— Вот о чём я сейчас подумал, — закончив бурить лунку во льду, сказал Стальнов, рядом стоящему журналисту Новуцкому. — Если так образно подумать, то Чукотку, как девицу, дважды изнасиловали. Бывший губернатор ее изнасиловал, и к тому же еще, и обобрал до нитки. Теперешние, налетевшие вороны — так называемая команда молодого губернатора, тоже насилует ее, но за это хорошо платит выстроенными коттеджами, магазинами, отремонтированными домами, благоустроенными улицами. А чувство боли, как у изнасилованной женщины, что в первом, что во втором случае остается. Вот в чём больной вопрос.

— Мне тоже бывает не по себе, когда я вижу, как с высока со мной обращаются прибывшие на Чукотку малые и большие начальники. Я лишь усмехаюсь в себе. Вечного ничего нет, и этой их, колонизаторской браваде придет конец, — ответил Новуцкий, беря длинный бур из рук ученого. — Людей можно обмануть, задобрить подачками, но время и не обманешь, и не задобришь.

— Слава Богу, что хоть это — величина неизменная.

— Если бы мы все об этом помнили.

Новуцкий отошел на несколько метров от Стальнова и стал крутить бур. Острые ножи впились в стылый, твердый лед. Белая стружка поползла вверх, зазвенели стальные ножи, срезая лед. Через несколько минут полутораметровой толщины ледяной панцирь был прошит стальным буром. Вода стального цвета, заполнила лунку.

Стальнов уже размотал удочку, забросил ее в лунку и успел поймать первую корюшку. Серебристая, небольшая рыбешка, пахнущая свежими огурцами, затрепетала на леске.

— Ну, вот, с почином! — весело крикнул ученый. — Вот он азарт хищника-рыбака!

— И в это наша страсть и радость! — ответил ему журналист, тоже вытаскивая из лунки свою первую рыбешку.

— Я размышлял сегодня над твоим рассказом о встрече с членом комиссии, как его…

— Нукитин!

— Вот, вот! Фамилия-то какая-то дурацкая! В этом тоже что-то есть. Фамилии, между прочим, многое могут сказать о человеке…

— А у женщин они бывают взяты у мужчин, во время замужества.

— Тем не менее, тем не менее. Но не об этом сейчас речь. Так вот что я скажу, по поводу хамства этого московского чиновника. Он видимо, знал, что за этими местными двумя придурками Бугровым и Честнухиным кто-то стоит сильный, властный. Вернее, обладающий высоким положением. И я вычислил этого человека.

— И кто ж он? — заинтересованно спросил Новуцкий.

— Кардинал.

— Кардинал? Это прозвище одного из заместителей губернатора Не смотря на смену губернаторов, он неизменно остается при власти. Он — незаменим. — удивленно сказа Новуцкий.

— Незаменимых людей нет, — глубокомысленно произнес Стальнов.

Учёный ловко подсек удочкой и стал быстро, энергично наматывать леску на руки. Вскоре над лункой заизвивалсь очередная корюшка.

— Крупная идет! И погода сегодня на удивление. — сказал Новуцкий, так же наматывая леску на руки. Он чувствовал, как в глубине воды, подо льдом, извивалась, сопротивлялась рыба. Она была мала и не могла оборвать прочную леску. На сей раз на блесинках извивались сразу две корюшки…

— О! Ты — стахановец! — подбодрил Новуцкого ученый.

Оба они ловили рыбу в небольшом отдалении от группы рыбаков. И там мужчины интенсивно махали руками. Корюшка в этой части лимана шла хорошо. Видимо, рыбаки наткнулись на большой косяк.

— Я составил схему размещения на высоких должностях родственников, приближенных Кардинала. Нужно сказать. Что его люди везде. В местной думе, в контролирующих органах, и в окружной администрации. Тот еще спрутище… — хохотнув, тихо сказал Стальнов. Он сделал несколько шагов к журналисту. Теперь их разделало расстояние не более метра. В седой бороде ученого искрились снежинки. — Им всё схвачено. Фактически, балом правит он, а не губернатор. А вообще на Чукотке действует группировок. Скажем бурятская диаспора контролирует всё сельское хозяйство. Ряд директоров хозяйств, специалистов сельского хозяйства, занимают ведущие должности в управлении округа. Они контролируют все финансовые потоки, направляемые в оленеводство. Разумеется, что в первую очередь не забывают себя. У меня есть данные, что некоторые директора совхозов у себя в Бурятии приобрели крупные земельные участки, дома, и имеют по несколько иномарок. Нижегородцы во главе с Купковым контролируют местные СМИ и культуру. Тоже бабки зарабатывают солидные. Накручивают себе гонорары, премии и так далее. Перепродают фотографии по бешеным деньгам. Зайди в любое учреждение и увидишь, что стены увешаны фотографиями на северную тематику. Цветочки там, зверюшки. Всё примитивно, безвкусица, а руководитель одного такого предприятия мне и говорит, мол, знаешь в какую копеечку эти «картиночки» обошлись, в 500 тысяч рублей. Полмиллиона! Говорит, сказали ему, не приобретешь фотографии, не получишь средства на приобретение лекарств в прежнем объеме. Купил, куда денешься. И не из своего ж кармана платил. Энергетику армяне контролируют. О, такие дела тут творятся!

Поражённый Новуцкий слушал ученого с открытым ртом. Почти сорок лет он на Севере, всякое повидал, но… Не знал, как прокомментировать, как уяснить всё происходящее вокруг, как бороться с этим.

Стальнов будто уловил его мысли сказал спокойно:

— Бороться бесполезно. У них и деньги и власть. Единственно — это писать, пусть хоть потомки об этом бардаке узнают.

Кивок — блестящая стальная пружинка, с оранжевой бусинкой на конце — нервно запрыгала на удочке ученого.

— У тебя подцепилась корюшка! — сказал Новуцкий, уже приходя в себя.

— Вижу! — ответил Стальнов и усиленно замахал руками.

На огромной площади льда лимана в разных местах, по фарватеру, чернели кучки рыбаков. Десятки машин, в основном начальственные УАЗы, дорогие иностранные внедорожники, и даже вездеходы, так же находились на лимане. Кабины некоторых машин были открыты, оттуда доносилась музыка. Хозяева дорогих авто часто прятались в салонах, доставали из сумок снедь, спиртное, подкреплялись и вновь продолжали рыбачить. Тишина, легкий морозец, оранжевое, но в отражении белых снегов, яркое солнце, способствовали раскрепощённости, помогали ощущать, как важна в этом мире радость встречи с ласками природы.

Всего несколько дней назад, стояли тридцатиградусные морозы, северный ветер, затруднял дыхание. И вот потеплело, Стих ветер, мир наполнился светящейся белизной снегов.

Часа через два клев рыбы, так же неожиданно, как начался, так и прекратился.

Померкло солнце, посерели, высветились дали. Небо над головой стало тёмно-синим. В это время года на Чукотке быстро темнело.

Стальнов и Новуцкий стали собираться домой.

— Каков улов? — спросил ученый у журналиста.

— Семьдесят корюшек — вполне прилично, для меня, не сосем опытного рыбака, — ответил тот.

— У меня девяносто! Тоже неплохо! Часть завялю, часть пойдет на жареху. Обожаю рыбу! Я настолько сильно люблю рыбу, что она мне никогда не надоедает. — Учёный сложил улов в рюкзак и туго завязал его.

Не спеша двинулись в путь. Впереди чернел высокий скалистый берег, видны были причалы вмерзшего в лед морского порта. Жёлтые, высокие портальные краны отчетливо видны на порозовевшем закатном небе. Густо синим, почти чёрным небо было на Севере. Кромка белых снегов, будто упиралась у горизонта, в эту синеющую черноту.

Шли по утоптанной в снегу стежке. До берега недалеко, километра три, не более. Затем тяжелый подъём по крутому, скользкому, заснеженному склону берега.

Вот и дорога, идущая от причалов морского порта. Рядом, всего метрах в ста, улицы города, дома, уже с освященными окнами.

Город еще шумел, двигался, мерцал фарами автомашин.

В хорошую погоду анадырцы всегда выходят погулять по заснеженным улицам. Не так много за длинную зиму выпадало таких безветренных, с легким морозцем дней.

Стальнов и Новуцкий, с рюкзаками и длинными металлическими бурами за плечами, остановились у перекрестка. Стальнов жил на соседней улице, дом Новуцкого был через несколько метров.

— Рекомендую после ванной несколько глотков горячего чая с красным вином — хорошо расслабляет и согревает. — порекомендовал Стальнов журналисту.

— Хорошо! Я еще пью настой из разных трав… потом поблаженствую на диване. Отдых сегодня и полезный и выгодный и приятный.

— Да, этим еще и хорош Крайний Север! Тут еще чистая рыба, чистая вода, чистый воздух!

Они расстались.