Все трясется, загудает! Бедные, истерзанные множеством попаданий мешки с песком нещадно разбрасывают свое содержимое, поднимая тучи пыли. Глаза слезятся и от проклятущего песка, и от боли в груди, и сильнее всего от досады.
Чуть-чуть ведь не дотянули!.. И вот мы в кольце.
Маскировочная сетка над головой усиливает и без того крепкое чувство ограниченности, безысходности…
– Снаряды! Скорее снаряды! – громко, с мольбой в голосе, попросил артиллерист Коля. Тридцатисемимиллиметровая зенитка дала еще одну очередь и замолчала. Тонкий ствол угрожающе, но бессильно уставился в сторону приближающегося врага. – Снаряды, Сергей! – Ответа не было. Пограничник Арсентьев, привалившись спиной к груде ящиков, дрожащей рукой зажимает рану на голове. По его лицу бегут струйки крови. – Сергей! – Сиротинин вскочил с места наводчика и тут же припал к земле. Враг взбесился…
– I’m out! – Сержант Хорнер отскочил от своей позиции. Безуспешно пытаясь найти в патронташе хотя бы еще одну обойму, он кричал: – I need ammo! Jumper! Ammo! Shi-i-i-it!
Перед ним упала немецкая граната. Еще миг – и всех нашинкует осколками, но нет, Алекс молниеносным движением руки зашвыривает гранату обратно к врагам. Подхватив с земли трофейную винтовку, сержант вновь припадает к мешкам. Еще несколько выстрелов есть…
– Рита, держи! – Старший лейтенант Цебриенко протянула напарнице полный магазин к МП-40 и сама поудобнее перехватила свой автомат. – Бей короткими.
– На наш век хватит, командир, – оскалившись ответила рыжеволосая и вскинула оружие. – Короткими так короткими.
– Паша, скорее! – Юра требовательно протянул руку к сидящему рядом Горбунову. Парень усердно заталкивал в диск последние патроны. – Скорее! Они уже рядом!
– Все! – Отдав товарищу диск, Павел подхватил свой ППШ и переместился чуть в сторону от пулеметчика.
– Помоги Коле, Паша! Бегом! Я управлюсь тут как-нибудь…
– I’m running out of ammo! – Капралу Джамперу тоже нелегко, он ранен, но продолжает бой. Пулемет в его руках вздрагивает, посылая короткими очередями смерть прямо навстречу врагу. Но лента стремительно заканчивается…
– Кхе! Кхем! – На колени брызжет кровь. Кажется, у меня не пара ребер сломана. И с легкими точно беда…
Черт! Ну почему все так?
Почему мы в кольце?
Эти мешки с песком обрамляют зенитное орудие. И здесь мы занимаем круговую оборону.
Есть и второе кольцо – из врагов, упорно прущих на нашу оборону…
А выход был так близко! Мост через Припять – вот он, за моей спиной. Там Мозырь, там бой, там наши идут в контрнаступление!
Чуть-чуть не дотянули. Начали за здравие, заканчиваем за упокой…
Три дня назад, после спасения летчиц и ухода от чередующихся погонь, мы к вечеру умчались на добрых тридцать километров на юго-запад от Октябрьского.
К вечеру решили остановиться и развернуть временный лагерь. За день все вымотались, и отдых был нужен категорически. Мой желудок уже обезумел, силы выгорели окончательно.
Устроились в окрестностях занимательного поселка – Рекорд. Красивые новые дома, обрамленные крашеными заборами, большая машинно-тракторная станция, капитальный склад пиломатериалов и мощная лесопилка. Как-то от всего этого ощутимо тянуло европейщиной – ухоженность, аккуратность и прочий шик-блеск подходили больше какой-нибудь альпийской деревушке, чем колхозу СССР. И пусть даже колхоз-рекордсмен, ежели название не врет, – ну не подходит ему такой облик…
Обратной стороной монеты под названием «Рекорд» оказалась пустота. Улицы поселка встретили нашу разведгруппу тишиной и покоем. Ни одного жителя, ни одного оккупанта, ни даже собак или кошек – никогошеньки вообще. И транспорта нет, телег там или машин. В домах пусто, кое-где заметны следы вывоза мебели, возле здания управы кучи сожженной бумаги. На здании управы нашли табличку и выяснили, что поселок – интернациональный. Здесь проживали и русские, и американцы. Отсюда и такой необычный, яркий и ухоженный облик Рекорда.
Капрал Джампер при обходе немалой поселковой МТС обнаружил в закрытом ангаре один-единственный трактор, визуально целый и невредимый. Мы с Хорнером пришли на зов Энтони, посмотрели-подумали и решили открывать запертое здание. Только пристроились курочить навесной замок на воротах, меня как током прошибло: «НЕЛЬЗЯ!» На секунду мелькнула серая пелена. Я шарахнулся от ворот, бойцы, не сговариваясь, повторили мой маневр.
– В чем дело, сэр? – поинтересовался сержант.
– Нельзя ворота открывать. Нельзя.
Почему нельзя, спрашивать не стали – поверили на слово. Влезли в ангар через окно. И ой как не зря это сделали!
Ворота и трактор были заминированы не меньше чем полусотней килограммов тротила…
Из Рекорда мы валили быстро и без оглядки. Оставаться даже на минуту в этом малогостеприимном месте не пожелал никто. В лагере нас коротко расспросили о столь стремительном возвращении. Ответ всех удивил, но не так чтобы сильно: война на дворе, а не загородная прогулка. С такими размышлениями все и отправились отдыхать, выставив часовых.
– Не спится? – Голос, донесшийся из-за спины, не вызвал нервных реакций. Обернувшись, разглядел в свете костра летчицу Лену.
– А, товарищ старший лейтенант. Присаживайтесь. – Указав на место напротив себя, я чуть подвинулся, пропуская девушку. Минутку мы помолчали, просто сидя и смотря на огонь.
– Спасибо, что спасли нас с Маргаритой, – протянув руки к костру, произнесла Елена.
– Это я и ребята должны вас благодарить. Если бы не вы – нас бы там прямо на опушке раскатали. Мы хотели вас отблагодарить. – В костре щелкнула веточка, будто бы подтверждая мои слова. – Другой причиной стало то, что каждый опытный летчик сейчас на большом счету. Это ведь очень дорогого стоит, чтобы два штурмовика вышли на бой против десяти истребителей!
– Как приказали, так и поступила, – потупив взгляд, отмахнулась летчица. – Мы сильно рисковали.
– А не всякий герой становится таковым по своей воле, – улыбнулся я в ответ. – И риск – он на войне везде.
– Да-а-а, тут не поспоришь…
Мы долго разговаривали. Я скромно, издалека расспрашивал девушку о ее жизни и службе в авиации. А она с интересом рассказывала. Я узнал много полезного.
И о том, что в авиации СССР служит много женщин. К примеру, экипаж второго штурмовика, участвовавшего в знаменательном бою, а затем уничтожившего наших преследователей, тоже женский. Там за штурвалом – ни много ни мало Герой Советского Союза капитан Надежда Рузанкова. Ветеран войны в Испании, Освободительного похода и Финской кампании. Она с Чкаловым дружит!
Сама Елена Цебриенко в авиации с тридцать пятого года. Тоже воевала в Испании, в тридцать восьмом, но была тяжело ранена и долго восстанавливалась. Поэтому в действующую армию вернулась лишь в середине сорокового.
Еще узнал, что за штурмовики в их полку: новейшие модификации Су-6 с двигателем воздушного охлаждения. О вооружении летчица ничего не рассказала, сославшись на то, что подобная информация секретна и даже с проверенными союзниками, к сожалению, обсуждать этот вопрос не имеет права. Ну ничего страшного, я не в обиде, главное – узнал что-то новое.
Честно говоря, и так я удивлен. Ил-2, или «горбатого», тут нет, но есть превосходящий его во всем Су-6. И это хорошо!..
Потом девушка рассказала о том, что Маргарита, ее рыжая напарница, совсем ей не напарница. Бортстрелок из экипажа Цебриенко сейчас в госпитале, а Виноградова замещает ее. Отношения с Ритой у командира напряженные, но бой с истребителями показал неплохую слаженность их работы.
Затем наступила моя очередь немного поведать о себе. Но это оказалось лишним. Старший лейтенант знала, кто я такой. Газеты и радио свое дело сделали, моя «слава» довольно велика. Девушке было известно даже о моем участии в воздушном бою…
Ну что тут скажешь? Звезда, ё-мое!..
Когда костерок стал прогорать, наша беседа сошла на нет, и мы спокойно отправились спать…
На следующее утро, доев остатки моего НЗ и скромных польских запасов, обнаруженных в БТР, мы устроили совещание по главному вопросу: «Как быть и что делать?» С удобством разместились на небольшой полянке, обрамленной стройными соснами, и завели сложную беседу:
– Товарищи, положение наше незавидное, и надо что-то делать. Вариантов у нас немного, точнее – всего два. – Говорил я по-русски, а для англоязычной части подразделения – Хорнера и Джампера – потихоньку переводил Юра. Иванов, неплохо владевший английским еще в нашем мире, тут, подобно мне, резко приобрел улучшенные познания в языке. Чему, стоит заметить, он несказанно удивился, но особого виду не подавал, только довольно улыбался, уверенно переводя мои слова. – Вариант первый – переход к партизанским действиям. То есть отказ от пересечения линии фронта на некоторое время. – По лицам присутствующих вижу – несимпатичен им вариант. Особенно летчицам. А как же иначе? Способный летать ползать не станет. – Понимаю, что за исключением меня, – посмотрев на Юру и Сергея, чуть замялся и решился, – и товарищей пограничников, ни у кого знаний ведения партизанской войны нет. Или я ошибаюсь?
– Сэр, – поднял руку Хорнер. – Мы с капралом Джампером добровольцами прошли всю Гражданскую войну в Испании. Два месяца нам пришлось провести в тылу врага, и мы входили в состав отряда герильяс.
– Прекрасно, сержант Хорнер! – А бойцы-то попались о-го-го какие! Я-то думал – откуда в них столько удивительного спокойствия в бою, а оно вот что. Битые калачи. Этих двоих без вариантов надо тащить в рейнджеры! Ох как они там пригодятся со своим опытом. – Это еще лучше. Но плюс партизанского варианта немного в другом. Разместившись на время в тылу врага, мы серьезно увеличим наши шансы на выживание в сравнении с прорывом через фронт. Если правильно подойдем к решению этого вопроса, выйдем, к примеру, на местное подполье, а таковое, я уверен, здесь найдется, то, думаю, вскорости и не придется самим прорываться через фронт, а нас просто заберут геликоптерами или пришлют самолет. Но до того момента мы будем вынуждены выживать в прямом смысле этого слова. Много времени будем тратить на поиск еды, боеприпасов, медикаментов. Придется самим организовывать лагерь абсолютно из ничего. Из-за отсутствия рации выход на подполье будет сильно затруднен – мы не будем знать, к кому обращаться, подпольщики с нами общаться, скорее всего, не станут, так как о нас им не будет ничего известно. Может, мы враги и хотим их раскрыть и уничтожить? Посему как скоро нас заберут, сказать не могу. А до эвакуации, если будем излишне шалить-партизанить, могут и егерями обложить. Но до того мы сумеем нанести какой-никакой, а ущерб врагу.
Задумались товарищи. Сильно задумались. Плюсы и минусы далеко неоднозначны.
– Товарищ первый лейтенант, а каков второй вариант? – Старший лейтенант Цебриенко впилась в меня своими карими глазами так, словно смотрела через окуляр коллиматорного прицела.
– Банально идти на прорыв. Если повезет – найдем прореху во вражеских линиях и без проблем, с ветерком домчимся прямо до наших. Не повезет – придется поползать по прифронтовой полосе в поисках той самой лазейки. Стоит заметить, ползать придется за спинами врагов. Рядом с фронтом. – Последнюю фразу особенно выделил. – А это риск фантастический. Можем при прорыве и от врага в спину получить, и от союзников в лоб огрести. Объяснять, почему все так мрачно, надеюсь, нет надобности? – Молчание стало звенящим. Почудилось, что все перестали дышать, так тяжела была ноша выбора. Даже летчицы не стали задавать вопросов – и без них все ясно. Куда ни кинь, всюду клин. М-да, демократию я развожу опасную, выбор предлагаю, а не ставлю перед фактом. Мне бы с Цебриенко, как с командиром, все по-тихому обсудить, решить, что к чему, да и действовать. Ан нет, я все на общее рассмотрение вынес. Но так лучше – не тот момент, чтобы за всех и вся решать. Уже нарешался, нужно чуточку отстраниться…
– Товарищ командир. – Горбунов подался вперед. – А что бы вы сами предпочли? – Занятный подход. Милиционер явно решил пойти простым путем. Наверное, я бы задал аналогичный вопрос.
– Я бы пошел на прорыв. – Все встрепенулись. Эх, не хотел я, чтобы на мое мнение люди опирались, но, увы, видимо, опять от меня идея пойдет. – Пока противник ведет наступление, его части оторваны от тылов, линия фронта неустойчива. Есть шанс уйти. Так бы я поступил сразу, но враг наступает уже не первый день, и, возможно, он уже сбавляет темпы, подтягивает тылы, приближается второй эшелон войск, и мы можем нарваться. Очень и очень серьезно нарваться… Поэтому вариант с переходом к партизанской деятельности считаю более приемлемым в нашем положении. – Во как народ удивился. Сначала одно, потом другое. Никакой определенности! Х-хе…
– Предлагаю проголосовать, – решительно хлопнула по коленям Цебриенко. Демократия в ВВС РККА? Что-то мне не по себе. Хотя-а-а… – Будем долго думать – потеряем время. Товарищ Пауэлл предложил нам варианты, значит, мы должны выбрать. Кто за вариант партизанить, поднимите руки? – Я и Сергей подняли руки. Чуть поколебавшись, Иванов присоединился к нам. Все. Оченно негусто. – Три голоса за партизанство. Кто за прорыв? – Все остальные. Только милиционер Горбунов несколько секунду не решался поднять руку, глядя на пограничников. – Большинством голосов выбран прорыв.
– Хорошо, пусть будет так, – с облегчением согласился я. Коль изначально демократично дал выбор, то и исход соответствующий. Значит, все сложилось очень удачно. Только бы и дальше все шло удачно.
Через полчаса после окончания совещания мы уже тряслись в бронетранспортере по лесным дорогам на юго-восток, в сторону Мозыря. Используя карты летчиц и известные им данные о ходе боев на юге Белоруссии, решили, что на Мозырском направлении наступление противника было самым медленным, а значит, там вражеские части либо слабее, либо их там меньше. Плюс я слышал от пленного поляка, которого хотел взорвать, что их часть шла к Мозырю, на усиление прорыва.
А усиление разное бывает – или успех развивают, или очень даже наоборот, исправляют провал. Хотя что так, что эдак – все едино, опасности нам не избежать. Вопрос в том, какая будет опасность и в каком объеме она предстанет.
Долгий путь в восемь с лишним десятков километров от поселка Рекорд до Мозыря мы покоряли весь световой день и еще пару часов после заката. Будь на дворе светлое будущее, пусть хоть год две тысячи десятый – даже сотню километров по лесной дороге да на хорошем джипе мы пролетели бы часа за четыре, может, за пять. Но будущее еще не наступило, джипа тоже, увы, нет. Доступный же нашей братии польский БТР, по-спартански удобный (железная коробка с лавками, и на гусеницах – ей-богу!), и колдобины лесных дорог бескрайнего Полесья жестоко заставили нас останавливаться каждые два часа езды. Будь у нас возможность ехать напрямую – путь наш сократился бы аж до пятидесяти километров! Но ехали мы окольными путями, лесами, полями и болотами, стараясь не показываться вблизи поселений… Прятались и мучились, если в двух словах. Когда же останавливались и вываливались из транспорта, округу моментально оглашали стоны и проклятия. Ругали в основном польский автопром и лесные прогулки. Чуть меньше обвиняли сложившиеся обстоятельства.
Желание питаться отпало само собой – укачало всех поголовно. Даже крепкие, подготовленные к экстремальным перегрузкам летчицы и матерый автомобилист Юра, не один год откатавший в будущем на собственном авто, светились зелеными лицами. Поговорка «лучше плохо ехать, чем хорошо идти» нашему случаю соответствовала. После полудня стало по-летнему жарко, измучившее нас железо бронетранспортера, ко всему прочему, стало горячим. И в одной лишь вещи за этот день мы нашли уют и счастье – в воде! Пили как кони. Нашли днем, во время одной из остановок, студеный родник. Это на болотах-то! И счастливо прильнули к живительной влаге. Вода чистая, как слеза, и вкусная, как пятигорская минералка. Пили, наполняли фляги, а потом пили еще и еще, компенсируя общее нежелание принимать пищу. Да и запасов провианта у нас было с гулькин нос, так что получилась неожиданная экономия.
После шести часов вождения Хорнер не выдержал и попросил его сменить – остановки остановками, а крутить баранку дело неблагодарное. Эстафету принял его верный напарник капрал Джампер. И вообще тема взаимоотношения нашей скромной братии и трофейного транспорта напоминала священный ритуал. С песнями и плясками… Консилиум технарей во главе с моим братом Сергеем (высшее техническое образование, пусть и неполное, предопределило главенство) обхаживал машину на каждой остановке. Что-то подкручивалось, простукивалось, смазывалось маслами-солидолами. По словам брата, за бэтээром производства машиностроительного предприятия «Урсус» прежние хозяева следили самым надлежащим образом, так что его – и остальных – техническое вмешательство свелось к текущему техническому обслуживанию. Машинка требует лишь горючего, масла и проверки ходовой. С первыми двумя составляющими у нас наметились серьезные проблемы – запас топлива и масла жестко ограничен, и если план с Мозырем накроется, то и транспорта у нас больше не будет. Бензина, похоже, хватит впритык дотянуть до цели, и все. Тогда мы либо безлошадными пойдем к «свободе», либо пощупаем врага на предмет топлива. Однако с боеприпасами у нас – как с бензином: мало, и хватит на один раз прикурить… А ведь заведомо перед отъездом просил всех – берите патроны! Как чувствовал. Ну, коли в средствах нападения мы ограничены, значит, будем защищаться. Обтянули борта машины маскировочной сеткой, затолкали под нее мешки с песком (бывшие владельцы славно запаслись нужными вещами – набор инструментов, масксеть, мешки, ЗИП, а мы эти вещи пустили в дело) и достигли положительного эффекта. Бортового номера не видно, внешность техники преобразилась, защищенность немножечко возросла. Можно жить и ехать!
Эх-эх-эх! Вроде все в порядке, если не смотреть на обыкновенные трудности. Но на душе поганенько. Внутри все в комок сжалось, в голове прямо звон стоит. Не то от жары и стресса черепушка гудит, не то от предчувствия какого?..
Остановки заканчивались, гонка со временем продолжалась. Мы были измучены и счастливы – на нас, преобразившихся, мало кто обращал внимание. Нам вообще сильно повезло: выезжаем на мало-мальски серьезную дорогу – с нее тут же сдувает всех! Ехали как на прогулке. Один раз встретили колонну санитарных машин. Там на нас никто и не смотрел. Водители изучали дорогу, избирая безопасный путь, дабы не трясти раненых. А тем самым раненым совсем не до нас.
В другой раз мы обогнали небольшую группу кавалеристов. В воздухе витает запах жаркой битвы! Вру, я его не чувствую, я его предполагаю. Наездников мало, в свете фар мелькнули грязные подранные кители, общий растрепанный вид… Побили крылатых гусар, устали они от сечи и брани, посему проводили они ленивым взглядом наш БТР – и думать забыли. На мою наглую рожу в офицерской «рогатывке» и подавно никакого внимания не обратили. Дисциплины – ноль! И слава богу!..
А потом мы остановились на ночлег…
Солнце давно закатилось за горизонт. Небо потихоньку затянуло осенними тучами. В и без того темном лесу стало непроглядно черно, холодно и очень плохо…
– Рядовой Винсент Раус… Рядовой первого класса Мэтью Бэйл… Техник третьего класса Дирк Доумэн… Сержант Натан Брайт… – тусклым голосом зачитывал с табличек Юра. Синеватый луч фонарика подрагивал, то высвечивая выведенные на досках черной красной имена, то освещая путь пограничнику. Иванов шагал очень осторожно, изо всех сил стараясь не наступать на аккуратные могильные холмики…
Лес обступил нас со всех сторон, закрывая черной пеленой от посторонних глаз, от целого мира. Точно так же эти деревья уберегли от врага могилы солдат…
– А здесь красноармейцы… – Луч выхватил из темноты очередную табличку. – Старший сержант Андрей Малышев… – Затем следующую. – Боец Михаил Стецюк… – И еще одну. – Боец Семен Липкин… – А потом еще, и еще, и еще…
Двадцать одна могила. Десять американских солдат и одиннадцать красноармейцев. Все имена и звания написаны по-русски, значит, хоронили и своих, и союзников советские солдаты. И хоронили, видно, сегодня, следы совсем свежие, земля рыхлая, краска на табличках еще не засохла. Эх, жаль, не пересеклись с теми, кто выжил, было бы проще дальше существовать. Как-то мы припозднились. Но быстрее ехать не могли – и так гнали настолько быстро, насколько возможно…
Господи, да о чем же я думаю?
Стою пред могилами и рассуждаю – кто, когда и кого хоронил! На душе – погано, а мозги хрень какую-то обдумывают! Нет бы почтить павших в бою, а не быть циником… Что со мной такое?! Когда я перестал быть человеком?
Мысли поработили меня. Я долго стоял у могил в полной темноте. Меня никто не звал к разведенному в яме костру. Никто не предлагал подкрепиться остатками нашего провианта. Никому не было до меня дела. А может, меня никто не хотел трогать? С чего же? Да, может, с того, что я стал отвратительным человеком. Кровожадным, жестоким лицемером, в душе желающим всех и вся защитить, а сам хладнокровно, стопками укладываю в могилу и врагов, и товарищей. Это все ради достижения цели! Ага, последняя цель – вывести из окружения две с лишним дивизии, бросив в мясорубку горстку доверившихся мне солдат. Нет! Людей! Именно людей. Но черт тебя побери, ты офицер или где? Твое дело – командовать, и потери – это потери. Война идет! Тогда другой вопрос: почему ты, офицер недоделанный, нарушил приказ командования, да еще и заставил нарушить этот приказ другого офицера? Какое у тебя на это есть право, Артур? Решил переиграть войну, о которой ничего не знаешь! «Попросил» людей не идти к спасению, к фронту, а прямиком в пекло ради достижения сомнительных целей. Тебе. Тупо. Повезло. Артур, тебе просто повезло! Не будь там этой проклятой гати – что бы делал, а? Метался по Октябрьскому с мольбами о чудесном появлении дороги? Ведь так ты делал в лагере, когда узнал о беде Паттон и Чаффи… Неужели я возомнил себя самым умным? Да на меня смотрят как на психа. Я нарушаю приказы, поступаю, как левой ноге хочется, плюю на всех и вся. Я так приду прямиком в никуда!.. Почему? Почему все так?..
Дождь? Стоп, я так промокну и замерзну, если дальше сидеть на голой земле и не укрываться. Даже если спину греет от еще теплого радиатора машины, а передо мной догорает костер, застудиться проще некуда…
А? Не понял. Когда я пришел к бэтээру? Э-э-э! Все уже спят, что ли? Тогда потихонечку встаем. Надо бы выяснить, кто на часах, а то, может, меня за часового посчитали…
– Не спишь еще, командир? – встревоженно окликнул меня Юра. Говорил он негромко, чтобы не потревожить спящих. В темноте ни черта не видно, костер в яме горит, света не дает, не могу понять, где же находится друг.
– Да, бессонница. – Рядом тихонько шелохнулись кусты. – Ты дежуришь?
– Ага, я. Ты же никого не назначил, вот я и заступил, потом Сергей пойдет. – Теперь слышу некоторую обиду. Все верно, не за что ко мне хорошо относиться. – Ты как у могил в себя ушел, так до сих пор и ходил… Ты хоть ел сегодня… командир? – Заминку я уловил – неприятный звоночек, однако. Черт, в животе предательски загудело при слове «еда». – Там тебе оставили, у костра, пожевать. Все, я ушел. – Кусты вновь шелохнулись, собеседник тихонько удалился.
Ну вот и поговорили. Зашибись вообще! Только хуже стало. Даже есть расхотелось, пойду спать – утро вечера мудренее, может, что пойму. Перед тем как отправиться в объятия к Морфею, с отвращением почесал жуткую щетину и мысленно выругался. Ну и фиг с ней, не один я такой «усатый-бородатый»…
Утро воистину мудренее! Особенно раннее, когда солнышко еще только намечает свой подъем из-за горизонта… Желудок взвыл всеми голосами неисправных двигателей! Организм нагло разбудил сильнейшим чувством голода. Питаться надо! Я, видишь ли, вчерашний день – как модница, разгрузочным сделал. Только глаза открыл, а меня прямо-таки затрясло с голодухи. Особенный организм – особенные потребности. Все хорошо заживает? Будьте любезны поставлять энергию и стройматериал в больших количествах и своевременно. Нарушил сроки – помучайся маленько, может, поумнеешь, Артур! Хорошо, хоть никто не успел схомячить мою вечернюю пайку. Однако, кроме часовых, никто бы ничего не съел, сон все еще крепко держал в своих объятиях нашу сборную братию.
Словами не описать тех сонных взглядов, что сошлись на мне во время приема пищи. Ну, извините, господа-товарищи, что разбудил, но я есть очень хочу… Да, ем холодную тушенку руками прямо из консервной банки, куда заблаговременно раскрошил пару галет. Да, непрезентабельно, вот вас так припечет – поглядим, кто хуже выглядеть будет. Ну да, чавкаю по-свински, говорю же, ем я.
– Мнам… Фу фто? Мнам-мнам… Подъем, товарищи, через пятнадцать минут выдвигаемся. – Ну вот поели, можно и поспать… Тьфу ты, то есть повоевать!
Скажу откровенно – накаркал я, как самая позорная ворона! Ой как накаркал! Повоевать, значит? Ну, хавай полной ложкой, товарищ первый лейтенант!..
Нет, поначалу все было поистине прекрасно!
Спокойно проехали между Рудней-Антоновской и Антоновкой. Ехали как на пикник – солнышко светит, вокруг нетронутая природа, свежий воздух. Лепота!
Издалека понаблюдали за ленивыми фрицами, разворачивающими ремонтную базу. Копошатся гансики, копают-строят-маскируют, трудятся, в общем. И тут мы, нагло, не таясь катим мимо. Я даже помахал им рукой! А они весело поприветствовали в ответ. Непуганый народ, видать, думают, что мы польская разведка или что-то типа того… Ой лохи! Мимо вас злые диверсанты промчались, а вы им ручкой машете. Утю-тю! До первого удара штурмовиков вы такие веселые и беззаботные.
После этого момента укрепилось и без того стойкое чувство, что раз вчера мы без труда ехали по оживленной дороге и сегодня сделали «ручкой» немцам, то можно чуточку расслабиться и обнаглеть. Поэтому мы выехали на шоссе в сторону Калинковичей, пристроились за колонной грузовиков и спокойненько катили с ними почти до самого города. Вдалеке, на юге, громыхала канонада. Сильные отзвуки взрывов подогревали надежду на легкий и быстрый прорыв. Ежели там сражение, то кто-то наступает. А значит, полно дыр во фронте! Из-за этой самой канонады лица у каждого встречного-поперечного были угрюмые и глубоко задумчивые. Так что ни мы, ни наш транспорт интереса не вызвал. Смотрят на меня, торчащего над бортом машины, окидывают взглядом мой головной убор (рогатывку я все же надел, лишняя маскировка не помешает), потом смотрят на БТР и забывают, на что сейчас смотрели! Клянусь, я офигел от того беспрецедентного наплевательства, излучаемого всеми встреченными противниками. Не приходит им в голову, что так нагло могут себя вести и враги, лихо мчащиеся к свободе!
Завидев впереди город, мы свернули на проселок в южном направлении. Изначально была мысль объехать Калинковичи с севера и двигаться по направлению Малые Автюки – Глинная Слобода, но раз у Мозыря идет сражение – едем туда. Чем черт не шутит. Может, укроемся где, а наши-то сами и придут. Так что свернули с дороги и поехали на юг. Путь срезали – и избежали опасности встретить фельджандармерию или какой-нибудь КПП у города.
Ага, от одной беды ушли, зато другую встретили!
Лесная дорога, петляя, провела нас мимо деревни Ситня и километров через шесть вывела прямо на шоссе в сторону Мозыря. Небо впереди затянуло пеленой черного дыма, словно кто разжег сигнальный костер: «Здесь опасно!» Но опасность не страшит, опасность – наш выход. А вокруг гигантского кострища, словно мошки или стервятники, вьются десятки самолетов. Там грохочет война, идет большая битва. Добраться бы туда!..
Однако у войны другое мнение. И кое-что ожидает нас гораздо раньше – на обочинах, по обе стороны шоссе, широкой лентой пролегающего до самого Мозыря, стоят грузовики!
– Твою же мать… – бледнея, пролепетал Юра, видя, как к нам бежит польский офицер. Усердно жестикулируя, пан требует остановиться. Блендамет, а на обочине не меньше взвода пехоты. Все поголовно смотрят на нас. А ведь есть еще те, кто в грузовиках сидит, приказа ждет… Ой что сейчас будет!..
– Приготовить гранаты. Бросать по команде. Юра, левый борт. Jumper, right side. – Шепотом, не отрывая взгляда от бегущего офицера, бормотал я. Товарищи медленно зашевелились. – Horner, slow down… – Теперь сближаемся мы с врагом не очень быстро, пара секунд еще есть!
В ладонь уткнулась рукоятка ракетницы. Свободной рукой на ощупь нашел в подсумке осколочный выстрел к «Дракону» и зарядил оружие. Пан уже достаточно приблизился. Не боится, прямо лоб в лоб с бэтээром идет. Ну и получай, вражина!
– Alex, hit’em!
Звонко стукнувшись черепом о капот БТР, пан офицер вскинул руки, словно воскликнув: «Посмотрите, что творится!» – и скрылся под колесами. БТР только слегка вздрогнул, переезжая его тело.
Ракетница гулко бахнула, посылая в пехотинцев на обочине осколочную гранату. Эх, мелковат калибр, и заряд слабоват. «Базука» одним фугасом полвзвода смела бы! Так враги хорошо сидят, плотно! Э-э-эх!
– OPEN FIRE!
Пулемет застрекотал на левом борту. Длинная очередь ударила по фигуркам, метнувшимся врассыпную от взрыва.
– ALEX!
– А сержанта и подгонять не надо. Он сам не дурак и знает, как на педаль газа жать. БТР взревел, рывком ускорился и помчался, полетел, словно стрела!
Первые мгновения, кроме обстрелянного взвода, никто не сообразил, что же именно происходит. Из машин стали выпрыгивать пехотинцы. По мчащемуся на полной скорости СВОЕМУ бронетранспортеру никто не стрелял. Все удивленно искали причину неожиданной стрельбы.
Затем как началось! Мы не проехали и трехсот метров, как со всех сторон ударили сотни пуль. Все загрохотало, зазвенело, посыпались искры, обрывки масксети и мешков.
– Вниз! Пригнитесь! – Хоть бы борт не пробили. И не дай бог у врага в голове колонны найдется хоть один крупнокалиберный пулемет! Визг рикошетов, свист пролетевших мимо пуль и дикий рев мотора. Голливуд, ты ли это?..
Выглянув на секунду, заметил, что колонна впереди уплотняется, машин больше, и стоят они ближе друг к другу.
– Гранаты! – Выхватив из подсумка гранату, дернул чеку и метнул через борт. Куда попаду – дело второе. Главное – пусть взорвется. Может, кого накроет. С секундной задержкой все, за исключением Хорнера, повторили мое действие, вышвырнув за борт по гранате.
– ОГОНЬ! – Сразу после череды взрывов поднялся над бортом и обстрелял из автомата машины слева. Тут же меня поддержали товарищи, вдарили со всей пролетарской ненавистью. Враг опешил от обрушившегося в ответ шквала и еще на мгновение прекратил огонь. АГА! У нас у всех автоматическое оружие, ироды! После этого нам стреляли только вслед, впереди и по бортам никто не рисковал встревать.
– Перезарядиться! – Командуем и выполняем приказ. Блин, патронов маловато осталось. Всего четыре магазина в подсумке. А трофейные пистолеты-пулеметы у летчиц. Нужен запасной автомат! Точно, к хаверсаку ведь примотана кобура с маузером! Быстрее отцепляй, быстрее, лейтенант! Потому как можешь не успеть. О’кей! Магазины из хаверсака в карманы, та-а-ак. Маузер на ремень прицепить, вот, теперь можно дальше воевать! Эх, блин, оружия на мне до фига, а стрелять нечем… Опа! Мы проскочили колонну? Машин больше нету! Дорога свободна! УРА!..
– За нами погоня! – пристроив на задний борт свой «дегтярь», закричал Юра.
– Горбунов, следи за дорогой впереди! Остальные к бортам! – Протолкнувшись через боевое отделение к Юре и взглянув на преследователей, я невольно выругался. Четыре мотоцикла и пушечный бронеавтомобиль. Опять двадцать пять! – Канистру и «колотушку» сюда! – Сейчас устроим «греческий огонь» по-русски. Экспромт, мать его! Выдернув из обвисшей масксети длинную бечевку я обернулся: – Ну же!
– Это последнее топливо, что у нас есть! – Маргарита смекнула, к чему идет дело, и воспротивилась.
БАБАХ!
Столб земли вырос справа по борту. БТР вздрогнул от ударной волны. Это было слишком близко! Сержант Хорнер от испуга нервно крутанул руль влево, да так что слетел с дороги. Одно нас спасло: лес по левую руку от нас уже закончился, и мы оказались на краю поля. В боевом отделении от резкого рывка нежданно случилась куча-мала.
– Да чтобы их, скотов, подбросило да не опустило, растудыть их в качель!.. – негромко, но очень злобно выпалил брат. Он кое-как устоял на ногах, ухватившись руками за борт. – ИЗ-ЗА НИХ ВИНТОВКУ ВЫРОНИЛ! – И встал, главное, во всей рост, храбрец, блин!
– СЕРГЕЙ, СЯДЬ БЫСТРО! – рявкнул знатно, аж понравилось. Брат резко рухнул пятой точкой на сиденье, уставившись на меня. – КАНИСТРУ И ГРАНАТУ МНЕ БЫ-Ы-ЫСТРА! – выбираясь из-под навалившегося друга, заорал я. – ПРИКАЗЫ НАДО ВЫПОЛНЯТЬ, МАТЬ-ПЕРЕМАТЬ!.. – Тут уже никто не сопротивлялся. Быстренько организовали «заказ», даже помогли примотать веревкой гранату на канистру. – Horner, get back on road!
БАБАХ!
Тра-та-та!
З-з-зараза! Только мы выскочили назад, а по нас уже прицельно бьют! Второй разрыв ударил слева. Опять рывок, раздраженная возня и ругань. На этот раз мы не слетели с дороги, справа еще густой лес, можно нечаянно вписаться в деревце…
БАБАХ!
М-м-мать! Нас так накроют, и сгинем ни за грош! В ритме вальса, Артур! Колпачок откручиваем, дергаем за шнурок – и за борт подарочек:
– H-here we go-o-o! Eat this, bitches!
БАБАХ!
Над головой взвизгнули осколки, по каске застучали комья земли. Еклмн, опять справа разрыв.
Да Египет! Ну, сейчас огребете, уроды!
– Dammit! I’m hit! – Блин, Энтони зацепило. – Just a scratch! Don’t worry!
БУМФШ-Ш-Ш!
Огогошеньки! Нехило канистра полыхнула, скажу я вам. Прямо перед мотоциклами взорвалась, да так, что полыхающая жидкость обдала преследователей. Два мотоцикла тут же улетели на обочины в попытке отвернуть от стены огня. Один перевернулся и влетел прямо в эпицентр огненного вихря. Последний же на полном ходу попал прямо в огонь и проскочил его. Объятые жарким пламенем мотоциклисты только и смогли, что спрыгнуть со своего транспорта и, дико размахивая руками в безуспешных попытках сбить огонь, медленно осели на землю… Жуткая, жестокая смерть. Но такова война!
– Bridge! I see the city! We made it! – Джампер весь вне себя от радости заголосил, привлекая внимание. Дорога немного вильнула, и наконец мы увидели цель! Мозырь! Вот он, родимый…
И тут меня дернуло.
Сейчас что-то случится!
Сквозь пространство словно ударила волна и, зацепив меня, мелькнула серым цветом. Вспышка отразилась сильной болью в голове. И осознанием беды.
Вновь вспышка, и я прямо ощутил удар. Померещилось, что мы столкнулись и он прошел через весь корпус бэтээра.
Мы столкнемся с чем-то!
Всего через мгновение!
– Horner stop! Turn right! No-o-ow!
Справа, из-за деревьев, на бешеной скорости наперерез вылетел грузовик. Алекс успел среагировать на мой вопль и выполнил команды. Но было слишком поздно. Отвернуть не удалось.
– ДЕРЖИТЕСЬ!
Удар грузовика пришелся прямо на переднее правое колесо. Бронетранспортер от чудовищного удара развернулся на девяносто градусов и вылетел с дороги. Все вокруг резко дернулось. И потемнело.
Боль! Сильная боль! Кто-то воткнул мне в грудь пару ножей! Как же больно!
– Умммм… – Открыв глаза, не могу понять, где я. Разумом моим безгранично властвует лишь одно – боль. – Кхе! Кхем! А-а-а! – Изо рта при кашле брызжет кровь. Твою мать, похоже, ребра сломал… Блин, я сложился пополам и вишу на борту бэтээра вниз головой…
– Командир! Лейтенант! – Меня хватают за ноги, пытаются тянуть. Движение вызывает волну боли и кашель. Кричать не могу, задыхаюсь. Отчетливо доносится голос Юры: – Не тяните его! Горбунов, Сиротинин, из машины. Проверьте грузовик. Сергей, помоги поднять лейтенанта…
Ой, меня приподымают. Ох… Что-то темновато стало… Чую – уплываю куда-то. Боль все затмевает.
– …Майкл! Ау? Блин, глаза у него мутные… Не помрет? – Вновь выпрыгиваю в реальность. Предо мной фигурки, не могу различить кто, все плывет. И боль, чтоб ее! – Товарищ старший лейтенант, что делать будем?
– А? Я не знаю… – растерянно отвечает женский голос. Цебриенко, да.
– Тогда принимаю командование на себя. Оружие, боеприпасы, личные вещи в руки – и валим к мосту!.. – Опять Юра. Узнаю его голос. Бегите, только меня не бросайте… Хочу сказать, но не могу. Опять кашель. Грудную клетку простреливает боль. В голову бьет тьма…
– Кхем! Кха! У-у-у-у… – Волокут куда-то. Руки на чьих-то плечах. Блин, я ноги только волоку. Надо и самому шевелиться…
– …Штурмовики! Ложись!..
Падаю, блин. В грудь что-то ударяется. А-а-а! Мама моя! БОЛЬНО-О-О!..
– …Мы не прорвемся. Противник на мосту!
– Там танки! Берегись!.. – Еще удар. Звуки прыгают и затихают…
– Скорее, скорее! – Опять просветление. Боль в груди притупилась, но все еще тяжело. – В укрытие!
– Чисто. Уложите командира там, за мешками. – Боль пробивает грудь, но мельком, на один момент. Ой, прохладная земелька… Хорошо-то как, что положили меня…
– Мать вашу, мы не пройдем через мост! Там танки! Танки! – Голос звучит будто издалека.
– Противник на дороге. Нас обложили!
– What we got to do?
– Отставить панику! У нас есть зенитка. Отобьемся! – Рык Юры прерывает все возгласы и отрезвляет меня своей решимостью.
Глаза открываются сами по себе. Над головой мутное небо в темных пятнах. Э нет, это масксетка…
– Кхем! Ох… Сиротинин, Арсентьев, к орудию… – Голова работает на удивление чисто. Боль терзает тело, но не разум. Я могу думать. Откуда-то из глубины подсознания накатывается серая волна. Нет, не та, которую я вижу пеленой, преображающей мир, а та, которую я ощущаю нутром. Она подкрепляет меня. – Посадите меня. Скорее… – Кашель рвет легкие, изо рта идет кровь. Бли-и-и-н. Легкие мои, легкие… Чьи-то руки легко подхватывают меня. Больно, но я терплю. Вот, усадили. А, это Горбунов. Взгляд грустный, но улыбается. Что вокруг? Мешки? Зенитка? Ящики? Ага, позиция зенитного орудия. Кольцо. – Приказываю… кхе… занять круговую оборону… Кха…
Все трясется, гудит! Бедные, истерзанные множеством попаданий мешки с песком нещадно разбрасывают свое содержимое, поднимая тучи пыли. Глаза слезятся и от проклятущего песка, и от боли в груди, и сильнее всего от досады. Хорошо, что удалось самому себе морфия два шприца-тюбика вкатать. А то, наверное, подох бы к чертям. Теперь прямо бодрячком, повеселел немного. Еще чуть-чуть посижу – и своими ногами смогу утопать…
Чуть-чуть ведь не дотянули!.. Все из-за меня. Руки кривые, ухватиться за борт не смог. Все ни единой травмы не получили от столкновения, а я…
И вот мы в кольце. Через мост не прошли. Враг с того берега лупит. Танки там, пулеметы – не пройти так просто.
Маскировочная сетка над головой усиливает и без того крепкое чувство ограниченности, безысходности… Хорошо, хоть сюда добрались. И вновь спасибо летающим танкам! Вдарили по предмостовым укреплениям, вынесли зенитчиков. Дали нам шанс!
– Снаряды! Скорее снаряды! – громко, с мольбой в голосе, попросил артиллерист Коля. Тридцатисемимиллиметровая зенитка дала еще одну очередь и замолчала. Тонкий ствол угрожающе, но бессильно уставился в сторону приближающегося врага. – Снаряды, Сергей! – Ответа не было. Пограничник Арсентьев, привалившись спиной к груде ящиков, дрожащей рукой зажимает рану на голове. По его лицу бегут струйки крови. – Сергей! – Сиротинин вскочил с места наводчика и тут же припал к земле. Враг взбесился…
Брата зацепило! Боже, боже! Эмоции хлестнули, тело невольно вздрогнуло, вызвав боль. Брат, держись! И Коля, держись… Без зенитки худо будет!
– I’m out! – Сержант Хорнер отскочил от своей позиции. Безуспешно пытаясь найти в патронташе хотя бы еще одну обойму, он кричал: – I need ammo! Jumper! Ammo! Shi-i-i-it! – Перед ним упала немецкая граната. Еще миг – и всех нашинкует осколками, но нет, Алекс молниеносным движением руки зашвыривает гранату обратно к врагам. Подхватив с земли трофейную винтовку, сержант вновь припадает к мешкам. Рядом с ним лежит тело немецкого зенитчика. На поясе у него подсумки с обоймами. Сержант рвет, дергает клапан неподдающегося подсумка и скорее достает желанные патроны. Еще несколько выстрелов есть…
– Рита, держи! – старший лейтенант Цебриенко протянула напарнице полный магазин к МП-40 и сама поудобнее перехватила свой автомат. О, вооружились девушки. Молодцы! Любой стрелок сейчас на счету. Эх, не могу я толком пошевелиться и помочь в бою… – Бей короткими.
– На наш век хватит, командир, – оскалившись, ответила рыжеволосая и вскинула оружие. – Короткими так короткими. – И тут же открывает огонь, стреляя по невидимому мне противнику.
– Паша, скорее! – Юра требовательно протянул руку к сидящему рядом Горбунову. Парень усердно заталкивал в диск последние патроны. Богатырь явно спешит, но доделывает работу, не потеряв ни одного патрона. – Скорее! Они уже рядом!
– Все! – Отдав товарищу диск, Павел подхватил свой ППШ и переместился чуть в сторону от пулеметчика.
– Помоги Коле, Паша! Бегом! Я управлюсь тут как-нибудь… – Юрец припадает к пулемету. Гулко застучал «дегтярь», и к ногам пулеметчика посыпались, ярко блестя, горячие гильзы. Горбунов секунду смотрит на пограничника и все же бросается выполнять приказ. У орудия еще есть невскрытые ящики, может быть, и снаряды найдутся. А там и еще минутка жизни будет!
– I’m running out of ammo! – Капралу Джамперу тоже нелегко, он ранен, но продолжает бой. Пулемет в его руках вздрагивает, посылая короткими очередями смерть прямо навстречу врагу. Но лента стремительно заканчивается… Пару раз подпрыгнув в воздухе, конец ленты улетает в приемник прожорливого оружия. Капрал пригибается и чуть отползает. На земле рядом с бойцом лежат большие подсумки – там магазины к пулемету. Сейчас они пойдут в дело. Жаль, что их всего два…
– Кхе! Кхем! – На колени брызжет кровь. Кажется, у меня не пара ребер сломана. И с легкими точно беда… Вдруг я помру от этого? Эх, обидно-то как! Глупая ведь смерть!
Черт! Ну почему все так?
Почему мы в кольце?
Эти мешки с песком обрамляют зенитное орудие. И здесь мы занимаем круговую оборону. Сам ведь отдал приказ. Сам! Нет бы пойти напролом. Рискнуть жизнью, но не ждать смерти здесь, в этом кольце!
Есть и второе кольцо – из врагов, упорно прущих на нашу оборону… Вот-вот эти ублюдки подойдут. Кончатся у нас боеприпасы – и амба!
А выход был так близко! Мост через Припять – вот он, за моей спиной. Там Мозырь, там бой, там наши идут в контрнаступление! Я слышу раскатистое «УРА!», я слышу, как бой идет сюда, нарастая с каждой секундой. Но он еще так далеко! Ну почему?
Чуть-чуть не дотянули.
Ду-у-у! Ду-у-у-у-у!
Что это? Словно пароходный гудок…
– Откуда гудок? Поезд? – взволнованно оглянулся Юра. Он смотрел куда-то мне за спину, в сторону моста. – Не может быть! Это наши катера! НА-А-АШИ!
Меня пробрало. Все умолкло. Даже противник перестал стрелять после гудка. Все окружающие направили свои взгляды на гладь реки Припять…
– А-а-а-ар! – Пересилив боль и слабость, подтянул ноги, оперся локтями на мешки за спиной и, приподнявшись, смог встать на колени, обернувшись лицом к реке: – Господи, и правда – наши…