Пакита не права: Нью-Йорк – большой город.

Мне сдали комнату в хостеле для молодежи: при моем возрасте это свидетельствует о том, что американцы не слишком въедливы и придирчивы.

Я взял с собой один-единственный путеводитель, самый маленький, какой мне удалось найти. Путеводитель, который рассказывает только о Манхэттене.

Когда я вышел из метро Катидрал-паркуэй, у меня возникло удивительное чувство, что здесь я дома. Два часа я бродил по улицам, как будто мне нужно было убить время, остававшееся до назначенного свидания. Только вот никто не назначал мне свидания, а если и назначал, то я опоздал на это свидание на два года и восемь месяцев. На улице было холодно, но не слишком. Как в ясный мартовский день в Париже.

Я получил три коротких сообщения от Пакиты.

Первое: «Как ты там, зайчик?»

Второе: «Я позвонила твоей маме».

И третье: «Я была права, она очень славная!»

И еще одно сообщение – от Насара.

«Держу пари, они там даже кофе варить не умеют».

 

* * *

Подходя к ресторану «Французики», я вспомнил, как в первый раз открыл дверь «Стильного Бобика», где надеялся найти Жасмин.

Сердце у меня немного щемило, когда я вошел и направился к стойке. Парня, который ответил на мои вопросы, зовут Ромен, это написано у него на бейджике. Мне он показался очень славным. Когда я сказал, что ищу Жасмин, он посмотрел на меня как-то странно. Потом с полуулыбкой, в которой чувствовалась необъяснимая робость, спросил:

– Так это ты писатель?

Было непонятно, радует его это обстоятельство или огорчает. Я не стал вникать. Я также не стал спрашивать, замужем ли Жасмин, есть ли у нее дети и насчет разных других «если».

Я просто спросил, могу ли я видеть Жасмин.

– Она уже полгода здесь не работает.

Я думал, что подготовлен к такому повороту событий, но я ошибался. Нельзя подготовиться к непоправимому. Ты репетировал эту сцену сотни раз, но когда надо ее сыграть, вдруг забываешь текст. Я онемел.

– Она открыла собственный магазин. Живет в квартире над магазином, в которой компания художников устроила мастерскую, – продолжал Ромен.

Мне показалось, что я впервые в жизни вдыхаю кислород. И я понял, почему кричат новорожденные: дыхание причиняет боль. Но эта боль необходима.

Ромен что-то нацарапал на желтом листочке:

– Вот адрес, это в двух кварталах отсюда, в ту сторону.

Потом взглянул на экран своего телефона и сказал:

– Но в это время ее там точно нет. В хорошую погоду она обедает в Центральном парке.

Я кивнул. Мы пожали друг другу руки.

Он повторил, как будто хотел в этом удостовериться:

– Так значит, это ты писатель.

Чтобы доставить ему удовольствие, я сказал «да».

Дорогу на Грейт-хилл я знал наизусть.

Как знал и то, где буду ждать Жасмин: на средней скамейке, под столетними вязами, перед ослепительно-зеленым газоном.