Вторник, 29 апреля, 19.50

Во время сеанса вопросов и ответов с вежливым следователем в полицейском участке Бадена ни Меер, ни Себастьян ни словом не обмолвились об истлевших нотах. Отто на ходу придумал, будто они отправились в лес по маршруту, связанному с памятью Бетховена, и вдруг на них напал неизвестный. Когда подошло время, Себастьян заглянул в бумажник и сказал, что грабитель похитил сто пятьдесят евро, а также снял у него с пальца правой руки золотой перстень с печаткой.

Примерно через час следователь принес глубокие извинения за то, что произошло с ними в его городе, и отпустил их. Он сказал, что даст знать, если будет обнаружено что-либо из похищенного.

Когда они оказались в машине, Себастьян запер двери и посидел какое-то время, словно собираясь с силами, чтобы включить зажигание. Он заговорил лишь после того, как они выехали из города, и его тихий голос был наполнен угрызениями совести.

— Я чувствую себя в ответе за то, что сейчас произошло. Даже не знаю, что еще сказать, кроме того, что мне ужасно стыдно. После всего того, что уже случилось, как я мог быть таким самоуверенным? Тебе угрожает страшная опасность, Меер. Ты должна быть очень осторожна. Нам всем нужно быть предельно осторожными.

— Я не отнеслась к этому достаточно серьезно, но еще когда мы находились в городе, перед тем как зайти в лес, у меня возникло ощущение, что за нами следят.

— Да, за нами следили, и, несомненно, нас вели от самой Вены. — Себастьян потер висок.

— Что с тобой?

— Кажется, падая, я ударился головой, — он небрежно махнул рукой. — Сейчас главное то, что Бетховен спрятал ноты, а ты их нашла. Не наткнулась на них случайно — ты точно знала, где они находятся. Вероятно, тебе известно, и где спрятана флейта.

Меер покачала головой.

— Нет.

— Пусть ты не можешь это сказать — где-то в подсознании у тебя все осталось.

Меер не хотелось, чтобы это соответствовало действительности: было очень трудно признать то, что она не может вспомнить нечто такое, что никогда не знала и не могла забыть. Эта проклятая головоломка отложила отпечаток на всю ее жизнь.

— Ну же, согласись, флейта может быть где угодно.

— Не совсем так. Если оглянуться назад, становится понятно, что ключ к разгадке был в письме. «Я вручил музыку нашему повелителю и спасителю. Тому, кто освятил и благословил нашу любовь». Теперь это очевидно. Несомненно, уединенная часовня в лесу была одним из мест свиданий Бетховена с Антонией. Композитор спрятал ключ в Склепе сердец и также оставил указание на это в своем письме. Следовательно, в письме должно быть указание и на то, где спрятана флейта.

У Себастьяна зазвонил сотовый телефон. Меер не поняла из разговора ни слова, но по тону Себастьяна поняла, что он услышал какую-то неприятную новость.

— Мой сын заболел, — сказал Отто, окончив разговор. Он с такой силой стиснул рулевое колесо, что побелели костяшки пальцев, лишившись притока крови. — Воспаление легких. Это опасно для любого человека, но для Николаса особенно, потому что он никак не реагирует на окружающий мир. Давай я сейчас подброшу тебя до…

— А разве клиника не по дороге назад в Вену? Я поеду с тобой, а оттуда возьму такси.

Они мчались со скоростью свыше ста миль в час, и Меер уговаривала себя, что в этом нет ничего страшного, — но тут снова начался дождь. Сначала это были лишь первые редкие капли, упавшие на ветровое стекло, с которыми разобрались щетки очистителя, но затем полило как из ведра.

Так что на какое-то мгновение дорога впереди была хорошо видна, а потом все затянула водная пелена. Быстрое движение щеток. Чисто. Пелена. Быстрое движение. Чисто. Пелена.

Других машин на дороге не было, освещение отсутствовало, и фары машины Себастьяна позволяли видеть всего на несколько ярдов впереди. Один резкий поворот. Другой, еще более крутой. Меер не решалась попросить Себастьяна ехать помедленнее; он спешил к своему ребенку.