Полдень 1 июля. Между большими Японскими островами и Северным тропиком.
Тропические циклоны своевольны. Супер-циклоны — в особенности. Циклон Годайва, родившийся где-то между Гавайями и Кирибати, должен был (по расчетам экспертов-метеорологов) набрать полную силу над Маршалловыми островами, прокатиться над Марианской грядой, и разбиться о юго-восточное побережье Китая. Но Годайва вдруг повернул к северу, ускорился, и ворвался в японские субтропики. Ярко-лазурное небо затянулось чернильными тучами, прорезаемыми ослепительными вспышками молний. Полдень превратился в сумерки. Сверху обрушивались косые ливневые потоки, ветер перехватывал их и тащил почти параллельно волнам. Хотя, визуальное представление параллельности уже начало теряться: поверхность океана, покрытого хлопьями пены, вставала под немыслимыми углами к горизонту. Волны, видевшиеся синими, успели перекраситься в свинцовый цвет, и резко вырасти. Штормовой ветер срывал длинные полосы белой пены с их гребней. Цифры на табло электронного анемометра, казалось, взбесились: преодолели отметку «33» и поползли к волшебной отметке «61». Тут надо пояснить. Скорость ветра 33 метра в секунду это 12 баллов Бофорта. Ураган. Жуткая разрушительная сила, способная валить деревья, и срывать крыши с домов. Но есть у природы превосходящая сила: супер-шторм. Ветер 61 метр в секунду и более.
120-метровый несостоявшийся малазийский корвет австралийской постройки, а ныне — исландский лайнер «Мидгардсорм» с канадско-новозеландским мотором, шел на юг по меридиану Токио. Он удалился от Большого Хонсю уже на 500 километров. Прямо по курсу лежал японский мини-архипелаг Бонин, а справа и слева — только океан…
…Рулевой Олаф Тйалвисон (второй помощник капитана), на миг повернул голову, и с искренним раскаянием сказал вошедшему капитану Торфину Бйоргсону:
— Ты извини, кэп, что я позвонил тебе, и сорвал с койки, но метеослужба прошляпила: обещала нам 8 баллов, а сейчас уже 10 баллов, причем ветер усиливается, и волны…
— Вижу, — сказал капитан, — волны выше пяти метров. А где Джебб Бретер?
— Он инструктирует команду, и заодно проверяет крепление мебели в ресторане-буфете. Молодцы-проектанты! Сделали по-военному: никакой подвижной мебели. А то бывает, делают, как в сухопутном ресторане. А при 12-балльном шторме даже 300-метровые лайнеры швыряет так, что мебель летает от борта к борту.
— Олаф, сто троллей тебе в нюх! Смотри, накаркаешь!
— Нет, кэп. Уже кто-то накаркал. Из Огасавары передали: уже 12 баллов, и растет.
— Вот, дерьмо, — спокойно произнес Торфин, — а как наши пассажиры?
— Они пока только удивлены, но скоро начнут охреневать. Потому я тебя и сорвал.
— Ты правильно поступил, Олаф. Пассажиры должны видеть спокойного капитана, так написано в какой-то книжке. Не помню. Хрен с ней. Главное, принцип правильный.
— Вот и я об этом, — и рулевой тоже кивнул.
— А как машинное отделение? Что Егор Попандопуло говорит?
— Стармех говорит: геотермальная, хе-хе, кочегарка работает четко, как швейцарский хронометр, и «Мидгадсорм» пройдет сквозь этот ураган, как чайка сквозь облако.
Торфин Бйоргсон уселся в пустующее пока кресло ассистента рулевого — и вовремя. «Мидгардсорм» начал проваливаться в особо глубокую пропасть между волнами. С мостика, глядя сквозь фронтальное остекление, казалось, что корабль летит носом в сплошную стену воды. Возник даже этакий намек на невесомость… А несколькими секундами позже — намек на перегрузку. Это корабль миновал нижнюю точку между волнами, и косо врезался носом (похожим на лезвие меча) во встречную волну. Бум! В остекление мостика ударил мощный водопад, летящий горизонтально, как будто бы с нарушением всех законов физики, толкующих о гравитации Земли.
— По «World Radio Japan» — продолжил Олаф, — заговорили о буре столетия. Вроде, два циклона слились, и весь японский юг в огромной жопе. Но, янки на «Radio Guam» говорят, что Годайва — не буря столетия, поскольку Иоланда в 2013-м, была сильнее. У Иоланды ветер порывами превышал 90 метров в секунду, а у Годайвы 80 максимум.
— При скорости 80 метров в секунду тоже мало не покажется, — заметил Торфин.
— Это точно, — согласился рулевой (второй помощник), и добавил, — а вот идет волна не меньше десяти метров. Сейчас будет шоу…
…И он не ошибся. Сначала «Мидгардсорм» выполз на гребень волны, так что на одно мгновение стала видна (сквозь струи ливня) панорама океана: гигантское причудливо измятое темно-серое полотно, с разбросанными по нему, будто бы, сугробами пены, и мелькающими вспышками — бликами молний, с лениво вращающимися водоворотами, вокруг которых вода, казалось, вскипала, как сомнительный суп в грандиозном котле. Следующие несколько секунд был полет с гребня в пропасть между волнами. А затем: резкая перемена дифферента при прохождении низины между волнами, грохот — когда острый нос корабля прорезал новую волну, и водопад, летящий в остекление мостика.
— Шоу… — проворчал капитан, — …Тысяча троллей в ноздрю! Пассажиры будут весьма обоснованно недовольны. Они выбрали круиз не для того, чтобы их тут болтало, будто мышей в стиральной машине.
— А я думаю, — возразил рулевой, — что пассажиры, хотя сейчас перепугаются, зато уже послезавтра будут на адреналине строчить в своих блогах, какие они крутые моряки.
Капитан Торфин Бйоргсон неопределенно хмыкнул:
— Может быть. Но меня беспокоит сплошное остекление бортов на ангарном твиндеке.
— На пассажирской палубе, кэп. Мы же лайнер, а не корвет.
— Главное, Олаф, ты меня понял, — ответил Торфин.
— Да, я понял. У меня и у самого такая мысль была. Я вспомнил, историю на Карибах в позапрошлом году, когда 12-балльный шторм вышиб остекление на палубах и даже на мостике. Людей там посекло осколками, как от бомб почти. Общество потребителей и профсоюз моряков затем подали в суд, и раздели шиппера и турфирму будьте — нате.
— Вот-вот, — Торфин кивнул.
— Ну, так, — продолжил Олаф, — меня Егор успокоил. Наше остекление надежное. Это не фигня гламурная, а поликарбонатное оргстекло. Такое ставят на военных кораблях.
«Мидгардсорм» покатился с очередной волны, и с грохотом вошел носом в следующую волну. Тонны сероватой воды ударили в остекление мостика — и соскользнули, оставив бесформенные клочья пены.
— Веселятся быки Посейдона, — эпически прокомментировал Торфин.
— Точно, веселятся, — ворчливо согласился Олаф кивнул, — только как бы нас не начала веселить миссис Тингели.
— Ты о чем?
— Я о том, кэп, что у нас на борту семья из Бельгии. Рэм Тингели, бизнесмен, Кларион Тингели, его жена, 8-летний Дидрик Тингели, и нисколько летний кто-то у Кларион в животе. По ней незаметно, она по фигуре: пончик. Но там двадцатая неделя.
— Двадцатая неделя? Откуда ты знаешь.
— Мне доктор Синти Росетти шепнула по секрету. Она сейчас сидит с Кларион, так, на всякий случай. Дидрика они усадили смотреть какие-то мультики, а Рэма отправили в ресторан-буфет, пить меганезийский абсент с канадской мумией.
— С какой еще мумией?
— С писательницей, Маргарет Блэкчок, — пояснил рулевой.
В этот момент лайнер перевалил через еще одну огромную волну, катиться вниз, и — врезался в стену воды впереди. Бум!!! На этот раз удар был чудовищным по меркам гражданского судна. «Мидгардсорм» шел под углом к волне, и значительная часть импульса пришлась на левую скулу, так что корабль резко бросило вправо.
… - В ресторане-буфете, говоришь? — невозмутимо произнес капитан. У него уже был немалый опыт встреч с таким экстримом: не зря служил в Приполярной Атлантике.
— Да, — рулевой кивнул, — аппетита при такой качке нет, поэтому они там только пьют.
— Погоди, Олаф. Ты сказал про какой-то меганезийский абсент. Верно?
— Да. На Шикотане в Корео-Тауне это пойло продается на рынке. Еще такой абсент называется «зеленуха». Контрабанда из Меганезии, но нам-то что?
— Ничего, — сказал капитан, — если никто из пассажиров не отравится.
— Люди проверяли, нормальное пойло, — уверенно ответил рулевой.
Прогрохотала новая волна, встряхнув корабль, как фокстерьер встряхивает пойманную крысу. Но, эта крыса была бронированная, и ей оказались нипочем такие встряски. Как только «Мидгардсорм» выровнялся, рулевой продолжил:
— Пьянку замутила канадская мумия. Ей было скучно сидеть в каюте, и она вытащила в ресторан-буфет свою нянечку, мулатку-юниорку. Еще пару молодых британцев. К ним присоединился этот бельгиец. И там наш кок, Хануман работает. Молодец, индус.
…В этот момент лайнер снова рухнул в проем между волнами, а затем сверху с диким грохотом упала многотонная масса воды. Когда стало чуть тише, рулевой добавил:
… - Эта волна была с 5-этажный дом, не меньше. Шторм уже верных 11 баллов.
— Я пойду в ресторан-буфет, — произнес капитан, — гляну, что творят любители абсента.
— Ясно, кэп. Я постою на вахте.
— ОК, Олаф. И еще, сообщи по бортовой связи: капитан корабля в течение часа будет в ресторане-буфете, и каждый пассажир может задать ему, в смысле мне, интересующие вопросы. Объяви три раза, с интервалом пять минут, чтоб все услышали. А я пошел.
…
Ресторан-буфет на лайнере «Мидгардсорм» был (цитата из проекта): «рассчитан на 400 персон при предельном заполнении, и на 150 персон при рекомендуемом заполнении». Попросту, это значило: более 150 человек одновременно туда лучше не сажать: им там окажется тесно, к тому же, маленький персонал камбуза не успевал бы обслужить их за разумное время. Но, сейчас не было даже намека на тесноту. Зал казался огромным для компании из семи персон, усевшихся на табуреты около угла стойки бара. Кроме ранее названных там успели появиться Герда Шредер и Азалинда Кауфман.
Азалинда, заметив капитана, немедленно замахала руками:
— Мистер Бйоргсон! Присоединяйтесь! Вот здесь как раз место, которое вас ждет.
— Да-да, — хором подтвердили Марк и Брай О'Бирк, — мы просим вас, капитан!
— Благодарю, фрау Кауфман…
— …В этот момент зал перекосился, все затряслось, и присутствующие схватились за стойку. Затем (когда корабль преодолел волну, вызвавшую такой эффект) обстановка успокоилось, и Маргарет Блэкчок, сидевшая точно напротив угла, сообщила:
— Мы тут употребляем самогон-абсент зеленуху по методу мистера Ханумана. Быстрее вооружайтесь соломинкой, капитан Бйоргсон, и попробуйте, это так увлекательно!
Двое не высказавшихся: Тэффи Аллегро (молодая компаньонка миссис Блэкчок) и Рэм Тингели (мужчина средних лет, тот самый бизнесмен из Бельгии) согласно покивали.
— Вот соломинка, кэп, — произнес старший кок, индус Хануман.
— Благодарю, — ответил Торфин Бйоргсон, покрутил соломинку в пальцах и с некоторым опасением посмотрел на тяжелую сковородку, в которую был налит слой зеленоватого напитка. Остальные участники уже передавали эту емкость из рук в руки, в его сторону.
— Кэп, — стал объяснять кок, — надо коснуться соломинкой поверхности абсента, и очень осторожно, понемногу, втягивать жидкость вместе с пузырьками воздуха.
— Я попробую, — сказал капитан, и стал выполнять услышанную инструкцию. Тут снова произошла встряска, и перекос зала, так что Торфин хлебнул абсент неосторожно, и от порции этой смеси фруктового спирта с эфирными маслами, оглушительно чихнул.
— Блеск! — воскликнула Маргарет, — Вот готовый эпизод для новеллы о флибустьерах!
— Вы пишете о флибустьерах, миссис Блэкчок? — удивился он.
71-летняя канадская новеллистка утвердительно кивнула.
— Да, с чего бы мне упускать такую тему, как флибустьеры?
— Э-э… Просто, я слышал, что вы пишете… Как это называется?..
— Женские любовные романы, — подсказала она, — да, действительно, я работаю в жанре женского любовного романа, но это не исключает флибустьеров. Классик этого жанра, Маргарет Митчелл, выбрала для «Унесенных ветром» фон гражданской войны в США. Сейчас, у авторов, пишущих в этом жанре на заказ с построчной оплатой, и со строгим условием не приближаться к границам цензуры, получается какая-то уродливая помесь ханжества и эротомании, отмеченная незнанием даже геометрии человека, не говоря о биологии и психологии. Но при вдохновенном подходе жанр прекрасен, уверяю вас…
Маргарет собралась сказать что-то еще, но зал вновь перекосило, корабль покатился с очередной волны, и с грохотом ударил в следующую волну. Герда Шредер еле успела удержать в руках сковородку с абсентом. Снаружи мощный поток воды накатился на панорамное окно буфета-ресторана — и схлынул. Герда быстро втянула в себя чуточку абсента, и передала сковородку канадской новеллистке.
— О! Спасибо! — сказала та, тоже приложилась к абсенту, и передала сковородку Крису Февре, — О! Совсем другое ощущение! Кто помнит, на чем я остановилась?
— На флибустьерстве, цензуре и женских любовных романах, — сказала Тэффи.
— Да, верно! — новеллистка кивнула, — Флибустьеры! Это фантастически романтично! Я уверена, что дух морских странствий был гораздо сильнее в эру парусников. Капитан Бйоргсон, я вовсе не в укор вам и вашему кораблю это говорю, поверьте.
Тофин Бйоргсон коротко кивнул.
— Конечно, я верю, миссис Блэкчок. А вы сами ходили в открытом море под парусом?
— О, да! — новеллистка широко улыбнулось (что выглядело слегка сюрреалистически с учетом ее внешности, ассоциирующейся с ожившей египетской мумией), — О, да! Мой первый бестселлер создан в одиночном парусном походе из Сан-Франциско на Гавайи. Возможно, вы читали. Это почти документальная новелла: «Тринадцать футов». Моя океанская яхта по имени «Крошка» ровно 13 футов в длину, или 4 метра, если для вас привычнее метрическая система. Кстати: я родом из Келоуны, что в полтораста милях восточнее тихоокеанского побережья, на озере Оканаган. В юности я стала ходить под парусом на обычной пластиковой лодке. И мое первое свадебное путешествие было на парусной яхте! В первом браке я родила двоих детей, но потом любовь ушла, и я ушла. Печально, увы! Но, я снова вышла замуж, уехала на юг Ванкувера, и стала ходить под парусом в океанском заливе… Черт, такими темпами я никогда не доберусь до Крошки. Наверное, надо пролистать годы до второго развода…
Маргарет Блэкчок замолчала и сосредоточилась, будто действительно перелистывала страницы толстой книги, переждала очередную волну… А затем продолжила рассказ.
… - Я с тремя детьми вернулась в Келоуну, в родной дом, стала искать себе занятие, и вспомнила миф про Огопого, существо, вроде плезиозавра в озере Оканаган. Я выбила трехлетний грант на поиски Огопого. Правда я не нашла его, но зато, записала сказки индейцев. Эта моя книжка имела некоторый успех, и я решила, что сама могу сочинять хорошие сюжеты. Но нужен импульс, яркие впечатления! Так возникла идея Крошки. Пролистаем то время, когда я строила Крошку, а мама говорила: «Маргарет, какая ты идиотка»… Но вот! Крошка готова, заброшена в Сан-Франциско, и я вышла в океан. Никто не верил, что я одна на 13-футовом паруснике дойду до Гавайев, но я дошла, и сочинила свой первый бестселлер: «Тринадцать футов».
— А что флибустьеры? — поинтересовался Рэм Тингели, втянув немного абсента через соломинку.
— О! — новеллистка снова улыбнулась, — Эта идея возникла у меня много-много позже! Флибустьерский роман «Любовь под Веселым Роджером» я задумала 5 лет назад, и с абсолютно сырой заготовкой сюжета отправилась в карибский мини-круиз по местам флибустьерской славы. Куба, Ямайка, Гаити. Я нашла замечательных друзей, и роман получился, будто сам собой. Это был очередной бестселлер, уж который по счету.
Бельгийский коммерсант удивленно моргнул несколько раз.
— Ого, миссис Блэкчок! Вы теперь печете бестселлеры каждый год, как пончики?
— Просто, — пояснила она, — мне везет на сюжеты несколько лет. В прошлом году меня пригласили в экспедицию на дирижабле в Субантарктический пояс, и сходу появился концепт-сюжет романа-сериала «Обитаемый айсберг». Едва я передала первую книгу сериала моей подруге, которая мой литературный агент, как судьба столкнула меня с жуткой реальной историей, и оттуда родилась новелла «Дельфин цвета радуги».
— О, боже! — воскликнула Брай О'Бирк, — Это ведь история про девочку-мусульманку в Квебеке? Я не ошиблась, миссис Блэкчок?
— Вы не ошиблись, — подтвердила Маргарет, и тут…
…На «Мидгардсорм» обрушилась действительно гигантская волна. Тысячи тонн воды ударили с такой силой, что металл обшивки отозвался густым звоном. Корабль жестко швырнуло вбок, и резко накренило. Люди хватались друг за друга, и за все, что попало. Сковородка с абсентом улетела к левому борту, отскочила от стены, и упала на пол. За панорамным окном виднелась только вода — корабль почти полностью погрузился. Но мгновением позже, он выскочил на поверхность, и заскользил вниз с водяной горы… Бум!!! Снова потоки воды окатили панорамные окна. А затем корабль выровнялся.
— Капитан, это нормально? — с тревогой в голосе спросила Азалинда Кауфман.
— Абсолютно нормально для такого шторма, — сказал Торфин Бйоргсон и добавил, — вы начали рассказывать про дельфина цвета радуги, миссис Блэкчок.
— Да, — канадская новеллистка кивнула, — дельфин цвета радуги был прекрасной детской фантазией главной героини, этнической египтянки, родившейся и выросшей в Канаде… Спасибо, Хануман.
Последняя реплика новеллистки относилась к старшему коку, который уже поставил на стойку бара новую сковородку с абсентом, и стаканчик с соломинками для коктейлей.
— Просто у меня такая работа, мэм, — с достоинством ответил индус.
— Вы прекрасно справляетесь, Хануман! — сказала она, сделала паузу, и продолжила свой рассказ, — В возрасте 11 лет наша героиня подверглась калечащему ритуалу: женскому обрезанию. Этот ритуал существует во многих исламских странах, но в новелле речь о почти открытом проведении такой калечащей псевдо-медицинской операции в Канаде.
Торфин Бйоргсон слегка смутился, и произнес:
— Может я чего-то не понял, но обрезание, это вроде у мужчин в исламе и иудаизме. В библии, вроде, что-то про это написано, только мне, как-то недосуг было читать.
— Да, — подтвердила Маргарет, — в библии описано обрезание края кожи на фаллосе.
— …Вот-вот, — капитан кивнул, — а у женщин фаллоса нет, и обрезать, значит, нечего.
— Это вам только кажется, — очень спокойно сказала новеллистка, — женское обрезание представляет собой операцию отсечения клитора и малых половых губ.
— Чего? Они охренели что ли? — искренне изумился капитан.
— Ваша реакция на это, — прокомментировала Маргарет, — типична для цивилизованного европейца или североамериканца. Но у некоторых народов этот ритуал предписан, как гарантия последующей супружеской верности жены. В цивилизованном мире женское обрезание запрещено, однако запрет игнорируется при попустительстве юстиции.
— Тысяча троллей в ухо! А куда смотрят правозащитные конторы? Их же целая куча!
Маргарет Блэкчок вздохнула:
— Религиозная толерантность, капитан. Ведь это обычай довольно широкого течения в исламе. А я не стала связывать себя канонами толерантности, и рассказала читателю о действительном положении дел. О беззащитных маленьких девочках, которые, будучи принуждаемы родичами, ложатся под нож к мясникам-фундаменталистам. Операция проводится без анестезии, и без соблюдения элементарных правил медицины.
— Даже так? — подала голос Герда Шредер, — А вы отправили книгу в прокуратуру?
— Книга, — ответила Маргарет, — попала в прокуратуру совсем от других людей. От тех юристов, которые были наняты сообществом мусульман Магриба, чтобы возбудить в отношении меня дело о клевете и оскорблении религии. Тогда эта девушка (ей как раз исполнилось 18 лет) выложила на блог видео своего обследования у хирурга. Вопрос о клевете был снят, но вопрос об оскорблении религии остался актуальным.
— Минутку! — Герда покрутила головой, — Ведь эта операция преступна, не так ли?
— Я не знаю, — новеллистка улыбнулась (на этот раз грустно), — в нашем веке на Западе юстиция ведет себя крайне неуверенно, когда затрагиваются обычаи мусульман. Меня неприятно удивило даже не то, что полиция отказалась что-либо предпринять по моим жалобам на телефонные угрозы, а то, что страховая компания отказалась уплатить мне компенсацию за сожженный автомобиль. По мнению их юристов, я сама виновата, как провокатор недружественных действий в адрес моего имущества.
— А у вас есть адвокат? — спросил Рэм Тингели.
— У моей подруги — литературного агента имеется адвокатский опыт, и она сказала, что бесполезно судиться, поскольку юстиция… Вы уже догадались. Практический совет в данном случае был: покинуть Канаду, и дождаться пока кто-то другой оскорбит ту же религию. Тогда свора переключится на него, а я смогу безопасно приехать домой.
— Подождите! — воскликнула Брай О'Бирк, — А та девушка? Она ведь тоже рискует!
— Это отдельная история, — ответила Маргарет Блэкчок.
— Как это отдельная!? Миссис Блэкчок, я думаю: нельзя было оставлять эту девушку!
— На самом деле, — начала отвечать новеллистка, но тут…
…Почти одновременно с встряской от очередной огромной волны, в ресторан-буфет ввалились три новых персоны. Торфин, обернувшись на шум, сразу заметил стармеха Попандопуло. Двое других: пассажиры. Капитан вспомнил их чуть позже:
Невысокий, но широкий дядька, ассоциирующийся с колобком из восточнославянских народных сказок, благодаря круглому лицу и небольшому пивному брюшку. Его звали Карел Коржик, гражданство — Евросоюз, Чехия.
Грациозная, смуглая девушка, уроженка Индокитая. Ее звали Кхо Сури. Гражданство — Евросоюз, Румыния (понятно, что гражданство купленное — Румыния этим славится).
Едва Торфин Бйоргсон вспомнил их имена, как корабль попал под удар невообразимо гигантской волны. Публика за стойкой, приложив героическое усилие, и заорав хором, умудрилась удержать от падения не только себя, но и сковородку с абсентом. Но двое вошедших пассажиров шлепнулись на пол, причем чех покатился, как уже упомянутый фольклорный колобок. Грациозная индокитаянка просто растянулась во весь рост, но, с гимнастическим проворством вскочила, и попыталась поднять чеха. Тщетно. Слишком большая разница в весе. Впрочем, их обоих это вовсе не смутило: они хохотали, будто происходило какое-то комедийное шоу в жанре «корова на льду». Подоспевший к ним стармех Попандопуло, поднял-таки чеха, и все трое шагнули к стойке.
— Э-э… — протянул капитан, — …Добрый день, мисс Кхо и мистер Коржик.
— Привет, кэп! Привет, народ! — радостно провозгласил Карел Коржик.
— Все классно! — добавила Кхо Сури, повисла на шее у капитана, чмокнула его в нос, и соскользнула на колени Карелу, успевшему приземлиться на табуретку.
— Уа!!! — заурчал чех, облапил индокитаянку за маленький бюст, после чего спросил, как видно, обращаясь ко всем сразу, — Алло, народ! Что пьем?
— Абсент, сэр, — ответил старший кок.
— Хануман, — негромко сказал Егор Попандопуло, — этим ребятам дай лучше оранж.
— Ясно, — старший кок кивнул и мгновенно выдал Карелу и Сури по коробочке оранжа с соломинками для коктейля. Кажется, их это вполне устроило: они, продолжая хохотать, воткнули соломинки в лунки на коробочках, и стали пытаться выпить на брудершафт (известный застольный обряд, состоящий в том, чтобы два участника одновременно выпили, переплетя локти рук, в которых держат емкости с напитком).
Пронаблюдав это, Торфин негромко сказал стармеху:
— Давай-ка Егор отсядем, и переговорим.
— Да, кэп, — ответил тот, и оба пересели за столик в углу.
— Егор, чем обдолбалась эта парочка? — без предисловий, спросил Торфин.
— Польским снежком, — ответил Попандопуло.
— Так… Что такое «польский снежок», и кто их угостил этим?
— Это меганезийская штучка, изобретенная польским химиком-мигрантом. Оно вроде экстази, но забористее. А угостил я по рекомендации доктора Синти Расетти.
— Не свисти! Не могла Синти рекомендовать такое!
— Я не вру, кэп! Этот пассажир из Чехии, где нет моря. Не привык, значит. А тут этот ураган. Пассажир впал такую депрессию, что подружка обратилась к Синти, и Синти сказала: пассажиру надо срочно что-то для драйва. Спроси у нее, кэп.
— Я спрошу у нее, даже не сомневайся. А сейчас я спрашиваю у тебя: где ты взял этот «польский снежок»?
— На Шикотане, там это в кофе-шопе продается, там же, где пиратские видео-диски.
— Ясно. Значит, чешский пассажир обдолбался, чтобы победить депрессию. Но зачем обдолбалась пассажирка, его подружка?
— Так, за компанию, — ответил Попандопуло, явно удивленный постановкой вопроса.
- Ладно, Егор. А что у тебя в машинном?
— Нормально там. Геотермальный, хе-хе, мотор вертится, хоть бы что. Мощная вещь! Я оставил на посту двух моро: Насера и Амана, они сравнительно толковые парни…
«Мидгардсорм» снова тряхнуло, и из-за стола раздался жизнерадостный хохот.
… - Видишь, кэп, — продолжил стармех, — какие чудеса творит польский снежок! А про корабль с такой машиной я скажу: он то, что надо. На нем можно ходить сквозь такой шторм. На любом другом цивильном корабле я не советую, особенно в море Дьявола.
— Егор! Море Дьявола это шарлатанские сказки, как и Бермудский треугольник.
— Конечно да, кэп. Но многие моряки верят. Потому мы сейчас одни в этой акватории.
— Что? Как это одни?
— Да, вот так, кэп. Паром и контейнеровоз, которые шли позади нас, повернули назад к островам Идзу. У него на мостике не осталось ни одного целого стекла, и капитан там обоснованно решил, что с него хватит. Еще австралийский балкер, который шел с юга, возвращается, чтобы укрыться на Марианских островах. В акватории островов Бонин — только две японские рыболовные шхуны, не успевшие в убежище. Радист принял….
Фраза осталась недоговоренной, поскольку «Мидгардсорм» снова встал на дыбы, если можно сказать так о корабле, а затем, с грохотом зарылся носом в очередную волну. За столом снова жизнерадостно заржали и, судя по возгласам восторга, на этот раз кто-то поймал сковородку с абсентом, не дав ей снова улететь со стойки бара.
— Что там принял радист? — спокойно спросил Бйоргсон.
— Он, — ответил стармех, — принял на УКВ сигнал бедствия с одной из шхун. Она южнее островов Бонин, и севернее острова Иводзима. На Иводзиме есть вспомогательная база японской авиации, но они не могут поднять вертолет при таком урагане.
— Так, Егор, получается, что мы ближайшие. Но мы подойдем только на рассвете.
— Да, кэп. Радист уже ответил, что мы идем. Я надеюсь, они продержатся до рассвета.
— Твои бы слова морскому богу в уши, — пробурчал Торфин Бйоргсон…
…Позже, уже ночью, спутниковый интернет принес новость: «все 11 рыбаков со шхун Suzume и Suifuto спасены и доставлены на остров Хахадзима. Администрация острова благодарит все корабли и команды, откликнувшиеся на сигнал бедствия». Кто и каким образом спас рыбаков с этих шхун — осталось за кадром. Кто-то что-то недоговаривал.
…