Уподобившись лягушке

В первых восьми наблюдениях мы исследовали целые миры, — те миры, о существовании которых даже не подозревали ранее или же не уделяли им особого внимания. Например, существует огромный удивительный мир дыхания. Тик Нат Хан говорит, что созерцает свое дыхание вот уже на протяжении тридцати лет и ему с каждым годом становится все интереснее. Существует мир тела, представляющий собой богатое поле исследований. В первую очередь этот мир инте­ресен для тех людей, которые осознали (возможно, именно благодаря медитативной практике), что на протяжении многих лет были отчуждены от него.

Существует манящий мир таких чувств, как экстаз и умиротворение, — мир, настолько соблазнительный, что он таит в себе опасность. И есть огромный мир чувств в целом; изучив его, мы выясняем, что он не так чужд и угрожающ, как нам казалось прежде. Познакомившись со своими чувствами поближе, мы освобождаемся от их тирании.

Третья четверка наблюдений открывает перед нами еще один мир — даже более сложный, чем предыдущие, — мир ума. Слово читта на языке пали означает нечто большее, чем просто ум. Это скорее ум-сердце. Читта намного шире, чем мыслящий ум, и включает его в себя. Вся Анапанасати-сутра посвящена самопознанию, и сейчас мы подходим к его истоку.

Именно к уму мы шли все это время. Согласно буддий­скому учению, все происходит от ума, и, несомненно, в нем берут начало многие наши проблемы. В процессе работы над первыми восьмью наблюдениями (включая очень важное восьмое, где речь идет об успокоении душевных процессов) мы готовились к девятому наблюдению — к возможности познавать ум.

Первоначальные наблюдения, притом что они и сами являют собой богатый источник знаний, позволили нам обрести покой, необходимый, чтобы более эффективно работать с собственно умом. Неспокойный ум с трудом поддается исследованию. Всякий, кто хоть немного практиковал медитацию, знает, насколько бурным и непредсказуемым может быть поток мыс­лей. Первые восемь наблюдений помогают утишить его. И ум становится подобен безмятежному зеркалу.

В нашей культуре покой в значительной мере ассоцииру­ется со скукой и расслабленностью. Пребывать в покое для нас означает лежать летним вечером в гамаке. Другой полюс — состояние напряженной бдительности, например, когда нам нужно решать срочные финансовые вопросы. Так мы и коле­блемся между этими двумя состояниями — то расслабляемся и скучаем, то настораживаемся и напрягаемся. Бдительность ассоциируется у нас с кризисными ситуациями.

Однако такая поляризация сознания вовсе не обязательна. Медитативная практика постепенно приучает нас к спокойной бдительности — мы уподобляемся лягушке на берегу заросшего лилиями пруда, о которой говорил Судзуки Роши. Лягушка выглядит совершенно умиротворенной — словно маленький Будда. Но если мимо пролетает мошка — к несчастью для мошки, — лягушка на деле доказывает, что все это время сохраняла бдительность.

С какими бы трудностями ни сталкивались люди при освоении тех или иных аспектов практики, и все же большин­ство уверенно продвигается ко все более тонким состояниям сознания. И девятое наблюдение выводит нас на совершенно новый уровень.

9. Он наставляет себя: «Ощущая ум, я вдыхаю. Ощущая ум, я выдыхаю».

Буддийский учитель Тан Хой снабдил данное наблюдение сутры важным примечанием. Этот мастер знаменит тем, что принес во Вьетнам как анапанасати (обсуждаемое в этой книге учение буддизма тхеравады), так и дзэн. Тик Нат Хан принад­лежит к той же династии учителей. Так вот, Тан Хой очень живо и увлекательно рассказывал о подготовке к исследова­нию ума. По его словам, постижение дыхательной практики заключается в живом восприятии дыхания при неослабном сосредоточении внимания на каждом вдохе и выдохе: «После того как йог постигнет дыхание, его ум озаряется светом. Когда йог использует этот свет для пристального наблюдения, ничто не может войти в его ум незамеченным».

Сумрачное место, называемое умом, где происходит так много вещей, которых мы не понимаем, вдруг уподобляется освещенной пустой комнате. Тан Хой говорит, что к такой трансформации приводит наше внимание к дыханию.

Конечно, проработав первые восемь наблюдений, мы уже узнаем об уме многое. Особенно тесно человек сопри­касается с различными аспектами собственного ума, когда наблюдает за чувствами и своим отношением к ним (приятны они, неприятны или.же нейтральны). Даже при работе над первыми наблюдениями (долгий вздох, короткий вздох) мы использовали ум. Вы, скорее всего, осознавали (хотелось вам этого или нет) не только свое дыхание, но и собственный ум, пребывающий в замешательстве. Мысль о том, что нужно исследовать место, где царит такое смятение, обескураживает. Но теперь речь идет об уме, который можно изучать, поскольку он в значительной степени успокоился. Кроме того, теперь вы способны более отчетливо различать состояния ума.

 

Яды ума

Будда снова и снова подчеркивает, что мы — рабы ума. Из-за привязанности к его содержимому мы совершаем действия, от которых страдаем сами и страдают другие. Цель нашего уче­ния — освободиться от подобной привязанности и овладеть умом. Но эту задачу невозможно решить с помощью грубой силы. Только ясное видение делает нас достойными стражами своего сердца.

Существуют три аспекта ума, которые очень важно понять. На пали они называются килесы, что в переводе означает «скверна» или «яды». Килесы суть жадность, ненависть и заблуждение. Девятое наблюдение раскрывает перед нами и другие аспекты ума, но в первую очередь необходимо осознать эти три. Не менее важно также познать ум, свободный от них.

Первый из ядов, жадность, иногда фигурирует под назва­ниями желание, стремление или страсть — не в современном, сексуальном значении этого слова, а как страсть к чему угодно: к человеку, к еде, напиткам, деньгам, имуществу, славе, власти. Это также может быть желание лицезреть определенное раз­витие политической ситуации или даже стремление к каким- то духовным достижениям — овладеть анапанасати, обрести просветление.

Пребывая во власти этого качества ума, человек тянется, хватает и удерживает. С одной стороны, это вполне естествен­ные инстинкты, помогающие человеку добыть еду, обрести крышу над головой и продолжить свой род. Однако, с другой стороны, они же толкают людей на преступления и заставляют развязывать войны.

Позвольте привести простой пример. В ходе личных бесед с учениками я часто предлагаю им вступить со мной в медита­тивный диалог. Во время одного из таких диалогов я спросил у женщины, своей ученицы: «Каково сейчас состояние твоего ума?» В тот момент ее ум был спокоен и умиротворен, однако затем у нее возникла ненавязчивая, но отчетливая мысль: «Я не хочу, чтобы это состояние заканчивалось». Как ни безобидно, как ни естественно такое желание — оно, тем не менее, не что иное, как желание. Пребывая в покое, она сумела разглядеть это небольшое волнение, предвестник страдания. Будучи заме­ченным, волнение ума улеглось. Я спросил, что изменилось, и женщина ответила: «Все хорошо. То желание ушло».

Первый вопрос, который следует задавать относительно любой из килес: присутствует ли она? В значительной мере трудность именно в том, чтобы ее увидеть. Когда мы видим свои желания и пристрастия, то понимаем, что с одними из них можно справиться без труда, а с другими придется пово­зиться. Иногда диву даешься, осознав, чем занят твой ум, на что он тратит день, — настолько это противоречит твоим представлениям о себе.

Цель девятого наблюдения — глубоко прочувствовать свой ум, секунда за секундой. Это знание иного типа, чем мы полу­чаем во время семинаров, ритритов, работы с психотерапевтом и чтения книг (даже этой). Это непрерывная деятельность, усилие длиной в жизнь, а не ограниченный процесс, закан­чивающийся выполнением поставленной задачи. Тут задачей является сам процесс. Прекрасно узнавать что-то о себе, даже если то, что мы узнаем, далеко не прекрасно.

Описанная выше беседа с женщиной служит отличным примером: есть покой и есть желание сохранить этот покой, нарушающее его; затем, будучи осознанным, это желание исче­зает. Именно осознание заставило желание исчезнуть. Наша цель — ясно осознавать происходящее. Мы сами себе и учителя, и ученики. Книги, семинары, записи бесед— все это задает верное направление. Однако нельзя забывать: мы изучаем не буддизм, а самих себя. Если ты знаешь все о буддизме, но не постиг себя, значит, ты ничего не понял. Как сказал Судзуки Роши: «Когда ты — это ты, дзэн — это дзэн».

Данный принцип окончательно прояснился для меня несколько лет назад, когда я проводил десятинедельный вводный курс медитации випассана. В моей группе были два доктора философии, специализировавшихся на буддизме, и еще один доктор философии и политолог из Югославии, ярый марксист. Все трое работали в Гарварде. Марксист не скрывал своего отношения к религии. Он утверждал, что это занятие для идиотов, и, по его словам, изучал медитацию лишь потому, что ею увлекалась его любимая девушка. Он боялся, что потеряет ее, если не проявит интереса к этому предмету. Буддисты же относились к нашим занятиям с трепетом.

К концу десятинедельного курса марксист достиг немалых успехов — его внутренний рост был в значительной мере обусловлен тем, что он просто следовал моим инструкциям и прилежно занимался каждый день. Исследователи же буддизма не добились ничего. Они интересовались умом Будды, но были почти равнодушны к собственному уму. Поэтому истинная цель медитации ускользнула от них.

Обратите внимание на свой ум и, обнаружив в нем жела­ние, не осуждайте его, а просто примите как факт. Желание порождает страдание — нет, не позволяйте мне убедить вас в этом, постигните данную истину сами. И когда под вашим при­стальным взглядом желание исчезнет, вы, пусть всего на миг, останетесь наедине с дыханием. Тогда вы увидите, насколько это приятно — не вожделеть.

Простое видение — совершенно наивное, как если бы вы все видели впервые, — представляет собой своего рода естественный и беспечальный разум. Желание же ведет к страданиям. Это знание может в корне изменить нашу жизнь. Но мало просто услышать об этом. В таких вещах следует убеждаться самому.

Вторая килеса — ненависть, или отвращение, и в некотором смысле она противоположна первой. Жадность побуждает чело­века тянуться и хватать, а ненависть — отбиваться, отталкиваться и избегать ситуаций, к которым мы испытываем отвращение. Мы хотим избавиться от того, что нам не по вкусу, уничтожить это. Жадность — не что иное, как желание иметь то, чего у нас нет. А отвращение — это нежелание иметь то, что есть.

Очевидный пример — гнев. И опять-таки, наша практика не предполагает войну с ним. Нам незачем что-либо делать с гневом, иначе мы лишь приумножили бы отвращение. Мы про­сто с уважением наблюдаем за гневающимся умом и стремимся прочувствовать гнев в полной мере.

Третья килеса — заблуждение или замешательство. Ее обна­ружить несколько труднее. Представьте себе, что на ваш ум упала тень. Вы в замешательстве, в растерянности, в нереши­тельности. Вы не уверены в себе и не знаете, как поступить.

В случае пристрастия мы склонны переоценивать при­влекательность объекта. Мы чего-то хотим и воображаем, как замечательно было бы получить желаемое. В случае отвращения мы недооцениваем его объект. К тому, кто нам не нравится, мы относимся как к презренному червю. В случае же заблуждения мы не понимаем, что есть что; у нас такое впечатление, что наша жизнь не в фокусе. Мы не знаем, что хорошо, а что плохо; идти ли нам вперед или же отступить; сесть ли медитировать или почитать книгу (например, о буддизме!).

Заблуждение, или невежество, — самая главная килеса. Именно оно рождает две другие килесы. Из-за неспособности видеть ясно мы тратим уйму времени на погоню за вещами, которые не приносят нам счастья, и бежим от того, что не может принести нам никакого вреда.

Все эти состояния нам хорошо знакомы. Вопрос в том, готовы ли мы с ними работать в ходе практики. Готовы ли мы созерцать их, не судя, не пытаясь изменить и, прежде всего, не позволяя им влиять на наши действия? Обычно желания побуждают нас к поступкам: съесть пирожное, побороться за приз, сделать хоть что-то. Отвращение побуждает к бегству или к попыткам нейтрализовать ситуацию.

Наибольшие сложности вызывает замешательство. В нашем мире ценятся решительность, сила, отвага, компетентность. Поэтому, испытывая замешательство, мы хотим поскорее сделать выбор и тем самым преодолеть внутренний диском­форт. Задача практикующего — оставаться в этом состоянии и беспристрастно созерцать энергию замешательства. Глубокое проникновение в замешательство — самый прямой путь к подлинной ясности ума и решительности.

У меня был интересный опыт с этой килесой много лет назад, когда я еще работал преподавателем в университете. Ежегодно осенью ко мне подходили студенты старшего курса и говорили,что никак не могут решить, куда им податься по окон­чании университета. Найти работу, поступить в аспирантуру, получить еще одно образование, посвятить некоторое время путешествиям — вот стандартный набор вариантов, которые приходили им в голову. Их родители тоже бывали очень обе­спокоены неопределенностью складывающейся ситуации. Проблема, не правда ли?

Тогда я уже практиковал медитацию и, пользуясь своими новыми знаниями, говорил студентам: «Со временем решишь. Сейчас ты в замешательстве, и это совершенно нормально». В большинстве студенты стремились внести в ситуацию хоть какую-то, пусть даже ложную определенность. Я же советовал им смириться со своим замешательством, дабы в нем отразилась истина. Не нужно расценивать собственное замешательство как признак неудачи (дескать, мне уже двадцать один год, а я до сих пор не знаю, что буду делать в жизни). Замешательство — всего лишь душевное состояние, которое приходит и уходит, подобно всем остальным явлениям жизни.

К концу года, как правило, девять десятых всех студентов принимали то или иное решение. Они приходили ко мне и решительно объявляли: стоматология, или юриспруденция, или социальная работа. Нередко решимость этих молодых людей ничуть не убеждала: просто им было трудно мириться с неопределенностью, и они хватались за что попало. И меня всегда восхищали те немногие, кому удавалось открыто при­знать свое замешательство и не торопиться что-то решать.

Когда вы испытываете замешательство, не считайте, что оно препятствует вашей медитативной практике. Оно и есть ваша практика; оно — ваша жизнь в данный момент. Примите его, пристально наблюдайте за ним, и вы обретете ясность. В резуль­тате принятое вами решение окажется наиболее правильным. Ведь оно придет само собой, а не будет выдумано перепуганным эго, пытающимся покончить с неприятной ему ситуацией.

В книге Лоуренса Шайнберга «Противоречивый дзэн» рассказывается о том, как Киудо Роши наставляет ученика в минуту замешательства: «Не можешь решиться? Предлагаю тебе прекрасное решение, Ларри-сан! Мой учитель говорил: «Если ты в замешательстве, будь в замешательстве. Не позво­ляй своему замешательству привести тебя в замешательство». Понял? Будь в полном замешательстве, Ларри-сан, и я гаран­тирую: у тебя не останется никаких проблем».

 

Постигая ум

Цель девятого наблюдения — тщательно изучить ум, таким, каков он есть, настолько ясно, насколько мы способны. При этом мы убеждаемся в следующем: осознанность лишает раз­личные состояния ума силы: они по-прежнему возникают, но больше не довлеют над нами. Мы перестаем автоматически выполнять их команды.

В результате даже такие сильные эмоции, как гнев или страх, причиняют нам гораздо меньше страданий. Когда мы сближа­емся со своими эмоциями, наше отношение к ним изменяется. Ведь они исходят из сердца, оплота нашего сознания. И мы учимся дружелюбно созерцать их, вместо того чтобы отождест­влять себя с ними, сопротивляться им или же отрицать.

Наша цель — превратить свой ум из поля битвы в место мирного сосуществования. И тогда эти посетители, гости нашего сознания, не будут иметь власти над нами.

В конце концов, дойдя до тринадцатого наблюдения, мы увидим, что все подобные состояния нашего ума непостоянны и лишены реальной сущности. Пока же мы учимся узнавать их и открываться им навстречу. Впрочем, даже сейчас мы замечаем, что они возникают и исчезают.

Гнев, если пристально к нему присмотреться, не является непрерывным эмоциональным потоком, это сложное состоя­ние, так же как и комариный укус, обсуждавшийся нами выше. Он постоянно изменяет свою интенсивность и в некоторые моменты вообще исчезает. Гнев есть возникающее и прекра­щающееся движение энергии. Он никоим образом не может характеризовать человека. У гнева нет устойчивой сущности.

Наблюдая, как все возникает и исчезает — вдох, выдох, ощущения, состояния ума, — мы начинаем понимать, что само наше представление о собственном я, якобы все это осуществляющим, не более чем игра воображения. И тогда с наших плеч падает тяжкое бремя. Мы наслаждаемся самопознанием — не тем угрюмым самокопанием, которым обычно обреченно занимаются люди, но полезной практикой, облегчающей нам жизнь. Мы открываем для себя радость в самом сердце медитации.

Со временем прежние состояния ума теряют свою мощь. Если вас посещает гнев, или желание, или страх, не обязательно делать из этого проблему. Речь идет не о теории, а о реальных фактах: вы боитесь, и это нормально. Вам становится все легче поворачиваться к своему страху лицом и воспринимать его так же, как и дыхание, позволяя следовать своей природе.

В результате негативные переживания истончаются и исче­зают. Цель медитации — вернуть их туда, откуда они пришли. А они пришли из безмятежности. По мере того как успока­ивается ум, ощущение времени угасает и мы открываемся навстречу беспредельности. Мы постигаем, что она была с нами все время — за ширмой нашего возбуждения.

Древние говорили о небе, скрывающемся за облаками. Порождения ума подобны облакам. Некоторые из них красивы, некоторые темны и угрожающи, но все они — лишь облака в небе ума. Небо беспредельно, великолепно и неизменно — оно не рождалось и никогда не умрет.

Большинство людей живут под облаками и едва осознают существование неба. В то же время следует помнить, что путь к небу лежит через облака. Чтобы подняться над ними, нужно изучать их — внимательно, дружелюбно и непредубежденно. Со временем под нашим пристальным взглядом облака чувств рассеиваются и нам открывается нечто совершенно новое, бес­крайнее и безмолвное — неиссякаемый источник силы и любви. И тогда мы осознаем, что все это было здесь всегда.

 

Сказание о сердце

Можно взглянуть на килесы и под другим углом. Можно сказать, что задача медитативной практики состоит в охране читты — ума-сердца, — поскольку это самое ценное, что у нас есть. Читта — это мы. Анапанасати (или осознанность) иногда называют стражем сердца.

И тогда перед нами разворачивается эпическое сказа­ние о самой важной из битв. С одной стороны сражаются килесы — жадность, ненависть и заблуждение. С другой сто­роны — осознанность и мудрость. На пали эти качества обо­значаются одним словом: сатипанна. Сати — осознанность и панна — проницательность, ясное видение. Сатипанна — это осознанность в сочетании с проницательностью, способность непосредственно и точно видеть текущий момент.

У большинства из нас килесы намного сильнее мудрости. Большая часть нашей жизни проходит в плену у жадности, ненависти и заблуждения. Конечно, люди не понимают, что идут у них на поводу; мы полагаем, что действуем себе во благо, что все, чего мы хотим, важно и полезно. Нам так кажется по причине нашего невежества, могущественного и вездесущего.

Пробуждение — это способность заглянуть за пределы невежества.

Когда мы начинаем битву с килесами, оказывается, что наше сердце измучено и истощено многими годами пребывания в плену у этих состояний ума. Исходные позиции разных людей несколько различаются. Кому-то больше свойственна жад­ность, кому-то гневливость, кому-то нерешительность. И из тех, кто осознал, что к неудовлетворительным действиям человека подталкивают неосознанные импульсы, лишь немногие обра­щаются к практике дхармы.

Большинство же смиряется с тем, что килесы сильны, а мудрость слаба.

Это одна из причин, почему нам нужна структура, обе­спечивающая успех практики, — учителя, центры, ритриты, сангхи. Мудрость нуждается в помощи, особенно поначалу. Но на самом деле вся необходимая мудрость уже есть внутри человека — именно там, где происходит действие эпической драмы. Наш враг не вовне. Он — в нашем собственном сердце. И наш лучший друг пребывает там же.

Один из самых важных аспектов медитативной практики не в том, чтобы научиться распознавать проблемы во внешнем мире, но в том, чтобы научиться смотреть внутрь себя. Килесы виртуозно обращают наше внимание наружу. Они постоянно находят нам во внешнем мире какое-то занятие, чтобы у нас не было времени заглянуть в собственное сердце.

И это не только ошибка отдельных людей. К этому склонно все общество. Мы тратим массу времени и денег на охоту за наркоторговцами, изучаем присущие им повадки, стремимся их обезвредить. Однако нам не приходит в голову спросить себя, откуда вообще у людей потребность в наркотиках, а ведь без этой потребности наркоторговцы попросту остались бы не у дел.

Впрочем, поговорим о более веселых вещах. В связи с неискоренимой людской склонностью искать корень всех зол вовне себя, хочу привести забавный пример из жизни моего дедушки. Он приехал в США из российского местечка. На родине дедушка никогда не носил галстук, а тут ему пришлось иногда надевать его по особым случаям. Дедушка ненавидел этот предмет туалета, поскольку никак не мог научиться завя­зывать его как следует. Один конец галстука всегда выходил длиннее, чем нужно.

Пытаясь выполнить эту непростую задачу, дедушка неиз­менно ухитрялся устроить в доме небольшой переполох. Представьте себе — все домашние уже давно одеты и топчутся у выхода, а он, не найдя управы на собственный галстук, сплевывает в сердцах и восклицает на идише: «Холера забери этого Христофора Колумба!» Абсолютно логичное заявление. Дедушка винил в своем неумении завязывать галстук евро­пейца, который открыл континент, где ему приходилось это делать.

Люди готовы искать причины своих проблем где угодно, но только не внутри себя. Пока это так, наши проблемы неразре­шимы. Несколько лет назад в моем сознании произошел карди­нальный переворот, я с головокружительной ясностью осознал следующий факт: от страдания не убежишь. В результате я получил огромный заряд энергии, которой у меня никогда не было прежде.

Неизбежность страданий очевидна, однако мы ее не заме­чаем. Это и есть невежество, говорит Будда. Медитативная практика побуждает нас сосредоточиться на настоящем, и в результате мы начинаем видеть вещи такими, каковы они есть.

Сложность медитативной практики не в том, чтобы при­учить себя правильно сидеть в течение часа, или в течение всех выходных, или в течение трехмесячного ритрита, как бы трудно это ни было. Сложность в том, чтобы уделять внимание тому, что происходит прямо здесь и сейчас. Этому мешают килесы. Чтобы развеять их чары, нужно повернуться к ним лицом и рас­смотреть пристально. Таков путь от невежества к свободе.

 

Методы ведения битвы

Эпическая драма, о которой я говорю, — великое сраже­ние между невежеством и мудростью — в разных традициях описывается по-разному. В тайской лесной традиции, как ее преподает Аджан Маха Бува, килесы — наш враг. Они искусны и сильны. Они коварно пробираются в наше сердце и легко выдают себя за друзей; они настолько тонки, что мы часто их просто не видим. Это война, где пленных не берут.

Однажды Аджан Маха Бува при мне сурово отчитывал монаха. Вина монаха заключалась в том, что он по рассеянности поставил свою чашку на край стола, где ее могли опрокинуть и разбить. Я не говорю по-тайски, и потому пользовался услу­гами переводчика. Взглянув на моего переводчика, Аджан Маха Бува велел ему: «Скажи, что я нападаю не на человека, а на его килесы». Учитель хотел, чтобы я понимал разницу.

Тогда я не особенно хорошо понял смысл его слов. «Неужели это — буддизм? — подумалось мне. — Что-то в нем слишком много агрессивности». Однако столь жесткий подход опира­ется на древний текст, гласящий: «Следи за каждым своим шагом, ибо ставкой служит твоя жизнь и жизнь тех, кто от тебя зависит. Будь бдителен!» Учителю нужно быть жестким, дабы напоминать ученикам о важности постоянной практики и о могуществе нашего противника.

Тик Нат Хан представляет другую традицию. Его стратегия заключается в том, чтобы развить в себе любовь к килесам, подобно тому как Иисус учил любить наших врагов. Любовь удерживает нас от гнева и избавляет от напряжения, она позво­ляет преодолеть дуалистический подход к миру, который влечет за собой противостояние и борьбу. Ты воспринимаешь килесы не как некие чуждые образования, но как часть себя, которую необходимо с любовью принять. Традиция Тик Нат Хана также имеет очень древние корни. Он сознательно использует ее для работы с людьми Запада — ведь мы и так слишком склонны к дуалистическому и агрессивному мышлению.

Оба эти подхода правомерны. Занимаясь преподаванием и практикой, я знаю, что практикующие обычно недооценивают могущество и опасность килес, а ведь они могут причинить много вреда. Но правда и то, что, нападая на килесы, желая, чтобы они вообще не появлялись, мы ничего не добьемся. Килесы нужно принять как часть своего сознания и позволить им расцвести — чтобы увидеть, каковы они, глубоко познать их и позволить им исчезнуть. Не следует проявлять излишнюю мягкость, но яростно нападать на них тоже не стоит.

Оба этих подхода имеют свои преимущества и порождают определенные проблемы. Аджан Маха Бува не стремится вос­питать в нас отвращение; Тик Нат Хан не проповедует неосо­знанность. И тот и другой в конечном счете призывают нас сосредоточить внимание на килесах и ясно их увидеть. Именно это приносит нам освобождение.

 

Готовься к работе

Сейчас самое время напомнить (особенно потому, что мы переходим к очередным наблюдениям сутры и обучение выходит на новый уровень), что речь здесь идет не о теоретизировании, а о практической работе, о созерцании ума здесь и

сейчас — прямо сейчас, когда вы читаете эту книгу. Вам никуда не деться от этой задачи. Если же вы думаете, что наблюдать за умом не обязательно, знайте, вы у него в плену.

Что только не делают люди ради того, чтобы достичь совер­шенства, в том числе и духовного. Они носятся как угорелые, выбиваясь из сил. Однако Будда учит, что все необходимое у тебя уже есть, прямо здесь и сейчас. Нет нужды идти куда бы то ни было. Достаточно заглянуть в свой ум, представляющий собой огромное, фактически бесконечное пространство. Ум окрашен энергией, протекающей через него в данный момент, часто одной из энергий, о которых мы говорили выше: жад­ностью, ненавистью и заблуждением.

Будда поведал историю, иллюстрирующую нашу склонность принимать желание — и удовлетворение этого желания — за счастье. Некогда в лесу жил прокаженный. Его мучил невыносимый зуд в пораженных проказой частях тела. Он чувствовал себя лучше, когда прижимался больными местами к раскален­ным углям, оставшимся от костра. Ему приносили облегчение другие страдания.

Затем этот прокаженный каким-то образом исцелился, пере­брался в город и стал жить нормальной жизнью. Некоторое время спустя какое-то дело привело его в знакомый лес, и он увидел других прокаженных, которые пытались облегчить свои страдания, прижимая больную плоть к раскаленным углям, — так, как некогда делал он сам. Он отвернулся. Ему было больно на это смотреть.

Будда говорит, что такова вся наша жизнь. Стремясь облег­чить свои страдания — желания, мы создаем новые. Наши страдания порождаются именно теми вещами, за которыми мы гоняемся в поисках облегчения. Здоровому человеку, пре­одолевшему недуг, от которого еще не избавились мы, больно смотреть на нас.

Если все это не кажется вам убедительным, если вы не согласны с тем, что желание есть страдание, — нет проблем. Продолжайте потакать своим желаниям и пытайтесь удо­влетворить их, так же как это делают все остальные. Наша цивилизация зиждется на человеческих желаниях. У нас самая развитая потребительская культура в мире. Мы создаем все новые и новые вещи, и они становятся все лучше и лучше. Но не похоже, что при этом мы сами становимся все счастливее и счастливее.

Возможно, однажды люди поймут, что приобретательство не приносит им счастья. Моя практика началась, когда я понял, что от печали бежать некуда. Точно так же и кто-то другой, возможно, начнет практиковать, когда, заглянув в себя, раз и навсегда поймет, что его желания и есть страдание.

Таков первый шаг — просто увидеть это. Затем нужно встретиться с желанием лицом к лицу и вглядываться в него до тех пор, пока оно присутствует в вас. И тогда вы увидите, как оно уходит. Когда вы постигнете желание от начала и до конца, оно перестанет вас тревожить. Вы будете встречать и провожать его как старого знакомого.

Это не означает, что вам придется отказаться от потенци­альных объектов желания: пищи, секса, денег, богатства, славы. Просто вы больше не будете их рабами. Даже такая вещь, как слава, потеряет над вами власть. Слава сама по себе не есть страдание, она всего лишь факт того, что тебя знают многие люди. Но, кажется, лишь очень немногие способны спокойно относиться к славе. Она становится объектом желания, погони и привязанности.

Очень важно постичь, что представляет собой ум без желания и, значит, без страданий — что значит, когда он чист и спокоен. Вы сможете следить за умом и за дыханием с наслаж­дением, поскольку не будете испытывать желания и порождае­мого им страдания. И тогда вы осознаете, что покой и радость не в желании, но в его отсутствии. Это очень важный опыт. Ум, не отягощенный никакими душеспасительными беседами о дхарме, естественным образом склоняется к ясности и вну­тренней тишине. Он ценит спокойствие и наслаждается им.

То же касается отвращения и гнева. Эти состояния не про­сто влекут за собой страдания (гнев, например, может довести человека до тюрьмы) — они сами являются страданием. Это пожар, бушующий в уме. Обычно люди больше увлечены поисками поджигателя, чем тушением пожара, — мы уделяем массу внимания объекту нашего гнева и тем временем дотла выгораем изнутри. Какая разница, кто поджег твой дом, если в итоге от тебя остался лишь пепел?

Цель нашей практики — переключить внимание на огонь. Мы исследуем, что значит быть огнем, в данном случае — что значит исходить гневом. Пусть ваш ум станет невинным и наивным. Раскройтесь навстречу своему гневу и войдите в него. Отбросьте все представления и теории, просто станьте гневом. Не пытайтесь его загасить. Постигайте его вне каких- либо концепций, даже вне самого слова «гнев», — как энергию. Пусть огонь бушует, воспринимайте его сознательно, чтобы на собственном опыте узнать, чего стоит стихия.

Возможно, у вас были не самые лучшие родители, братья и сестры, может быть, вас в свое время отдали не в ту школу или же что-то не сложилось в первом браке. Но гнев утихает, исче­зают даже малейшие его проявления, такие как нытье и жалобы. Вы испытываете покой и умиротворенность. Так начинается процесс переорганизации вашей внутренней энергии.

Обратимся к замешательству. Посмотрите, что представляет собой ваш ум, когда он на чем-то зациклен, когда он раздвоен, когда в нем воцаряется сумрак, когда он в смятении, колеб­лется и не верит в себя. Познайте такой ум и познайте ум, свободный от замешательства и исполненный ясности. Небо по-настоящему синее, трава — зеленая. Вы голодны и знаете об этом. Вернее, вы испытываете чувство, которое ранее при­нимали за голод, но теперь осознали, что это — желание ума. Вы познали, что такое ясный ум, — а это очень важный шаг на нашем пути.

Цель девятого наблюдения — познать ум во всех этих состояниях. Конечно, они проявляются не только во время сидячей медитации. Они присутствуют постоянно. Практика, при помощи дыхания, дает нам способность все более и более отчетливо видеть их: вот желание, вот гнев, вот замешатель­ство, а вот они отсутствуют, — и все это происходит на фоне осознанного дыхания. Вы не пытаетесь вызвать или прогнать состояния ума. Они являются и уходят сами собой, а вы лишь свидетели.

Возьмем, к примеру, привязанность, так часто упоминаемую буддистами. Сам Будда говорил, что все его учение можно свести к одной фразе: ни при каких обстоятельствах ни к чему не привязывайся. Но привязанность — обычное явление. Мы привязываемся к людям, идеям, вещам.

Поэтому мы учимся узнавать привязанности и наблюдать за ними. Мы пристально рассматриваем их, и со временем они доставляют нам все меньше и меньше проблем. Наблюдение за привязанностями — важный шаг в направлении полного отказа от них. Возможно ли любить кого-то, не привязываясь? Способны ли мы сознательно отделить любовь от привязан­ности и ослабить влияние последней на нас? Да, нам по силам уменьшить ее разрушительную силу и устранить страдание, так часто возникающее, когда мы цепляемся за что-то.

Нередко люди придумывают некий образ себя, таких, какими они станут, когда достигнут определенных успехов в медитативной практике: полностью присутствующими в насто­ящем, свободными от пристрастий, гнева и замешательства. Кроме того, у нас есть весьма далекий от идеала образ себя таких, каковы мы сейчас. Однако в действительности наша практика — за пределами подобных образов. В ходе практики мы просто ясно видим, как обстоят дела, когда у нас есть при­вязанность, когда мы испытываем гнев и даже когда мы лелеем свой образ себя. Мы не воображаем, какими мы должны быть, но исследуем себя здесь и сейчас.

 

Стать курицей

Отправляясь практиковать в таиландский лес в первый раз, я думал, что попаду в какое-то необычайно спокойное идиллическое место. В действительности там оказалось более шумно, чем в деловом квартале Бостона, — главным образом из-за диких кур. Эти птицы очень голосисты и шумят непре­станно. Похоже, они прекрасно проводят время.

Аджан Буддхадаса, мой таиландский учитель, с большой симпатией относится к западным людям, но в то же время с наслаждением над нами подтрунивает. Он частенько говаривал: «И вам не стыдно перед курами? Они не страдают ни бессон­ницей, ни головными болями, ни язвой. Они не ведают нерв­ных срывов и психических нарушений. Люди килограммами принимают снотворное, а куры легко обходятся без таблеток и, тем не менее, спят крепко и беззаботно. Человеку от рожде­ния дано право на невроз, но благословение это или прокля­тие? Пожалуйста, воспользуйтесь каким-нибудь буддийским методом — например, анапанасати, — пока не поздно. Живите счастливо, чтобы вам не было стыдно перед курами».

В каком-то смысле девятое наблюдение помогает нам уподобиться курам. Мы некоторое время работаем над этим наблюдением, а затем двигаемся дальше, не претендуя на то, что сумели покончить со всеми тончайшими разновидностями жадности, ненависти и заблуждения.

Тут очень полезно оглянуться на предыдущие наблюдения и убедиться, что все это было и там. И тогда, когда вы сосредо­точивались на теле, и тогда, когда просто созерцали дыхание, многие наблюдаемые вами процессы были непосредственно связаны с определенными состояниями ума, хотя мы об этом и не говорили прямо.

В какой-то момент, достаточно глубоко изучив собственный ум и поняв, что любые его проявления поддаются прямому созер­цанию, мы чувствуем, что готовы к десятому наблюдению.

10. Он наставляет себя: «Радуя ум, я вдыхаю. Радуя ум, я выдыхаю».

При должной подготовке десятое наблюдение доставляет массу радости и удовольствия. Тут вы фактически учитесь делать свой ум счастливым. Многие вещи в жизни радуют ум, и вы уже знаете некоторые из них: вам сделали комплимент, вы хорошо выполнили работу, получили продвижение по службе, заработали денег, вкусно поели, занялись любовью, посмотрели хороший фильм.

Десятое наблюдение показывает нам нечто другое: как радовать ум при помощи дхармы. Будда говорил, что дхарма доставляет величайшую и самую утонченную радость. Ее сле­дует противопоставить всем остальным радостям, поскольку она не обусловлена материальными обстоятельствами или чувственными ощущениями. Ты радуешься оттого, что прак­тикуешь путь Будды.

Я испытал это счастье, как и многие другие люди, с кото­рыми мне приходилось практиковать. Здесь речь идет не о просветлении. Я говорю о чувстве глубокой благодарности за то, что мне посчастливилось стать одним из тех, кто вдыхает жизнь в учение.

Может быть, это звучит сентиментально; возможно, в этих словах слишком много многозначительной загадочности, или идеологии, или романтики. Когда в конце шестидесятых я впервые ощутил любовь к дхарме, эта любовь была иной. Я верил в практику, а сильная вера подразумевает счастье. Но тогда эта вера еще не была подтверждена опытом. Я был еще новичком в медитации.

В те времена у нас были весьма романтические представ­ления о чудесных мастерах медитации из Азии. Но мы еще не отведали плодов дхармы. Наша энергия и энтузиазм в значительной мере порождались фантазиями о необычайном духовном путешествии, которое должно привести к изуми­тельным результатам. Настоящие плоды практики оказались еще прекраснее, чем все наши фантазии. Но тогда мы еще не ведали вкуса настоящих плодов.

Если вы посвятите практике некоторое время, то ощутите совершенно реальное наслаждение, не имеющее ничего общего с игрой воображения. Медитативная практика приносит почти физически осязаемую радость. И я хочу предложить вам несколько путей, которые могут привести вас к этой радости.

 

Пути к радости

До тех пор пока вы не научитесь достаточно легко успо­каивать тело, чувства и ум, не обретете способность сосредо­точиваться здесь и сейчас, вам рано обращаться к десятому наблюдению. Однако предположим, что вас уже не мучают такие болезненные состояния сознания, как страх или одино­чество. Возможно, эти состояния возникают, но вы уже знаете, что можете бестрепетно оставаться в них, пока они есть, и затем наблюдать, как они уходят. Это для вас не проблема.

Существуют два основных пути к радости ума. Один осно­ван на практике самадхи — практике сосредоточения. Ведь сосредоточенный ум — счастливый ум. Это известно даже тем, кто только начинает практиковать медитацию, — они испытывают счастье в те краткие моменты, когда им удается сосредоточиться на дыхании. И дело не в том, что в эти моменты происходит нечто особенное. Сосредоточение радостно само по себе. Ты учишься устойчиво удерживать внимание на дыхании, что доставляет наслаждение.

Такого эффекта не достичь усилием воли — все происходит само собой, когда складываются необходимые условия. Так рас­цветает цветок. Отчасти это связано с тем, что мы оставляем позади все тревоги; но не менее важно, что таково естественное свойство сосредоточенного ума. Умение быстро и легко сосре­доточивать ум — замечательный талант.

Другой путь к радости — випассана, сама мудрость. Ты ясно видишь суть вещей, и это видение доставляет радость, превос­ходящую даже ту, которую приносит сосредоточенность ума. Классический метод таков: с позиции десятого наблюдения пройти предыдущие девять, начиная с первого, где мы про­сто созерцаем каждый вдох и выдох. Для людей, достигших определенных высот в практике, испытать наслаждение от дыхания — дело нескольких минут. Затем они проходят через все последующие наблюдения: радость ощущения тела, радость его успокоения, радость от того, что им хватает уверенности безропотно отдаться возникающим состояниям ума. Кроме того, можно просто выбрать одно наблюдение, которое приносит вам наибольшее удовлетворение, и черпать радость из него.

Пятое наблюдение открывает путь к экстазу. Та радость, о которой мы здесь говорим, имеет один тонкий оттенок — удо­вольствие, сродни тому, которое мы испытываем, когда нам удается хорошо сделать какое-то дело. Это чувство известно каждому: вы нарисовали удачный рисунок, приготовили очень вкусное блюдо или даже просто закончили уборку в доме. То же чувство мы испытываем, когда вкладываем во что-либо душу.

Такая радость возникает, когда мы убеждаемся: все, о чем говорил Будда, реально. Мы читали, что медитация приносит умиротворение, и долго ждали, когда же это случится. И вот мы обрели то, что так долго искали.

Возможно, вы не обратили внимания на эту радость в тот момент, когда впервые достигли успеха в медитации. Сделайте это сейчас, работая над десятым наблюдением. Ведь ныне вы — музыканты-виртуозы, наработавшие большой репертуар. В вашем распоряжении девять разных способов доставить радость уму. Занятия медитацией приносят вам удовольствие сами по себе. Эго не имеет никакого отноше­ния к этому чувству (хотя, конечно, может вмешаться и оно). Это как если бы вы много слышали о некоем необычайно вкусном экзотическом фрукте. Наконец вы пробуете его и произносите: «Да! Это действительно вкусно». Вам больше не приходится принимать что-то на веру. Вы убедились на собственном опыте.

Ненадолго вернемся к пятому наблюдению — к экстазу, который естественно возникает вслед за успокоением дыхания и тела, поскольку это переживание очень ярко иллюстрирует тему нашего разговора. В данном случае мы наблюдаем не сам экстаз, но чувство удовлетворения от того, что нам удалось его испытать. Это как наслаждение от обучения. Следует заметить, что наши школы в значительной мере отравляют это наслаждение, поскольку превращают обучение в соревнование, в условие для приобретения хорошей работы. Но чистое обучение, о котором говорили Сократ и Платон, а в наше время Кришнамурти, — это подлинная радость.

Итак, вы читали и слышали об экстазе, а теперь испытали его. Вас радует обретенное умение, вы наслаждаетесь полноцен­ной жизнью. Это не просто экстаз, но удовлетворение от того, что вы можете его испытывать. Вы ощущаете вкус сильнейшего удовольствия от жизни, в которой присутствует медитация.

Осознанно вглядываясь в радостный ум, невозможно не заметить, что и он непостоянен. Мы почти неизбежно привя­зываемся к счастью и страдаем, когда оно (неизбежно) закан­чивается. Если же нам удается осознать эту привязанность и освободиться от ее хватки, мы испытываем радость, даваемую випассаной, — радость, порождаемую обретенной мудростью.

Входя в экстаз и созерцая его, мы вдобавок постигаем нечто еще, гораздо более глубокое. Вот что главное, а не испытывае­мый нами временный душевный подъем. Практика нацелена не на то, чтобы получить наслаждение или улучшить себе настро­ение. Она ни в коей мере не предполагает заблуждения, будто мы можем постоянно пребывать в прекрасном настроении и всегда чувствовать себя счастливым.

Хотя радость ума и непостоянна, она представляет огром­ную ценность для практикующего. Во-первых, она пробуждает любовь к обучению, которая была свойственна нам в детстве. Именно так эта любовь, казалось бы навсегда утраченная в удушливой атмосфере соревновательного и ориентированного на достижение цели формального образования, вернулась ко мне.

И еще она дает вам подтверждение того, что медитативная практика приносит реальные плоды. Будда говорил, что его учение посвящено освобождению от страданий, — дерзкий проект, не правда ли. И вот мы начинаем понимать, что возмож­ность покончить со страданиями действительно существует. В результате у нас возникает иное отношение к практике, и наши медитации обретают совершенно новый настрой.

Недавно я смотрел документальный фильм о жизни скри- пача-виртуоза Иегуди Менухина. Я был тронут той радостью, которую он излучал, играя на скрипке. У медитирующего такая радость крепнет по мере того, как растет его способность погружаться в практику, чувствовать себя комфортно при раз­личных состояниях тела и ума, оставаться сосредоточенным, испытывая экстаз, и сохранять самообладание в пламени килес. Говорят, Будда овладел способностью бесстрастно созерцать любые обстоятельства. Обретая опору в практике дхармы, мы присоединяемся к нему.

Обучению нет конца. Даже у Будды, который освободился от страданий, оставались бесконечные возможности для совер­шенствования. Таков еще один аспект радости: она углубляется, пока мы двигаемся вперед. Мне очень нравится фрагмент из комментария японского художника Хокусая к его серии работ «Сто видов Фудзи». Хокусай относился к искусству именно так, как нам стоило бы относиться к практике дхармы:

С шестилетнего возраста у меня была мания рисовать формы вещей. К пятидесяти годам я создал бессчет­ное множество гравюр, — но все, что я сделал до своих семидесяти лет, можно вообще не принимать в расчет. В семьдесят три года я кое-что узнал об истинной струк­туре и природе животных, растений, деревьев, птиц, рыб и насекомых. Когда мне будет восемьдесят, я добьюсь новых успехов; в девяносто проникну в тайну вещей; к ста годам, несомненно, достигну изумительных высот; а в сто десять все, что я нарисую, — будь то линия или точка — обретет жизнь. Умоляю всех, кто доживет до того времени: обязательно узнайте, сдержал ли я свое слово. Написано в семидесятипятилетнем возрасте мною, некогда Хокусаем, а ныне Гакьо Рожином, стариком, поме­шанным на рисовании.

 

Отыскать настоящую пищу

В одиннадцатом наблюдении мы работаем с исключительно ценным, но большинству из нас мало знакомым состоянием ума.

11. Он наставляет себя: «Успокаивая ум, я вдыхаю. Успока­ивая ум, я выдыхаю».

В этом наблюдении работа направлена на то, чтобы познать ум и тогда, когда он сосредоточен, и тогда, когда он не сосредо­точен. Здесь важен не столько объект концентрации, сколько ее степень. Если вы практикуете в классической манере, начиная с первого наблюдения и осваивая их по порядку, это медита­тивное упражнение должно даться вам легко. Вы уже развили значительную способность к сосредоточению. Если вы к тому же познали радость ума в десятом наблюдении, ваше поло­жение еще более прочно, поскольку медитативная радость значительно облегчает сосредоточение ума.

Начиная беседу об Анапанасати-сутре, мы говорили о щенячьем уме, о том, как он гоняется за всем, что бы ему ни швырнули, вплоть до пластмассовых костей. Мы хотели раз­вить что-то близкое куму льва, иначе говоря, достичь прочной стабильности.

Анапанасати-сутра отражает долгий процесс укрощения ума — при этом мы не стремимся его сломить, но ведем себя очень мягко. Мы либо возвращаем ум к дыханию, не судя и не упрекая его за то, что он отвлекся, либо позволяем ему делать все, что он хочет, и просто наблюдаем. Для иллюстрации этого второго подхода древние использовали образ дикого быка, которого мы отпускаем на обширный выгон, где он может бегать, сколько его душе угодно. В значительной мере процесс укрощения ума состоит в том, чтобы просто наблюдать, как все происходит: как чувства превращаются в состояния ума и как эти последние множатся.

Мы постигаем ум по мере изучения проявлений его актив­ности. Мы тысячи раз видели, как ум отвлекается от дыхания, и тысячи раз мягко возвращали его обратно. Именно так, уже на ранних этапах медитативной практики обретается мудрость. Мы осознаем: мало того что ум постоянно гоняется за одними и теми же костями, но вдобавок эти кости изначально не стоят того, чтобы вообще обращать на них внимание. Они — пласт­массовые. Как только мы это понимаем, кости утрачивают для нас привлекательность и мы замечаем, как приятно просто сохранять сосредоточенность на дыхании.

Мы спрашиваем себя: «Если это приносит столько удовле­творения, а то никакого удовлетворения не приносит, почему я так много занимаюсь тем и так мало этим?» Мы начинаем понимать, что умиротворение и внутренняя гармония присущи нам изначально. Уверенность в необходимости сосредоточения усиливается, и наше стремление развить этот навык естествен­ным образом возрастает.

Огромную ценность для развития сосредоточенности ума имеют буддийские предписания (именуемые на пали сила), о которых мы до сих пор не упоминали. Они представляют собой не просто этические максимы (как, например, библейские Десять Заповедей), но скорее разумные рекомендации, предо­стерегающие нас от тех действий, которые создают проблемы. Нам советуют не убивать, не воровать, не злоупотреблять сексу­альной энергией, воздерживаться от неправильного использо­вания речи и не употреблять вещества, затуманивающие ум.

Некоторые люди полагают, будто вся наша практика сво­дится к тому, чтобы посидеть и помедитировать. Они сидят скрестив ноги утром и вечером, иногда посещают ритриты и думают, что все остальное время могут поступать так, как им заблагорассудится. Но как можно сосредоточить ум, если в личной жизни царит хаос? Медитация и этические предписания проистекают друг из друга. Наведите порядок в повседневной жизни, и вам будет нетрудно сосредоточить свой ум. Помните: когда ум крепок и сосредоточен, очень просто замечать и пре­дупреждать действия, влекущие за собой проблемы.

Развив способность к сосредоточению до определенного уровня, вы даже сможете забавляться с ней. В Таиланде я познакомился с монахами, которые умели входить в состояние глубокой сосредоточенности — дхьяны — в любой момент. Им даже не приходилось принимать определенную позу. Это все равно что войти в лифт и нажать кнопку: оп — и они уже в цокольном этаже.

Когда вы освоите одиннадцатое наблюдение, проделайте то же, что мы проделывали после десятого наблюдения: пройдите по очереди все предыдущие наблюдения и посмотрите, какова роль сосредоточения в каждом из них. Так, например, про­рабатывая пятое наблюдение — экстаз, обращайте внимание не столько на само состояние экстаза, сколько на сосредото­ченность, которая этому состоянию сопутствует и делает его возможным.

Глубоко освоив сосредоточение, вы поймете, как можно его использовать, например, для работы с болью. Когда внимание сосредоточено на неприятном ощущении, у ума не остается ни времени, ни возможностей выдумывать истории, пре­вращающие боль в муку. Энергия сосредоточения, изолируя боль, ослабляет ее интенсивность. Сосредоточение становится надежным другом в стрессовых ситуациях.

И еще вы замечаете, что по мере усиления сосредоточенно­сти любые помехи — желания, гнев, беспокойство, скука, сомне­ния — слабнут. А ведь именно эти помехи как раз и отвлекали вас от дыхания. Вы постигаете свое дыхание по мере того, как снова и снова к нему возвращаетесь, и постепенно учитесь не отвлекаться от него. Сосредоточенность, как мы уже отмечали, порождает экстаз, который, в свою очередь, порождает состо­яние глубочайшей умиротворенности.

Но за умиротворенностью следует еще более глубокое состояние — однонаправленность. В таком состоянии ум полностью поглощен дыханием, мы словно растворяемся во вдохе и выдохе, испытывая при этом огромную радость и покой. Состояние однонаправленности питает наши силы. Ум предельно спокоен. Лишь выйдя из этого состояния, мы понимаем, насколько оно ценно. У нас появляется намного больше энергии, больше ясности, больше любви. И даже, как ни странно, мы становимся умнее. Большинству людей подоб­ная сосредоточенность дается с немалым трудом и приходит в результате упорной практики. Это не то, что можно получить за выходные на семинаре.

Происходит вот что: ум собирает свою энергию воедино. Щенячья возня, которой он предавался прежде, требовала от него огромных трат энергии. Когда человек перестает бегать за костями, энергия уже не рассеивается и переходит в его полное распоряжение. Теперь можно собрать эту энергию воедино и постичь с ее помощью глубочайшие истины мироздания.

Состояние полной сосредоточенности ума называется апа- насамадхи. Стоит отведать это состояние, и вы будете делать все, чтобы достичь его снова. Ведь это проявление заботы о себе — стремиться обрести способность испытывать внутрен­нюю радость в центре сосредоточенности.

Такая радость имеет не чувственную природу; она проис­текает из непривязанности к чувственным объектам, которые в значительной мере отвлекают наше внимание вовне. Мы стараемся сосредоточиться на дыхании, но нам мешают мысли о комфорте, еде, сексе, экзотических путешествиях. Научившись пребывать с дыханием, глубоко погружаться в осознание, мы обнаруживаем в собственном сердце изначальное счастье, никоим образом не связанное с чувственными наслаждениями, и таким образом обретаем опору в жизни.

Это не означает, что отныне вам придется отказываться от чувственных наслаждений. Наоборот, будучи ни к чему не привязанными, вы сможете наслаждаться по-новому, ибо вы познали изначальную внутреннюю радость.

 

Встретиться лицом к лицу с привязанностью

Двенадцатое наблюдение — последнее в четверке, как и следовало ожидать, естественно вытекает из одиннадцатого.

12. Он наставляет себя: «Освобождая ум, я вдыхаю. Освобож­дая ум, я выдыхаю».

Мы вплотную подошли к истинной випассане — мудрости, ибо в двенадцатом наблюдении Будда впервые предлагает нам сосредоточиться на освобождении, которое является основой его учения. «Как у великого океана, — говорит он, — есть лишь один вкус — соли, так и у моего учения есть лишь один вкус — Свободы». На каждом этапе нашего продвижения вперед (не важно, заметили вы это или нет) мы имели дело с возможнос­тью освобождения ума. Сейчас такая возможность оказывается в центре нашего внимания, хотя это все-таки еще не совсем то освобождение, о котором пойдет речь в конце сутры.

Итак, непосредственным следствием работы над одинна­дцатым наблюдением является одна из форм освобождения: по мере того как ум становится все более сосредоточенным, некоторые его аспекты уходят на задний план. Мы уже гово­рили о жаждущем уме — очень навязчивом и препятствующем сосредоточению. Есть еще гневный ум, который цепляется за какое-нибудь незначительное событие и бесконечно проигры­вает его снова и снова. Скучающий ум малосилен. И как его противоположность, следует назвать неугомонный ум, непре­станно бегающий по кругу. Такой ум, исполненный беспокой­ства и неуверенности, постоянно подвергает все сомнению: учителя, учение и, самое главное, — себя.

Ум попадает в зависимость от своих перечисленных выше аспектов и привязывается к ним. Все эти аспекты обладают немалой силой и никак не хотят отпускать ум, отчаянно пыта­ясь отвлечь его внимание от дыхания. И потому одна из форм освобождения состоит как раз в том, чтобы просто удерживать внимание на дыхании. Описанные проявления ума неизбежно возникают, но мы фиксируем их быстрее, чем прежде, и более ловко ускользаем. Это, несомненно, определенная степень свободы, хотя и кратковременной, потому что в те моменты, когда мы все-таки отождествляем себя с проявлениями ума, возникает пристрастие, порождающее страдание.

Способность удерживать внимание на дыхании приносит некоторое удовлетворение и толику радости и покоя. Сила помех начинает ослабевать. Уделяя помехам меньше внимания, вы перестаете подпитывать их. Раньше, когда в вашей жизни было меньше осознанности, вы словно бы практиковали жад­ность, или гнев, или сомнения, тем самым усиливая их. Вы перестаете их практиковать, и они слабнут.

Другой важный фактор, способствующий их ослабле­нию, — счастье, испытываемое вами от того, что вы следите за дыханием. Стоит испытать это счастье хотя бы один раз, и вам становится намного проще не обращать внимания на помехи: им нет места в спокойном наслаждении осознанным дыханием. Однако такая смена предпочтений предполагает изменение привычек, сложившихся за целую жизнь, а это, как правило, не происходит в один день. Вы снова и снова должны убеждаться, что внимание к дыханию доставляет вам радость, а внимание к помехам причиняет страдания.

Суть двенадцатого наблюдения в том, чтобы осознать свое, пусть и кратковременное, освобождение, прочувствовать, что это значит — когда ум не привязан к вещам. Кроме того, нужно обратить внимание на несвободный ум, скованный привязан­ностями и желаниями. Не нужно ни с того ни с сего начинать исповедовать привнесенную со стороны новую философию: быть привязанным — плохо, а отпустить привязанности — хорошо. Нет, следует наблюдать за этими двумя состояниями, дабы самому увидеть, каковы они. Самый надежный путь к непривязанности лежит через изучение, наблюдение и пони­мание собственных привязанностей. В стремлении отпустить привязанности есть некая фальшь. Часто такое стремление отражает желание человека закрыть глаза на реальное положе­ние вещей. Задача же нашей практики — непредвзято наблю­дать за происходящим.

Когда вы привязаны к чему-либо, мышление не действует. Вы не испытываете желания отпустить объект своей привязан­ности. Даже если ваши переживания болезненны, не пытайтесь от них уйти. Просто оставайтесь со своей болью до тех пор, пока не осознаете, что в ней нет необходимости. И тогда вам удастся отпустить ее легко и естественно.

Зачастую случается так, что привязанность просто транс­формируется, и тогда вы обнаруживаете, что отныне свободны.

Такое состояние может длиться всего несколько мгновений, но вы успеваете ощутить его сполна. Так получается потому, что вы не пытаетесь ничего делать со своими переживаниями, вы просто позволяете им быть.

Таким образом, двенадцатое наблюдение раскрывает перед нами как виды привязанности, так и путь освобождения от них. Необходимо ясно видеть их и наблюдать ум, когда он привязан и когда не привязан. Со временем ум начинает отдавать пред­почтение свободе, радости и покою и избегать всего того, что якобы (так нам внушали с самого детства) приносит счастье, но в действительности ничего не дает, а именно — жажды обога­щения, стремления куда-то попасть, кем-то стать. Вы обретаете совершенно новый взгляд на собственную жизнь.

Существует множество видов привязанностей и обуслов­ленных ими страданий. Недавно я читал статью об одной очень бедной семье из Латинской Америки. Отчасти страдания этих людей обусловлены тем, что у них очень мало вещей. Недавно они приобрели телевизор и теперь видят на его экране множе­ство вещей, которых у них нет. Глава семьи, дававший интервью, очень красочно описывал свои страдания из-за того, что у него нет того, что доступно другим людям.

Для контраста приведу другой пример. У меня есть при­ятель, живущий в роскошном особняке, полном антикварных вещиц. Его дом похож на музей. Приблизительно в то же время, когда я читал статью о латиноамериканских бедняках, кто-то пришел к нему в гости и случайно разбил один из драгоценных экспонатов. Мой приятель был в полном отчаянии. Он жестоко страдал несколько недель подряд.

Итак, есть страдания бедняка, обусловленные тем, что у него нет почти ничего, и есть страдания богача, обусловленные тем, что у него всего слишком много. Обе разновидности страда­ния существуют в уме. О чем бы ни шла речь: о деньгах, сексе, пище, одни страдают от избытка, а другие — от недостатка. Изначально во всех этих вещах нет ничего плохого. Проблема в том, что мы не умеем ими пользоваться. Проблему из них делает наш ум.

Монашеский путь сводит эти проблемы к минимуму. Многие монахи не прикасаются к деньгам, воздерживаются от половой жизни, одеваются чрезвычайно просто и едят раз в день. Как следствие, монах, хотя он по-прежнему может испытывать страдания, пребывает вне тех сфер жизни, где эти страдания особенно сильны. У нас, мирян, нет возможности решать свои проблемы теми же методами — не стоит даже и пытаться. Большинство из нас значительную часть времени уделяет пище, наши любовные отношения подразумевают секс, нам требуется некоторое количество денег. Нужно научиться эффективно использовать эти три формы энергии, а не бежать от них в ужасе.

Еще одна сфера жизни, где часто возникают привязанно­сти, — наши взгляды и мнения. Они грозят миру погибелью, ибо люди, одержимые идеей собственной правоты, то и дело развязывают войны в защиту своих идеалов — националь­ных, религиозных, политических или экономических. Даже в меньших масштабах — за обеденным столом или в универси­тетских коридорах — различия во мнениях порождают массу страданий. Но проблема не в самих мнениях. Проблема в нашей привязанности к ним.

Когда я оставил преподавательскую деятельность и посвя­тил все свое время учебе у буддийских мастеров и ритритам, многие мои друзья и коллеги пришли в ярость. Один из них даже обвинил меня в том, что я предал интеллектуальную жизнь ради «восточной чепухи». Он не разговаривал со мной в течение пяти лет и игнорировал любые мои попытки поде­литься с ним мудростью Будды. Это было болезненно для нас обоих.

Еще одна проблемная сфера — из тех, которые перечислил сам Будда, —- обряды и ритуалы. В любой практике есть красивые ритуалы, и нередко в этих ритуалах заключен глубокий смысл (например, в поклоне алтарю или же в поклоне собратьям по вере), но мы все встречали людей, одержимых ритуалами, однако не помнящих о стоящем за ними духе. Такие ревнители ритуалов сурово осуждают всех, кто не следует букве.

И наконец, самая важная сфера, пронизывающая все осталь­ные, — привязанность к вещам в контексте понятий «я» и «мое». Что угодно, даже практика дхармы, может превратиться в проблему, когда мы воспринимаем себя как людей, которые могут сделать что-то, или верят во что-то, или владеют (не владеют) чем-то. Это — наихудшее пристрастие.

Двенадцатое наблюдение обращается непосредственно к данной проблеме. Вы сидите, следя за дыханием, и замечаете, когда вы привязаны, а когда нет. Любые ментальные структуры высвобождаются, когда вы внимательно наблюдаете за ними, не пытаясь на них влиять. В данном случае, оставить в покое — то же самое, что отпустить.

Со временем вы обнаруживаете, что ваш умиротворенный ум обрел неизъяснимую глубину. Ум обладает поразительной способностью к сосредоточению. Вы можете погрузиться в состояние необычайного покоя и воистину всеобъемлющей тишины. Поначалу вы испытываете некоторый дискомфорт и даже страх, поскольку это состояние кажется вам чуждым. Эго пугается, ибо тут для него нет места. Но в конце концов тревога отступает и вы пребываете в дивной тиши. По возвращении оттуда жизнь кажется легче.

Это состояние настолько прекрасно, что (подобно тому, как это происходит с экстазом и счастьем) ум неизбежно к нему привязывается. Что это? Вы только что научились не привязываться, но лишь для того, чтобы привязаться вновь? Вы пребываете в состоянии покоя, но ваш покой омрачен едва заметным страданием. Покой, как и все в мире, непостоянен, и вы страдаете лишь потому, что пытаетесь удержать его.

И все же это очень ценный опыт. Иногда кажется, что жиз­ненные обстоятельства вот-вот сомнут нас, и тогда бывает полезно просто отступить в сторону, ничего не отрицая, и на некоторое время обрести покой. Такой переход вполне есте­ствен для нашей практики: мы сидим в уединении, и затем идем в мир; мы погружаемся в состояние покоя, и затем воз­вращаемся, более подготовленными к любым взаимодействиям с внешним миром. Это очень ценное искусство.

На данном этапе обучения, несмотря на то, что в нашей практике, как и в жизни, не всегда и не все идет гладко, мы познакомились со своим телом, пристально изучили чувства и даже посмотрели, что происходит в нашем уме. Теперь, когда нам отчасти удалось выйти из-под власти тела, чувств и ума и убедиться, что факторы, мешающие сосредоточению, хоть и не преодолены полностью, но заметно ослаблены, мы готовы отправиться еще глубже, в настоящую випассану, и изучить природу процесса, объединяющего тело и ум. Об этом идет речь в последних четырех наблюдениях.