Франция, Париж. 27 мая, 13.36
Туман был сырым и холодным, словно густой зимний дождь. Потерявшись в нем, Жас поежилась. У нее кружилась голова, она не понимала, где находится. Где-то вдалеке послышались голоса. Возможно, если последовать за ними, можно будет выбраться из этих теней. Она изо всех сил попыталась сосредоточиться. Где они?
– Что ты сделал с пистолетом того человека? – спросил Гриффин Робби.
Вокруг Жас проявился каменный свод. Мерно капала вода. Воздух снова наполнился не ароматами экзотических масел и специй, а запахом сухой глины и грязи. Как долго длилась галлюцинация? Казалось, что минут двадцать. Но, учитывая недавний эпизод, возможно, прошло меньше минуты.
– Он за камнем в первом тоннеле, – ответил Гриффину Робби.
Сосредоточиться на их разговоре было трудно. Жас чувствовала сонливость и неустойчивость, словно очнулась после долгого сна.
Да, сна. Врачи научили ее запоминать сны, чтобы анализировать их и находить причины болезненных состояний.
Прошлую ночь она видела во сне, как заблудилась в саду в лабиринте. Кто-то внутри звал Жас, не просил о помощи, но предлагал ее, обещая, что она все поймет, едва лишь доберется до центра лабиринта. Мужской или женский голос? Жас не могла сказать. Или она просто забыла.
В реальности лабиринт был маленьким, а во сне он достигал космических масштабов. Жас никак не могла найти дорогу.
Но сны могли ничего не означать. Лабиринт был ее детским тайным убежищем и святилищем. Для брата он был тем же. Естественно, она видела его во сне.
– Жас, дай мне это, – сказал Робби.
Что ему надо? Он указывал на ее руку. Жас опустила взгляд. Осколки сосуда все еще лежали у нее на ладони. Брат забрал их.
– Как ты думаешь, кому не лень гоняться за ними? – спросил Гриффин у Робби.
Заворачивая осколки из обожженной глины, брат кивнул.
– Они ничего не стоят, но кому-то они нужны как символ.
Гриффин тоже кивнул.
– Или кое-кто пытается не допустить, чтобы их использовали в качестве символа. Чтобы ты не мог передать их Далай-ламе.
– Почему кому-то есть дело, что ты отдашь черепки Далай-ламе? – удивилась Жас.
– Я об этом не думал, – сказал Робби Гриффину. – Это отличная идея.
– Я ничего не понимаю. Вы можете объяснить, о чем говорите? – спросила Жас обоих.
– Несмотря на все усилия, китайцы не смогли сломить тибетский дух, – сказал Робби. – Последний закон, что они приняли, обязует регистрацию реинкарнаций. Абсурд, я знаю. Но они это сделали. Это отчаянная попытка дискредитировать любого новорожденного в священной зоне Тибета, откуда ожидается появление истинного реинканированного ламы.
– Если китайцы установят власть над теми, кто может стать ламой, то смогут выбирать нового ламу после смерти Его Святейшества.
– А что черепки? Какое отношение они имеют ко всему этому? – спросила Жас.
– Тот, у кого эти черепки, будет иметь возможность доказать реинкарнацию.
Он завернул осколки и положил в мешочек у себя на шее.
– И они готовы на все эти неприятности? – спросила Жас. – Черепки вообще ничего не указывают.
– Нет. Но они предполагают нечто очень важное. Система так устроена, Жас, что Кармапа, или Панчен-лама, единственный, кто может узнать Далай-ламу. Три последних Панчен-ламы, появившихся в Тибете, исчезли. Поиск реинкарнированного Верховного Ламы полностью в руках китайцев. Их власть зависит от этого. Будущее Тибета в опасности, и это еще одно средство борьбы, – Робби похлопал по мешочку.
– И как далеко ты готов пойти, чтобы доставить оружие? – спросила Жас. – Робби, кое-кто умер, а ты живешь в подземелье среди мертвецов. Почему ты не можешь просто выбросить это куда-нибудь или забыть среди костей? Мы пойдем в полицию. Твои действия были самообороной…
– Стоп, стоп, – Робби обнял ее. – Я должен это сделать.
– Почему?
– У тебя есть план? – спросил Гриффин.
– Не могу рисковать и сдаться полиции, пока не доставлю черепки Его Святейшеству. Он будет в Париже через два или три дня, и я…
– Останешься здесь до того времени? – перебила его Жас.
– Да.
– Здесь слишком опасно, – не унималась она.
– Это самое безопасное место в Париже. Знаешь, какой это сложный лабиринт? Если появится кто-нибудь, кого я не жду, то смогу исчезнуть в течение нескольких минут.
Жас не понимала его энтузиазма и не разделяла его. Но даже здесь, на глубине сотен футов под землей, на этом гигантском кладбище, она чувствовала твердую веру Робби и видела, какое самообладание она ему придавала. Жас всегда завидовала способности брата верить. Но не сейчас.
– Здесь могут быть преступники, сумасшедшие. Здесь просто опасно.
– А наверху мне ничто не угрожало?
– Робби, со мной связалась буддийская монахиня, – сказал Гриффин, перебив его. – Я с ней встречался. Говорит, что она из центра, что они работают над твоей просьбой, что она может тебе помочь.
– Лама может со мной встретиться?
Гриффин кивнул.
– Она предложила помочь Жас и мне найти тебя и даже сказала, что некие мистические силы нам помогут.
– Надо было принять ее предложение, тогда нашли бы меня быстрее. Она сказала, что работает на центр здесь, в Париже? – Робби был потрясен.
– Да, и она хочет встретиться с тобой.
– Прекрасно. Приведите ее сюда.
– Сюда? – удивилась Жас, покачав головой. Она встала и направилась к выходу из камеры, положила руку на выступ ниши, почувствовала холод камня и выглянула наружу. Она сняла шлем, и фонарь не осветил пространство. Перед собой она увидела только темноту прохода, обрывавшуюся в черноту бесконечности. Вдохнув запах камня, пыли и плесени, Жас представила, что будет дышать этим всегда. Сама не сознавая, она начала играть в их старую игру. Потом она повернулась к брату.
– Если бы мне надо было создать запах бесполезности, я бы начала отсюда.
Он подошел к ней и обнял.
– Все будет хорошо.
– Нет, Робби, не будет. Мы больше не дети, и мы не можем притворяться, – Жас скинула с себя его руку. – Вокруг нас рушится мир, кто-то хотел тебя ограбить, собирался даже убить. Полиция думает, что убийца ты. Меньше чем через две недели истекает срок платежей в банке. Придется продать «Руж» и «Нуар». Нет никаких привидений, никаких реинкарнированных душ. Ты в опасности, а у меня эти… – Она замолчала. Говорить ему бесполезно. – Ты не можешь остаться здесь до субботы.
Робби с любопытством уставился на нее.
– Когда ты понюхала черепки, с тобой что-то случилось, не так ли? – Он перешел на беглый французский.
– Что ты имеешь в виду?
– У тебя нос гораздо более чувствительный, чем у меня, чем у кого бы то ни было. Жас, что произошло, когда ты понюхала черепки?
– Ничего. Ты бредишь, – сказала она. – Как папа, – она выплюнула это слово, будто яд. – Не время мечтать.
– Что ты видела? – настаивал Робби.
– Ты что-то видела? – спросил Гриффин.
Жас старалась не смотреть на них. Часть ее хотела признаться, прошептать; ведь произнести громко – значит придать видению слишком много правдивости. Но она не могла. Всего один маленький шаг от психических приступов к воспоминаниям возрожденной души, если это то, во что хотелось верить. Малахай в Бликсер Рат изучал именно это. Возможно, он рассказал Робби и Гриффину. Им захочется исследовать. Это лишь подольет масла в огонь, и без того разгоревшийся слишком сильно.
– Я ничего не видела.
А если связь действительно существует? Все эти годы Жас была избавлена от страшных приступов, но они возобновились теперь, когда она вернулась в Париж и в бутик. В чем связь? Не психическая паранормальная связь, не духовная? Возможно, что галлюцинации вызываются запахом. Некоторые ингредиенты присутствуют и в мастерской, и в этих черепках? В среду она об этом думала. Теперь это казалось еще более вероятным. Известны случаи умственного помешательства, вызванного чувственным перенапряжением. Почему такое не может случиться под воздействием запахов?
Гриффин начал выкладывать содержимое одного из рюкзаков, доставая припасы, которые они купили рано утром: рулон туалетной бумаги, мощную лампу, батарейки.
Не желая больше спорить, Жас взялась за свой рюкзак. Она вынула багет, головку сыра, нож, четыре яблока, мешочек сваренных вкрутую яиц, плитки шоколада, воду.
– Невзгоды богачей, – рассмеялся Робби.
Гриффин тоже рассмеялся.
– Вообще-то есть вино, – он вытащил пластиковую бутылку. – Здесь бордо из твоего подвала, так что могу предположить, оно хорошее. Но пей, когда найдешь безопасное место, чтобы выспаться.
– Никуда я не уйду, останусь здесь с вами, – вдруг заявила Жас. – Вам обоим небезопасно оставаться здесь.
– То-то будет здорово, если полиция заметит, что ты тоже пропала, – покачал головой Робби. – Исключено. Помочь мне ты сможешь, если поднимешься наверх и развлечешь полицейских, таская их за собой по городу. Если получится, узнай, какой куратор у «Кристис» разболтал про черепки. Потому что, кроме Гриффина, никто не знал, что они у меня.
– Это неправда, – возмутилась Жас. Мужчины посмотрели на нее. – Малахай Сэмуэльс знал. Ты сам ему сказал, Робби. Помнишь?
Робби кивнул.
– Он думает, что я нашел инструмент памяти. Но ты же не подозреваешь его? Ты знаешь его с детства.
– Он непредсказуем, да, но не опасен. Он врач и работает с детьми.
– Это правда, да только вот, – протянул Гриффин, – еще он отчаянно старается найти доказательство реинкарнации. Это цель его жизни. Когда первые инструменты памяти были найдены в Риме, а потом их украли, он был там. Он был в Вене, когда появился второй инструмент, флейта из человеческой кости. Может быть, Малахай и ни при чем, а возможно, за ним кто-то следит.
Послышался отдаленный звук.
– Уберите свет, быстро, – прошептал Робби.
Через мгновение они погрузились в темноту.
– Что ты… – прошептала Жас.
– Ш-ш-ш! – произнес Робби.
Шаги приближались, и Жас услышала голоса.
– Может, нам уйти? – снова прошептала она.
– Поздно, – сказал ей брат.
Тихие голоса отчетливо молились. Но не по-французски и не на латыни. Жас никогда не слышала этого языка. Низкий ровный звук, одновременно мелодичный и потусторонний.
Вместе со звуком возник и запах: парафин, сера и дым.
Вдруг в кромешной тьме слева на стене появился луч света.
Робби подкрался к щели, Жас с Гриффином за ним.
Он припал к отверстию. Оно было достаточно большим, чтобы могла пролезть мышь. Несколько секунд Робби смотрел, потом отошел и дал поглядеть Жас.
Это были те же шесть человек, четыре женщины и двое мужчин, которых Жас и Гриффин видели раньше. Но теперь они добрались до своей цели.
Она видела, как они встали вокруг пентаграммы из свечей. Лица их были скрыты под капюшонами. Они раскачивались в ритме непонятного гимна.
Жас повернулась к брату.
– Что нам делать? – прошептала она.
– Ждать, – сказал Робби и грустно улыбнулся.
Жас никогда не отличалась терпеливостью.