Та же дата 14 июля, через два часа после рассвета. Земля Уангуангу.

Репортеры статусно-авторитетных СМИ, вроде CNN (или, применительно к региону) австралийского ABC, прекращают репортаж о событиях вроде ареста террористов, как только первичная юстиция торжествует (злодеи обезоружены и взяты под стражу). Но экстремальный репортер таблоида, вроде британской «Daily Mail», или американской «Transcontinental Top-News» (TTN), знает: самое интересное начинается ПОСЛЕ. Для калифорнийца Барри Диллинджера репортера TTN это было так же очевидно, как для повара — необходимость выдержки некоторых блюд в духовке перед подачей на стол.

Когда новостные группы наиболее авторитетных представителей «четвертой власти» свернули TV-эквипмент, покинули Самурайский аэродром Уангуангу, и их студийные вертолеты и наемные авиа-такси поднялись на крыло, Барри Диллинджер насмешливо хмыкнул, и прикурил сигарету, всем своим видом намекая, что он никуда не уходит.

— Ты будешь тут еще снимать? — полюбопытствовала этническая кореянка по прозвищу Туккоби (срочно нанятая Диллинджером в Кавиенге в качестве авиа-рикши).

— Конечно! Ведь именно сейчас распускаются уродливые бутоны моего сенсационного репортажа! — убежденно ответил он, и проверил, правильно работает ли его TV-камера «сорокоглазка», пучок объективов которой замаскирован под кокарду на бейсболке, а видоискатель и индикатор встроены в солнцезащитные очки.

— ОК, время мое, деньги твои, — сказала она (напомнив ему так о почасовой оплате).

— Ты сегодня хорошо заработаешь, — пообещал он, и добавил, — за толковые идеи будет дополнительная оплата, поэтому сразу шепни, если заметишь что-то необычное.

— А что для тебя необычное? — спросила Туккоби.

Барри Диллинджер, прежде чем ответить, медленно повернул голову к ней, влево, но одновременно придержал козырек, чтобы TV-камера на бейсболке оставалась удачно нацелена на группу папуасских полисменов, которые цинично мародерствовали среди плененных, как бы, ваххабитов. Сначала местные стражи папуасского порядка отняли штурмовые винтовки, пистолеты, и десантные ножи (что можно было считать просто разоружением незаконного военизированного формирования). Но затем они занялись присвоением бронежилетов, поясов-разгрузок, и армейских ботинок. Последнее было безусловным мародерством. Пикантный момент заключался в том, что рядом с таким перформансом шла мирная беседа между шерифом городка Кимбе, и официальными австралийскими лицами (спец-атташе Найтхартом и его пилотом-лейтенантом).

Убедившись, что все названное остается в центре поля обзора «сорокоглазки», Барри Диллинджер сказал своей наемной спутнице:

— Туккоби, я готов заплатить двадцатку, если ты объяснишь: почему папуасы не стали снимать ботинки с некоторых ваххабитов?

— Почему? — переспросила она, и перевела взгляд на группу из одиннадцати боевиков, размещенных чуть в стороне от остальных. Шестеро сидели, привалившись спинами к рюкзакам, а пятеро лежали на листах брезента.

— Да, Туккоби. Почему вот с этих троих не сняты ботинки?

— Элементарно, Барри! Снять ботинки с трупа — херовая примета. Типа, такие ботинки приведут нового владельца туда же, куда привели старого. Плюсуй мне двадцатку.

— Не годится! — возразил он, — С двух трупов ботинки сняты, значит, дело в другом.

— Эти двое пока не трупы, — в свою очередь возразила этно-кореянка.

— Как, не трупы? Сколько я на них смотрю, они не двигаются!

— Барри, у тебя какая оценка была в школе по биологии?

— Э-э… Туккоби, давай не будем об этом. Просто скажи: почему ты так уверена?..

— Потому блин! Я на родине в Австралии стажировалась в службе «летающий доктор», дальше, в Меганезии, на войне была во фронтовой медпомощи, понятно?

— Теперь понятно. Но там, в порту Кавиенге ты посреди ночи сидела на крыле своего гидросамолета, и поэтому я подумал, что ты просто воздушный извозчик.

— Нет. Я вчера случайно прилетела в Кавиенг. Красивый городок теперь, не то, что год назад. Я решила гульнуть, и хорошо гульнула. Потом была ночь, и мне не спалось, так бывает. Следующий акт: наша случайная встреча на пирсе. Короче: чья двадцатка?

— Твоя, — ответил он, протянув ей золотой листок, — а можно еще вопрос на двадцатку?

— Валяй, — разрешила она, пихнув полученный золотой листок в карман шортов.

— Вопрос: можешь ли ты определить, что случилось с теми людьми, которые?..

— Легко. У шестерых, которые более-менее жизнеспособны, осколочные ранения от 3-дюймого гранатомета. У пятерых, которые лежат, ударно-ожоговые повреждения от объемного взрыва. Фунтик против дохлой селедки: они попались на топливную мину-ловушку, которая стояла на морском трамвае, что у причала.

— Тот сгоревший остов длиной 20 метров примерно? — уточнил Диллинджер.

— Он самый, — подтвердила этно-кореянка, и добавила, — не хер лезть на чужой борт.

— А-а… И какие шансы у лежачих?

Туккуоби равнодушно пожала плечами.

— Никаких при здешней медицине. Я думаю, что двое умерли еще до полуночи, третий несколько позже, а последние два, которые еще в ботинках, не доживут до заката. Тут простая арифметика: глубокий ожог более 10 процентов площади тела, это реквием.

— Подожди, — сказал он, — а если этих двоих доставить в хороший госпиталь?

— Ну… — она задумалась, что-то вычисляя в уме, — …По ходу, если до полудня, то, мне думается, что прогноз благоприятный. Если позже, то нет.

— Туккоби! Ты сама понимаешь, что сейчас сказала?! До Кавиенга полчаса полета, там отличная клиника: ЦЭБИМ. Значит, этих двоих можно спасти!

— Можно, — согласилась она, — и что?

— Как — что?! Ты говоришь, что ты доктор! Значит, ты давала клятву Гиппократа и…

— Стоп! — перебила этно-кореянка, — Я не доктор, а полу-доктор, фельдшер экстренной медпомощи. Никакую клятву я не давала и, кстати, клятва Гиппократа — фальсификат, сочиненный в Женеве в позапрошлом веке. Короче: чего ты от меня хочешь, Барри?

— Я хочу, чтобы ты помогла мне правильно погрузить этих двоих раненых в самолет и привезти в Кавиенг, в клинику, где их можно спасти! Неужели это так сложно?

— Значит, так, Барри. Технически это ни хера не сложно. А практически, мы сейчас не в Меганезии, а в суверенной, на хер, республике Папуа. Эти два организма — долбанные австралийские исламисты из состава банды, арестованной папуасской полицией. Вот: здешний шериф и австралийский атташе обсуждают, что делать с этим говном. Теперь прикинь: мы подойдем такие простые, и потащим арестантов в мой самолет.

Калифорнийский журналист импульсивно воскликнул:

— Но можно договориться! У меня есть доказательства, что это не исламисты, а просто австралийские солдаты мусульманской веры, которых обманным путем втащили в эту гибридную войну. Я надавлю на спец-атташе! Вот увидишь: он дрогнет.

— Мне насрать, — ответила она, — по-любому, я не полезу в эту гнилую дипломатию.

— Туккоби, а если я договорюсь, то ты согласишься их довезти? Я дам тройную цену.

— В жопу тройную цену. Просто, после, в Кавиенге, купи две новых флотских аптечки. Прикинь: мне придется расходовать фармматериалы на этих исламистов.

— Расходовать? — переспросил он.

— Да, блин! Поскольку если организм пролежал несколько часов без медпомощи после массированного ударно-ожогового повреждения, то его нельзя просто так ворочать. В полостях тела перераспределится жидкость… Короче: нужна до транспортная терапия, иначе мы не довезем их в Кавиенг живыми. Вот почему расход фармматериалов.

— Значит, Туккоби, ты согласна транспортировать их?

— Барри, я все сказала. Если договоришься, то позови меня туда, а если нет, то нет.

…

Джорас Тумгаг, шериф Кимби-тауна, и Чарльз Найтхарт, австралийский спец-атташе, действительно обсуждали судьбу арестованных ваххабитов, но несколько иначе, чем представляла себе Туккоби. Дело в том, что Джорасу Тумгагу (как и его боссу Майклу Сиакоро, мэру Кимби) вовсе не хотелось разбираться с почти двумя сотнями каких-то боевиков, будь они хоть ваххабитами, хоть марсианами. В 30-тысячном Кимбе-тауне (попросту: большой деревне с портом и аэродромом) не было даже толковой тюрьмы, которая вместила бы такую толпу криминальных субъектов (их ведь надо кормить, и охранять). Вообще (заявил Тумгаг) «нам уплачено, чтоб мы арестовали их, и показали репортерам, мы свое дело сделали, теперь увозите их отсюда, мистер Найтхарт».

Спец-атташе сначала не понял смысла этого высказывания, и тогда шериф объяснил подробно. Вчера вечером к мэру Кимбе пришли некие люди с деньгами, и попросили сделать то-то, и то-то. Мэр отнесся с пониманием, и срочно пригласил шерифа. Когда договорились, то ударили по рукам, получили деньги, и сделали, как договорено. Про остальное договора не было, и если кому-то надо что-то еще, то пусть кто-то про это договаривается с мэром и, если договорится, то пусть платит. Такой порядок.

Хотя слова папуасского шерифа стали сюрпризом для спец-атташе, он действовал по инструкции, полученной из Канберры, предъявил шерифу копию приказа Временного Правительства Республики Папуа, согласно которому, полиция Кимби-тауна обязана: «временно разместить интернированный контингент в таком-то количестве и, по мере согласования графика отправки, сопровождать в аэропорт до спецтранспорта».

Шериф прочел копию приказа, сложил ее, пихнул в карман мундира, и произнес новый (третий по счету) монолог, в котором весьма скептически отозвался о новоиспеченном «временном правительстве» в Порт-Морсби. Мол, сегодня там такое правительство, но завтра будет другое, и никакого толку от него нет, поэтому пусть они сами себе что-то приказывают. А если они хотят уважения в Новой Британии, то пусть приедут сюда, и поговорят с островными мэрами Запада (в Кимбе) и Востока (в Рабауле). Только пусть приезжают не с пустыми руками, а с долей денег из Канберры. А то они хитрые: там, в Порт-Морсби делят деньги, а нам сюда шлют только приказы. Вот что им!..

…Тут Джорас Тумгаг, шериф Кимбе-тауна, выполнил грубый общечеловеческий жест отрицания, ударив ребром ладони левой руки по сгибу локтя правой.

Спец-атташе Чарльз Найтхарт осознал, что переговоры в рамках инструкции привели в однозначный тупик, и решил (вопреки общим бюрократическим стандартам) проявить инициативу. Он добродушно улыбнулся, и извлек из кармана брикет золотых листков.

— Мы уважаем правила, мистер Тумгаг, просто, ситуация развивалась слишком быстро, поэтому мы не успели договориться заранее. Можете ли вы помочь в этом случае?

— Мы придумаем что-нибудь для вас, — ответил шериф, невозмутимо забирая деньги. И Найтхарт мысленно похвалил себя за идею обменять некоторую сумму австралийских долларов с представительского банковского счета на золотые нези-фунты. Фундамент взаимопонимания был заложен, и спец-атташе стал аккуратно развивать успех.

— Мистер Тумгаг, хотелось бы перевезти арестантов в какое-нибудь помещение около аэропорта Кимбе. Мы заберем их оттуда авиатранспортом, но не прямо сейчас.

— Не сейчас, а когда? — спросил шериф.

— Завтра, или, возможно, послезавтра, — сказал спец-атташе, понимая, что ответ звучит неуверенно. Шериф заметил эту неуверенность и, поняв по-своему, сходу предложил:

— Если они совсем не нужны, то мы сделаем. Но деньги вперед.

— Что вы, мистер Тумгаг! Они нужны, просто мы не можем сразу их вывезти.

— Мистер Найтхарт, вы спросите лучше у начальства в Канберре. Позвоните им прямо сейчас. Мы здесь не хотим претензий, будто мы кого-то обманывали. Одно дело, если Канберре не нужны эти люди. Другое дело, если эти люди нужны. Тогда потом будут претензии, что кого-то из этих нужных людей нет в живых.

При всей дикости, это был разумный совет, и Найтхарт, отойдя в сторону, вытащил из кармана спутниковый телефон. Физически, сигнал отлично принимался. Было бы, что принимать, а это стало проблемой. Вслух говорилось, будто сейчас принимаются все мыслимые меры для скорейшей эвакуации плененного неформального батальона. Но, существовал подтекст, из которого такой опытный дипломатический аппаратчик, как Найтхарт, легко мог сделать вывод: в Канберре еще не решили, куда запихнуть почти двести «гибридных солдат», чтобы избежать неприятной огласки в СМИ. При этом, у высокопоставленных чиновников МИД вызывала возмущение сама мысль, из-за этого торможения может умереть кто-то из раненых солдат. И Чарльз Найтхарт оказывался ответственным за то, чтобы такого не произошло. Типичная бюрократическая модель ситуации: крайним становится тот участник, который ниже всего по рангу, и не может спихнуть ответственность ниже по иерархической лестнице (поскольку ниже некуда).

Пока длился этот спутниковый телефонный разговор, журналист Барри Диллинджер использовал возможность подойти к шерифу с просьбой разрешить эвакуацию двоих критических раненых. У шерифа не было решительно никаких возражений. Он прямо объявил: «забирайте хоть всех, если человек из МИД Австралии согласится, это ведь австралийцы». Диллинджер пояснил, что всех забрать не может, только критических, потому что в самолете не хватит места. Шериф спросил: найдется ли место третьему, указал рукой на парня с забинтованной головой, и сделал жест: будто проткнул своим указательным пальцем воображаемый податливый предмет. Журналист пригляделся к раненому парню, и понял, что значат пятна крови на бинтах по обе стороны головы. В первый момент от этой догадки стало почти физически плохо.

— Навылет? — шепотом спросил он.

— Да, — подтвердил шериф, и добавил, — вот австралиец из МИД идет. Говорите с ним.

Возможно, полчаса назад у Чарльза Найтхарта нашлись бы возражения против плана Диллинджера. Но, после телефонного разговора с начальством, которое беспардонно «тупило», и требовало чудес, он не стал спорить ни минуты. Вместо этого он еще раз сделал телефонный звонок начальству, и риторически вытолкнул ответственность за последствия на ступеньку выше себя. Чиновник на связи был пойман в риторическую ловушку вроде: «вы можете запретить мне спасать этих трех наших граждан». Данная постановка вопроса значила альтернативу: промолчать, или объявить названным трем гражданам смертный приговор. И субъект на ступеньку выше Найтхарта, промолчал.

Послушав это молчание четверть минуты, спец-атташе твердо сказал:

— Сэр! Я должен что-то ответить на предложение той строоны.

— Э-э… Это требует… Э… Обсуждения, — ответило начальство.

— Сэр! Мне жаль, но переговорщики той стороны не дают времени на обсуждение. Мое молчание будет расценено, как согласие на любые акты с захваченным контингентом. Вероятно, их будут пытать, пока они не расскажут все, что могут, а затем их убьют.

— Мистер Найтхарт, этого нельзя допустить!

— Сэр, я могу этого не допустить, лишь если будет немедленная эвакуация.

— Мистер, Найтхарт, решайте по обстоятельствам, под вашу ответственность.

— Простите, сэр, но это вне моей компетенции. Я жду вашего решения.

— Эвакуируйте их, — сказал, наконец, высокий чиновник.

— Благодарю за понимание сэр, — ответил Найтхарт, — в таком случае, требуется военно-транспортный «Геркулес» в аэропорту Кимбе не позже, чем через три часа. Могу ли я ответить переговорщикам, что этот самолет будет вовремя?

— Да, вы можете, — выдохнул высокий чиновник.

…

Вот после какого разговора стартовала целенаправленная активность а штабе особого ограниченного австралийского контингента в Порт-Морсби. И тяжелый транспортный самолет приземлился на полосу Кимбе чуть позже полудня. Папуасская сторона честно выполнила свою часть сделки. Все «незаконное вооруженное формирование» было без промедлений загружено в самолет, и дано разрешение на вылет. Но, пока шли все эти процедуры, Иероним Меромис, экс-президент Папуа, успел приехать на летное поле, и произнести речь по поводу австралийской политики и сговора Канберры с исламскими фондами Южной Азии. В лексике он не стеснялся: слово «fuck» доминировало…

…Военный транспорт улетал под оглушительное скандирование толпы туземцев:

«Асси, вон отсюда! Асси, забирайте свой ислам! Новая Британия будет свободной!».

…