11.30
Жас еще не посмотрела вниз. Ее ожидали мили черной темноты тоннелей, пролегавших под Парижем. Бункеры Второй мировой войны, сатанинские церкви, выкопанные из могил кости более шести миллионов ее соотечественников, непрочные галереи, которые до сих пор обрушивались. И, возможно, где-то в зловещих закоулках и страшных пещерах находился ее брат.
Но ее страх обитал на краю люка, ведшего в тоннель. Края люка не были острыми или зазубренными. Не было опасности, что она оцарапается или порвет одежду. Но, поставив ногу на этот край, она рисковала свалиться в бездну, темную и сырую, бесконечную, неизведанную.
– Ступени достаточно широкие, – послышался голос Гриффина. Он спустился первым и находился на глубине футов десяти, ожидая ее.
Малахай остался в доме. Из-за несчастного случая два года тому назад он не мог карабкаться по ступеням. Кроме того, им нужен был кто-то наверху на случай непредвиденных обстоятельств. Глубоко под землей мобильная связь им бы не помогла, но двусторонняя радиосистема, которую купил Гриффин, должна была сработать.
– Жас, ты только не спеши. Я прямо здесь.
Жас глубоко вдохнула сухие неживые запахи. Наконец она посмотрела вниз. Фонарь на шлеме высветил узкую каменную шахту гораздо лучше, чем одинокая свеча. Тем не менее, несмотря на то что теперь Жас видела, куда идет, реальность, поджидающая впереди, по-прежнему казалась зловещей.
Гриффин замер на ступенях, глядя вверх и подбадривая ее. А за ним темнота.
– Я подстрахую. Ты только сделай первый шаг.
– Как далеко ты от меня? – спросила она.
– Насчитал около сорока ступеней. Спускайся медленно, по одной ступеньке за раз. Все будет хорошо.
Может, да, а может, нет. Каждая ступень – это край. Гигантская и растянутая во времени стрессовая ситуация могла превратиться в полномасштабный кризис. Она провела год на лечении, изучая пространство собственного сознания. Училась избегать его наиболее предательские ловушки. Жас научилась контролировать свои страхи и панические состояния. Знала все приемы. Но сработают ли они теперь?
Вдох. Почувствуй запахи. Определи ароматы воздуха.
Мел.
Одна ступень.
Грязь.
Другая ступень.
Когда она преодолела первую дюжину ступеней, Гриффин продолжил спуск.
– Я добрался до дна! – крикнул он. Голос его отозвался эхом и показался пустым, почти нечеловеческим.
Жас пробила дрожь. Она посмотрела вниз. Его фонарь осветил пространство не больше кабины лифта. Жас плохо чувствовала расстояние и удивилась, как он далеко.
– Сколько здесь ступеней?
– Семьдесят пять.
А сколько прошла она? Ступени она не считала. Семьдесят пять – это казалось невозможным.
– Ты уже спустилась на сорок пять ступеней! – крикнул он, словно прочитав ее мысли.
– Тридцать пять.
Глина.
– Тридцать четыре.
Пыль.
– Здесь внизу ужасно грязно. Будь осторожна, когда спустишься, – сказал Гриффин, когда она добралась до восьмой ступени.
Взмокшая от пота, с бешено колотившимся сердцем, Жас ступила на землю и огляделась. Площадка была шириной футов пять, повсюду камень. Она принюхалась, стараясь отыскать Аромат Верности.
Никаких следов.
– Думаю, нам туда, – Гриффин указал на узкий проем. Жас присмотрелась. Проход был всего два фута шириной.
– Больше похоже на щель. Ты уверен?
– Других проходов нет, только наверх. Я пойду первым.
Через три секунды он позвал ее.
– Здесь нормально. Только будь осторожна. Камень на стенах очень шершавый.
Жас пролезла в щель, за которой начинался тоннель, слишком узкий, настолько узкий, что можно было идти только следом друг за другом. Поэтому Гриффин шел первым, она следом. Несколько раз им приходилось пробираться боком, царапая носы о шершавый камень.
Тишина была полная и невыносимая. Не слышно было никаких звуков, кроме их шагов и дыхания Гриффина. Жас не помнила, чтобы прежде бывала в таком тихом месте. Но здесь было неспокойно. Мир над ними мог исчезнуть, а они бы и не узнали об этом.
Ярдов через сто они набрели на древние каменные ступени, ведущие в небольшое помещение, потолок которого поднимался футов на десять. Затем еще две ступени вниз, в продолжение тоннеля, такое же узкое, но наполненное водой, которая, казалось, доходила ей выше ботинок.
– Рискнешь?
Вода была холодная, ботинки скользили по грязи. Через несколько шагов ее джинсы промокли почти до колен. В конце тоннеля появился сводчатый проход. Гриффин направил фонарь своего шлема на стену. И они увидели полустертую надпись, написанную от руки. Казалось, ей лет пятьдесят.
– Что здесь написано? – спросил он.
Переведя текст, Жас прочла его вслух: «Верный путь часто самый трудный».
– Интересно, мог ли это написать Робби и состарить его? Это его почерк?
– Нет… но… – Она представила флаконы в мастерской. – Это мог написать мой дедушка.
– Стало быть, нет никаких отклонений, и мы на верном пути из центра вашего семейного лабиринта. Если твой дед водил сюда Робби, значит, они здесь проходили. Ты готова идти дальше?
– Я в порядке.
– Твоего деда когда-нибудь награждали?
– Награждали?
– Французское правительство наградило его после войны?
– Если такое и произошло, то я об этом никогда не слышала. Он мало рассказывал о своей военной жизни. Всего несколько историй про то, как прятал людей в этих тоннелях.
– Значит, ты не знала, что он герой?
В вопросе Гриффина прозвучал подтекст, но Жас его не поняла.
– Бабушка говорила, что он герой. Но дедушка не любил, когда она об этом упоминала. Почему?
– Ты всегда ищешь героев. Я подумал, не выросла ли ты с одним из них.
В какой-то момент у нее промелькнуло понимание: это что-то важное, но теперь не время разбираться. Перед ними был подъем. Пять ступеней вели в тоннель с таким низким потолком, что им пришлось ползти на четвереньках. К счастью, они были в перчатках, иначе содрали бы кожу на ладонях до костей. Через восемь футов тоннель закончился, но не ступенями, а каменным спуском.
– Куда он ведет? – Жас услышала дрожь в собственном голосе.
– Откуда нам знать.
– Нельзя же туда.
– Выбора нет.
Впервые после звонка Марше к ней в Нью-Йорк Жас прокляла Робби.
– Я пойду первым, – сказал Гриффин, забравшись в дыру.
– Я думала, что это предрешено.
– Тоннель небольшой… – пока Гриффин лез все глубже, голос его становился тише. – А потом спуск.
Жас услышала всплеск.
– Ты в порядке? – крикнула она.
Голос его донесся откуда-то издалека. Спустившись в подземелье, они впервые оказались так далеко друг от друга.
– Здесь воды почти мне до пояса. Но она совершенно чистая. Очень холодная. Пресная. Должно быть, здесь родники.
Жас хотелось прекратить это, сказать Гриффину, что она не может больше. Такое испытание подвергало опасности ее психику.
– Тут спуск фута два, а потом обрыв фута три. Я стою прямо здесь, внизу.
Жас залезла внутрь, посмотрела на край дыры. Восемнадцать дюймов. Едва пролезешь, придется потрудиться. Она глубоко вдохнула затхлый сырой воздух, сосредоточилась на запахах. Плесень, каменная пыль. Грязь.
Теперь она находилась почти на краю тоннеля. Немного проползла, сделала вдох, еще несколько дюймов пути, и представила себе Робби здесь два дня тому назад. Что он делал все эти тридцать восемь часов? Пробирался по этим тоннелям и как-то добрался до Нанта? Сотворил сложную комбинацию из своих ботинок и бумажника, а потом вернулся сюда? И все ради того, чтобы заставить полицию думать, что он мертв? Все ради защиты глиняных черепков? Или она ошибается? Может быть, камушки потревожило какое-то животное, а потом испачкало грязью верхушку обелиска? Может быть, ей просто хотелось, чтобы эта грязь пахла Верностью. Она во всем ошибалась и убедила Гриффина?
– Хватит! Давай вернемся! – крикнула она. – Робби тут нет!
– Жас, ты справишься. Я здесь, жду тебя. Не знаю никого более решительного, чем ты. Как ты говорила: хуже не будет. Верно?
Она была маленькой девочкой на берегу в Каннах с бабушкой и Робби. Бирюзовая вода мерцала и приглашала ее к себе, но, коснувшись пальцев ее ножек, оказалась слишком холодной. Робби уже плавал и визжал от удовольствия. Бабушка наблюдала за Жас.
– Просто войди в воду. Не стой и не думай о ней. Ныряй скорее. Через минуту станет приятно, и твое тело привыкнет. Ты должна быть смелой, ma cherie, – сказала бабушка. – Это лишь холодная вода, хуже не будет.
Будь смелой, ma cherie, сказала себе Жас. Хуже не будет.
Она быстро скатилась по гладкому каменному спуску. Во время приземления ее правая лодыжка подвернулась, и Жас оступилась.
Гриффин подхватил ее и помог устоять на ногах.
– Ты в порядке?
Она молча кивнула, не желая, чтобы он услышал страх в ее голосе.
Гриффин рукой откинул с ее лица темные локоны, выбившиеся из-под шлема.
– Ты действительно в порядке? Какая молодчина. Ты всегда была такой. Брат может позаботиться о себе сам. Вы оба такие, Жас. Вы живучие.
В десяти ярдах начинались пять каменных ступеней, ведущих на сухую площадку. Оттуда Жас и Гриффин заглянули в каменную церковь, вырубленную в каменоломне. Сводчатый потолок поднимался почти на двадцать футов, вместо окон были выдолблены глухие ниши.
На стене виднелись трафаретные буквы, гласящие: Rue de Sevres 1811.
Прошлым вечером она прочла в Интернете статью про то, что в подземелье обозначались городские улицы над землей, и не для того, чтобы не потеряться, а для ориентации тех, кто под землей. По мнению автора статьи, это избавляло от паники. Увидев одну такую ориентировку, Жас поняла, для чего она. Это странно успокаивало. Несмотря на то что Жас не могла пробуравить камень вверх на сто футов, знание того, где она находится, сильно успокаивало нервы.
На стене справа были другие надписи: выведенные белой краской имена людей с 1789 до 1799 года. Слева на стене виднелись еще имена с датами до начала девятнадцатого века. Имелась еще фреска с изображением дьявола, ведущего за собой толпу людей в черных одеждах, нарисованная мелом гильотина. Виднелись символы и высказывания, написанные старинным шрифтом, сделанные сажей от светильников или свечей. Другие надписи, зеленой и синей люминесцентной краской, казались более поздними. А еще там были три сводчатых прохода.
Наконец они пришли к перекрестку.
Жас подошла к каждому пути и, глубоко вдыхая, понюхала воздух, пыталась уловить хотя бы намек на свой аромат, но ничего не почувствовала.
– Робби должен был оставить нам какую-то подсказку, – произнес Гриффин, внимательно осмотрев все вокруг. Ни справа, ни слева ничего не было, но на своде среднего прохода были высечены слова. Однако было не похоже, что это сделал Робби, потому что надпись казалась старой, словно бы сделанной сотни лет назад:
Arête! De l’autre bord de la vie est la mort.
Жас перевела: «Осторожно! На другой стороне жизни смерть».
– Зная своего брата, – произнесла она, – нам сюда. Слышу, как он смеется, что подсказка такая откровенная.
– Смотри, – Гриффин указал на одну из колонн в средней арке.
На ней был рисунок полумесяца со звездой между рогов. Без колебаний они шагнули в эту арку и вошли в следующее помещение. Стены здесь были неотесанные, каменные, пожелтевшие, сырые. Жас услышала, как рядом ахнул Гриффин, и хотела спросить, что он увидел, но вдруг все поняла сама.
Все вокруг было сделано из костей. Костяные стены, костяные потолки, костяные ниши. Не белые и чистые кости, но потемневшие от грязи. Сотни сырых костей. Нет, тысячи костей. Черепа, бедренные и тазовые кости, идеально и симметрично уложенные друг на друга суставными костями наружу и образующие конструкции с архитектурными деталями.
Они вошли в священное кладбище, склад костей, убранных с кладбищ на поверхности. Теперь они находились в городе мертвых.
– Как это странно, не так ли? – произнесла Жас, пока они обходили комнату, словно загипнотизированные. – Это не люди. В них не сразу видишь людей, правда? Это все лишь дизайн.
Вперемешку с костями здесь находились и разбитые надгробья. Большинство восемнадцатого века. Здесь были собраны осколки надгробий с кладбищ вместе с древними останками тех, о ком они оповещали.
– Я провел столько времени в гробницах… но есть кое-что, к чему я так и не привык. Столько умерло людей, имена которых неизвестны, – сказал Гриффин.
– В детстве, – произнесла Жас, – я любила ходить с бабушкой на кладбище и навещать могилы родственников. Раз в месяц она приносила своим родителям букеты свежих цветов или ветви вечнозеленых растений, и только один цветок своему младенцу, который прожил всего неделю. Однажды я заметила, что на кладбище не было надгробий с 1860 года. Она объяснила, что все тела, захороненные раньше, были перенесены в катакомбы, – Жас посмотрела на бесконечные ряды старинных костей. В одном из черепов зияло отверстие от пули, в другом большая трещина от удара, разбитый череп. Их просто свалили здесь.
Где-то вдали капала вода, медленно, ритмично. Жас показалось, что она слышит имя женщины из ее видений: Ма-ри-ма-ри-ма-ри. А потом еще какой-то звук. Жас не поняла, откуда он доносился. Ей показалось, что сверху. Вокруг них. Она посмотрела на Гриффина и уже начала задавать свой вопрос, но он приложил палец к губам. Звук повторился, теперь громче. Это был не просто шорох гравия, казалось, что сыплются кости или рушатся камни.