4 часа утра 11 декабря. Северо-запад Сальвадора. Север провинции Санта-Ана.

Майор Яго Гарсия (командир артдивизиона РСЗО «Astros-Tectran») полагал, что слова примипила легиона VEU: «я позвоню на самый верх» — пустая бравада. Но Хосе-Хуан Перес позвонил туда, и с самого верха майору пришел литерный приказ с факсимиле президента Марио Делкасо. В преамбуле излагалась военно-политическая обстановка: тольтекская секта «Воины Юкатана» оккупировала провинцию Метапан. Необходимо остановить агрессора. В связи с этим артдивизиону было предписано уничтожить две мишени: комбинат «Holcemex» и автотранспортный терминал на 12-м шоссе, а затем поддержать разведку боем, проводимую сводным легионом милиции VEU.

Майор Гарсия, как человек осмотрительный, знающий переменчивость политической ориентации госаппарата, позвонил в офис президента за подтверждением приказа. На звонок ответил некий клерк, который, узнав, кто звонит, переключил связь на самого президента. Через минуту, президент подтвердил приказ, и потребовал, чтобы Гарсия немедленно открыл огонь. Понятно, что майор ответил «да, сеньор», и про себя очень порадовался, что дальновидно включил на смартфоне опцию «запись разговора». При «разборе полетов», неминуемом после очередной смены ориентации, это пригодится.

Чтобы надежнее подстраховаться, майор собрал весь командный состав артдивизиона, зачитал вслух приказ, и дал им послушать запись разговора с президентом. Теперь, по максимуму сняв с себя ответственность, он распорядился открыть огонь…

…Пока бравые парни из артдивизиона готовят залп мобильных реактивных установок «Astros-Tectran» (эта процедура занимает по регламенту 3 минуты), можно поговорить немного об этих больших военных игрушках: РСЗО. С момента их появления на полях Второй Мировой войны, журналисты фабрикуют мифы, чтобы сформировать в мозгах некритично настроенного читателя-зрителя впечатление некого супер-оружия. А если посмотреть критически, то РСЗО отличаются от тяжелой артиллерии Первой Мировой войны только весом орудийной платформы. Те же калибры от 8 до 16 дюймов, тот же забрасываемый вес снаряда от центнера до тонны, но платформа на порядок легче. В эволюционном смысле, на поле боя РСЗО заменили тяжелую артиллерию, как базуки (ручные реактивные гранатометы) заменили легкую артиллерию. В общем, РСЗО это, конечно, не чудо техники, но очень эффективная мобильная система для уничтожения вражеских укрепленных районов на фронтах локальных войн Третьего мира. Если же применять РСЗО против городских кварталов, то боевая эффективность запредельна…

…Залп.

В темноте кажется, будто артдивизион погрузился в багрово-светящееся облако.

Оглушительный пульсирующий звук — что-то среднее между скрежетом и свистом на несколько секунд заполнил окружающее пространство. А затем остался сравнительно негромкий вой воздуха, рассекаемого тяжелыми снарядами. Они, будто яркие звезды, скользили по пологим параболам, а затем обрушились на транспортный узел города и территорию цементного комбината. Там, казалось, выплеснулись вскипающие озера оранжевого пламени, взмывая к небу причудливо закручивающимися вихрями.

…Майор Яго Гарсия чихнул от пыли и дыма, попавших в горло, выругался, нашарил зажигалку и сигареты в кармане, и прикурил. Он успел уже сделать несколько жадных затяжек, когда подошел старший лейтенант Пабло Нэгусо — зам командира дивизиона.

— Сеньор майор, мишени поражены, нештатных ситуаций на батарее при стрельбе нет.

— Ясно, Пабло. Нормальная работа.

— Вот, не очень нормальная, по-моему.

— Старлей, говори прямо, и без церемоний, — предложил командир артдивизиона.

— Если без церемоний, Яго, то мне страшно. Гореть нам в аду за такие стрельбы.

— Пабло, ты же знаешь: мы просто выполняем приказ.

— Яго, а что, богу ты тоже так скажешь, когда придет время?

— Бог… — проворчал майор Гарсия, и посмотрел в сторону автоколонны милиции VEU, персонал которой, собравшись большой толпой на пригорке, восторженно обсуждал зрелище двух огромных разгорающихся пожаров.

Старший лейтенант Нэгусо тоже посмотрел на толпу милиционеров, и резко сказал:

— Скоты!

— Считается… — произнес майор, снова затянувшись сигаретой, — …Что они — главные защитники веры в бога. Ты же смотрел TV-проповедь преподобного отца Маноло.

— Знаешь, Яго, — сказал старлей, понизив голос, — мне кажется, что ординарий Маноло Кункейро тайно перешел в ислам и только притворяется христианином. Эта милиция похожа на моджахедов, против которых мы воевали в йеменской командировке.

— Ерунда, Пабло. Ислам и христианство тут не при чем. Тут просто большие деньги. К моджахедам в Йемене это тоже относится. Гринго делают деньги на религии и войне.

— Я тебе про бога, а ты мне про деньги гринго, — слегка обиженно заметил старлей.

— Так, — философски произнес майор, — на деньгах гринго напечатано «in god we trust». Наверное, потому все, что начинается с бога, заканчивается деньгами. И хватит на эту скользкую тему. Видишь, приближается долбанный милицейский примипил.

Хосе-Хуан Перес подошел к офицерам артдивизиона и радостным тоном заявил:

— Мы круто врезали тольтекским язычникам! Они даже не отвечают огнем. От страха обделались и разбежались. Я прямо сейчас сказал молодняку из наших, чтоб взяли два автобуса, поехали туда, и разобрались. Если там остались язычники, то повесить их на столбах для острастки. Пусть молодняк покажет, что умеет, и крепкие ли яйца. Вы тут оставайтесь наготове, чтобы еще раз врезать, если будет надо. Понятно вам?

— Понятно, — ответил майор Гарсия.

— А что вы оба будто недовольны чем-то? — подозрительно спросил примипил.

— Так, — майор равнодушно пожал плечами, — у нас работа по инструкции: нам следует выполнить профилактический лист боевой техники после стрельб.

— Работа… — произнес Перес, и рефлекторно скривился. Стало ясно, какое отвращение вызывает у него это слово, — …Давайте, работайте, если вам надо.

Выразив, таким образом, свою натуру люмпена и мелко-криминального персонажа, он развернулся и двинулся по направлению к толпе своих подчиненных, продолжающих радостно наблюдать за пожарами. Старлей Нэгусо проводил его взглядом и объявил:

— Скотина!

— Скотина, — спокойно подтвердил майор Гарсия, — и что с того?

— Просто мне противно. А тебе, Яго?

— Это наша работа, Пабло. Нам за это платят.

— Нам хоть платят, — согласился старлей, — но нашим парням, которые на обязательной службе, почти ни хера не платят. За что они участвуют в этом свинстве?

— За то, что закон такой, — сказал майор, — вообще, Пабло, прекращай думать об этом, а подумай лучше о том, что тут будет дальше.

— А что тут будет дальше, Яго?

Майор Гарсия посмотрел на габаритные огни двух автобусов, отъезжавших в сторону небольшого лесного массива, через который шло шоссе-12 Санта-Ана — Метапан.

— Будет вот что. Эти уроды доедут до Метапана, не встретят там противника, займутся мародерством, а из города побегут оставшиеся жители. К рассвету у мародеров будут полные мешки награбленного, а остальной толпе станет завидно. И тогда Хосе-Хуану придется скомандовать общее наступление, хочет он того или нет, иначе бунт. Затем, ситуация будет развиваться в зависимости от того, близко ли противник. Если нет, то ничего существенного не произойдет. Но если да… — тут майор замолчал.

— …Если да, то крышка этим мудакам, — договорил за него старший лейтенант.

— Точно, — сказал Яго Гарсия, — и черт с ними, если их раздраконят из минометов, уже пристрелянных по квадратам. Меня беспокоит другое: что авиация гринго уйдет.

— Почему уйдет? — удивился Пабло Нэгусо.

— Потому, что нет противника. Зачем тратить топливо попусту? Они оставят высотный скаут-дрон, и будут наблюдать из кабинета, попивая кофе без кофеина со сливками.

— А-а… Что если противник вдруг появится?

— Тогда гринго снова пошлют сюда самолеты. Но, если сложить время на подготовку вылета, и время подлета от базы Сото-Кано, то получится 20 минут, не меньше. И это значит, что крышка не только милиционерам, но также нам. Такая проблема.

— И что мы тогда будем делать, Яго?

— Тогда, Пабло бесполезно что-то делать. Надо делать сейчас. Надо искать ближайшие укрытия в ландшафте, и готовить младший комсостав к отступлению в эти укрытия по сигналу «воздушная тревога».

— Яго, это что, твой приказ?

— Нет, Пабло, это не приказ, это просто то, чем мы сейчас займемся, — ответил майор.

Параллельные события. 4 утра 11 декабря. Остров Кокос.

Северо-западная сторона. Каменный пляж. База костариканских рейнджеров.

Впервые за последнюю неделю лейтенант Хайме Родригес испытал счастье. А точнее: всепоглощающую радость. Такое чувство у энергичных латиноамериканских парней в большинстве случаев возникает: от близости с любимой женщиной, или от победы на футбольном матче, или от сигареты с травкой. Но, возможно, впервые в истории такое случилось от выслушивания неформально-бюрократической разборки в эфире. Такой странный эпитет: «неформально-бюрократическая». Но объяснению — свое время…

…А началось это с короткого диалога по радио:

Гидроплан СФК Меганезии вызывает станцию рейнджеров острова Кокос.

Станция «Кокос-Норд» рейнджеров Коста-Рики, лейтенант Родригес на связи.

Лейтенант Родригес, это СФК, комбриг Старк, прошу разрешения на лэндинг.

Комбриг Старк, лэндинг разрешен, держитесь справа от сигнальных огней пирса.

Это Старк. Вас понял, лейтенант Родригес. Наш борт будет через 6 минут.

Это Родригес. Вас понял, комбриг Старк. Встречаю через 6 минут…

…Меганезийский комбриг Старк оказался хронометрически точным: через 6 минут с правой стороны пирса станции рейнджеров приводнился гидроплан, напоминающий поплавковый клон истребителя P-51D «Mustang» 1944 года. Пилот — обычный дядька, крепкий спортивный европеоид лет 45, ловко спрыгнул на пирс и козырнул.

— Я комбриг Ури-Муви Старк. Благодарю за разрешение на лэндинг.

— Ясно, комбриг Старк. Я лейтенант Хайме Родригес, комендант станции. У нас здесь простые нравы, так что сразу предлагаю чашку кофе. И, хотелось бы четко знать цель вашего визита, потому что тут всякое творится… Что такое СФК?

— Кофе, это прекрасно! — заявил комбриг, — Про СФК рапортую: это временная служба Верховного Суда Меганезии по контролю за флибустьерами. Попросту: Флибукон.

— А-а… — протянул костариканский лейтенант и показал ладонью в сторону моря, где в темноте наблюдалось скопление разноцветных огней на уровне воды и выше, — …Там, вероятно, присутствуют ваши флибустьеры среди экологов «Зеленого кристалла».

— Так точно, лейтенант. У вас с ними возникли проблемы, или как?

— Нет, комбриг. Проблем, в общем-то, не возникло, но я буду рад, если вы здесь как-то отрегулируете ситуацию. Обстановка в нашем регионе вообще сложная, а тут тяжелые транспортеры в большом количестве. Корабли, самолеты, даже дирижабли. Вроде, они полезные, экологические. Но что считать экологическими грузами? Вы понимаете?

— Конечно, я понимаю! Как только мы пообщаемся, и выработаем позицию, которая бы устроила вас, как представителя страны — хозяина острова, я немедленно займусь. Всех неформальных лидеров флибустьеров я заранее соберу на борту эко-флагмана.

— Это было бы чертовски правильно, комбриг! — отреагировал Родригес.

— ОК! — Ури-Муви резко тряхнул левой рукой, и в его ладони появилась некая плоская коробка. Как стало ясно через секунду, это был радио-коммуникатор.

Комбриг поднял ладонь к левой щеке и произнес:

— Тон-тон! Флибустьерским командам у острова Кокос — слушать на мостиках. Я — Ури-Муви Старк, и вы знаете меня. Я представляю Флибукон, по приказу Верховного суда. Задача: сделать так, чтобы война в Сальвадоре и окрестностях не пошла по сценарию эскалации. Это в общих интересах. Поэтому, я предлагаю всем лидерам флибустьеров собраться через 100 минут на спардеке ловца призраков «Туларум»! Пусть каждый из лидеров флибустьеров сейчас отзовется, чтоб было понятно, кто присутствует…

(Ури-Муви Старк замолчал на минуту — слушая ответы, а затем резюмировал).

…— Итак, hombres, мы встречаемся через 100 минут на борту «Туларума». E aloha!

Произнеся эту фразу в эфир, он убрал коммуникатор в карман, улыбнулся, и пояснил специально для костариканского лейтенанта:

— Я начну регулировать через 100 минут, а сейчас есть время на кофе.

— Следуйте за мной, комбриг! — пригласил Хайме Родригес, с трудом скрыв под маской воинского этикета свое чувство всепоглощающей радости от того, что явился тот, кто разгребет этот, то ли флибустьерский, то ли экологический, военизированный бардак.

На станции рейнджеров (наподобие быстро-сборного барака из панелей) у коменданта имелся маленький рабочий кабинет, дверь в который вела из общей комнаты. И среди рядовых костариканских рейнджеров, находившихся в этой комнате, нашелся парень, моментально узнавший гостя.

— O-o, wow! Мистер Старк! Меня зовут Сержо, у меня ваша книга, очень классная…

— Сержо! Дисциплина! — строго сказал Хайме Родригес.

— Но лейтенант, я хотел только попросить автограф!

— Ух… — выдохнул Хайме, глянув на гостя.

— Никаких проблем, — Ури-Муви дружески улыбнулся, — приятно встретить читателя.

— Ладно, — Хайме махнул рукой.

Рядовой тут же схватил с полки книгу «Чистое небо над Конго», и шагнул к комбригу Старку, протянув ему книгу, раскрытую на первой странице.

— Что же написать вам? — задумчиво произнес автор, покрутив в руке фломастер.

— Я успешно закончил курсы пилотов мотодельтаплана, — сообщил рядовой Сержо.

— Ну, тогда вот… — Старк черкнул фразу, несколькими штрихами нарисовал условный дельтаплан, летящий над волнами к солнцу, и поставил роспись-вензель.

— Cool! — обрадовался рейнджер, получив желаемое, и поблагодарил, — Mauru!

— Maeva, — ответил Старк, и прошел в кабинет вслед за лейтенантом.

Тот предложил гостю усаживаться и, наполняя две чашки из кофейника, проворчал:

— Наши молодые бойцы листают краткий разговорник вашего языка утафоа. Модно.

— Вообще-то, лейтенант, я тоже знаю утафоа только по краткому разговорнику.

— Правда? А я думал, что утафоа это меганезийский язык.

— Вообще-то, утафоа, это язык античных канаков. А мы, канаки-креолы, используем в основном колониальный английский и карибский франко-испанский интерлингв.

— На испанском у вас не французский, а бразильский акцент, — заметил Родригес.

— Это мозамбикский португальский, — поправил Ури-Муви.

— А-а… Так вы из Мозамбика, или все-таки из Конго?

— Я из ЮАР, но воевал в тропическом поясе Восточной Африки, а затем в Океании.

— Из ЮАР? Значит, вы этнический африканер-голландец?

— Этнически я русский. Предки уехали в Африку в конце Второй Мировой войны.

Лейтенант Хайме Родригес вздохнул и покивал головой.

— Война играет людьми, бросает их по планете.

— Да, такие дела, — согласился Ури-Муви, и лейтенант продолжил:

— Слушайте, комбриг, если вы не только военный, но еще писатель, значит, у вас такое разностороннее образование. Верно я рассуждаю?

— Да, можно сказать, разностороннее, но дилетантское.

— А мне хоть какое, — сказал Хайме, — у меня проблема. Женщина-кубинка в шоке. Наш здешний медик сначала сказал: это от яда улитки-конуса, а теперь просто не знает.

— Улитки-конусы уникальны в смысле токсинов, — сообщил Ури-Муви, — у всех других животных внутри вида одинаковый яд, а среди этих улиток каждая продуцирует свой полипептид, так или иначе поражающий нервную систему жертвы.

— Комбриг, может, вы посмотрите? А то как-то странно с этой кубинкой. Полицейские файлы про нее странные. Родичи у нее странные. 10 лет им было плевать на нее, а тут узнали, что с ней такой несчастный случай, и сразу полетели сюда на своем самолете, тысячу миль. Откуда у простых кубинцев свой самолет, и такая легкость вылета?

— Да, странно, — согласился Ури-Муви, — ну, давайте пойдем, посмотрим…

В этот момент пискнул его коммуникатор. Ури-Муви посмотрел на маленький экран.

…— Скажите, лейтенант, у вас ожидается прибытие конвертоплана «Osprey»?

— Нет, а что?

— Вот что: вы не ожидаете, но эта штука летит к вам с норда.

— С норда? — переспросил Родригес, — Не с норд-норд-оста?

— Точно, лейтенант. «Osprey» летит не из Коста-Рики а, вероятнее всего, с десантного корабля США, который патрулировал восток акватории Сальвадора, а теперь идет на северо-запад вдоль побережья. Если «Osprey» взлетел с его предыдущей позиции…

— Что-то я не понимаю этих гринго. А вы понимаете, комбриг?

— Я думаю, лейтенант, они намерены искать здесь что-то.

— Здесь, на острове Кокос? Но что?

— Я думаю, они скажут вам, если смогут приземлиться, — предположил Ури-Муви.

5 часов утра 11 декабря. Остров Кокос и риф Нарибусус в миле от него.

Прилет «Osprey» стал диким reality-show для экологов и костариканских рейнджеров. Посадка тяжелой машины на плавучий хелидром, рассчитанный на 6 тонн — опасна. И пилоты разгружали ее, как могли. Сперва они зависли в нескольких метрах над водой недалеко от пляжа, сбросили пассажиров, надувные лодки, и экипировку. Лишь затем, предельно аккуратно, они повели «Osprey» к хелидрому. Публика на яхтах и катерах в ближнем радиусе включила прожектора и направила лучи так, чтобы создать пилотам удобную подсветку, а капитан Эл Бокасса применил точный лазерный дальномер, и в режиме online по радио сообщал пилотам просвет между площадкой и шасси…

…Чуть слышное «бум». Скорее даже кажущийся звук касания. Так бывает у зрителей: сознание фиксирует звук, хотя объективно этот звук сливается с шелестом волн. Пока роторы на крыльях-консолях вертелись, так что часть веса машины (уже вставшей на площадку) компенсировалась их тягой. Пилоты убирали тягу очень медленно, и было заметно, как пенобетонный понтон — фундамент мини-хелипорта погружается в воду — сантиметр за сантиметром… Стоп роторов. Стабилизация. Аплодисменты.

Парадокс. Аплодировала публика, которая вовсе не была друзьями для американских пилотов. В текущем политическом смысле скорее наоборот. В то же время, десантная команда (19 морпехов и агент Дороти Монтанар, высаженные около пляжа) казалось, проявили равнодушие к судьбе пилотов и машины, доставившей их сюда. Но, следует понимать, что перед спец-командой стояла сложная, ответственная задача, так что они сосредоточились на этом. А оба пилота, грамотно справившиеся с опасностью, теперь находились среди дружественно настроенных (хотя политически враждебных) коллег: флибустьерских летчиков. Если точнее: они, после общей овации зрителей, приняли приглашение Эла Бокассы, и попали на борт его эко-дирижабля.

Теперь вернемся к спец-команде, которая высадилась на пляж у станции рейнджеров. Программа миссии предполагала, что спец-команда внезапно высадится под покровом темноты, выскочит, как чертики из коробочки, воспользуется растерянностью сонных костариканских рейнджеров, и сразу «возьмет быка за рога». Фактически, рейнджеры оказались не сонные, а чертовски злые, готовые жестко встретить незваных гостей. На каменном пляже в американских морпехов сразу же уперлись зеленые лучи лазерных целеуказателей, а голос из мегафона предельно кратко и нетактично объявил:

— Пушки на грунт, руки в гору, и замереть! Иначе стреляем на поражение.

— Минутку, давайте разберемся, мы военнослужащие США… — начала агент Монтанар, стараясь вырулить с крайне неудачного начала миссии.

— Разберемся, — согласился голос, — а сейчас говорю последний раз: пушки на грунт…

…Вариантов не было. Американская спец-команда торчала на пляже, как мишени, а у костариканцев наверняка было несколько крупнокалиберных пулеметов на позиции, и попытка сопротивляться силой вызвала бы превращение спец-команды в натуральную иллюстрацию к методичке по тактике спецподразделений (глава: из какой позиции не следует вступать в огневой контакт). На следующей фазе 19 морпехов были заперты в помещении для пойманных браконьеров, а агент Монтанар препровождена в кабинет коменданта станции — лейтенанта Хайме Родригеса.

— Садитесь за стол, и объясняйте письменно, кто вы такие, — сказал он.

— Извините, лейтенант, но это секретная миссия, и для всех лучше, если она таковой и останется.

— Не останется, — ответил он, — я уже внес инцидент в компьютерную базу данных сети береговой охраны. Так что лучше, если вы не будете отнимать у меня время, а быстро напишете, кто вы такие. Я передам это в штаб в Сан-Хосе, а оттуда свяжутся с вашим американским начальством, после чего решат, что с вами делать.

— Лейтенант, это не станет большой проблемой, если вы немедленно свяжетесь с моим начальством, и получите подтверждение нашей миссии.

— А кто ваше начальство? — спросил Родригес.

— Мое начальство: Дебора Коллинз, директор CIA.

— Ого! Тогда я прямо сейчас звоню в Сан-Хосе. Пусть спецслужба гребется с вами.

— Давайте не будем усложнять, а решим вопрос тихо, — предложила она, и артистично изобразила пальцами процедуру пересчета денежных купюр.

— Не держите меня за дебила, — ответил он, и снял телефонную трубку. С этого минуты секретная миссия агента Монтанар могла объявляться 100-процентно проваленной…

…Но миссия генерального агента Виктора Гордона на втором конвертоплане «Osprey» продолжалась. Этот конвертоплан летел на запад, над нейтральными водами, догоняя карманный авианосец дона Ломо, идущего от острова Кокос со скоростью 25 узлов. На текущий момент он прошел четверть пути до пересечения со 109-м градусом Западной долготы, за которым простиралась договорная акватория влияния Меганезии. Там не получится захватить корабль и решить проблему секретного гаджета-импланта.

Сюрреалистическая картина: тяжелая армейская вертушка преследует 200-метровый корабль в открытом океане с целью захвата электронной игрушки размером дюйм на полдюйма. Такой оперативный сюрреализм диктовался принципами спецслужб США применительно к ситуации, сложившийся вокруг гаджета, извлеченного «вероятным противником» из запястья мисс Теклы Мурилло (она же Теа Фернандес, агент ASED — спецслужбы Минэнерго США). Так вот: гаджет находился где-то на борту карманного авианосца, и продолжал работать в инфо-сети, что указывало на его хакерский взлом.

Толпа сисадминов и программистов в Лэнгли сейчас лихорадочно отменяли вручную тысячи кодов авторизации, прошитые в этом гаджете, и искали в секретной сети банду «червяков», запущенных с этого гаджета около полуночи. А «червяки», наперегонки с неизбежной гибелью, выкачали секретные файлы наружу через незакрытые шлюзы. В общем, под аккомпанемент истеричных и дурацких приказов чиновников из «высоких кабинетов», творился аврал, как впервые получилось в деле Ассанжа в 2010-х, и затем несколько раз повторилось. Вот снова. Повторный Армагеддон — уже не Армагеддон, и теперь кибер-эксперты «конторы» думали не столько о решении проблемы, сколько о минимизации негативных последствий для себя лично. Единственным успехом в этом занятии стала точная локация «взбесившегося гаджета» по его радиообмену с сетью.

Исходя из этого, начальство ASED поставило агенту Гордону секретную оперативную задачу: захватить корабль и изъять этот гаджет. Из-за секретности, никто из морпехов, группы захвата не знал заранее, что второй конвертоплан полетит не на юг (к острову Кокос — следом за первым), а на юго-запад — в погоню за Шоколадным Зайцем. И даже пилоты узнали это только через 10 минут после вылета с базы — десантного корабля…

…Толковый аналитик в спокойной домашней обстановке выпил бы рюмку коньяка, и закурил бы любимую трубку, после чего спросил бы: «что это вдруг дон Ломо, весьма известный своей осмотрительностью, имея возможность отправить опасный гаджет в дружественное море Нези, оставил это на корабле, идущим пока в зоне досягаемости спецслужб США? Дон Ломо мог попросить сверхдальний самолет у кого-то из своих компаньонов-нези, находящихся на экологической тусовке у острова Кокос — они бы согласились без проблем. И сейчас дон Ломо с похищенным гаджетом подлетал бы к Маркизским островам. Но он поступил иначе, сделав гаджет и самого себя приманкой, создающей у штаба спецслужбы ASED иллюзию возможности несложного захвата. В оперативных играх это называется германским словом Wolfsangel — волчий крюк.

Хорошо быть аналитиком. Сидишь в кресле, как Шерлок Холмс на Бейкер-стрит 221б, строишь событийные сценарии. Гораздо хуже быть генеральным агентом спецслужбы, возглавляемой амбициозными дилетантами. Они могут приказать тебе лететь куда-то в открытое море на рисковое задание без резерва топлива на обратный путь. Так мог бы рассуждать агент Гордон, если бы обладал интеллектом аналитика. Но, у него не было такого интеллекта, а был только курс, пройденный в Кэмп-Пери (в школе подготовки сотрудников CIA). Так что агент не увидел глубину глупости полученного приказа.

Рассвет 11 декабря. Тихий океан чуть севернее Экватора и чуть западнее Гватемалы.

Если в первых лучах солнца смотреть с высоты птичьего полета на большой корабль, идущий полным ходом в открытом океане при тихой и ясной погоде, то (при наличии артистического таланта) можно создать песню, или киносценарий. Или (при наличии авиационного вооружения) можно создать кучу проблем либо экипажу корабля, либо своему экипажу — зависимо от того, кто лучше подготовился к этой встрече. В данном случае, кажется, лучше был подготовлен экипаж конвертоплана. А экипаж корабля не сообразил даже, что от винтокрылой машины исходит угроза. Когда агент Гордон по бортовому радио передал для капитана «карманного авианосца» приказ: лечь в дрейф, корабль стал замедлять ход, и через четверть часа остановился относительно воды.

Такое молчаливо-послушное поведение Шоколадного Зайца и его команды выглядело подозрительным, но Гордон, без колебаний, скомандовал пилотам лэндинг на летную палубу. И ничего страшного не случилось. Боевики гаитянской мафии не выскочили с пулеметами, и не открыли огонь, хотя морпехи готовились к чему-то такому. Высадка прошла так спокойно, будто на карманном авианосце дона Ломо всем было плевать на действия американских военных по захвату корабля. Морпехи, впрочем, продолжали действовать по схеме, отработанной на тренингах: звенья бойцов, держа свое оружие наготове, сходу рассыпались по палубе, и перебежками двинулись к ключевым точкам объекта. А объект (корабль) между тем, снова стал набирать скорость. Будто кто-то на ходовом мостике решил, что вооруженный американский десант это не помеха рейсу. Притормозил, чтобы принять их на борт, и пошел дальше на запад. В такой ситуации естественно предположить, что на ходовом мостике — капитан и штурман (кто еще мог принять и отработать такое решение?). И действительно: когда морпехи ворвались на ходовой мостик, то обнаружили двух персонажей: первого — за штурвальной колонкой, второго — у машинного телеграфа. Эти двое никак не отреагировали на события. Будто вооруженный захват мостика не касался их. Странно, не правда ли?

Но подобное поведение капитана и штурмана на мостике известно по практике работы спецподразделений в аравийском море. Так ведут себя террористы-самоубийцы. Когда группа захвата входит на мостик, они выжидают секунду-другую, и нажимают кнопки взрывателей на своих «поясах шахидов». Тогда успешный захват сразу превращается в трагический провал, после которого останки морпехов едут домой в цинковых гробах. Соответственно, план захвата содержит параграф на случай аномального спокойствия ходовой вахты корабля: немедленно схватить персонажей, и повалить их на пол, четко фиксируя их руки, чтобы они не дотянулись до кнопки…

…Именно это было выполнено сейчас. Полсекунды — и оба потенциальных террориста (капитан и штурман) лежат на полу лицами вниз, их руки завернуты за спину, надежно скованы лентами-наручниками, и ситуация на ходовом мостике — под контролем…

…Но еще через секунду командир этого звена морпехов тихо и растерянно произнес:

— O, shit…

— В чем дело, сержант Датчисон? — быстро спросил агент Гордон.

— Сэр, это трупы, — ответил тот, вставая с пола, и нервно вытирая руки о бронежилет.

— Где трупы? — не понял генеральный агент.

— Тут капитан и штурман — трупы, — пояснил сержант. Остальные трое морпехов звена контроля ходового мостика тоже встали, и тоже начали нервно вытирать руки. Те двое потенциальных террористов остались неподвижно лежать на полу, и теперь (немного присмотревшись) можно было с уверенностью сказать: они мертвы, и заморожены. В смысле: эти трупы извлечены из морозильной камеры. Вероятно, около часа назад, и в данный момент только начали оттаивать…

…— O, shit… — повторил сержант Датчисон.

— Это глупый розыгрыш, — произнес Виктор Гордон, старясь выглядеть убедительно.

— Я не знаю, — отозвался сержант-морпех, — но это нехорошо, сэр.

— Это очень нехорошо, — поддержал другой морпех.

— Чушь! — резко сказал Гордон, — Просто, остановите корабль, сержант.

Датчисон буркнул что-то невнятное, протянул руку, и передвинул рукоять машинного телеграфа из позиции «полный вперед» в позицию «стоп». Ритм мотора не изменился. Только на центральном пультовом дисплее засветилась алая надпись: «детектирована неавторизованная попытка управления».

— Fucking devilry, — выругался тот морпех, что поддержал тезис сержанта.

— Voodoo, — уточнил другой (конкретизируя абстрактную «долбанную дьявольщину»).

— Сержант, а что если, э… — нерешительно произнес третий морпех.

— Что, Кейн? — отозвался Хачтисон, — Давай, договаривай, если начал.

— …Что, если… — продолжил тот, — …У бортового компьютера система распознавания хозяина? Как в дорогих автомобилях. Тогда, если взять того зомби, который стоял при телеграфе, и двинуть рубильник его рукой, то может сработать.

— Прекратите нести чушь! — взорвался агент Гордон, — Ясно же, что это муляж пульта! Задача сейчас: найти настоящий пульт. Начнем с машинного отделения.

— Там должно быть звено «Чарли», — сказал сержант.

— Вызовите их по рации, — распорядился агент.

Примерно через час вся группа захвата собралась в хвостовом сегменте центрального коридора корабля у двери машинного отделения. Точнее, это была не дверь, а люк на толстой стальной переборке. Люк был снабжен кодовым замком, и украшен значком, называемый неофициально: «вентилятор», а официально: «радиационная опасность». Кроме того, по бокам от люка сидели два зомби… Точнее, два замороженных трупа в характерных позах медитирующих индийских йогов, будто подчеркивающих жуткую неотвратимость вредоносного действия проникающей радиации.

— Тупик! — мрачно заключил Хэннет Аксинс, лейтенант морпехов, поглядев на люк, на предупреждающий значок, и на «медитирующих зомби».

— Чушь! — возразил Гордон, — Откуда здесь радиация? Это уловка, чтобы испугать нас! Рассуждайте логически, лейтенант! Если кто-то хочет, чтобы мы испугались входить в машинное отделение, значит, там спрятано то, что нам нужно. Настоящий пульт, и тот гаджет, за которым мы прилетели.

— Какой, к чертям, гаджет?! — удивился Аксинс. Разумеется, он не знал, о чем речь.

— Это секретная информация. Но, я могу сообщить: сейчас мы ищем объект дюймового размера, который пеленгуется моим планшетником.

С этими словами, агент извлек из кармана портативный планшетник, и…

…— О, черт! Пеленг пропал. Так! Наверняка гаджет там, в машинном отделении. Его принесли туда специально, чтобы толстая стальная переборка экранировала сигнал.

— Кто принес? — спросил лейтенант, — На борту нет живых людей, только трупы.

— Мы узнаем, когда откроем люк! — сказал агент, — Отправьте кого-нибудь на полетную палубу к конвертоплану. Там должны быть инструменты, пригодные для взлома.

— Ладно, — Аксинс кивнул, — Билл, Дэн, вы двое быстро за инструментами. И дозиметр притащите тоже. Вдруг долбанный вентилятор тут не зря нарисован.

— Вы что, вздумали не доверять мне?! — резко отреагировал Гордон.

— Я действую по инструкции, сэр. Так, Билл, Дэн, вы все слышали! Бегом марш!

Через несколько минут парни вернулись, доставив запрошенное. Лейтенант включил дозиметр, и поднес его к стальной переборке. Послышались довольно частые щелчки, стрелочка поползла по шкале, и остановилась на отметке 60 мкР/час.

— Здесь втрое выше природного фона, — мрачно констатировал он, — а вы, агент, что-то говорили начет уловки.

— Это безопасный уровень, не обращайте внимания, — Гордон махнул рукой.

— Как не обращать внимания? А что, если по ту сторону переборки в сто раз больше?

— Лейтенант Аксинс, прекратите препираться, и выполняйте приказ! Вскройте люк!

— Да, сейчас… — ответил лейтенант с оттенком иронии, и жестом подал знак сержанту Датчисону. Тот будто небрежно взмахнул рукой и, казалось, слегка коснулся ребром ладони затылка агента. На самом деле, удар был полновесный. Агент выпал в нокаут: беззвучно сполз на пол. Лейтенант присел на корточки, и пощупал пульс на его шее.

…— Жив, сволочь. Давай, Айд, со своими парнями отнеси его в какую-нибудь каюту, заблокируй дверь, и оставь одного парня на посту следить, чтобы этот не сбежал.

— Ясно, командир, — ответил сержант Датчисон, — только вот не влетит ли нам за это?

— Я постараюсь, чтобы не влетело, — ответил Аксинс, — буду дозваниваться по радио до нашего полковника. Он обычно не сдает своих.