Январь обернулся кошмаром. В Холлистере мне не с кем было словом перекинуться или сесть за одним столом в обед. Почти каждый день я выбрасывала приготовленные мамой сандвичи в мусорное ведро, потому что от вида еды меня тошнило. Разумеется, при этом я помнила о голодающих в Эфиопии, но поделать ничего не могла.

Облепленные мухами эфиопы, палимые безжалостным африканским солнцем, не шли у меня из головы. Жаль, что им приходится так страдать, но жизнь вообще несправедлива. Впрочем, по сравнению с их бедой мои проблемы — мелочь. Люди, которым не хватает пищи, не станут переживать из-за переставшего звонить бойфренда.

Блейк все молчал, и я уже начала заключать сама с собой мысленные сделки: «Он позвонит, если я каждый день буду надевать кулон его матери». Или: «Если я сдам на „отлично“ математический анализ, он пришлет мне на день рождения открытку, в которой напишет, что не может жить без меня». Но это не срабатывало.

Утром, когда мне исполнилось восемнадцать, почтальон принес только результаты вступительного экзамена, которых я с таким волнением ждала.

Конверт открыла мама. Спускаясь по лестнице, я заметила, что она стоит на коврике в прихожей, в фартуке и тапочках, с застывшим от ужаса лицом. Я хотела потихоньку скрыться, но мама перехватила мой взгляд. Ужас сменился гневом — она прищурилась, поджала губы и приготовилась устроить мне взбучку.

— Очень мило, Ариадна, — бросила она, сунув мне в руки листок.

Результаты оказались такими низкими и безнадежными, что я едва не разревелась.

— Поверить не могу, что такая умная девочка, как ты, — отчитывала мать сиплым голосом, — могла настолько отвратительно написать такой важный тест. Ты же месяцами к нему готовилась! Между прочим, мы говорим о твоем будущем.

Я знала — сейчас мать начнет ругаться, и пошла к себе наверх, чтобы не слушать ее, но она не отставала.

— Вот что получается, когда принимаешь глупые решения… Слоняешься по Манхэттену накануне экзамена и танцуешь всю ночь в клубе с этим проклятым мальчишкой.

«Мы не танцевали, — пронеслось у меня в голове. — Мы спали с этим проклятым мальчишкой. И похоже, я ему больше не нужна». Фыркнув, я сдержала слезы и пошла к себе. Мама плелась за мной.

— Скажи хоть что-нибудь! — не унималась она. — У тебя есть что сказать?

Я посмотрела на нее и смахнула слезу:

— Что ты хочешь услышать, мама? Да, мне жаль. Я все испортила.

Вторая слеза скатилась по моей щеке, я вытерла ее рукавом. Наверное, мама вспомнила о том, какая я чувствительная, потому что ее голос смягчился, исчезли учительские нотки.

— Ладно, — сказала она. — Ничего. Сегодня твой день рождения… Не следовало на тебя кричать.

Мне было плевать надень рождения. Только бы добраться до постели.

— Думаю, не все так плохо, — продолжала мама, словно уговаривая саму себя. — Просто пересдашь, и все. Подготовишься, как положено выспишься… А я прослежу, чтобы ты хорошо позавтракала. В следующий раз справишься. Да, Ариадна?

От мысли, что придется снова сдавать жуткий экзамен, захотелось броситься с лестницы. Но мать смотрела на меня с надеждой, и я кивнула.

— Да, мама, — ответила я, вошла к себе в комнату и закрыла дверь у нее перед носом.

В тот день вечером в Бруклин приехали Эвелин и Патрик с детьми. Мама больше не заикалась об экзамене — сделала вид, что все в порядке. Приготовила ужин и заказала в кондитерской торт. Киран преподнес мне фоторамку, украшенную бутылочными крышками. Притворно улыбаясь, все только и делали, что говорили мне, как прекрасно я выгляжу, — так обычно стараются поднять настроение смертельно больному.

Родные хотели как лучше, поэтому я не противилась. Через силу запихала в себя кусок торта и поиграла с Кираном в настольную игру, которую он вытащил из школьного ранца вместе с пластилином и «волшебным экраном». Когда он достал оттуда мяч с автографами «Ред сокс», подаренный Блейком, у меня застучало в висках. Я направилась к себе за таблетками от мигрени, а сама хотела упасть ничком на постель и не вставать до утра.

Едва я добралась до верхней ступени, как из ванной вышел Патрик. Он выглядел классно, но до Блейка ему было далеко.

— Все в порядке? — спросил он.

Я неуверенно кивнула в ответ, и он вновь принялся играть в «подбодрим Ари», напомнив, что мне уже стукнуло восемнадцать и теперь я могу получить права. От его слов мне стало только хуже.

— Блейк собирался учить меня вождению. — На последнем слове мой голос дрогнул, и это не ускользнуло от Патрика.

— Я научу тебя.

Он такой замечательный, но о вождении я сейчас и думать не могла. Все, чего мне хотелось, — лечь в своей комнате и не шевелиться, так я и поступила. Через час ко мне пришли мама и Эвелин.

Неожиданно они стали одной командой — союз еще более невероятный, чем Нэнси Митчелл и Патрик Кэгни. Наверное, теперь они тоже тайно советовались о том, что для меня лучше.

Мама принялась выдвигать приятные предложения: а не отправиться ли нам всем троим по магазинам в следующие выходные? Видно, я представляла собой довольно жалкое зрелище, если она не поскупилась даже на шопинг. Но мне было не до развлечений, и я отказалась.

Затем мама упомянула Блейка.

— Ты из-за этого в последнее время дергаешься? — спросила она. — Все потому, что Блейк тебя бросил?

На этот раз я повернулась в ее сторону.

— Он меня не бросил. Просто мы ненадолго сделали перерыв.

Именно в этом я пыталась себя уверить. Доказательством, по моему разумению, служило то, что он не попросил обратно кулон своей матери. Однако этот довод их не убедил.

— Ари! — Эвелин взяла с моей тумбочки резинку и стянула в хвост волосы. — Ты должна обрубить концы раз и навсегда. Не позволяй этому гаду портить тебе жизнь.

— Он не гад! — возмутилась я. — Я думала, он тебе понравился. Ты же говорила, что он красивый. «Обворожительный» — вот как ты его назвала.

Она положила руку мне на плечо.

— Любой, кто плохо обращается с моей сестрой, — гад. Знаешь, парни — они как автобусы. Ушел один — просто ждешь следующего. Если Блейк ведет себя как ничтожество — пусть он хоть в аду сгорит, мне нет до него дела. Тебе он не нужен.

Я понимала, она пытается меня утешить, но у нее не вышло. Мама права: для Эвелин все это яйца выеденного не стоит. Насчет меня мама тоже не ошиблась. Мы с сестрой разные, и к тому же я не хотела садиться в другой автобус.

Никогда не думала, что я могу потерять интерес к рисованию, но именно это и произошло. Ни разу с самого первого дня нового года у меня даже не шевельнулась мысль пойти к себе в студию.

В том полугодии большой удачей для меня было бы даже «удовлетворительно» по изобразительному искусству. И по другим предметам тоже, поскольку я перестала стремиться к хорошим оценкам. Да и зачем? Любому известно — вторая половина выпускного года ни на что не влияет. Письма о приеме в колледж уже практически лежат в почтовых ящиках.

По маминому настоянию я все-таки пересдала вступительный экзамен. Накануне рано легла спать, на завтрак съела черничные вафли и заставила себя сделать еще одну попытку, потому что откажись я — у нее бы точно крыша поехала. Однако туман в голове мешал вспоминать определения и формулы, неразрешимые логические вопросы попадались все чаще, и я вновь и вновь ставила галку напротив ответа С. «Если не знаешь, выбирай С», — так говорили все в школе, но совет не оправдал себя. Результаты оказались лишь немного лучше предыдущих.

Меня начинали терзать сомнения: а вдруг мама и учителя ошибаются на мой счет? Может, я не такая способная и все годы учебы просто-напросто удачно прикидывалась хорошей ученицей? Когда мама увидела результаты повторного теста, по выражению ее лица я поняла — она думает о том же.

Поступление писем о приеме в колледж ожидалось в конце февраля, и я надеялась на чудо. Надеялась, что мистер Эллис замолвил за меня словечко. А может, наоборот, сказал обо мне что-нибудь плохое или вообще ничего не говорил, и мне придется выезжать на своих хороших оценках за двенадцать лет обучения в школе. Если меня не примут, винить будет некого, кроме себя самой.

Холодным днем в середине февраля, выкинув все отвратительные мысли из головы, я сидела в библиотеке Холлистера и делала вид, что занимаюсь. Работать по-настоящему не получалось; простое сложение и вычитание мне не давались, смысла запоминать исторические факты и остальную чепуху не было. Информация не задерживалась, словно у меня был не мозг, а сито.

Идти домой я тоже не могла. Дома мать подкрадывалась ко мне, она из кожи вон лезла, чтобы облегчить мое состояние, а меня это только раздражало.

К сожалению, по вторникам библиотека закрывалась в четыре. Библиотекарша в мягких туфлях сухо напомнила мне, что уже четверть пятого. Пришлось собрать учебники и уйти. Стоя у кованых ворот, я решала, куда отправиться. Бруклин — отпадал, в Куинс не хотелось, а до дома Блейка было рукой подать. Может, по-быстрому пройти мимо? А вдруг он как раз будет возвращаться из университета и мы встретимся на тротуаре? Он скажет, что скучал по мне, мы пойдем к нему наверх и займемся любовью, как раньше.

Идея казалась гениальной, пока я наконец не добралась до Верхнего Ист-Сайда и не увидела фургон Тины, припаркованный у тротуара. Саммер, как и планировала, окончила школу до срока и, по всей видимости, работала с матерью. Наверное, сейчас она вертела хвостом перед Блейком — и перед мистером Эллисом, если тому уже полегчало.

Саммер в отличие от меня стала желанным гостем в пентхаусе. Пусть она всего лишь работала тут, от мысли, что она сейчас там, наверху, одновременно хотелось кричать и плакать. Я не сводила глаз со здания и с фургона, пока неподалеку не хлопнула дверца машины и кто-то не тронул меня за плечо. Я уловила запах табака. Рядом со мной стоял Дэл.

— Ты что здесь делаешь? — спросил он. — Вы с Блейком снова вместе?

Значит, он на самом деле меня бросил… Никакой пыл мы не охлаждаем, а я — просто дура.

— Нет, — ответила я упавшим голосом, и Дэл, кажется, пожалел, что открыл рот. — Мне пора. Домой.

— Как будешь добираться?

— Не знаю.

Я действительно не знала. В последнее время слишком туго соображала.

Дэл бережно обернул шарфом мою шею.

— Ты должна об этом подумать, Ари. На улице холодно.

Он предложил подвезти меня. Я села в «порше», и по дороге в Бруклин Дэл пытался завязать разговор, но в ответ получал лишь односложные реплики. У меня не было сил болтать с ним.

За несколько кварталов до моего дома Дэл сообщил:

— Тебе нужно кое о чем знать. Блейк встречается с твоей подругой. Той блондинистой козой.

Мне захотелось умереть. Я безотрывно смотрела в лобовое стекло, пока Дэл продолжал рассказывать, что мистер Эллис считает полезным для Блейка приобрести побольше опыта, а Саммер как раз и есть та девушка, которая способна дать ему этот опыт.

Уже у дома Дэл повернулся ко мне. Пока он говорил, я смотрела на его шрам.

— Наверное, не стоило выкладывать тебе все это, — сказал он скорее всего потому, что у меня дрожал подбородок. — Тебе ведь нет до него дела, правда? У такой девушки, как ты… наверное, уже есть другой парень.

Я помотала головой, и он сменил тему. Заговорил о Рейчел и Ли, которые должны были приехать в Нью-Йорк в эти выходные. Сказал, что они приглашены в «Cielo» в День святого Валентина, почему бы и мне не заглянуть? Блейк, возможно, тоже будет там, но я ведь все равно приду?

Я кивнула, и он вручил мне красный бумажный квадратик с названием его клуба. «Вечеринка по случаю Дня святого Валентина. Напитки за полцены для всех дам. 14 февраля, пятница».

Он улыбнулся, приобнял меня за талию и поцеловал в щеку. Еще недавно мне казалось, что поцелуи Дэла ничего не значат, но теперь я уже не была так уверена.

Когда в шестом классе Саммер выиграла конкурс красоты, я думала, это самое ужасное, что может произойти. Но в двенадцать лет я и не представляла, какие неприятности меня ждут. То была лишь царапина по сравнению с колотой раной, которую я зализывала после того, как Дэл рассказал мне о ней и Блейке.

Я вновь и вновь думала о них, целыми днями, и даже во сне видела их вдвоем в «корвете», и в пентхаусе, и в Хэмптонс. Представляла, как Саммер привела его в свою роскошную спальню. Наверное, там ему понравилось куда больше, чем на моем убогом покрывале из «Джей-Си Пенни». Они не шли у меня из головы в День святого Валентина, когда я, приняв ванну, сидела перед туалетным столиком с набором из восьмидесяти восьми теней в руках.

Несколькими днями ранее я приняла решение. Я больше не собиралась быть прилежной ученицей Холлистера с прилизанными волосами и скромными жемчужинами в ушах, потому что все прилизанное и скромное ни к чему хорошему меня не привело. Прилизанные скромницы впустую тратили время, их бросали парни, в то время как эффектные, сексуальные девчонки помогали жителям Манхэттена приобрести «опыт». Я решила, что стану другой — не унылой и скучной, а гламурной и утонченной, не буду бояться грешить.

Я подвела глаза черным, растушевала серые тени, затем выбрала помаду цвета «спелая вишня». На кровати ждал новый наряд — атласный топ-бюстье, выбранный в одном из стильных магазинов, где обычно одеваются женщины, предпочитающие туфли на высоченных каблуках. Там же я купила облегающие кожаные брюки, лодочки на шпильке и длинные, почти достающие до плеч серьги.

Прямые волосы свисали вокруг лица. Оставить их так я не могла — самая что ни на есть прилизанная скромница. Взяв ножницы, я отхватила длинную челку, наполовину закрывающую левый глаз. Остальные волосы накрутила на термобигуди и после залила все лаком «Акванет». Надев топ, кожаные брюки, туфли на каблуках и цепочку с камнем, подаренным Блейком, я едва узнала себя в зеркале. Выглядела я в точности так, как и ощущала себя, — как врушка, которая уверила родителей, отправившихся на третью свадьбу дальнего родственника, что проведет вечер за учебником математики.

Ну и что с того? Хорошее поведение ничего мне не дало. Всю жизнь я только и делала, что примерно себя вела, училась и нянчилась с детьми, стараясь не задеть ничьи чувства. Отныне с этим покончено.

Четкого плана на вечер я не составила. Мне было известно лишь, что Блейк, возможно, придет в клуб, а Дэл там будет точно. Кого из них мне хочется видеть больше, я не знала.

Первой я встретила Ли в твидовом кепи и таком же пальто. Она ждала меня на холоде. Стоящий рядом с ней охранник вручил мне пять купонов со скидкой на напитки.

— Маскировка? — поинтересовалась Ли, осмотрев меня с головы до пят.

— Нет, — ответила я. — Новый имидж. Улучшенный.

Она наморщила лоб:

— Это еще зачем? Ты и так хорошо выглядела.

— Не совсем, — бросила я и направилась ко входу.

Клуб был в точности таким, каким я его запомнила: прокуренный воздух, мерцающие огни, музыка настолько громкая, что мне приходилось читать по губам, что говорит Ли. Она сняла кепи и мотнула головой на купоны у меня в руках:

— Нам они не понадобятся. Отдай моей маме, если хочешь.

— Не хочу. — Я собиралась напиться и обо всем забыть.

Ли схватила меня за руку и сказала на ухо:

— Ари, мне не нравится, как Блейк с тобой поступил, однако надеюсь, этот «улучшенный имидж» не из-за него. Ты ведь на самом деле не такая.

Я даже слушать ничего не захотела. Ли мыслила практически — ни дать ни взять моя мама, — а я сейчас была не в том настроении. Отмахнувшись, я отправилась прямиком к бару. Получить первый напиток оказалось проще простого, как и второй, и третий: бармен так усердно изучал мою грудь, что забыл спросить паспорт. Наверное, в темноте он не заметил, что я несимметричная.

У меня было чувство, что я парю в воздухе. Мы с Рейчел и Ли танцевали, пол мигал желтыми, красными, синими огнями, но спустя какое-то время я окончательно выдохлась.

— Ты много выпила, дорогая? — заквохтала Рейчел.

Я передернула плечами. Пиво, разбавленное соком вино, два «белых русских» — все это я опрокинула быстро, потому что по вкусу напитки казались безобидными, как шоколадное молоко. Рейчел покачала головой и посоветовала выпить большой стакан воды. Сидя на покрытом искусственной шкурой зебры высоком стуле, я жадно глотала «Эвиан» и смотрела, как бармены жонглируют бутылками.

Просидев там с полчаса, в другом конце бара я заметила Блейка. В необычной для него одежде — темном пиджаке и рубашке с несколькими расстегнутыми пуговицами — он напоминал Дэла. С ним сидели две девушки, обе гораздо привлекательнее меня. Я осмотрелась вокруг: в клубе было так много хорошеньких девушек. Облепили все тут, как муравьи леденец. Зачем Блейку я, если он может выбрать любую?

От этой мысли я впала в тоску. Смотрела на него, а он меня не замечал. Спустя несколько минут он поднялся, а я крадучись пошла за ним и стала поджидать его у мужского туалета, думая, что это мой шанс и его нельзя упустить.

Выйдя, он прошел мимо и не повернул головы, пока я его не окликнула.

— Ари? — удивленно прищурился он, словно не узнал меня в хеллоуинском костюме.

Он смотрел сверху вниз, и мое сердце гулко стучало.

— Привет, — улыбнулась я.

— Что это? — спросил он, пристально изучая мою одежду и каблуки.

— Не знаю, — ответила я, кокетливо подняв голое плечико. — Тебе не нравится?

— Не знаю, — отмахнулся он.

Я хотела поговорить с ним, но не придумала, что именно сказать. Вокруг гремела музыка, так что мне трудно было расслышать даже собственные мысли, и я кивнула в сторону мужского туалета. В совершенно пустом помещении мы закрылись в кабинке.

Я оперлась спиной о перегородку, Блейк стоял напротив, прислонившись к стене.

— Ты пьяна, да? — спросил он. — Я чувствую запах.

Пожав плечами, я вновь попыталась кокетничать:

— Возможно, немного.

— Ты ведь не пьешь. — Он перевел взгляд с моих туфель на прическу. — Это не ты.

— Отлично. Не хочу быть собой.

Я опустила глаза на плитку под ногами — керамическую, дорогую. Дэл, судя по всему, немало потратил на отделку туалета, но всем на это плевать: стены были исписаны, а туалетную бумагу кидали прямо на пол.

— Вообще-то я думала, тебе понравится мой прикид. Такую одежду носит Саммер. Вы с ней теперь дружите, насколько я слышала.

Он вздохнул:

— Мне нет дела до Саммер.

— Тогда зачем ты спишь с ней? Я считала тебя джентльменом. Думала, ты не спишь с девушками, до которых тебе нет дела. Ты ведь говорил, так нельзя.

— Не надо об этом. Она была ошибкой, — сказал он.

Однако я жаждала совсем не этого и продолжала хранить молчание, пока он вновь не заговорил:

— Я скучаю, Ари. Постоянно думаю о тебе.

— Врешь ты все. Я больше тебе не нужна.

— Ты очень мне нужна. В этом вся проблема.

Как раз тут никакой проблемы не было. Это просто не могло быть проблемой. Меня вдруг переполнила надежда, я все ему простила и бросилась в его объятия. Он поцеловал меня, и я поцеловала его в ответ.

Скрипнула входная дверь, затем потекла вода и послышались приглушенные голоса — какие-то мужчины говорили о деньгах. Похоже, я невольно стала свидетелем продажи наркотиков, но меня это не волновало. Как и грязная кабинка, и стоящий рядом унитаз. Единственно важным было то, что мы с Блейком целуемся.

Знакомый запах, вкус, ощущение его языка на моей коже — все это успокаивало. Его рука скользнула вниз по моему бюстье, я закинула одну ногу ему на пояс, но он вдруг сказал:

— Мы не можем. У меня с собой нет ничего.

Я знала, что он имеет в виду защиту, и в моей голове пронеслась безумная, отчаянная мысль. На память пришли слова Эвелин о том, что Патрик любил ее сильнее, когда она носила детей. «Парней беременность сводит с ума». Я протянула руку вниз и потрогала его через брюки.

— Прекрати, — сказал он. — Нельзя.

Я опустилась на колени и расстегнула его ремень.

— Хотя бы это можно?

Голос был чужим, словно я — какая-то другая девушка в убогой одежде, которая соблазняет мужчин, вставая перед ними на колени. Блейк схватил меня за руки и оттолкнул.

— Не надо, Ари.

— Почему? Я хочу.

— Прекрати! — повторил он, на этот раз резко.

Рывком он поставил меня на ноги, поправил сползший вниз топ. Я пыталась поцеловать его, но он не дал — я не понимала почему, ведь я ему нужна, и он постоянно думал обо мне. Поэтому я все лезла к нему, пока он не схватил меня за запястья.

— Посмотри, до чего ты дошла, Ари. Это не ты! Ты же приличная девушка.

— Не хочу быть приличной девушкой, — заявила я, нащупывая рукой его пах.

Он отстранился:

— Не говори так.

Что бы я ни делала, все было неправильно.

— А как мне говорить? Скажи, чего ты хочешь?!

Блейк снял пиджак и накинул мне на плечи.

— Хочу, чтобы ты уехала домой, — сказал он. — Пиджак оставь у себя. И не одевайся так больше. Люди не поймут.

Я заплакала. Сначала потихоньку, но скоро уже рыдала в голос. Я обвиняла Блейка в том, что не могу ни о чем думать, что мне нет теперь дела до школы и всего вокруг, я никогда никого не полюблю, и мне больше не хочется жить.

— Замолчи, — попросил он. — Я такого не заслуживаю.

А мне так не казалось, я повторяла эти слова вновь и вновь, и в конце концов он влепил мне пощечину. Так выводят из обморока или истерики.

— Прости, — сказал он. — Успокойся, пожалуйста. Не могу видеть тебя в таком состоянии.

Он не может видеть меня в таком состоянии? Не по его ли вине я так себя веду? Щеку жгло, и внезапно я почувствовала приступ ярости. Шмыгая носом, я пыталась собраться с мыслями.

— Ты в курсе, что Саммер украла браслет твоей кузины? — Я вытерла глаза и стояла перед ним, тяжело дыша и уперев руки в бока. — Она прятала его у себя несколько месяцев, хотя знала, что вещь принадлежит Ли. А если захочешь узнать, почему от тебя ушла Джессика, спроси своего отца. Ведь это он ее заставил бросить тебя. Подкупил. Наверное, и шантажировать тоже пытался. По крайней мере со мной он поступил именно так, но я не уступила.

Меня переполняла гордость, которая моментально испарилась, когда я увидела взгляд Блейка. Похоже, он мне не поверил, в его глазах я была жалкой лгуньей. Это меня взбесило еще больше, я сорвала с шеи цепочку, бросила к его ногам и убежала в прокуренный зал.

Пять минут спустя я сидела на лестнице, ведущей в апартаменты Дэла, и плакала, закрыв лицо руками. Зачем я пришла в этот клуб? Зачем бросила кулон? Лучше бы мне вообще не родиться на этот свет.

Голова трещала, и музыка только усиливала боль. Перед выходом из дома у меня и мысли не было захватить таблетки от мигрени. Неподалеку звякнули ключи, и я отвернулась к перилам в надежде, что человек просто пройдет мимо.

Рядом прозвучал низкий голос:

— Что случилось?

Передо мной стоял Дэл.

— Ничего. У меня болит голова. Мне пора домой.

Он присел и дотронулся до моей руки ладонью — точно такой же, как у Блейка, только с перстнем на мизинце. И я снова расплакалась.

— Ведь ты плачешь не из-за моего братца? — спросил Дэл. — Он просто глупый мальчишка.

— Никакой он не глупый, — ответила я.

Дэл устроился рядом и смотрел, как слезы текли по моим щекам. Потом кончиками пальцев принялся массировать мне виски. Удивительно, но мне было очень приятно. А когда он обнял меня и я прильнула к его мускулистому плечу, пропахшей табаком шелковой рубашке, то стало еще лучше.

— Ничего, — утешал он. — Не плачь. Блейк тебя не заслуживает.

Тушь текла по моим щекам, я все рыдала, но рядом с Дэлом я не ощущала неловкости. Он обнял меня, как Патрик обнимал Эвелин, — я всегда мечтала о таких объятиях и надеялась, что Дэл не расцепит рук, потому что ничто другое не могло меня успокоить.

Дальше помню только, что мы пошли наверх, в его апартаменты, где сквозь стеклянную крышу смотрела ущербная луна. Дэл бросил ключи на стол, и мы сели на смятую постель. Дрожа, я всхлипывала, а он вытирал мне ладонью лицо, и ощущения были почти такими же приятными, как от поцелуев Блейка на моей шее.

— Я тебе нравлюсь, правда? — спросил он. — Я всегда тебе нравился.

Я кивнула и подумала, что сегодня глаза у него ярко-зеленые.

— Ты мне тоже всегда нравилась. — Он провел пальцем по моему подбородку.

И я потеряла бдительность. Мне так не хватало прикосновений, особенно прикосновений человека, который не станет возражать, если я отвечу ему. Я слышала собственное дыхание, удары своего сердца. Дэл, конечно, не Блейк, но он был так близко…

— Правда? — спросила я.

Он кивнул, и я зажмурила глаза, потому что в них еще стояли слезы. В темной комнате все виделось смутно и расплывчато, но я заметила, как его лицо приближается ко мне. Он остановился, только когда наши губы почти соприкоснулись, словно ждал, что я отпряну. Но я позволила ему поцеловать себя и почувствовала шрам — как кусок толстого шпагата. Вскоре Дэл уже был сверху, пиджак Блейка валялся на полу, а бюстье сползло вниз. Закрыв глаза, я не останавливала Дэла, даже когда он снял с меня брюки и швырнул в сторону.

Они упали, глухо ударившись о деревянный пол, и я очнулась. Музыка внизу зазвучала громче, зрение прояснилось, и глаза Дэла вдруг потемнели. Потом я услышала, как он расстегивает ремень, и испугалась.

Он не сказал, что я не должна бояться. И не поцеловал в лоб.

— Дэл… — начала я слабым голосом, но он не услышал — было уже поздно.

Я позволила ему зайти слишком далеко. Больше это не казалось чем-то приятным. Скорее — ошибкой. Нереальностью. Теперь Дэл выглядел отталкивающе — шрам на губе, крючковатый нос.

Меня так и подмывало спихнуть его с себя, но этого не потребовалось — все произошло очень быстро. Он кончил, упал на меня, потом откатился в сторону и, уставившись в стеклянную крышу, переводил дух. Я обвела взглядом комнату: холостяцкая мебель, зеркало в изголовье. Все казалось вычурным и отвратительным. Что я здесь делаю? Я должна сейчас сидеть дома и учить математику. Как только у меня язык повернулся сказать, что я не желаю быть приличной девушкой? Нет ничего хуже, чем быть неприличной.

Меня тошнило, мучила мигрень, а от поступка, который я только что совершила, хотелось броситься из окна к тем противным ангелам на здании через улицу. Притвориться, что ничего не было. Стереть из памяти, как мой позорный первый поцелуй.

Я подтянула вверх бюстье, надела брюки, но к пиджаку Блейка не притронулась.

— Не вздумай рассказать об этом своему брату! — бросила я. — Не вздумай вообще никому рассказывать!

Дэл смотрел на меня с постели, и у меня даже слегка сжалось сердце — слова прозвучали надменно, и он, похоже, обиделся. Потом я вспомнила об Идалис, о череде потаскушек, входивших и выходивших отсюда. Вспомнила, как «влипла» Эвелин, и брошюры про венерические болезни, и Ли, заявившую, что Дэл может и СПИД подцепить.

— Ты использовал что-нибудь? — спросила я.

Бестактный вопрос, однако я должна была знать.

— Нет. — Он застегивал брюки и рубашку. — Я думал, ты принимаешь таблетки.

В ужасе от мысли, что он заразил меня и теперь вся моя жизнь будет разрушена или, того хуже, закончится страшной смертью, я бросилась вниз по лестнице. Я была такой осторожной, я всегда была такой осторожной, но этот случай мог испортить все!

Дэл бежал следом, выкрикивая мое имя. Не обращая внимания, я выскочила через парадную дверь в холод ночи, спотыкаясь в своих убогих туфлях. Поискав глазами такси, вместо него я увидела стоявших у тротуара Блейка и Ли с Рейчел.

Они, наверное, дожидались шикарного седана, чтобы уехать домой. Я не хотела, чтобы они меня увидели, но они одновременно посмотрели в мою сторону, услышав голос Дэла. Тот уже был рядом и спрашивал, в чем дело, будто не имел понятия. Блейк, заметив мои растрепанные волосы и размазанную по лицу тушь, набросился на Дэла:

— Что ты с ней сделал?

— Ничего, — ответил Дэл. — Не лезь, куда тебя не просят.

Блейк вспыхнул. Крича и ругаясь, он изо всей силы толкнул брата, который, едва удержавшись на ногах, выпрямился и ударил Блейка в лицо. У того из носа хлынула кровь.

— Сам виноват! — кричал Дэл. — Бортанул ее из-за отца. Слабо было пойти ему наперекор и остаться с ней?

Повисла тишина. Ли и Рейчел смотрели на меня. Блейк не ответил. Наверное, удивился, что Дэл вовсе не безответный дурак, каким все его считали.