12 декабря, полдень. США, штат Мэриленд, резиденция Кэмп-Дэвид.

Загородная резиденция президента США расположена на рациональном удалении от столичного Вашингтона (около 100 километров северо-западнее), в замечательном с ландшафтной и экологической точки зрения национальном парке, раскинувшемся в предгорьях Аппалачей. Идея построить здесь тайную резиденцию для самой главной персоны самой демократической верхушки, и оборудовать это по высшей категории защиты, принадлежит Франклину Рузвельту. Дело было в 1930-х, надвигалась Вторая Мировая война, нужная уже тогда почти глобальной финансовой олигархии, чтобы в приличествующем антураже, под грохот бомб, закрыть Великую Депрессию. Дело, в принципе, знакомое: закопать в грунт несколько миллионов лишних плебейских ртов, списать чудовищные финансовые пузыри, раздавившие реальную экономику, и чуть скорректировать условные государственные границы. Как на Первой Мировой войне, успешно закрывшей историю Великого Экономического Кризиса начала XX века. Но, олигархию тревожили прогнозируемые отличия новой мировой войны, неизбежные в контексте технологий, стремительно развившихся из-за прошлой мировой войны.

Во-первых: дальняя авиация, способная доставить бомбу в любую точку планеты.

Во-вторых: А-бомба, предсказанная Уэллсом в 1913-м в книге «The World Set Free».

Можно восторгаться гением Герберта Уэллса, который через 17 лет после первого заявления Беккереля о неких лучах, испускаемых солями урана, угадал практический потенциал ядерного деления за 11 лет до теоретического обоснования Сцилларда.

Но не забудем отметить и крысиную прозорливость финансовых олигархов, которые озаботились специальными убежищами, как только статья Сцилларда дала намек, что книжная А-бомба Уэллса может стать реальным проклятием для «властелинов мира». Действительно: одно дело — сидеть в прекрасном безопасном дворце, и играть живыми фигурками-солдатиками где-то в тысячах миль отсюда, другое дело — играть в это, при наличии фигурки-бомбы, которая в любую секунду превратит такой дворец — в печку с подгоревшим барбекю из «властелина мира» с гарниром из членов семьи и обслуги.

Идея договорных «холодных» мировых войн возникла намного позже, когда А-бомба превратилась в объективный техногенный феномен. А тогда, в 1930-х, у финансовых олигархов не нашлось иной идеи, кроме как строить большие железобетонные супер-крысиные норы в надежде защититься от ослепительной улыбки будущей А-бомбы.

Впрочем, эта 100-летняя история имела лишь косвенное отношение к тем трем людям среднего возраста, которые сейчас гуляли по заснеженным парковым дорожкам около легендарной «Медвежьей берлоги» Рузвельта. Слегка окультуренный смешанный лес стимулирует мышление — по крайней мере, так утверждают некоторые психологи. Для женщины и двух мужчин среднего возраста, была бы очень кстати любая стимуляция мышления, потому что в этот солнечный зимний полдень президент Эштон Дарлинг, госсекретарь Джереми Пенсфол, и директор CIA Дебора Коллинз, обсуждали сложно запутанную тему. Операция «Грин Бриз»: причины провала, и пути решения проблем, возникших из-за этого провала. Сначала Дебора изложила тщательно подготовленную «версию лайт» событий в Сальвадоре, но собеседников это явно не устроило.

Эштон Дарлинг довольно мрачно произнес:

— Миссис Коллинз, ваш рассказ удивительно-оптимистичен. Трудно поверить, что это касается тех же событий, которые изложены в трех других рассказах.

— Простите, мистер президент, — сказала она, — если это указание на необъективность…

— Нет, что вы, — ответил он, — это просто предложение… Э-э… Джереми, объясни суть предложения для миссис Коллинз, а то у меня беда с формулировками.

— ОК, Эштон, — откликнулся госсекретарь, — видите ли, миссис Коллинз, сегодня утром ситуация вышла из-под контроля. Ваши каналы влияния в Комитете-77 сработали, но материал с подачи губернатора Калифорнии попал в Подкомитет КТИ, где сейчас, по несчастливому стечению обстоятельств, председательствует его старый приятель, и в Подкомитет ЭЭ, где верховодят телезвезды с пляжей Юго-Западного Побережья. Они протащили на утренней сессии билль о комитете по трестовскому экотерроризму. Мы сумели только дать некоторые авансы, чтобы вывести вас за скобки, миссис Коллинз.

Короткая справка о действующих комитетах и подкомитетах Конгресса США.

Комитет-77 — группа контроля за деятельностью спецслужб, основанная в 1977-м, и в значительной степени попавшая под влияние тех, кого (теоретически) контролирует.

Подкомитеты постоянного Комитета по Национальной безопасности:

Подкомитет КТИ — группа контр-террористической деятельности и разведки обычно занимается «разбором полетов» после терактов, но может дублировать Комитет-77.

Подкомитет ЭЭ — группа по энергетике и экологии — обычно занимается проблемами компромиссов между развитием энергетики и защитой окружающей среды, но может расследовать злоупотребления в этой сфере, в частности — эксцессы спецслужб.

Продолжение разговора в заснеженном парке Кэмп-Дэвид.

Немало удивленная директор CIA спросила:

— Но, мистер Пенсфол, какое отношение это имеет к провалу операции в Сальвадоре?

— Формально лишь косвенное отношение, — ответил госсекретарь, — но помните, как это говорится в библии? Первая глава книги Екклесиаст: «идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои».

— Простите, мистер Пенсфол, я не улавливаю.

— Я объясню, — сказал он, — дело началось с крайней небрежности в истории с захватом нескольких волонтеров-экологов на эко-тральщике «Far-brush» 20 ноября.

— Да, — добавил президент Дарлинг, — не следовало трогать эко-тральшик. Тема очистки Великого Мусороворота слишком популярна в Калифорнии. Продолжай, Джереми.

— Я продолжаю, — сказал госсекретарь, — для нашего электората, в общем, безразличны события в неблагополучных бандитских банановых республиках вроде Сальвадора. И потому, политическая фракция, решившая использовать серию провалов «Грин-Бриз», делает акцент не на политических, а на экологических последствиях этих провалов. В стартовых материалах нового комитета ТЭТ очень мало о вооруженном конфликте в Сальвадоре, но очень много о загрязнении воздуха, пресной воды, и акватории моря, вызванных пожарами от обстрелов промышленных объектов в этой стране. И еще там детальная аналитическая записка о нарушении антитрестовского акта Департаментом Энергетики в сговоре с концерном «ERGRUNO». Особо отмечена спецслужба ASED, которая, прикрывая аферы концерна, насвинячила везде, от Мезоамерики до Тимора. Особенно неприятно, что в этом замаралось CIA и штаб Тихоокеанского флота.

— Но мистер Дарлинг, у нас был секретный план-протокол, подписанный…

Эштон Дарлинг резко вскинул руку.

— Ни слова об этом, миссис Коллинз! Я не подписывал плана-протокола «Грин-Бриз». Скажу больше: я узнал об этой спецоперации Департамента Энергетики, только когда ознакомился с материалами, представленными подкомитетами ЭЭ и КТИ, и рапортом меганезийской судебной службы СФК, копию которого добыла наша разведка флота.

— Эштон, я думаю, пора объяснить процедуру, — подсказал госсекретарь.

— Лучше, Джереми, если ты сам объяснишь, — ответил президент, — это ведь была твоя инициатива: спасти миссис Коллинз из челюстей нового комитета Конгресса. Это так трогательно, что уже болтают, будто у тебя с миссис Коллинз… Э-э… Отношения.

— Эштон, мы с ней лишь друзья. По секрету: миссис Коллинз консультировала меня в бракоразводном процессе в начале этого года…

— А-а! — весело отреагировал президент, — Теперь я знаю, почему развод получился так быстро, почему Саванне досталась фига, и почему Саванна молчала в суде. Отличная консультация, миссис Коллинз… Но это ваши дела. Продолжай, Джереми.

Госсекретарь элегантно поклонился.

— Да, Эштон. Итак, миссис Коллинз, на закрытом совещании комитета ТЭТ заключено соглашение. Вы передаете разведке флота достаточно данных, чтобы утопить ASED и министра энергетики, после чего уходите с должности по личным обстоятельствам. Я договорился в Швейцарии в клинике-центре женского репродуктивного здоровья. Вы можете лететь туда, будто по регистру еще летом записались на полугодичный курс.

— Мистер Пенсфол, какое репродуктивное здоровье? Мне 51 год, и у меня нет желания экспериментировать с беременностью в этом возрасте. У меня есть сын, и достаточно.

— Миссис Коллинз, я все понимаю! — ласково ответил госсекретарь, — Но только с такой легендой здоровая женщина может лечь надолго в клинику, и никто не будет задавать вопросов. Ведь существуют приличия. Вероятно, таблоиды опубликуют какие-нибудь пикантные слухи, однако, в сложившейся обстановке это хорошо. Внимание массовой аудитории будет отвлечено от некоторых вещей, которые надо оставить в тени.

Дебора Коллинз пожала плечами и вздохнула.

— Ладно. Спасибо, мистер Пенсфол, что прикрыли мою задницу. Простите меня за этот вульгаризм. Итак, значит, цена моего чистенького выходного платья, это смертельный компромат против Департамента Энергетики и отраслевой спецслужбы ASED.

— Абсолютно верно, — подтвердил президент.

— Но, — продолжила она, — что, если те, кто будет замазан этим компроматом: министр обороны Алан Найсман, комфлота Дуглас Кэлхаун, сенатор Эбигэйл Бонстрейт, и все действующие лица Минэнерго, вывалят компромат на мое белое платье? У меня же, в случае отставки, не будет никаких рычагов противодействия.

Президент хитро, но доброжелательно улыбнулся в ответ.

— Ох, миссис Коллинз, вы недооцениваете благодарность нашего общего друга. Давай, Джереми, расскажи ей в общих чертах.

— Если в общих чертах, — произнес госсекретарь, — то Найсману предстоят слушания в Конгрессе о подлоге документов и продаже списанных боеприпасов. На Кэлхауна уже визирован приказ об увольнении за развал дисциплины. Он превратил наш 3-й флот в посмешище. Авиа-команда с корабля USS «Делавер» оказалась вовлечена в идиотское reality-show «Корабль зомби» на видео-блоге SCAG. Вы, конечно, знаете.

— Конечно, я знаю, — подтвердила Дебора, и тогда госсекретарь продолжил:

— Действующим лицам Минэнерго будет не до вас, если ваш компромат будет хорош.

— Допустим, — согласилась директор CIA, — но что делать с Эбигэйл Бонстрейт?

— У этой дамы… — начал Пенсфол.

— …У этой параноидной пуританской суки, — поправил Дарлинг.

— …У этой персоны, — сказал госсекретарь, — крупные PR-неприятности. Филиппинка — домработница на вилле Бонстрейт в субурбе Гонолулу, сбежала в Новую Зеландию, и выдвинула публичное обвинение в садистском сексуальном домогательстве.

— Вряд ли это выглядит убедительно, — предположила Дебора.

Джереми Пенсфол улыбнулся, пожал плечами и ответил:

— Для суда неубедительно. Только это не в суде слушается. Домработница прихватила запись-файл с внутридомовой камеры слежения. Там видно, как женщина, похожая на сенатора Бонстрейт обращается с этой юной филиппинкой шокирующим образом. Эта запись уже несколько раз прокручена на очень популярном TV-канале «Whale-Tail».

— Мистер Пенсфол, вы назвали «Whale-Tail», канал Новозеландской Антарктики?

— Да, миссис Коллинз, это важная деталь. Бонстрейт, возможно, как-то решила бы эту проблему в Веллингтоне или Окленде, но Новозеландская Антарктика живет по иным правилам. И тот факт, что филиппинка сбежала на Ледяной Континент, добавляет для зрителя убедительности ее истории. В общем, репутации сенатора Бонстрейт, которая позиционирует себя как блюстителя морали, наносится сильный урон. Ей сейчас не до занятия компроматом на кого-либо, ей бы себя отмыть к очередному циклу выборов.

— Так… Вы думаете, что ничего не упустили, мистер Пенсфол?

— Миссис Коллинз, возможно, я упустил что-то, и если вы подскажете…

Дебора Коллинз подула на свои чуточку замерзшие ладони, и сообщила:

— Мне кажется, вы упустили концерн «ERGRUNO». Они очень заинтересованы, у них мощные коррупционные каналы к наиболее авторитетным СМИ. Это проблема.

— Я думаю, если это станет проблемой, то для них, а не для вас, — сказал госсекретарь Пенсфол, — если некие СМИ претендуют на неформальную роль Четвертой Власти в обществе, то на них падает такая же неформальная ответственность за произвол.

— Даже так? — чуть недоверчиво спросила она.

— Даже так, — подтвердил президент Дарлинг, — а что вас удивляет, миссис Коллинз?

— Не удивляет, — произнесла она, — а скорее напоминает методы кого-то знакомого.

— Вам показалось, — строго сказал Дарлинг, — лучше давайте пойдем в помещение. Там Джереми покажет вам удобный кабинет с входом в специальные инфо-сети. Вам пора приступать к работе по формированию компрометирующего рапорта.

— Да, мистер президент, — дисциплинированно отреагировала пока еще директор CIA.

Следующее утро 13 декабря. Сальвадор. Илопанго. Отель «Корона Плаза».

«Вставайте, принц, вас ждут великие дела!» — согласно некому хронисту, именно этой фразой слуга будил юного Карла-Фридриха Гогенцоллерна, и тот, впоследствии, стал великим королем Пруссии.

«Вставайте, сеньор президент, вас ждут великие дела!», в это раннее утро 13 декабря прозвучало, как грубая солдафонская ирония в исполнении генерала Хоакина Гомеса.

Надо отметить, что после вчерашнего «растворения проблем» в большом количестве неразбавленного рома, Рафаэло Нарбоно, временный президент Сальвадора проснулся несчастным и разбитым, с единственным ярко выраженным желанием: опохмелиться. Вероятно, предоставленный сам себе, он бы спал до полудня, но (как уже сказано) его бесцеремонно разбудил генерал — министр обороны. На часах, кстати, было 5:30.

Рафаэло мутным взглядом окинул обстановку спальни, и узрел там, кроме генерала (в полевой униформе, отчетливо пахнущей свежим горелым порохом), свою не особенно любимую, но привычную и надежную жену. Вообще-то Клавдия была не из пугливых, однако сейчас она куталась в халат, накинутый поверх ночной рубашки, и дрожала от, будто бы, холода (хотя в спальне было верных 25 градусов по Цельсию).

— Клавдия, принеси это… — нежно и жалобно попросил президент Сальвадора.

— Какое это!? — воскликнула она, — Рафаэло! Ты знаешь, что произошло?

— Что? — спросил он, с трудом усаживаясь в постели.

— Мятеж, вот что! Нас всех чуть не убили! Тебя, меня, наших детей!

— Мятеж? Какой мятеж, Клавдия?.. Сеньор Гомес, какой мятеж?

— Не беспокойтесь, — ответил генерал, — наша армия выполнила задачи, которые вы так дальновидно поставили мне вчера вечером. Мятеж, инспирированный агентурой про-иранских фундаменталистских кругов США, подавлен. Страна под контролем, и ваша задача: выступить по TV с посланием, ориентирующим сальвадорскую нацию.

— Я поставил вам задачу вечером? — несчастным голосом переспросил Нарбоно.

— Да, сеньор президент.

Тут генерал — министр обороны коротко кивнул и повернулся к Клавдии.

— Сеньора Нарбоно, я прошу вас распорядиться относительно ванны и рюмки рома для вашего мужа, поскольку государственные дела требуют его энергичных действий.

— А-а… — неуверенно протянула она.

— Сеньора Нарбоно, — авторитетно произнес он, — это сейчас главное, что вы должны, и можете сделать. Я пока поговорю с сеньором Нарбоно без свидетелей. Этого требуют чрезвычайные обстоятельства. Не выходите из дома, и не звоните никуда. Если что-то необходимо вам вне дома, то обратитесь к старшему офицеру охраны, выставленной в пропускных пунктах отеля и на периметре. А теперь прошу вас, сеньора…

Возникла пауза. Жена президента Сальвадора постояла немного в нерешительности, обхватив себя руками за плечи, а затем тихо-тихо вышла из спальни. Генерал Хоакин Гомес одобрительно кивнул, плотно закрыл дверь, и повернулся к президенту.

— Теперь, сеньор Нарбоно, я объясняю кратко, без второстепенных деталей. Вчера вы приказали мне подавить хрисламский мятеж. Это выполнено, виновные уничтожены.

— Уничтожены? — переспросил Рафаэло Нарбоно.

— Так точно! Согласно вашему приказу, сеньор президент, все субъекты, угрожавшие национальной безопасности, расстреляны на месте. Прошу: ознакомьтесь с реестром. Возможно, будут дополнения, но большая часть имен здесь.

Президент, продолжая сидеть на кровати, взял протянутые ему листы бумаги, сшитые стиплером. На листах были напечатаны имена в столбик, многие из которых — хорошо знакомые Рафаэло Нарбоно (и любому сальвадорцу, интересующемуся политикой).

— О боже! Генерал! Это какое-то безумие!

— Не беспокойтесь, сеньор президент, эти действия разумны, а их последствия вполне предсказуемы, и сейчас министр иностранных дел занимается формальной стороной возникших вопросов, включая правильную подачу материала в СМИ.

— Но генерал! Я читаю здесь имена очень влиятельных граждан…

— Уже невлиятельных, — успокоил Гомес, — все их имущество арестовано, а нелояльные элементы из их окружения… Они на последних пяти листах, из тех, что у вас в руке.

— Так это был путч? — наконец, с опозданием на сутки, сообразил Нарбоно.

Генерал — министр обороны сделал строгое каменное лицо:

— Я бы не называл так. Будь это путч, сеньор президент, ваше имя стояло бы первым в данном реестре. Но вы законно возглавляете нашу республику, вы законно приказали провести ряд жестких, но необходимых мер, и вам надо поставить собственноручную подпись на официальных документах, подготовленных для вас здесь, на столике. Вы сделаете это, и пойдете принимать ванну с рюмкой рома. Не медлите, прошу вас!

— Да-да, — ответил Нарбоно, торопливо пересаживаясь с кровати за столик, и сразу беря авторучку, предусмотрительно положенную рядом с документами. Ему (как и любому вменяемому человеку) не хотелось, чтобы его имя украсило расстрельный реестр.

Если рассматривать ситуацию с точки зрения политической истории Сальвадора, то мы увидим, что аналогичные события происходят в этой стране каждые 10 лет, а иногда и значительно чаще. Так, за 1979 — 80 год сменилось целых три хунты. Поэтому каждый сальвадорский политик знает: в случае успешного путча, лучше примкнуть к хунте.

По сложившейся практике, противники уже были ликвидированы, когда оказали (или собирались оказать) вооруженное сопротивление армии (выступившей, как водится, на стороне народа, Конституции, и нового президента). Удобнее оформлять политические репрессии документами постфактум, когда практическая часть выполнена…

…После подписания бумаг, президент Нарбоно был допущен к ванне и рому. Затем, с помощью жены, он был приведен в презентабельный вид (костюм, прическа) и, после нескольких репетиций, произнес для TV речь по бумажке в банкетном зале отеля. Эта чудесная речь была заранее сочинена министром иностранных дел Антонио Лагорено, владевшим приемами надлежащей риторики. По латиноамериканской политической традиции на такой случай, в речи присутствовали пять тезисов для народа:

Что «с нами бог» (а с кем же еще);

Что «лучше стоя, чем на коленях» (звучит красиво);

Что «коварный враг разгромлен» (не конкретизируя, как это сделано);

Что «нас ждет светлое будущее» (без уточнения где, когда, и кого именно);

Что «мы вернем родине международный престиж» (будто у нее был престиж).

В общем, получилось проникновенно, трогательно, и патриотично, как полагается.

Днем позже, 14 декабря, сиеста. Берег озера около отеля «Корона Плаза».

Людям надо отдыхать, даже если у них дел невпроворот. Удачливые путчисты тут не исключение. К тому же, состоявшийся путч надо отметить, не так ли? Вот почему все четверо полутеневых лидеров собрались на живописном берегу в компании военных медсестричек (тех, что посимпатичнее, и без особых комплексов). Антураж: пальмы, золотистый песок пляжа, чистая хрустально поблескивающая вода. Спец-экипировка: шезлонги, стол, жаровня с решеткой (для колбасок) и контейнер со льдом (для пива). Казалось бы, бесхитростный (а какой-нибудь сноб даже скажет «плебейский») способ отдыхать. Но, если объективно, то что другое будет лучше? Какие-нибудь особенные деликатесы на посуде из бутика, среди эксклюзивного интерьера, и в компании неких эскортных девушек с модельной внешностью? Какой-нибудь сноб заявит: «да, вот это лучше», но иной субъект, не зараженный снобизмом, может в такой рафинированной обстановке почувствовать себя неуютно — будто он актер в рекламном ролике, играет скучную роль «элитного потребителя», но почему-то без оплаты за труд, что обидно.

Четверо путчистов, как уже ясно из вышесказанного, предпочитали отдых попроще, в деревенском (или почти деревенском) стиле. Генерал Гомес, министр Лагорено, и два партийных лидера («левый» Восо и «правый» Пименти) почти беззаботно пили пиво с колбасками, купались в озере, шуточно флиртовали с медсестричками, но…

…Жизнь путчиста (особенно в начале пути) полна внезапностей и тревог. Внезапный телефонный звонок генералу прервал пляжную безмятежность. Хоакин Гомес быстро поговорил с неким абонентом, убрал трубку, и хмуро сообщил:

— Сеньоры узурпаторы, у нас проблема. Гринго уходят из лимана Мугре-Фиордо, и от морской позиции около побережья Акахутла — Лос-Кобанос. Они оголяют тыл нашего мотопехотного батальона, занявшего вчера Санта-Ана, а без этого батальона не может держаться наш артдивизион РСЗО, который сейчас закрывает на севере полосу между излучиной Рио-Лемпа и озером Гуиха. Надо отправить батальон в Сонсонате, а то мы получим удар с тыла, и Метапанский фронт откатится на восток до Байас-Тресриос.

— Хоакин, а что сейчас на Речном фронте? — спросил Пименти.

Генерал хлебнул пива и пожал плечами.

— Там тишина пока. Наш батальон на левом берегу Верхней Рио-Лемпа, а тольтеки — на правом. Их «Тапиры» вчера прощупали линию контакта, но наши «Апачи» отогнали их. Тольтеки не рискнули обострять, иначе гринго на F-16 вмешались бы. Но что завтра?

— А что завтра? — поинтересовался Восо, мгновенно отвлекшись от созерцания четырех медсестричек, играющих после купания в нечто вроде пляжного волейбола.

— У международника лучше спросите, — и генерал кивнул в сторону Лагорено.

— Спрашиваю, — сказал лидер «левых», повернувшись к министру иностранных дел.

— Ситуация нестабильная… — сказал тот, ласково и аккуратно пересадив симпатичную медсестричку со своих коленей на шезлонг рядом, после чего повторил, — …Ситуация нестабильная. Более того, ситуация неоднозначная. Любое событие может развернуть сценарий в том или ином направлении. Например, Хоакин сообщил об уходе гринго с позиции на северо-восточном берегу, как о негативном событии. Но, если смотреть на ситуацию шире, то тут есть позитив. Сухопутная операция гринго, начатая ночью 12 декабря, позволила нам занять Санта-Ана. Но, прямое вмешательство гринго усилило аргументы императора Укштлаштли на переговорах, которые он и генерал Каламаро в последнее время ведут с меганезийской службой контроля флибустьеров, СФК.

Хоакин Гомес отхлебнул еще пива и поинтересовался:

— А что такого важного решается на этих переговорах?

— Хоакин, вы знаете о Гватемальском коридоре? — спросил министр иностранных дел.

— Да, — буркнул генерал, — тяжелый дирижабль, якобы, для экологии, летает с корабля снабжения через Гватемалу до озера Гуиха, и таскает всякое для тольтеков.

— Всякое, — подтвердил Лагорно, и продолжил, — это частные незийские поставки, но у меганезийской СФК есть методы воздействия на поставщиков.

— Но, — отозвался Восо, — по Хартии у нези — анархия. Нельзя запретить поставку.

— Верно! — включился Пименти, — Нельзя запретить. Но если некая поставка вредна для сообщества нези, то СФК может объявить публичное и аргументированное порицание бизнесмену-поставщику. Это эффективная мера: поставщик рискует потерять реноме «правильного канака». Контрагенты усомнятся в нем, а это плохо для бизнеса.

Министр иностранных дел кивнул и продолжил:

— После высадки гринго в лимане Мугре-Фиордо, дело шло к тому, что Укштлаштли в ближайшие дни получил бы незийские истребители «Крабикс».

— Вот была бы жопа, — прокомментировал генерал, — незийские «Крабиксы», маленькие ультра-винтовые машины, невероятно верткие. Прошлым летом на Гибридной войне в Папуа эти фитюльки разбили эскадрилью малазийских реактивных истребителей. Это настолько странно, что гринго могут не захотеть связываться с ними в небе. Тогда мы проиграем: при контроле неба, Воины Юкатана прорвут фронт, и…

…Генерал Гомес тактично (при медсестричках) не стал договаривать грубый синоним военного термина «фатальный разгром». Министр иностранных дел снова кивнул.

— Примерно так. Но, если гринго закрыли наземную операцию, то Укшлашти лишился важного аргумента для меганезийской СФК. Значит, сохраняется статус-кво.

— Пока сохраняется, — поправил Пименти.

— Пока? — переспросил Восо.

— Пока у нас не исчерпаются ресурсы, — пояснил свои слова лидер «правых», — мы ведь вместе смотрели цифры. Из-за бомбардировок 9 декабря у нас потеряны все основные хранилища топлива, и основные ГЭС. Нам нужен грузопоток. Диего, что с шоссе?

— С шоссе так — сказал лидер «левых», — до вчерашнего дня у нас сохранялся трафик на северо-востоке: Панамериканское шоссе. Грузовики могли объезжать разбомбленные участки. Теперь Панамериканское шоссе перерезано отрядами коммандос противника. Остаются две линии в Гондурас: юг Панамериканского шоссе, и шоссе центр-север. В течение месяца можно восстановить там мосты, разбомбленные 9 декабря.

— Месяц, — произнес Пименти, — значит, не выход. Нам придется усилить трафик через реставрированную ВПП столичного аэропорта и, по временной схеме, начать работу морских грузовых терминалов на юге. Порт Ла-Унион. Что там, Диего?

— Там, — проворчал лидер «левых», — парни из профсоюза докеров делают, что могут. Я детально говорил с портовыми инженерами. Взрыв 9 декабря порвал там в клочья всю механическую оснастку терминала, и снес подъездные пути. Работы на три недели, но ограниченный прием грузов на пассивные причалы можно начать через неделю.

— Хорошая новость, — произнес лидер «правых», — а пока у нас лишь круизный порт Ла-Либертад. Скажите, Диего, вы можете изучить возможность приема грузов там?

— Я уже занимаюсь, — сообщил Восо, — и у нас поблизости не только Ла-Либертад. В 30 милях к западу от Ла-Либертад — круизный порт река-море в эстуарии Ла-Пунтилла. В настоящее время можно принимать там самоходные баржи дедвейтом до 2000 тонн.

Тадео Пименти одобрительно кивнул.

— Первая хорошая новость.

— Работаем, — сказал лидер «левых», — а мне интересно: как тольтеки снабжаются?

— Очень просто, — ответил Антонио Лагорено, — озеро Гуиха — пограничное, там кампус экологов и гидроаэродром. Формально с гватемальской стороны, не придерешься. Как только что отметил генерал Гомес, туда летает тяжелый дирижабль экологов.

— Что, и продовольствие тоже дирижаблем? — спросил Диего Восо.

— Что касается продовольственного снабжения, то оно за счет торговли с индейцами-науа из деревень вдоль берега. Индейцы очень бедны, а платежи от императора Укштлаштли усиливают их веру, что Метапан — это возрождающаяся счастливая земля науа.

— Языческие суеверия, — буркнул Восо.

— Да, — согласился Лагорно, — только у них есть снабжение, а у нас нет.

Лидер «левых» кивнул и в задумчивости позвенел ногтем по бутылке пива.

— Это точно. Время пока работает против нас. У нас ресурсов примерно на неделю.

— На неделю при экстремальной экономии, — поправил лидер «правых», — у нас страна продолжает, в основном, оставаться без электричества, а остальное снабжение идет по нормам жизненного минимума. Была договоренность с гринго о военно-транспортной поставке, но сегодня утром у них поменялся подход. Возможно, Антонио пояснит.

— Я поясню, — подтвердил министр иностранных дел, — в Кэмп-Дэвиде военные гринго, работавшие по нашей теме, получили «красную карточку» от президента, и теперь мы можем рассчитывать только на военно-воздушное прикрытие, и то лишь пару дней.

— Хреново, — сказал Диего Восо, — а что ваши бизнесмены-спонсоры, Тадео?

— Они готовы открыть нам финансирование, — ответил Тадео Пименти, — но их условие: открыть Тропу. Не трафик наркотиков, разумеется, но трафик обычных товаров.

— Но, — заметил Антонио Лагоренго, — если мы выполним это условие, то поссоримся с наиболее авторитетными международными торгово-финансовыми организациями.

— Хреново, — повторил лидер «левых». И тут зазвонил телефон генерала.

Хоакин Гомес коротко пообщался с кем-то на армейском сленге, пихнул свою трубку спецсвязи в карман, тихо выругался, и обратился к коллегам по хунте со словами:

— Плохая новость. Патруль видел в заливе Фонсека два незийских экраноплана.

— Незийские экранопланы? — переспросил Лагорено.

— Модель незийская, а опознавательных знаков, разумеется, нет, — уточнил Гомес.

— Хоакин, есть ли опасность нового удара по Ла-Унион? — быстро спросил Восо.

— Да, — ответил генерал, — возможно, это подготовка к открытию Южного фронта. Как сообщают блоггеры, сейчас вся экологическая тусовка «Зеленый кристалл» ползет от костариканского острова Кокос на север к заливу Фонсека.

Генерал замолчал, предоставив своим товарищам по хунте самим оценить серьезность ситуации. Залив Фонсека открыт в океан на запад, а с севера, юга, и востока его берега занимают, соответственно: Сальвадор, Никарагуа, Гондурас. В акватории — мешанина претензий на секторы и мелкие островки. Режим фактической бесконтрольности…

— Вот зараза какая! — Восо ударил кулаком по столу, — Но, ладно! У моих докеров в Ла-Унион есть вооруженный отряд самообороны. Мы еще посмотрим, кто кого.

— Диего, позвоните этим вашим парням, и прикажите не высовываться! — строго сказал генерал, — Это игра не для дилетантов. Я прикажу сегодня же вечером перебросить из резерва в Ла-Унион легкую мобильную артиллерию. Это оптимальный метод против экранопланов в прибрежной полосе. Если будет штурм, то мы отобьемся. Но если эти экранопланы займутся морской блокадой, то у нас новая большая проблема.

— Что нам потребуется для решения этой проблемы? — спросил Пименти.

— Я подумаю, и сообщу вечером…

Сказав это, Гомес посмотрел на часы, и объявил:

— …Мне пора лететь на Ауачапанский фронт. Статус-кво в зоне контакта сам собой не поддерживается. Сеньоры партийные лидеры, решайте: кто сегодня летит со мной?

— Вчера летал Диего, значит сегодня моя очередь, — откликнулся Тадео Пименти.

— Минутку, — произнес министр иностранных дел, — скажите, Хоакин, можно ли как-то устроить мне тайный перелет в Белиз сегодня после захода солнца? Обратно я сам.

— Что вы задумали, Антонио? — слегка подозрительно спросил Диего Восо.

— Я задумал мирные переговоры.

— Гм… А почему в Белизе?

— Потому, что где-то там сейчас есть человек, который решает некоторые проблемы.

— Где-то там? — переспросил генерал Гомес, — Знаете, Антонио, это слишком неточные координаты. Белиз маленькая страна, но там не так просто найти нужного человека.

— Этот человек сам найдет меня. Просто, доставьте меня в Белиз.

— Ладно. Куда именно вас доставить?

— Старый леспромхоз Отоксха на петле Темаш Ривер, — ответил Лагорено.

— Ни хрена себе… А вы не могли найти жопу еще глубже в джунглях?

— Я мог бы, но мне надо в Отоксха.

— Ладно, вы там будете, если надо, — подвел черту генерал Гомес.