Глава 8

АРМИН

В темной, полной пыли и паутины комнате стоял запах истлевших бумаг и древних пергаментов; окон не было — свет исходил от единственной лампы над головой. В темном углу тлела высокая бронзовая жаровня, протягивая в воздух мглистые пальцы дыма. Глаза щипало.

Армин подавил дрожь. Он никогда не любил оказываться рядом с магами, но самым мерзким было противостоять одному из них на его собственной территории. Отец всегда говорил: «Держись от магов подальше, сынок», — и за девятнадцать лет своей жизни Армин не раз убеждался в правильности этого наставления.

Он стоял в центре кроваво-красного ковра, не осмеливаясь оторвать Вентхола от безмолвного немигающего созерцания хрустального шара.

Хотя почему эта штука называется шаром, оставалось для Армина загадкой. «Шар» был хрустальной копией глаза величиной с человеческую голову, с насечкой, изображающей зрачок и радужку, впереди и спицей позади, что должно было обозначать связь глаза с мозгом.

Толстый маг держал шар перед собой за эту спицу и всматривался в его заднюю часть, словно смотрел через гигантский глаз.

Наконец он покачал головой, глубоко вздохнул и опустил шар на деревянную подставку. И лишь потом повернулся к Армину.

— Хорошо. Вижу, мой призыв дошел до тебя.

— Да, господин.

Почему я? Я ведь всего лишь подмастерье. Если тебе нужна моя Гильдия, почему не послать за мастером?

Он не стал говорить этого. Гильдмастер Ирин был до чрезвычайности озабочен улучшением непростых отношений между Гильдией Работорговцев и Гильдией Магов и прославился нетерпимостью к ученикам и подмастерьям, дерзнувшим оскорбить мага.

Если таковой ученик или подмастерье оставался жив. Сотрудничество между магами и работорговцами, хоть и не слишком тесное, было весьма выгодным; оно делало возможным набеги и на Терранджи, и на Мелавэй. Считалось, что глава Гильдии Магов без особого тепла относится к этим связям; Ирин не потерпел бы деяний, превративших безразличие мага в неприязнь.

Вентхол подошел к чаше с водой, умылся и отер лицо и черную бороду краем серых одежд.

— Ты помнишь, что за того, кто выпустил нашего помойного дракона, назначена награда, — проговорил он, усаживаясь в кресло и складывая руки на округлом животе.

— Конечно. — Голос Армина, хоть он этого и не хотел, прозвучал удивленно. Награда оставалась невостребованной уже более года. Преступник, без сомнения, где-то погиб — или бежал за пределы Эрена. Туда, где его не могли настигнуть даже Поисковые чары Гильдмастера Люция. — Но я не умею охотиться на драконов, мастер Вентхол. У меня нет в этом никакого опыта. Даже если они где-то еще и остались.

Глаза мага сверкнули.

— Глупец! Я не отправляю тебя охотиться за драконами. У нас с тобой к тому, кто освободил городского помойного дракона, иной счет. Его же считают ответственным за смерть Бленрита из моей Гильдии и Ольмина — из твоей.

Олъмин? Но это значит… нет, невозможно.

— Но Карл Куллинан должен быть мертв — или давно покинул эти края, господин. Никто из магов не сумел отыскать его.

Маг со вздохом поднялся. Подошел к полкам со свитками у противоположной стены, порылся и наконец выбрал один.

— Возможно и третье. — Он развернул свиток — это оказалась полустертая карта областей Эрена. — Он мог быть в месте, защищенном и от всепроникающего взгляда моего хрустального шара, и от моих самых действенных Определяющих заклятий. И послание, полученное мною от лорда Мехлэна Метрейльского, подтверждает, что это так. Куллинан был… — маг постучал по точке на карте, — здесь. В главном святилище Сообщества Целящей Длани. Вот где он прятался. Сейчас он не там. Но он там был. Под защитой Длани.

— Ты уверен, мой господин?

— Разумеетс-ся, — прошипел Вентхол. — Разумеется, уверен. Шар не показывает мне его, но сомнений в том, что Карл Куллинан жив, у меня нет. Он жив, мальчик. Смотри.

Пыхтя от напряжения, маг дотянулся до высокой полки и достал обернутый замшей предмет примерно в фут высотой. Осторожно развернув, маг аккуратно поставил его на стол — обожженную глиняную фигурку бородатого воина с длинным мечом.

Армин присмотрелся. Видна была каждая деталь — вплоть до отдельных волосков на голове.

— Карл Куллинан?

— Карл Куллинан. — Вентхол завернул статуэтку и убрал ее. Потом извлек из складок одеяния странную вещицу: стеклянную сферу размером с кулак, заполненную темно-желтым маслом.

— Взгляни сюда.

Неохотно подойдя ближе, Армин заглянул внутрь.

В центре сферы плавал высушенный палец. Некогда он был грубо вырван из руки хозяина; на его обратном конце торчал обломок кости, а лоскутья кожи чуть шевелились, когда он двигался.

— Хм-м-м… — Маг подошел к компасу, что стоял на под ставке в углу комнаты. — Он снова движется. Не далеко — но на юго-запад. Все время на юго-запад…

— Прошу простить меня, мастер Вентхол, но я не понимаю…

Ноздри мага раздулись — на миг.

— Маленький тупой… — Он оборвал себя. — Ладно. Слушай меня — и слушай внимательно.

Эта вещь работает как Поисковое заклятие. После долгих трудов мне удалось настроить ее на тело Карла Куллинана. — Маг медленно вращал шар в сухой старческой ладони, но безымянный палец сохранял положение, безошибочно указывая на юго-восток. — Слишком много трудов: сотворение этой фигурки, достаточно точной, чтобы заклятие сработало, было самым тонким, самым сложным моим делом за последние десять лет. Но это не важно.

Пока Куллинан находится в пределах досягаемости, это укажет тебе, в каком направлении его искать. Если при повороте шара палец станет вертеться во все стороны — тому могут быть четыре объяснения. Первое — цель покинула пределы Эрена. Второе — он в святилище Длани. — Вентхол поморщился. — Третье — у него появилась иная магическая защита. И наконец, — маг тонко улыбнулся, — он попросту умер.

— Укажет ли мне оно, где именно находится Куллинан? Не только направление, но и как далеко?

— Да. — Вентхол кивнул. — Но не точно. — Шар исчез в складках его плаща. В два быстрых шага маг пересек комнату, порылся в бумагах и пергаментах на своем бюро и, вытащив карту областей Эрена, разложил ее на низком столике.

— Мы знаем, — в руке его откуда-то возникла указка, — что он находится в этом направлении. Но где именно? — Маг пожал плечами, потом провел черту от Пандатавэя в Срединные Княжества, через Холтан и Бим в Нифиэн и дальше. — Мы не знаем наверняка. И знать, движется ли он или стоит на месте в каждый конкретный момент, мы тоже не можем: вещь не настолько точна, как нам бы хотелось. Это может оказаться гибельным. Иди он в Аэрик, сделать твое дело тебе совсем просто; если он направляется в Терранджи — оно осложняется. Твою Гильдию нынче не жалуют в тех краях.

— Что есть, то есть. — Армин улыбнулся. Набеги за рабами — не лучший способ добывать популярность у местных.

— Я отмечал его передвижения последние десять дней. Похоже, он идет через Срединные Княжества — возможно, в Эвенор.

— Эвенор, мастер Вентхол? Могут ли быть у него дела в Фэйри?

— Вряд ли, — осклабился маг. — Слишком это рискованно для людей. Но могут быть и иные причины идти в Эвенор — не только попытка попасть в Фэйри. Работорговец должен бы это знать.

— Мелавэй. Он идет в Мелавэй.

Но зачем? В Мелавэй ходят за копрой и рабами. Ни то, ни другое Карла Куллинана не интересует.

— Вполне возможно, — сказал Вентхол. — А возможно, и нет. Может быть, у него дело в Срединных Княжествах. Я предлагаю тебе начать поиски из Ландейла — вот тут. — Он коснулся карты. — Смотри не только на сферу, но и на компас. Если Куллинан остановится — точка пересечения линий укажет, где он.

— Теперь, — маг поднял палец, — если ты его потеряешь — эти приспособления помогут тебе его отыскать.

В любом случае, если он останется в Срединных Княжествах, из Ландейла тебе предстоит поход на юг, через Аэрштиль. Это — сухопутная дорога в Мелавэй; возможно, он направляется туда. Если так — ты сможешь перехватить его там с корабля. Верно?

— Конечно, мастер Вентхол. Говорят, путь сушей очень тяжел.

— Отлично. Я сегодня же переговорю с твоим гильдмастером. Повидайся с ним, прежде чем уйти из Пандатавэя: он даст тебе грамоту, позволяющую нанять корабль — и командовать им в набеге. Это в том случае, если Куллинан направляется в Мелавэй.

— Возможно, он и сам отправится в Мелавэй на корабле.

Я мог бы захватить его в море. Если «Цеп» или «Плеть» в Ландейле…

— Возможно. — Маг протянул руку. Сфера покачивалась в его ладони. — Обращайся с вещью с бережением. На нее ушло куда больше времени и сил, чем мне бы хотелось. Достать в наши дни палец только что убитой эльфийской девы — нелегкое дело.

Армин принял сферу и мрачно кивнул.

— Я добуду его, господин, и приведу к тебе, — проговорил он. И совсем уже было собрался уйти, но остановился.

Нет. Отцу не понравилось бы, уйди он так просто. Профессия повелевала работорговцам быть расчетливыми и хладнокровными.

— Награда не отменена, мастер Вентхол? Стоило бы повысить ее. Мне предстоят траты. Нужно будет нанять команду. А если я приму корабль в Ландейле, придется платить пошлину. Таков закон, мастер.

Маг тихонько хмыкнул.

— Сын своего отца. Хорошо, награда удвоена. И она утроится — если ты притащишь его живым. — Вентхол улыбнулся. — Мне нужна его кожа, но сдирать ее следует, пока он жив.

Сам того не желая, Армин содрогнулся. Но принудил себя улыбнуться и кивнуть.

— Ты получишь ее, господин. Клянусь. — Он низко поклонился, повернулся и вышел.

Итак, Карл Куллинан жив и здравствует. Возможно, убив Ольмина, он все время рыскал поблизости. Скоро он рыскать перестанет.

Ты убил Ольмина, Карл Куллинан. Не стоило тебе убивать моего отца.

 

Глава 9

БАРОН ФУРНАЭЛЬ

— Знаешь, а мне в общем-то нравятся Срединные Княжества, — заметил Ахира, глянув на Карла со спины пони. — По сравнению с остальным…

— По сравнению, — устало откликнулся Карл.

Ахира кивнул.

— Мы видели рабов — но никаких кнутов и никаких торговцев. По местным стандартам — не так уж плохо.

— По местным стандартам.

Ахира фыркнул.

— Что с тобой сегодня? Изображаешь греческий хор? Вроде как со Словотским в Кеме?

Карл засмеялся.

— Не знал, что тебе это известно.

— Уолтер рассказал. И умолил молчать — до поры до времени. Не думаю, чтобы сейчас это имело значение. — Улыбка гнома погасла. — Так что с тобой все-таки?

— Просто тоска по дому.

— Заскучал без Андреа.

— Не по дому в долине, а по дому дома . Хотя и Андреа… тоже. — Карл почесал ребра. — Я палец бы отдал на отсечение за плитку шоколада, или фунт доброго кофе, или рулон туалетной бумаги… да хоть за пиццу.

— Ты становишься нытиком. Зачем позволять тоске до себя добираться? Не приходится нам сейчас ночевать у костра — и то ладно. Постели, конечно, не высший сорт, но хоть мягкие.

Карл кивнул. Гном был прав. За сорок дней пути — с тех пор, как они ушли из долины и двинулись в Срединные Княжества — у них бывали времена и похуже.

Опасностей они вообще не видели. Единственный перехваченный работорговый караван оказался легкой добычей — настолько, что Карл даже не счел это настоящей наукой для Фиалта и Тэннети.

Торговцы не озаботились даже выставить стражу. Покойные торговцы.

Карл отослал в долину семнадцать бывших рабов — и письмо для Энди. Тревоги, найдут или нет они долину, Карл не испытывал. Стоит им оказаться поблизости — настолько, чтобы парящий в вышине Эллегон ощутил их разум, — их и встретят, и проводят.

Опасности нет никакой — ни для кого.

Самым опасным, с чем пришлось столкнуться Карлу и его спутникам, был случайный удар Фиалта на тренировке: не удержав руку, он задел живот Тэннети. Два разных бальзама — на рану и внутрь — быстро поправили дело; пришлось перейти на деревянные мечи, что гарантировало по крайней мере экономию дорогих снадобий.

И тяготила Карла не опасность — тяжелая монотонность походного быта.

Каждый день разбивать лагерь было приятно летом в походе — когда Карл как-то отправился с отрядом скаутов в Манитобу, чтобы сплавиться на каноэ вниз по Ассинибойну; но немалую роль тут играло сознание, что трудности эти временные, что примитивная жизнь «на природе» закончится — и они вернутся к горячему душу, чистым простыням, кондиционерам, быстрой еде и всему прочему.

Но здесь все было не так. Бесконечная череда остановок, устройство лагеря, поиски дров для костра, разжигание огня кремнем и кресалом, готовка, чистка котлов и мисок, установка палаток, купание коней, снятие лагеря утром — все это давило на Карла, выводило из себя; еще чуть-чуть — и он неминуемо бы взорвался.

Возможно, переход из Нифиэна в Бим и не спас его здравого ума — но чувствовал Карл именно это.

Бим считался самым древним из Срединных Княжеств; разумеется, он был и самым обустроенным. Вспаханные на конях или быках поля приносили богатые урожаи зерна и бобов, десятая часть всех земель лежала под паром. Плодородие земли и трудолюбие людей сделали Бим краем богатств и торговли; торговцы зерном и табунщики добирались даже в Катард и Ландейл.

Оружные люди встречались нечасто и, как правило, поодиночке либо небольшими отрядами — и были в основном констеблями, а не солдатами. Терранджи и Срединные Княжества от веку терпеть не могли друг друга — но, чтобы напасть на Бим, терранджийцам надо было сначала вторгнуться в одно из окружающих его владений — а это давало Биму возможность подготовиться; не было нужды содержать много нахлебников-солдат, хотя всем вольным фермерам предписывалось иметь заточенный меч и дважды в год, по праздникам, показывать умение владеть им.

Самым же лучшим были гостиницы вдоль всего главного тракта. По закону, каждое селение на Княжеском Тракте, где было пятьсот и более жителей, должно было ставить, обустраивать и содержать гостиницу — а высокое качество обслуживания проверялось в них стражниками местного барона, ежели таковой имелся, и не столь частыми, но куда более неприятными и дорогостоящими наездами констеблей князя.

Деревенские гостиницы на Княжеском тракте стояли друг от друга самое большее в дне пути. Если где-либо деревень было меньше — там непременно стояла гостиница, содержащаяся короной.

— Хитрые заведения эти гостиницы. — Карл натянул повод, заставляя Морковку идти вровень со всем отрядом. — Тиш-ше, девочка. — Потрепав кобылу по гладкой шее, воин убедился, что она даже не вспотела — и это после дня пути! Если он и мог на что-то пожаловаться, так это на ее вечные попытки двигаться быстрее, чем велено, и громко возмущаться медлительностью остальных лошадей.

— Хитрые?.. Карл кивнул.

— Помнишь Киар?

— Это где мраморные полы? До «Тихого уголка» далеко, но место приятное. — Гном покивал. — Пиво там кислое, но их повар неплохо наловчился добавлять его в маринад… Хотя, — пробормотал он себе под нос, — думаю, я бы тоже не отказался от кое-чего из дому. Убил бы за «Гиннес» или «Миллер». Или хотя бы за «Шлиц».

Карл приподнял бровь.

— Убил бы?..

Ахира пожал плечами.

— Ну, покалечил.

— Помнится, дома ты не слишком-то обожал пиво.

Ахира нахмурился.

— Мне приходилось быть осторожным. После пива всегда хочется в туалет.

Карл бросил короткий взгляд через плечо. Это стало привычкой, и он не собирался от нее отказываться даже на относительно безопасном Княжеском тракте.

Но поводов тревожиться не было. Тэннети, Фиалт и Эйя ехали следом, замыкал череду Чак. Маленький воин дружески кивнул и помахал рукой.

— И что? — спросил Карл. — Пиво действует так на всех.

Ахира хмыкнул.

— Ты кое о чем забыл. — Он поднял могучую руку, согнул — бицепс натянул кольчугу. — Я был не как все. Мышечная дистрофия — вспомнил?

— Знаю, но…

— Как одно связано с другим? Карл, я не мог сам сходить в туалет; не мог сам даже просто пересесть из кресла на унитаз. И ходить пить с парнями пиво я тоже не мог, если только не уговорю пойти с собой моего соседа-помощника — чтобы, если что, таскать меня в сортир. Как же я обычно завидовал вашей подвижности!

— Больше ты не завидуешь.

— Ну… нет, — согласился гном — но как-то неубедительно.

Карл кивнул самому себе. Было нечто, чем он владел, а Ахира — нет: то была память здорового тела, способного запросто делать такие обыденные вещи, как, например, пойти и взять пару пива… Словно прочитав его мысли, Ахира чуть наклонил голову вбок.

— Оставим. Что было, то было… Ты говорил о гостиницах.

— Верно. Тут все очень хитро устроено. Если ты заметил, большинство гостиниц изначально построено короной. Взять хоть в Киаре — они сняли княжеский щит, но следы на камне остались. Строил ее князь — и какое-то время содержал.

— А потом?

— Вокруг селился народ, возможно, князь даже поддерживал селившихся; корона приглашала жреца, может, даже помогала выстроить одну-две кузни.

— Ловко. А потом, когда поселение разрасталось, князь передавал землю барону и заставлял местных содержать гостиницу.

Карл кивнул.

— Точно. По крайней мере, так это понимаю я.

Если дело действительно обстояло так, это весьма хорошо говорило о местной власти — несмотря на Карлову предубежденность против феодализма. Ничего плохого в легком поощрении экономического роста не было. Бичом феодальных обществ всегда был застой.

— Хм… — Какое-то время Ахира размышлял. — Возможно. И здесь меньше насилия, чем везде. Потому ты и не лез в драку?

Карл помотал головой. Нет, вовсе не потому. Он не собирался нападать на каждого, у кого были рабы. Действуя так, они скоро захлебнулись бы в потоках крови и тел: всякий, кто покупал раба, собирался купить раба или уже владел рабом увидел бы в них врагов.

Нападать на работорговцев — дело иное. Вне рынков их терпеть не могли; местные всегда знали, что в глазах торговцев людьми любой из них прежде всего — товар.

— Нет, — сказал он. — Мы бьем только работорговцев, и только защищаясь.

— Это точно. — Ахира закинул голову и рассмеялся. — Вроде как тогда с Ормистом — вы с Уолтером решили, что это самозащита.

— Ну… это так выглядело. — Карл помахал рукой. При поднявшись в стременах, он обернулся. — Чак!

— Да, Кхарл?

— Где сегодня ночуем?

— В Фурнаэле. — Чак бросил повод и потер руки. — Лучшая гостиница в Срединных Княжествах. Можем даже наведаться к самому барону Фурнаэлю.

Тэннети фыркнула:

— Напугал.

— Время тренироваться. Фиалт, Тэннети! — Карл знаком велел им следовать за собой во двор. Чак был уже готов: чехол с деревянными мечами висел у него на плече.

Ахира зевнул и потянулся.

— Пойду посплю. Увидимся в комнате.

Эйя отложила лоскутную куклу и подняла голову.

— А я?

— Н-ну…

— Пожалуйста, Карл. В прошлый раз ты меня не взял. Пожалуйста!

Он улыбнулся и кивнул, потом ласково взъерошил ей волосы.

— Конечно. — Конечно, малышка, я буду добрым приемным отцом и научу тебя, как обходиться с насильниками. Проклятый мир. Одиннадиатилетняя кроха должна бы думать о куклах, мальчишках, сладостях и прочем в этом роде. — Идем.

Чак молча пошел следом, волоча холщовый чехол с тренировочным оружием.

Внутренний двор Фурнаэлевой гостиницы походил скорее на площадь, куда выходили окна жилых флигелей. Плиты сланца делили его на квадраты, засаженные стриженой травой. Там и сям во дворе росли апельсиновые деревья. Ветви их ломились под тяжестью плодов.

Карл отстегнул меч и повесил его на нижнюю ветку, потянулся, сорвал несколько апельсинов, бросил один Чаку и разрубил второй ударом ножа.

Остальной троице — ничего. Апельсины станут наградой за успехи. Если успехи будут.

Ел он быстро, не обращая внимания, что. сок стекает по подбородку. Мякоть была прохладной и сладкой. Корки он бросил Чаку, и тот сунул их под чехол со снаряжением.

— Ладно. — Он слизнул с подбородка остатки сока. — Сегодня мы начнем с рукопашной.

Карл скинул куртку, расстегнул сандалии, снял их и задумался, снимать ли леггинсы.

Схватка обещала быть жаркой; он стянул и леггинсы, нелепо балансируя поочередно на каждой ноге — и остался в набедренной повязке.

Уже раздевшийся до нее же, Чак повесил свой меч и кивнул:

— Что, опять эта твоя кихокошеники?

— Кекусинкай. Да.

— Славно. — Чак улыбнулся, довольный.

Фиалт нахмурился, ероша пальцем сивую бороду.

— Лучше бы мечи, — проговорил он. Для Фиалта это было верхом болтливости.

Тэннети отшатнулась в притворном ужасе — возможно, с долей истинной неприязни.

— Только не со мной! Даже на деревянных мечах. Ты способен попасть в глаз, целя в колено.

— Фиалт, — сказал Чак, — постоишь на мечах со мной. Позже. Когда Кхарл положит тебя на лопатки. — Он метнул в Карла ухмылку. — Я заставлю его немного попотеть. Еще немного.

Карл кивнул. Когда речь шла о фехтовании, лучшим наставником был Чак. Тому были причины. Свое мастерство мечника Карл получил при переходе в этот мир. Он не знал изнуряющих часов тренировок. Он и не знал толком, почему именно дерется так или иначе. Это знали его рука и кисть. Они действовали словно бы сами по себе.

Удача? Как посмотреть; внезапно обретенное мастерство фехтовальщика не раз спасало ему жизнь. Но была в этом и оборотная сторона: Карл не знал, как учатся фехтованию, не знал, как повышают мастерство. Покуда ему попался только один превосходящий его мастерством мечник; но, без сомнения, были и другие.

Именно поэтому он и не мог никого обучать. Не умея учиться мечевому бою, он застыл на нынешнем уровне. Выше ему не подняться.

Ничего не поделаешь, придется мне с этим жить.

Иное дело — его навыки каратиста. Тут была возможность роста — благодаря внутренней силе, ловкости, способностям его здешнего тела. На этой стороне он запросто получил бы коричневый пояс; дома лучшее, чего он сумел добиться, был зеленый.

— Начнем с разминки. — Карл принялся наклоняться и тянуться. Остальные последовали его примеру. Начинать тренировку, не разогрев мышцы, значило гарантированно потянуть их, а может, и порвать связки.

Когда его суставы и связки перестали возмущаться и их охватило приятное тепло, он выпрямился.

— Довольно. Начинаем.

Тэннети, Фиалт и Эйя, кланяясь по-японски, выстроились напротив; глаза их были прикованы к его глазам. Карл ответил на их поклоны.

Пригодны ли здесь тамошние традиции? — в который раз спрашивал он себя.

Возможно. Вполне возможно, обычаи японцев были не к месту; возможно, они были глупостью и дома. Возможно, ему было бы проще дать ударам, блокам, пинкам названия на эрендра.

Но дома традиции работали; Карл не видел смысла пренебрегать обычаями без особых на то причин.

— Сансин-даси. — Он быстро поставил правую ногу вбок и чуть впереди левой, разведя их на ширину плеч и обратив ступни слегка внутрь. Сансин-даси была лучшей стойкой для ударов равно ладонью и кулаком, а также и для некоторых ударов ногой. Может, и не самой лучшей — Карл всегда предпочитал зенкуцу-даси, стойку с наклоном вперед на широко расставленных ногах — но такой, выполнения которой он мог добиться без долгих споров.

— Начнем с нескольких сейкен.

— Сюдан-зуки, сэнсэй? — предложил Чак, занимая место в конце ряда, следом за Тэннети.

— Ладно. Начинайте правой рукой. — Как всегда, он начал с показа. Двигаясь медленно, он демонстрировал движения рук, ног, тела — сначала в правосторонней стойке, потом — в левосторонней, и так, будто перед ним был реальный противник. Потом опустил руки.

— Теперь вы. По моему счету… сейкен сюдан-зуки, блоками по четыре. — Он подошел поближе. — Раз… медленней… Следите за скоростью. Два… лучше, лучше… Три… Четыре… чуть побыстрей… Раз, два, три, четыре. Быстро, как можете, будто деретесь по-настоящему. Раз-два-три-четыре. Продолжайте.

Чак, как всегда, делал все правильно: стойка его была свободной, бил он мягко, руки его работали, как хорошо смазанные поршни.

Карл прошел за спиной маленького воина и остановился помочь Тэннети.

— Нет, держи кисть прямо. — Он поправил ее руку. — Вот, уже лучше. Немного больше напрягай пресс при ударе. Не привставай. В ударах с прямой стопы больше силы. — Он перешел к Фиалту.

Фиалт по-прежнему при ударе выводил плечо вперед. Карл встал перед ним и взял его за плечи.

— Попробуй теперь. На меня внимания не обращай. — Руки у Карла были куда длиннее, Фиалт его попросту не мог достать.

Фиалт взбил кулаками воздух перед его носом — плечо дернулось вперед, несмотря на Карлов захват.

— Плохо, — покачал головой Карл. — Тебе надо научиться не дергать плечом. Чак!

— Опять ножи? — хмуро осведомился воин.

— Не опять, а снова. Тэннети, Эйя — хватит.

Чак отошел к дереву, где висели его одежда и оружие, вынул два ножа и рукоятками вперед бросил их Карлу. Карл поймал их, потом слегка прижал острия к плечам Фиалта.

— Попробуй теперь.

Фиалт оскалился и неуверенно ударил.

— Уже лучше. По крайней мере плечи у тебя на месте. Однако, — Карл прижал ножи сильней, — в твоем ударе не было силы. Так не прикончишь и мошки. Теперь повтори правильно.

Еще один неуверенный удар.

— Правильно — или, клянусь, я порежу тебя, — повторил Карл то, что сказал ему как-то его наставник. На миг у него мелькнула мысль, а не лгал ли мистер Катсувахара — но он отмел ее как богохульную.

На сей раз удар Фиалта был верным — плечи ровные, тело напряглось в миг удара.

— Прекрасно. — Карл кивнул и возвратил ножи Чаку. Он повернулся к Эйе…

…и тут Фиалт нанес удар — великолепный, истинный сейкен сюдан-зуки, что пришелся почти точно в солнечное сплетение Карла, бросив его назад.

Не думая, Карл выставил правую руку, блокируя второй удар Фиалта, и одновременно ударил сам — ногой, быстро, сильно и мягко. Фиалт упал.

— Великолепно, — произнес голос с выходящего во двор балкона. Карл вскинул взгляд. На них сверху вниз, опираясь обеими руками на перила, смотрел незнакомец.

— Чак, — Карл ткнул большим пальцем в балкон, — разберись. — Он наклонился и подал Фиалту руку. — От лично, Фиалт.

Мрачное лицо Фиалта озарила улыбка.

— Все было правильно?

— Как по прописям. Ты ударил верно — и сильно. Попади ты сюда, — Карл коснулся солнечного сплетения, — ты бы меня уложил. — Он хлопнул Фиалта по плечу. — Продолжай в том же духе — и из тебя выйдет истинный воин.

— Просто человек, который может защитить себя и своих. — Фиалт хмуро кивнул. — Большего мне не надо.

— Я сказал «великолепно», сударь.

— А кто вы такой? — Карл обернулся.

— Жерр, сударь, барон Фурнаэль. — Незнакомец поклонился. — Могу я к вам присоединиться?

Карл кивнул, и Фурнаэль ушел в дом — чтобы появиться через пару минут в дверях во двор. Рядом с ним шел старик в серых одеждах мага, позади — двое телохранителей.

Высокому, чуть выше шести футов, барону было слегка за пятьдесят. Несмотря на возраст, он был в прекрасной форме. Плотные руки бугрились мышцами, леггинсы облегали мускулистые ноги, и лишь легкий намек на округлый живот выступал под туникой.

Лицо Фурнаэля иссекли глубокие морщины, гладкость щек Доказывала, что бреется он аккуратно и часто; в усах густо серебрилась седина, хотя волосы его были еще черны как вороново крыло.

Карл сдержал смешок — это могло бы выглядеть издевкой. Но почему барон не выкрасил и усы? Своеобразная честность? Или здешняя краска могла бы замарать его губы?

— Счастлив знакомству, барон! — Карл слегка поклонился. Тэннети, Фиалт и Чак сделали то же.

Эйя глядела на него снизу вверх, и похоже было — вот-вот расплачется. Незнакомцы часто действовали на нее так. Особенно незнакомцы-мужчины. Что и понятно.

— Успокойся, малышка. — Воин улыбнулся. — Тебе не пора спать?

Она кивнула и убежала, шлепая по плитам голыми пятками. Фурнаэль улыбнулся:

— Милое дитя. Ваше?

— Нет. Но под моей опекой. Она, как видите, мелка — из Мелавэя, я — нет.

— Это я вижу. — Фурнаэль повернулся к воину справа и щелкнул пальцами. Тот извлек бутыль вина, вытащил зубами пробку и подал вино Фурнаэлю. — Глоток за удачу? — предложил он, и в голосе его прозвучал не столько вопрос, сколько приказание. — Жерр Фурнаэль желает тебе удачи, друг. — Тонко улыбнувшись и отерев губы лилового шелка платком, Фурнаэль протянул бутыль Карлу. — Прими.

По обычаю? В Эрене, выпив за удачу, непременно следовало назвать себя — не важно, были знакомы пьющие или нет. Обычно глотком за удачу обменивались путники на дорогах, причем предлагающий вино пил первым, показывая, что оно не отравлено.

То, что Фурнаэль предложил — приказал — выпить за удачу здесь, было необычно — а потому подозрительно. Как и то, что у его телохранителя оказалась под рукой бутылка.

Карл сделал большой глоток. Вино было густым, ароматным и крепким — и холодным как лед.

— Карл Куллинан благодарит вас, барон.

Улыбка Фурнаэля стала широкой.

— А я-то гадал, вы это или нет. Говорили, с вами целителъница Длани и еще один воин, из города Секкокъюз, — а не девочка-мелка и катардец.

Сикокус был родиной Уолтера. Значит, считалось, что Карл путешествует только с Дорией и Уолтером. Откуда следует, что их троицу видели у выгребной ямы, когда Карл освобождал Эллегона — или что некое заклятие помогло магам увидеть, что было там и тогда. Но как им удалось узнать про Нью-Джерси? Насколько знал Карл, Словотский нигде не поминал этого.

Возможно, Уолтер все же говорил об этом кому-то из местных, а тот рассказал кому-то еще о встрече с незнакомцем — и кто-то в Пандатавэе сумел-таки сложить два и два.. Мерзкое выходит уравнение. Слишком много неизвестных.

— За вашу голову назначена награда, друг Карл, — вот уже с год как, — проговорил Фурнаэль. — Похоже, вы очень нужны Пандатавэю.

Чак начал придвигаться к своему мечу; один из Фурнаэлевых воинов, рука на поясе у рукояти меча, преградил ему путь к дереву с вещами.

Даже если Фурнаэль и замышлял зло — делать что-либо сейчас было не время. Шансов не было никаких — учитывая, что рядом с Фурнаэлем стоял маг.

— Стой смирно, Чак, — сказал Карл. — Стой смирно. К вам это тоже относится. — Он повел ладонью, давая знак Тэннети и Фиалту не шевелиться. — Не думаю, что барон намерен востребовать награду.

Фурнаэль развел руками.

— Вас ищет Пандатавэй, друг Карл. А здесь Бим. И у нас не очень-то в чести Совет Гильдий. — Барон указал на стоящего рядом мага. — Саммис был мастером, дневал и ночевал в Великой библиотеке… Ныне своими Смертными Заклятиями он изводит вредителей огородов. Его вышвырнули из Гильдии, принудили бежать из Пандатавэя.

— Чем же он провинился — отдавал Заклятия бесплатно?

Фурнаэль наклонил голову набок, лоб его пошел морщинами.

— Как вы узнали? — Он пожал плечами. — Как бы там ни было, вам очень повезло, что наш князь не союзник Пандатавэя и не жаден до денег. — Рука его легла на меч. — Даже если вы такой мастер, как говорят, преимущество на нашей стороне.

— А вот это как посмотреть, барон, — раздался сверху, с балкона, голос Ахиры.

Вовремя. Карл вскинул взгляд. Рядом с Ахирой, вцепившись в запасной арбалет и целясь в одного из баронских телохранителей, стояла малышка Эйя.

Свой арбалет Ахира держал играючи; целился он не в Фурнаэля — в мага.

— Эйе самой не натянуть тетиву, но глаз воробью с шестидесяти шагов она выбьет.

Карл спрятал улыбку. Эйя, наверно, и попала бы в корову с пяти шагов — будь эта корова большой. Малышка старалась изо всех сил — но была абсолютно бесталанна в стрельбе.

— Да и сам я не такой уж плохой стрелок, — продолжал Ахира. — Обычно мы народ мирный. А вы?

Как всегда, Ахира выбрал цель точно. Попробуй только маг открыть рот, начни лишь он произносить заклятие — болт гнома войдет ему в спину прежде, чем первые слова слетят у него с языка.

Карл скрестил руки на груди.

— Так вы говорите, барон?..

Фурнаэль радушно улыбнулся.

— И снова — великолепно, сударь. Я говорю, что должен перекинуться словом с капитаном моей стражи: он не говорил мне о других, только о вас. А еще я говорю, что вы должны оказать мне честь и быть моим гостем, отобедав у меня в доме. Мы обедаем на закате. И… — Фурнаэль не договорил.

— И?..

— И, покуда вы не нарушаете никаких законов, не причиняете никому вреда и не оскорбляете моего князя, вам здесь ничего не грозит. По крайней мере в моем баронстве. Я даю вам в том мое слово, Карл Куллинан.

А если даже ты соберешься востребовать награду — трупом окажешься скорее всего ты, а не я. Карл колебался. Если им разбираться с Фурнаэлем — лучшего времени, возможно, не представится.

Но не может же он убивать любого, кто покажется ему опасным.

— Мы польщены, барон. И согласны.

Улыбка барона заставила Карлову ладонь дернуться в поисках обмотанной акульей кожей рукояти. Фурнаэль указал на ближайшего стражника.

— Хивар проводит вас ко двору. — И пошел прочь, второй воин и маг — следом.

— Что бы это значило? — спросил Чак. Мечевой пояс вновь охватывал его талию.

Карл пожал плечами:

— Думаю, барону интересно, что нам нужно. Что нужно мне. Кажется, освобождение Эллегона сделало из меня притчу во языцех. И еще — похоже, весть о том, чем мы нынче занимаемся, пока не достигла Бима.

— Да? И как мы этим воспользуемся?

— Посмотрим. — Карл повернулся к остальным. — Ну и что вы застыли? Тренировка не кончена. Эй, ты… Хивар, да? Не стой столбом, раздевайся и давай к нам.

Сидя на почетном месте в начале длинного дубового стола, Карл вытер рот и руки льняной салфеткой. А что нужно тебе, Жерр Фурнаэль? — думал он. Взяв обеими руками клин сладкого пирога, он откусил еще кусок. Ел он осторожно: темная начинка была обжигающе горяча.

— Должен признаться, я в затруднении, — проговорил Фурнаэль, толчком отодвигаясь от стола. — Никогда еще ни один гость не вставал от моего стола голодным. Но двое?.. — Он промокнул усы и углы рта шелковым платком, потом бросил его назад на колени, обернулся к одетому в белое слуге и ополоснул руки в поданной тем чаше. — Никогда бы не подумал, что такое возможно. — Он вытер руки полотенцем и жестом послал слугу вдоль стола — к Карлу, Фиалту, Тэннети и Эйе.

Карл размышлял, не взять ли еще пирога, но в конце концов решил: хватит. Так вкусно он не ел уже много месяцев, и переесть сейчас значило все испортить. Каковы бы ни были твои намерения, Жерр Фурнаэль, угощать ты умеешь.

— Без причины такое вряд ли могло бы случиться, барон. — Карлу поднесли чистую воду, и он смыл с пальцев мясную подливу и ягодные пятна. — Во всяком случае, мне трудно это представить.

Фурнаэль чуть наклонил голову, слегка нахмурился и откинулся на высокую спинку, сцепив пальцы на животе. Озабоченно хмурясь, он смотрел на Ахиру и Чака, что с пустыми тарелками сидели рядышком напротив остальных.

— Существует ли что-нибудь, что вы бы съели? Хоть что-то?

Ахира покачал головой.

— Простите, барон, но это вопрос веры. Сегодня — день святого Рита Морено, день строгого поста. Мои предки никогда не простили бы мне, съешь я сегодня хоть кусочек. Мне нельзя даже пить.

Лоб Фурнаэля собрался морщинами.

— Признаю, я не слишком силен в вашей теологии, друг Ахира. Откуда вы родом?

Гном свел брови, будто вопрос Фурнаэля удивил его.

— Аинкольнские Пещеры. Это далеко. — Ахира вздохнул — гном вдали от родных пещер, от их привычного тепла и уюта.

Фурнаэль открыл было рот, собираясь, по всему судя, расспросить, где эти самые пещеры и так ли уж они далеко, но потом явственно передумал. Пожав плечами и махнув рукой, он повернулся к Чаку.

— Ну уж у катардца-то не может быть религиозного повода отказываться от моих угощений.

Чак кинул взгляд на Карла. Маленький воин был недоволен. Изначально Чак вовсе не собирался отказываться от баронских разносолов. Блюда с кусками жареного, исходящего соком мяса, кусками с хрустящей чесночной корочкой, коричневые по краям и рдяно-розовые в середине; картошка, такая горячая, что ее приходилось накалывать на нож и откусывать с величайшей осторожностью; корзинки с теплым подовым хлебом, и на каждом хлебце — холодное, только с ледника, масло; миски зеленого салата, щедро сдобренного чесноком и вином, — угощение было отменным, куда лучшим, чем Карлу доводилось едать с самого Пандатавэя.

И все же не думаю, что вам стоит доверять до конца, барон Жерр Фурнаэлъ. Вы преследуете какие-то свои цели — ими от вас за версту несет, как ни скрывайте. Терпеть не могу подобных людей. Барон, вежливый хозяин, каждое блюдо пробовал первым — возможно, есть с ним за одним столом было не так уж и опасно. Но только — возможно. Сами по себе объяснения голодовки зияли прорехами — и все же всем им есть Фурнаэлеву еду было слишком большим риском. Лучше продолжать притворяться.

Карл кивнул.

— Прошу простить, — сказал Чак, с видимым сожалением поглядывая на все еще наполовину полные серебряные блюда, — но эта ваша западная еда не по мне. Ну не могу я ее переварить. Мне куда привычней овсяный отвар и зелень.

— Овсяный отвар?.. — Фурнаэль пожал плечами. — Ладно, если вы желаете этого… — Он поманил одну из прислужниц, низенькую, полную, круглолицую женщину. — Энна! Будь добра…

— Не надо, — сказал Чак. — Пожалуйста.

Барон помрачнел.

— И почему нет?

Хороший вопрос. Они не подумали, что говорить, если Фурнаэль согласится подать такое странное и мерзкое блюдо.

Выручил Ахира.

— Со всем моим уважением, — проговорил он, — вы не дали себе труда подумать, барон.

— И что?

— Если единственное, что принимает ваш желудок — овсяный отвар, захочется ли вам есть его чаще чем раз в день?

Карл хмыкнул.

— Даже и это подвиг. — Он глянул на гнома. Молодец, Ахира. — Барон?

— Да?

— Угощение ваше выше всяких похвал — но к чему все это?

— О чем вы?

— А вот о чем: я в розыске, Пандатавэй назначил награду за мою голову. Вы говорите, что не собираетесь эту награду требовать. Отлично; я готов вам поверить.

Фурнаэль взял бритвенно-острый столовый нож и принялся изучать лезвие.

— Хотя и не убеждены в этом. — Барон тонко улыбнулся. — Возможно, учитывая обстоятельства, это и мудро; возможно — нет. — Он попробовал нож пальцем и положил его назад на стол, направив, возможно случайно, острием в грудь Карлу.

— В чем я действительно не убежден, — продолжал тот, — так это в том, что вы приглашаете в свой дом всех, кто останавливается в Фурнаалевой гостинице. И совершенно невозможно поверить, что такой превосходной едой…

— Благодарю, — склонил голову Фурнаэль.

— …кормят всех постояльцев. Полагаю, у вас что-то на уме.

— Тонко подмечено, Карл Куллинан. У меня действительно есть к вам деловое предложение. Если вы настолько хорошо владеете мечом, как о том говорят слухи…

— Вряд ли меня заинтересует…

— Может быть, дослушаете хотя бы из вежливости? — Фурнаэль поднялся, бросил салфетку на кресло, взял пояс с мечом и застегнул его. — Давайте немного прокатимся и все обсудим — наедине. Я давно уже не езжу верхом только удовольствия ради… Энна, будь добра, озаботься, чтобы остальные гости не знали ни в чем отказа.

Карл тоже встал и опоясался.

— Согласен. — Вслед за бароном он пошел к двери под аркой.

Ахира покашлял.

— Барон!

Фурнаэль раздраженно обернулся:

— Да, друг Ахира?

Гном сцепил ладони под подбородком.

— Мне пришло в голову, что у вас наверняка есть некий козырь в рукаве — на случай, если Карл вздумает отказать вам. И, поскольку вы человек мудрый, козырь этот, несомненно, неубиваем — скажем, удачное продолжение нашего пути.

— А если мой, как вы это называете, козырь, не свидетельствует о моей мудрости? Представим — только лишь как пример: я заявлю Карлу Куллинану, что у меня в руках некая девочка, объявленная в розыск как беглая рабыня, и в случае его отказа я возвращу ее прежним владельцам.

— А заявление сие, без сомнения, будет подкреплено парой десятков стрелков, которым вы приказали ждать снаружи — просто для подстраховки.

— Без сомнения, — улыбнулся Фурнаэль.

— Барон, вы позволите вам кое-что рассказать?

— Вряд ли сейчас подходящее время.

— Прошу вас! — Гном тонко улыбнулся. — Выслушайте хотя бы из вежливости. Рассказ очень короток, барон. И возможно, развлечет вас.

Фурнаэль сдался и опустился в пустое кресло рядом с Ахирой.

— Если вы настаиваете…

— Хорошо. С вашего позволения я начну. Жил-был работорговец, и звали его Ольмин. Мастер клинка, Ольмин всегда выигрывал состязания на мечах на Пандатавэйских Играх. Но однажды удача изменила ему.

Нашелся человек, сумевший победить его. Карл Куллинан, вышедший на арену впервые в жизни. Как вы, надо думать, поняли, Ольмин был оскорблен.

Карл старался не улыбаться. Все это было правдой, но кое о чем Ахира умолчал. Во-первых, Ольмин был лучшим мечником, чем Карл. Он победил потому, что сумел воспользоваться найденной в правилах Игр лазейкой.

— По этой или какой-то иной причине, но Ольмин выследил наш отряд и в Элрудовой Пустоши захватил нас в плен. Вместе с нанятым им магом у Ольмина было пятнадцать человек, и все — неплохие бойцы.

Ольмин заковал Уолтера Словотского, Карла и меня в цепи и провел немало времени, обрабатывая Карла кулаками. Спустя несколько часов нам удалось освободиться.

— Каким образом? — Бровь Фурнаэля удивленно изогнулась. — У работорговцев цепи крепкие, их не разорвать даже гному.

Ахира улыбнулся.

— Уметь надо. Как бы там ни было, мы освободились. Мне удалось положить четверых работорговцев, потом меня остановил болт. Маг, что был тогда с нами, убил их мага. Заботясь о раненых — а они у нас были, — Карл велел нам влезть в фургон и бежал, предоставив оставшимся в живых врагам тушить горящий возок.

— Весьма впечатляюще, — заметил Фурнаэль. — Но я и без того знал, что Карл Куллинан — великий мечник.

— Я в этом не сомневаюсь, барон, — наклонил голову гном. — Но вы наверняка не знаете, что, когда мы бежали, восемь работорговцев еще оставались в живых — и Ольмин был среди них.

Ахира вздохнул:

— Я бы удовлетворился этим. Мы были живы, свободны, за нами не гнались… Конечно, мы все пострадали. Карл потратил остаток целительных бальзамов, чтобы подлечить меня. Карл и сам был не в лучшей форме: когда руки ваши несколько часов прикованы к потолку, плечи цепенеют и теряют силу. Я хотел покончить со всем, оставить работорговцев в покое.

Барон склонил голову к плечу.

— Но Карл Куллинан не хотел. — Говорил он спокойно, но бледность выдавала его.

— Нет. Взяв с собой одного из отряда, Карл вернулся к Ольмину и остальным. Вдвоем против восьми.

— Думаю, Карл Куллинан и его товарищ хорошо себя показали.

— Карл оставил на земле семерых мертвецов. Ольмина среди них не было.

— А Ольмин ушел. — Фурнаэль начал подниматься. — Тем не менее история весьма впечатляюща. Спасибо, что поведали мне ее, друг Ахира. А теперь, Карл Куллинан, прошу вас сюда…

Ахира положил ладонь на баронову руку.

— Нет, барон, я сказал: он оставил семерых. Ольмина он не оставил: он принес его голову нам — в доказательство и на память. — Гном убрал ладонь и добродушно улыбнулся. — Желаю приятно побеседовать.

Светлая ночь озарялась миллионами горящих в вышине звезд — и факелами на стенах Фурнаэлева замка.

Удобно устроившись в седле Морковки, Карл ехал рядом с Фурнаэлем. Лошадь барона, чуть более низкую, снежно-белую кобылу, украшала черная отметина на правом глазу, делая ее похожей на пиратку.

Они медленно ехали по узкой грязной тропе вдоль стены; Фурнаэль останавливался у каждой из четырех караулен и молча вскидывал руку, приветствуя стража, смотрящего сквозь бойницу в зубчатой стене. Каждый страж ответно кивал и махал рукой.

Ко времени, когда они добрались до Княжеского Тракта, Карл был сыт Фурнаэлевым молчанием по горло.

— Барон?

— Потерпите еще немного, Карл Куллинан. — Дернув повод, он направил лошадь на восток от тракта. Карл — следом.

Вскоре стены замка растаяли вдали; Фурнаэль въехал на холм, потом пустил лошадь вниз, к кучке низких деревянных домов. Над их крышами, выплывая из труб, курились дымки.

— Это хижины моих личных крепостных, — проговорил Фурнаэль. По обе стороны дороги покачивалась и шептала что-то самой себе высокая — по грудь — кукуруза. — Я смотрел на охрану сквозь пальцы, — сообщил он с глубоким вздохом. — Никаких паролей, всего несколько стрелков, а солдат нет вовсе. Но это придется менять. Все придется менять.

— Не похоже, что вам что-то грозит, барон, — заметил Карл. — Простите мои возражения.

— А если бы не простил — мне бы стало что-нибудь угрожать? — Фурнаэль улыбнулся. — Довольно формальностей. Позволите ли называть вас Карлом? Я был бы польщен, зови вы меня просто Жерр. Разумеется, когда мы наедине. — Карл кивнул, Фурнаэль улыбнулся, сложил губы трубочкой и покачал головой. — Как справедливо говорят, внешность обманчива. Вы хорошо знаете Срединные Княжества?

— Совсем не знаю.

— Не считая кое-каких проблем с Терранджи, здесь, сколько я себя помню, всегда был мир, да и терранжийцы со всеми своими нападками не слишком угрожают Нифиэну и еще меньше — Биму.

Здесь давно царит мир. Все время правления Его Высочества — это точно. Его и мой отцы разрешили пограничные вопросы с Нифиэном; наши деды приструнили Холтун. Большинство солдат Его Высочества давно живут на своих хуторах. Во всей стране едва ли отыщешь и дюжину местных уроженцев, кто пролил бы кровь в сражении. Но, просто показав на Тезоименитстве или Венце Лета, какой прекрасный у тебя меч, воином не станешь. — Взмахом руки Фурнаэль указал на замок за спиной. — У меня сорок солдат.

Лишь Хивар урожденный бимец — его отец служил моему, как и его дед. Другие тоже принесли клятву, но они иностранцы-наемники. Я думал — мы будем жить богато и счастливо: и сам я, и мои сыновья, и их сыновья. Так я думал. И все еще надеюсь на это.

— Но больше в это не верите? — Карл покачал головой. — Не объясните почему, барон?

— Жерр.

— Так почему, Жерр? Я не заметил в Биме ни намека ни на войну, ни на упадок.

— Так вы считаете, что война и упадок связаны?

— Это очевидно, Жерр. Война приводит к упадку.

— Верно. Но может быть и по-другому. — Фурнаэль пожевал губами. — Опасность может таиться в богатстве — даже если его едва хватает, чтобы ваши люди были сыты и здоровы — если у вас достанет денег пригласить целителя. А если ваш сосед небогат?..

Пограничные войны с Нифиэном начались, когда на его западные районы и Кхар два года подряд обрушивались суховеи. В первый год они заплатили секте Паука, чтобы отвести сушь, но собрали едва половину пшеницы, а бобы и овес погибли полностью. Во второй год денег для Пауков у них недостало — и нифиэнцы решили сдвинуть границы на восток — в Бим.

К третьему урожаю война была в полном разгаре. — Барон покачал головой. — Я слышал рассказы о ней. Неприятная война. Весьма неприятная.

— И сейчас происходит то же самое?

— Нет, не совсем. Погодите-ка… — Фурнаэль придержал лошадь, наклонился и поднял с дороги камень с кулак величиной. Отбросил его на обочину и вновь вскочил в седло. — Немного не так — и немного не то. Менее чем в дне езды на восток и баронство Фурнаэль, и княжество Бим заканчиваются — начинается Холтун и баронство моего доброго друга Вертума Адахана. А Вертум Адахан действительно верный друг, хотя я никогда не переступлю его порога — как и он моего.

— Что так?

Фурнаэль печально склонил голову.

— Между нашими семьями кровная вражда. Смотря на чьей вы стороне — моя прабабушка была либо похищена у мужа, барона Адахана, либо оставила его по своей воле. Барон взял другую жену, но его люди нападали на Фурнаэлей все время, пока был жив мой прадед — да и дед тоже.

— И кто же, по-вашему, прав?

Барон тонко улыбнулся.

— Сударь, ставлю вас в известность: я — верный правнук. Разумеется, прабабушка оставила мужа добровольно, чтобы выйти за моего доблестного прадеда, и сама настояла, чтобы дверь от ее покоев запиралась только снаружи — дабы убедить мужа, что не собирается возвращаться к Адахану… — Он качнул головой. — Я покажу вам ее покои, если пожелаете. Вы вправе решать сами.

Но, как я уже сказал, хоть кровная месть и умерла ко временам моего отца, древняя вражда жива по-прежнему. На многих могилах моих вассалов стоят камни с надписью: «Убит свиньями Адахана». Я надеялся, следующие поколения… — Он оборвал себя. — Однако я слишком разговорился… Надеюсь, вы простите меня, Карл. Так редко удается поговорить не с вассалом, рабом или заезжим купцом, пытающимся выторговать пару лишних фур зерна за ту же цену. Знали бы вы, какая радость — болтать просто так, от души!

— Я… ценю это, Жерр. — Карл ни на миг не поверил, что Фурнаэль говорит просто «от души». Барон старался завоевать его доверие. Зачем? Рассчитывал ли Фурнаэль убедить Карла выполнить для него какую-то работу? Или за этим стояло нечто большее?

Когда они приблизились к деревянным хижинам, дверь ближайшей распахнулась, и оттуда, улыбаясь и выкрикивая приветствия, высыпали трое мальчишек. За ними вышла женщина.

Впрочем, назвать мальчишками всех было бы ошибкой. Самый высокий, черноволосый юноша лет шестнадцати, выглядел помолодевшей копией Фурнаэля, даром что, как и остальные, был одет в крестьянскую домотканую рубаху и такие же свободные штаны, а не в кожу и шерсть. Он подбежал и принял поводья лошади Фурнаэля, знаком велев другому парнишке сделать то же с Морковкой.

Фурнаэль спешился. Карл последовал за ним.

— Я считаю для себя честью. Карл Куллинан, представить вам старшего своего сына — Раффа, будущего барона Фурнаэльского. Рафф, это Карл Куллинан. Да, сын, тот самый Карл Куллинан.

Что делает сын и наследник барона в крестьянской хижине, одетый как крепостной, с потеками пота и грязи на лице, с руками в цыпках и трещинах?..

Карл не стал спрашивать; когда Фурнаэль будет готов — он сам расскажет Карлу все, что сочтет нужным.

Рафф скованно поклонился — глаза расширены, челюсть только что не отвисла.

— Благородный разбойник? Правда? — На лице Раффа ясно читалось благоговение.

Карлу сделалось неуютно; прежде он никогда не сталкивался с таким открытым почитанием героев.

— Смотря какой смысл ты вкладываешь в это определение, — заметил он. — Но возможно, я и тот, о ком вы подумали.

— Знакомство с вами — огромная радость для меня, господин. — Светский тон забавно контрастировал с простой одеждой и грязным лицом.

Самый младший из детей, мальчик на год-два моложе Эйи и дюйма на два пониже ее, подбежал и обхватил Фурнаэля руками, спрятав лицо на груди барона. Фурнаэль с теплой улыбкой взъерошил мальчику волосы.

— А это брат Раффа, мой сын Томен. Не обижайтесь на его молчание, Карл: он стесняется незнакомцев.

— Конечно, конечно, барон. Рад познакомиться с вами, Рафф. И с тобой, Томен.

— Не «барон» — Жерр, прошу вас. — Барон подхватил Томена на руки. — Это не официальный визит.

— Жерр.

Подошла женщина. Она тоже походила на Фурнаэля, только помоложе и в женском варианте: те же высокие скулы, только чуть сглаженные, и подбородок покруглей.

— Карл Куллинан, — проговорил барон, — моя кузина, жена, мать моих сыновей — Бералин, баронесса Фурнаэльская. — В голосе звучало чуть заметное раздражение. Или, возможно, гнев.

— Здравствуйте, Карл Куллинан. — Она взяла его руку в свои. В струящемся из дверей свете руки ее были красны и сухи; некоторые трещины на ладонях и пальцах открылись. — Надеюсь, вы простите, что я не приветствовала вас в своем доме.

— Конечно, госпожа. — Карл склонился к ее рукам. — Конечно.

А какого черта делать здесь баронессе?

— Ну и наконец, — продолжал барон, — тот юноша, что держит вашу лошадь. Брен Адахан, сын и наследник Вертума, барона Адахана, о коем я говорил. — Барон спустил Томена с рук и, шагнув вперед, положил ладонь на плечо Брена. — Рад видеть тебя, Брен. Как прошло десятидневье?

— Прекрасно, барон. — Брен вопросительно приподнял бровь и, не успел Карл кивнуть, принялся оглаживать и похлопывать Морковку. — Замечательная лошадь, Карл Куллинан. — Уверенной рукой он пробежал по ее загривку, похлопал по крупу, животу, осторожно коснулся левой задней бабки.

Все это время Морковка стояла, гордо вскинув голову, с трепещущими ноздрями, словно предлагая Брену попытаться найти в ней хоть малый изъян.

— Она пандатавэйка, да? Как ее зовут?

— Там я ее купил. А зовут ее Морковка, — отозвался Карл. — Вижу, ты любишь коней.

— Еще как! — Брен, русоволосый парнишка одних лет с Раффом, улыбнулся широко и бесхитростно. — У моего отца есть жеребец — хорошо бы их свести. Она развязана?

— Нет. У меня не было времени думать об этом. Мы были слишком заняты. — Самоубийственное воспоминание об Энди-Энди жаром обдало Карла. Боги, как же мне не хватает ее. Трудно представить ее себе беременной, с раздавшимся животом — но куда трудней сознавать, что не увидишь, не коснешься ее еще долгие месяцы. В самом лучшем случае.

Внутренним взором Карл почти видел ее — как она стоит, уперев руки в бедра, склонив голову и насмешливо улыбаясь. «Кто сказал, что быть героем легко?»

— Не могли бы мы поговорить — попозже, если будет время? — продолжал Брен. — Думаю, если свести Морковку с катардским пони…

— Ты забываешься, Брен. — Теплая улыбка Фурнаэля смягчила суровость тона. — Из-за тебя мой гость и я вынуждены стоять на холодном ветру. — Он содрогнулся, хотя легкий северный ветерок нес с собой только освежающую прохладу. — Расседлай и устрой лошадей, а потом приходи в дом.

Юноша повернулся к Карлу:

— Можно? Пожалуйста!

— Конечно. Привязывать ее не надо: если я в доме, она не уйдет.

— Само собой. — Брен понимающе кивнул, словно удивляясь, зачем говорить столь очевидные вещи.

Барон ввел Карла в хижину — небольшую, но прибранную. Каменный пол был чист и гладок; щели меж стенных досок заботливая рука аккуратно замазала свежей глиной. Сквозняк не тревожил веселого танца пламени в сложенном из камней очаге, над которым, пофыркивая, кипел металлический чайник.

Фурнаэль отстегнул меч, повесил на крюк и уселся на табурет у грубого стола, кивком предложив Карлу и остальным последовать его примеру. Табуретов осталось лишь три; Карл, Рафф и Томен уселись, а Бералин встала подле мужа, хмуро на него глядя.

Фурнаэль ухмыльнулся.

— Простите мою жену. Она этого не одобряет.

Та фыркнула.

— А с чего мне это одобрять? Это же сущая чепуха… возлюбленный мой супруг, — ядовито добавила она, выдержав паузу.

Барон обнял ее за талию и погладил бедро.

— Ты простишь меня. Как всегда.

— До следующей жатвы.

Рафф нахмурился; Фурнаэль заметил это и повернулся к юноше.

— Не начинайте — у нас гость. А тебе, мальчик мой, следует помнить, как должно вести себя. — Он знаком попросил у Карла прощения. — Семейная традиция: перед каждой жатвой сыновья барона три десятидневья живут и трудятся в поле вместе с рабами — так же тяжко, как те…

— Более тяжко, папа, — пискнул малыш Томен. — Рафф говорит, мы должны показать, что всех лучше.

— …едят то же, что едят рабы, носят ту же одежду. Узнают, так сказать, что почем — чтобы после не перегибать палку. Вертум считает это правильным, потому-то и прислал в этом году сына. Думаю, Брену это пойдет на пользу.

— Чушь, — возразила Бералин. — Тебе бы послушать своих сыновей. Когда Рафф станет бароном — он не будет заставлять детей проходить через это.

Фурнаэль фыркнул.

— То же говорил и я — в его годы. Карл, позже вы сможете пройтись по округе — и увидите, что эта хижина ничуть не лучше других. Мы хорошо обращаемся и с рабами, и с крепостными.

— Эта хижина хуже, — произнесла Бералин. — Ты послал людей выковырять из стен глину. Снова.

— И снова, и снова — всякий раз, когда ты будешь заделывать стены вместо мальчиков. Если Рафф и Томен сделают это сами — прекрасно. Я терплю, что ты живешь с ними, потому что надо же кому-то им готовить. Но не испытывай моего терпения. — Он вздохнул. — Карл, моя супруга думает, что, живя здесь с мальчиками, она шантажом вынудит меня отринуть семейные традиции.

— Жерр, вы хотели что-то обсудить? — Карл, втянутый в семейный спор, чувствовал себя не в своей тарелке.

— Хотел. — Фурнаэль облокотился о стол. — В Холтуне объявилась банда. Разбойники — сотни две-три — свили гнездо на склонах Эрштима. Они налетают ночью, прорываются сквозь идиотскую линию обороны холтумского… — Он осекся: вошел Брен.

Юноша грустно качнул головой.

— Прошу, не прерывайтесь из-за меня. Я не питаю иллюзий насчет князя Улдрена.

Фурнаэль благодарно улыбнулся.

— Бандиты забирают еду и женщин, убивают всякого, кто осмелится сопротивляться. За собой они оставляют сгоревшие фермы, скот с перерезанными глотками, потоптанные поля — как псы, что мочатся на кусок, который не в силах съесть. Наверное, им как-то попался караван с солью — с некоторых пор они просаливают за собой землю.

Он тряхнул головой.

— Я говорил об этом с Саммисом — его магия тут бессильна. Он мог бы, конечно, уничтожить сорняки и вредителей, как делает в моем баронстве, но соленая земля не сможет родить, будут в ней вредители или нет.

Если так пойдет дальше, Холтун окажется на грани голода. Западнее лежат содовые равнины; им придется обратиться на восток. Им придется вторгнуться в Бим — как нифиэнцам во время моего отца. Эти два друга, — он кивнул на Брена и Раффа, — станут кровными врагами. Причем не по традиции, а по факту.

— А сами вы усмирить бандитов не можете, — кивнул Карл. — Холтун этого не потерпит.

— Едва только первый солдат Бима пересечет холтунскую границу — начнется война. Несколько стычек уже было. Я знаю, это отдает изменой, но если б эти бандиты вторглись в Бим… Возможно, тогда князь Улдрен смирил бы свою гордыню и принял мудрое решение о союзе.

Брен мотнул головой:

— Сомнительно, барон. Как говорит мой отец, князь Улдрен — напыщенный осел. Из тех, кто хватает меч за лезвие, а не за рукоять. Впрочем, мнит он себя великим полководцем.

Фурнаэль кивнул.

— Карл, я хотел бы остановить негодяев. Надеюсь, вы поняли: мы — народ неплохой. И мы готовы платить, и платить хорошо. Возможно, вы могли бы, притворно присоединившись к бандитам, завести их в засаду? Или выследить их в логове, захватить и доставить в мое баронство, где мы разобрались бы с ними? Или еще что-нибудь… в этом духе.

Карл закрыл глаза. Стратегия не была проблемой. Стратегия трудностей не представляла. Для Карла, во всяком случае. Ахира наверняка что-нибудь придумал бы.

Но — три сотни? Карл не считал три сотни против пяти выигрышным вариантом. И опять же — как ни старайся, а всех трех сотен сразу им не захватить.

Да и не в этом суть. Вопрос не в том, сможем ли мы сделать дело, вопрос — должны ли мы делать его.

В том-то и беда. Барон Фурнаэль весьма неплохой человек — для своего мира. Если война между Бимом и Холтуном разразится — плохо будет всем, и рабам в том числе.

Но… Я, черт побери, Карл Куллинан, а не Кларк Кент. Я не могу сделать всего. Я уже дал обет, который вовсе не уверен, что смогу выполнить; мне нельзя отвлекаться на другие дела.

Он почувствовал укол совести. А как же Эйя? То, что он вез ее домой, не было войной с рабством.

Нет. Эйя — другое дело. Мелавэй страдал от набегов работорговцев; было разумно отвезти девочку домой — там могла возникнуть возможность уязвить Гидьдию Работорговцев.

Может ли помощь Фурнаэлю помочь его собственной борьбе? Хоть как-то?

Нет, дело барона никак не связано с ней.

Я должен отказать ему.

Мне… Постой-ка…

— Вам придется… заплатить, Жерр. Дорого.

Фурнаэль развел руками.

— У нас есть деньги, Карл.

— Деньги мне не нужны. Но — в благодарность мне и моим друзьям за решение ваших проблем — не отпустите ли вы на волю всех ваших рабов?

Фурнаэль улыбнулся.

— Цена действительно высока, Карл. Заменить всех рабов в баронстве — мне это станет в копеечку. Нельзя ли…

— Нет. Не заменить. Вашей платой будет отказ от владения рабами. Во всем баронстве. Навечно.

Какой-то миг барон озадаченно молчал. Потом вздохнул.

— Вы вежливый человек, Карл. Спасибо, что не отказали мне прямо. В этом нет необходимости — я понял. Вы не хотите встревать в наши войны.

— Барон, я говорил серьезно.

— Прошу вас. Не считайте меня глупцом. — Фурнаэль приподнял ладонь. — Оставим это, Карл Куллинан. Оставим.

Карл открыл было рот — и закрыл его. Не вышло. Для Фурнаэля рабство столь естественно, что он не увидел никакого смысла в предложении отказаться от владения людьми. Для барона это было даже не оскорбительно — просто непонятно. Но попытка объясниться приведет к ссоре.

Фурнаэль помрачнел.

— А знаете, у меня мелькнула мысль попытаться запугать вас — и тем вынудить послужить себе. Пригрозить оставить эту малышку — Эйю, да? — в заложницах, пока вы не до бьетесь успеха. — Он побарабанил пальцами по дереву. — Вы, кажется, очень печетесь о ней.

— Это не оставило бы мне выбора, барон.

Фурнаэль кивнул.

— Значит…

— Тут и выбирать не из чего. Мне пришлось бы либо разобраться с тремя сотнями бандитов, полагаясь на ваше слово потом освободить Эйю, либо разобраться с вами и вашими тридцатью — сорока воинами, никто из которых толком не владеет мечом. — Рука Карла опустилась на рукоять меча. — Это было бы легкое решение, барон. Разумеется, мы с друзьями скорее всего погибли бы — но забрали бы с собой и кое-кого из вас. И с чем вы тогда встретите войну, коя грядет?

— Это была просто мысль. Причем глупая. — Фурнаэль тяжело вздохнул. — Воина, который мне нужен, невозможно заставить что-либо делать из страха… — Барон поднялся и подошел к крюку, на котором висел его меч. — Но, как заметил ваш друг Ахира, я припас в своем рукаве козырь. Правитель, даже просто барон, должен учитывать любые возможности.

— Барон, вы…

Фурнаэль склонился к ножнам и обнажил меч.

Карл рванулся из-за стола. Табурет отлетел прочь. Одним плавным движением воин выхватил меч и пригнулся.

Внимательней! Не подпускай к себе женщину и детей: они могут вцепиться в руку с мечом…

Фурнаэль выпрямился. Меч его был опущен.

— Карл Куллинан, — с укором проговорил он, — опусти свой меч. Здесь никто не угрожает тебе. Порукой тому — моя жизнь.

Что за дьявольщина тут творится? Сперва Фурнаэль пытался купить Карла, потом — шантажировать его, сейчас готовился напасть…

— Я… не понимаю. — Карл приспустил меч.

— Порукой — моя жизнь, — повторил барон.

А, пошло оно всё! Должен же я хоть когда-нибудь хоть кому-нибудь доверять. Карл вбросил меч в ножны. Барон повернулся к Раффу.

— Протяни руки, мальчик.

Рафф молча затряс головой.

— Протяни! — Барон рявкнул так, что у Карла зазвенело в ушах.

Рафф нехотя протянул ладони. Фурнаэль уложил на них плашмя клинок, потом отвязал от пояса кошель. Потом осторожно обвязал кожаные ремешки вокруг середины клинка.

— Здесь десять пандатавэйских золотых.

Побелевшая Бералин коснулась руки мужа.

— Не делай этого. Он еще мальчик.

Фурнаэль закрыл глаза.

— Это даст нам шанс, Бера. Всего лишь шанс. Если Рафф выживет — у него хватит сил сохранить баронство в грядущие годы, в войну. Я не вижу иного пути. Прошу… умоляю — не отягчай моего бремени.

Он открыл глаза и повернулся к Карлу. По щекам его струились слезы.

— Карл Куллинан, я прошу вас взять в ученики моего старшего сына — познавать искусство меча, лука и кулака. В уплату предлагаю я своего коня, это золото, свой меч и службу моего сына сроком на пять лет.

Карл взглянул на Раффа. Бледное лицо юноши было непроницаемо.

— Рафф?

— Решает не он, Карл. Я его отец.

Карл не смотрел на Фурнаэля.

— Рафф? — повторил он. — Ты хочешь ко мне в ученики?

Юноша так прикусил губу, что потекла кровь. Взгляд его медленно скользнул по матери… по отцу… и вновь возвратился к Карлу. Сделав шаг, он трясущимися руками протянул ему меч и кошель.

— Таково желание моего отца, господин.

— А твое?

Рафф обвел глазами брата, отца, мать, Брена. Почитать героя — одно. Оставить дом и семью — совсем иное.

Брен кивнул.

— Соглашайся. Если останешься — скоро мы станем врагами, станем охотиться друг за другом.

— А если уйду? Это что-то изменит?

— Не знаю. Но это даст нам пять лет до того, как мне придется убить тебя — или тебе меня. — Брен положил руку на плечо Раффа, крепко сжал пальцы. — По крайней мере пять лет.

Рафф сглотнул. Потом неуверенно произнес:

— Д-да… Примешь ли ты меня в ученики, Карл Куллинан?

Карл взглянул на барона Жерра Фурнаэля с вновь проснувшимся восхищением. Этот человек видел пределы своих возможностей, признавал неизбежность скорой смерти — и пытался спасти хотя бы частичку семьи от бурана стрел и мечей, в котором наверняка погибнет сам. Да, это поистине было нечто!

И возможно, он спасал не частичку семьи; возможно, насчет Томена и леди Бералин у барона были еще какие-то планы.

Отдавая Раффа в ученики разбойнику, он действовал, руководствуясь исключительно холодным умом. Решение не было причудой. Если Рафф переживет ученичество, он будет достаточно силен, чтобы в грядущем управлять баронством — а возможно, и всем Бимом.

А если он погибнет, Жерр Фурнаэль? Наш путь — из огня да в полымя. Что, если ему недостанет прыткости — или везенья — одолеть все опасности и выжить в них?

Вслух Карл вопроса задавать не стал. Ответ был ясен и так: если Рафф не переживет пяти лет ученичества, он не тот правитель, который нужен баронству.

Барон Фурнаэль получит либо достойного наследника, либо мертвого сына. Перспектива не из приятных.

Но есть ли у них другой выбор? Карл принял меч и кошель на собственные ладони.

— Я принимаю тебя в ученики, Рафф. Можешь остаться здесь и попрощаться с семьей и друзьями, мы уезжаем утром. Ну и, само собой, можешь заночевать в гостинице — если пожелаешь. — Воин отвязал от меча кошель, взял у барона ножны.

— Я лучше останусь.

— Ты его ученик, мальчик, — негромко прорычал Фурнаэль. — Ты переночуешь в гостинице.

Карл резко выпрямился.

— Я буду вам очень признателен, барон, — проговорил он, — если вы не станете мешать моему ученику. Я предоставил выбор ему, а не вам. — Из собственного кошеля он извлек два медяка, швырнул их на грубый стол. — Это — плата за его сегодняшний ночлег. Он переночует здесь, как пожелал.

Вложив меч в ножны, Карл протянул его юноше.

— Хорошенько заботься о нем, Рафф. Тебе предстоит провести немало тяжких часов, обучаясь владеть им.

Юноша грустно кивнул.

— Но, думаю, ты поступил верно.

Сквозь слезы Раффа сверкнула улыбка. Сквозь слезы Фурнаэля — тоже.