31 декабря в Китае, отправление чартерных авиарейсов на Бора-Бора.

Бора-Бора — «лазурный алмаз в короне Французской Полинезии» (как выражаются в рекламных буклетах), а в общем: пятиугольный атолл на месте затонувшего древнего вулкана. Надводный остаток этого вулкана: причудливая трехрогая гора, пушистая от цветущего кустарника, возвышается в середине лагуны, и отлично смотрится с любой точки кораллового барьера. В 1940-х военные США построили там ВПП 1500 метров, которая пригодилась в 1970-х при буме строительства бунгало-отелей класса «люкс». Прошли несколько малых исторических эпох. Французская Полинезия стала Бывшей Французской Полинезией в составе Меганезии, а отели стали менее пафосными, хотя сохранили популярность среди богатой публики из Японии, Китая, и Южной Кореи.

С расчетом на эту популярность, малайско-сингапурский холдинг UMICON учредил в условно-новозеландском секторе Меганезии авиакомпанию «Interflug». Это выглядело авантюрой полтора года назад (когда авиакомпания только строилась). Это выглядело провалом год назад (когда Вторая Новогодняя война похоронила надежды на высокий сезон). Но полгода назад стало ясно: это успех. Между тем, поднималась волна нового высокого сезона, и бурный поток денег предсказуемо хлынул в «Interflug». Здесь надо подчеркнуть слово ПРЕДСКАЗУЕМО, поскольку 30 декабря, поток денег хлынул уже НЕПРЕДСКАЗУЕМО. Шоу с кварк-глюонным плазмоидом, на фоне слухов о Третьей Новогодней войне, привело многих богатых людей в Континентальном Китае к мысли улететь подальше, с семьями. Бора-Бора, это подальше: 11.000 километров от Китая, и никаких бюрократических барьеров. Просто оплатить перелет, и прибыть в аэропорт.

В реальности все оказалось не очень просто. «Interflug» зафрахтовала на 31 декабря 6 широкофюзеляжных лайнеров в расчете на 2000 пассажиров, но получила 7000. Если использовать 50-процентный резерв фрахта, то можно взять еще 3 лайнера, итого 9. В максимальной загрузке поместится 4000 пассажиров. Впихнуть еще 3000, вот задача. Резерв самолетов и резерв сервиса в аэропортах Китая огромный, но не резиновый. В высокий сезон тут плотный график, и даже топливо распределено заранее, однако…

…Однако, настоящие сингапурские коммерсанты не сдаются без боя. Тянцай Баоцзю (директор-советник) и Гунтао Цзечи (исполнительный директор) в тайне попросили о поддержке своих бизнес-партнеров с Дикого Атомного Юга, и те решили задачу но… Нетрадиционно. 3000 пассажиров были собраны из морских паромных портов вдоль побережья всего одним 400-футовым экранопланом «Пеликан-Инфра», после чего он направился к Бора-Бора (со скоростью лишь 200 узлов, что значило 30 часов в пути). Между тем, сайты авиакомпаний (включая сайт «Interflug») заливала волна заказов на следующие дни. Тревога в обеспеченном слое китайских горожан ширилась, и они все сильнее хотели провести январь где-то в Европе, Америке, Австралии, Полинезии, но совершенно точно не на родине, и не в ближайших странах. Некоторые особо богатые субъекты не обращались к авиаперевозчикам, а фрахтовали бизнес-джет с экипажем.

Профессор Кун Цзивэй с кафедры философии престижного пекинского Университета Цинхуа летел на Бора-Бора, зафрахтовав 15-метровый «Honda-jet» вскладчину с двумя такими субъектами, примерно ровесниками профессора (что-то около 50 лет). Первый субъект: финансовый брокер по имени Дэшен, был худощав, меланхоличен, и изящно обходил общественные стандарты. С ним на Бора-Бора летели две девицы под общим названием: «программистки». Второй субъект: строительный коммерсант Юйлун, был полноват, эмоционален и, кажется, патриархален. С ним летела молодая жена и сын — дошкольник. В этой компании профессор Кун Цзивэй, можно сказать, уравновешивал Дэшена и Юйлуна, поскольку обладал средним телосложением, и сбалансированным темпераментом. Он летел без всяких сопровождающих, как философ-отшельник, хотя отшельником не был. Просто, в Полинезии его ждал не отдых, а секретная работа.

Дэшену и Юйлуну он сообщил иную цель: будто летит транзитом через Бора-Бора на северо-запад Туамоту, на атолл Рароиа, где состоится раут Общества Тура Хейердала. Получилась хорошая завязка разговора на борту «Honda-jet» (когда самолет взлетел и мужчины собрались втроем за столом выпить по рюмке крепкой водки — бай-цзиу). В порядке просвещения попутчиков, профессор Кун рассказал об экспедиции 1947 года, которую провел Хейердал с товарищами на бальсовом рафте Кон-Тики, доказав, что в античные времена были возможны путешествия из Америки в Полинезию. За 101 день экспедиция прошла 8000 километров и финишировала на атолле Рароиа.

История пришлась по душе финансовому брокеру и строительному коммерсанту. Все выпили за таких смелых парней, как этот норвежец, а затем разговор перешел на дела сегодняшние. Юйлун налил всем еще водки, высказался в том смысле, что не у всех в Небесном Свитке Судьбы записано что-то такое героическое. Для большинства людей судьба: заботиться о семье и вести бизнес. Причем семья на первом месте. Вот почему нечего стесняться, если для безопасности на время увозишь семью с родины.

Дэшен поддержал строительного коммерсанта, и даже усилил его тезис, добавив: если человек не солдат по профессии, то нечего стесняться бегства от возможной войны. В мирное время бизнесмен работает и платит налоги, чтобы, если война, то солдат делал работу, за которую получает из казны эти бизнесменские деньги. А если бы бизнесмен должен был сам заниматься войной, то брать налоги было бы несправедливо.

Тут профессор изобразил удивление, и поинтересовался: о какой войне речь? Юйлун с удивлением (в его случае — искреннем) взмахнул руками, и воскликнул:

— Как, Цзивэй, разве вы не знаете, что почти началась Третья Мировая война?!

— Третья Новогодняя война, — меланхолично поправил Дэшен, и добавил, — хотя, война получится атомная, значит, может стать мировой, опять-таки, третьей по номеру.

— Кто с кем хочет воевать? — спросил Кун Цзивэй.

— Как обычно, — ответил финансовый брокер, — никто ни с кем не хочет воевать, а затем воюют, кто попало, с кем придется. Если верить нашим TV-новостям, то нам придется ввести жесткие санкции против Филиппин, потому что они расисты, и ограбили у себя этнически-китайских бизнесменов.

— Это этнические уроды мафиозные, а не китайцы! — возмутился Юйлун, — И почему мы должны им помогать, если от них только проблемы для нас?

— Я сказал: если верить нашим TV-новостям, — спокойно напомнил Дэшен.

— Я скорее поверю гадалке на базаре, — проворчал строительный коммерсант, — TV врет вообще, а наше — особенно. Лучше верить знакомым, видящим, что на Филиппинах.

— Ваши знакомые видели там что-то важное? — спросил Кун Цзивэй.

Юйлун залпом выпил рюмку водки, и утвердительно кивнул.

— Видели! На Минданао эти мафиози начали отжимать у местных фермеров земельные участки около разведанного месторождения платины. Вроде, для концерна ERGRUNO. Филиппинские власти решили вмешаться, но мафиози позвонили в Пекин, и оттуда на филиппинцев пошел прессинг про ущемление китайцев. Мой знакомый не в курсе, что дальше, но ясно, филиппинцы предложили нези: отбейте наезд — получите долю в этой платине. С нези удобно работать: они всегда выполняют сделки, даже если это война.

— Умные люди, — добавил финансовый брокер, — предупреждали полпреда ККГ: нельзя связываться с концерном, у которого порченая карма. На вид дешево, а будет дорого.

— ККГ, это Китайская Карбоновая Группа? — уточнил Кун, немного дезавуируя имидж человека чистой науки, далекого от политики. Дэшен кивнули продолжил:

— Вся биржа знала: у концерна ERGRUNO порченая карма, только в КГГ сидят люди, думающие, что им карма не писана. А карма всем писана. Как только ККГ прикупили контрольный пакет ERGRUNO, так сразу и нези, и янки ополчились против нас. Если дипломаты быстро не договорятся, то будет война, и мы в ауте.

Кун Цзивэй снова изобразил удивление.

— Дэшен, почему вы думаете, что мы проиграем войну?

— Это по котировкам видно. Китайские бумаги валятся на дно, значит, мы проиграем.

— Но, — сказал Кун, — биржа, это субъективное мнение людей, не понимающих в войне.

— Как раз наоборот, — спокойно возразил Дэшен, — биржа объективна, как термометр. В военных делах решает правда. За кем правда, тот сильнее. А правда, это субъективное мнение людей, у которых большие деньги. Кого они считают правым, на стороне того играют большие деньги, поэтому, он побеждает. Этот закон открыл еще Сунь Цзы.

Профессор не стал опровергать собеседника (тогда пришлось бы признаться, что он не только профессор философии, но еще представитель профессии, для которой древний трактат Сунь Цзы «Искусство войны», это настольная книга). Вместо этого, он слегка сместил осевую линию разговора, задав вопрос:

— Почему вы считаете, что Меганезия вообще начнет войну против Китая, и что США выступит на их стороне? Ведь пока не было ничего, кроме уничтожения бесхозяйного спутника над нейтральными водами, и этнической чистки на Филиппинах.

— Как это ничего? — встрял строительный коммерсант, — А наш юго-восточный корпус быстрого реагирования, приведенный в боеготовность? А Тихоокеанский флот США, приведенный тоже в боеготовность? Осталось кнопку нажать, и крышка всему.

— Но, такие маневры уже сто раз бывали, и без особых последствий, — возразил Кун.

— Это, — ответил Юйлун, — как на стройке ходить под стрелой с грузом. Сто раз, вроде, обойдется, а на сто первый раз упадет бетонный блок на голову, и крышка всему. Так вообще любая война начинается. Политиканы гуляют под стрелой туда-сюда, пока не упадет бетонный блок. Только упадет не на их головы, а на наши, вот что обидно.

— Конкретно на наши не упадет в этот раз, — поправил финансовый брокер, наблюдая в иллюминаторе облака и океан, уползающие назад, — мы далеко, а будем еще дальше.

Строительный коммерсант налил всем еще водки, и развил эту мысль попутчика:

— Политиканы пусть воюют, это их бизнес и их жизнь. Мы люди мирные, наш бизнес мирный, наше дело сторона. Мы потеряем сколько-то денег, пока будем на Бора-Бора отсиживаться, зато семьи в безопасности. Если хорошо подумать, то, может, даже не потеряем. У нези есть чему поучиться в строительном бизнесе. Они, в начале, многое слизали у нас, но теперь уже кое-что свое сделали. Бизнес у нези открытый и, если не лениться, то можно подглядеть такое, что позже принесет хорошие деньги.

— Это очень правильно, — поддержал Дэшен, — в финансовом бизнесе там тоже есть, что подглядеть. С одной стороны, эмиссия и финансовый банкинг у нези запрещены. Но с другой стороны, у них есть подсеть OYO-Ауробиндо. Эта штука, как товарная биржа, инвестиционный маркет, и кольца зачетов в одном пакете.

— Ауробиндо, это сила, — согласился Юйлун, — правда, в Первом мире это запрещено.

— Криптовалюты в Первом мире тоже были запрещены, и что? — отозвался Дэшен.

Бизнесмены переглянулись, улыбаясь, и синхронно выпили. Профессор Кун, чтобы не отрываться от компании, тоже выпил, после чего спросил:

— Юйлун, вы говорите, что воюют политиканы, но ведь фактически воюют солдаты.

— Да, верно, — согласился строительный коммерсант.

— И, — продолжил Кун, — армия в нашей стране, в основном, призывная, вы знаете?

— Да, — Юйлун кивнул, — не повезло парням. А к чему вы это, Цзивэй?

— Я философски рассуждаю о должном и сообразном, — пояснил профессор.

— Кому-то всегда не везет, — заметил Дэшен, — если какой-то корабль тонет в океане, и экипажи других кораблей не могут помочь, то несообразно было бы им тоже тонуть.

Над столиком в салоне бизнес-джета повисла пауза, в течение которой профессор Кун обдумал озвученную метафору. Какой-то корабль тонет в океане. Не «наш корабль», а «какой-то». Так выразился о Китае этот довольно лояльный китайский бизнесмен. И у второго довольно лояльного китайского бизнесмена явно та же позиция. Вот вся цена парадным речам о единстве нации и патриотизме. Тут даже уточнять нечего. Но очень хочется уточнить другой аспект, и Кун Цзивэй спросил:

— Почему вы думаете, что на Бора-Бора будет безопасно в случае войны?

— Глобус! — сказал Юйлун, — От Бора-Бора до войны будет четверть его окружности.

— Значит, вы уверены, что горячее пятно войны будет в районе Китая?

— Да, Цзивэй. По-моему, это очевидно. В Южно-Китайском море уже начинается.

— Допустим, так, — произнес Кун, — однако, на вооружении Китая есть ракеты, которые способны доставить термоядерные заряды даже на 15.000 километров.

Строительный коммерсант громко фыркнул и махнул рукой.

— Это хлам, придуманный еще во время Первой Холодной войны. Дальше, когда была Вторая Холодная война, этому хламу сделали тюнинг, чтобы смотрелось модерново, а ничего серьезно нового не изобрели. Сидим в музее XX века, надуваемся, как жаба, и надеемся, что враг испугается, ведь мы такие большие, когда надутые. Так уже делала Третья Империя, и где она теперь? Вы, Цзивэй, лучше меня знаете, ведь вы философ.

— Я знаю, — подтвердил профессор Кун, — в XXI веке так ведут себя все сверхдержавы, включая США. Еще недавно это выглядело сообразно: роли в Глобальном мире были согласованы всеми сверхдержавами, и реальная гонка вооружений утратила смысл. С философской позиции, это была ошибка: нельзя игнорировать законы диалектики. Но ракетно-ядерное оружие остается абсолютным — по крайней мере, пока.

Юйлун, снова фыркнул и махнул рукой.

— При всем уважении к вам, профессор, это уже не так.

— Правда? — переспросил Кун, — И давно ли это не так?

— Со вчерашнего дня, — сказал Юйлун, — с момента, когда неведомая штука разнесла в клочья бесхозяйный спутник на орбите. Знакомый военный летчик объяснил, что это значит. Теперь наши межконтинентальные баллистические ракеты годятся только на сувениры. Ракета, которая должна 20 минут лететь в космосе по просто вычисляемой баллистической траектории, будет поймана, как слабо брошенный мяч в бейсболе.

— Но, — возразил профессор, — есть еще ракеты на атомных субмаринах.

— Это тоже хлам, — сказал строительный коммерсант, — в 2020-х рынок получил HRIR-детекторы, и дроны видят атомную субмарину-ракетоносец по тепловому следу.

— Юйлун, если так, то почему атомные субмарины-ракетоносцы до сих пор строятся?

— Так, я извиняюсь, откаты.

— Я понимаю, что откаты, — сказал Кун, — но можно брать откаты за что-то полезное.

— Да, Цзивэй, можно. Только вот верфи для атомных субмарин построены на целевые деньги, значит, надо строить эти субмарины весь проектный срок работы верфи, а то правительство — наше, американское, любое — будет искать виноватых, но не найдет, и накажет, кого попало. Кому нужна такая русская рулетка? Никому. Так это устроено.

Профессор Кун молчал около минуты, после чего произнес:

— Тихоокеанский флот США приведен в боеготовность. Но в новостях не было ничего, указывающего на подобные действия Народного флота Меганезии.

— Вот уж не знаю, — Юйлун развел руками, — у нези все по-другому. Вы бывали у них?

— Еще нет, — признался профессор.

— Я тоже, — признался строительный коммерсант, — но вот Дэшен бывал.

— Да, — отозвался финансовый брокер, — понимаете, у меня дочка и внук на Косраэ. Так получилось, что я развелся, когда дочка была еще маленькая. Моя бывшая жена скоро вторично вышла замуж, и много лет я не видел дочку. Вдруг, 9 сентября звонок: алло, привет, папа, это Занзан, у тебя родился внук! В жизни иногда бывает, как в кино.

— Правда, как в кино! — воскликнул Юйлун, — А как назвали малыша?

— Занзан было лень думать, и она взяла аббревиатуру от даты рождения: nine zero nine. Получилось Нзен. Странное имя, зато легко запомнить день поздравлений. В общем, я познакомлю вас, когда мы прилетим на Косраэ.

— У нашего самолета там промежуточный лэндинг? — спросил Кун Цзивэй.

— Там возвратный лэндинг, — спокойно поправил Дэшен, — этот самолет зафрахтован до Косраэ. Дальше мы полетим на самолете, который найдет Занзан, так дешевле.

Вечер 31 декабря. Остров Косраэ. От северо-западной дамбы до восточного берега.

Занзан — типичная кантонская китаянка чуть старше 20 лет, одетая в шортики, топик, и шляпу-гаучо, встретила их у моста с северо-западной дамбы — двухкилометровой ВПП аэропорта. Она подкатила туда на помятом камуфляжном микроавтобусе без крыши и, дождавшись, пока гости завершат короткие формальности с меганезийской полицией, крикнула, размахивая шляпой.

— Ni hao haoy-ou! Aloha oe! Shang chuan lai! Come aboard!

— Wo shayanle diyu… (я адски обалдеваю)… — прошептал Юйлун.

Эти слова могли стать общей характеристикой последующих впечатлений китайских гостей от Косраэ. Все на этом незийском острове вызывало настороженное удивление. Архитектура. Транспорт. И особенно люди — kanaka-foa, включая Занзан.

Для начала, она радикально отвергла высказанную гостями идею: как можно быстрее продолжить полет к Бора-Бора. У Занзан нашлись три неопровержимых аргумента:

Во-первых: было бы ужасной ошибкой не встретить Новый год на Косраэ.

Во-вторых: вечер — предновогодний, и почти все на фесте, включая пилотов-профи.

В-третьих: малыш Нзен имеет естественное право пообщаться с дедушкой Дэшеном.

Следовательно, план-график будет такой:

1. Приехать в таунхаус Йесенг.

2. Бросить там вещи, перекусить, переодеться, и желающим — принять душ.

3. Поехать в Тофол-таун на фест и гульнуть по-взрослому.

4. Вернуться в таунхаус, и отдохнуть немного.

5. На рассвете отправить гостей дальше на зюйд-зюйд-ост, к Бора-Бора.

В качестве эмоционального аргумента-бонуса, Занзан указала на редкую возможность дважды встретить Новый год, ведь Бора-Бора лежит справа от Линии Перемены Дат…

…К моменту, когда этот аргумент был озвучен, микроавтобус уже катился по дороге, огибающей остров по северному берегу, а вскоре повернул на юг, к Тофолу. Прошло несколько минут, и открылась панорама этого городка, формальной столицы острова, достаточно маленькой, чтобы издалека ее можно было охватить одним взглядом. На центральной площади — башня мэрии с ретро-часами, а рядом — огромный купол таун-маркета, оранжево мерцающий в лучах заката. И вокруг также мерцают причудливые изломанные крыши домов, стилизованных под фахверк-стиль Германии XV века. Со стороны моря, на фоне темнеющего неба видны огни на мачтах парусников, и как бы пылающий циклопический гриб: отель «Atomic-Inn». На улицах уже появились люди, выкатывающие мототележки с пивными бочками и корзинами, наполненными всякой новогодней закуской. А в небе стали возникать лазерные узоры будущего арт-шоу.

… Микроавтобус проскочил через город, и выехал к восточному побережью. Темнота успела сгуститься, и казалось, что по обе стороны узкой дороги расползается какое-то дьявольское болото из триллера. Затем прямо по курсу открылась хорошо освещенное пространство — небольшое, обустроенное, обрывающееся в безграничность океана. А в следующую минуту Занзан затормозила на широкой площадке, часть которой занимал комплекс из двадцати полутораэтажных домиков-секций: таунхаус Йесенг. Он стоял в мелководном лимане речки Йесенг, среди мангровых зарослей, на большом плавучем фундаменте из армированного пенобетона. К площадке пришвартованы малые катера, гидропланы, и экранопланы. Один угол площадки размечен для какой-то игры в мяч, и сейчас там развлекались полдюжины мокрых голых парней и девушек. Иногда мяч от подачи улетал в воду, и кому-то приходилось прыгать за ним. В другом углу какие-то крупные парни афроамериканского вида, ремонтировали мотор грузового катера и, не отрываясь от работы, жарили рыбу на самодельной печке-барбекю. С такого же катера несколько ребят сгружали на площадку какие-то пластиковые ящики и бочки. В общем: таунхаус выглядел жанрово — будто специально для видеорепортажа под заголовком: «Меганезийская аграрно-постиндустриальная провинция без ретуши».

Занзан крикнула ребятам «aloha foa», а затем, жестами предложила гостям заходить в домик-секцию. Интерьер мог показаться спартанским, но вообще-то, тут была просто практичная обстановка. Имеется все нужное, но нет всяких лишних предметов.

— Меньше барахла, это меньше мороки, — пояснила Занзан.

— А где малыш? — спросил Дэшен.

— У друзей. Их малыш постарше, он июльский. Вы рассаживайтесь, я налью вам чая, и сбегаю за ними за всеми, мы соседи…

…Кун Цзивэй, пользуясь привилегией ученого проявлять повышенное любопытство к окружающим событиям, вышел на площадку с чашкой чая в руке, и стал наблюдать за течением локальной жизни. Он отметил, что Занзан двинулась не к одной из соседних секций-домиков (как можно было бы ожидать после ее слов о соседях), а к одному из экранопланов на парковке. Тут внимание китайского профессора всего на полминуты переключилось на ребят, которые загружали большие серебристые мешки в тот самый микроавтобус, на котором Занзан привезла гостей с аэродрома. Видимо, эта машина в таунхаусе Йесенг была общей и, возможно, этим объяснялась помятость кузова. Свою машину обычно держат в презентабельном виде, а от общей машины требуется лишь способность выполнять функции по перевозке пассажиров и грузов.

Когда профессор Кун снова переключился на Занзан, она шла назад от экраноплана, в компании двух молодых парней — англосакса и малайца, и катила детскую коляску. На компаньонах имелись из одежды только одинаковые шорты стиля military (цвет хаки и множество карманов). Почти сразу Кун скорректировал первое впечатление. Персона, показавшаяся низкорослым парнем-малайцем, была девушкой-подростком 12–13 лет. Данный факт расходился с предшествующей фразой Занзан «их малыш постарше, он июльский». Разумеется, бывают случаи сверхранних родов — в отсталых племенах, и в асоциальной среде трущоб. Но Занзан явно говорила о респектабельной семье…

…Еще через полминуты Занзан, представляя друзей, подтвердила парадокс:

— E foa! Это профессор Кун Цзивэй из Университета Цинхуа. Профессор Кун, это мои друзья: миссис Пугу и мистер Иллэ Огвэйл, если говорить в американском стиле. А в коляске: маленький мистер Фасти Огвейл, и мой малыш Нзен. Они, как бы, молочные братья, мы кормим их одинаковой смесью, только из разных бутылочек.

— Aloha, мистер Кун, — сказал молодой парень-англосакс.

— Aloha, мистер Кун! Университет Цинхуа это где? — спросила его экстремально-юная подружка-малайка. У нее был странный, но приятный мяукающий акцент.

— Это, — сказал Кун, — на севере Пекина, недалеко от Летнего Дворца Императора.

— Императора? — переспросила она, и поглядела на Иллэ.

— До Синхайской революции 1912-го в Китае правил император, — пояснил тот.

— Ясно, — сказала она, и повернулась к Куну, — А вы профессор чего?

— Я профессор философии.

— А какой философии? — задала она следующий вопрос.

— Пугу, вы думаете, что существует несколько систем под названием философия?

— Да, — она коротко кивнула.

— Hei foa! А давайте продолжим за столом? — предложила Занзан, — Переложим детей в кроватку, поболтаем за чаем, а ближе к полуночи, метнемся на фест в Тофол-таун. По дороге завезем детей в ясли. Ну, как вам такая идея?

— Наверное, это разумно, — заметил Кун Цзивэй.

— Да, — согласилась малайка.

Разговор за столом получился крайне познавательным для профессора Куна. Он узнал несколько принципов нези (kanaka-foa), имеющих прямое значение для его миссии. В частности, для него прояснились их взгляды на семью, и вообще на отношения между мужчинами, женщинами, и детьми. Кроме того, он узнал, откуда у юниорки Пугу (не малайки, кстати, а оранг-лаут) взялась идея о существовании нескольких философий. Поразительное, почти мистическое совпадение: она знала того человека, на контакт с которым была ориентирована секретная миссия Кун Цзивэя. С Лукасом Метфортом.

Затем, компания, дополненная еще молодежью из таунхауса, загрузилась на борт 20-метрового морского трамвая и, под нестареющую песню «Happy New Year» шведской команды ABBA, покатила водным путем в Тофол-таун, над которым расцветала в небе гигантская голографическая елка. Разумеется, природные елки не расцветают, но эта — нарисованная в 3D — отращивала тюльпаны на своих ветвях-лапах.

Маленький город развлекался феерически и безудержно, в едином порыве веселья. Но, проявления этого порыва различались у персон с разным темпераментом, возрастом, и семейной спецификой. Соответственно распределились гости из Китая. Строительный коммерсант с женой и сыном выбрали что-то вроде Луна-парка. Финансовый брокер с девицами «программистками» и обретенной дочкой обосновались в баре-дансинге. А профессор Кун продолжил общение с любопытной юной парочкой Огвэйл. Интуиция подсказывала: такая тактика приведет к каким-нибудь интересным результатам.