Сорбонна находится в двух шагах от острова Ситэ, сердца Парижа, где расположены церкви Нотр-Дам и Сент-Шапель. Достаточно лишь перейти Сену по мосту Сен-Мишель и войти в Латинский квартал. Именно здесь много лет билось сердце французской культуры и до сих пор витает дух Франсуа Вийона — несмотря на то, что в наши дни многочисленные магазины и рестораны несколько испортили романтический облик этой любимой туристами части Парижа.

К 1223 году, когда умер Филипп-Август, Париж стал культурной столицей Западной Европы. Город притягивал ученых, торговцев, политиков и поэтов, стекавшихся в прославленный Париж — столицу наук и искусств. Собрания городских библиотек, великолепные витражи, скульптуры и архитектура религиозных сооружений, разбросанных на Ситэ к югу от холма Святой Женевьевы и к западу от Сен-Жермен-де-Пре, были так же знамениты, как велики сами ученые мужи. Улицы были грязными, но архитектурные сооружения — величественными. Руины знаменитой церкви Сен-Поль-де-Шан, построенной в 1107 году на улице Сен-Поль в Марэ, — самого популярного религиозного сооружения XII столетия — можно видеть и сегодня.

Начиная с XI века молодым людям, желающим получить образование, предоставлялась такая возможность в школах при аббатствах и в коллежах. К XIII веку ансамбль этих многочисленных столичных коллежей, называемый Парижским университетом, получает титул одного из лучших в Европе и притягивает в Париж тысячи юношей из разных городов и стран. Тогда левый берег стали называть Университетом, а правый — Городом.

«Во французской стороне, на чужой планете предстоит учиться мне в университете» — многие наши соотечественники помнят слова песенки вагантов, заново положенной на музыку Давидом Тухмановым. Ваганты — это бродячие студенты. В Париж они стекались со всех сторон. Кто-то приживался надолго и становился видным ученым, кого-то исключали — и начинались его мытарства в поисках другого учебного заведения или хотя бы какого-нибудь заработка. С зарождением средневековых университетов зародился и вольный дух студенчества. Школяр всегда налегке, всегда готов пуститься в путь, навстречу своей судьбе. Само слово «ваганты» происходит от латинского vagari — бродяжничать. В песнях вагантов присутствуют восклицания, часто они выглядят как обращение, просьба, жалоба, а иногда это даже диалог. Это живая речь, но заключенная в строгую ритмическую форму — так озорные школяры пародировали церковные каноны.

В средневековые времена студенты университета из разных стран общались на латинском языке, отчего этот район получил название Латинского квартала. По сей день Латинский квартал остается мозгом Парижа: здесь сосредоточены десятки высших учебных заведений и школ.

Сегодня в северной части квартала находятся старейшие учебные заведения: коллеж д'Аркур, лицей Сен-Луи, лицей Генриха IV, коллеж де Франс, Политехническая школа, Сорбонна. В южной части расположены Педагогический институт, Институт географии, Институт океанографии, Высшая школа декоративного искусства и другие научно-учебные заведения.

Главные артерии Латинского квартала — бульвары Сен-Мишель и Сен-Жермен. Здесь же находятся древние Термы, Пантеон, церковь Сент-Этьен-дю-Мон, библиотека Сент-Женевьев, отель Клюни и бывший монастырь Валь-де-Грас. Центр Латинского квартала — всемирно известный университет Сорбонна.

В 1253 году духовник Людовика IX Робер де Сорбонн основал коллеж для преподавания теологии. Носящий имя своего создателя, этот коллеж в XVII веке объединился с Парижским университетом, и с тех пор их названия отождествляются. Изначально коллеж был основан для помощи неимущим школярам: на его территории проживало 16 учеников разных национальностей. Однако очень скоро весь христианский мир начал финансировать учебное заведение. Сначала коллеж завладел зданиями на улице напротив римских терм (она звалась улицей Перерезанной Глотки, и промышляли там грабители и воры), позже занял улицы Дье Портес и де Макон, расположенные ближе к нынешней площади Сорбонны.

Студенты в первую очередь должны были обличать ересь и устранять влияние монахов нищенствующих орденов, которые в изобилии бродили по Парижу. На университет тут же ополчились епископы и аббаты. Свободомыслие Сорбонны проявилось уже в дни ее основания. Именно здесь, в образованной среде людей, собравшихся со всей Европы, формировалась мысль нового тысячелетия, рождались идеи и учения, определившие ход европейской мысли на века вперед. Антиклерикальные и бунтарские настроения Сорбонны проявились уже в дни ее основания.

Учреждение университета способствовало выдвижению столицы Франции на первое место среди городов Европы, как и постройка собора Парижской Богоматери, и обильные доходы городской казны от речной торговли. Мнивший себя главным конкурентом Рима, Париж завидовал влиянию папского престола. Мощь Рима составляла власть политическая, опиравшаяся на богословие, а Париж возвысился благодаря власти мирского интеллекта, главным образом бурлившего вокруг холма Святой Женевьевы.

Увеличивалось и количество образованных ремесленных мастеров, проживавших в определенных районах города, в отличие от безграмотных ремесленников, чьи лавки были беспорядочно разбросаны по всему Парижу. Мастера, объединившиеся в гильдии, расселились вокруг учебных заведений и монастырей — так формировалась городская среда. В Париже XIII века было более 120 гильдий, в которых состояло более 5000 членов, обучавших помощников или учеников и производивших товары от пива до ножей. Гильдии иногда делились на подразделения — например, одно подразделение отвечало за брожение хмеля, другое — за продажи и развоз. Карманники, разбойники и попрошайки создали собственные гильдии, очень походившие на ремесленные.

В XIII веке в университете существовало четыре факультета: богословский, церковного права, медицинский и гуманитарных наук. Студентов поделили на «нации». Студентами «Франции», помимо французов, считались испанцы и итальянцы; «Англии» — англичане и немцы; «Пикардии» — жители Голландии, Фландрии, Фламандии и Люксембурга.

Университет стал прибежищем молодых и умных шалопаев, часто вступавших в конфликт не только с простыми парижанами, но и с властями столицы. О горожанах студенты отзывались презрительно, прозвали их «Жак-Простак». Кличка намекала на то, что все горожане глупы и необразованны.

Первые известные историкам студенческие волнения зафиксированы в 1229 году в пригородной таверне из-за высоких цен на вино. Возмущенные клирики были сильно биты соседями хозяина таверны, сбежавшимися ему на выручку. Школяры вернулись на следующий день, вооружившись чем попало и прихватив товарищей. Драка переросла в уличное сражение, охватившее весь район. В конце концов вмешались королевские гвардейцы, были убиты и покалечены многие студенты. Возмущенные студенты и преподаватели на время покинули город. Конфликт удалось уладить лишь после того, как власти обещали университету защиту.

Студентов с трудом, но терпели: все-таки они везли в город деньги и поднимали престиж Парижа в Европе. Летописец Жак де Витри, видимо страдавший ксенофобией, жаловался, что утомлен иностранными лицами и манерами, встречавшимися по всему Парижу, особенно вокруг университета на левом берегу Сены.

В Сорбонне было образовано «Сообщество нуждающихся студентов-богословов», первый студенческий профсоюз. Теперь учащиеся могли не только активно овладевать знаниями, но и непосредственно участвовать в организации учебного процесса. Правда, обладая только совещательным голосом. Учились в Сорбонне 10 лет и за это время так успевали сродниться с преподавателями, что становились одной большой шумной семьей.

На стороне Сорбонны были короли, папы и аристократия. Александр IV (1259), Урбан IV (1262) и Клемент IV (1268) убеждали французских епископов поддерживать это учебное заведение ради благоденствия христианского мира, потому что выпускники Сорбонны составляли цвет французской образованности. Зато студентов не любили монахи, военные, ремесленники, бродяги. Поэтому школяры расхаживали вне университетских стен группами — так было безопаснее.

В Сорбонне были установлены правила, предписывавшие определенный стиль одежды и поведения, но они существовали больше на бумаге. Студенты вели такой бесшабашный образ жизни, что к канонику частенько являлись посыльные от ремесленных цехов с жалобами на бесчинства молодежи.

В 1625 году кардинал Ришелье поручает архитектору Лемерсье перестроить здания университета. Работы были закончены в 1642 году. От этих зданий сохранилась только капелла, купол которой с четырьмя звонницами создан под влиянием итальянской архитектуры.

Внутри капеллы, украшенной фресками Филиппа Шампаня, находится гробница кардинала Ришелье.

Долгое время Парижский университет был крупнейшим в Европе учебным заведением и научным центром теологии и юриспруденции. Во времена Революции решением Конвента университет был закрыт, а в начале XIX века восстановлен на новой основе — как высшая школа, включающая естественные и гуманитарные факультеты.

В настоящее время в здании Сорбонны размещается часть учебных подразделений Парижского университета: административные отделы, библиотеки, лекционные аудитории, учебные кабинеты.

Внешнее и внутреннее архитектурное убранство соответствует университетской атмосфере. Фасад здания, выходящий на улицу дез Эколь (Школьную), декорирован фигурами, символизирующими науки. В вестибюле установлены статуи Гомера и Архимеда. Две галереи окружают Большой амфитеатр на 2700 мест, украшенный статуями Робера де Сорбонна, Ришелье, Декарта, Паскаля и Лавуазье, а также композициями Пюви де Шаванна. В большом академическом зале находятся пять панно, выполненных в конце прошлого века художником Бенжаменом Констаном. Парадный двор Сорбонны украшают современные статуи.

С университетом связана деятельность выдающихся ученых, имена которых известны всему миру: Лавуазье, Гей-Люссака, Пастера, Кюри, Перрена, Ланжевена.

 

ПЬЕР АБЕЛЯР

Парижская школа стала осознавать самое себя и свое интеллектуальное единство в день, когда такой преподаватель, как Пьер Абеляр, сумел собрать вокруг своей кафедры французскую и европейскую молодежь. В этом смысле Парижский университет существует со второй половины XII века.

Провинциал Пьер Абеляр приехал в Париж в 1106 году, чтобы изучать логику и философию. Париж уже прославился как интеллектуальная столица. Со всей Европы стекались студенты в Парижскую соборную школу, чтобы постигать логику, философию и теологию под руководством архиепископа Парижского Пьера Ломабра, моралиста Пьера ле Шантре, богослова Пьера ле Манжера и прочих светил. Прибыл туда преподавать и Пьер Абеляр.

Абеляр обрел популярность благодаря не доктринам, которые преподавал своим ученикам, а лекциям на открытом воздухе на рю дю Фуарр (в переводе «Соломенная улица» — намек на навесы, которые строили студенты) у подножия холма Святой Женевьевы.

Абеляр уже изучал философию, будучи воспитанником Росцелина из Локминэ. Прибыв в Париж, Абеляр начал свою учебу в Соборной школе у Гильома де Шампо. Вскоре Абеляр принялся вступать в дискуссии с Гильомом, критикуя как учение Росцелина, так и взгляды нынешнего учителя. Абеляр, выступая против обеих точек зрения, создал собственную концепцию и стал преподавать сам, переманив учеников обозленного Гильома. В этот период Абеляр и влюбился. История любви Абеляра и Элоизы разворачивалась в Париже 1100-х годов, но широкую известность обрела в 1250-х годах, когда Парижский университет завоевал авторитет и определял, что есть вера, а что — ересь.

Священник собора Парижской Богоматери Фульбер нанял его учителем богословия и философии для своей племянницы Элоизы. Молодой преподаватель и раньше снимал комнаты в доме Фульбера (довольно большом здании, которое можно и сегодня видеть на улице де ла Шануанесс на острове Ситэ) и рад был оказать хозяину услугу. Элоизе было всего восемнадцать, почти на 20 лет меньше, чем Абеляру. Она была молода, хороша собой и кокетлива, а Абеляр красив, красноречив и умен. Далеко не все священники в ту пору блюли целомудрие, хотя и не афишировали своих связей.

Влюбленный совсем забросил преподавание, проводя дни и ночи в обществе юной любовницы. Лекции он читал с отрешенным и блаженным видом (к тому же, видимо, не высыпался). Студенты начали жаловаться — преподаватель читал им любовные стихи собственного сочинения и не выдвигал никаких новых идей.

Наконец Абеляр взял «творческий отпуск» и увез Элоизу в Бретань, где вступил с ней в тайный брак. Вскоре у них родился сын с несусветным именем Астролябий. Но семейная жизнь быстро наскучила ученому — его деятельный ум искал себе применения. Фульбер, дядя Элоизы, уговорил его держать брак в тайне и вернуться к преподаванию. В те времена брак рукоположенного клирика-ученого был делом неслыханным — во всяком случае, Абеляр уж точно не имел права преподавать после женитьбы.

Чтобы избежать неприятностей, Абеляр, вернувшись в Париж, совершил ошибку: отослал Элоизу в монастырь Аржанталь на постриг. Фульбер решил, что коварный клирик пытается избавиться от Элоизы навсегда. Дядя задумал месть: «Они сговорились против меня с яростной решимостью, — писал Абеляр, — и однажды ночью, пока я спал в своей комнате, подкупили одного из моих слуг и осуществили свою жестокую постыдную месть». Группа мужчин под предводительством Фульбера прижимала Абеляра к полу, а другие быстро отрезали оба его яичка.

Исполнителей преступления (кроме Фуль-бера) быстро поймали и в наказание кастрировали. Абеляру это принесло скандальную славу — не таким образом мечтал прославиться талантливый философ. Еще до своего увечья он успел нажить себе немало врагов — и они получили прекрасный повод для глумления.

Сводя счеты с бывшим учеником, Росцелин опубликовал открытое письмо, в котором издевательски насмехался над увечьем Абеляра: «Определяющие мужчину органы отрезаны. Я собирался сказать про тебя много справедливых и очевидных истин, но, так как выступаю против неполноценного мужчины, не стану завершать и оставлю свой труд».

Научный конкурент Абеляра Фулько составил для несчастного перечень плюсов кастрации: теперь он мог, например, спокойно пройти сквозь толпу замужних дам или играть даже с обнаженными девушками.

В 1136 году Абеляр открыл школу на холме Святой Женевьевы в Париже. В написанных здесь теологических трактатах он старался смягчить остроту выдвигаемых тезисов, чтобы не ссориться с церковью, но добился противоположного результата: столпы церкви нашли в трудах Абеляра новые, еще худшие заблуждения.

Абеляр удалился в монастырь Сен-Дени, занял впоследствии пост аббата в обители Сен-Жильда в Бретани. Он снова обратился к изучению теологии и философии и, стремясь вернуть себе расположение высшего общества, сочинял смелые проповеди. В конце концов Суассонский собор осудил Абеляра за ересь: поводом стали не его воззрения, а тот факт, что он восстановил против себя влиятельного святого Бернара Клервосского.

Бернар жаловался Папе Римскому: «Наставники есть у нас, охочие до слушателей: ученики от истины слух отвращают, к басням обращают. Есть у нас во Франции монах без устава, без попечения прелат, без послушания аббат, Петр Абеляр, умствующий с мальчиками, рассуждающий с женщинами. Потаенную воду и сокровенный хлеб предлагает он ближним своим в книгах, и в проповедях своих являет он нечестивые новшества речей и мыслей. И приступает он не воедино, как Моисей ко облаку, в коем был Господь, но с великим толпищем и со учениками своими. По улицам и переулкам умствуют о вере католической, о рождестве от Девы, о святыне алтаря, о непостижимом таинстве Святой Троицы». Полемика Абеляра с высшими духовными лицами привела лишь к тому, что Папа лично одернул его, приказав ему замолчать.

Церковь решила покончить с «шумящей суетой слов», и сам Бернар Клервосский написал формальное обвинение Абеляра в ереси, которое было «озвучено» на суде Сансского собора. Абеляр готов был отстаивать свою точку зрения, но собор отказал ему в «милости слова». Абеляр сдался: силы оставили его, и он отказался от дальнейшей борьбы, приняв предложение давно симпатизировавшего ему аббата Клюни Петра Достопочтенного укрыться на покой в его монастыре. Здесь Абеляр прожил последние годы, «предаваясь суровым подвигам аскетизма».

Абеляр так и не разлюбил Элоизу. В лесах Сен-Дени он воздвиг храм Духа-Утешителя, «Параклета», и посвятил его возлюбленной. Этот порыв вновь раздул скандал в церковных кругах, на жизнь Абеляра даже покушались.

Источник знаний о тех событиях — откровенная и горестная автобиография Абеляра «История моих бедствий», повествующая о философских порах, путешествиях, страданиях, но больше всего о любви к Элоизе и «проклятой постели». Хотя произведение и адресовано загадочному «другу», оно явно обращено к Элоизе, которая, прочитав, ответила ему. В ответ на холодные рациональные рассуждения Абеляра о святости и отречении от мирских утех Элоиза просит оставить женщинам «земные радости», которые он обещал лишь мужчинам. Женщины, по мнению Элоизы, не должны становиться мученицами или святыми, как любому живому существу, им нужна плотская любовь.

В историю вошла не только трагическая история Абеляра, но и его роль в создании Парижского университета. Именно он первым обратился к диалектике, подкрепленной логикой. Балансируя на грани ереси, Абеляр отказался от мистицизма в науке, привел философию из лона церкви в гражданское общество, где она прочно обоснуется на тысячу лет. Со смерти Абеляра прошло совсем немного времени — и разрозненные группы студентов и молодых ученых, собравшись вокруг холма Сен-Женевьев, образовали гильдию — первый университет Парижа.

Незадолго до смерти Абеляр писал: «Если зависть всю жизнь становилась на пути моих творений и мешала моим изысканиям, все же дух мой получил свободу. Последний час мой положит конец ненависти, и в моих сочинениях каждый найдет то, что нужно для познания… Всякое знание есть благо, даже знание зла. Творить зло — грех, но знать его — благо; иначе как может Бог быть свободным от зла?»

2 апреля 1142 года Абеляра не стало. Согласно завещанию, клюнийский аббат послал тело его Элоизе, написав в сопроводительной записке: «Он был твоим, тот, чье имя будут вечно называть с уважением, — Абеляр!»

Через 13 лет после смерти Абеляра гробницу с его останками снова открыли, чтобы положить в нее тело Элоизы. Как гласит легенда, Абеляр «открыл объятия, чтобы принять в них супругу». Могила Элоизы и Абеляра на кладбище Пер-Лашез стала местом паломничества влюбленных пар.

На набережной Флер на острове Ситэ стоит скромный особняк. Над его входом два небольших барельефа, мужской и женский. На мемориальной доске написано «Здесь в XII веке жили Абеляр и Элоиза».

 

ФРАНСУА ВИЙОН

Великий французский поэт Вийон принадлежит, конечно, не столько истории Парижского университета, сколько мировой литературе, но что-то и в его личности, и в его творчестве пронизано неистребимым духом вечного школяра. У Вийона много общего с вагантами. В то же время его ни с кем не спутаешь. Он такой один — Вийон:

Биография Вийона известна лишь по судебным протоколам, персонажем которых он не раз становился еще со студенческих лет.

Вийон родился в Париже в 1431 или 1432 году. Рано оставшийся без отца (по одним источникам, отец умер от пьянства, по другим — сбежал), он был усыновлен каноником Гийомом де Вийоном, предположительно родственником матери Франсуа. Гийом де Вийон служил в церкви Сен-Бенуа-лё-Бетурне и вел долгую тяжбу с собором Парижской Богоматери — за право иметь собственную кассу и печать и пользоваться ими без специального разрешения.

В 12 лет приемный отец определяет мальчика учиться в Парижский университет на факультет искусств. Название это вместе с системой обучения было воспринято от античной Александрийской школы, где науки назывались искусствами. В 1449 году юный Вийон получает степень бакалавра, а через три года, в 1452-м, — лиценциата. Это давало ему право служить в городском управлении, в суде или заниматься преподаванием. Из стихов Вийона можно заключить, что он знал и теологию, и юриспруденцию, но использовал ли эти знания в какой-нибудь сфере деятельности — неизвестно.

Жизнь Парижа в середине XV века протекала на улицах и площадях, где шла торговля и устраивались представления, решались тяжбы, назначались свидания и выяснялись отношения. Упорный труд перемежался ярмарками, праздниками, когда улицы переполняли участники карнавала, когда на площади разыгрывались мистерии и моралите.

Профессионального театра как такового еще не было, но постоянные группы любителей («Базоши» и «Беспечные ребята») разыгрывали различные представления на радость себе и людям. Принимал участие в таких представлениях и Вийон. Тяготы Столетней войны остались позади. Город закружился, по словам Вийона, в «Великом карнавале», подхватившем и его самого.

В 1451 году Вийона исключили из университета и запретили изучать теологию. Скорее всего, это случилось после инцидента с древним камнем, названным «Чертов бздех». Группа пьяных студентов выворотила этот камень из земли и перенесла его из поместья набожной вдовы преклонных лет Катрин ла Брюйер, любительницы публичных проповедей, наставлявших на путь истинный заблудших девиц. Помощницами благочестивой вдовы в ее наставнической деятельности были в основном девушки из благородных семей.

Камень на телеге перетащили в Латинский квартал, где он стал объектом «ритуальных поклонений» беснующихся школяров. Власти отнеслись к «преступлению» весьма серьезно — в студенческие общежития на левом берегу Сены нагрянула вооруженная полиция. В ярости университетские профессора объявили забастовку, длившуюся два года (1453-1454).

Вийон, исключенный из университета, решил присоединиться к студенческому братству «деклассированных». Это была целая армия молодых людей без профессии, без средств к существованию, бездомных. Тогда же Вийон связался с «кокийярами» — опасными бандитами, дезертирами, грабителями и убийцами, наследием Столетней войны. Они обитали за городом, а в Париж наведывались только для грабежей. Кокийяры общались на непонятном обывателю языке, похожем на язык цыган. Как поговаривали, поэт находился под присмотром видных кокийяров, которые могли устроить в Латинском квартале беспорядки, когда им вздумается. О дружбе с ними свидетельствует семь баллад на воровском жаргоне, изображающие «свадьбу» вора и убийцы с его «суженой» — виселицей.

Вийон только-только почувствовал вкус к написанию баллад, когда 5 июня 1455 года он убил, защищаясь, клирика Филиппа Сармуаза, напавшего на него с ножом. Причиной ссоры, скорее всего, была женщина, хотя Вийон утверждал, что его пытались ограбить. Сарму аз перед смертью признал себя зачинщиком драки и простил Вийона, суд тоже вынес вердикт о его невиновности, но лишь спустя полгода.

Никто не знает, чем занимался Вийон, скрываясь полгода от властей. Вернувшись в Париж в самом начале 1456 года, оказавшись без средств к существованию, он согласился принять участие в ограблении Наваррского коллежа. Вийону досталась пассивная роль — стоять на стреме. Однако он получил четвертую часть добычи от украденных 500 золотых экю и снова бежал из Парижа, не ведая, когда раскроется преступление и как пойдет следствие. Преступление было обнаружено лишь в марте 1457 года и еще позже — в мае — раскрыты имена его участников, однако Вийон не стал дожидаться расследования и покинул Париж уже надолго.

Перед бегством Вийон на одном дыхании пишет свое «Малое завещание», где направо и налево раздает всевозможные сомнительные дары. К тому времени Вийона уже знали как автора многих популярных баллад, но его ждала и другая слава — грабителя и вора. Тем не менее себя он по-прежнему считает школяром — возможно, не без лукавства:

В «Малом завещании», понятное дело, нет ни слова об ограблении — в странствия поэта якобы гонит неразделенная любовь.

Участвуя в краже, Вийон, скорее всего, собирался обзавестись необходимой суммой для путешествия в Анжер, ко двору Рене Анжуйского, чтобы стать его придворным поэтом. По всей видимости, эта затея кончилась неудачей, и Вийон, не принятый в Анжере, лишился возможности вернуться в Париж — к тому же там уже началось следствие по делу об ограблении. Трудно с уверенностью судить, где побывал он за это время, чем кормился, с кем знался, кто ему покровительствовал и кто преследовал. Доподлинно известно, что некоторое время он находился при дворе герцога-поэта Карла Орлеанского, где сложил знаменитую «Балладу поэтического состязания в Блуа» («От жажды умираю над ручьем»), и при дворе герцога Бур-бонского, пожаловавшего Вийону шесть экю.

Двор Карла Орлеанского славился пристрастием к поэзии. Участник битвы с англичанами при Азенкуре, Карл Орлеанский попал в плен и провел в Англии 25 лет. Лишенный возможности предаваться турнирам и сражениям, он все нерастраченные силы вложил в стихосложение, прославившись своим поэтическим талантом. В Блуа вокруг Карла собирались поэты и поклонники поэзии. По стародавней традиции труверов и менестрелей устраивались поэтические состязания, когда поэты писали стихи на заданную тему. В одном таком состязании, между 1458 и 1460 годами, и принимал участие Вийон, написавший балладу на предложенную хозяином тему — «От жажды умираю над ручьем». Но надолго при дворе Карла Орлеанского Вийон не задержался.

Летом 1460 года Вийон заключен в тюрьму в Орлеане. Повод для ареста неизвестен, но обвинение явно было серьезным, поскольку на сей раз ему грозила смертная казнь.

Но шея этого так и не узнала — Вийон вместе с другими заключенными получил амнистию по случаю прибытия в Орлеан трехлетней герцогини Марии Орлеанской.

В мае 1461 года Вийон вновь в тюрьме, на сей раз в городке Мен-сюр-Луар, находившейся под юрисдикцией сурового епископа Орлеанского Тибо д'Оссиньи, недобрыми словами помянутого в «Большом Завещании». Причиной, по которой Вийон оказался в епископской тюрьме, могла быть его принадлежность к обществу каких-либо бродячих жонглеров, что считалось недопустимым для клирика; этим, возможно, объясняется суровое обращение Тибо д'Оссиньи с Вийоном; возможно и то, что Вийон, в наказание, был расстрижен орлеанским епископом. Известно также, что из тюрьмы Вийон вместе с другими узниками был освобожден 2 октября того же года по случаю проезда через Мен только что взошедшего на престол короля Людовика XI.

Вийону к тому времени около 30, но жизнь его достаточно потрепала. В 1462 году он возвращается в Париж. Зимой 1461-1462 года было написано главное произведение поэта — «Большое Завещание».

Вскоре он вновь арестован по подозрению в краже. Из-за этого ареста всплывает обвинение в ограблении Наваррского коллежа — один из участников при аресте назвал имя Франсуа. Только поклявшись, что он вернет свою долю из украденных денег, Вийон получает свободу — но ненадолго. В том же месяце он стал участником уличной драки, во время которой был тяжело ранен папский нотариус, и вновь попал в тюрьму.

Хотя сам Вийон, видимо, никому не причинил увечий, дурная слава, прочно за ним закрепившаяся, сыграла свою роль: Вийона подвергли пытке и приговорили к казни через повешение. Он подал прошение о помиловании. В ожидании почти неизбежной смерти поэт написал знаменитую «Балладу повешенных». Но чудо все-таки свершилось: постановлением от 5 января 1463 года Парламент отменил смертную казнь, однако, «принимая в соображение дурную жизнь поименованного Вийона», заменил ее десятилетним изгнанием из города Парижа и его окрестностей. Постановление Парламента — последнее документальное свидетельство о Вийоне. Через три дня, 8 января 1463 года, он покинул Париж — и на этом все сведения о его жизни обрываются. Что было с ним дальше — кто знает? Остепенился ли он, осел где-нибудь в предместьях Парижа, женившись на какой-нибудь доброй женщине? Примкнул к какой-нибудь шайке или странствовал в одиночку? Кто знает. Вряд ли он и сам знал, чем займется в изгнании:

Судейских протоколов (да и многих Вийоновых стихов) хватило, чтобы сложилась живучая легенда о Вийоне как о поэте-преступнике. Так это или нет — трудно судить, да и не за свои преступления он навсегда остался в мировой литературе.

Париж Вийона невелик и простирается от моста Искусств до южной оконечности Латинского квартала. Драка с Сармуазом произошла на паперти университетской церкви. Иногда поэт упоминает остров Ситэ или правый берег Сены. Любимыми пристанищами Вийона были трактиры «Дом» у ворот Бодойер, «Большая кружка» на Гревской площади, «Бочонок» у Гран-Шатле, «Сосновая шишка» на рю де ла Жувери на острове Ситэ.

 

СОРБОННА В МАЕ 1968 ГОДА

Париж изведал немало мятежей, включая Коммуну и Великую французскую революцию, и все они имели вполне понятное объяснение. Мятеж 1968 года, с точки зрения логики, не вполне объясним — бунтовали не обездоленные слои общества, а студенты из среды среднего класса, дети тех, кто, казалось бы, должен быть доволен и счастлив в послевоенной Франции.

Впрочем, совсем необъяснимых мятежей не бывает. Взрыв готовился исподволь. Члены революционных групп сюрреалистов, коммунисты-радикалы, анархисты и другие мелкие организации, обитавшие в Сен-Жермен-де-Пре и Латинском квартале, постоянно публиковали политические памфлеты и трактаты. При всей несхожести их объединяла идея о том, что подпольная деятельность и саботаж — главные двигатели истории Парижа. Революционные программы всех этих групп были выражены в надписи на стене в 1968 году: «Будь реалистом, требуй невозможного!»

Шестидесятые годы начались при крепком правлении де Голля, чей авторитет, несмотря на алжирский конфликт, оставался непререкаемым. Редкие волнения студентов, несколько рабочих забастовок были скорее случайностью, но не серьезной политической конфронтацией.

Большинство молодых людей жили с родителями или в скучной для них атмосфере университета, а столичный образ жизни был для них либо слишком дорогим, либо слишком чуждым — за исключением Латинского квартала.

Многочисленные лекторы на семинарах Сорбонны и в кофейнях Латинского квартала утверждали, что единственным средством излечить больное общество потребления является тотальная революция. Необходим полный разрыв с прошлым и отмена всех его табу.

Семена восстания были посеяны за пределами Парижа — в университете Нантерра. Это заведение было открыто в 1964 году как образцовый университет — место, где будут учиться поколения будущих технократов, которые легко смогут влиться во французское общество. К 1967 году общежития Нантерра были переполнены, в них обитало около 12 тысяч студентов. Молодежные протесты против драконовских правил студенческого городка стали постоянной частью жизни его обитателей, а памфлеты левых, призывавшие к противодействию властям и объединению студенчества, пользовались большой популярностью. «Революционная романтика» витала в воздухе университетских городков Европы, пример легендарного Че Гевары кружил головы студенческим лидерам, а такие понятия, как «гражданское общество», «социальное партнерство», «социальное согласие и диалог», считались в молодежной среде буржуазными пережитками.

Страсти в Нантерра накалились 22 марта, когда группа протестующих студентов оккупировала здание университета. Их быстро выбили, но внимание международной прессы студенты привлечь успели. В студенческом городке появились лозунги: «Долой работу!», «Все возможно!», «Скука контрреволюционна!».

3 мая, когда суд Сорбонны выдвинул обвинения против активистов Нантерра, волнения переместились в Париж. Слушания о мятежных нантеррцах были назначены на 6 мая, но уже 3 мая атмосфера накалилась до предела, и ситуация вышла из-под контроля. Страсти подогревались двумя противоборствующими студенческими группировками — «западниками» и «большевиками», к каждой из которых присоединились сторонники из других университетов и другая молодежь. Группы стали вооружаться, а власти университета решили обратиться к полиции. Университет окружили республиканские роты безопасности и немедленно арестовали драчунов и всех, кто выглядел подозрительно.

Увидев происходящее, студенты, не имеющие прямого отношения к мятежу — кто-то из них сидел в ближайшем баре, кто-то — в книжном магазине или кофейне, — выскочили наружу и все как один встали на защиту товарищей. На бульваре Сен-Мишель завязалась драка, в полицию полетели камни — и вскоре беспорядки переросли в полноценный бунт. Тогда власти приняли решение закрыть Сорбонну. За 700 лет существования университета это был второй прецедент — до того Сорбонну закрывали лишь однажды, во время немецкой оккупации в 1940 году.

Силовые структуры при подавлении бунта проявили крайнюю жестокость. Парней и девушек избивали на глазах у журналистов со всего мира, врывались в студенческие кафе и били до полусмерти всех без разбору. В ответ студенты и присоединившаяся к ним левацкая молодежь начали возводить баррикады и в конце концов захватили Сорбонну. Полиция обстреливала бунтарей гранатами со слезоточивым газом, студенты в ответ жгли автомобили и бросали в полицейских бутылки с зажигательной смесью. К ним присоединялось все больше и больше молодых людей. Каждое утро после ночи боев улицы Латинского квартала выглядели как после настоящей войны.

Вскоре по Франции прокатилась волна рабочих забастовок — промышленность всей страны замерла. К бастующим присоединились мелкие служащие, учителя, представители, как у нас говорят, «малого бизнеса» — владельцы небольших магазинов и кафе. Париж оказался на грани анархии.

К нации обратился де Голль (в разгар восстания он находился в Румынии с президентским визитом). Он не удовлетворил никаких требований бунтовщиков — тем более что студентами эти требования не были внятно сформулированы. Однако он признал, что старый порядок власти разрушен и пришло время перемен — но для начала каждому нужно заняться своим делом. Речь не произвела на мятежников никакого эффекта.

На площади Бастилии тридцатитысячная демонстрация столкнулась с полицией. Во время стычки бунтующие бросились к зданию Биржи и с криками «Долой храм золота!» подожгли здание. Экономическая жизнь Франции была парализована, страна находилась на грани финансовой катастрофы. И де Голль вновь обратился к бунтующей стране.

На сей раз он объявил, что вскоре пройдут выборы, которые заменят саботаж гражданским действием. Де Голля поддержали: по Елисейским Полям прошла демонстрация его сторонников, размахивая французскими флагами и скандируя: «Франция, вернись на работу!» и «Вычистим Сорбонну!».

В Сорбонну тем временем набился всевозможный сброд — торговцы наркотиками, хиппи, преступники и проститутки. Группа южноафриканских наемников, состоящая из дезертиров, попыталась насаждать свои порядки, но студентам они пришлись не по вкусу — и вскоре их выгнали из Сорбонны. Мятеж закончился.

Сразу после восстания власти залили бетон поверх булыжной мостовой Латинского квартала — в мае на всех стенах восставшие писали «Под брусчаткой лежит пляж». Другими словами, если взять в руки булыжник (традиционное оружие борьбы за свободу), можно добыть себе путь к счастью. Теперь брусчатых мостовых в Латинском квартале нет. После событий весны 1968 года в стране была проведена университетская реформа — и Сорбонну разделили на множество факультетов, часть которых вывели в другие округа Парижа и даже за окружной бульвар.

Но этого оказалось недостаточно — майские события 1968 года едва не повторились в марте 2006 года. Французская полиция вновь штурмовала здание Сорбонны, где забаррикадировались студенты, протестовавшие против нового типа трудового контракта. По этому контракту работодатель мог уволить сотрудника моложе 26 лет без объяснения причин.

Студенты считают, что такой контракт лишает их четких гарантий занятости. Правительство придерживается прямо противоположного мнения и подчеркивает, что в «контракте» есть и другие положения, которые сократят безработицу среди молодежи.

Премьер-министр Доминик де Вильпен пытается разъяснить, что по вступлении в должность он всенародно объявил своей главной целью и целью своего правительства борьбу с безработицей, в первую очередь среди молодежи. И было бы очевидной глупостью с его стороны добиваться закона, преследующего прямо противоположные цели. Новый «контракт» побудит предпринимателей более охотно принимать на работу молодых специалистов.

Решимость премьера следовать намеченной линии в деле борьбы с безработицей не поколебали ни студенческие волнения, ни давление со стороны профсоюзов и левых сил, ни готовность студентов повторять акции протеста. Выступая по национальному телевидению, премьер твердо заявил, что не откажется от реализации закона о «контракте первого найма».

Несколько десятков студентов забаррикадировались в Сорбонне, одновременно на бульваре Сен-Мишель и улице Вожирар из металлических барьеров были возведены три баррикады. В ходе штурма многие были ранены и арестованы. Полицейские, как и в 1968 году, выпустили гранаты со слезоточивым газом в сторону студентов. Студенты кидали из окон огнетушители, стулья, книги и стремянки. Ранее полицейские применили дубинки в столкновении с молодежью недалеко от Сорбонны.

Волнения в студенческой среде произошли всего через три месяца после тяжелейшего социального кризиса, который поразил неблагополучные (в основном эмигрантские) кварталы французских мегаполисов.

Премьер Доминик де Вильпен был твердо убежден, что закон дает возможность сократить уровень безработицы среди молодежи до 25 лет, которая достигает во Франции одного из самых высоких показателей в странах Евросоюза — 23%, а в неблагополучных пригородах — 40%. Обещанные премьером гарантии не возымели действия, а призывы к диалогу не были услышаны.

Акции студентов, возглавляемые левыми, приобрели тревожный характер. По призыву профсоюзов 7 марта 2006 года был проведен «день действий» против этого закона, собравший, по разным данным, от 400 тысяч до миллиона участников. Затем последовали акции протеста студентов, потребовавшие вмешательства сил правопорядка. Во вторник 14 марта в манифестациях по всей стране приняла участие 41 тысяча человек, в том числе в Париже — 4300.

К студентам все активнее присоединялись учащиеся старших классов лицеев и коллежей. Студенты меняли и тактику действий: они заняли на несколько часов вокзал в Нанте, сорвали движение поездов на парижском вокзале Монпарнас и в других городах. Атмосфера накалялась с каждым днем.

После выдворения студентов из Сорбонны стычки с силами правопорядка участились. Во время захвата Сорбонны была разграблена часть бесценной университетской библиотеки, а также знаменитый винный ректорский погреб. Полиция выявила среди студентов группы погромщиков и мародеров, которые всячески старались накалить обстановку.

С огромным трудом и не без помощи тогдашнего министра внутренних дел Николя Саркози конфликт между правительством и бунтующей студенческой молодежью удалось уладить миром…