал ее горячее.
«Как расквитаться за смерть, произошедшую в триста девяносто первом году нашей эры?
Надо отыскать то тело, в котором теперь обитает душа Сабины, и искупить свою вину.
Не эта ли мысль терзала меня с того самого момента, как я очнулся в больнице после взрыва?
Меня где-то ждет женщина, и я не буду самим собой до тех пор, пока не найду ее».
Джош был настолько одержим мыслями об этой женщине, что это разбило вдребезги его брак, уже и без того треснувший.
Женщина, в которой теперь жила душа Сабины, ждала, что на этот раз он ей поможет.
Вожделение не нуждается в объяснении. Нет никакой логики в том неутолимом голоде, который может обрушиться на человека в любое мгновение и сделать его практически беспомощным.
Райдер стоял в душе под струями воды, пытался хоть как-то разобраться в своей полностью перепутавшейся жизни и вдруг поймал себя на том, чего просто никак не мог ожидать. Его захлестнуло непреодолимое желание прикоснуться к телу Сабины.
Джош прислонился к холодной кафельной плитке и закрыл глаза. Он попытался совладать с собой, но тщетно. Его телу не было никакого дела до того, что диктовало сознание.
«Мне нужно найти Сабину, ощутить ее аромат, вкусить ее, погрузиться в нее. Я должен скрыться вместе с ней там, где страсть способна до последней крупицы рассеять панический страх перед самим своим существованием. Неважно, если это новое единение в конечном счете погубит нас. Главное в том, что мы соединимся, что наши тела снова сольются друг с другом, стирая всю боль жизни в несправедливом мире. Мы хотя бы на несколько минут сможем ощутить наивысшее наслаждение, которое поможет нам преодолеть мрак небытия».
Фотограф стоял в душевой кабинке, прижимаясь спиной к стене, и вдруг вспыхнул пламенем воображаемых объятий любви. Он разгорался все сильнее, раскалялся добела, искрился огнем. Ему казалось, что они с ней близки прямо сейчас, причем впервые.
Джош позволил себе произнести одно слово — ее имя. Он простонал его вслух, когда кровь разлилась по его жилам, когда ее локоны упали ему на лицо и грудь, а горячий влажный воздух наполнился жасминовым ароматом волос. Райдер обхватил бедра, обвившие его. Он все глубже вжимался в эту женщину и на какое-то мгновение поверил в то, что это ее мышцы увлекают его вперед, вперед и вперед.
Высвобождая страсть, Джош громко выкрикнул ее имя:
— Сабина!..
Это был последний звук печальной мелодии, исполненной на струнах арфы. Долгая, торжественная нота тянулась, тянулась и тянулась, а затем наконец затихла.