Трубный зов рога разорвал некрепкий сон Джейсона. Он не хотел спать, но больше заняться все равно было нечем, только дожидаться, пока появится какое-то дело.

Пятерка Хервиана вместе со всеми обреталась в самом большом пиршественном доме мелцев; и все же в нем было тесно. Арочное здание рассчитано было на совместные обеды большой – человек в пятьдесят – семьи, где все пили и ели, сидя бок о бок; естественно, что места для спанья доброй сотне людей в нем едва хватило. Не будь четверть отряда постоянно занята, ощущение было бы такое, будто они снова в корабельном трюме, но здесь по крайней мере не приходилось воевать за постель.

И здесь воняло. Дерьмом, мочой, потом – и страхом.

Его план устрашения принес плоды: наемники жались друг к другу, как отара овец в зимнюю ночь.

Рог протрубил снова – и Джейсон вскочил как подброшенный; неподвижные тела вокруг него тоже зашевелились.

– Рог! Его поймали-таки!…

– Лучше дай мне ружье. Тревога может быть ложной…

– … или вообще уловкой этой кровожадной свиньи.

– Не дели шкуру неубитого медведя.

– Сойди с моих ножен, ты, ублюдок недоделанный, не то я скормлю тебе твои яйца…

У входа в дом вспыхнул фонарь.

Громыхающий бас Ахода Ханнара, командира отряда, перекрыл шум.

– Тихо, все! – рявкнул работорговец, для пущей внятности врезав тростью по косяку. – Мы все слышали рог. Это может означать как то, что наши дела здесь закончены, так и то, что все еще только начинается. Так что всем – встать и проснуться. Зарядить оружие и быть снаружи – наготове. Будем ждать известий и приказов.

Пелий, спавший одетым, похлопал по ружью и наклонился к Джейсону – тот как раз застегивал ремень.

– Значит, бардак, как всегда, – прошептал он. – Об заклад бьюсь, нас до утра не накормят.

У Пелия была одна вечная – и самая главная – забота: его брюхо. Как, впрочем, и у большинства наемников. Высокий, костистый, Пелий, казалось, всегда хотел есть.

Ханнар – надо отдать ему должное – всегда старался, чтобы его людей кормили хорошо и через равные промежутки времени. Джейсон подозревал, что Армину было так же наплевать на желудки нанятых им людей, как и на их жизни; вполне возможно, Армин изначально собирался подставлять наемников под нож до тех пор, пока его охотникам не повезет отловить Карла Куллинана.

– Об заклад бьюсь, до утра нас не покормят, – повторил Пелий. – Как по-твоему?

– Не знаю, – сказал Джейсон, проклиная себя за дрожащий голос, но тут же сообразил, что признаки страха его не выдадут: ему и полагалось бояться.

– Как насчет припасов и жрачки? – выкрикнул чей-то голос. – У меня только один рожок…

– Молчать, говорю! – Аход Ханнар выдержал паузу. – Каккум – возьми свою пятерку, отправляйтесь в арсенал и возьмите по одному дополнительному боезапасу на каждого. Что до еды… Хервиан, раз уж твоим парням так нравится болтать – пусть помогут поварихе развести костер, а потом принесут всем завтрак.

Лесная кровля была так густа, что даже Уолтер Словотский с его отличным – по людским меркам – зрением мало что мог различить; но ночное зрение Ахиры пронзало мрак, и гном уверенно шагал по тропе, которую Словотский мог только ощущать под ногой.

Даже учитывая все это, сознание, что Ахира лучше него движется в темноте, задело его так же, как если бы кто-то оказался лучше него в постели с Кирой.

Уолтер поразился, насколько неприятным ему было это ощущение. В ночной разведке, как считалось, ему не было равных. Он тряхнул головой. Какие же дураки эти смертные, и я в том числе. Уолтер едва не рассмеялся: так уж повелось, что лучшим собеседником для себя был он сам.

Деревья над головой поредели, и тропа стала видна – серость с проплешинами тьмы.

Коснувшись руки Ахиры – дав ему знать, чтобы уступил место, – Словотский скользнул вперед. Теперь он был в своей стихии. Ходить бесшумно по подлеску невозможно, но тропы – другое дело. Работорговцы должны расставить дозоры на всех возможных подступах к лагерю, даже на слишком темной тропе.

Но где же посты? В этом-то и вопрос. И много ли тут ловушек?… Война нервов, объявленная Карлом работорговцам, заставляет всех идти по лезвию бритвы.

Уолтер, всматриваясь и вслушиваясь, крался вперед.

Короткий чистый звук прозвенел в ночи. Секундное затишье – и он повторился.

Где-то впереди раздались громкие, грубые голоса.

– Слышал – рог. Значит, они таки его сцапали. Нам стоит вернуться в лагерь…

– Нам стоит оставаться тут, на посту, пока не сменят – не то Армин скормит нам наши же пальцы. И это не просто слова. А теперь – заткнись.

Карл схвачен? Возможно, рог означал именно это – а может, и прямо противоположное. Ахира коснулся его запястья, и Уолтер встал на колени, чтобы пошептаться с гномом.

Дыхание Ахиры тепло щекотало ухо.

– Думаю, надо продолжать. Ты как?

Словотскому все это ни капли не нравилось. Но продолжать действовать так, как им полагалось по плану, имело смысл – и да поможет им всем Бог, если Брен с Эйей или Карл, Тэннети и Ганнес не сумеют сделать свою часть дела.

– Само собой, – прошептал Словотский. Он вытащил из кармана пару удавок, одну протянул Ахире, другую оставил себе. – Продолжаем.

Возможно, то, что он скормит вам ваши же пальцы, и не просто слова, но то, что я вас придушу, – куда вернее.

Лагерь кипел, как улей – весь, кроме жилища Армина и общей хижины. Там было тихо, там чувствовали себя в безопасности – лишь один страж стоял снаружи, да и тот больше следил, не появится ли в лагере кто чужой, чем занимался своим делом.

Хервиан покачал головой. Он сидел рядом с Джейсоном у только что разведенного в кухонном очаге костра, лицо его было потным от жара.

– Не представляю, как нам быть с похлебкой, – проворчал он, глядя на железный котел. – Это ж надо собрать все миски, разлить варево, да чтоб потом каждый получил свою…

Здесь все было устроено иначе, чем в Приюте, – более просто и не столь удобно. В Приютских летучих отрядах всегда назначались воины, ответственные за готовку – они же следили, чтобы еда досталась всем и чтобы миски и все, из чего бы ни ел народ, после еды было собрано и вымыто. Здесь же, хоть еда и готовилась на общей кухне специальным поваром, действовал принцип «обслужи себя сам».

– Тогда остается хлеб и окорок, – сказала Дория. Лицо ее было сухим – ни капельки пота. Он указала на грубо сложенную из камней печь. – Хлеб – там. Сами достанете. – Она обвела их взглядом. – Тарен, помоги мне нарезать окорок.

Она подняла фонарь и вошла в маленькую хижину – лагерную кладовую.

– Ты тоже иди, Викат, – велел Хервиан; он нагружал длинные костлявые руки Пелия горячими, круглыми, сплюснутыми караваями черного хлеба. – Помоги им там.

Викат исчез внутри.

На свисающих с потолочных бамбуковых жердей веревках покачивалось с дюжину окороков и сплетенные в косы ленты вяленого мяса.

Один окорок был обрезан уже почти до кости. Дория взяла мясницкий нож, помедлила, прикидывая что-то, решительно направилась к другому окороку и принялась соскребать с него зеленую плесень.

– Поторопись, старуха, – сказал Викат. – У нас не вся ночь. Драчка вот-вот начнется.

Дория глянула на дверной проем, поднесла палец к губам и кивнула Джейсону.

– Тогда ты помоги мне. Сейчас.

Сейчас? – подумал он.

Она кивнула еще раз:

– Именно сейчас.

Он отставил ружье и сзади подошел к Викату.

Уолтер Словотский как-то показал ему захват, против которого оказался бессилен даже Валеран, после чего признал, что захват полезен. Левой рукой Джейсон обхватил Виката за шею, а правой – нажал на затылок, ослабив захват только когда работорговец опустился на земляной пол, хотя Викат почти мгновенно обвис у него в руках.

Куском пеньковой веревки Джейсон как мог крепко связал Викату бедра и лодыжки, потом стянул за спиной руки. Дория в это время прилаживала на горло рабовладельцу петлю – соединить с руками.

– Он так задохнется, – прошептал Джейсон.

– И что? – спокойно парировала Дория. – Когда Армин выйдет из своей хижины, он пройдет мимо этой двери. Будем надеяться, это случится скоро, прежде, чем этого щенка хватятся.

– Но… – Но что? Но Викат, как и Хервиан, хорошо относился к Джейсону? А какое это имело значение? И какое это могло иметь значение?

Джейсон взглянул на скрюченное тело у своих ног – с этим парнем они вместе ходили в дозор, вместе ели, пили, даже перешучивались. Викат вроде как был его приятелем. Джейсон не мог убить его, как свинью.

– Ты не задумаешься – убить ли рабовладельца, после того как тебя изнасилует один из них. – Голос Дории, хоть и едва слышный, прозвучал четко и ясно. – Точнее, когда тебя по очереди изнасилует дюжина.

Джейсон обернулся.

Обличье старухи исчезло. Рядом с ним в белых одеждах стояла подлинная Дория. В ее прямизне было нечто царственное; так держатся те, кто гордо несет свое бремя – непосильное даже по собственным меркам.

– Дория…

– Иди сюда. – Встав на колени у кучи тряпья в углу хатки, она вытащила Джейсоновы ружье, пистолет и кожаную сумку с рожком пороха и прочими принадлежностями для стрельбы. – Заряжай – быстрей. У тебя ни секунды на промедление, но и осторожничать, как с рабовладельим ружьем, не надо.

За кухонным костром, наискось от кладовой, Фелиус, один из великанов-телохранителей Армина, стоял на страже перед большой хижиной. Ружье он держал наготове, по лицу от костра бежали неверные тени.

Насыпая в ствол точно отмеренный порох и трамбуя его, Джейсон потрясенно думал, что всего несколько минут прошло с объявления тревоги. Армин, возможно, размышляет сейчас, кого и скольких послать за охотничьим трофеем.

Или думает, не очередная ли это ловушка Карла Куллинана.

Он мог вполне поймать охотников, говорил себе Джейсон, заворачивая пулю в торопливо отодранный кусок тряпки, а потом отправляя ее на место и привычно возвращая шомпол в прорезь по низу ружья. Если это так – он мог заставить одного из них подать условный сигнал и заманить работорговцев в ловушку – чтобы потом скрыться и позже ударить снова.

Прошу тебя, Отец, пусть так и будет.

Если нет – все ложится на плечи Джейсона. А эти плечи уже доказали, как они слабы.

Джейсон насыпал порох на полку, защелкнул ружье и принялся за пистолеты. Действовал он на ощупь: взгляд его был прикован к проему двери.

Из хижины с рогом в руках вышел второй телохранитель. Он бросил в ночь звонкий вопрос – и ответ не заставил себя ждать: три чистые, звонкие ноты.

Воин вскинул над головой кулак и, потрясая им, восторженно выкрикнул:

– Наш! Он наш!…

Из хижины вышел Армин и вступил в круг света.

Прежде Джейсон дивился, как несерьезно выглядит Армин: маленький калека, кутающийся в рабовладельческую мантию.

Теперь он, казалось, прибавил и в силе, и в росте; выпрямившись в свете костра, он повернулся к отряду лицом.

Озаренное пламенем, лицо его казалось ликом демона; единственный глаз пылал внутренним огнем.

– Братья, друзья и соратники! – выкрикнул Армин, и голос его, неожиданно громкий и властный, разнесся над лагерем. – Мы победили! То был рог Чазета, и звучал он слишком радостно, чисто, слишком спокойно, чтобы я поверил, что Чазет трубил из-под палки. Мы вышлем…

– Ну же! – прошипела Дория. – Стреляй в него!

Заряжен был только один пистолет. Джейсон положил его наземь, взял ружье, пробежался ладонью по гладкому ложу. Потом быстро проверил заряд, поднял ружье к плечу, положил палец на спусковой крючок и прицелился в Армина.

Калека-работорговец, казалось, облекся силой; Джейсон стоял в темноте, и мрак сползался вокруг него, пока в мире не осталось ничего, кроме Армина.

Почти повиснув на руках телохранителей, Армин повернулся к Джейсону изуродованной правой щекой.

– Стреляй, Джейсон! – прошептала Дория.

Все звуки исчезли. Не было вообще ничего – кроме этого лица. Стрелять нужно в голову. И убить Армина Джейсон должен первым же выстрелом – чтобы он сдох прежде, чем кто-нибудь успеет притащить ему целительные бальзамы.

Армин уже мертвец. Приговор утвержден, подписан и заверен печатью. Все, что должен сделать Джейсон, – спустить курок.

Но палец не шевелился. Все было так же, как в лесу под Венестом: время застыло.

Вот только застыло оно на сей раз исключительно вокруг Джейсона. Остальной мир продолжал двигаться – и красть у него его шанс. Пока он стоял недвижим, Армин закончил ораторствовать и двинулся прочь.

Я не могу этого сделать.

Его палец не шевелился. Сейчас от того, убьет ли он Армина, зависела жизнь его отца – но что-то напрочь лишило Джейсона воли.

Джейсон сглотнул – с трудом.

У дверей завозились, и вошел Хервиан.

– В чем… – Тут он заметил в углу скорченное тело Виката и на мгновение умолк; а потом потянулся к мечу и – одновременно – заорал: – Предательство! Убийцы в лагере!

Нет. Не на сей раз. Я не струшу опять.

Не на сей раз.

Джейсон Куллинан, скрипнув зубами, сжал челюсти – и время покорилось его воле. Так, словно у него была для выстрела вечность, Джейсон не торопясь прицелился и осторожно, медленно, почти нежно нажал на курок.

Громыхнул гром, посыпались искры. Джейсон не столько услышал, сколько ощутил удар. Поплыл едкий дым.

Голова Армина взорвалась. Мозги забрызгали грудь телохранителей – белые комки среди алой жижи.

Очень медленно – как ему казалось – Джейсон Куллинан бросил ружье и попытался увернуться от выпада Хервиана.

Когда рог пропел во второй раз, Уолтер и Ахира стояли над трупами часовых и размышляли, что делать дальше. Уолтер не мог разглядеть лагерь, а подбираться ближе не только не входило в план, но было форменным самоубийством.

Смысл имело только одно: начать атаку, потом мчаться на берег и смотреть, не будет ли от них какой пользы там.

Словотский выложил бомбы перед собой. Зарево, обозначающее лагерь, было слишком далеко – ему не добросить.

– У меня с метанием плохо.

Ахира улыбнулся – во мраке блеснули зубы.

– Ты зажигай, я доброшу.

Словотский чиркнул по кончику одного из фитилей и, когда тот затлел, осторожно вложил цилиндрик в ладонь гнома. Ахира швырнул; тлеющий светлячок прочертил тьму. Ночь взорвалась огнем и воплями.

– Следующую.

Джейсон перекатился на бок, острие Хервианова меча задело его плечо.

Плечо горело, но правая рука юноши, казалось, обрела собственный разум. Она схватила с земли пистолет, подняла его, большой палец оттянул боёк, указательный обхватил спусковой крючок, нажал – и тут мир вокруг хижины взорвался оглушительным грохотом и рыжим огнем.

Джейсон так никогда и не узнал, попал или нет; по всему должен был промазать, но выстрел в упор, должно быть, угодил Хервиану в глаза: работорговец вскрикнул, выронил меч и прижал ладони к лицу.

Юноша бросил пистолет, подобрал Хервианов клинок, неловко приставил его к груди работороговца и вогнал по самую рукоять – и только потом толчком отправил умирающего в сторонку.

С улицы донесся еще один взрыв, на сей раз превратив кухонный костер в фонтан огненных брызг и осколков камня; кое-какие из них пронзили тонкие стены хижины.

Камень звякнул об одежды Дории, сбив ее с ног; Джейсона в бок точно лягнула лошадь. С жутковатым хрустом сломались два ребра. Он попытался встать на ноги – но обломки костей у него в груди двигались по их собственному разумению, к тому же в противоход с дергающей болью в оцарапанной левой руке.

Взяв его здоровую руку, Дория помогла ему встать и вывела из хижины.

Еще один взрыв всколыхнул лагерь. Кое-кто пытался укрыться от бомб, другие слепо палили в темноту, надеясь подстрелить тех, кто напал на них.

– Нам надо идти на берег, – сказала Дория. – Сейчас же.

Опираясь на Дорию, Джейсон Куллинан захромал в ночь.

Когда вдали прогремел первый взрыв, Карл Куллинан сорвался с места. Как футболист, подающий пас, он ногой подбросил бомбу в воздух, поймал ее, откатился, в перекате чиркнув фитилем о ремень – и швырнул ее, тут же поняв, что выброс адреналина подвел его: вышел перелет.

Он вскочил на ноги и выхватил нож.

Первый арбалетный болт вонзился ему в правое плечо; нож выпал из онемевших пальцев. Второй вошел в правое бедро – нога его подогнулась, он рухнул на песок.

Карл Куллинан попытался вздохнуть – и не смог. Он не смог даже шевельнуть ногой.

Я не умру на коленях.

Работорговцы рванулись в укрытие – и тут позади них взорвалась бомба. Взорвалась слишком далеко, озарив ночь вспышкой, а их всего только сбив с ног.

Уголком глаза Карл видел, что упал и Ганнес – должно быть, оглушен.

Небо позади Карла озарилось: взорвались мины, которые Эйя и Брен пристроили на работорговом судне.

Славные детки. Остальное – за мной.

Не обращая внимания на боль от засевших в плече и бедре болтов, Карл подполз к ближнему из врагов, навалился на него и сжал рукой вражье горло.

Здоровой рукой. Левой, на которой были только большой указательный пальцы. Правой стороной своего тела Карл действовать не мог. Он сжимал – крепко, еще крепче, заставив мир сузиться до размеров его увечной ладони и вражьего горла.

Хрящ и плоть подались под его пальцами; с жутким клокочущим всхлипом работорговец умер.

За прибрежным островком громыхнула еще пара взрывов.

Второй воин поднялся, в руке его ярко взблеснул кинжал – но раздался выстрел, и человек повалился назад. Лицо его превратилось в кровавую маску.

Карл повернул голову. Ганнес поддерживал Тэннети, которая сжимала в одной руке бутыль с бальзамом, в другой – дымящийся пистолет. Она бросила оружие и со стоном сжала обеими руками торчащую из ее бока стрелу.

Вскрикнув, она дернула болт. Бутыль выпала из ее пальцев и часть драгоценной жидкости пролилась на песок, прежде чем она сумела снова ухватить ее.

Она сделала еще глоток бальзама – и дернула снова. На сей раз болт вышел, деревянное древко потемнело от крови.

Тэннети подобралась к Карлу и просунула горлышко бутыли между его губ. Второй рукой она в это время взялась за оперение болта в его плече.

Горячая белая вспышка опалила его, когда она выдернула болт из его тела; потом еще три вспышки – когда Тэннети выдергивала стрелу из его бедра.

Тошнотворно-сладкий бальзам унял боль, вернул силу ослабевшим членам, дал возможность дышать и разогнал клубящуюся на границах зрения тьму.

Тэннети слабо улыбнулась. Ганнеса рвало на песок.

– Не поздравляйте себя, – выдохнул Карл, борясь с самим собой за каждый вдох. Он ощупал раны в плече и бедре. Неважные дела. Обе раны закрылись, но и только. У них просто не хватило бальзама, чтобы довершить процесс исцеления.

Его раны закрылись, но он чувствовал смертельную усталость, едва мог шевелиться.

Дыра в боку Тэннети была, может, и лучше – но ненамного.

– Перезаряди, – выдохнул он. – Перезаряди. – Эйя и Брен будут на берегу с минуты на минуту – и им может понадобиться прикрытие.

– Плохо дело, Джимми. – Словотский качал головой. – Очень плохо. Они пришли в себя – и рванули не туда.

– Не туда?… – Ахира похлопывал топор. – Другой тропой, что ли?

Словотский кивнул. Все шло к чертям. Карл готовил засаду на той тропе, что вела к морю самым прямым путем, а Армин – или кто там ими командовал – повел работорговцев на берег другой тропой.

А значит – они выйдут на пляж западней места, где их ожидают.

Что само по себе не так уж и плохо. Карл и его спутники окажутся между работорговцами и Ганнесовым кораблем. Однако план был – взорвать работорговцев, когда они скопом ломанутся по тропе. Если сотня работорговцев пойдет в атаку на берегу – Карлу их не остановить: не хватит ни взрывчатки, ни людей. Враг рассредоточится и устроит дуэль на ружьях. Дуэль, которую наверняка выиграет.

Ахира согласно склонил голову.

– Давай-ка возвращаться на берег.

Когда они уже шли по тропе, Словотский заметил: в прогале между деревьями будто мелькнуло что-то белое.

Поддерживаемый женщиной в белых одеждах, впереди ковылял работорговец.

Уолтер потянулся к ножу – и уронил руку. Это был не работорговец.

– Джейсон, Дория! – выдохнул он.

Они обернулись; Джейсон чуть оттолкнул Дорию и схватился меч. Глаза его округлились: он увидел, кто их окликнул.

А мальчишка-то ранен, и серьезно, понял Уолтер, подставляя ему свое плечо для поддержки; гном и целительница безмолвно обнялись.

Помочь было нечем: бутыль с бальзамом осталась на берегу с Карлом. У Уолтера в кармане была лишь небольшая фляжка целебного настоя.

Он вытащил сосудик, откупорил и поднес к Джейсоновым губам.

– Пошли, народ. У нас проблемы.