Пигмалион наоборот

Приблизительно сто лет назад тогдашний султан Массауа, принц Гашем Гелиос IV (изначально греческого происхождения) вынужден был отправиться в изгнание. С тех самых пор он жил в Ницце. Горечь изгнания была подслащена тем, что ему удалось при бегстве прихватить с собой государственную казну. Для целого государства это, может статься, и не было такой уж значительной потерей, но одному человеку (к тому же частному лицу) ее вполне хватало.

Внук султана, принц Гашем Гелиос VI, в 1945 году получил возможность вернуться в свой султанат, но после короткого визита туда сравнил свое местожительство (а также место своего рождения и своей юности) город Ниццу с городом Массауа, и сравнение это было в пользу Ниццы. Тогда принц Гашем порекомендовал массауанцам основать республику.

Не стоит утаивать, что в данном решении принца значительную роль сыграло то обстоятельство, что массауанцы ожидали, что султан привезет с собой государственную казну, немало увеличившуюся в результате удачных биржевых спекуляций как Гашема Гелиоса IV, так и V.

В итоге принц Гашем Гелиос VI вернулся обратно в Ниццу и посвятил свою жизнь любви к искусству. Во время своего визита в Мюнхен по случаю оперного фестиваля принц познакомился во всемирно знаменитом кафе «Кулиса» на Максимилианштрассе со скульптором Гутхаузом, Ханс-Генрихом Гутхаузом. Владельцы «Кулисы» тоже имели определенную склонность к прекрасному, и поэтому кафе более или менее регулярно украшалось произведениями искусства. Скульптор Гутхауз прослышал об этом, хотя не принадлежал к числу завсегдатаев, зашел в кафе с предложением доставить туда творения своих рук.

Предложение не было бы отклонено, если бы при последовавшем обмере помещения не выяснилось, что если в кафе выставить пластику Гутхауза, которая вся была порядочных размеров, то места для посетителей не останется.

Принц Гашем Гелиос VI, султан Массауа, сразу приметил – у него был натренированный глаз – сидящего перед чашкой кофе с молоком и тоскливо в нее уставившегося Гутхауза и заговорил с ним. Гутхауз положил перед собой маленький альбом с фотографиями своих работ, и принц просмотрел его. Но принц не знал одного – что ни одно из сфотографированных произведений искусства, ни одна из всех этих мраморных скульптур в действительности в мраморе не существовали. Эскизы делались – в высшей степени умело – из лепной гипсовой массы (изобретение Гутхауза), и из нее же по мере надобности формировались оригиналы. У Гутхауза не было денег на приобретение в большом количестве этого вовсе не дешевого материала.

И тут пробил его час. Принц оплатил кофе с молоком, заказал у официанта шампанское, а у Гутхауза – Венеру из мрамора размером в полную натуру. Задаток за работу и деньги на приобретение глыбы мрамора перетекли из бумажника от «Louis Vuitton» принца Гашема Гелиоса прямо в руки Гутхауза еще за кофейным столиком.

Прошел год. Жизнь Гутхауза и его подруги Эви существенным образом изменилась благодаря задатку и деньгам на мраморную глыбу. Но не успел Гутхауз оглянуться, как от выданных средств ничего не осталось, а глыба так и продолжала покоиться в недрах горы в Лаасе.

К началу нового музыкального фестиваля принц снова появился в Мюнхене. Они опять встретились в кафе «Кулиса». Чего Гутхауз больше всего опасался и о чем нетрудно было догадаться, то и случилось: принц осведомился о положении вещей, а именно о Венере.

По пути в кафе Гутхауз принял решение покаяться, мужественно признать свою вину и обратиться к принцу с просьбой позволить ему частями возвращать деньги, взятые за невыполненную работу и стоимость мраморной глыбы, что, принимая во внимание доходы Гутхауза, растянулось бы лет на сто. Но чем ближе Гутхауз подходил к «Кулисе», тем быстрее убывала его мужественность, и она совершенно испарилась, когда он через оконное окно увидел приветливого, дружески улыбающегося принца. «Почти готово», – солгал он. Принц опять заказал шампанское.

Тот факт, что Венера в действительности не существовала и предъявить было нечего, подвигло Гутхауза на новую вспышку мужественности: он мужественно, упирая на свою чувствительность, как художника («произведение почти готово, но оно в высшей степени хрупкое, вы же понимаете, ваше высочество…»), отказался продемонстрировать принцу свою работу.

– Хорошо, хорошо, я понимаю, – сказал принц, – но когда она будет готова? Я уезжаю в Зальцбург на пару представлений, затем в Байрёйт, 13 августа я снова буду в Ницце, а 20 августа уеду на полгода на мою ферму в Манитоба. Вы полагаете, Венера будет готова до моего отъезда?

«Вот об этом я не подумал», – пронеслось в голове Гутхауза, но он сказал:

– Безусловно. Я привезу ее в Ниццу 18 августа.

Голь на выдумки хитра. 18 августа Гутхауз действительно появился в Ницце. (Ему была выдана очередная, но меньшего размера, сумма – на транспортные расходы.) Принц указал Гутхаузу место, где на просторной, пронизанной солнцем вилле должна быть установлена Венера, после чего Гутхауз попросил его удалиться до момента показа.

– Само собой разумеется, – сказал принц. – Но разве вы один сможете установить статую? Не нужна ли вам помощь моих людей?

– Нет, нет, благодарю, – быстро ответил Гутхауз, – со мной прибыли мои люди, вы же понимаете, ваше высочество…

– Вполне, – сказал принц и исчез в саду.

С Гутхаузом прибыла только его подруга Эви. Он раскрасил ее в белый цвет и поставил на предусмотренное для Венеры место.

Принц был в восторге.

– Мне кажется, – сказал он, – что я вижу, как она дышит.

Он приказал подать шампанское. Гутхауз попросил позволения выпить его в саду. Принц неохотно расстался с произведением искусства, но уступил капризу скульптора. За это время Эви отдохнула. Потом Гутхауз заявил, что хочет внести еще небольшие поправки, кое-что дополнительно отполировать, вошел в помещение и сказал Эви:

– Ничего не поделаешь. Тебе придется постоять здесь до вечера. Ты не замерзнешь. Твою одежду я возьму с собой. Когда принц отправится спать, ты выскользнешь наружу, только не забудь разбить большое окно. Принц должен думать, что здесь была кража со взломом, во время которой Венеру похитили.

Однако Гутхауз не в достаточной степени учел энтузиазм принца. Он сидел перед Венерой и пожирал, если так можно выразиться, ее глазами; в сумерках, а затем при лунном свете она казалась еще более живой и совершенной – а потом Эви больше не выдержала, спустилась, а точнее – упала с цоколя, принц подхватил ее…

…и менее, чем через месяц он женился на ней в Монитоба.

Гутхауз бушевал. Он судился из-за остатков гонорара. Проиграл. (Чтобы прояснить эту с юридической точки зрения более чем сложную ситуацию, потребовалось специальное расследование.) Гутхауз впал в гнев и ярость. Он вылепил новую Эви из искусственного меда. (Настоящий мед был слишком дорог и к тому же вряд ли пригоден, не подходил даже самый густой мед из цветов львиного зева.) И в один прекрасный день Эви из искусственного меда треснула ровно посередине по всей длине и родила сына, который тут же воспарил ввысь и долетел до солнечной колесницы, но Гелиосом[xi] был не принц, а Гутхауз: Гелиос Гутхауз, Пигмалион наоборот.