* * *

– А поворотись-ка, сынку! – кричал Скун, выставляя Портянко из каюты. Тот пьяно сопротивлялся, хватаясь руками за дверной косяк. Скун оценил его подходящую позу и во всю силу залепил коленкой в толстый зад. Портянко потерял равновесие, выпустил из рук дверь и улетел в противоположную сторону коридора, а довольный Скун захлопнул дверь. Портянко полежал на ковре, устилающем коридор, прислушиваясь к тишине. Был третий час ночи.

После полного беспредела и разгула, происходящего в каюте, тишина показалась Портянко зловещей, неестественной и сразу же будто отрезвила его. Он поднялся с пола и, хватаясь руками за стены, побрел на вторую палубу, судорожно пытаясь вспомнить номер своей каюты и разыскать в карманах ключ.

«Клянусь тебе, Жан… – бормотал он. – Ты – настоящая сволочь, Жан… Я еще тебе покажу, вот увидишь…»

Узкий коридор, покрытый алым ковролином, тусклый свет маленьких круглых лампочек за матовым стеклом плафонов навевал неприятные ассоциации.

«Вот и дорога в ад…» – бормотал Портянко.

Пошатываясь, он наконец добрался до лестницы и поднялся в коридор второй палубы. За стеклянной дверью, ведущей наружу, мелькнула легкая тень.

«Люди!» – обрадовался Портянко и решил остаток пути пройти по палубе.

Он открыл дверь и полной грудью вдохнул свежий ночной воздух. В голове немного прояснилось.

«Нет, Жан, тебе меня не достать! – подумал Портянко. – Нет, нет и еще раз нет!»

Крупные неподвижные звезды стояли у него над головой, ветер холодил лысину. Портянко расправил клетчатый галстук, вытер им потное лицо, успокоился и взялся за ручку двери, чтобы вернуться в коридор.

– Не спится? – услышал он тихий голос за спиной. Из кромешной тьмы палубы выступил силуэт…

Портянко приветливо улыбнулся, чувствуя неловкость от того, что от него несет водкой…

* * *

…Влада проснулась опустошенной и разбитой и решила целые сутки не выходить на палубу, не появляться в ресторане и на танцплощадке. Она заказала завтрак в каюту.

Официант с недовольным видом принес ей поднос с кофе, соком, порцией жареной картошки и отбивной по-французски. После завтрака Влада удобно устроилась в постели, задернула занавески и решила сегодня вообще не снимать ночную рубашку.

Она лежала на высокой подушке в полутьме (занавески были двойные, а нижние, пластиковые, были темно-синего цвета) и смотрела на узор теней, создаваемый тонким лучиком солнца, каким-то чудом проникшим сквозь крохотную, едва заметную дырочку в занавеске…

Она сложила руки на груди и вспомнила, что мать всегда делала ей замечания из-за этой любимой ее позы, мол, так лежат мертвецы. Теперь Влада лежала именно так и думала о том, что эта поза – когда обе руки сложены на сердце – утешающая, усыпляющая, умиротворенная, недаром кто-то давно придумал ее для тех, кто больше не будет суетиться. Она представляла себе, как рано или поздно застынет именно в такой позе, в полной темноте, в одиночестве с никому не нужной ритуальной атрибутикой, и завеса из белого гипюра будет лежать на ее заостренном лице… Будет ли она чувствовать что-нибудь?..

Сейчас дыхание ее было ровным, приглушенным, как во сне. На мгновение Владе показалось, что совсем рядом она слышит такое же приглушенное дыхание. «Бред! – уговаривала себя Влада. – За спиной – только стена…»

Но, как это бывает с людьми с больным воображением, она ясно чувствовала, что за спинкой кровати, плотно придвинутой к стене, кто-то есть, и стоит только поднять глаза, как она увидит складки одежды мышиного цвета, мягко раскачивающиеся над ее головой…

От кончиков пальцев ног стала медленно подниматься вверх волна холода, тело затекло, наполнилось острыми иглами страха. Влада зажмурилась и все же отважилась сквозь завесу ресниц взглянуть в верхний угол кровати. Серый хитон действительно покачивался над ее головой, как паутина…

Прохладная рука потянулась через ее голову накрывая лицо невесомой тканью рукава, и легла на скрещенные на груди руки. Тело окаменело настолько, что подвижными остались только глаза – Влада проводила взглядом ладонь, и она показалась ей знакомой: с характерной мозолью от авторучки на указательном пальце… И сразу ей стало тепло, потом жарко, и волна холодных иголок уже превратилась в многотысячные язычки пламени, расплавившие ее тело, превратившие в воск – и она все равно оставалась прикованной к постели, распластанная этим горячим теплом.

«Как ты тут оказался? – хотела сказать Влада, но губы тоже расплавились и не прошептали ни звука. Не снимая ладони с ее рук, тень переместилась и села на край кровати. – Я что, умираю?» – снова беззвучно спросила Влада. «Ты не умираешь – умираю я… – услышала в ответ сквозь плотный капюшон хитона, – мне темно. Лампочка перегорела…» – «Ты не умрешь, я так люблю тебя…» – «Я это знаю…» – «Что ты можешь знать о любви к бездне?» – процитировала она чьи-то чужие слова. – «Бездна окружает нас…» – «Скоро все будет иначе. Но скажи мне – как ты здесь очутился? Почему ты не даешь мне самой разобраться с ними? Я только-только подобралась к развязке. Я уже все знаю!» – «Что ты знаешь?» – «Я знаю, как вернуть тебе имя и… деньги. Много денег. Они совсем рядом…» – «Мне не нужны деньги, ты знаешь, ЧТО мне нужно…»

Тень наклонилась над самым ее лицом.

Последним усилием Влада смогла оторвать голову от подушки: «Я все делала ради тебя! Все! Я не виновата… Мы будем жить!..»

– Мы будем жить в Сан-Франциско! – сказала Влада и наконец услышала свой голос. Он прорвался, как через ватное одеяло, и заставил проснуться. Ей показалось, что прошло не более пяти минут, но за занавесками иллюминатора уже была ночь.

– Макс! – позвала Влада и опомнилась: «Господи! Ему плохо, он умирает – там, в одиночестве, в полной темноте… Он приходил за мной…»

Она не могла больше лежать, вскочила с кровати, стряхнув с себя остатки сна, натянула джинсы, наспех расчесала волосы и, захватив с собой ридикюль, выскочила на палубу.

* * *

Пароход стоял в бухте перед горной грядой, которая на фоне темного неба напоминала стаю мифологических гигантских зверей. На нижней палубе стояла тишина. Держась за поручень, Влада пошла на странный звук, который донесся до ее слуха с кормовой части парохода.

То, что она увидела, не удивило ее: в маленькой шлюпке за бортом парохода сидел человек и изо всех сил крутил колесо лебедки, спускаясь вниз, на воду. У Влады не осталось никаких сомнений – это был Жан Дартов.

– Мавр сделал свое дело? – крикнула ему Влада из темноты и впервые увидела выражение отчаяния на его всегда уверенном лице. Более того, ей показалось, что его руки и губы дрожат.

– Не подбросите даму до берега? – снова крикнула она, нарочито спокойно. – Мне тут порядком надоело!

– Что ж, может, так будет и лучше… – наконец откликнулся Дартов. – Садитесь!

Он закрутил колесо в обратном направлении, и Влада ступила на борт шлюпки.

– Вот, решил прогуляться, – сказал Дартов, навалившись на весла. – Здесь недалеко моя дача… Хотите со мной?

– С удовольствием, – согласилась Влада и посмотрела ему прямо в глаза. – А где же все ваши приятели?

Дартов снова вздрогнул.

– Не знаю! Я им не нянька!

Больше они не произнесли ни слова. Луна, полная и ясная, высвечивала на воде широкую золотую дорожку.

Через полчаса Дартов начал приискивать место, чтобы причалить к каменистому берегу. Наконец он выбрал удобный пологий склон и направил шлюпку туда. В двух метрах от берега лодка наткнулась на что-то большое и мягкое, покачивавшееся на волнах, как туша мертвого дельфина.

– Этого еще не хватало! – в сердцах сказал Дартов и взялся за весло, чтобы оттолкнуть неизвестный предмет. Влада пристально наблюдала за его действиями. Дартов оттолкнул тушу веслом, и она, переворачиваясь, выплыла в свет лунной дорожки и замерла на мели.

Влада прикрыла рот ладонями, глаза Дартова вытаращились, как у рака: перед ними покачивался утопленник. Волны накатывались друг на друга и приподнимали его под руки – казалось, что большой толстый человек поводит ними, призывая к себе. На лице мертвеца сидел большой морской рак.

Дрожащим пальцем Влада указала на квадратик пластикового бейджа, который был закреплен у покойника на лацкане пиджака. Такие же бейджи были у всех членов делегации. Сомнений не было – это был труп Вадима Портянко…

* * *

Дартов посмотрел на Владу ошалелым взглядом и как безумный снова налег на весла. Добравшись до берега, он накинул трос на первый попавшийся камень, выскочил из лодки и обессилено опустился на песок. Владе пришлось самой выбираться из шлюпки. Ее трясло.

Дартов достал из кармана трубку и пытался ее раскурить, но, махнув рукой, вынул из кейса (Влада только сейчас заметила, что с ним был небольшой кожаный чемоданчик) пачку сигарет.

– Что скажете? – обратился он к Владе.

– Пожалуй, его нужно вытащить… – отозвалась та.

– Нет, я не могу… – он обхватил голову руками. – И вообще, я ничего не понимаю… Вадим предупреждал, что я буду следующим. Я боюсь…

– Поэтому вы и удрали с парохода?

– А почему удрали вы? – вдруг пристально посмотрел на нее Дартов. – И куда вы дели Ярика? И кстати, кто вы такая? Почему вы поехали со мной?

Он отодвинулся от нее подальше.

– Почему вас это удивляет, разве вы не привыкли к вниманию женщин?

– Таких, как вы, – нет! Что вы от меня хотите?

– Насколько я помню, вы пришли ко мне первым…

– Я был пьян… – пробормотал он, стряхивая пепел себе на колени и не замечая этого.

– Прекрасная возможность… Ну, а я… хотела вернуть вам ваш галстук. – Влада достала из ридикюля белый галстук, который Дартов забыл у нее в каюте. – Надеюсь, мы объянились?

Она встала.

– Подождите… Я все же вытащу этого беднягу!

– Вы отчаянная женщина!

Влада обошла скалу, спустилась к воде. Тело несчастного все еще покачивалось в лунном свете, а рак все так же балансировал на его лице.

Влада подкатила джинсы, зашла в воду, ухватила покойника за шиворот и вытащила на берег.

– Ну, вот и все, – сказала она Дартову. – Теперь не мешало бы выпить, я замерзла…

– Что ж, – отозвался он, – пойдем на «фазенду», она тут неподалеку. Правда, она совсем не обустроена, но, по крайней мере, крыша над головой до утра обеспечена, и у меня есть при себе бутылка водки…

Они начали подниматься по извилистой тропинке, порой продираясь сквозь густой кустарник.

Ночная прохлада пробирала до костей, деревья и кусты казались живыми существами, изогнутые стволы южных деревьев напоминали застывших путников.

– Похоже на дорогу в ад… – прошептала Влада.

– Вы угадали – мы идем в «Чертов замок», – отозвался Дартов, – по крайней мере, так называется это место…

– Это ваша фантазия? Я не вижу здесь никакого замка!

Дартов не ответил. Он молча боролся с зарослями дикого винограда, срывая его гибкие ветви с покореженного ветром и временем забора. За расчищенным забором Влада наконец увидела дом…

* * *

…За забором Влада увидела дом.

Кромешная тьма обступила их со всех сторон, как только Дартов приоткрыл тяжелые скрипучие двери. Влада опасливо ступила в узкий длинный коридор и услышала, как у нее под ногами на все лады, как орган, заскрипели доски пола. Сразу же, словно в ответ на это, дом ожил и наполнился какофонией таинственных звуков: на чердаке зашуршала и засуетилась стая вспугнутых мышей, с облупленных стен посыпались юркие ящерицы, где-то под полом и вдоль стен зацокали коготками крысы, на легком сквозняке заколыхалась паутина, и сотни крупных черных пауков поспешили подняться вверх в поисках безопасного места – туда, где, как фигуры черных ангелов, вниз головой висели летучие мыши.

– Я знаю, где есть свечи, – прошептал Дартов, и Влада непроизвольно ухватилась за рукав его спортивной куртки, – идите за мной!

Влада чувствовала, что начинает задыхаться. Вместе с тем первый испуг прошел, сменяясь почти эйфорическим восторгом, – в доме пахло пергаментом и воском. Казалось – еще несколько шагов по туннелю, и она войдет в вечность, в лабораторию доктора Фауста, и время поплывет вспять, туда, где средневековье встретит ее бокалом густого, настоянного на ведьмовской смеси трав вина.

Дартов наконец вывел ее в просторный зал, и так же, как в коридоре, из-под их ног выскользнули сотни потревоженных жителей. Что-то скользкое задело Владину ногу, что-то мягкое скользнуло над ухом, что-то зашуршало и исчезло в трещинах облупленных стен. Дартов щелкнул зажигалкой и высветил в углу большой резной комод.

– Здесь строители, кажется, оставили свечи…

Он потянул ящик на себя, и отчаянный писк пронзил тишину.

– Надо же! Здесь целое мышиное гнездо! – выругался Дартов. – Наверное, кого-то раздавил…

Он достал из ящика большую парафиновую свечу.

– Ну вот, сейчас согреемся…

Зыбкий огонек заколыхался и весело разгорелся, освещая комнату. Влада увидела длинный деревянный стол на массивных, покрытых мхом ножках, в углу стояла высокая кровать с истлевшим тряпьем, которое некогда было простыней, два стула с высокими спинками по обе стороны стола.

Дартов смахнул с них пыль и, накапавши расплавленный воск посреди стола, приладил свечу, потом, повозившись с кодом кейса, вынул из него бутылку водки «Абсолют».

– Извините, что не предлагаю рюмок – я тут сам только второй раз… А может, и последний раз… – задумчиво добавил он.

Влада сделала глоток и сразу почувствовала, как отступает холод.

– Теперь можем поговорить, – сказал Дартов. – До утра далеко, первый автобус останавливается на верхней трассе только в семь – вряд ли мы сможем поймать здесь машину. Это глухое место. Даже мобилка в ущелье не работает.

– Зачем вам такой дом, если вы не собираетесь здесь жить? – спросила Влада, усаживаясь на стул напротив Дартова.

– Это моя мечта – дом графини Жанны де Ла Фарре. Первой фрейлины при дворе королевы Марии Антуанетты. Фаворитки короля. Любовницы обоих кардиналов и просто красивой и загадочной женщины конца шестнадцатого века. Никогда не думал, что сумею купить его, и вот…

– Как, вы сказали, ее имя? – У Влады перехватило дыхание, тысячи молоточков застучали в мозгу, из глубины памяти всплыла фигура незнакомца с фотоаппаратом на груди, который стоял на пороге их дома… Что он сказал тогда? «Здесь ли живет мсье Оливер Фарре?» Возможно, она забыла, ошиблась? Надо будет это обдумать позже, ведь он, хозяин, уже смотрит на ее озабоченное лицо слишком пристально.

– Что вас так поразило?

– Никогда не поверю, что этот дом принадлежал французской графине. Это, скорее, легенда? – пожала плечами Влада.

– И все же это правда. И есть много доказательств, я имел доступ к документам, поверьте мне. А миниатюра с портрета этой женщины всегда со мной. Хотите посмотреть?

Он пошарил в кармане, вытащил оттуда зеленоватый, покрытый патиной круглый медальон размером с яйцо, открыл его и протянул Владе.

Ей показалось, что еще миг, и она потеряет сознание…

«Маленькая Жанна в зеленом платье…» – словно услышала она безумный шепот Макса.

– Нравится? – самодовольно спросил Дартов, будто речь шла о его жене или дочери.

– Кто это? – шепотом спросила Влада.

– Графиня Жанна де Ла Фарре. Та самая, что когда-то стала прототипом леди Винтер в знаменитых «Мушкетерах» Дюма. Но в действительности он все выдумал, все было иначе. Особенно история с подвесками. Кстати, дама изображена именно с ними.

Влада не могла отвести глаз от лица на портрете и только теперь заметила на плече женщины гроздь бриллиантов. Влада уже знала наверняка, что у всех у них есть одна непропорциональная грань… Она сжала в руке свой ридикюль – ей показалось, что именно сейчас камешек прожжет бархат и упадет на стол горячим угольком.

– Как же она оказалась здесь, в этой дыре? И какая на самом деле история подвесок? Остались ли у нее наследники? – Влада пыталась скрыть дрожь в голосе.

– Один мой французский коллега как раз занимается этой историей. Лично я считаю ее глупостью и в существование бриллианта не верю. А о женщине могу рассказать с удовольствием – у нас куча времени… – произнес Дартов, закурил сигарету, выпустил в потолок струйку дыма. – Посмотрите на этот портрет – перед вами женщина на все времена. Не знаю, что чувствуете вы, но мужчины сходили с ума от одного ее взгляда. Конечно же, вокруг нее крутились сплетни, интриги. В какой-то момент она почувствовала, что может вершить судьбы других, даже если эти другие – сановные особы. А выросла она в полной нищете. Может, это и стало причиной авантюры с бриллиантами. Графиня де Ла Фарре заказала дорогое украшение известным парижским ювелирам от имени своей лучшей «подруги» – королевы Марии, подделав королевскую подпись, послала им письмо. Получив подвески и пообещав, что Мария вскоре рассчитается за работу, она бежала в Англию. Правда, королева посылала туда нескольких своих верных слуг, но… все они попали под чары этой женщины и друг за другом добивались ее руки. Она отказала. И тогда все четверо стали ее заклятыми врагами, от которых она вынуждена была бежать сюда, под защиту императора Александра. Но и он не устоял перед ней и, тоже получив отпор, решил сдать ее французскому правосудию. Тогда, преследуемая всеми, она тайно купила этот дом и превратила его в перевалочный пункт контрабандистов. Все годы она жила на деньги, которые получала от продажи бриллиантов. Кто знает, где эти камни теперь, – их развезли по всему миру. До самой старости эта удивительная женщина ездила верхом и умерла от того, что упала с коня…

– А у нее были дети? – спросила Влада.

– Неизвестно… Но любовников и поклонников у нее было множество до самой старости… Правда, живет здесь неподалеку в поселке женщина, которая якобы приходится родственницей служанки графини. Я разговаривал с ней, она сказала, что ее прабабушка рассказывала – а ей пересказывала ее прабабушка, – якобы после смерти графини сюда приезжал ее сын или внук, которому служанка передала сверток. Что было в том свертке, служанка не смотрела, очень боялась проклятия графини. Кстати, – задумался он, – нужно рассказать об этом Огюстену…

– И правда, интересная легенда, – дрожащими губами произнесла Влада, едва сдерживаясь, чтобы не рассказать хозяину о давнем визите старого француза в ее семью.

– Это не легенда! – рассердился Дартов, отхлебнув водку из горлышка. – Эта женщина была на самом деле! Она была восхитительна…

Он снова сделал глоток, и Влада заметила, что жидкость в бутылке почти закончилась. Дартов опустил голову на руки:

– Вот и все…

* * *

– Вот и все, – сказал Жан Дартов. Рассказ утомил его.

– Не все, – сказала Влада и судорожно сжала в руке медальон. – Вы забыли рассказать еще об одной Жанне – маленькой Жанне в зеленом платье…

– А-а-а… – поднял глаза Дартов. – Так называется одна из глав моего романа…

– … Который вы украли и издали под своим именем! – вдруг выкрикнула Влада.

– Я так и знал! Я чувствовал, что вы здесь неспроста! Выходит, Ярик все-таки раскололся! – сжал кулаки Дартов.

– Раньше, чем вы его убили! – добавила Влада и увидела в его глазах ужас.

– Я никого не убивал! – взвизгнул он. – О, теперь я знаю, что все это подстроили вы! Кто вы такая? Что вы от меня хотите? Денег? Черта с два! Я тебя уничтожу!

Он опрокинул стул и начал надвигаться на нее, доставая из кармана и растягивая в руках свой белый галстук, который ему вернула Влада. Она отступала, отгородившись от темной фигуры стулом, и в отчаянии, не помня себя, раскрутила медальон на цепочке и что есть силы швырнула его в голову нападающего, потом обернулась в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить орудием защиты. Но следующее действие противника заставило ее замереть – Дартов захрипел и, сделав шаг назад, вдруг повалился на пол, вздымая клубы пыли. Тяжелое серебряное яйцо сработало как праща – у виска Дартова медленно расплывалась черная лужа крови.

Владе показалось, что дом снова ожил – зашуршал, задвигался на своих невидимых курьих ножках, откликнулся хохотом ночной птицы, наполнился тенями призраков. Влада перекрестилась и, не сводя глаз с неподвижного тела, попятилась к выходу. Свеча на столе горела, освещая часть мертвого лица Дартова, а рядом с ним – серебряное яйцо с миниатюрой. От удара медальон раскрылся, и на Владу смотрели знакомые зеленоватые глаза сестры…

– Вот что ты натворила, Жанна… – прошептала Влада, отступая в темноту коридора. Она изо всех сил уперлась во входную дверь, и та открылась. Сразу же совершенно иной воздух наполнил ее грудь – воздух душистой крымской ночи, пропитанный густым сладким запахом жасмина. Влада уже хотела закрыть дверь, как вдруг вспомнила: «Кейс»!

Пришлось возвращаться. Она снова нырнула в средневековую затхлость дома. Пытаясь больше не смотреть на мертвеца, взяла кейс – к счастью, Дартов не успел закрыть его на код! – положила на стол и откинула крышку.

Под белой рубашкой и парой носков лежали бумаги. Влада поднесла их поближе к огню и внимательно рассмотрела: это были чековые книжки, банковские счета «на предъявителя» и другие ценные бумаги швейцарского и американского банков. Оставалось только вписать имя, а кое-где – подделать размашистую подпись Дартова…

Влада осторожно вложила бумаги в файл и уже собиралась забросить кейс куда-нибудь подальше, но тут на самом дне увидела еще один конверт. Она распечатала его – «Я, Иван (Жан) Владимирович Пырьенко (Дартов) этим документом УДОСТОВЕРЯЮ… что в 1998 года присвоил и издал под своим именем несколько романов малоизвестного писателя (дальше стояло имя Макса)… Дата. Подпись…» Чуть ниже были отпечатки пальцев самого Дартова.

– Для кого ты писал эту расписку? – гневно обратилась Влада к неподвижному телу и испугалась собственного голоса. Свеча уже почти догорела, и маленький язычок синего пламени конвульсивно вздрагивал, умирая на конце черного скрученного фитиля. Влада свернула мягкий файл в трубочку и сунула ее в свой ридикюль, туда же положила конверт и со всех ног бросилась прочь из этого дома.

Она знала, что следует делать дальше: нужно немедленно возвращаться на пароход, пока никто не заметил ее отсутствия и не связал его с исчезновениями пассажиров, потом добраться со всеми до следующей остановки и незаметно скрыться. А потом она даст ход делу с похищением романов Макса, разберется с бумагами и подготовит переезд куда угодно, куда захочет Макс…

– Мы будем жить в Сан-Франциско! – вспомнила она слова Ярика и невольно улыбнулась…

Через несколько минут Влада уже была на берегу. Она отвязала шлюпку, залезла в нее и бросила прощальный взгляд туда, где на берегу лежало распростертое тело Вадима Портянко.

– Твой убийца мертв… – сказала ему Влада и налегла на весла.

* * *

…Был третий час ночи. Ладони ее горели от весел, от каната, по которому ей пришлось подниматься на борт (шлюпку она оставила в море). Влада вернулась к себе в каюту, слава богу, что ни души не встретила ни на палубе, ни в коридоре. Ей не верилось, что за несколько часов она пережила настоящую приключенческую эпопею, результатом которой стал труп… Влада приняла душ и уже собиралась залезть под одеяло, как вдруг новая мысль посетила ее – дартовская «наложница», или молодой парень, или невесть кто… Куда он ее подевал? Она должна быть здесь, на пароходе! «Если он не избавился от нее так же, как и от своих сообщников!» – мысленно произнесла Влада. Любопытство взяло верх, и она снова натянула джинсы и свитер, ей не терпелось заглянуть в каюту Дартова. Влада снова вышла в коридор и тихонько прокралась на верхнюю палубу, где были «люксовские» номера. Каюта Дартова была в конце коридора. Влада прислушалась – из-за двери не доносилось ни звука, на ручке двери висела казенная табличка с надписью на английском и украинском языках «Прошу не беспокоить…» с припиской самого Дартова: «…в ближайшие четверо суток. Пишу роман!» Оставался открытым вопрос – как открыть дверь? Влада осторожно вставила в замочную скважину свой ключ. Ключ немного посопротивлялся и – о чудо! – внял Владиным мольбам и хоть и с трудом, но прокрутился.

Влада приоткрыла дверь. Каюта была двухкомнатная. В первой царил порядок и покой, на столе в большой вазе стоял букет белых роз. Влада открыла еще одну дверь и сразу отшатнулась: ей в лицо ударил горячий воздух, будто она открыла дверь в знойную пустыню. На кровати она увидела тело, с головой накрытое пледом…

Влада протянула руку и со страхом стала стягивать плед.

Но как только из-под клетчатой ткани показалась прядь рыжеватых волос человека, лежавшего на животе со связанными руками и ногами, Влада уже не сдерживала себя и, не страшась больше ничего, быстро сбросила плед на пол. Потом она перевернула тело лицом к себе и в полном отчаянии стала хватать жаркий воздух, как рыба на берегу: своими зеленоватыми глазами на нее смотрела Жанна…

Она дышала. Она была жива…

* * *

Она была жива. Только черты ее лица заострились, вокруг глаз залегли темные тени, подчеркивая и без того высокие скулы. Но… Но – Влада даже тряхнула головой, чтобы сбросить с себя наваждение, – теперь она еще больше напоминала женщину с миниатюры. Жанна не могла вымолвить ни слова, она только с изумлением смотрела на сестру так же, как и та смотрела на нее. Наконец Влада развязала тугие узлы веревки и буквально на руках вынесла сестру из душной комнаты.

– Воды… – прошептала Жанна, на ее потрескавшихся сухих губах выступили капельки крови.

Влада поспешила принести ей воды, и Жанна наконец с облегчением вздохнула.

– Почему… ты… здесь?.. – произнесла она. – Где он?

– Он мертв…

– Мертв? – бесцветным голосом отозвалась Жанна. – Значит, все напрасно?.. Когда, когда он умер?

– Несколько часов назад.

– Ничего не понимаю…

– Дартов умер пару часов назад, – объяснила Влада.

– Дартов? Дартов? Господи, я думала, ты говоришь о Максе!

– С Максом все хорошо… Почти… Мы искали тебя, мы думали, что ты умерла… Как ты могла так поступить с нами?

– Да… – Жанна посмотрела на сестру, и Влада снова вздрогнула: это был взгляд графини де Ла Фарре с дартовского медальона. – Я умерла. Я умерла на два года. На два долгих года… А не сегодня-завтра должна была умереть навсегда…

– Но зачем ты – с ним! Как это могло случиться!

* * *

«Не уверена, что ты меня поймешь, но тогда, два года назад, я просто не видела другого выхода, – говорила Жанна, когда сестры перебрались в каюту Влады. – Ты знаешь, как мы жили, ты своими глазами видела, как медленно сгорал над своими рукописями Макс. Иногда мне даже казалось, что он не видит никого, кроме своих вымышленных героев, – все превращается в слова, слова, массу слов… Я всегда была уверена, что наша жизнь должна иметь другой смысл. По крайней мере, Макс того стоил… И вот все рухнуло. Что я могла сделать? Я, серая библиотечная мышь?!»

…Она лукавила. В тот момент, когда газета с рецензией на «новый роман Жана Дартова» разлетелась в ее руках на клочки, она почувствовала отнюдь не мышиную ярость. Ей показалось, что так же, как эту газету, кто-то скомкал всю ее жизнь…

Слой за слоем слетала с нее многолетняя чешуя равнодушия, замешанного на животной покорности действительности. Быстрыми шагами она преодолевала квартал за кварталом, забыв о маршрутках и автобусах, и с каждой минутой, с каждым шагом все менялось в ней. Прядь волос, всегда так аккуратно собранных в пучок, расползлась по плечам, будто клубок рыжих змей, лицо пылало.

Уверенность во всех движениях была взвешенной и стремительной, словно она направлялась на ристалище, чтобы продеть ногу в стремя и крикнуть через плечо чужим, похожим на ведьмовской клич голосом: «Все, кто меня любит, – за мной!» Она не замечала, что на нее оглядываются, смотрят ей вслед, будто за ее плечами и впрямь развевается пурпурная мантия.

«Я выскочила из квартиры с твердым намерением уничтожить негодяя собственными руками, я знала, что возврата для меня не будет. У меня оставались деньги, и я поехала в охотничий магазин. Там оказалось, что для того, чтобы купить даже газовый пистолет, нужно собрать кучу справок. Тогда я просто зашла в ближайший хозяйственный магазин и купила кухонный нож».

…Она хотела убить. Даже тогда, когда приступ ярости прошел, она не отказалась от своего замысла. Обратной дороги – в отчаяние, нищету, холодность, которая наметилась в отношениях с Максом, – не было. С ножом в кармане своего белого плаща она бродила под коттеджем Дартова, как одинокая волчица. Поздно вечером он подъехал на своем шикарном «мерседесе», и фары автомобиля высветили женский силуэт на фоне темного высокого забора.

Она не искала повода подойти – он сам вдруг выскочил из машины и направился к ней. Совсем близко она увидела его темные глаза, но в них было отчаяние… Этого она не ожидала.

– Это вы? – сказал он. – Я верил, что встречу вас…

«В этот момент он выглядел безумным. Я думала, что он узнал меня как жену Макса, ведь однажды мы виделись на каком-то литературном сборище. Я подумала, что он должен был испугаться меня».

Но он смотрел на нее, как смотрят на икону или птичку, которая неожиданно садится на протянутую ладонь.

– Мне нужно поговорить с вами, – решительно произнесла Жанна, сжимая в кармане рукоятку ножа.

– Пожалуйста, прошу! – он даже забыл о машине и, бросив ее на мостовой перед домом, открыл перед ней ворота.

Если бы она могла знать, что чувствовал Дартов в тот момент! Он не вспомнил тот случай, когда мельком увидел ее впервые в кругу приятелей на поэтическом вечере в Киево-Печерской лавре несколько месяцев назад, – тогда лишь неуловимая тревожная ассоциация мелькнула в его воображении и быстро растаяла, ведь тогда его голова была занята совсем другим. Но теперь!.. Белый плащ, яркая прядь волос, зеленые огоньки в глазах… Это была она, Женщина с парижского портрета. Сколько раз он представлял себе эту встречу, как гнал от себя прочь мысль, что это невозможно, как боялся поверить в нелепость своей мечты. И вот она появилась именно теперь, когда ему было куда привести ее, было что бросить к ее ногам.

Дартову показалось, что это он, именно он материализовал ее своей страстью, вызвал из потустороннего мира, вытащил из времени. У него дрожали руки. Он не знал, что сделать для нее. Он суетился, как мальчик на первом свидании.

«Мы вошли в коттедж. Меня поразила его изысканность, богатство, пышность и… И все это принадлежало Максу! Можешь себе представить, что я чувствовала, разглядывая эту роскошь – картины, технику, антикварные полки с книгами, дубовую мебель… Он отпустил домработницу и сам выложил на стол кучу вкусной еды».

Стоя перед горой неведомых ей яств и напитков, она почувствовала, что проголодалась и силы ее на пределе. Дартов вертелся вокруг нее, как пес.

– Вы не разденетесь? – протянул он руки, чтобы помочь сбросить плащ.

– Нет! – строго ответила она.

– Как хотите, – не настаивал он. – Все – как вы пожелаете!

Он быстро и умело накрыл стол, разлил по бокалам вино.

– Я ждал вас! – сказал, поднимая свой бокал. – Да, да, не удивляйтесь! Со временем я все объясню. Но сейчас я хочу выпить за вас, за то, чтобы вы стали хозяйкой этого дома!

«Я была поражена. Я даже выпила вино, а потом… А потом сказала, что этот дом и так принадлежит мне…»

Она опьянела от первого же глотка, решительно встала, в ее руках блеснуло лезвие. В тот же миг на нее набросились два дога, которые были на страже в темноте коридора. Один сбил ее с ног, другой стал лапами на грудь. Жанна потеряла сознание.

«Я очнулась в просторной белой комнате на широкой кровати с шелковыми простынями. Выло свежее весеннее утро. Я не могла понять, что со мной. Нежно-розовые цветы стояли на подоконнике… Знаешь, что я тогда подумала?

Мне показалось, что я проснулась в другой жизни и, возможно, в другом времени – все осталось позади: запах жареной и сто раз перегретой картошки, котлеты из моркови, подъезды без лампочек, автобусы… Все… А тут даже кружевные края подушки пахли моими любимыми духами. Но потом иллюзия развеялась. На пороге я увидела двух роскошных догов – они внимательно следили за каждым моим движением».

В комнату вошел Дартов. Он был в бархатном халате с малиновыми отворотами.

– Теперь я знаю, кто вы… Но это ничего не меняет… Напротив, теперь я понимаю, что это – не сон. Я прошу меня простить за вчерашнее поведение. Оно связано с определенными личными причинами, которые вас не касаются… Итак, вы пришли меня убить? Это довольно оригинальный повод для визита.

«И тут я сказала, что все равно не оставлю его в покое, ему проще будет убить меня! Но он предложил другое. И это было страшнее смерти. Он изложил мне свое условие: через два года он вернет Максу все права (мол, к этому времени у него уже будет та сумма, которую он мечтает собрать от всех зарубежных экранизаций и переизданий) и под другим именем исчезнет из этой страны навсегда. Но все это время я должна быть с ним. Иначе он будет вынужден уничтожить Макса физически».

Он думал над этим решением всю ночь, пока гостья спала после укола сильнодействующего снотворного. Он не мог ее отпустить!

Дартов быстро выяснил, кто она такая, вспомнил, что когда-то уже видел эту женщину. Но это уже не имело значения. Когда она лежала беззащитная, без сознания, он перенес ее в постель и долго вглядывался в ее лицо. Он зажег свечу – так же, как тогда, в доме Огюстена Флери перед портретом, и рассматривал ее внимательно, как реставратор рассматривает картину, прежде чем прикоснуться кисточкой к священному раритету. Так он просидел перед ней без движения несколько часов, пока окончательный план не созрел в его мозгу. Потом его охватила жажда деятельности. Дартов расчистил гараж, находившийся под его спальней, собственноручно вымыл пол, постелил ковер, перетащил туда диванчик, поставил маленький телевизор и полку с книгами, не забыл даже о вазонах с букетами цветов. На первое время, решил он, сойдет… Позже можно будет сделать лучше, красивее.

Он все время уговаривал себя, что делает это ради своей безопасности, но… Он знал, что уже не сможет не видеть ее. Вот если бы у него был ТОТ портрет! Он не виноват, что эта женщина имела неосторожность быть похожей на ту, единственную, один взгляд на которую действовал, как самый сильный наркотик…

«Я приняла это условие. Но заставила его написать расписку. Возможно, это было смешно, но я настояла, чтобы он поставил на ней не только подпись, но и отпечатки пальцев! Все это вместе с остальными бумагами он всегда носил с собой в кейсе. Я уговаривала себя, будто я как бы сажусь в тюрьму (если бы я действительно убила его, мой срок был бы намного больше!) И это надо перетерпеть. Единственное, на что я не согласилась, – это делить с ним постель».

Правда, Дартов на этом не настаивал. Он испытывал к ней нечто совсем другое, большее, чем плотская страсть. Это чувство можно было бы назвать ужасом, восторгом, комплексом. Порой он даже подумывал о мумификации и некоторое время изучал по книгам это древнее искусство египетских жрецов. Но тогда, рассуждал он, не сохранились бы ее глаза, ее румянец, ее дыхание… И он отказался от этой идеи. Ее сменила другая. Дартов надеялся, что со временем она привыкнет к нему, что он постепенно укротит ее, уговорит быть с ним, принадлежать только ему.

Теперь он каждый вечер проводил дома, отказывался от поездок, конференций, выступлений. Он спускался к ней со свечой в руках (только так, как тогда, в Париже, он мог воспринимать ее) и вел долгие беседы, пересказывая ей события своей жизни год за годом, словно на исповеди у священника. Он устроил во дворе просторный вольер, по которому днем бегали собаки, и ночью выпускал ее в сад подышать свежим воздухом.

«Я не могла понять его поведения. Я согласилась быть в заточении и не ожидала никакой милости, кроме хлеба и стакана воды. Но он добивался другого. Даже не любви, а скорее – прощения… Было время, когда он приходил пьяный и валялся у меня в ногах, иногда он приводил с собой своих псов и угрожал. Самым трудным было, когда он, по его словам, «лишал меня сладкого» в виде отказа сделать для меня ванну или вывести в сад на прогулку и т. п…. Со временем, проводя дни и вечера в изматывающих беседах, я все же узнала, каким образом он и его приятели прокрутили аферу с похищением рукописей.

Тогда у меня возникла мысль, как ему отомстить. К концу первого года я уже мало напоминала человека, время для меня остановилось. Но мысль о мести возродила меня. Я ждала случая, чтобы выбраться отсюда, и изменила свою тактику. Я сделала вид, что начинаю к нему привыкать и даже влюбляться. И когда он сообщил, что отправляется в путешествие, да еще вместе с теми подонками, я превратилась в саму любезность. Тем более, что срок моего заключения истекал…»

Мысль о том, что скоро ее придется отпустить, с каждым днем становилась Дартову невыносимее. Поставив несколько жестких условий, он решил взять ее с собой.

– Мы расстанемся в городе Н. – я буду вылетать оттуда. Пока ты доедешь домой – я буду далеко, – пояснил он. У него уже были готовы все документы. Но билетов на самолет до Амстердама он заказал два… Он не представлял себе, что она откажется лететь с ним.

«А потом началась эта поездка. Он всегда запирал меня в каюте. Однажды, когда он вышел, я по телефону вызвала стюарда, мол, «муж случайно закрыл дверь на ключ», и, когда стюард открыл замок запасным ключом, попросила оставить его мне. Я превратилась в охотничьего пса, я выслеживала каждого из них, и мне везло! Первым попался Атонесов – я просто столкнула его за борт. Так же поступила и с пьяным Портянко… Не смотри на меня так! Разве ты сама была здесь не ради этого? А я знала о каждом из них гораздо больше, чем ты. Дартов исповедовался во всем. Все они – убийцы. Они уничтожили не только Макса, меня и, в конце концов, тебя тоже – на их руках настоящая кровь. Это давняя история. Может, именно она и перевернула мое представление о добре и зле. Мне хотелось отомстить не только за нас, но и за ту неизвестную девочку, которую эта четверка изнасиловала и закопала где-то в лесу двадцать лет назад. У нее даже могилы нет…

На этом пароходе я стала их ангелом-мстителем. Мне это даже нравилось. После того как этот подонок Атонесов исчез в волнах, я почувствовала настоящее облегчение.

Труднее было с Араменко, я же не могла так часто выходить из своего убежища. Пришлось пойти ва-банк и подкараулить его у двери каюты. Я очень спешила. Я уже не помню, что говорила ему, – молола что-то о Дартове, попросила откупорить вино… Я не знала, что делать, пока не увидела, как он открывает бутылку длинным штопором… Потом я вытолкнула его в иллюминатор, и он оказался за бортом. Оставался Дартов. И мои нервы сдали…

Последний вечер с ним был невыносим – он весь трясся от ужаса, что на него охотятся, он не мог понять, куда подевалась его свита, и настаивал, чтобы мы немедленно покинули пароход. Он начал быстро собираться, торопить меня. Я сказала, что настало время выполнить обещание – отдать расписку и отпустить меня…

«Неужели ты еще не поняла – ты всегда будешь со мной! – сказал он. – Я лучше убью тебя. Мысль, что ты вернешься к нему для меня невыносима! Ты, графиня де Ла Фарре!!!» – он назвал меня каким-то чудным именем, и я поняла, что он окончательно сошел сума. Он остался последним… Но он был сильнее и осторожнее других. Я растерялась. Он заставил меня переодеться, начал связывать руки. Я сопротивлялась… «Я вывезу тебя по кускам!» – закричал он. От сильного удара я потеряла сознание… Остальное ты знаешь. Наверное, он думал, что я умерла…»

* * *

– Неужели все напрасно?.. – тихо произнесла Жанна, закончив свой рассказ.

За разговором сестры не заметили, как пароход тронулся с места и сквозь занавески пробился первый луч солнца. Ночь закончилась…

– Ты еще не выслушала меня, – сказала Влада. – Но уже почти нет времени, через час мы будем в порту.

Она достала из ридикюля сверток с бриллиантом и синий конверт.

– Возьми, это принадлежит тебе.

Еще с полчаса ушло на рассказ Влады о событиях последних суток.

– Если ты не против, я возьму документы. Тебе остается бриллиант и… Макс…

– Разве ты не вернешься со мной?

Влада криво усмехнулась:

– Нет, с меня хватит. Мы попрощаемся здесь, в порту, – ты купишь себе билет на поезд, а мой билет – вот он, – она помахала билетом в Амстердам. – Перерегистрирую его на свое имя. Я знаю, что делать дальше. Собирайся. Времени больше нет.

Пароход уже причаливал к берегу. По радио снова объявляли о «культурной программе» на этот день.

– Я не могу тебя провожать, выйдешь незаметно сама, – сказала Влада. Сестры стояли на пороге каюты.

– Постой, я забыла, – сказала Влада и достала из чемодана ключи. – Это от квартиры…

Потом она долго смотрела в иллюминатор, наблюдая, как Жанна бредет по сонной улочке, которая вела с причала к трассе, – маленькая фигурка в дымке утреннего тумана…

В конце улицы Жанна остановилась, подняла руку, проголосовала какой машине. Хлопнула дверца, и наступила тишина. Тишина разомлевшего от жары южного города…

«Господи! – вдруг спохватилась Влада. – Я же не сказала о Максе!» Но в тот же миг волна безразличия и усталости накатила на нее. «Пусть это будет их последним испытанием… Или…» Она не решилась закончить мысль, которая была слишком зловещей и формулировалась примерно так:«… или он не достанется никому!..»

* * *

…Жанна ехала в поезде, охваченная странным чувством отрешенности от всего, что происходило вокруг нее. Соседи по купе ломали жареную курицу, хрустели огурцами, громко икали от колючих пузырьков «Спрайта», тучная проводница заставляла поднимать ноги и вздымала тучи пыли, подметая и без того душное купе. Жанна даже не расстилала постель, хотя заплатила за нее положенные гривны, и никак не реагировала на заигрывания соседа.

Окружающие звуки проникали в нее, как иглы, и высасывали остатки живой крови. Она потеряла ощущение времени, и когда утром поезд прибыл в столицу, ей показалось, что прошло полчаса… Гнев, который давал ей силы выжить, превратился в глубокую западню пустоты. На вокзале она взяла такси и механически назвала адрес.

Она ехала по городу и не узнавала его – он был перерыт, как будто безумные жители все как один бросились на поиски сокровищ. Везде стояли бульдозеры, высились строительные краны и сновали люди с лопатами. Жанна бессильно откинула голову на спинку сиденья, и прямо над ней проплыла ужасная зеленая фигура женщины с золотым лицом – новый монумент, который возвели посреди площади. Жанна вздрогнула – женщина напоминала утопленницу… «Сколько можно выполнять команду – «Руки вверх»? – подумала она. – Все мы стоим, загипнотизированные этой командой, даже памятники…»

Рядом с ее домом все осталось так, как и было. В квартиру она поднималась пешком, и каждый этаж казался ей вершиной трансильванских гор, которую она преодолевала из последних сил. Вот и полустертая надпись на подоконнике: «Жанна + Макс…»

Макс! Сможет ли она любить его так же, как прежде?

Жанна с удивлением заметила, что дверь квартиры теперь была обшита настоящим деревом и имела респектабельный вид.

Она со страхом вставила ключ в замочную скважину…

Квартиру она не узнала – ее встретила просторная светлая студия, с большими окнами, модными полками и отгороженной суперсовременной кухней. Только знакомый стеллаж с книгами остался на противоположной стене. Ни одной вещи не было брошено на спинки роскошных кожаных кресел, в шкафу-купе висели незнакомые вещи – красивая модная женская одежда, несколько мужских костюмов, совершенно новых… Ужас и отчаяние охватили ее. Сколько раз она мечтала о пристойном жилье, но теперь все здесь было для нее чужим. Жанна даже обрадовалась, что в квартире никого нет. Макс ушел отсюда, это было ясно с первого взгляда – ни одна вещь не указывала на его присутствие. Жанна обхватила голову руками – она не знала, что делать дальше. Она мечтала вернуться сюда иначе – в объятия и слезы радости, она представляла, как будет рассказывать о пережитом и выложит перед Максом признание Дартова. Она ходила по студии, как по лабиринту, из которого нет выхода…

Единственное, что было здесь ей знакомо, – книги. Ровные ряды книг – библиотека, которую собирал еще отец, а потом Макс. «Он не забрал даже своих книг!» – подумала Жанна. Как во сне она зашла на кухню, там тоже стояли удобные кресла. Жанна медленно включила все четыре газовые конфорки, открыла дверь духовки и пустила газ…

Потом села в одно из кресел. «Теперь все будет хорошо… – подумала она. – Все будет, как следует…»

Она начала проваливаться в сон, вдыхая полной грудью невидимую смерть. Она плыла по белому коридору, с обеих сторон которого к ней тянули руки зеленые размытые силуэты. «Скоро станет легче… – слышала она чей-то знакомый голос в полусне. – Ты придешь ко мне, графиня, я знал, что ты все равно придешь ко мне…» На мгновение ей и впрямь стало легче, зеленые тени исчезли, коридор приобрел золотистый оттенок – где-то в его конце всходило яркое солнце, отгороженное от ее взгляда чьим-то силуэтом. «Это Макс…» – подумала Жанна и ускорила свой полет. Темная фигура приближалась, она протягивала к ней руки. И вот уже совсем близко засветились угольки черных глаз, из пропасти, которая еще за миг до этого напоминала очертания губ, раздался голос: «Иди ко мне, графиня Жанна де Ла Фарре!!!»

– Макс! – закричала Жанна и открыла глаза.

В тот же миг она услышала, как со стороны книжного стеллажа кто-то отчаянно застучал в стену. Этот звук взбудоражил и заставил ее опомниться. Стена тряслась так, что с полки упала книга. Жанна подбежала и прислушалась: звук нарастал, ей даже показалось, что кто-то будто бы из подземелья зовет ее.

«Может, это и есть смерть?» – мелькнула мысль, и Жанна даже дернула себя за волосы – боль была живой. Ее взгляд упал на страницу раскрытой книги – «…он вознес в теле своем наши грехи, дабы нам быть мертвыми для греха…» На месте, где стояла книга, Жанна увидела ключ. Не осознавая, зачем она это делает, Жанна стала яростно сбрасывать книги со стеллажа, под ногами выросла целая гора, а звуки ударов стали более четкими. Более того, она все яснее слышала, что каждый следующий удар в стену сопровождается криком: «Жанна! Жанна! Жанна!» – и это уже был не сон. Она сбросила почти все книги и дернула деревянные перегородки стеллажа – он удивительно легко подался и раздвинулся. За ним была дверь. Жанна дрожащей рукой вставила в замочную скважину ключ. И замерла: на той стороне все стихло. Она стояла и не решалась сделать последнее движение. Это было похоже на сумасшествие. За дверью кто-то дышал. Наконец она услышала знакомый шепот: «Жанна…»

Изо всех сил она распахнула дверь…