— Шейна, — крикнула Лили, едва войдя в дом. — Поехали, мы опаздываем.

Джон сложил груду сырых гамбургеров в большую сковородку и смешивал их с кетчупом, сырыми яйцами и луком. Это было его второе любимое блюдо после жареной курицы: тушеное мясо. Выходя из кухни ей навстречу, он вытирал вымазанные красным соусом руки о бумажное полотенце. Густая красная жидкость напомнила Лили кровь и отрубленную руку. Появилась Шейна в блузке, темной юбке и туфлях на низком каблуке, которые Лили купила ей для танцевальных вечеров в школе. Волосы были заколоты на затылке, Лили сама часто носила такую прическу. Шейна выглядела не на тринадцать, а на все пятнадцать лет. В глазах ее застыло серьезное и даже торжественное выражение.

— Иди в машину, лапочка, — сказала Лили. — Ты так хорошо выглядишь. Иди, я только зайду в ванную.

— Правда, она хороша, — промолвил Джон, подходя к дочери и обнимая ее за талию.

Он собирался было поцеловать ее, но она резко отстранилась и сердито взглянула на него.

— Перестань. Я же говорила тебе, чтобы ты больше этого не делал, я уже слишком взрослая для подобных нежностей.

Джон отошел, рот его приоткрылся от неожиданности. Он был явно обижен ее отпором. Он посмотрел на Лили, словно прося ее объяснить поведение Шейны, но она только метнула на него холодный взгляд и поспешила в туалет, закрыв за собой дверь на задвижку. Она чувствовала тошноту. Достав из домашней аптечки пузырек с таблетками, она опустилась на колени перед унитазом, но ее не вырвало. Ее дитя переживало сейчас ту же боль и растерянность, что и она сама, не зная, почему это происходит, не зная, кому верить, отчужденная теперь навсегда от своих сверстников. Вытряхнув из склянки одну розовую таблетку валиума, Лили запила ее водой из-под крана. В баночке оставалась только одна таблетка. Надо будет завтра купить еще упаковку.

Управление полиции Вентуры находилось в новом здании на улице, названной в честь сержанта, убитого при исполнении служебных обязанностей: Доуэлл-драйв. Лили еще помнила то время, когда полицейское управление находилось в паре старых вагончиков, припаркованных у обветшалого дома. Теперь же кругом лежали ковры, а на каждом столе стоял компьютерный терминал. В приемной их встретила женщина-следователь. Лили знала ее много лет.

Следователь Марджи Томас была близка к пенсионному возрасту, а возможно, уже и переступила этот возрастной рубеж, двадцатилетний юбилей службы она отпраздновала еще несколько лет назад и решила работать дальше, пока хватит физических и моральных сил. Без сомнения, ей было бы трудно найти себя в жизни, выйди она сейчас на пенсию. Это была первая женщина-полицейский в Вентуре, первая женщина, которая стала следователем, и первая, кого искренне уважали коллеги-мужчины и мужчины подследственные. Ее подсиненные волосы были подкрашены чересчур сильно, чтобы выглядеть легкомысленно, нижняя часть тела была весьма тяжеловесна, создавалось впечатление, что под ее хлопчатобумажным синим костюмом надет старинный турнюр. Своими густо накрашенными бровями и лавандового цвета глазами она напоминала Лили Элизабет Тейлор в дни, когда та заливала горе вином.

Марджи взяла Шейну за руку, усадила рядом с собой на диванчик в приемной и оглядела с ног до головы.

— Как поживаешь, куколка? — спросила она. — Слушай, а ты очень даже недурна. Тебе надо поблагодарить мамочку за то, что у тебя такие красивые волосы, это уж точно.

Шейна не улыбнулась в ответ и вырвала свою руку из руки следователя.

— Со мной все в порядке, — вежливо проговорила она. — Но я чувствовала бы себя намного лучше, если бы вы его поймали.

Поняв вдруг, что она никогда не обсуждала с дочерью такую возможность, Лили подумала, что, наверное, Шейна думает об этом и в то время, когда ложится спать, и в те ранние часы, когда она, проснувшись раньше всех в доме, лежит без сна в кровати. Если бы только ее удалось убедить, что он никогда больше не сможет никого обидеть.

— Естественно, вот именно этим мы сегодня и займемся, — сказала Марджи легким, веселым голосом, словно они собирались заняться чем-то очень и очень забавным. — Я приготовила фотографии людей, похожих на того мужчину, которого ты и твоя мать описали, и могут поэтому быть подозрительными. Я посажу тебя за свой стол, Шейна, и дам тебе половину этих фотографий. Твоя мама будет сидеть в другой комнате и просматривать другую половину. Потом вы поменяетесь. Если на какой-то фотографии ты увидишь мужчину, который напал на вас, то запиши номер фотографии напротив его фамилии в списке. Возможно, что похожими тебе покажутся несколько человек, но не смущайся — это нормально, так должно быть. Но обязательно выпиши все номера, слышишь? — Она помолчала, глядя на одну Шейну, видимо, понимая, что Лили прекрасно знает все детали предстоящей процедуры. — Если вы кого-то обнаружите, то мы на основании ваших показаний составим настоящий фоторобот, по которому сможем безошибочно определить преступника. — Она закончила инструктаж и встала. — Если у вас возникнут какие-то вопросы, сразу обращайтесь ко мне, я буду рядом, в коридоре за дверью. Ладно?

Лили начала просматривать фотографии, видя множество физиономий тех людей, по делам которых она выступала обвинителем, иногда удивляясь тому, что столькие из них уже гуляют на свободе, и пытаясь вспомнить конкретные детали того или иного дела. Одно лицо она вспомнила очень отчетливо, хотя он проходил по делу много лет назад. Она отметила про себя, как он постарел, и вспомнила, что обвиняла его по десяти или двенадцати пунктам, но после многочисленных апелляций количество пунктов сократилось до двух, и он отделался девяноста днями тюрьмы. Они в суде называли таких подсудимых «плаксами», обычно такие редко потом совершали какие-либо серьезные преступления. Этого человека, если разобраться, вовсе не должно быть в подборке фотографий, подумала Лили.

Через десять минут ей страшно захотелось поднять телефонную трубку аппарата, стоявшего на столе, за которым она сидела, позвонить в окснардское полицейское управление и поинтересоваться, не может ли она поговорить сейчас с Каннингхэмом. Но потом она решила, что звонить еще рано, и стала дальше листать страницы, не глядя на них. Мысли ее блуждали.

Глядя на фотографии, она размышляла о том, что профессиональные фотографы тоже делают подборку фотографий клиентов, снятых в разных ракурсах, а потом люди выбирают, какой ракурс им больше подходит. Потом она подумала, что Шейна не фотографировалась уже больше года. Надо будет сделать это в следующем месяце, подумала Лили. Она посмотрела сквозь стеклянную перегородку и увидела, как ее дочь с вожделением вглядывается в каждую фотографию, сидя за столом Марджи. Подумав, что для Шейны это занятие может стать своего рода очищением, Лили ощутила почти счастье от того, что Джон вызвал полицию. Обдумав, как складываются события, и приняв во внимание, что то, что случилось, уже случилось и этого не вернешь назад, Лили подумала, а может быть, наступит день, когда ее перестанет преследовать кошмар ее окснардского преступления в то страшное утро.

Если он убил Патрицию Барнс, опасаясь, что она заявит на него в полицию, то есть сделал то, в чем Лили подозревала его с самого начала, значит, он попытался бы сделать то же самое с ней и с Шейной. Возможно, это было вмешательство Бога и это Его рука вела Лили в то утро. Это Его голос слышала она в ту ночь, а вовсе не голос своего покойного отца. Вспомнив религиозный экстаз своего детства, Лили дала себе обещание как-нибудь в воскресенье отвести Шейну в католический храм.

Погруженная в свои мысли, она чуть было не подпрыгнула от неожиданности, когда открылась дверь и из нее вышли Марджи и Шейна. Марджи, держа в руке какой-то предмет, села рядом с Лили. Лицо Шейны было пепельно-серым, руки вытянуты по швам и весь вид говорил о чрезвычайном волнении. Марджи начала что-то говорить, но Шейна опередила ее.

— Я его нашла, я узнала его. Я абсолютно в этом уверена. Покажите ей, — настаивала она, толкая Марджи в плечо. — Покажите ей, она точно узнает его.

Лили почувствовала, как изо всех пор ее тела начинает сочиться пот, еще несколько секунд и она вся покроется холодной испариной. Она опасалась, что вот-вот появится тяжесть в груди, предвестница сердечного приступа. Лили резко побледнела, кровь отхлынула от ее лица.

Марджи сразу оценила ее состояние.

— Боже, да вам плохо. — Она обернулась к Шейне. — Быстренько принеси матери холодной воды из холодильника, потом сбегай в туалет, возьми там полотенце и смочи его под краном и тащи все это сюда. В темпе, не задерживайся.

Шейна выбежала из комнаты.

— Вы не хотите, чтобы я вызвала «скорую»? — спросила Марджи, видя, как на зеленой блузке Лили появляются пятна пота и крупные капли, собираясь на лбу, стекают на побледневшие щеки и нос. — У вас не болит в груди?

Лили пыталась глубоко и спокойно дышать, чтобы привести себя в норму. У нее было такое ощущение, словно ее грудную клетку стягивают железным обручем. В этот момент она вспомнила о герпесе. У нее обыкновенный приступ паники, причем весьма запоздалой. Шейна увидела фотографию человека, который показался ей похожим на Эрнандеса, но она поймет, что ошиблась, когда увидит человека с фотографии воочию.

— Я в полном порядке. Просто слишком много всего навалилось, может быть, поэтому. У меня был опоясывающий лишай, так…

— У меня это тоже было, — сочувственно произнесла Марджи. — Да, ребятки, это больно. Нервы. Говорят, что герпес поражает нервы.

Появилась Шейна со сжатым от напряжения ртом. В одной руке она несла влажное полотенце, а в другой стакан ледяной воды. Она отдала все это матери и внимательно смотрела, как Лили вытерла полотенцем лицо и шею, оставила полотенце на затылке, и выпила мелкими глотками холодную воду из пластмассового стаканчика.

— Все в порядке, — проговорила Лили, стараясь убедить в этом Шейну. — Это, наверное, из меня выходит гриппозная зараза. — Она приложила руку ко лбу, словно проверяя, нет ли у нее лихорадки. — Подождите минутку, и я взгляну на фотографию.

— Расслабьтесь, — сказала ей Марджи. — Может быть, вы вообще поедете домой, а на фото посмотрите завтра утром? В конце концов, днем позже, днем раньше…

— Нет, — громко, пожалуй, даже излишне громко и взволнованно запротестовала Шейна. — Пусть мама посмотрит сейчас. Тогда вы сможете посадить его в тюрьму.

Женщина-следователь обернулась и взяла Шейну за руку.

— Радость моя, дай своей маме хоть одну минутку, пусть она придет в себя. Для нее это тоже тяжело. Если даже и твоя мама скажет, что этот тип похож на того, который напал на вас, мы все равно не сможем вот так просто арестовать его. Вы должны будете опознать его живьем, и только после этого судья выдаст ордер на его арест. Так это делается в реальной жизни.

Шейна нетерпеливо смотрела на Лили, не желая понимать ее состояние. Единственное, чего она хотела в этот момент — чтобы мать немедленно подтвердила ее выбор. Лили видела, как высоко вздымается грудь Шейны при дыхании. Девочка сильно взволновалась.

— Ну ладно, все, — сказала Лили. — Давайте сюда фото.

Следователь посадила Шейну за тот же стол, за которым та сидела до этого, и вручила Лили альбом с фотографиями.

— Внимательно и не торопясь просматривайте фотографии и старайтесь не думать о том, что Шейна обнаружила там похожее лицо. Я вообще велела ей остаться за дверью, но она не послушалась и пошла со мной. Вы должны выбрать фотоснимок совершенно независимо друг от друга. — Видя, что Лили овладела собой, Марджи добавила: — Я выйду из комнаты. Когда вы закончите, дадите мне знать.

На этот раз Лили внимательно вглядывалась в портреты, стараясь определить, кого именно, какого похожего на Эрнандеса человека выбрала Шейна, Хотя половина мужчин в Окснарде была похожа на Эрнандеса. Она взглянула на стеклянную перегородку, надеясь увидеть там Шейну, но девочки не было видно. Скорее всего, Марджи увела ее к торговым автоматам с водой или в комнату отдыха. Примерно на двенадцатой странице она увидела наконец его.

«Боже мой, ожившее привидение», — подумала она, сразу же поняв, почему Шейну охватило такое волнение. Даже если это был и не тот человек, все равно вид этой фотографии, этого лица вернул девочку в ту страшную ночь, воскресил в ее душе страх и унижение, которые она тогда пережила. Боль от сознания того, как страдает ее дочь, стала нестерпимой. Лицо этого человека, его форма, глаза, нос, очертания рта, даже прическа были такими же, как у Эрнандеса. Этот, однако, выглядел моложе, и Лили-то точно знала, он не насильник. Этот не мог быть им. Насильник был мертв.

Она задержала свое внимание на портрете, внимательно его изучая. Она помнила, что иногда фотографии отличаются от оригинала, как небо от земли. Разумом она убеждала себя, что фотография — это одномерное изображение, а когда видишь человека в плоти и крови, оцениваешь его объемное изображение, то осознаешь, что фотография не может быть полноценным изображением. Лили поняла, что кризис миновал, и сняла с шеи мокрое полотенце. «Отбрось эмоции», — сказала она себе и даже согласилась с тем, что этот парень похож на нападавшего, да было бы просто абсурдно отрицать это, он был действительно похож. А что делать, если парня действительно пригонят на очную ставку? Что-то он, конечно, сделал, иначе вряд ли бы он попал в этот «семейный» альбом. Вряд ли ей, конечно, стоило беспокоиться по поводу какого-то незнакомого ей человека с преступным прошлым. Как только они его увидят, все сомнения отпадут сами собой. Лили скажет, что это не тот человек, и все тут.

Она сложила листы с фотографиями и вышла из кабинета. Марджи и Шейна в это время выходили из двери следственного отдела, где стояло шесть столов, по три в ряд у каждой стены. Было уже половина седьмого, на работе оставался только один следователь, на столе лежали раскрытые папки, к уху прижата телефонная трубка, ноги закинуты на стол. Шейна все еще была возбуждена, в руке она держала бутылку кока-колы. Лили показала пальцем фотографию, которую, как она была убеждена, выбрала и Шейна.

Все трое сошлись в центре комнаты.

— Положим, я нашла одного, который очень похож, но я совершенно уверена, что это не тот, — произнесла Лили без всякого энтузиазма. — Но он действительно очень похож, я думаю, что стоит провести дополнительное расследование, — поспешно добавила она, уловив напряженный, растерянный взгляд Шейны.

Положив фотографии на стол Марджи, она нашла нужную страницу и показала пальцем на физиономию, изображенную на снимке.

— Я выбрала номер тридцать шесть.

Она посмотрела на дочь вопрошающим взглядом, и ей не пришлось долго ждать реакции.

— Это он. — Шейна стремительно повернулась к следователю. — Я же говорила вам. Это он. Номер тридцать шесть.

— Шейна, я не столь безоговорочно уверена, что это он. Я хочу, чтобы ты знала об этом с самого начала, и запомни, я лучше разглядела его, когда он убегал. Ты в это время была совершенно невменяема.

Его зрительный образ вновь возник перед мысленным взором Лили: вот он стоит в свете, проникающем из открытой двери ванной. Лили отчетливо видела его красный свитер, его профиль. Она даже вспомнила, как он наклонился, торопливо поддергивая штаны. Она снова взглянула на фото. На других снимках, а их было шесть, двое мужчин были одеты в красные футболки или красные свитера. Красный — это цвет их банды. Она знала, что каждый второй испанец в Окснарде носил красную рубашку и дурацкую бейсболку. Лили начала снова перелистывать страницы альбома и нашла там массу мужчин, одетых в красное. На одном была массивная золотая цепь с распятием. Она перевернула еще одну страницу и натолкнулась на столь же знакомую физиономию. Это тоже мог быть он, правда этот, на снимке, выглядел помельче. Если она сейчас даст разгуляться своему воображению, то закончит свои ни в психиатрической лечебнице. Того человека она застрелила. Все, точка, и хватит об этом.

— Мама, ты же сегодня даже не надела очки, на тебе и сейчас их нет, — зло огрызнулась Шейна. — Он меня изнасиловал, ты помнишь об этом? И я прекрасно вижу, у меня стопроцентное зрение. — Она обернулась к Марджи и произнесла, не скрывая сарказма. — Ей необходимо носить очки, когда она ведет машину, но она и этого не делает.

— На самом деле, очки мне нужны только для чтения, я немного дальнозорка, — пояснила Лили, обращаясь к следователю. — Но как бы то ни было, спорить сейчас просто ни к чему. Вы организуете очную ставку?

— Теперь я займусь этим вплотную и позвоню вам, как только все будет готово. А сейчас почему бы вам обеим не поехать домой, как следует отдохнуть и постараться выкинуть все это из головы?

Когда Шейна, пройдя мимо них, была уже в дверях, Марджи посмотрела на Лили взглядом Лиз Тейлор и пожала плечами.

— Все-таки жизнь поганая сука, правда?

— Истинная правда, — ответила Лили и поспешила к выходу, стараясь догнать Шейну.

Ее настиг громкий голос Марджи, гулко отдававшийся под сводами помещения.

— Конечно, мне не стоило этого говорить, но все же наденьте очки, когда придете на очную ставку.

Она вернулась за свой стол, села, покачалась из стороны в сторону, удобно устроив на стуле свой турнюр из плоти и крови. Потом она посмотрела вслед Лили.

Но к этому моменту Лили уже покинула здание полицейского управления. Шейна ждала ее у двери «хонды».

Лили завела мотор, и они поехали.

— Они устроят нам очную ставку, и потом этот кошмар для нас кончится.

Девочка, сидя рядом с ней, смотрела, не мигая, прямо перед собой.

— Почему бы тебе не включить радио, — предложила Лили.

— Он все еще где-то здесь. Я это знаю наверняка. Я думала, что он убежит далеко отсюда, но он не убежал. Он все еще здесь. Ты сказала мне, что он убежит далеко отсюда и никогда не вернется, поэтому его никогда не поймают.

Лили чувствовала, что душа у нее разрывается на части, она не знала, что сказать и как себя вести. Она подумала, что надо бы позвонить психологу и договориться о том, чтобы завтра свозить к ней Шейну. Лили понимала, надо как-то развеять страхи Шейны, даже рискуя при этом вызвать ее гнев.

— Солнышко мое, я и правда чувствую, что он сейчас далеко отсюда, и потом я же сказала, я думаю, человек на фотографии — не он. Я плохо вижу предметы вблизи, но зато хорошо вижу вдаль, в этом-то и заключается дальнозоркость. Когда он находился близко к нам, было темно, но когда он убегал, то был подальше и на него падал свет. — Она протянула руку и крепко взяла за руку Шейну. — Я не думаю, что тот, кого ты видела на фотографии — он. Тот давно сбежал. Ты же умная девочка. Ты же понимаешь, что люди могут быть похожими друг на друга. Даже мы с тобой похожи, правда, я намного старше, но если бы мы были ровесницами, то нас было бы трудно отличить, и люди путали бы нас. Правда?

Шейна отстранилась от нее и, включив радио, поймала станцию рок-музыки. Потом она крикнула, перекрывая грохот музыки:

— Это точно был он, мама. Когда ты наденешь очки, ты сама увидишь.