20 июля. Полдень. Остров Косраэ. Восточный берег. Южный сектор лагуны.

50-гектарный плафер (планктонная ферма).

Сборочная баржа-концентратор это простая штука. Плавучая площадка, на которой установлен шнек-лифт, всасывающий планктон и отжимающий воду. Далее, продукт перевозится на берег, где сбраживается в топливный спирт или, путем ферментации, превращается в комбикорм для свиней и уток на ферме. Все отлично, но иногда здесь случаются неполадки. Сам планктон: одноклеточная водоросль — хлореллина сбоям не подвержена. В солнечную погоду (т. е. почти всегда в этом регионе) она исправно дает около тонны сухого вещества с гектара в день. Но механика, созданная человеком, это другое дело. В ней может сломаться (теоретически) любая деталь. А практически…

…Практически сейчас из огромной трубы шнека-лифта раздавалась громкая, гулкая и чрезвычайно грубая ругань. Четверо фермеров — этнических северных корейцев, чутко внимали, поскольку в ругань были местами вкраплены приказы по существу.

… - Дайте электропилу сюда…

… - Заберите электропилу, и дайте автоген…

… - Теперь домкрат и дрель…

… - Лебедку…

Тут возникла проблема.

— Кэп Оули, — крикнул в трубу один из корейцев, — как мы дадим хвост лебедки? На ней подвешен шнек.

— Так, блин-нах, — послышалось из трубы, — для экстраординарных, нах, интеллектуалов объясняю по шагам. Опустите шнек на палубу баржи. Проверьте, чтоб он не скатился к ****ям в воду, и не утонул, а то загребетесь нырять и поднимать его. Отцепите захват. Поднимите хвост. Поверните стрелу. Опустите хвост с захватом ко мне. Ясно?

— Ясно, кэп Оули.

В следующие пять минут были отработаны назначенные шаги, и хвост лебедки ушел в глубину трубы. Оттуда опять раздалась монотонная ругань, а затем приказ:

— Вира!

— Есть, вира! — отозвался кореец на пульте лебедки, и хвост пошел вверх… Когда захват показался из трубы, то на нем был зацеплен весьма крупный агрегат с передаточными шестернями, жутко разъеденными, будто их кипятили в кислоте.

— Отцепите это говно и цепляйте новый, — последовал приказ из трубы.

На палубе баржи произошло более-менее толковое движение, извлеченный агрегат был оттащен в сторону, а на его место прицеплен новый, и поднят над трубой.

— Майна! — последовал приказ.

— Есть, майна, — отозвался оператор лебедки, и груз медленно опустился в трубу.

— Стоп! — послышался приказ, — Теперь фиксатор, тестер, и весь монтажный чемодан.

Еще четверть часа сплошного мата. Затем из трубы появился капитан-инструктор Оули Техас, в рабочем комбинезоне и каске, вымазанный чудовищным количеством грязи.

— Ну, теперь все готово. Ставьте шнек. И запомните, что алюминий, сталь, и особенно — магниевые сплавы съедаются биокоррозией. Так что любая деталь, сделанная из таких материалов, в ближайшем будущем заклинит, развалится, застрянет в остальной части машины, и вы загребетесь вытаскивать это. Для биоактивной среды нужна бронза или керамика. Ну, allez, научно-популярное шоу окончено. Вопросы есть?

— Вопросов, нет. Mauru-roa, кэп Оули, — сказал старший из корейцев.

— Maeva, — ответил капитан, стаскивая с себя комбинезон, — aloha!

С этими словами, он нырнул с баржи, перепрыгнув через леер, затем через полминуты, вынырнул за поплавковым ограждением плафера и, в неторопливом ритме, поплыл к экраноплану — «морскому коньку» дрейфующему в ста метрах от планктонного поля…

…И через две минуты оказался около экраноплана в компании трех дельфинов.

— У меня получается! — объявила Тэффи Саадат, сидевшая на крыше рубки, и довольно выразительно покрутила над головой маленькой свистулькой-дудочкой.

— Ты что, приманила их? — спросил Оули, оглядываясь на дельфинов.

Вообще, в лагуне ошивалась немаленькая стая. Вокруг плафера ходили косяки рыбы, зажравшейся креветками, а креветки здесь жировали у границы планктонного поля. Соответственно, у дельфинов тут была стабильная кормежка. Эти трое, кажется, уже наелись до отвала, и потянулись к музыкальной культуре…

…Тэффи, поднесла дудочку к губам и заиграла на ней нечто гудящее, булькающее и, наверное, не очень музыкальное по человеческим меркам, но очень ритмичное.

Услышав этот несложный ритм, тройка дельфинов устроила этакую овацию автору. С изумительной ловкостью и грацией, они провели серию прыжков, переворотов, всяких вращений, а затем остановились в воде вертикально — высунувшись по самые грудные плавники, и хором заскрипели и забулькали. После этого они перевернулись, слегка покачали над водой своими хвостами-бабочками, и исчезли.

— Классно, правда? — воскликнула Тэффи.

— Да, доставляет! — согласился Оули Техас, выбрался из воды на корпус экраноплана, и принюхался, — Пахнет кофе. E-oe?

— E-o! — ответила Тэффи, — Я поставила кофейник, когда увидела, что ты там снимаешь комбинезон. А что было?

— Ерунда. Ребята решили слегка сэкономить на силовом агрегате, и поставили такой, в котором стальные детали, а не бронзовые как полагается в биоактивной среде. А итог: стальные детали так приржавели, что, когда ведущая шестерня закономерно сломалась, пришлось срезать весь агрегат автогеном. Нормально. Вот, смотри, они уже поставили обратно шнек-лифт, сейчас запустятся. А мы имеем этический базис, чтобы как-нибудь вписаться к ним, пожрать хе из окуня с маринованной морковкой, и выпить соджу.

— Соджу это что? — спросила канадская нубийская египтянка, наливая ему кофе.

— Это такая самогонка из батата, не очень крепкая. Вкус — на любителя.

Оули глотнул из чашки и облизнулся.

… - У тебя отлично получается кофе. Генетическое египетское kung-fu, что ли?

— Kung-fu? — удивилась она, — Это ведь что-то вроде каратэ, нет?

— Нет, kung-fu, это по-китайски Ремесло. Какое угодно Ремесло с большой буквы «Р». Например, ремесло приготовления жратвы: kung-fu-shitso. Здесь немного южнее вдоль берега есть китайский ресторанчик, который так называется: «Kung-fu-shitso». Если ты проголодалась, то можно прокатиться туда.

— А там вкусно? — с некоторым оттенком подозрения спросила Тэффи.

— По логике, вкусно. Там хозяин Ли Яо-Ло, я знаком с его братом, Ли Во-Яо, у которого ресторанчик на острове Понпеи, это к западу отсюда.

— А! Я знаю, где Понпеи, смотрела по карте. Там античные руины Нан-Мадол.

— Точно, — Оули кивнул, — мы с тобой туда прокатимся, как только будет повод. Вот. До Первой Новогодней войны там был поток западных туристов и на этой денежной теме сидел азиатский рэкет. В позапрошлом январе, мы аккуратно прилетели туда в составе аэромобильной полуроты, и встал вопрос: где жрать. Нашли ресторанчик «Jin guan» — золотой котелок, если в переводе. И там этот дядька, Ли Во-Яо. Мы взяли суп на тест: вкусно. И договорились сразу, чтоб он организовано кормил нас. Денег дали. Вот…

На этой фазе рассказа, капитан-инструктор вдруг замолчал и задумался. Тэффи Саадат внимательно посмотрела ему в глаза.

— Оули, что-то не так?

— Ну… Как тебе сказать? Я мысленно адаптирую историю.

— Адаптируешь?

— Да. Прикинь: эта история, она, как бы, брутальная чуть-чуть.

— С мистером Ли Во-Яо случилось несчастье? — предположила юная нубийка.

— Нет, если рассуждать формально, то с ним наоборот перестало случаться несчастье.

— Я не поняла, — призналась она, — давай, ты все-таки расскажешь.

— ОК, — он кивнул, — короче, как мы дали ему денег, приличную сумму по меркам этого бизнеса, так сразу появились два швонца…

— Два кого?

— Швонца… Хэх… В общем, два субъекта из регулярно-криминального класса. Типа, в соответствии со сложившейся практикой, ресторатор должен был отдать им половину. Прикинь, какой цинизм: прямо при нас вытряхивать ресурсы из нормального дядьки.

— И? — спросила Тэффи.

— И, это был не их день, как говорят в Техасе…

Тут капитан-инструктор сделал короткий характерный жест «извлечение оружия для немедленного открытия огня с интуитивным прицеливанием», снова сделал паузу, и продолжил:

… - Когда это произошло, мистер Во-Яо расстроился, и сообщил нам, что теперь его семье — allez, поскольку коллеги двух швонцев придут мстить. Типа, как в индийских вестернах. Я, конечно, поинтересовался: откуда они придут? Оказалось, что эта банда рэкетиров известна всем на острове, у них даже офис существовал в местном Сити.

— И? — еще раз спросила Тэффи.

— И, это был не их день, — повторил Оули, и продолжил, — сложившаяся ситуация была несколько необычной для мистера Во-Яо. Он спросил: кому теперь отдавать долю? Я пояснил ему, что при нашей власти никаких таких долей не бывает. Вот, когда власть стабилизируется, тогда надо будет платить социальные взносы, но это совсем другой порядок суммы. Я сказал, какой примерно. И мистер Во-Яо даже не поверил. По его представлениям это было невероятно мало. Ну, тогда я выдал ему прокламанку «Наша Хартия». А он попросил мой телефон и сетевой адрес: мало ли, пригодится. С тех пор, прикинь: на каждый китайский праздник мне приходит E-mail, типа рекламы. Там все ресторанчики его родичей, с адресами и ссылками на интерактивные меню…

Капитан-инструктор допил кофе, и заключил:

… - На прошлый китайский Новый год я получил адрес на Косраэ. Тут мистер Яо-Ло, младший брат мистера Во-Яо, купил баптистский храм в деревне Малемо.

— Баптистский храм? Зачем?

— Так, я же говорю: под ресторанчик «Kung-fu-shitso».

…

Через полчаса. Деревня Малемо. Ресторанчик «Kung-fu-shitso».

Тех, кто проектировал этот баптистский храм, можно было бы назвать провокаторами. Здание представляло собой полуоткрытый широкий одноэтажный павильон с изящной галереей перед входом. Крест над дверями и унылые ряды кресел внутри совершенно не подходили к этой архитектуре. Иное дело — сейчас, когда над дверями висели китайские оранжевые фонарики в виде тыкв, а внутри зала наблюдалось нечто разноцветно-мягко блестящее, и оттуда доносилась мелодичная музыка.

Внутри ресторан имел несложный, но оригинальный интерьер: Многоугольные столы и скамейки из прозрачного цветного пластика разбрасывали по сторонам фантастические отражения света точечных люстр — «звездочек». Стойка, на которой было организовано обслуживание, напоминала кристалл причудливой формы. Можно было удивляться той четкости, с которой две девушки — китаянки расставляют квадратные подносы на будто призрачных горизонтальных гранях этого кристалла. Самым удивительным элементом интерьера был снежно-белый салонный рояль, выглядевший здесь примерно как слон в супермаркете. За клавиатурой сидел мужчина лет 35, вероятно — шотландец, поскольку одежду его составлял «клановый» зелено-красный полосатый килт на черном ремне с серебряной пряжкой в виде цветка чертополоха, и свободная синяя рубашка с белыми полосками. А на короткой шейной цепочке висел кельтский крест — тоже серебряный.

Килт и иные названные детали, не являлись достаточным основанием, чтобы признать пианиста — шотландцем. Многие kanaka-foa носили килт, а не шорты. И даже то, что на пюпитре вместо нотной шпаргалки стояла кружка красно-коричневого эля, не говорило однозначно о шотландском происхождении исполнителя. Некоторое сходство с героем культового фильма «Горец» тем более не являлось доказательством, ведь там «Горца» Коннора Маклауда сыграл, как известно, нью-йоркский англо-француз Крис Ламберт.

Короче: можно было бы сомневаться, но личность пианиста была узнаваемой по СМИ, публиковавшим его фото в разных ракурсах с комментарием: «патер Коннор Макнаб, мятежный католический деятель из Эдинбурга, известный также, как апостол Папуа».

Надо отметить, что Тэффи Саадат не очень следила за СМИ (вернее сказать — вовсе не следила), поэтому она не узнала пианиста, но, садясь за столик негромко произнесла:

— Какое удивительное место! Я не ожидала, что здесь живая музыка на таком рояле.

— Угу, — отозвался Оули, — а я не ожидал, что в качестве музыканта тут патер Макнаб.

— Макнаб?! — импульсивно воскликнула Тэффи, округлив глаза.

— Зачем так громко? — сказал капитан-инструктор но… Патер-людоед, разумеется, уже услышал. Он поднял руки над головой, показав, что сейчас антракт, взял кружку эля с пюпитра, подошел к столику, где только что устроились Оули и Тэффи, и произнес:

— Мисс Саадат, капитан Техас, мое почтение. Капитан, я должен вам бочку эля за ваши гастроли в порту Вевак.

— Мистер Макнаб, это было мое задание, как временно милитаризованного резервиста. Ничего такого. Но, конечно, я не откажусь от хорошего эля, если вы предлагаете.

— Договорились! — патер-людоед обаятельно улыбнулся, — А что будет пить леди? Тоже шотландский эль, или что-то другое на свой вкус?

— Я бы предпочла имбирный чай, ответила нубийка.

— Договорились! — снова сказал Макнаб, повернулся, призывно махнул рукой и, будучи замечен, транслировал заказ одной из девушек-китаянок, добавив к напиткам еще пару фирменных блюд из утки, характерных для этого ресторанчика.

…

Пока утка готовилась, на столе уже появились напитки. Макнаб поднял кружку эля и, с некоторой торжественностью произнес:

— За интеллектуальные радости цивилизации!

— Поддерживаю, хотя не совсем понял, — ответил Оули, тоже подняв кружку.

— Я тоже поддерживаю, но тоже не совсем поняла, — добавила Тэффи.

— Я постараюсь объяснить, — сказал патер, — когда я учился в Эдинбурге, на факультете теологии, то каждое воскресенье слушал органную музыку, а еще пару раз в неделю с друзьями ходил в паб, где был примерно такой рояль. Мы превосходно веселились. По легкой пьянке, мне удавалось даже подбирать на рояле боевые кельтские мелодии, для которых обычно необходима волынка и барабан.

— Вы очень хорошо играете, — заметила Тэффи.

— Благодарю, леди. На самом деле, мне повезло в школе. У нас был хороший учитель по эстетике, умевший дать понимание музыки. Представьте: я несколько лет не садился за инструмент, а приехав на Косраэ, почти сразу нашел этот рояль у милейшего Яо-Ло. В жизни бывают чудеса. Переделывая храм в ресторан, Яо-Ло выбросил всю утварь, но сохранил рояль, хотя ни он, ни его персонал, не играют на рояле.

Оули Техас неопределенно качнул головой.

— Не знаю, чудо ли это. Вышвырнуть утварь из церкви, это плевое дело, но правильный канак не вышвырнет такую редкую для наших островов штуку, как салонный рояль.

— Интересный ход мысли, капитан. Меня крайне заинтересовала такая избирательность вандализма Tiki. Прошу прощения за термин «вандализм».

— Aita pe-a, — иронично ответил капитан-инструктор, — на фоне зверств, которые как бы цивилизованный мир предъявляет канакам, «вандализм» звучит даже ласково.

Коннор Макнаб улыбнулся и процитировал:

— «Если о вас сплетничают, значит, вас хватает не только на себя, но и на других. Они заполняют себя вами»… Знаете, кто сказал?

— Без понятия, — Оули пожал плечами.

— А вы? — тут Макнаб повернулся к Тэффи Саадат.

— Я тоже не знаю.

— А это уже странно, леди. Мне казалось, что Омар Хайям известен всем нео-суфиям.

— Так это Омар Хайям? — удивилась она.

— Да. Хотя это не из сборника «Рубаи», а из философских свитков.

— Понятно… А почему вы сказали о нео-суфиях?

— Потому, что вы, мисс Саадат, последователь нео-суфизма.

Тэффи удивленно подняла брови.

— Я? Извините, мистер Макнаб, я знаю о суфизме, но впервые слышу о нео-суфизме.

— Это неважно, леди. Нео-суфизму можно следовать, даже не зная о его существовании. Основатель философии нео-суфизма Инайят-Хан в начале прошлого века говорил, что отличием нео-суфия является особое отношение к Богу. Нео-суфий не стремится среди сверкания небес разглядеть Бога. Он любуется отражением Бога в озере своего сердца.

— Слишком сложно для меня, — с некоторой нерешительностью произнесла Тэффи.

— Вероятно, леди, для вас неожиданна такая формулировка того, что вы делаете.

— А что я делаю?

— Вы создаете компьютерные картины. Фантастические, удивительные. Какие-то ваши картины просто побуждают людей улыбаться. Иные — побуждают задуматься на очень важные темы. О том, как раздвинуть границы возможного. Например, ваши драконы.

— Мои драконы?

— Да. Ваши картины с драконами побудили нескольких людей к проверке устойчивого мнения, будто драконы не могут летать. И теперь это мнение опровергнуто методами инженерии. Так что, благодаря вашему вдохновению, драконы могут летать.

— Коннор, вы умеете быть убедительным! — вмешавшись, объявил Оули Техас.

— Да, я умею, — подтвердил Макнаб, — но сейчас я не убеждаю, а лишь помогаю человеку поверить в свой талант. Талант художника, это сила, которая меняет вселенную.

— Но я не художник, я просто очень люблю рисовать, — возразила канадская египтянка.

— Я думаю, Тэффи, настоящие художники, это те, кто просто очень любят рисовать.

Оули Техас с некоторым подозрением поинтересовался:

— Коннор, а почему вас интересует раскрытие таланта художника, конкретно Тэффи?

— Вы подозреваете у меня скрытее мотивы, капитан?

— Да, — лаконично подтвердил Оули.

— И вы правы, — произнес Макнаб, — у меня есть мотив. Теологический. Я хочу понять: действительно ли бог разговаривает со всеми людьми на одном языке.

— Хэх… Вы, типа, про язык изобразительного искусства?

— Типа того, — в тон ему ответил апостол Папуа.

…