– И ровно через сорок четыре года я нашел «Белый Отель».

Он называется «Белый Отель» и действительно белый. Конечно, не следует думать, будто я все прошедшие сорок четыре года своей жизни потратил на поиски того самого белого отеля, называвшегося «Белый Отель» (на что бы я в таком случае жил? Разве существует такое место или такое учреждение, где в течение сорока четырех лет предоставляли бы кому-нибудь стипендию для поисков белого отеля?

Подобного места или учреждения на свете нет), но я… не хочу преувеличивать, я, разумеется, размышлял о «Белом Отеле» не каждый день, однако не проходила и пара дней, как я снова начинал думать о нем.

Природу не изнасилуешь: и деревья, и трава, и кусты в парке были, конечно, зеленые; но ведь существуют и только белые цветы; вода в пруду голубая, или серая, или зелено-голубая, смотря по тому, какое в этот момент время дня, но легкие деревянные мосты над ней – белые, и лодки, в которых гостей, если они пожелают, могут прокатить одетые в белое гномы, – тоже белые. Говорили, что раньше даже уголь, прежде чем его разжечь, помощники истопников окрашивали в белый цвет. Что все, начиная с посуды и кончая ковриками, начиная с постельного белья и скатертей и кончая занавесками, а также телефоны, мебель и одежда персонала – все было, само собой разумеется, белым.

Правда, прочитать меню, напечатанное белым по белому, представляло определенную сложность. Указывать гостям отеля, какую одежду они имели или не имели право носить, конечно, не годилось, но упоение белым цветом в «Белом Отеле» было столь довлеющим, что едва ли кто из гостей отважился бы появиться не в белом; крайне редко кто-нибудь – в шутку ли, или по небрежности, или в связи с ложно понятым стремлением к оригинальности – надевал к белому костюму пестрый галстук. Его чуть ли не начинали избегать, доводили чуть ли не до слез и показывали на него пальцами.

Известно, что ничто так не хрупко, как совершенство. Это знают и рогатые церберы. Они переливаются всеми красками, как хамелеоны, но больше всего любят коричневый цвет. В последнее время, с тех пор как отель возглавил новый хозяин, которому дело явно не по плечу, церберы появляются в виде своего рода радуги из адски отвратительных оттенков коричневого. Особенно в вечерние сумерки случается такое, что невозможно и представить.

Именно такими вечерними сумерками я и намеревался насладиться в день своего прибытия: тем самым часом, когда белизна белых роз или белизна хризантем особенно ярко проступает из зелени листьев – хотя меня заранее предупредили: церберы намереваются накрыть собой весь отель и задушить белизну…

И в самом деле: они появились над озером. Коричневое было уже не просто коричневым, оно было одновременно и серым, и сернисто-желтым, цвета помоев, цвета кровяной колбасы, невыносимо отвратительным.

Но случаются чудеса, даже в моем присутствии. Церберы начали таять и уменьшаться в размерах и так разозлились, что у них вытекли глаза…

…и приплыло в белом, соединяющем в себе белизну всех белых миров, белое чудо, и как всякое чудо, оно не поддавалось описанию…