18 июля
Сегодня утром она проснулась поздно. Как и в предыдущие дни, Марк уже спустился вниз, и теперь она одна в освещенной солнцем комнате. Она потягивается и осматривается вокруг. Почему этот дом так напугал ее, когда они только приехали? Просто смешно. Дом как дом. В своем стиле. Это, правда, не то, что она любит, но у каждого свой вкус. И потом, это дом Бланш, а не Марка. Он может думать по-другому. Он здесь тоже только гость. Она с удовольствием отмечает, что уже начинает ко всему привыкать, даже к тому, что особенно не любит. К твердому бесформенному матрасу, к аскетической обстановке, к дощатому полу, белым голым стенам. Она уже знает, что напротив, через широкую квадратную площадку, находится комната Бланш и Клемана — немного таинственная, в которую она еще не заходила, но которая ее больше не беспокоит. Она знает также, куда ведут две другие двери. Это туалет и одна нежилая комната, из которой намереваются сделать ванную. Потом…
Она не хочет думать о том, что будет потом. Сейчас ей надо спуститься вниз и принять душ в маленьком закуточке рядом с кухней, темном и холодном. В первый день ее покоробили каменный пол и крошечный умывальник, на котором едва помещались два стакана и щетка для волос. Теперь она об этом даже не думает. Просто каждый раз приносит и уносит все свои банные принадлежности и полотенце. Не так уж и сложно. И уж совсем не важно. Она знает также, что с их этажа лестница ведет к двум мансардным комнатам, в которых живут Мелани и Эмилия. Она знает теперь, кто такая Мелани, знает, кто такая Эмилия. До сих пор она не очень много с ними разговаривала, как, впрочем, и с Бланш, и с Клеманом. Но это даже хорошо. Это доказывает, что они держатся тактично, хотят оставить ее с Марком. А она, разумеется, хочет быть именно с ним. Она думает, что уже становится частью этого дома, у нее складываются здесь свои привычки. Она видела также садовника Луи. Странный тип, никогда не говорит ни слова, и от него пахнет вином уже с утра. За ним неотступно следует его собака — старая понурая дворняга, которая тычется ей в ноги носом каждый раз, когда они встречаются. Она видела и старый садовый домик у ворот, в котором живет Луи. Теперь она знает здесь всех…
Она положила свои книги на стол Марка, рядом с его книгами. Ее мобильный телефон лежит около лампы. Это ее вещи. Знаки ее присутствия. И она думает уже, как они будут жить вдвоем и их вещи будут переплетаться и смешиваться. Жизнь вдвоем…
Как все быстро произошло, думает она, вставая. Месяц назад она не знала, будут ли они вместе проводить отпуск. Он ничего не говорил, а она не поднимала эту тему, хотя часто об этом думала. Они не так давно познакомились. Но она с волнением ждала приближения лета. А что, если он просто исчезнет на это время, сказав, что они увидятся в следующий раз только в сентябре? Или вообще больше не увидятся? Она не стала строить планы. Все и так произошло внезапно, неожиданно и волнующе.
Но он все же спросил, свободна ли она во второй половине июля. У нее забилось сердце. Да, свободна. На самом деле она предполагала взять отпуск только в августе, как делала каждый год. Но она все устроит. Ей не трудно будет договориться с одной коллегой, которая с удовольствием поменяется с ней в июле. Тогда она выйдет на работу 15 августа. Она была готова на все, чтобы провести с Марком, как он и предлагал, две недели. Ей они заранее казались бесконечно прекрасными. Он добавил, что они поедут к его лучшим друзьям, Бланш и Клеману. На юг. В дом Бланш. Старый прекрасный дом, ты увидишь. Он уже договорился с Бланш об ее приезде. Теперь их ждут.
Она была немного удивлена. Почему не воспользоваться возможностью побыть только вдвоем? Она, конечно, предпочла бы не делить его ни с кем. Тогда он заговорил о финансовых проблемах. Так гораздо практичнее. Она тоже не купается в золоте, но она была готова на все — остановиться в самом дешевом отеле, даже в кемпинге. Или остаться в Париже в ее квартире. Главное — быть вместе. Но он сказал однозначно, что всегда проводит отпуск в этом доме. Или так, или никак. Он не так резко сказал, но смысл был таким. И она согласилась. Разумеется. Она не хотела, чтобы было «никак». Может, это и к лучшему. Он хочет представить ее своим друзьям, близким людям. Хороший признак. Доказательство, что он включает ее в свою жизнь. Что это серьезно.
В любом случае, она знает, что согласилась бы на все. Их встреча была такой прекрасной, пробудила в ней столько надежд, что она не хочет испортить ее отказом. Встреча с неисповедимой судьбой… Ей тоже понадобилось время, чтобы все осознать.
Поездка в зарубежный город, конгресс. То, что там с ней произошло, могло бы, как это часто и случается, остаться просто воспоминанием о приятной мимолетной встрече, без последствий и сожалений. Она смирилась с этим. Напрасно не мечтать — вот девиз, которому она следовала после того, как рассталась с Жеромом. И поступала соответствующе, когда какой-либо мужчина входил в ее жизнь. В поездку на конгресс ее увлекла Лола, которая видела, что она тоскует. Давай, давай, это будет забавно, сказала она. Там будет полно всяких психологов, философов, литераторов, ученых. А будет скучно, займемся туризмом. В этом вся Лола. Она легко переходит от одного мужчине к другому, не устраивая драм. А если и страдает, то никогда этого не показывает. Клер завидует ей. И любит быть с ней. Она живая, веселая, хорошо на нее действует. Да и даты ей подходили — как раз выходные, когда она будет без мальчиков. И она решилась.
Все началось очень мило. Она села в самолет с ощущением свободы, которое она всегда испытывает в путешествиях. Чувствовала себя легкой, свободной, готовой к приключениям. Конечно, ее не так интересовала тема конгресса, на котором творческие люди смежных дисциплин обсуждали современные вопросы, как возможность провести два дня в другом городе, на солнце, в хорошей компании. Все же имя Марка в программе выступлений вызвало ее интерес. Имена всегда имеют значение. Философ Марк С, чьи статьи на актуальные темы часто появлялись в печати. Раза два она смотрела интервью с ним по телевизору. Она нашла его красивым, блестящим оратором, и хотя не испытывала большой склонности к философии, ей понравились острота и стиль его выступлений, в которых чувствовалась строгость, даже некоторая жесткость суждений. Она внимательно рассмотрела его, когда он поднялся на трибуну. Лицо строгое, как на портретах кисти Дюрера, с резкими чертами — не иначе как просвещенный монах, увлеченный какой-то идеей. Савонарола, подумала она, слушая, как он резко и точно критиковал своих оппонентов. За строгостью суждений она почувствовала увлеченность, которая ей импонировала. Она решила подойти к нему.
Все произошло с удивительной легкостью. Она подошла к нему во время перерыва, задала пару вопросов и сразу же почувствовала, что он тоже свободен. Он стоял в центре оживленной группы, держа в руках пластмассовый стаканчик, но сразу же отошел, чтобы поговорить с ней. Взгляд его оживился, как у хищника при виде жертвы, а она стояла покорная и улыбающаяся. Все шло так, как будто было спланировано заранее. И очень естественно, потому что не было никакого умысла. Просто во второй половине дня, когда участники конгресса вернулись в гостиницу и готовились выйти на ужин, она подождала его, сидя в холле. И когда увидела, как он отказался пойти со своими друзьями и, когда те ушли, направился к ней, она поняла, что выиграла. Он, вероятно, думал то же самое, они прекрасно понимали друг друга. Он сказал ей: пойдем — и она поднялась, чтобы пойти за ним.
Но главное не это. Главное это то, что произошло потом и чего нельзя передать словами. Как описать то, что превращает обычную встречу в историю любви? Первую восхитительную ночь? Когда два человека, два тела, два желания, два фантазма чудесным образом сливаются? Все это было, и даже больше того. Они прикоснулись к тайне и на следующее утро были не только взволнованы, но и огорчены тем, что скоро придется расстаться.
Она помнит большую, белую, почти безлюдную площадь, пересекая которую им пришлось щуриться, так солнце слепило их утомленные глаза. Открытую террасу кафе, куда они пришли завтракать, тоже странным образом почти пустую. Она сидит рядом с ним. Они оба бледны и расслаблены после бессонной ночи. Он прижимает свою ладонь к ее щеке и говорит: у тебя такие глаза сегодня утром! Она засмеялась, но этот жест показался ей самой чувственной лаской, а простые слова взволновали ее так же, как если бы это было признание в любви. Это был знак внезапной близости между людьми, которые еще несколько часов назад не знали друг друга.
Она не помнит, сказали они еще что-то друг другу в то утро в кафе или нет. Сейчас ей кажется, что они молчали, немного оглушенные тем, что с ними произошло. Накануне, в ресторане, они наверняка много говорили. При первых встречах люди часто рассказывают о себе и задают вопросы. Но что осталось в памяти — так это ее внутренняя уверенность в том, что происходит что-то важное; она еще не совсем поняла что, но это несет в себе надежду и обещание, что все возможно.
Она не помнит, было позднее или раннее утро. Только белая пустынная площадь и они двое, молчаливо сидящие рядом перед чашками с горьковатым кофе. Она помнит также ощущение своего тела — преображенного, одурманенного, напряженного после прошедшей ночи, когда она отдавалась и покорялась полностью, охваченная даже не желанием, а чем-то, что гораздо больше желания. И помимо ее воли, это новое, волнующее ощущение держало ее теперь в ожидании.
И между этим моментом и тем, когда им надо было вернуться в ту жизнь, из которой они вышли вчера, — пустота. Она помнит только страдание, которое почувствовала в тот момент, когда они поднялись, чтобы вернуться в ту жизнь. Ему надо идти на заседание конгресса, сказал он, если бы не это, они бы снова вернулись в гостиницу. Когда они вошли в зал заседаний, она заметила любопытные, немного насмешливые взгляды: присутствующие поглядывали на них как на сформировавшуюся пару. Увидела, что Лола смотрит издалека заинтригованно. Лола знала, что произошло накануне и что она не ночевала у себя в номере. В полдень в ресторане они оказались друг против друга, но могли обмениваться только взглядами. Вокруг них шумел большой зал, заполненный людьми. Марк представил ей своего друга, сидящего слева от него. Она едва расслышала имя. Это был Клеман, но тогда она еще не понимала всей его значимости. Еще накануне она заметила, что тот ходит за Марком по пятам. Клеман смотрел на нее с усмешкой. Вероятно, думал: вот его последняя победа на конгрессе. Он некрасив, бледен, расслаблен. Бесцветные выпуклые глаза за большими очками, широкие залысины на лбу. Похож на глубоководную рыбу. Она почувствовала, что от него исходит почти физически ощутимая неприязнь. Дружеская близость между ним и Марком ощущалась явно. Это были такие отношения, когда, чтобы друг друга понять, можно уже обходиться без слов, и эта близость ее отвергала. У нее было ощущение закрывшейся двери.
С этого момента у них не было больше возможности побыть вдвоем. У нее сложилось впечатление, что люди роились вокруг Марка, сменяя друг друга, мешая ей поговорить с ним, дотронуться до него. А как вел себя он? Стал ли отстраненным, оказавшись среди своих? Она не может этого сказать, так как обстоятельства действительно требовали его участия. После обеда он был председателем круглого стола, который длился два часа. Ее самолет улетал раньше, чем его, да и разлетались они в разные стороны. Ей надо было еще зайти в гостиницу за своими вещами. Она знала, что все окончено.
Она старалась подавить в себе растущую внутри боль. Так даже лучше. В конце концов, они едва знакомы, она ничего о нем не знает. Знает только то, что произошло этой ночью, а это может ничего не значить. Ей просто все показалось. Возможно, что для него это очередное приключение, без всякого продолжения. К тому же, по мере того как шло время, очарование пропадало, а вопросов становилось все больше. Очень хорошо, повторяла она себе. В любом случае, они живут в сотнях километров друг от друга. Это не имело никакого смысла.
Она все же не присоединилась к своей группе, а села в том зале, где он круглый стол. И до самого отъезда неотступно смотрела на Марка. Поднимет ли он глаза, посмотрит на нее? Увидит ли она в его взгляде отклик на ее призыв? Она почти уверена, что он избегал ее взгляда. Но очень вероятно, что он должен был сконцентрироваться на дебатах, и было совсем не время для выразительных переглядываний. Ей пора было уходить. Тогда в каком-то порыве она вырвала листок из блокнота, написала свой адрес и, без всякой подписи, одно слово: Целую. Чувствуя себя смешной, под прицелом глаз всего зала, она подошла и положила перед ним листок. Клеман так следил за ней взглядом, приподняв брови, как будто она совершает какой-то неприличный поступок. Она и сама почти так думала. И с этой мыслью уехала в аэропорт.
Она посмотрела в окно на красивые серебристые кроны оливковых деревьев, занимающих почти все видимое пространство, и улыбнулась. В тот день она не могла и представить себе, что будет потом. Что окажется с ним здесь во второй половине июля.