Теперь я знаю:               ты                  идёшь по лестнице. Вошла в подъезд. Всё остальное -                 ложь. Идёшь,        как по рассыпанной поленнице, как по горячим угольям идёшь. Земля, замедли плавное вращение! Лесные птицы,               кончите галдеж... Зачем идешь? Прощать? Просить прощения? Сама не знаешь.                 Но -                      идёшь!

Позабылись дожди,                   отдыхают ветра... Пора... И вокзал обернётся, -                       руки в бока, - пока! На перроне озябшем                    нет ни души... Пиши... Мы с тобою одни на планете пустой. Постой... Я тебя дожидался,                   звал,                         повторял, терял! И висела над нами,                    будто звезда, беда. Так уходят года,                  так дрожат у виска века... По тебе и по мне грохочет состав... Оставь! Эти - губы твои,                  движенье ресниц, - не снись! На рассвете косом,                    в оголтелой ночи молчи. Разомкни свои руки,                     перекрести... Прости! И спокойно, -               впервые за долгие дни, - усни. ...А ты идёшь наверх.                       Костром.                                Порывом. Вот     задохнулась. Вздрогнули зрачки. Передвигаешь руку по перилам, как будто тянешь сети из реки. Твоя река сейчас наверх стремится. А что в сетях?..                  Нет времени...                               Потом... Стучит эмалированная миска в соседкиной авоське                      о бидон... Соседка что-то говорит печально. Всё жалуется... Деньги... Сыновья... И ты ей даже что-то отвечаешь, хотя тебя           ещё не слышу я...

Слухи,        слухи,               слухи,                      слухи, - то начальники, то слуги... Слухи-горы,             слухи-льдины налезают на меня. Нету дыма,            нету дыма, нету дыма без огня. Для веселья,              для разлуки, на глазах и на устах - снова слухи,              слухи,                     слухи просто и не просто             так. Прокляты, необходимы - среди ночи,             среди дня. Нету дыма,            нету дыма, нету дыма без огня. Слухи-отдых,              слухи-опыт без особенных затей: существует            тихий омут. Как всадить в него чертей?.. Кто поверить надоумил, слухи-карты разложив? Я - по слухам - дважды умер. Дудки! Оба раза          жив... То внушительно,                 то наспех, то наградой,              то бедой, - будто капли, будто айсберг: половина -            под водой. Слухи сбоку,              слухи с тыла, завлекая и маня. Нету дыма,            нету дыма, нету дыма без огня. ...Слышали: на школьнице              женился академик!.. Слышали: в Госбанке            для зарплаты нету денег!.. Слышали: поэт свалял             такого дурака! Слышали: она ему         наставила                   рога...

Рога так рога. Я приглажу патлы. В подушку поплачу.                    В тетрадку поною. И буду сдавать драгоценные панты каждой весною.                Каждой весною. Платите валютой! Зелёненьким хрустом. Фигура у кассы                глаза намозолит. По средам с лицом         независимо-грустным я буду, вздыхая, купюры мусолить. «Калинка, калинка, калинка моя! В саду ягода малинка, малинка моя!..» ...А если на миг                  отодвинуть веселье, пятнадцатый век мою голову сдавит. Я -     только гонец. Я скачу с донесеньем. Король растревожен. Король заседает... Врываюсь в покой                  тугодумов лобастых и, рухнув плашмя на подстилку из меха, я, булькая кровью (стрела меж лопаток), хриплю, будто школьник по буквам: «Из... ме... на...» «Калинка, калинка, калинка моя! В саду ягода малинка, малинка моя! Ах, люли-люли!..» . . . . . . . . . Эх, люди- люди... ...А ты идёшь               по лестнице, идёшь по лестнице. Шагаешь,          как по лезвию, через нелепицы. И мечешься, и маешься, мечтая, каясь... Нет!      Ты не поднимаешься, - я сам спускаюсь! Романы обездарены, отпели трубы... О, сколько нас -                  «подаренных» - идёт друг к другу!.. Мы,     окрыляясь тостами, царим над столиками. Читаем книжки -                 толстые, а пишем - тоненькие. Твердим         о чистой совести, вздыхаем мудро... А сами        неосознанно идём к кому-то...

Люб- (Воздуха!           Воздуха!                    Самую малость бы!                                      Самую-самую...) лю! (Хочешь, -            уедем куда-нибудь                             заново,                             замертво,                             за море?..) Люб- (Богово - богу,                 а женское - женщине                             сказано,                             воздано.) лю! (Ты покорённая.                 Ты непокорная...                                  Воздуха!                                  Воздуха!) Люб- (Руки разбросаны.                   Губы закушены.                                  Волосы скомканы.) лю! (Стены расходятся.                    Звёзды, качаясь,                                     врываются в комнаты.) Люб- (В загнанном мире                   кто-то рождается,                   что-то предвидится...) лю! (Где-то         законы,         запреты,         заставы,                  заносы,                  правительства...) Люб- (Врут очевидцы,                 сонно глядят океаны остывшие.) лю! (Охай, бесстрашная!                     Падай, наивная!                                     Смейся, бесстыжая!) Люб- (Пусть эти сумерки                    станут проклятием                    или ошибкою...) лю! (Бейся в руках моих                     каждым изгибом                     и каждою жилкою!) Люб- (Радостно всхлипывай,                       плачь и выскальзывай,                       вздрагивай,                       жалуйся!..) лю! (Хочешь - уедем?                  Сегодня? -                             пожалуйста.                  Завтра? -                            пожалуйста!) Люб- (Царствуй, рабыня!                    Бесчинствуй, учитель!                    Неистовствуй, женщина!) лю! (Вот и глаза твои.                    Жалкие,                    долгие                    и сумасшедшие!..) Люб- (Чёртовы горы уставились в небо                                 тёмными бивнями.) лю! (Только люби меня!                    Слышишь,                             люби меня!                    Знаешь,                            люби меня!) Люб- (Чтоб навсегда!                 Чтоб отсюда - до гибели...                                            Вот оно...                                            Вот оно...) лю! (Мы никогда,              никогда не расстанемся...                                        Воздуха...                                        Воздуха!..) ...А лестница               выше. А двери -           похожей. Я знаю,         я вижу, я чувствую кожей, - шагаешь         по далям, шагаешь         по датам. Недавним и давним. Святым        и бездарным.

Кукушка:          «Ку-ку! Живи на земле...» А палец -           к курку. А горло -           к петле. А небо -          к дождю (галоши надень)... Сгибаясь,           тащу две тыщи недель. Две тыщи суббот (взвали, если жив). Следы       от зубов своих       и чужих. Все отблески гроз на глади          стола. И тихий вопрос: «Зачем ты была?..» Несу на горбу, - не сгинув едва, - чужую       судьбу, слепые        слова... Кукушка:          «Ку-ку! Останься. Прошу...» А я     не могу. А я     ухожу. Цветы в изголовье, и тень на лице. И ночь        на изломе. И пуля в конце. ...А ты всё время - вверх, всё ближе,            ближе. Из-под закрытых век тебя я вижу. Идёшь,        как инвалид, ступаешь ватно. И кто заговорит, - уже     не важно. Не важно,           кто начнёт, а кто продолжит. Себя      перешагнёт. Жизнь подытожит. Взойдёт на перевал. Вернёт, отчаясь, затасканным             словам первоначальность.

Что я?!         Что это я?!                     Да что я?! В воспалённом: «То... иль не то?..» Выбрал        самое распростое. Проще пива. Глупей лото... Расплываюсь             в слезливом трансе. Вопли кончены. Не берёт... Вы    орите! А я наорался на десяток годов                  вперёд. По озёрной метельной глади прёт весенних недель                 орда. Все будильники мира,                      гряньте! И замолкните навсегда. Лишним криком               эпоха скомкана, смята грохотом календаря... Да отсохнет             язык                  у колокола, если он трезвонит зазря!.. Реки движутся               в каменных шорах, дни уходят в небытиё... Крик      устал. Да здравствует шёпот двух людей: его и её. ...Застыла у дверей. Теперь        помедли. Невыносимой тишине поверь. Вчера меж нами                были                     километры. Сегодня - только тоненькая дверь. Подмигивают фонари спросонок. Над зимней ночью                  взмахи снежных крыл. Нам очень скоро сорок. Очень сорок... Войди в свой дом. Я двери отворил.