Самолет вылетел из Рима с двухчасовым опозданием, в половине пятого вечера. Во время взлета семидесятилетний мужчина сидел, уткнувшись в потрепанную Библию, и страницу за страницей читал Книгу Бытия. Сосед сначала с любопытством рассматривал его, затем постарался не обращать на него внимания, однако время от времени исподтишка поглядывал на старика. Когда самолет уже находился в воздухе сорок минут и пришло время обеда, из громкоговорителя вдруг прозвучало обращение стюардессы к пассажиру Мейеровицу. Она попросила его нажать кнопку и подозвать ее к себе. Старик испуганно вздрогнул, когда услышал свою фамилию, произнесенную вслух перед всеми этими людьми. Сердце у него учащенно забилось. Но затем он вспомнил, что сам заказал кошерную трапезу. Сейчас все происходило в соответствии с правилами. Старик нажал кнопку вызова стюардессы, расположенную на подлокотнике кресла. Через несколько минут обаятельная брюнетка с чересчур алой помадой на губах принесла ему безвкусного вареного цыпленка с гарниром из водянистых овощей.

Когда она пришла, чтобы забрать поднос, старик встретил ее любезно и учтиво.

— Господин Мейеровиц, не хотите чашечку кофе?

Ему захотелось сказать, что со слухом у него все в порядке, поэтому вовсе не обязательно склоняться к нему так низко и проговаривать каждый слог так отчетливо, но вместо этого он просто кивнул.

— Я бы предпочел чашку чая. С сахаром, пожалуйста.

Старик допил чай и оторвался от Библии, чтобы немного вздремнуть, однако сон его был беспокойным. Его рука, прикрытая одеялом, крепко стискивала чемоданчик. Он то и дело просыпался и смотрел на часы, хотя это и было совершенно бесполезно. Самолет приземлится тогда, когда приземлится.

Если бы старик был волшебником, то он бы сделал так, чтобы трансатлантический перелет продолжался вместо восьми часов всего один, но волновался бы и в этом случае. Пассажир старался расслабиться и сосредоточиться на том, чтобы сохранять спокойствие.

«Я подготовился. Мне известны все порядки и постановления. Никаких неприятностей быть не может».

Старик снова закрыл глаза, постарался дышать размереннее и унять сердцебиение. Через несколько минут его натянутые нервы немного обмякли.

Самолет приземлился вовремя, и Мейеровиц прошел в здание аэропорта. Он чувствовал себя грязным. Его длинное черное пальто, мешковатые черные брюки и белая рубашка помялись, пропитались какой-то затхлостью. Собственная неопрятность действовала ему на нервы. Его раздражало и то, как окружающие смотрели на его одежду, бороду и пейсы. Ортодоксальные иудеи привлекали к себе внимание даже в Нью-Йорке, где их было много.

Старику было неприятно чувствовать на себе любопытные взгляды, однако он знал, что внешний облик сыграет ему на руку. Именно поэтому этот человек чуть раньше в качестве маскировочного костюма использовал строгое облачение священника.

Пограничные и таможенные формальности заняли больше часа, несмотря на то что старик являлся американским гражданином и с документами у него все было в порядке. Люди, стоявшие рядом с ним в очереди, были сонными, и он сам, бодрый и полный сил, притворился, будто зевает.

Мейеровиц мысленно перебрал все возможные вопросы и ответы на них. Да, он был полностью готов, но все же волновался и ничего не мог с этим поделать.

В этот план было вложено слишком многое. Слишком многое зависело от исхода дела. Неприятностей уже приключилось достаточно.

Наконец подошла его очередь проходить таможенный досмотр. Он протянул декларацию человеку в форме, с нашивкой на груди, где было написано «Билл Рейли», и раскрыл свой чемоданчик.

Рейли ознакомился с таможенной декларацией, указал на темно-синий фетровый мешочек и предложил открыть его. Мейеровиц развязал мешочек и достал из него шесть маленьких фетровых пакетиков.

— Откройте вот этот, — указал Рейли.

Старик открыл пакетик и достал камень.

В это время он мысленно повторял как заклинание одну и ту же фразу:

«Ввоз необработанных драгоценных камней в Соединенные Штаты таможенной пошлиной не облагается.

Ввоз необработанных драгоценных камней в Соединенные Штаты таможенной пошлиной не облагается.

Ввоз необработанных драгоценных камней в Соединенные Штаты таможенной пошлиной не облагается».

Он с удовлетворением отметил, что руки у него не дрожат, хотя у любого другого человека они тряслись бы. Придирчивые вопросы таможенника кого угодно выведут из себя, но Мейеровиц оставался спокоен. Он не ожидал никаких проблем и хорошо знал таможенные порядки. Ввоз драгоценных камней запрещался лишь из нескольких стран, а по его паспорту видно, что он не был ни в Мьянме, ни на Кубе, ни в Иране, Ираке или в Северной Корее.

Старик осторожно положил сапфир на крышку чемоданчика.

Рейли едва взглянул на камень и указал на маленький белый конверт.

— А это то, что указано в вашей декларации?

Мейеровиц открыл конверт, достал сложенный листок оберточной бумаги, развернул его и показал семь маленьких алмазов, каждый весом меньше полутора карат. Затем из кармашка на внутренней стороне крышки чемоданчика он достал два листа бумаги с товарными чеками на алмазы.

— Что в этих мешочках?

— Искусственные камни очень хорошего качества, которые я купил в Риме. Мой шурин шьет костюмы. Я хотел показать ему эти камни.

— Будьте добры, откройте мешочки.

Старик пожал плечами.

— Почему бы и нет.

Он открыл мешочки и достал из них дешевые подделки под ожерелья от Гуччи с искусственными драгоценными камнями.

Несмотря на закон и на то, что все было в порядке, что-то явно обеспокоило таможенника, и он вызвал своего начальника. Тому потребовалось полминуты, чтобы пройти из противоположного угла помещения. К концу этих тридцати секунд сердце так гулко колотилось в груди у Мейеровица, что он испугался, как бы этого не услышали окружающие. Он полностью сосредоточился на том, чтобы расслабиться. Малейшие признаки беспокойства с его стороны не укроются от опытного таможенника.

«Нет никаких причин волноваться. В твоих действиях нет ничего противозаконного. Делай вдох. Делай выдох. Таможенники просто проявляют чрезмерную осторожность. Они боятся террористов и выборочно проверяют прилетевших пассажиров особо тщательно. Это обычная рутина.

Но вдруг Интерпол прислал запрос? Что будет, если именно эти камни объявлены в розыск? Вдруг я не сумею скрыть истинные сокровища, потому что сказал какое-то не то слово? Вдруг камни сейчас конфискуют? Нет! Не забывай, что этих камней не видел никто, кроме двух археологов. Таможенники не могут знать, что именно они ищут».

— Вы мистер Ирвинг Мейеровиц?

— Да, совершенно верно.

— Ваша профессия?

— Я ювелир.

— Где вы работаете?

— Здесь, в Нью-Йорке, на Западной Сорок седьмой улице. Дом номер десять.

— Какова была цель вашей поездки за границу?

— Я ездил за покупками.

Квадратное лицо таможенника было изрыто мелкими оспинками. От него пахло табаком. Его толстые и узловатые пальцы бесцеремонно перебирали драгоценные камни и бумаги.

Мейеровиц старался даже не думать о вероятности того, что где-то произошел прокол и сейчас этот мелкий чиновник все испортит.

«Веди себя совершенно естественно!»

— Что-нибудь не так? — спросил он, добавив в голос чуточку раздражения.

Это полностью соответствовало его образу. Любой человек на его месте задал бы такой вопрос. В конце концов, он не сделал ничего противоправного. Мейеровиц был уверен в том, что он не преступил закон.

— Подождите минуточку.

Таможенник продолжал изучать товарные чеки.

Старик прочитал нашивку с фамилией у него на груди.

— Мистер Черч, я не понимаю, в чем дело.

— Вы больше ничего не хотите задекларировать? — спросил таможенник.

— Нет. Только то, что уже указано в декларации.

— У вас нет…

Вдруг позади них послышался громкий шум. Все обернулись. Какой-то мужчина споткнулся о чемодан и упал на стальную тележку. Судя по всему, он здорово поранился. Из его разбитого носа хлынула кровь. Мужчина закричал от боли. На него смотрели все — Рейли, Черч и люди, стоявшие в очереди.

На Мейеровица никто больше не обращал внимания. Ему захотелось схватить камни и броситься бегом из здания аэропорта, но это было бы непростительной глупостью.

Черч направился к пострадавшему пассажиру, на ходу бросив Рейли:

— Пропусти его.

Когда Мейеровиц оказался на улице, он постарался идти медленно, не торопиться, не привлекать к себе внимание. Старик подошел к стоянке такси и встал в очередь, мысленно ругаясь по поводу того, сколько же времени ему придется потерять. Ему надо было бы заказать машину, но в этом случае остался бы слишком заметный след. Водитель лимузина — это не таксист. Он запомнил бы такого колоритного старика и то место, где его высадил. Такси Мейеровицу было нужно только для того, чтобы доехать куда-нибудь, где можно будет переодеться, к примеру в туалете, убедиться в том, что все в порядке, и взять другое такси до дома.

Старик сел в такси и здесь, в относительной безопасности, стал ломать голову над тем, что же так насторожило Рейли. Он слово за словом припомнил весь разговор с таможенником. Нет, ничего необычного. Значит, дело было не в том, что он сказал, а в каком-то его действии.

Старик поерзал на сиденье, разгладил длинные полы черного пальто, ощутил грубую шерсть, подумал о том, с какой же радостью он снимет эту грязную одежду, и только тут осознал свою ошибку.

Сегодня был вечер пятницы, для ортодокса — уже суббота.

«Помни священную субботу.

Ни один ортодоксальный иудей не отправится в путь в субботу!

Как я мог совершить такую непростительную глупость?!»