Мне нравится немного циничная американская поговорка: «Чем ближе я узнаю людей, тем больше я люблю свою собаку». Братья наши меньшие по этой жизни, клянусь, гораздо честнее, порядочнее, добрее нас.

Когда спрашивают, сколько у меня детей, я отвечаю: «Двое. Аня и Лаки». «Что за имя такое?» — «Да бультерьер потому что». Для меня это — сын. Я всю жизнь, с тех пор как в школе прочитал рассказ Льва Толстого «Булька», хотел завести бульдога. Только не французского, а английского, бойцовую собаку.

Вывез я Лаки из Западного Берлина, а родился он в Париже — фон-барон, что называется. Вывели бультерьеров для забавы — боев с быками, так что это типичный бойцовый пес.

Мой пес — это член моей семьи, так что я к Нему отношусь как к родному сыну. Жена может быть чем-то недовольна, дочь может быть занята или расстроена, мама с папой могут быть в обиде на что-то. Но вот ты открываешь дверь в квартиру — пес всегда тебя целует. С собакой душа отдыхает больше, да простят меня члены моей семьи.

Мы с ним бойцы. Я всегда говорю: жаль, что Он не разговаривает. Если бы мы побеседовали, у нас было бы о чем потолковать. Это очень сильная собака и очень любвеобильная. Любвеобильных много, сильных много, а преданных — меньше. Он во мне чувствует друга и хозяина и в игре никогда не укусит. У меня, правда, от Него на ноге восемь шрамов и на пальце четыре, но это я его разнимал в драках с собаками. В драке Он не понимает, где папа, где мама. Потом Он три дня ходил передо мной извиняться, вернее, вообще не подходил — знал, что обидел. Спал около жены. Вообще-то Он со мной спит, в ногах. Повторяю, что Он для меня многое значит: потому что жена может быть недовольна, дочка — не в настроении, а этот всегда рад.

Я чувствителен к боли. Пониженная болевая чувствительность у меня только тогда, когда дерусь. Это не потому, что я боли не чувствую, а потому, что меня «переклинивает». Я занимался боксом и считаю, что если можно не драться, то лучше не надо. Но если драться — то до конца и честно. И Лаки такой же — Он же не хитрый. Поэтому-то бультерьеры часто гибнут на кабанах — они всегда идут напролом, прямо.

Драться приходилось. И в последнее время тоже… Потому что дураков много, а я человек вспыльчивый. Например, бывало так: подходят подвыпившие незнакомые люди и говорят: «Саша, пойдем к нам выпьем! Мы так тебя любим!» «Я по столам не хожу, — говорю, — давай выпьем здесь». — «Пойдем к нам…» — «Ты что, русского языка не понимаешь?» — «А, Розенбаум, мы думали, ты — человек, а ты —…» Тут я обычно вставал и бил сразу. А что делать?

И Лаки в чем-то похожий. Насколько Он бывает спокойный и ласковый, настолько же Он ненавидит все, что движется. Кроме щенят и сук, женщин и детей — все враги, причем смертельные. У Него характер настоящего мужчины. Он хватает все, что под зубами, все, что можно грызть, — мотылька, лошадь, бронетранспортер, козу. В Кисловодске на гастролях овцу загрыз, а пять кавказских овчарок, притравленных на волков, стояли в отдалении и Его облаивали. Я этих овчарок понимаю. Представьте такой вариант: идешь по улице, мимо нормальные люди ходят. И вдруг появляется один — с узким лбом, с глубоко посаженными глазами, рожа совершенно непонятная, короткие ноги. Ты же автоматически перейдешь на другую сторону — зачем тебе эти неприятности? Так, видно, и они, собаки, думали. А Его и спускать не надо — Он сразу в атаку. Причем не лает никогда. У Него какой-то вампирный вой. Тут кровь, порода.

По молодости Лаки ездил со мной на гастроли.

С двухмесячного возраста Он гостиничный человек. Входим в номер, Он выберет в люксе из двух кроватей свою: прыгнет с одной на другую, потом ляжет на одну из них. И все.

Когда я ухожу на концерт, Он ложится на мою сумку и спит, пока я не приду.

Характер у Него в общем мой. Очень трудно поддается дрессировке. Мы «фас» не знаем. Это нам не нужно.

У Сетона-Томпсона есть рассказ «Снап». Про бультерьера. Добрейший пес. Он бойцовая собака и ни на что больше не годен — только на любовь и бои.

У него — одна извилина. Но если ее направить на нелюбовь к человеку, то и гулять с ним вы не сможете.

Лаки уже тринадцать лет, совсем пожилой. Мы мыслями обмениваемся, по часу можем так говорить. Он скучает по мне. Я для Него — Бог, царь, отец, мать, брат. Я для Него — жизнь. А для меня Лаки — сын, ближайший мой человек. И моя семья тут меня прощает.

Мало кто из принимающих меня отказывал, возражал, чтобы я приехал с Лаки. Но теперь я оставляю Его дома. Он пожилой парень, пенсионер. Когда возвращаюсь, начинает твориться что-то безумное: Он прыгает от счастья до потолка. Светопреставление… Это продолжается в течение минут пяти, а потом Он устает и идет пить воду. А я иду общаться с семьей.

«Дружба» — это значит «Ты у меня есть». А любовь — абсолютное понимание и прощение. Если друг, допустим, может отреагировать на вспыльчивость и не разговаривать с тобой три часа, то любящим людям позволительно обидеться минуты на три, максимум.

Кстати, за женой я долго не ухаживал. Я ничего не делаю долго. Лена всю жизнь работала, я не возражал. Она была вынуждена сидеть дома, только когда ребенок был маленький, тяжело болел. Я никогда не считал, что женщина не должна работать. Просто она не должна находиться на службе «от звонка до звонка». Пусть работает, четыре-пять часов в день, этого достаточно.

Когда я говорю, что женщина не должна работать, я не имею в виду, что она вообще не должна работать. Просто ни в коем случае не нужно приковывать ее наручниками к батарее рядом с плитой. Пусть она работает для того, чтобы на других посмотреть и себя показать. Но женщина не должна «гореть» на работе. В противном случае у нее совершенно не остается времени на дом. А что же это за женщина, если у нее нет времени на семью? Но это мое мнение. Я говорю за себя, а не за всех мужчин и женщин. Но «горящая» на работе женщина — не моя женщина.

А какой она должна быть, чтобы мне понравиться, — это уже совсем другой вопрос. Она должна быть милой. Есть такой образ — «милая женщина».

При этом совершенно необязательно быть длинноногой блондинкой. Она не должна быть самовлюбленной. От нее должно пахнуть женщиной. Я должен ощущать, что это самка.

Есть такое понятие — «зовущая женщина». Это очень сложно объяснить. От нее должно исходить ощущение пола. Как от мужчины должно пахнуть мужчиной. Токарь может у станка стоять, и от него будет идти ощущение мужчины. А капитан первого ранга может оказаться тряпкой, человеком непонятного пола.

Я себя не переоцениваю и не возвышаю над животными. Да, мы животные, и не нужно этого стесняться. Просто мы более высокоорганизованные животные, с гораздо большим количеством и более развитым серым веществом. Но инстинкты у нас те же самые. Я человек из класса млекопитающих.

И ноздри у меня так же реагируют на самку, как у любого другого самца. И я никогда не сужу о женщине по ее положению, классовой принадлежности.

Меня не это интересует.

Давайте расставим все на свои места — я за самцовость и самковость. Я считаю, что мы не должны высокомерно отделяться от животных. Мы себя слишком высоко ценим, когда называем их братьями нашими меньшими. Мы нормальные млекопитающие.

Я в мужчине уважаю самца, в женщине — самку. Основные обязанности самца — охранять логово и тащить туда добычу, самки — воспитывать детенышей и облизывать самца…

«Шлюха» для меня понятие более моральное, чем физиологическое. Она может жить с одним мужчиной и быть шлюхой. Шлюха — это женщина, которая не уважает любовь к ней близкого человека, топчет ее в грязи. Я не видел нормальных женщин, которые бегают от одного мужчины к другому. Если они «ищут» таким образом любовь, то так искать могут либо шлюхи, либо больные.

Я признаю, что женщина может быть лишь в физиологическом смысле «женщиной», а в душе оставаться девушкой. Но все же женщина должна целомудренно относиться к своему телу. Это не значит, что она должна ходить в поясе верности. Целомудрие означает многое, в том числе и секс, но не абы с кем. А отдаваться за деньги — это грязь.

Но сейчас женщинам дай Бог найти нормального мужика. Ведь импотенция сейчас — серьезная проблема. Она идет от безысходности, от поголовного пьянства, которое тоже результат безысходности. И проникновение всяких «затейников» тоже вредно воздействует на психику: наши мужики стали сравнивать себя с западными образцами. Чтобы удовлетворить женщину с богатым воображением, да после всех видеофильмов, нужно обязательно на уши вставать. А русский мужик неприспособлен к этому по своему генотипу: перед встречей с подобной женщиной он начинает комплексовать. Нельзя русского человека сделать французом, показав ему «Эмманюэль», он может напугаться на всю жизнь.

Кроме того, мужчину отпугивает повышенная самостоятельность женщины, не дающей ему почувствовать, что она в его подчинении. Посмотрите на животных — у них самочка и прижимается, и заигрывает. А если и убегает, то так, чтобы ее догнали.

А наша идет гордой павой, вся из себя самодостаточная — это бьет по физиологии мужчин. Недаром в селах, где женщина играет свою изначальную роль самки, мужики гораздо закаленнее в сексуальном смысле, чем рафинированные городские жители.

Секс нужен, это я как доктор говорю, и искусственные половые члены нужны массе неудовлетворенных женщин, и резиновые куклы необходимы мужикам, которые страдают робостью по отношению к женщинам. Но только в секс-шопах. Нельзя продавать все это вместе со сникерсами, с солнечными очками. Среди педерастов есть замечательные люди, но голая мужская задница на первом канале в три часа дня мне претит. Я за законопослушный секс.

Распускал ли я хвост перед женщинами? Ну а как же! Что ж я, не мужчина, что ли? Я же в миру живу…

А женщин люблю разных… Но они прежде всего должны быть женщинами. Повторяю — я жутчайший противник эмансипации, противник даже политической партии «Женщины России». Считаю, что их место на кухне, а не в Государственной Думе, потому что они вешают на мужей заботу о своих детях. Я считаю, что женщина — это очаг, а выход на работу — «для общения». Вот такие женщины мне нравятся.

А если она еще и симпатичная — это же прекрасно!

«Я вас люблю» я говорил всего два-три раза в жизни. Совсем не обязательно мужчине говорить «Я тебя люблю» женщине, с которой он раз переспал. Все нормально, пока в этом не появится грязь.

Грязь — это когда мужики после сорока пяти бегают, «сшибают» молодых девчонок. Это непристойно.

Каждый имеет право на курортный роман в любом возрасте, но именно на роман.

Женский успех? Дешевых поклонниц у меня нет, пожалуй, и раньше не было, на лоскуты с меня одежду не рвали. Есть, правда, пара-тройка сумасшедших, но я же доктор по первой профессии, понимаю…

Что до отношения к женщине, то оно должно быть уважительным. Нет, я не кричу: «Вступиться за честь женщины — рыцарство!» Не надо этих разговоров о средних веках. Все это очень мило: дуэль, по морде, перчатку в лицо. Слишком круто. Ты можешь любить женщину, можешь не любить — это твои проблемы. Но относиться к женщине нужно уважительно, поскольку это мать, жена, любимая. Это вообще слабый пол.

У меня отношения с женщинами — это отношения нормального мужчины: я люблю слабую половину человечества. Но это вовсе не значит, что я бегаю и снимаю телок на панели. Есть вопрос очень личный. На пути любого мужчины, как, наверное, и большинства женщин (хотя тут в силу физиологии все сложнее), за долгую жизнь случаются романы, увлечения — минутные, трагические, комические. А во что это переходит… Не знаю, у меня к исламу с его многоженством есть некоторая симпатия.

Что касается «Love stories», тут я не герой. У меня было, у меня есть, у меня, может быть, будет. Но это наше — мужское. Я нормальный физиологически функционирующий мужской организм, но никогда не выставлял себя героем по этой части. У меня отец — уролог, брат — тоже врач, но ни с отцом, ни с братом за всю свою жизнь у нас не было ни одного разговора «о бабах». Ни одного…

Я своих женщин никогда не подсчитывал и, если бы их подсчитал, никогда бы об этом не сказал.

Выше я среднего мужчины или ниже?.. Пусть об этом думают мои женщины. Пусть они об этом рассказывают! Но не я. Вот тогда будет по-мужски. Я знаю: когда женщины утратят интерес ко мне — это конец.

И не только потому, что я артист: всякий мужчина должен чувствовать на себе женские взгляды. Иначе он не мужчина…

И жена моя, кажется, думает так же. Она ведь со мною — и тоже живет в моей профессии. Мы прожили с Леной больше двадцати лет. Думаю, это говорит само за себя. Надо делать так, чтобы твоя женщина не старела. Но на своем организме бег времени я ощущаю. Бороться с этим бесполезно, иногда лекарства пожрешь для поддержания состояния.

Я доктор, знаю, что смерть неотвратима. Нет, я не кокетничаю, дескать, приходи ко мне, костлявая, мне без разницы. Ни в коем случае! Чем позже это случится, тем лучше. Истинно верующим, наверное, легче — они знают, что их ждет там. А нам непонятен этот переход и поэтому страшно: как это — я жил, и вдруг меня не будет. Но в принципе я к этому готов. Единственное, чего хочу: «если смерти — то мгновенной, если раны — небольшой».

Но вообще-то я себя чувствую нормально. У меня взрослая дочь и дедушкой могу стать уже совершенно спокойно. Моя бабушка говаривала в одних ситуациях: «Саша, тебе уже шестнадцать лет», а в других: «Саша, тебе еще шестнадцать…» Диалектика… Так же могу сейчас сказать о себе. Мне уже, и мне еще!..

А свадьба дочери была очень хорошая, на «Голубой даче» — есть у нас в Ленинграде такой особнячок, который может снять любой человек при наличии денежных знаков. Из «пышностей» закатил Ане фейерверк: нанял пиротехника, и он все это организовал на зимнем воздухе. Стол был хороший, еда вкусная. Гостей собралось человек сто, были только родственники и друзья: не считать же «свадебными генералами» Кобзона с Громовым! Иосиф и Боря — мои друзья, приехали после заседания Думы поздравить и вечером же уехали. Подарил Ане на свадьбу песню и еще комплект — сережки, колечко и тоненькое жемчужное ожерелье, достаточно скромное для моего положения.

Ее муж — венгр из Румынии, уже пять лет живущий в Израиле. Неимущий студент физкультурной академии, работает в бассейне тренером по плаванию, чтобы содержать неработающую маму, младшего брата и дедушку. В бассейне они с Аней и познакомились, когда мы были на гастролях в Израиле. Они познакомились, и он понятия не имел, кто я такой. Мы с Аней счастливы, что он полюбил ее, а не мою известность. И женился на ней, а не на дочери Розенбаума. Вообще он хороший парень. Отец — венгр, мать — еврейка, жили в Румынии, эмигрировали в Израиль. Мальчик — замечательный.

Где они будут жить — это сложный вопрос, я хочу, чтобы они жили там, где им будет хорошо. Не имею права указывать детям. Пусть поищут себя. Пока жив, буду им помогать. Уверен в одном — моя дочь никогда не потеряет России. И еще знаю, что я буду жить здесь. Следовательно, достаточное время здесь будет проводить и моя дочь.

В дни перед свадьбой дочери был невероятно спокоен: видимо, из-за ответственности за проводимое мероприятие. Мне было и очень тяжело — такое ощущение, будто кусок плоти от меня оторвали. На следующее утро я улетел на гастроли.

Но праздничное настроение испортило чужое жлобство, несправедливость, грязь, хамство, вся эта газетная шумиха со свадьбой Ани. Писали о кавалькадах правительственных авто с высокопоставленными гостями. На самом деле Иосиф Кобзон и Борис Громов приехали из Москвы прямо с думского заседания и поздно вечером улетели обратно. Естественно, что они из аэропорта приехали на машинах. Вот и весь длиннющий «кортеж». Или: «Невеста вышла в шикарном белом платье». А что, она в ватнике должна была быть? И почему бы не в шикарном платье? У меня единственная дочь. Имею право купить ей свадебное платье. Зарабатываю.

Хамство — это очень сложный вопрос. Хотя я научился владеть собой, но иногда очень хочется съездить по морде за гадости.

В творчестве мечтаю о двух вещах. Первое — работа с нашими выдающимися классическими музыкантами, но это — на подходе. Еще очень хочу, чтобы наступило время, когда я смогу давать в десять раз меньше концертов за те же деньги: об этом мечтает каждый среди нашей братии.

Есть мечты и по жизни: поселиться за городом, устроить свой небольшой зоопарк и общаться с животными. По-черному завидую Брижит Бардо, которая может себе это позволить. Если бы я сегодня имел финансовую возможность, быстро бы возвел себе домик недалеко от Ленинграда, завел пару-троечку коней, построил псарню, взял конюхов, пару ребят для собак. И разводил бы хороших псов.

И еще: мое — это лошади, охота.

Но на охоте я с год уже не был, не до этого, хотя раньше хаживал часто.

На охоте я уже не убиваю. Могу сейчас застрелить разве что кабана. У него глазки маленькие, глубоко посаженные и ничего не выражающие. Или, на худой конец, птицу. Олени плачут, зайцы кричат — не могу. А уж волков — никогда в жизни.

Волк — очень интересное животное. У него есть свои отрицательные свойства, он может быть очень коварен. Но он сильный, смелый, решительный, стадный в хорошем смысле этого слова, мужественный.

Собака — друг человека. А лошадь нам наверняка еще ближе — умная и очень верная. Вообще, животные лучше, чем люди, потому что они абсолютно честные. Если у той же собаки загривок дыбом, вы понимаете: что-то ей не нравится. Если где-то появился медведь-людоед — о нем вся страна знает. А мы жрем друг друга на протяжении всей человеческой истории. И при этом говорим, что звери — звери, а мы — люди.