Та же дата 4 августа, поздний вечер. Восток Хониары. Спальный район.

Y-клуб «Полу-Колизей».

Вертушка Егора Попандопуло (типичный компактный 3-местный автожир) визуально производила впечатление такой же железности и ржавости, как брелок-пульт от нее. И только приглядевшись, можно было понять, что это эпатажная окраска, имитирующая фактуру и цвет стали изъеденной коррозией. Понятно, что окраска не влияет на ТТХ, и автожир легко взлетел после сверхкороткого разбега.

— Я обожаю этот город, первым в юго-западной акватории отменивший камуфляжное затемнение! — объявил фон Зейл.

— Камуфляжное затемнение? — переспросила Герда.

— Да. Стандартная мера в горячей пограничной полосе. Ну, смотрите, как красиво!

Он был прав. Хониара с высоты птичьего полета смотрелась изумительно: будто стая ленивых гигантских разноцветных светлячков спустилась на берег, вдоль всей линии прибоя, расползлась до середины склона хребта, и начала неспешно перемигиваться… Некоторым светлячкам надоедало неподвижно медитировать, и они переползали, или перелетали с места на место. Речки и ручьи мерцали, как ленты серпантина из фольги, украшающие новогоднюю елку. Полет длился около четверти часа, а перед лэндингом автожир очертил длинный вираж над спальным районом (составленным из таунхаусов среди окультуренных джунглей), над ангарами-производствами фирм «Solomonster» и «Fibetti», и над Y-клубом «Полу-Колизей», пришвартованным к пирсу.

Это была 80-метровая баржа-понтон, очень широкая, овальная в плане, архитектурно стилизованная под античный амфитеатр с ареной в центре. На широком пляже рядом с пирсом была размечена и подсвечена полоса, и лэндинг не составил проблемы. «Полу-Колизей» с этого ракурса выглядел уже не античным, а футуристическим объектом из своеобразной мозаики (блоки размером с морской контейнер — попеременно цветные и прозрачные). Свет внутри переменно мерцает, и меняет цвета, преломляясь в мозаике. Слышна музыка смешанного стиля «регги-диско». В общем — дансинг, дополненный спортзалами, кафе, и (ведь это Y-клуб) комнатами для любительской камасутры.

Галерейная амфитеатр-планировка позволяла даже новичку легко сориентироваться и разыскать в «Полу-Колизее» то, что ему нужно. Конкретно в данном случае…

…Во-первых: какое-то количество юниорок-яванок в пестром круговороте публики.

…Во-вторых: администрацию Y-клуба, к которой можно обратиться с вопросами.

Администрация располагалась в одном из модулей типа «кафе» с табличкой:

*Дежурный менеджер: резерв-лейтенант-инженер Акиваша Рэстэк*

Слова «дежурный менеджер» были фиксированными, а ранг-имя — переменными (на обычном листке бумаги под прозрачным щитком)…

…Акиваша Рэстэк — молодая женщина, лет 25, смешанной расы, сидела за одним из полдюжины столиков, а ее длинные смуглые обнаженные ноги покоились на столике пятками. Точнее, пятками золотистых сандалий. От середины бедра вверх — лимонная юбочка, а выше — пронзительно-алая блестящая свободная тряпочка, закрепленная на правом плече серебряной фибулой в форме стилизованной морды какого-то хищного клыкастого зверя. На самом верху эту персону венчала стрижка «перистая пальма». В центре столика лежало нечто вроде статуэтки стилизованной морской черепахи. И, в данный момент, молодая женщина будто медитировала на статуэтку. Но, увидев трех вошедших гостей, она прервала медитацию, вскочила и воскликнула:

— Wow! Скорцени! Классно тебя видеть! Что, эта Морган и к тебе прицепилась. E-oe?

— Aloha, Акиваша, — доброжелательно ответил он, — во-первых, давай, знакомься: Герда Шредер, мой близкий друг. Герда, это Акиваша, мы здесь вместе воевали по случаю.

— Я рада знакомству, — сказала Герда.

— Аналогично, Герда! — ответила Рэстэк, — Я читала репортажи на твоей колонке-блоге. Классно! И вообще: друзья Скорцени — мои друзья. Ты падай в любое кресло, которое нравится, и наливай себе пойло, какое хочешь. Мини-бар перед тобой. Видишь?

— Вижу. Mauru roa, Акиваша.

— Maeva! — та кивнула, и повернулась к Наоми, — Я вас предупреждала. Вы забыли, а?

— Акиваша! — вмешался фон Зейл, — Давай, как правильные канаки, сядем вчетвером за столик, и спокойно, без обид, выскажем друг другу все, что считаем нужным.

— Скорцени, а где ты видишь четвертого правильного канака? Я вот не вижу!

— Акиваша, будь внимательнее. Я сказал: «КАК правильные канаки».

Резерв-лейтенант-инженер (она же — дежурный менеджер) пожала плечами, уселась за наиболее просторный столик, и жестом предложила всем присоединяться. И, когда все устроились, она объявила:

— Морган исполняет заказ Зурарра, которому наш Верховный суд разрешил делать тут бизнес, и дал защиту. Суд — воля foa. Но суд не разрешал ему нанимать психолога для девчонок-яванок. От мусульман жди проблем, даже если они прикинулись друзьями. Аладдин Надир мониторит Зуррарра, но она не может выполнять это 24 часа в сутки.

— Мисс Рэстэк, — встряла Наоми, — вы не слушали меня, когда я объясняла вам, что моя задача: помощь девочкам в эмоциональной адаптации. Только это. Я показывала мой контракт на грант, но вы отказались читать. И вы отказались читать мою программу!

— Меня не гребет ваша программа. Если вы станете агитировать в нашем Y-клубе, то я пристрелю вас согласно директиве Малколма, и постфактум подам рапорт в суд.

— Я не боюсь вас, мисс Рэстэк.

— Меня не гребет, что вы не боитесь. Я предупредила по-доброму, дальше ваше дело.

— Давайте-ка выпьем, чтобы снять напряжение, — вмешалась Герда, и поставила на стол бутылку домашнего абсента-зеленухи и четыре маленьких стаканчика.

— Наш человек! Наливай по двадцать капель! — отреагировала дежурный менеджер…

…Все выпили, и фон Зейл предложил:

— Наоми, как насчет того, чтобы очень кратко изложить мотив и цель вашего плана?

— Я согласна, Хелм. Но позвольте сначала задать три вопроса мисс Рэстэк.

— Хэх… — фон Зейл улыбнулся, — …Кто я, чтобы позволять или запрещать это?

— Вы тот, кто может попросить, и тогда, я уверена, что мисс Рэстэк ответит.

— Хэх… Интересная гипотеза. Акиваша, ты ответишь?..

— Да. Пусть она задает три своих долбанных вопроса.

— Благодарю, мисс Рэстэк, — сказала британка, — первый вопрос: с чьей подачи девочки-яванки стали посещать ваш Y-клуб и участвовать в любительском сексе за деньги?

— Это просто, — ответила дежурный менеджер, — я расскажу для Герды. Вдруг это будет интересно для колонки-блога. Наше партнерство «Fibetti» строит плавучие объекты из фибергласс-пенобетона. Фибетон, короче. Мы раскрутились позапрошлой весной, нам понадобился корабль-демонстратор нашей технологии. Механизации не хватало, и мы пригласили яванок подработать. Им тогда было нечем заняться — гид-такси, это позже. Короче: построили, провели хепенинг для шипперов, и получили серьезные заказы. А демонстратор стал, типа, амулетом фирмы. Но амулет — просто коробка, это ни разу не прикольно. И мы сделали на нем Y-клуб. Ну, яванки тоже стали ходить сюда. Они же участвовали. А многие теперь постоянно работают у нас. Не все яванки — рикши.

— А кем они работают у вас? — спросила Герда.

— Ну… — Акиваша покрутила руками над столом, — …Логистика. Докинг. Или ближе к инженерии. Например: ретрейс. 15-летняя яванка Линтибанг, это моя ассистентка по ретрейсу. Ты не веришь? И я бы не поверила, но скоро она придет сюда. Спроси ее.

- Мм… Я бы спросила, но я даже не знаю, что такое ретрейс.

Акиваша дружески хлопнула германку по плечу.

— Я объясню! Имеется продукционный робот, который что-то делает. В нашем случае: объемные фигуры из фибетона. Поставлена задача: сложная многосвязная фигура. Ну, например, такая субмарина. Видишь макет на столике?

— Да, — сказала Герда, глянув на предмет наподобие стилизованной статуэтки морской черепахи, — но я не думала, что это макет субмарины.

— Просто, новая конфигурация, — пояснила Акиваша, — так вот: у робота есть некоторые ограничения. Поэтому, для выполнения задачи роботу нужен пошаговый алгоритм.

— Мм… Мне кажется, это очень сложная задача, тем более, для яванской юниорки.

— Да. Но, все-таки, компьютер помогает. И главное: у Линтибанг реальный талант.

В этот момент Наоми спокойно, но с ноткой строгости, объявила:

— Мисс Рэстэк, вы увели разговор в сторону от моего вопроса.

— Ну, алло! Я разговариваю, о чем хочу. На ваш вопрос я же ответила в самом начале. Повторяю для рассеянных: «ПолуКолизей» — Y-клуб, сделанный при нашей фирме. По смыслу, это тусовка всех, кому некуда пойти после работы в конкретный вечер.

— Значит, яванкам некуда пойти, поэтому они торгуют здесь сексом. Я верно поняла?

— Нет. Объясняю еще раз. Здесь тусовка. Танцы, секс и другие подвижные игры. А вы отделяете секс, будто это что-то особенное. У вас с этим проблемы, что ли?

— Я отделяю потому, что, в отличие от танцев и других игр, девочкам за это платят.

— Ну, — Акиваша махнула рукой, — у нас, канаков, такой обычай. В других странах есть похожее: поставить выпивку, подарить фенечку какую-нибудь. Что вам неясно?

— Многое неясно! — сказала Наоми, — Ведь деньги, это другое. Куда идут эти деньги?

— Как это куда? Девчонки получают деньги в подарок за секс, а дальше, как хотят.

— Мисс Рэстэк, вы же не будете утверждать, что Y-клуб не имеет долю с этих денег.

— Еще как буду! Никто не имеет долю с этих денег. И любой, кто будет претендовать, получит пулю. По Хартии: высшая мера гуманитарной самозащиты за любой рэкет.

— Любой ли? А если это оформлено как религиозные пожертвования в секту.

— Бум-м-м! — Акиваша изобразила звук выстрела (в меру вокальных способностей).

Наоми сделала явно недоверчивый жест ладонью и повернулась к фон Зейлу.

— Суд, — сообщил он, — изредка заменяет расстрел на депортацию с конфискацией всего имущества. Но в случае такого рэкета в отношении юниорок, суд обычно получает не подсудимого, а доказательную базу плюс рапорт постфактум о расстреле на месте.

— Извините, мисс Рэстэк, — сказала Наоми, — Я зря заподозрила вас, и ваш Y-клуб в…

— …В сутенерстве! — договорила Акиваша, — Фигня. Проехали. Меня не гребут ни ваши подозрения, ни ваши извинения. Задавайте еще два вопроса, и выметайтесь отсюда.

— Лейтенант-инженер!.. — укоризненно произнес фон Зейл.

— ОК, Скорцени, я постараюсь тактичнее. Короче: ваш второй вопрос, мисс Морган?

— Скажите, мисс Рэстэк, — произнесла Наоми, — у кого из девочек-яванок есть парень?

— Хэх… Парень в каком смысле?

— В таком смысле, что если девочка ведет социально-взрослую жизнь, то обычно у нее появляется более-менее постоянный парень. Вот о чем я спросила.

Дежурный менеджер неожиданно-глубоко задумалась на полминуты, затем ответила:

— Я не в курсе. Может, у них есть парни, а может, нет. Я не лезу, куда меня не просят.

— Это очень тактично, — сказала Наоми, — но, может, вы, заметили особое расположение какой-то из этих девочек, к какому-то конкретному парню? Или, с учетом свободных обычаев вашей страны, к каким-то двум конкретным парням? Что-либо большее, чем просто секс в клубе. Может, романтичные прогулки вдвоем под луной, что-то такое.

— Хэх… Я поняла, о чем вы. Но я не припоминаю ничего такого.

— А ведь это странно, — произнесла Герда.

— Типа того, — слегка неопределенно согласилась Акиваша.

— И, — сказала Наоми. — позвольте третий, последний вопрос.

— Ну, — Акиваша коротко кивнула.

— Вопрос такой: что вы, мисс Рэстэк, говорили яванкам про меня и мою работу?

— Хэх! То самое говорила. Вы только что слышали мое мнение.

— То, что вы говорили Хелму фон Зейлу? — уточнила Наоми, — Что я наемный психолог-агитатор бахрейнца Омара Зурарра? И что от мусульман жди проблем, даже если они прикинулись друзьями?

— Ну, насчет мусульман я не говорила девчонкам. Они из мусульманских семей. У них родители там, на Яве. Хреновые родители, но… Короче, я не говорила о мусульманах. Только о принципе, что вы будете пачкать им мозги всякой хренью про грех и мораль.

Наоми Морган понимающе покивала головой.

— Это снимает ряд неясностей. Теперь для меня очевидно, что вы хотите помочь этим девочкам-яванкам, и что они доверяют вам. Конечно, после вашей политинформации, девочки отказываются говорить со мной о чем-либо, кроме погоды и названий улиц.

— Они правильно делают, — прокомментировала Акиваша, — мало ли, что у вас на уме.

— Мисс Рэстэк, а вас совсем не беспокоит то, что открылось во втором вопросе?

— Мисс Морган, вы задали четвертый вопрос, а договор был до трех. Арифметика.

— Акиваша, — негромко сказал фон Зейл, — ситуация не очень хорошая.

— Я уже догнала это, — отозвалась лейтенант-инженер, — надо что-то решать.

— Может, вы, все же, выслушаете мои идеи на эту тему? — спросила Наоми.

— Может, выслушаю, — буркнула Акиваша, и приняла позу роденовского мыслителя.

Британка-психолог коротко, по-японски, поклонилась и приступила к изложению ряда свежих, можно сказать, скороспелых идей. Герда слушала с искренним интересом. Ее впечатлила ясность объяснений Наоми о психосексуальном шоке у девушек, которые вынужденно начинают сексуальную практику с подростковой проституции.

— Ранний и не совсем добровольный дебют, это уже шок, — сообщила Наоми, — но хуже другое: такой секс оторван от эмоций. В нем нет ничего интимного. Это как перевалка мокрых мешков с овощами. Мешки почти одинаковы, и движения почти одинаковы. У девушки формируется алгоритм минимальной затраты физических и психических сил. Примерно как у грузчика-профи, который устает от такой работы гораздо меньше, чем любитель. Теперь, допустим, явился прекрасный принц, вытащил принцессу из когтей торговцев «клубничкой», и женился на ней. Тут — разочарование: принцесса фригидна. Правда, она не против секса. Почему не сделать приятно своему принцу? Ей нетрудно погрузить для него мешок с овощами. Она даже испытает некоторое удовольствие, но только не от секса, а от своей профессиональной работы, сделанной по зову сердца.

— А какая правильная игра за принца? — поинтересовалась Герда.

— Если принц любит принцессу, — ответила Наоми, — то он может, шаг за шагом, очень аккуратно, восстановить у нее биологически-естественную связь секса и эмоций. Это займет месяцы, но его будет вдохновлять то, что с каждым шагом его любимая будет оттаивать. При достаточном понимании, и умении ждать, у сказки будет happy end.

Акиваша Рэстэк взяла с полки электронную сигару, сделала затяжку (надавив кнопку), окуталась паровым облаком, пахнущим скорее хвоей, чем табаком, и произнесла:

— А что в нашем случае?

— В нашем случае… — тут британка-психолог сделала паузу, — …В нашем случае много принцесс, но ни одного принца. Продолжая в эпическом жанре, освободителями стали лучники Робин Гуда, простые разбойники, обожающие грузить мешки. Не с овощами, разумеется, а с золотом. Для них погрузка этих мешков, и секс — сходные удовольствия. Лучники взяли принцесс в шайку, переучили с овощей на золото, тут и сказке конец.

— Ну, приложили вы нас, — оценил фон Зейл.

— Извините, что перестаралась, — сказала она, — но до вас доходит, только если жестко.

— Хэх… Я это уже слышал.

— Да, поскольку я это уже говорила. А если отвлечься от иносказаний, то вы поступили некрасиво, когда, не разобравшись, передали девочек-яванок под неформальную опеку ваших милитаризованных и сексуально-отвязанных девушек вроде… Вроде…

— …Вроде меня, — помогла ей Акиваша.

— Извините, но да. Вы не очень хороший образец для этих девушек в их состоянии.

— Так, я и не стремлюсь в образцы.

— Еще раз извините, мисс Рэстэк, но ваше стремление не играет роли в данном случае. Девочки-подростки всегда берут пример со старших подружек. Вы сказали: у вас есть ассистент, 15-летняя яванка. А вы замечаете, что она подражает вам?

— Иногда замечаю. Но, если идти по вашей логике, то это к лучшему. Вы говорили, что девчонке при таком образе жизни, нужен более-менее постоянный парень. Может, мы хреновые образцы, но у большинства из нас это есть. Может, яванки возьмут пример?

— Увы, — и Наоми Морган покачала головой, — подражать секс-играм в Y-клубе — легко. Подражать эмпатии — невозможно. Эмпатия — внутреннее состояние психики.

— Но, — заметила Герда, — ведь откуда-то эмпатия появляется у людей.

— Да, — сказала Наоми, — и мы знаем, как. Первичный опыт эмпатии человек получает в младенчестве, от родителей. Позже…

…Британка-психолог не успела рассказать о том, что позже. В административное кафе влетел маленький живой вихрь. Не совсем маленький: немного выше полутора метров ростом, и около полцентнера весом.

— Акиваша! Я доперла! — взвизгнул вихрь, затормозив, и став тинэйджеркой-яванкой.

— До чего ты доперла?

— Я доперла до однопроходного формаута двухкилевого днища черепахи!

— Да ну? — слегка недоверчиво откликнулась Акиваша.

— Почти доперла, — неохотно уточнила яванка, сделала несколько шагов, заметила трех гостей, и воскликнула, — Wow! Ее сцапали!

— Линтибанг! Ну ты это, тактичнее давай! — проворчала Акиваша.

— А что я не так сказала? — удивилась яванка.

— Так, Линтибанг, — произнес фон Зейл, и показал ладонью на ближайшее кресло около соседнего столика, — присядь-ка, и поясни, что ты сказала.

— Легко, сен майор! — отреагировала та и, с серьезным видом, уселась в кресло.

Герда Шредер почти сразу же поняла, что Линтибанг не просто подражает Акиваше, а копирует ее. Эта 15-летняя яванка была одета в точности, как Акиваша. Тот же фасон сандалий, юбочки и тряпочки-топа. Даже стрижка та же «перистая пальма». Но цвета отличались, и фибула на плече другая: не клыкастая серебряная морда, а сверкающая ледяная многоножка-сколопендра, свернувшаяся упругой спиралью. Еще Герда успела уловить стремительно-уверенный взгляд, брошенный яванкой на Акивашу…

«Девочка смотрит на нее не как на старшую коллегу, — подумала Герда, — скорее, как на любимую старшую сестру, надежную, как рыцарский клинок. Выходит, что ошибалась британка-психолог, говоря об анти-эмпатии, привитой яванкам в Море Нези. Конечно, может, Акиваша и Линтибанг, это частный случай, но не верится. Ведь foa, при своей индивидуальной оригинальности, которой они гордятся, крайне похожи в поведении, касающемся ситуаций, типизированных мифами Tiki. А это как раз ситуация оттуда».

Сейчас Герда вспомнила подходящий миф: «Как Мауна-Оро объединил Гавайику». В древней Океании пылали жестокие межплеменные войны. И если захватывали чужую деревню, то убивали всех детей — чтобы у врага не было будущего. Но великий король Мауна-Оро, пришедший из страны Ута-Ру-Хива, велел своим воинам брать вражеских детей в семью, как родных. Дети подросли, и войско Мауна-Оро стало огромным. Его боевые каноэ находили в океане любой атолл, ведь на каноэ были выходцы с каждого архипелага. Захваченные дети врагов — это действительно их будущее (заключал миф) поэтому правильный канак сделает так, что само будущее обратится против врагов…

…Эти мысли пронеслись в сознании Герды за несколько секунд. Примерно столько же понадобилось яванке Линтибанг, чтобы ответить на вопрос фон Зейла.

— Ну… — пробурчала она, — …Вы же из Гестапо, и вы сцапали эту шпионку-агитатора.

— Не Гестапо, а INDEMI, — строго сказал майор, — и, кстати, откуда ты меня знаешь?

— Это просто! — она улыбнулась, — Все наши знают, что вы приехали. А я вас помню, вы воевали здесь в начале января. Вы тогда были банши, а мы по руслу ручья таскали вам жратву. Я тоже. Мне показали вас, но вы меня не заметили, очень заняты были. Вот.

— Ясно. Ну, юная героиня фронтовой логистики, теперь скажи, почему ты решила, что указанная персона, мисс Наоми Морган, это шпионка-агитатор?

— Ну, она чужая, и она вынюхивает, про все расспрашивает. Никакой турист, и никакой гастарбайтер не будет расспрашивать про то, про что она. Получается: вот.

— А может, тебе сказал кто-то, что она шпионка-агитатор? — предположил фон Зейл.

— Зачем? У меня свои глаза, чтоб видеть, и своя голова, чтоб думать.

Сделав такое заявление, Линтибанг невозмутимо посмотрела прямо в глаза фон Зейлу. Разумеется, опытный разведчик мог без труда определить, что она недоговаривает, но среднестатистический собеседник принял бы эти слова за чистую монету. И фон Зейл, почему-то решил не показывать вида, что определил недоговорку.

— Ясно, — сказал он, — а про что конкретно расспрашивала мисс Морган?

— Ну, типа, где мы живем, где работаем, какой у нас секс, какая религия и обряды.

— Про религию и обряды? E-oe? — заинтересованно переспросил майор INDEMI.

— E-o! E-o! — Линтибанг энергично покивала, — Про религию прямо очень! И про секс.

— Ясно. А почему ты решила, что мисс Морган не только шпион, но и агитатор?

— Идем! Не при ней же об этом говорить! — заявила юная яванка, вскакивая с кресла.

— Идем, — согласился он, тоже вставая, — друзья, извините: работа. Я скоро вернусь.

Британка-психолог проводила их задумчивым взглядом, и повернулась к Акиваше.

— Вы добились своего, мисс Рэстэк: против меня выдвинуты обвинения.

— Не переводите стрелки, мисс Морган. Это вы привели INDEMI. Не я. Это вы лезли к Линтибанг с провокационными вопросами. Не она к вам.

— Акиваша, — вмешалась Герда, — как, по-твоему, насколько это плохо?

— Ни насколько.

— Мм… Но обвинения?

— Это не обвинения, а основания для профилактической беседы. Так что, мисс Морган напрасно драматизирует.

— Перестаньте говорить обо мне в третьем лице, когда я здесь! — рассердилась Наоми.

— Психолог не должен быть таким обидчивым, — авторитетно заявила Акиваша, — я тоже могла бы обидеться. Я хотела на дежурстве подумать вместе с ассистенткой по теме. А вместо этого приехали вы, мисс Морган, и подумать по теме не вышло. Такие дела.

— По теме? — переспросила Наоми, — У меня крутится вопрос: почему вы, инженер, явно востребованный профессионально, подрабатываете ночным менеджером в Y-клубе?

Резерв-лейтенант инженер фыркнула и повертела головой:

— Я не подрабатываю. Просто у нас, типа, волонтерская общественная миссия. Мы тут приглядываем, чтобы бизнесмены китайцы-хакка помнили, кто пустил их в клуб. Они делают хорошие деньги на продаже закуски, выпивки, и всякого такого. Но за это они должны выполнять условия: чистота на борту, гуманные цены и сервис. Если они это нарушат, то у нас разговор будет короткий: вышвырнем их вон, и пустим других.

— Мисс Рэстэк, я не поняла: у нас — это у кого? Чья общественная миссия?

— У нас, это у резервистов Народного флота из партнерства «Fibetti».

— Какой-то абсурд! — воскликнула Наоми, — Общественная миссия в доме свиданий!

— Такие абсурдные мы! — иронично сказала Акиваша, — Как специально для неопытного психолога. Чтобы он расширил свой кругозор, и перестал думать, что Земля плоская.

— Не вам судить о моем опыте! — огрызнулась Наоми.

— А откуда вы знаете, что я про вас говорила? От смущения ушки краснеют, а?

— О! Типичное хамство провинциальных янки. Им кажется, что это тонкий юмор.

— Ну, мисс Морган, если Лос-Анджелес провинция, то ваш Лондон глухая деревня.

— Мисс Рэсттэк, вы хоть раз бывали где-то, кроме бывших колоний? Понятно, что вы не видели Лондон. Но, может, Рим, Париж, Амстердам, или хотя бы Копенгаген? Нет?..

…Возможно, обмен колкостями продолжился бы, но вернулись фон Зейл и Линтибанг.

— Мисс Наоми Морган, слушайте меня внимательно, — тихо и жестко произнес майор.

— Я слушаю, — ответила она, и как-то рефлекторно встала с кресла.

— Мисс Наоми Морган, — продолжил он, — как офицер объединенной военной разведки и контрразведки Конфедерации Меганезия, я рекомендую вам, в процессе вашей научно-практической деятельности, учитывать местные обычаи. Это была официальная часть.

— Была?.. — удивленно переспросила Наоми, — …И больше ничего?

— Официально ничего. А неофициально, вы помните: мы обещали ребятам вернуться в Гнездо Черного лебедя. В 0:30 начнется трансляция вашего соотечественника.

— Я помню. Картер Клеймор сопредседатель Британского Межпланетного Общества.

— Так точно, — подтвердил фон Зейл, и вопросительно взглянул на Линтибанг.

— Мисс Морган! — выпалила яванка, — Я не знала, что вы это для науки. Без обид, ОК?

— Конечно, без обид! — подтвердила британка, и дружески улыбнулась ей.

— Классно! — обрадовалась Линтибанг, — Вы звоните, если что. Или заходите. Вот.

— То же самое, — коротко добавила Акиваша, и пыхнула своей электронной сигарой.

Начало первого ночи 5 августа. Запад Хониары. Гнездо Черного лебедя.

До трансляции из Новой Зеландии оставалось еще почти полчаса, и Наоми по какой-то причине захотела, во что бы то ни стало, переговорить тет-а-тет с Гердой. Германка не возражала. Ей было интересно, обстановка располагала, и фон Зейл не возражал. Даже поддержал: «Общайтесь, а если по итогам можно будет что-нибудь рассказать мне, то расскажешь по дружбе. А если нельзя будет, то не расскажешь. Как получится».

Британка-психолог выбрала местечко в углу. В круглом зале, все-таки было два угла (в точках сопряжения полукруглой стойки бара с круглой стеной).

— Ужасно, — прокомментировала Наоми свой выбор, — меня тянет забиться в угол, тянет жалеть себя, тянет плакаться в жилетку тебе, почти незнакомому человеку… И в такое состояние меня загнала одна короткая серия разговоров в этом чертовом Y-клубе. Мне впервые за 15 лет работы кажется, что я ничего не понимаю в человеческой психике.

— По-моему, — сказала Герда, — у тебя такая реакция на внезапное новое знание.

— Если бы знание… — британка вздохнула, — …Но это наоборот, разрушение знания.

— Наоми, я думаю: настоящее знание невозможно разрушить. Но иллюзию знания…

— …Да, конечно, Герда, ты права. Это была иллюзия знания. Но, черт побери! На этой иллюзии держалась вся система моих знаний в социальной психологии. Я сейчас как первокурсница, гляжу на гору учебников, и думаю: мне за три жизни это не выучить!

— Неправда! — возразила Герда, — Я же слышала, как ты объясняла случай с девочками-яванками! С тобой согласились даже те, кто, был заранее предубежден против тебя!

— Они не во всем согласились, — поправила Наоми, — и главное как раз то, в чем они не согласились. Это базисный постулат социальной психологии об эволюции норм.

— Объясни, — попросила Герда.

Британка нервно сплела и расплела пальцы.

— Есть принцип: социум осваивает все более сложные виды предметной деятельности, и усложняются социальные нормы. Иначе никак. Иллюстрация: «Янки при дворе короля Артура». Марк Твен. Судя по твоему кивку, ты читала.

— Да, Наоми. Я читала, и понимаю иллюстрацию. Не получится построить мир паровых машин и электричества, опираясь на право и мораль средневекового общества.

— Верно, Герда! Это вывод из базисных постулатов социальной психологии.

— Похоже на высказывания Капитана Очевидность, — заметила Герда.

— Похоже, — подтвердила Наоми, — настолько похоже, что я даже не сомневалась в этом постулате, пока не попала в Море Нези. Я знала: система правовых и этических норм в Меганезии, это средневековье в социально-психологическом смысле.

— Смысл норм диаметрально противоположный, — возразила Герда.

Наоми Морган сделала чуть заметное отрицающее движение ладонью.

— Я не о политическом строе, а о конструкции норм, регулирующих жизнь социума.

— Поясни, я не поняла.

— Да, конечно. Для социальной психологии не так важно, у кого политическая власть: у феодалов и священников, или у вольных стрелков и фермеров. Важна структура норм. Средневековье, это застывшие нормы с предельно примитивной структурой, примитивной лаконично-бытовой лексикой, и примитивной процедурой применения.

— Так понятно. Кстати, нези считают все это плюсом, а не минусом.

— Да, я знаю, как они считают. Но, согласно соцпсихологии, такое общество обречено прозябать в средневековой нищете. Есть исключения: например, богатое современное средневековье Аравии. Но это не о том. В Меганезии нет легкодоступной нефти.

— Но, — заметила Герда, — средневековья в Меганезии тоже нет.

— В том-то и дело, — произнесла Наоми, — оно должно быть, но его нет. Значит, в базисе социальной психологии заключена грубая ошибка. В действительности социум может строиться на примитивных социально-психологических нормах. Это не помешает ему развиваться в материально-технической области. Вот тебе и Капитан Очевидность.

Герда улыбнулась и пожала плечами.

— Похоже, что так. Грубая ошибка. Нередкий случай в погоне за очевидностью.

— Да, — ответила Наоми, — и все знания, которые я применяла, как очевидные теперь под огромным вопросом. В социальной психологии многое построено на внешне логичных выводах, которые, если приглядеться — просто умозрительный произвол. Цивилизация построила грандиозное здание из поведенческих норм и условностей, но что, если это здание бесполезно? Точнее, оно вредно, как вредны были пирамиды, которые пожрали экономику Древнего Египта, не принеся ни капли пользы. Что, если моя уверенность в психической пользе некоторых форм эмоционального поведения, это тоже ошибка?

— Брось, это уже перебор! Не превращай здоровый скептицизм в навязчивую идею.

— Что? Как ты сказала?

Герда повторила последнюю фразу. Наоми немного помолчала, затем отозвалась:

— Да, верно. Спасибо. Просто, я в шоке от собственной тупости: я две недели не могла сообразить, что Y-клуб мало отличается от дискотеки у нас в Британии. Просто, тут не скрывают, что на дискотеку ходят не только плясать, но и снять секс-партнера на час.

— В Море Нези, — сообщила Герда, — принято скрывать что-то, только если к этому есть разумные причины. И тут не принято изображать тайну из того, что общеизвестно.

— Это как раз проблема, — сказала Наоми, — человеку для полноты эмоций в сексе нужен элемент тайны. Но в Y-клубе нет этой интригующей игры, и исчезает нечто важное.

— Да, я понимаю.

— Ты понимаешь, Герда? Тогда я тебе завидую. Ведь я сегодня перестала понимать.

— А может, у тебя метакогнитивный шок Даннинга — Крюгера? — предположила Герда.

Об эффекте Даннинга — Крюгера, и одноименном шоке, Герда узнала случайно, когда интервьюировала некого известного экономиста для своей колонки-блога в журнале «Hauswirtschaft». И экономист упомянул об эффекте, открытом двумя американскими психологами в конце XX века. Суть в том, что низко квалифицированные люди чаще считают себя компетентными, чем высоко квалифицированные. Как следствие: когда специалист перескакивает (фигурально говоря) через две ступеньки вверх по лестнице знаний, то испытывает шок расширения горизонта. Ему (на некоторое время) начинает казаться, будто он знает так мало, что это эквивалент полного невежества. Требуется адаптация, чтобы на новом уровне к нему вернулась адекватная проф-самооценка.

Озвучив сейчас эту идею, она не рассчитывала на какой-то особенный результат. Она просто искренне хотела как-то выпихнуть британку из проф-депрессии. Но у Наоми, в течение секунд, сменилось настроение: она будто избавилась от кошмарного сна. У нее вспыхнула радостная улыбка на лице. Она расцеловала Герду, и призналась в вечной платонической любви. Она наговорила бы еще чего-нибудь радужно-позитивного, но прозвучал сигнал, сообщающий о начале TV-трансляции из Новой Зеландии.

— Сейчас я поставлю тебе выпивку! — весело сказала Наоми, — Чего бы ты хотела?

— Я хочу огромную чашку крепкого черного кофе, — призналась Герда.

— Значит, я принесу тебе огромную чашку крепкого черного кофе с капелькой бренди, поскольку без бренди это получилась бы не выпивка, — проинформировала британка.