Та же дата 9 июля. Вскоре после захода солнца.

Ново-гвинейское море, 40 миль севернее Маданга.

На капитанском мостике «Мидгардсорма» было включено TV (австралийский ABC). Пятеро террористов (включая лидера) смотрели каждый выпуск новостей. И новости нравились им все меньше. После 6-часовых новостей трое (вроде, рядовые) остались сторожить капитана Торфина Бйоргсона на мостике, а двое (вроде, лидер и адъютант) решили посовещаться, и для этого ушли на открытую палубу. Их совещание длилось четверть часа, затем они вернулись и лидер приказал Бйоргсону:

«Поворачивай корабль. Мы возвращаемся в Лоренгау».

Капитан не собирался дискутировать с террористами. Не ответив ни слова, он занялся исполнением маневра. У него был свой план (совместный со стармехом Попандопуло), согласованный урывками. Хорошо, хоть так удалось согласовать — путем обмена очень короткими строчками на исландском через боковой дисплей контроля энергосистемы.

Сейчас адъютанту лидера террористов не понравилось молчание капитана.

«Ты понял, что тебе приказано?».

Капитан опять не ответил, а продолжил работать с пультом и штурвалом.

«Может, ты хочешь так показать неуважение?», — не унимался террорист-адъютант, и (занятный момент) у Торфина Бйоргсона промелькнула в голове мысль, что этот урод обладает неплохой интуицией. И сейчас нервничает, предчувствуя неприятности…

…120-метровый лайнер внезапно задрожал и зазвенел, будто внутри кто-то колотил по корпусу тяжелым молотом. И все погасло. Все лампочки, все дисплеи, все индикаторы. Настала тьма. Дрожь и грохот продолжалась, постепенно затихая, и в какой-то момент растворились в чуть слышном плеске волн, едва заметно покачивающих лайнер…

…Прокрутим ту же сцену замедленно, с внешнего ракурса, через ноктовизор (прибор ночного виденья), и предельно внимательно. Тогда мы увидим четыре меганезийских малозаметных экраноплана «Пингвин», взявшие лайнер, как говорят «в коробочку», и ждавшие момента для резкого сближения и абордажа. Слово «абордаж», как правило, вызывает ассоциации с чем-то из «Острова Сокровищ» или «Капитана Блада». Сразу вспоминается условно-фольклорная пиратская песня:

«Пятнадцать человек на сундук мертвеца

Йо-хо-хо. И бутылка рома!

Пей, и дьявол доведет тебя до конца!

Йо-хо-хо. И бутылка рома!».

Песня поется на фоне (sic!) абордажа. Пираты с дикими воплями (чтобы сбросить свой естественный страх, и напугать врага) бросают крючья-кошки с борта шлюпа на борт золотого галеона, и лезут по канатам, сжав в зубах короткую саблю, или пистолет. Ну, Голливуд, вы же понимаете. Кстати, все это — при ярком свете дня. И враг не дремлет. Конечно, он напуган, но готовится пустить в ход мушкеты и алебарды. Ух, жесть!!!

Но, на поле не XVII век, и тут не Голливуд, поэтому тут лучше пойдет другая песня:

«Мальчики знают, что нужно все делать скорей,

И мальчики делают все по возможности тише» (Наутилус Помпилиус)…

«Мальчики» (в Европе многие из них еще учились бы в старших классах школы) ясно понимали насчет «делать скорей» и «по возможности тише». Эту задачу им облегчало наличие Т-лорнетов (очков, сочетающих функции ноктовизора и микрокомпьютерного целеуказателя). Плюс разведка. Тайный инфо-сетевой контакт со стармехом Егором Попандопуло и с капитаном Торфином Бйоргсоном, и online со всеми видеокамерами, имеющимися на борту «Мидгардсорма». Так стало известно размещение:

* Пассажиров (женщин и детей — все мужчины в тюрьме на Лоренгау).

* Экипажа (капитана и стармеха — больше никого из профи на борту).

* Террористов (их 20 человек, детали — см. ниже).

Двое — на открытом топ-бридже надстройки.

Четверо — на открытой верхней палубе, позади надстройки

Еще четверо — в машинном отделении.

Пятеро — на мостике.

Еще пятеро — на главной палубе, сторожат пассажиров, загнанных в каюты.

Теперь о том, что значит «делать тише». Если над морем слышен лишь плеск волн, то приказ «тишина» означает действительно тишину (даже разговоры — шепотом). Если к плеску волн добавляется нормальный звук работы мощного движка лайнера, то можно спокойно запускать движки экранопланов — они не будет слышны. Ну, а если турбина «геотермального» движка лайнера переведена в режим резонанса (как было сейчас) то можно стрелять из пулеметов, и из тяжелых ружей. Грохот вибрации все перекроет.

…Террористы на топ-бридже и на открытой палубе были убиты в первые секунды.

…Террористы на главной палубе прожили чуть дольше. Ведь чтобы стрелять по ним, пришлось сперва применить гранатометы: снести панорамные окна по бортам.

…Вот теперь — абордаж, и деление на две команды: мостик и машинное отделение.

«Мальчики знают, что нужно все делать скорей» (пока не затих грохот турбины). У мальчиков-коммандос, и у их взрослых шефов было решающее превосходство над противником: Т-лорнеты плюс эффект внезапности.

Финиш. Турбина остановилась. Вокруг лишь плеск волн и тьма. Торфин Бйоргсон на капитанском мостике попытался сообразить, каково положение дел, удался ли план. И единственной подсказкой был сильный запах горелого пироксилина (верный спутник стрельбы в замкнутом помещении)… Но через несколько мгновений ярко вспыхнули фонарики на стволах пистолет-пулеметов, и стала видна образовавшаяся картина. Все пятеро террористов лежали на полу, будто поломанные и выброшенные манекены. Но (существенное отличие) из манекенов не течет кровь, а тут крови чертовски много.

— Aloha, кэп Бйоргсон. Вы как? — произнес очень спокойный мужской голос.

— Вроде, нормально, — сказал исландец.

— Ну, я рад за вас, кэп. Кстати, я суб-коммодор Нгоро Фаренгейт… Внимание, группа! Ребята, вы классно справились,

— Mauru, шеф Нгоро, — послышался ответ какого-то, кажется, очень молодого парня.

— Maeva, лейт Тоби. Я повторю: классная работа, ребята! Теперь помогите группе Саби разобраться на главной палубе. E-oe?

— E-o, шеф, — последовал ответ, и через мгновение на мостике остались только капитан Торфин Бйоргсон и суб-коммодор Нгоро Фаренгейт.

Меганезиец вбросил пистолет-пулемет в чехол на боку флотской жилетки, и протянул правую руку исландцу.

— Кэп Бйоргсон, ваша работа вообще блестящая. Шедевр, я бы сказал.

- Вроде, нормально получилось, — сказал капитан, — но мне надо проверить состояние пассажиров, и состояние корабля. Адски экстремальные нагрузки, вы понимаете?

— Понимаю. Пассажирами сейчас займется команда Саби, это военфельдшер. А насчет состояния корабля, это вам карты в руки. Делайте, что считаете нужным.

— Хорошо, мистер Фаренгейт. Сейчас я включу аварийное электропитание…

С этими словами Торфин перебросил ряд тумблеров на пульте. Зажегся свет, а следом замерцали дисплеи. «Мидгардсорм» стал оживать. Торфин ткнул кнопку селектора.

— Машинное отделение! Ответьте мостику!

— Машинное на связи, — ответил голос стармеха Попандопуло.

— Так, Егор. Какая у тебя ситуация?

— Правильная ситуация, кэп. Тут незийский майор Хелм фон Зейл с коммандос. Мисс Шредер пристегнута наручниками. Коммандос ищут ключ на трупах террористов.

— Хорошо, Егор. А в каком состоянии реактор, энергетика и движительная система?

— Должно быть в полном порядке кэп. Это был регламентный вибрационный тест. Но, конечно, я проверю систему на малых оборотах. Мало ли, вдруг стали капризничать фундаментные подшипники… О! Коммандос нашли ключ от наручников.

— Хорошо, Егор. Проверяй систему, и держи меня в курсе, — сказал Торфин.

Герда Шредер обычно не страдала от стеснительности за свой внешний вид, но, черт побери: существует предел. Знакомиться с новым человеком, когда ты находишься в настолько некрасивом состоянии (с побитым лицом, с пятнами крови на разорванной футболке, и пятнами грязи на недавно белых шортах, и к тому же — в позиции сидя на металлическом полу, когда руки прикованы к трапу) — это перебор.

Хелм фон Зейл присел на корточки рядом с Гердой, покрутил в пальцах ключик, ловко открыл наручники, снял, пихнул в один из кармашков своей жилетки, и спросил:

… - Как вы себя чувствуете, мисс Шредер? Медпомощь нужна?

— Наверное, не нужна, — ответила она, и добавила, — я бы помылась и переоделась.

— Ну… — фон Зейл бросил взгляд на стармеха, — …Егор, у тебя тут есть это вот?

— Не вопрос, — сказал Попандопуло, — короче, мисс Шредер, вот там дверь в душевую и туалет, а на полке лежат комплекты корабельной униформы. Еще, если надо: аптечка в шкафчике с красным крестом. Будьте как дома. Вы звезда дня, вообще-то.

— Спасибо. Вы шутник, мистер Попандопуло, — ответила она, и поплелась в душевую.

Она выбросила шорты и футболку в мусорку, и довольно долго терла себя мылом под струями теплой воды. Волосы промыла дважды — хорошо, стрижка короткая. Хотелось избавиться от унизительного запаха собственного страха. Даже сейчас она ощущала в мышцах этакое нервное вздрагивание через короткие интервалы времени. Затем Герда посмотрела на себя в зеркало, и не сдержалась от ругательства.

— Fickeren Scheisse! Es ist eine komplette Alptraum!

(Гребаная срань! Это полный кошмар!)

— Liebe Frau! — раздался голос фон Зейла, — Ich glaube nicht, dass alles, was ist so schlecht.

(Милая леди, я не думаю, что все так плохо).

До этого момента, она не задумывалась, что Хелм фон Зейл — германец (мало ли какие фамилии бывают). Забавно. И тут Герда вдруг почувствовала, что ей уже не страшно. Наоборот, пришло какое-то веселье. Подумаешь, ерунда синяк на ребрах, и несколько синяков на лице, разбитая губа, и ссадины на запястьях. Через декаду это исчезнет. А террористы, которые пугали ее, и обещали заставить ее молить о пощаде, теперь стали просто падалью. Почему бы не похихикать в связи с таким виражом судьбы?.. Герда хихикнула, снова оглядела себя в зеркало, легкомысленно махнула рукой, вытерлась полотенцем, найденным на полке, оделась в корабельную униформу (великовато, но — сойдет). Еще взгляд зеркало, движение ладонью для упорядочения стрижки, и смелый выход в свет. В пультовый зал машинного отделения. Попандопуло и фон Зейл резко развернулись и, улыбаясь, козырнули — видимо, чтобы поднять ей настроения.

Герда шуточно козырнула в ответ, потом глянула на предметы, разложенные на полу пультового зала (все это появилось тут, пока Герда принимала водные процедуры). На большом листе брезента можно было увидеть штурмовые винтовки, пистолеты, ножи, трубки портативных раций, жетоны, пластиковые карточки и всякие документы. Герда заметила, что ее наручники тоже лежат тут, вместе с ключами. И стало ясно: это вещи, конфискованные у террористов. Точнее, снятые с трупов. Интересно…

— …Интересно, а зачем эта экспозиция? — спросила она.

— Фотографируем, разбираемся, рассылаем сетевые запросы, — ответил фон Зейл, — это вражеская экипировка. Каждый такой предмет имеет свое происхождение. И тут есть предметы, которые поставляются по государственно-контролируемым линиям сбыта.

— Спецсредства, — добавил Попандопуло, — вот в Меганезии, где нет государства, можно свободно производить и покупать любые штуки. Ну, кроме супер-опасных. А там, где государство, где власть принадлежит оффи, все военные штучки под оффи-контролем. Каждая партия винтовок, или военного радио, или даже наручников, имеет номера, по которым оффи смотрят: что и куда поехало. Но, Гестапо тоже может это узнать.

— Егор, — укоризненно сказал фон Зейл, — не надо называть INDEMI словом «гестапо». Понятно, что у нас на флоте так шутят, потому что в INDEMI высока доля германских креолов. Но эти аллюзии с Третьим рейхом… Прикинь: что подумает мисс Шредер?

— Я ничего такого не подумаю, — возразила Герда, и вдруг…

…Она поняла, что ей кажется знакомым в этом офицере меганезийской спецслужбы.

Внешне Хелм фон Зейл был удивительно похож на штурмбаннфюрера спецназа Отто Скорцени с фото в конце Второй Мировой войны. Редкое сочетание: мягкий овал лица, жесткие «портретные» линии, и светлые глаза с этакими искорками авантюризма. Еще общая черта: длинный глубокий шрам на левой щеке. А вот рост майора INDEMI был только средний с плюсом (не такой высокий, как у Скорцени). Хотя, разница роста не снижала сходства. Надо же какая игра природы с генами и другими случайностями…

…Трудно было удержаться от вопроса, и Герда спросила:

— Мистер фон Зейл, вам не говорили, что вы похожи на Отто Скорцени?

— Еще бы! — он кивнул, — У меня на войне даже был позывной «Скорцени». Вроде бы, Скорцени был из Австрии, а мои предки из Фризии, так что странно, однако вот.

— А шрам на щеке? — спросила она.

— У Скорцени от студенческой дуэли, — ответил он, — а у меня от перестрелки. Так, чисто локальный конфликт, еще до Алюминиевой революции.

— Ой, — вдруг сообразила Герда, — мы тут ведем светские беседы, а другие пассажиры? Я забыла спросить, что с ними. И моя подруга, Азалинда.

— С Азалиндой все ОК, — сказал Попандопуло, — она уже звонила сюда по интеркому, и спрашивала про вас. С другими пассажирами сложнее. Хелм, может, ты расскажешь?

Майор фон Зейл коротко кивнул.

— Да. Ситуация следующая. Террористы разделили заложников. Пассажиры-мужчины и экипаж, кроме капитана и стармеха — там, в Лоренгау. Пассажиры-женщины и дети — на лайнере. Тут на борту никто физически не травмирован, кроме вас, мисс Шредер.

— Лучше просто по имени, — предложила она.

— ОК, — согласился он, — итак, Герда, никто кроме вас не получил физических травм. Но психических травм много, и они могут оказаться серьезными. Эту проблему мы будем решать, как только придем в Мабат. Это 15 километров к северу от Маданга. Там узел логистики нашего полу-батальона, и медпункт. Все будет нормально, я полагаю.

— Нормально?! Хелм, а как экипаж, и мужчины-пассажиры? Они же в заложниках!

— Эту проблему мы будем решать, когда подтянем силы, — ответил майор INDENI.

Герда сосредоточенно потерла лицо ладонями, а потом вдруг сжала кулаки.

— Ой! Мне надо позвонить сыну, сказать ему, что я уже не в заложниках. Мой телефон отобрал непальский офицер-миротворец. Как мне?..

— Вот, — фон Зейл, протянул ей коммуникатор простого дизайна «мини-блокнот».

— Спасибо, Хелм… Так… Где у меня записан номер Феликса? Чертовы миротворцы и чертовы террористы отняли у меня и телефон, и записные книжки! Scheisse!

— Герда, тут нет проблемы. Я сейчас пришлю вам SMS с этой информацией.

— Вы пришлете? Но откуда вы можете взять телефонный номер Феликса?

— Из ноосферы, — проникновенно сказал Хелм фон Зейл, картинно подняв развернутые ладони к потолку пультового зала машинного отделения.

— Ах да, конечно, вы же разведка, — сообразила Герда Шредер.

Та же дата 9 июля. Более поздний вечер.

Маленький порт Мабат, 7 миль к северу от Маданга.

Герда еле успела выпить чашку чая с Азалиндой Кауфман в каком-то кафе на берегу, и поделиться сумбурными мыслями (а заодно выслушать советы подруги по вопросу об устранении синяков на лице и руках), когда, рядом возник фон Зейл.

— Жутко неудобно обращаться к вам с просьбой, — начал он.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Еще как случилось. Вы знаете Кларион Тингели?

— Конечно, знаю. Что с ней?

— О боже! — выдохнула Азалинда, — Это то, что я думаю?

— Как давно Кларион беременна, вы в курсе? — мгновенно отреагировал фон Зейл.

— В курсе. Когда мы обедали в ресторане на Ламотреке, она говорила: 20 недель.

— Херово, — буркнул майор, — в общем, милые дамы, вы обе нужны. Врач базы говорит: нервный шок включил процесс, и остановить преждевременные роды невозможно. На данном этапе, чтобы спасти плод, надо срочно доставить Кларион в ЦЭБИМ.

— ЦЭБИМ, это?.. — спросила Герда

— Центр Экстремальной Биомедицины в Кавиенге, на Новой Ирландии. От нас это 500 километров на ост-норд-ост. Там есть шанс, там спецтехника, туда летят два эксперта военной медицины, возможно лучшие в Океании.

— Хелм, я поняла. А чем мы можем помочь?

— Все просто, — сказал он, — вы летите в Кавиенг со мной и Кларион, за которой надо бы присматривать в полете, и в клинике. Говорить ласковые слова, что-то типа…

— …Я поняла, — снова сказала Герда.

— ОК! — он кивнул, — А вы, Азалинда, по возможности, присмотрите за мальчиком.

— За Дидриком Тингели? — уточнила она, — Конечно! Где он?

— В буфете-ресторане. Мои ребята-коммандос стараются его развлекать, но отсутствие опыта работы с детьми, это проблема. Там еще пассажирки-студентки в нервном шоке. Физически они в порядке, но выглядят хуже, чем никак.

— Я займусь и мальчиком, и студентками, — пообещала Азалинда, — только пусть ваши коммандос не лезут мне под руку, ладно?

— ОК, Азалинда, я распоряжусь, чтобы ребята слушались вас, как эксперта… Герда, мы вылетаем через 10 минут. Если вам надо взять что-то с собой, то берите прямо сейчас.

Если бы 1 апреля этого года кто-нибудь сказал Герде Шредер, что она будет захвачена миротворцами ООН в Новой Гвинее, передана террористам, и прикована к трапу. Что, вскоре она будет освобождена спецназом, и полетит через Ново-гвинейское море, для доставки в спец-госпиталь жены бельгийского бизнесмена, которая рожает в середине пятого месяца…Герда бы решила: выдумка слишком глупа даже для «дня дурака». Но реально, это было бы фантастически точное пророчество (куда там Нострадамусу).

…Сейчас Герда, не отвлекаясь, помогла Кларион устроиться в кресле заднего отсека небольшого самолета, вроде авиа-такси и после этого уселась во втором кресле.

— Пристегнитесь, пожалуйста, — попросил фон Зейл, уже сидевший в пилотском кресле.

— Да, — ответила Герда, пристегнула Кларион, и пристегнулась сама.

— Взлетаем, — проинформировал фон Зейл, и авиа-такси, прокатившись всего несколько десятков метров по полосе, со свистящим гудением, метнулась в темное небо. Видимо, сходство с авиа-такси у этой машины было лишь внешним. А взлет резковат.

— Ой, — тихо сказала Кларион Тингели.

— Все будет хорошо! — попробовала Герда ободрить ее.

— Как? — почти шепотом спросила бельгийка, — Как все будет хорошо? Скажи, ты ведь, наверное, знаешь: что с Рэмом?

— Я думаю… — Герда замялась. — …Я думаю, он вместе с остальными в той казарме, что неподалеку от рынка в Лоренгау.

— А если?.. — чуть слышно произнесла Кларион.

— Никаких если! Слышишь? Все будет хорошо! — Герда порывисто схватила ее за руки. Кажется, это подействовало. И Герда не отпускала ее весь час полета до Кавиенга…