Когда Жас вернулась в гостиницу, ее ждало сообщение. Звонил Эш Гаспар, звал позавтракать вместе. Она сбросила на автоответчик свое согласие: после событий в доме Гаспаров ей хотелось во всем разобраться, и Эш мог в этом помочь.
Братья были как две стороны Луны, светлая и темная. Они будили воображение. А по правде говоря, и вся семья. Респектабельные тетушки, странный набитый антиквариатом дом, подозрительные предки, устраивавшие спиритические сеансы и изучавшие магию, трагическая гибель молодой жены, спрятанные сокровища Виктора Гюго… весь это клубок увлек и захватил ее, как захватывал любой миф, исследованием которого она занималась.
В гостиничном кафе были заняты три стола. Эш Гаспар ждал у окна. Хозяйка усадила Жас лицом к неспокойному морю и затянутому тучами небу.
Он поздоровался.
– Тетя Ева сказала, что вчера вечером в доме произошел неприятный инцидент.
– Что да, то да.
– Чудная они парочка, должен заметить. Друг друга стоят. Надеюсь, было хотя бы забавно.
– Не сказала бы. Скорее страшновато.
– Но вы же не верите во все эти штуки?
Как у них с Тео похожи глаза! Только у Эша во взгляде плещется смех.
– Вчера мне довелось пообщаться с вашей тетушкой Минервой. Нет, я человек рациональный. Но иногда случается такое, что поневоле засомневаешься. И прошлый вечер тому лучшее подтверждение.
Эш подался вперед, и она ощутила запах его одеколона. Как и при первой встрече, мысленно перечислила состав. Лимон, вербена, бергамот, пачули и что-то еще… Что?
– Не сочтите за бестактность – что у вас за одеколон? У моей семьи парфюмерный бизнес, и обычно я легко узнаю ингредиенты, а тут что-то никак не могу.
Эш засмеялся.
– Это потому что…
Подошла официантка, и он умолк. Заказал плотный завтрак и чай. Жас попросила кофе и йогурт с фруктами.
– Так о чем мы? – переспросил он, когда официантка отошла. – Да, я собирался раскрыть вам тайну моего парфюма.
Он засмеялся, будто мысль об этом доставляла ему удовольствие.
– Если у вас есть время, то после завтрака я бы хотел показать вам одно место. Там и расскажу, ладно?
До конца завтрака они обсуждали тетушек и вчерашний сеанс.
– Позволите спросить вас кое о чем?
– Да?
– Мой брат не в себе после гибели жены, и мы очень за него беспокоимся. Он запустил работу. Галерея часто на замке́, а он не хочет нанимать никого на место Наоми. Нет чтобы заняться делами – он поглощен этими поисками, вас вот притащил на помощь…
– Зачем вы говорите об этом мне?
– А разве не понятно? Никого из нас он к себе и близко не подпускает, а вам, похоже, верит. Если Тео поведет себя странно или начнет нести бессмыслицу, если у него совсем крыша поедет – позвоните мне или Минерве. Она уже предлагала ему обратиться к специалисту, но он отказывается. Она из кожи вон лезет, чтобы ему помочь; но он уверен, что в помощи не нуждается.
– Мы не виделись без малого двадцать лет. Я не знаю, что для него обычно, а что нет.
Жас не сомневалась, что в просьбе Эша кроется намек, может, даже предостережение… но возможно, она просто не поняла.
– Вы поймете. У его жены это получалось.
– У нее – разумеется. Жена как-никак.
– Да, но их брак продлился не особо долго. Тео начал бешено ревновать, не отпускал ее от себя ни на миг. Всякий раз, когда она уезжала по работе в Лондон, кричал, что у нее там интрижка. Залезал в ее почту и телефон. А когда узнал, что она рассказала мне, – совсем двинулся.
– В смысле?
– Попытался ее запереть.
– Тео?
Жас вспомнила вчерашний вечер. Как бережно он поддерживал тетушку. Как был деликатен.
– Я тоже сначала не поверил. Но что-то в нем переклинило. Она вылезла из окна и уехала. Думаю, собиралась встретиться со мною.
– Перед самой гибелью?
Эш сокрушенно кивнул.
– Да. Тео обвинил меня. Решил, что она изменяла ему со мною, и заявил, что в ее смерти виноват я. Что она якобы была расстроена и потрясена, и потому вовремя не отреагировала. Полицейское расследование показало, что Наоми резко свернула, пытаясь избежать столкновения с другим автомобилем. Виноват был тот, второй водитель, но Тео верит в то, во что желает верить. Мы так толком и не поговорили с тех пор. Он ничего не слушает. Мы и раньше не особо ладили, но сейчас совсем худо. А еще это его увлечение бумагами Виктора Гюго… Как будто разгадка чужого секрета что-то исправит в его собственной жизни.
Сейчас Жас понимала немного лучше, почему Тео пришел в такую ярость, застав ее за беседой с Эшем.
– Не уверена, что мне все это нравится. Вы предлагаете мне за ним шпионить.
– Простите. Но Минерва и я, мы оба считаем, что вы должны хотя бы понимать ситуацию. Она сама хотела с вами поговорить. Наверное, у нее вышло бы лучше, но ей сложно вас застать в отсутствие Тео.
Эш положил салфетку и подписал чек.
– Пойдем? Обещаю, неприятных разговоров больше не будет. Просто покажу одно интересное место. Уверен, вам понравится.
* * *
Автомобиль двигался по той же дороге, по которой Тео возил ее уже дважды. За рулем Эш почти не разговаривал. Иногда молчание бывает тягостным, особенно между малознакомыми людьми. Но сейчас тишина не напрягала. Эш покосился на нее и улыбнулся, а она ответила на улыбку. Стояло прекрасное солнечное утро, и Жас радовалась, предвкушая что-то интересное.
Длинная петляющая дорога привела их к самой границе владений Гаспаров. Эш свернул вправо, мимо березовой рощи и смешанного леса. Кроны деревьев почти не пропускали свет. Подул сильный ветер; запахло приближающимся дождем.
Чуть-чуть не доезжая до скульптур монахов, Эш резко свернул налево, направив автомобиль на совсем уж узкую извилистую дорожку, – и затормозил.
– Мой дом.
В первый момент Жас не видела ничего, кроме леса. Потом различила за старыми дубами и орешником здание красного кирпича в викторианском стиле. Деревья подступали так близко к стенам, что казалось, архитектор больше беспокоился о них, а не об удобстве людей.
По стенам поднимался плющ, укрывая даже некоторые окна. Крыльцо было густо увито глицинией. Все выглядело так, словно уже много лет назад природа безвозвратно отвоевала этот дом у людей, и никого это не тревожит.
– Какая прелесть! Когда его построили? Это часть главной усадьбы?
Открыв дверь и пропустив девушку вперед, Эш пояснил:
– Один из моих предков был ювелиром. Пьер Гаспар.
Жас кивнула.
– Да, я уже слышала.
– Ну так вот, это его мастерская. Как и многие мастера того времени, он был не только ювелиром, но и стеклодувом, лил цветное стекло, тем и приобрел известность. Полагаю, вам уже показывали его работы?
– Да. Будто живешь внутри тюбика с красками. Интересное ощущение.
Жас полюбовалась цветным витражом на входной двери, обошла комнату, разглядывая одно окно за другим. Перед ней развернулась панорама четырех времен года. На всех работах был изображен один и тот же идиллический пейзаж – окруженный деревьями пруд, узкий крутой мостик, но палитра различалась. Ранняя весна и цветение крокусов, увенчанное лилиями лето, янтарь и золото осенних листьев на водной глади – а потом покрытые снегом сосны на берегу. Все тщательно выписано – не цветное стекло, а произведение искусства.
– После женитьбы Пьер с семьей обосновался в главном доме, а здесь устроил выставочный зал. Еще у него был магазинчик в городе, но там в основном торговали ювелирными украшениями, светильниками и прочими некрупными предметами. А большие изделия создавались и выставлялись здесь, и клиентов тоже сюда приглашали. Тут все осталось по-прежнему. Он хотел продемонстрировать, как его работы смотрятся в жилом интерьере: чтобы покупателю не приходилось гадать, впишется ли новая дверь с витражом в дверной проем его собственного вестибюля, а окна – в обстановку библиотеки. Пойдемте, я хочу показать остальное.
Эш вел девушку по дому. Камин в столовой: восточный орнамент, лазурь; все блестит, как озеро в лунном свете. Библиотека: торшеры-нарциссы, окутывающие мягким сиянием каждое кресло. Длинный коридор: изящные светильники из переливающегося зеленого стекла.
– Вы спрашивали про одеколон. Сначала надо объяснить вот что. До меня здесь никто никогда не жил. Пьер, а позже его сын использовали постройку как выставочный зал вплоть до Первой мировой – да и потом еще довольно долго. Но в тридцатые годы мода поменялась, и цветное стекло вышло из тренда. А затем началась Вторая мировая война. Владения семьи обширны, и до жилого дома отсюда далеко. Это здание забросили; никто не знал, что бы в нем такое сделать. Потом его стали использовать как своего рода кладовку. Когда я решил здесь поселиться – не представляете, сколько пришлось выгребать всякого мусора, счищать со стен толстенные наслоения старых обоев. Но зато когда я навел порядок и выкинул все лишнее, обнаружилось, что старинная обстановка комнат осталась в целости и сохранности. Даже реконструкция практически не потребовалась – только генеральная уборка.
Он толкнул массивные двери из красного дерева: обе створки покрывала тонкая резьба в цветочных мотивах. Жас еще не успела ничего рассмотреть, когда в нос ей ударил запах. Эш щелкнул выключателем, и они вошли в комнату.
– Здесь работала его жена, Фантин.
Это имя уже встречалось девушке в письме Виктора Гюго. Так вот что у нее за лаборатория… Жас посмотрела на рабочее место парфюмера, сохранившееся в первозданном виде. В особняке семьи л’Этуаль в Париже, где она выросла, все выглядело очень похоже. В центре комнаты располагался парфюмерный орга́н, место священнодействия мастера. Он действительно напоминал орган: рабочий стол и полки – амфитеатром. Здесь все было отделано куда искуснее, чем у них дома. Наверняка супруг Фантин, ювелир, то есть человек с развитым вкусом, приложил к обустройству этой комнаты свою руку.
Жас втянула воздух. В каждой лаборатории пахнет по-своему, поскольку каждый мастер имеет свои собственные пристрастия в выборе ароматов. Едва ощущаемый запах ванили и розы, лимона и вербены – все на грани восприятия, но различимое.
Жас выдвинула стул у рабочего стола и повернулась к Эшу:
– Можно?
– Конечно.
Она села, окинула внимательным взглядом плотные ряды маленьких флаконов с ароматическими эссенциями и маслами. Каждый был снабжен бумажной этикеткой, теперь пожелтевшей от времени, с чернильной надписью, выполненной женским старинным почерком. Потянувшись за вербеной, запах которой царил в комнате, перебивая все остальные, Жас представила, как Фантин сидит здесь за работой, составляя композицию, что использовал теперь Эш.
Флакон был плотно закупорен. Не сумев открыть, Жас поставила его на место и попытала счастья с лимонной эссенцией. Пробка уступила ее напору, и девушка наклонила голову.
– Все еще пахнет. Не улетучилась.
Ее всегда приводило в восторг, как долго живут запахи. Куда дольше, чем представляют себе люди. Куда дольше, чем сами люди. Обнаруженные в древнеегипетских погребальных камерах благовония все еще позволяют различить букет.
– А сколько в точности лет этой лаборатории?
– Пьер оборудовал ее для жены в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году, и Фантин пользовалась ею почти семьдесят лет. До самой кончины – в девяносто четыре года – она создавала новые ароматы. Если верить ее учетным книгам, мой одеколон был сделан в тысяча девятьсот двенадцатом году и содержал бергамот, вербену…
– А формулы сохранились? – перебила его Жас.
– Целые тома. Хотите посмотреть?
Она возбужденно закивала.
– Ну, конечно. Очень.
Эш подвел ее к маленькому старомодному столику в дальнем углу комнаты. Застекленные полки, выдвижные ящики… Больше десятка записных книжек в черных кожаных переплетах. Эш открыл стеклянную дверцу. Слабо пахну́ло высохшим клеем, кожей и древесным запахом старой бумаги… давно забытые сокровища ждали своего часа.
Жас сняла с полки блокнот. Раскрыла. Тот же почерк, что и на этикетках. Каждая формула – на своей странице. Названия ароматов говорили о том, что Фантин работала вместе с мужем.
Трепет изумрудного вечера.
Вспышка сапфировых звезд.
Рассветный жемчуг.
Жас читала список ингредиентов для каждого рецепта, пытаясь воссоздать в уме аромат.
– Такие притягательные… Сложные и одновременно необычные. Как и их названия.
– Откуда вы знаете?
– У меня память на запахи: когда я вижу рецептуру, могу воссоздать букет.
– Это редкая способность?
– Для нашей семьи – не очень. Она была у дедушки и у отца. А вот у моего брата – нет.
– Но это значит, что вы способны мысленно создавать ароматы?
Жас кивнула.
– Способна. Но не создаю.
– Нет?
– Нет. Уже очень давно.
– А можно из имеющихся в этой лаборатории ингредиентов воссоздать какой-либо рецепт Фантин?
– Ну, наверное, кое-что выдохлось. Но если комната была под замко́м и содержалась в темноте – полагаю, большинство компонентов сохранилось так же, как лимонная эссенция.
– Хотите попробовать?
Жас с удивлением услышала собственный утвердительный ответ. Она не занималась этим со смерти матери. С четырнадцати лет. Снимая с полок флакон за флаконом, следуя записанной в блокноте формуле, женщина думала о том, что для нее самой, как и для Фантин, эта работа и семья неразделимы. И для деда, и для отца их мастерские были частью дома и домашнего уклада. Там в детстве играли в парфюмеров они с братом; там они учились основам «восьмого искусства», как это называлось в семье л’Этуаль. И теперь Жас опять оказалась за рабочим столом парфюмера.
Вот список ингредиентов для «Рассветного жемчуга». Жасмин. Апельсиновый цвет. Перец. Гардения. Серая амбра. И нечто под названием «амброид».
– Очень странно. Насколько я знаю, один из ингредиентов не существует вообще. Неужели здесь ошибка?
– О чем вы?
– Фантин включила в состав рецепта амброид, но это не эссенция. Я сперва подумала, что, может, она имела в виду амбру, это очень распространенный компонент, – но амбра в рецепте уже есть.
– Что такое амбра? Смола, в которой застывают насекомые?
– Нет, это янтарь, не путайте. Амброид – это как раз прессованный янтарь. Однако в парфюмерии он не используется. Амбра и амброид – совершенно разные вещи. Но чтобы все окончательно запутать, «янтарные ноты» – один из парфюмерных терминов. Так называют благовония восточного, ориентального направления: теплый, пряный древесный запах с нотками ванили, ладанника и амбры.
– Я столько лет использовал дом не по назначению, и мастерская пустовала. А теперь в ней работает настоящий парфюмер. Здо́рово.
Жас никогда не считала себя настоящим парфюмером. Это не про нее. Не про нее, точно. Но поправлять Эша она не стала.
– Тогда что такое амбра – другая разновидность смолы? – спросил он.
– Нет. Это такое серое вещество, немного похожее на воск. Продукт жизнедеятельности китов. Выделяется их репродуктивной системой в воду – и потом выносится волнами на берег. Пахнет кошмарно, но после обработки дает приятный, очень освежающий обертон – на мой вкус, немного похожий на запах алкоголя. Как и дубовый мох, амбра ценится не столько за собственный запах, сколько за то, что способна служить связующим звеном и собирать разные запахи воедино.
– И такую дрянь используют в духах?
Жас засмеялась.
– Дедушке я задавала тот же самый вопрос. Много раз. Не только про амбру, про другие ингредиенты. Например, в парфюмерии широко используется циветин, продукт желез виверры, есть такой пушной зверек чуть больше кошки.
Она прошлась взглядом по полкам, достала и поставила на стол два флакона: на одном было написано «амбра», на втором – «циветин».
А потом ей на глаза попалось кое-что еще.
– Странно. Очень странно.
– Что?
Жас потянулась, взяла с полки еще одну бутылочку и показала Эшу. На этикетке четко значилось: «амброид». Внутри почти не осталось жидкости, только маслянистый осадок на дне. Жас открыла пробку и принюхалась. Пахло знакомо, но чем? И лишь через несколько секунд она вспомнила: так пахло от костра, который они с Тео разожгли в развалинах днем раньше.
Жас протянула флакон Эшу.
– Вот, понюхайте. Минеральный запах, но он сладкий – и кажется почти растительным.
Он нагнулся и втянул воздух.
– А теперь понюхайте амбру. Ничего похожего, верно?
– И правда…
– Надо закончить с рецептом. Хочется все-таки выяснить, как это все сочетается.
Жас опустила пипетку в бутылочку и добавила в состав две положенные капли.
Аккуратно вращая флакон, она смешала компоненты. Глядя на маленький водоворот, чувствуя, как меняется запах смеси, поняла, что испытывает возбуждение. Такого с нею не случалось с тех пор, как в юности они с Робби создавали свои немыслимые образцы.
Впервые за последние семнадцать лет Жас составляла композицию.
– Да у вас тут практически машина времени, – сказала она Эшу. – Парфюмеры передерутся, чтобы получить доступ к этим рецептам и флаконам.
– А вы бы хотели?.. Возможно, если что-то здесь имеет ценность, ваша компания пожелает выпустить продукцию на рынок?
Ее застали врасплох. Не столько само предложение, столько возможности, которые обещало согласие. Укрыться здесь на несколько месяцев, отсидеться, выбросить из головы Париж и Нью-Йорк, оказаться как можно дальше от Гриффина Норта – господи, как она по нему скучает! – с головой погрузиться в строчки формул, нанесенных выцветшими чернилами на пожелтевшую бумагу, формул с таким интригующим, с таким поэтичным названием…
– Подумайте, а? Если здесь есть неизученные сокровища, было бы глупостью их проигнорировать. Я бы с удовольствием открыл новое дело.
Она засмеялась.
– Финансист до мозга костей… А я-то думала, что в глубине души вы романтик.
– Мы всегда ищем новые варианты вложения средств. Но главное даже не это. Здесь такая же часть наследия моей семьи, как ювелирное дело и искусство стеклодува, – но эта часть до сих пор была от нас скрыта. Я серьезно, Жас.
– Да. Понимаю.
– Если рецепты чего-то стоят, то на эту наживку можно много чего поймать. Утраченные и заново обретенные ароматы, каково? Такая линия будет притягивать всеобщее внимание. Я уже даже представляю, как ее рекламировать.
Она засмеялась.
– Звучит так, будто все уже запущено в производство.
– Некоторые идеи настолько беспроигрышны, что все и так ясно. Ваш нос ощущает запахи, а мой – возможную прибыль. Это точно сработает. Подумаете?
Удивляясь самой себе, Жас согласилась. Вопреки всяческой логике; но в этой мастерской был… особый запах. Или, наоборот, особого запаха не было? Эта комната никогда не знала горя, непролитых слез, уныния. Трагедия семьи л’Этуаль не впитывалась год за годом в поверхность стола, стекло флаконов, в самый воздух. Здесь Жас была свободна от семейного прошлого, и это… пьянило.
– Угодно ли вам опробовать изготовленные по рецепту Фантин духи впервые за последнюю сотню лет? – спросила она.
– Я предлагаю брудершафт. Опробуем вдвоем.
Жас засмеялась.
– Когда я увидел вас в гостиничном баре, вы выглядели такой потерянной, – сказал Эш. – Я не знал тогда ни кто вы, ни вашего имени – но мне хотелось как-то вас развеселить.
Он заглянул ей в лицо.
– А сейчас вы вовсе не кажетесь грустной. В глазах появилось нечто живое…
Подавшись вперед, он мягко поцеловал ее в губы. Когда первое мгновение шока миновало, Жас удивилась тому, как хорошо ей оказалось в его объятиях. Ее потянуло к нему; тело как будто пронзил электрический разряд, напряглась и стала чувствительной кожа.
Да что ж такое?! Он же брат Тео!
А затем поцелуй закончился. Эш улыбнулся. Спокойной, беззаботной улыбкой, как будто произошло нечто восхитительное, но не особо важное. Показал на флакон.
– Я бы хотел испробовать.
– Есть свои правила, дедушка меня научил.
Она огляделась.
Нужен тестер. Должно быть, Фантин использовала узкие полоски бумаги, как и теперешние парфюмеры. Точно. На полке лежала пачка светло-кремовых бумажных ленточек. Вероятно, Фантин нареза́ла их сама: насколько Жас было известно, фабричное производство началось только после ее смерти.
– Вот. Дедушка тоже требовал, чтобы мы использовали самодельные. Против фабричных он категорически возражал.
Она окунула тестер во флакон, вспоминая дедушку и его старомодные привычки. Он любил момент первого испытания. Медленно погрузить ленту, подождать, пока она напитается запахом, извлечь из флакона – и подарить клиенту. Иногда такие пробники он дарил своей внучке. Повязывал ленту вокруг ее запястья, изысканно кланялся и просил поносить «украшение» до вечера, а потом высказать мнение о новом запахе. Она хранила все его пробники. Где они сейчас? Вероятно, где-то в доме на рю де Сент-Пер…
Внезапно воздух вокруг нее будто вскипел. По рукам пробежала знакомая дрожь: ледяные иголочки, предвестник начинающегося приступа. Запахи стали сильнее. Сгустились тени. Разум туманился…
Что-то, использованное ею при работе по старинному рецепту, запустило механизм.
Жас отодвинула стул подальше от бутылочек с эссенциями и маслами. Лента-тестер, забытая, упала на пол. Девушка отступила на шаг назад, прочь от стола. Сегодня ощущения были иными. Не такими пугающими. Ее почти тянуло окунуться в видение, взглянуть на женщину, которая много лет назад работала в этой мастерской.
Жас хотела остаться рядом, внимательно рассмотреть ее, но она знала, что не может себе этого позволить. Не сейчас. Только не сейчас…
Как мантру, она проговорила давно затверженные инструкции.
Открыть окно. Вдохнуть свежего воздуха. Дышать глубоко и размеренно. Дать разуму задание, не позволить ему погрузиться в водоворот.
Не объясняя ничего Эшу, Жас поднялась, подошла к окну, распахнула его и высунула голову наружу. Вдохнула напоенный лесом воздух, сосредоточилась. Орешник. Трава. Розы. Сосны. Море. Она в здравом уме.
– Вам нехорошо? – встревожился Эш.
– Сейчас пройдет. Я что-то вдохнула, и на меня это подействовало… странно.
– Один из ингредиентов?
– Да.
– Какой именно?
– Не знаю.
– Полагаю, на меня он тоже подействовал.
– Да?
И она развернулась.
Эш непонятно поглядел на нее, будто увидел кого-то другого. И не успела она осознать случившееся, наклонился к ней и снова поцеловал. Чувства, с которыми она воевала, вернулись, усилились, и Жас затрепетала, не ощущая ничего, кроме волны наслаждения…