Вечер 31 декабря. Гига-тетрамаран «Эридан». Мастер-каюта.
У каждой компании есть стиль, как смотреть политико-аналитические каналы. И если компания состоит из профи в этой области, то обсуждение у экрана может быть более последовательным, чем действие на экране. Так получилось в этом случае — хотя, если посмотреть формально, то тема Круглого стола: Перспективы космического бублика «Минотавр» — была не политической, а научно-прикладной.
После первой четверти часа, Хьюго Ледроад констатировал:
— Космический бублик вторичен, как и предполагалось. Первична роль астронавтики в политэкономическом противостоянии.
— В Третьей Холодной войне, так точнее, — высказал свою версию Райан Бергхэд.
— Война лишь инструмент политэкономии, — заметил Ледроад.
— Смотря, что называть войной, — парировал Бергхед.
— А что люди за Круглым столом? — спросила Сайра, — Они понимают это или нет?
Бергхэд сделал глоток пива, негромко фыркнул и сообщил:
— Не понимает только профессор Ларосо.
— Ларосо, — отозвался Ледроад, — вообще ничего не понимает в реальной политике. Как свойственно парафреникам, он не понимает даже того, о чем сам же говорит.
— Парафрения, это паранойя плюс шизофрения? — попробовала угадать Сайра.
— Неясно, — сказал экс-вице-адмирал, — но в AGstrend, где я успешно изображаю, будто работаю, среди яйцеголовых полит-философов гуляет миф, что в мозгах у некоторых парафреников реальность смешана не с бредовыми фантазиями, а с какой-то будущей реальностью. В такой смеси картина смазана, но нечто оттуда можно выудить. Самый расхожий пример: Циолковский, и его философия космизма. В конце XIX века все это выглядело бредом, но оказалось прогнозом появления и развития астронавтики.
— А космизм, это что за философия такая? — задала Сайра новый вопрос.
— Это учение о живом эволюционирующем космосе, в эволюции которого содержится предназначение человека. Согласно космизму, человечество должно покинуть родную планету, и расселиться по космосу. Космисты говорят, что это расселение объективно необходимо, из-за перенаселения и исчерпания природных ресурсов Земли. Но всегда подразумевают, что это лишь поводы, а причина — поиск предназначения.
Молодая ассистентка шеф-капитана «Эридана» пожала плечами.
— Какая-то глупая философия. Будто человечеству больше заняться нечем, кроме этого поиска предназначения. По-моему, в космос надо летать за чем-то реально полезным.
— Если отбросить искусственные спутники Земли — сказал Бергхэд, — то до сих пор все космические проекты были без реальной пользы. Только любопытство и амбиции.
— Подожди, Хью, — вмешался Бергхэд, — а проект базы на обратной стороне Луны? Это полезная идея ракетно-ядерной базы, невидимой для врага в глобальной войне.
— Хорошо, Рэй, добавим проект лунной военной базы. Добавим еще с кучей оговорок, проекты беспилотной добычи редких металлов на ближних астероидах. Но остальная астронавтика практически бесполезна, включая проекты быстрой колонизации Марса, раскрученные в 2010-х. Как сейчас видно, это были просто спекуляции на глобальных угрозах, выдуманных с целью сбора денег в международные фонды, и их распила.
— Но, вроде, марсианские проекты проработаны технически, — заметила Сайра.
Бывший главный разведчик Тихоокеанского флота США фыркнул и махнул рукой.
— Чепуха. Эти проекты позволяют экспедиции из нескольких астронавтов долететь до Марса за полгода, высадиться, а затем, возможно, вернуться назад. Ничего больше.
— Но, в будущем-то наверняка станет возможным большее, — возразила она.
— В будущем! — экс-вице-адмирал выразительно поднял бутылку пива над головой, — В будущем многое станет возможным, если у человечества вообще будет будущее. Вот, например, яйцеголовые из AGstrend сомневаются, что оно будет. Среди них набирает популярность историко-философская теория Новых Темных веков.
— А это что за теория такая?
— Это теория о периодичности взлетов и падений цивилизации. Древний Египет пал. И Эллино-Римская Античность пала. Наша цивилизация на очереди. Стагнация с 1990-х. Надежды на тонизирующий эффект Второй Холодной войны не оправдались. Сначала тенденции вдохновляли, но они оказались, в основном, иллюзией. В основном, боевая техника и боевые действия лежали в виртуальном мире. Как и экономическая борьба.
Райан Бергхэд лаконично поддержал своего бывшего главного разведчика:
— Медиа-иллюзия сожрала физику.
— Именно! — Ледроад кивнул, — Тонизирующий эффект Второй Холодной войны, таким образом, привел к прогрессу в сотворении и передаче иллюзий, но не реальности. Мы получили кучу ярких фильмов и видеоигр о колонизации космоса. Но физически, мы остановились в середине 2000-х, когда исчерпался импульс Первой Холодной войны. Дальше мир упал в Великую рецессию, а Вторая Холодная война с ее кибервойсками, иллюзорными победами в кибернетически-рисованных сражениях, и цифровой войной пузырей кибернетических валют, привела нас в ступенчатый Супер-кризис. Мы будто Римская империя, погрязшая в твиттере, и беспомощная перед волной варваров.
— Варвары, по смыслу, это исламисты? — предположила Сайра.
— Ты ведь умная девушка, — укоризненно отозвался Бегхэд, — ты должна видеть, что все исламские объединения, это маргиналы, слепленные нашей цивилизацией для всяких тактических трюков в финансовой и идеологической сфере. Мусульманам разрешено паразитировать на нашей цивилизации, пока они нужны для этого. Затем, им закроют кормушку, и ислам, как политический фактор, исчезнет. Подумай глубже, Сайра.
— Тогда варвары, по смыслу, это китайцы? — выдвинула она следующую версию.
Ледроад снова фыркнул и показал рукой на экран.
— Китайцы — часть нашей глобальной цивилизации, хотя они выпендриваются своими иероглифами и однопартийным социализмом. Вот, там сидит Кун Цзивэй — типичный яйцеголовый философ из китайской копии нашей конторы — AGstrend. Я читаю на его китайской морде такой же ужас перед глобальным кризисом и волной варваров.
— Что-то я туплю… — Сайра машинально схватила бутылку и хлебнула пива — …Итого получается, что варвары, это меганезийцы?
— Получается так, — подтвердил он, — а иначе, зачем китайские партийные комитетчики направили профессора Куна в Меганезию готовить переговорную почву?
— Но, — заметила она, — тут, наверное, какая-то ошибка. КНР, это одна восьмая мировой экономики, полтора миллиарда людей, и военная машина, вторая по силе в мире.
— Да, — подтвердил Ледроад, — и что, по-твоему, следует из этих трех фактов?
— Хотя бы то, что Меганезия, даже с Фиджи и Бугенвилем, в тысячу раз меньше.
Бергхэд улыбнулся, ласково похлопал свою молодую ассистентку по попе, и сказал:
— На это какой-нибудь яйцеголовый из AGstrend ответит тебе, что слон боится кобры, которая в тысячу раз меньше, поскольку укус кобры убивает слона.
— Точно, — подтвердил Ледроад, — еще яйцеголовый скажет: атомный взрыв над Южно-Китайским морем, это незийская кобра расправила капюшон, предупредив китайского слона, что если он шагнет вперед, то получит смертельный укус в хобот.
— Я слышала, что аналогии лгут, — лаконично и твердо ответила Сайра.
Возникла пауза. Экс-адмирал и экс-вице-адмирал многозначительно переглянулись, и синхронно улыбнулись. Бергхэд заговорщически сообщил Ледроаду:
— Одна толковая девушка соображает лучше, чем все яйцеголовые в твоей конторе.
— Да, Рэй. И также лучше, чем все яйцеголовые в аналогичной китайской конторе.
— Неужели я сказала что-то настолько умное? — спросила она.
— Достаточно умное, — ответил Бергхэд, — но перед этим ты сказала глупость.
— Глупость?.. — она задумалась, — …Это о сравнении параметров Китая и Меганезии?
— Да, — экс-адмирал кивнул, — а теперь попробуй ответить: почему это — глупость?
— Потому, — предположила Сайра, — что стереотипы военного анализа тоже лгут.
— Гм… Что скажешь, Хью?
— Рэй, я скажу, что девушке надо продолжать самообразование. Задатки отличные. Я советовал бы начать со статьи Картера Клеймора «Размышления над немыслимым», опубликованной в журнале «The Economist» за март.
— Вот это хорошая, правильная идея, — одобрил Бергхэд.
— О чем эта статья? — спросила она.
— О том, — сказал Ледроад, — почему образовалась Меганезия, причем именно такая. Но статья содержит, кроме того анализ современной глобальной политэкономии и причин стагнации, о которой мы говорили чуть раньше. В общем: читай и думай.
Экс-лейтенант, выйдя из своего обычного невозмутимого образа, несколько рассеяно поправила челку, и внимательно посмотрела на экс-вице-адмирала.
— А эта теория, насчет стагнации, что с нами будет, как с Древним Египтом и Римом?
— Теория Новых Темных веков, — сказал Ледроад, — что ты хотела бы знать об этом?
— Просто, интересно: так ли это?
— Не так. Эта теория для маленького мира античного Старого Света. Он был размером с современную Бразилию, только в центре — не Амазонка, а Средиземное море. Каждый серьезный процесс охватывал тот маленький мир целиком и однородно. Сегодняшний глобальный мир слишком большой, в нем такая однородность недостижима, хотя вся финансовая олигархия мечтает об этом. В таком большом мире невозможен всеобщий Золотой век, но также невозможны всеобщие Темные века.
— Это что, тоже какая-то теория? — спросила Сайра.
— Да, — подтвердил экс-вице-адмирал, — кратко эта теория изложена в статье Норберта Ладерна «Нео-викторианская микроэкономика» в журнале «Hauswirtschaft» за август.
— Вот так заголовок!.. А мне хватит образования, чтобы разобраться в этом?
— Да. Там очень популярно. Это журнал для любознательных домохозяек.
— За Круглым столом интересный поворот, — сообщил Райан Бергхэд, глядя на экран.
Хьюго Ледроад и Сайра Джеймссонсон прервали это постороннее обсуждение, чтобы вернуться к наблюдению за научно-популярным шоу в обсерватории Вастак. Прошло примерно четверть часа, и Ледроад высказался:
— Ключевая дилемма астронавтики сформулирована четко. Лукас Метфорт определил: возрождение интереса к астронавтике вызвано новой Холодной войной. Хуан Ларосо заключил из этого, что нужны авантюрные межпланетные экспедиции, прямо сейчас, поскольку иначе интерес к астронавтике снова угаснет. Упир возразил, что подобные авантюры приводят к человеческим жертвам, и дискредитируют астронавтику.
— Упир? — переспросила Сайра.
— Академик Джеймс Макаронг, — пояснил экс-вице-адмирал, — это псевдоним деятеля Народного флота, и прикладного ученого, более известного, как доктор Упир.
— Ясно, — сказала она, — а Джаред Болдвин из Кино-Академии Вест-Индии, кто он?
— Тоже замаскированный, но я пока не понимаю, кто, — ответил Ледроад.
— Сайра, проверь его лицо по базам данных, — распорядился Бергхэд.
— Да, Рэй, — отозвалась она и стала манипулировать с изображением на компьютере.
Бывший главный разведчик Тихоокеанского флота, наблюдая за ее занятием, сказал:
— У меня предчувствие: ничего интересного из этого не получится.
— С этим лицом что-то не так, — хмуро объявила Сайра через полминуты, глядя на итог обработки методом сравнения с лицами из военно-полицейских баз данных. Этот итог состоял в 95-процентном совпадении лица Джареда Болдвина почти с миллионом лиц криминальных субъектов из обеих Америк и Восточной Азии.
— Как раз все так, — поправил Ледроад, — с тех пор, как в 2020-х компьютерные гении из департамента кибервойны в NSA построили online-объединение сетей всех спецслужб Альянса, и всех полиций, сотрудничающих с Интерполом, реализовалась мечта тупых охранительных чиновников всей планеты. Можно мгновенно узнать имя и биографию каждого субъекта с лицом, похожим на лицо, попавшее на любую видеокамеру. Такая система хорошо работает против мелких воришек. Но мафиози и экстремисты быстро замусорили базу тысячами похожих лиц, залитых через коррумпированную полицию латиноамериканских, восточноевропейских, африканских и южно-азиатских стран.
— Значит, — заключила Сайра, — этот Джаред Болдвин или экстремист или мафиози, или случайный человек, похожий на какого-то экстремиста или мафиози.
— Или, — дополнил Ледроад, — это агент любой серьезной спецслужбы, работающий под прикрытием. Маскировка таких агентов выполняется тоже путем замусоривания.
Молодая ассистентка шеф-капитана, вздохнула и вынесла частный вердикт:
— По-моему, эта охранительная система — дерьмо.
— Не совсем дерьмо, — сказал Ледроад, — против воришек на парковках оно работает.
— Гляньте-ка, — вмешался Бергхэд, — кто бы ни был этот Болдвин, котелок у него варит. Простейшая идея, которую он предложил, может сработать.
— Идея… — тут Ледроад облизнулся, — …Идея вкусная, но сработает ли?
— Это сработает, потому что Упир уже сообразил и включился, — сказал Бергхэд, затем внимательно посмотрел на ассистентку, и спросил, — Сайра, а ты поняла стратегию?
— Я приблизительно поняла. На Третьей Холодной войне, астронавтам-людям следует зацепиться за космос своими руками. Как на Первой Холодной войне искусственные беспилотные спутники зацепились за космос своими антеннами, и стало невозможно представить себе нашу цивилизацию без этих спутников. Надо чтобы пилотируемые космические корабли стали не экстримом, а частью деловой жизни или даже быта.
Бергхэд посмотрел в потолок, и сделал отрицающий жест ладонью.
— Нет, Сайра. Запомни: стратегия не начинается со слова «надо». Это слово только для постановки задачи. А стратегия должна отвечать на вопрос «как?».
— Я поняла. Астронавтику следует уводить от героизма, который был брендом Первой Космической эры — к рутине, как трансокеанские авиа-перелеты сто лет назад. Если не получится сразу массовый продукт, то можно начать с орбитальной TV-студии, чтобы показать астронавтику не для героев, а для нас, обычных людей.
— Вот это хорошая, правильная формулировка, — одобрил экс-адмирал, — но смотри, как возмущенно реагирует парафреник Ларосо. Он уже начал закипать…
И действительно: за круглым столом Хуан Ларосо закипел. Впрочем, его возмутило не предложение убрать героизм, а идея перевести мечту на рельсы обыденности. Вся его межзвездная философия восставала против этого шага. В его системе представлений о ценностях и деятельности людей, вплетенных в бытие Вселенной, астронавтика могла существовать только как мечта в ходе непрерывной, безграничной реализации. Любой другой путь (говорил Хуан) приведет людей в болото потребительства.
На озвучивание манифеста такой философии мгновенно ответил Лукас Метфорт. Его строгий риторический стиль выглядел, как диаметральная противоположность почти проповедническому стилю Ларосо. Серия его тезисов напоминали холодно-жестокий геометрически точный артиллерийский расстрел неукрепленных позиций оппонента.
Социальная мечта (говорил Лукас) это проект будущего, желательного для людей.
Для людей по природе желательно комфортное, свободное и креативное будущее.
Комфорт (тоже по природе людей, и вообще живых существ) это потребительство.
Ради завтрашнего комфорта люди могут жертвовать долей сегодняшнего комфорта.
Когда желательное будущее реализуется, оно породит новую мечту. Это эволюция.
В новой мечте тоже будет требование комфорта — требование потребительства.
Призыв отказаться от потребительства, это претензия поставить идею над людьми.
Но идея создается людьми, и ее функция: служить людям. Не наоборот. Точка.
Ларосо в ответ применил эмоциональный аргумент. Он заявил: несмотря на принцип потребительства, kanaka-foa практически поступили иначе. Они поддержали коммуну Элаусестере (получившую с легкой руки блоггеров название «тау-китяне»). Практика критерий истины. Идеи «Города Галактики» для foa ближе, чем потребительство. Это доказывается не только упомянутой поддержкой. Это доказывается еще и интересом к данному Круглому столу (здесь Ларосо очень выразительно указал ладонью на купол обсерватории, который был поделен на виртуальные мониторы обратной связи). Но, в первую очередь, это доказывается программой меганезийской астронавтики, которая началась со знакомства foa с коммуной Элаусестере и с книгой «Город Галактики».
Внимательные наблюдатели в следующий момент заметили, что Лукас Метфорт явно приготовился ответить Хуану Ларосо. Но, Олив Метфорт протянула руку и положила ладонь на колено Лукасу. Он едва заметно отреагировал неким движением, понятным только им двоим, и она взяла микрофон для ответного выступления.
Хуан Ларосо прав в том (начала она) что коммуна «тау-китян» произвела на foa очень сильное впечатление. Но это впечатление было неоднозначным. С одной стороны, это удачный эскиз нового шага в астронавтики. С другой стороны, это эксперименты над людьми без разумных мер безопасности: например, многоплодный бридинг, и вообще экстремальное выживание коммуны в условиях засушливых атоллов. И, хотя этот ряд экспериментов принес удивительные результаты, такой метод не должен применяться современной наукой. Гениальность ученого — не оправдание даже в данном случае…
Олив сделала паузу, глядя на Ларосо — захочет ли он возразить… Он не захотел, и она продолжила излагать свою точку зрения.
…Сегодня мы обсуждаем уже международную космическую программу «Минотавр», реализуемую в островном королевстве Тонга-Хафулуху, сборной командой ученых и инвесторов, в основном из стран ЮТФ — Южно-Тихоокеанского Форума. В новейшей истории астронавтики, среди частных программ, таких как «Falcon», «Sygnus», «Blue Origin», «V-Galactic», и «Genesis», не было иного стратегического управления, кроме авторского. Это реликтовый эффект диктатуры и героизма, на которых держались все космические программы Первой Космической эры на фоне Первой Холодной войны.
Здесь Олив ненадолго ушла от темы, чтобы кратко ответить на несколько вопросов с мониторов обратной связи — о Третьей Мировой войне. Олив не верила в эту войну, и смеялась над общеизвестным списком глобальных угроз человечеству. Единственная реальная угроза (говорила она) — это опоздать с подготовкой к очередным природным изменениям на планете, но профиль этой угрозы измеряется столетиями. В программе «Минотавр» нет спекуляций на псевдонаучных теориях о близком Армагеддоне, и на модной теме бегства с Земли. Задача «Минотавра»: полеты не ОТКУДА, а КУДА. Это принципиально. Доктрина бегства неконструктивна, поскольку строится на страхе, на готовности к нищете, лишь бы выжить, на глупой вере, будто позади начнется ад, и на глупой надежде, будто где-то нас ждет Обетованная земля — как в книжке-библии. Из здравого смысла следует обратное: мы на планете, наиболее пригодной для нас, и нас ничего хорошего не ждет в космосе, даже в дальнем. Все хорошее для себя мы можем построить там только сами. На это ориентирована программа «Минотавр». Ее первый согласованный этап — это, собственно, орбитальный бублик-минотавр, который будет дополняться средствами сверхдальнего поиска космических объектов, и средствами поддержки транзита для кораблей, которые полетят к этим объектам. Сам по себе этот орбитальный бублик — тоже важное исследование, тема которого — комфорт людей на искусственном космическом объекте. Никакого героизма и аскетизма. Астронавты на бублике-минотавре получат условия для работы, отдыха и развлечений. Таков план. У некоторых участников научной группы есть особое мнение об этом. Аудитория может ознакомиться прямо сейчас с одним из таких особых мнений, и оценить аргументы…
Олив еще раз сделала паузу, глядя на Ларосо и, очевидно уловила в его мимике некий утвердительный ответ. Тогда она извлекла книгу из пластикового пакета, подняла над головой, и медленно повернула так, чтобы обложка попала на все web-камеры.
«Цветение Галактики». Хуан Ларосо, обсерватория Вастак
Научно-популярная книга о том, как космос станет домом для человечества
Источник иллюстраций: арт-школа Мартина Нарозника (Ванкувер)
…Особое мнение и аргументы (продолжила Олив) это далеко не все, что можно найти интересного в представляемой книге. В частности, я обращаю внимание аудитории на иллюстрации. Эта арт-графика сама представляет особый взгляд на астронавтику, и на колонизацию космоса, впервые представленный публике в 2004-м. Можно назвать это астробионикой открытого космоса, хотя арт-школа предпочитает название Xflorа. Что касается реалистичности выращивания в будущем таких многокилометровых цветов — псевдо-живых цветов, дрейфующих в открытом космосе, перерабатывая излучения, и межзвездную пыль, в ходе фотосинтеза — вопрос пока открытый. Как и все вопросы о технологиях далекого будущего. Но даже самое далекое будущее начинается сейчас.
В 4000 километрах северо-восточнее острова Вастак, в мастер-каюте гига-катамарана «Эридан», три персонажа синхронно переглянулись, и Ледроад высказался вслух:
— Миссис Метфорт та еще штучка. Возможно, ее призвание — рожать монстров.
— Сон разума рождает монстров… — отозвался Бергхэд.
— Испанская пословица, к которой написана картина Гойи, — сразу прокомментировал Ледроад. Тогда Бергхэд, негромко фыркнул и высказался более длинно:
— Сон разума рождает монстров, а бодрствование разума рождает немыслимый ужас.
— Монстры и ужас, это глючные межзвездные цветы? — спросила Сайра Джеймссонсон.
— В перспективе — да, — сказал Ледроад, — а пока хватит того, что Олив родила Осбера.
— Какого Осбера? — не поняла Сайра.
— Такого Осбера, который известен широкой публике, как проконсул Визард Оз.
— Ничего себе! Военный координатор Мегангезии — сын Олив и Лукаса? Я думала: это обычные идиотские слухи из желтой прессы.
На этот раз фыркнул Ледроад, и прокомментировал:
— Битые часы дважды в день показывают верное время. Аналогично — желтая пресса.
— Хью, — спросил Бергхэд, — с чего ты взял, что Олив Метфорт родила эти цветочки?
— А то нет, — откликнулся бывший главный разведчик Тихоокеанского флота.
— Может, и да, но по факту, это креатив ванкуверской арт-школы для книжки Ларосо.
— Рэй, по факту, мы вообще не знаем, как появилась книжка «Цветение Галактики», но практическая психология учит, что парафреники управляемы. Достаточно найти на их лихорадочном мозгу центральный колодец самолюбования, и кричать туда приказы.
— Хью, ты намекаешь, что миссис Метфорт управляет креативом мистера Ларосо?
— Я не намекаю, а говорю прямо, ибо очевидно даже по названию книжки. Сам термин «цветение» нехарактерен для субъектов вроде Ларосо. Его предметная область, это, в основном живые и неживые шестеренки, обязанные правильно цепляться. Все комми мыслят категориями шестеренок. Цветы для комми, это буржуазное потребительство.
— Вот это хорошая, правильная мысль… — протянул бывший командующий флота.
После этой реплики, оба отставных старших офицера синхронно отхлебнули пива. С кратким опозданием, экс-лейтенант Джеймссонсон тоже хлебнула пива, и спросила:
— А почему молчит профессор Кун Цзивэй?
— Он не молчит, — возразил Бергхэд, — этот китаец трижды говорил о дружбе народов.
— Я имею в виду: он ничего не говорит по существу, — уточнила она.
— Ему инструкция не сформирована еще, — сообщил Ледроад.
— Какая еще инструкция?
— Просто: инструкция из Пекина. Не случайно Кун так посматривает на свой ноутбук.
— Не умеет держать лицо, комми яйцеголовый, — пренебрежительно добавил Бергхэд.
— И тем не менее, — откликнулся Ледроад, — этот Кун оптимальная кандидатура, чтобы прозондировать намерения нези через частную беседу с Лукасом Метфортом. В среде пекинских политических мечтателей есть мнение, что Метфорт, это серый кардинал с огромным влиянием на меганезийских лидеров.
Бергхэд выразительно пожал плечами.
— Чушь. Даже если действительно Метфорт сочинил Лантонскую Великую Хартию, у лидеров нези все равно нет причин слушать его советы в текущей политике. Можно, конечно, фантазировать о политическом влиянии Метфорта-младшего, но любой, кто разбирается в незийских раскладах, знает: политика там, это вопрос Верховного суда. Никакого преклонения даже перед своими авторитетами. Лишь хартия и выгода foa.
— Пекинские политические мечтатели никогда не поймут этого, — сказал Ледроад.
— Может, поймут, когда Кун объяснит им, — возразил Бергхэд, — ведь это его работа. И, кстати, толковая стратегия: держать в истеблишменте такого придворного философа.
На этот раз Ледроад пожал плечами.
— Наши болваны на Капитолии держат целую свору таких яйцеголовых, но что толку? Каждый яйцеголовый говорит властям то, что они хотят слышать, и они довольны.
— С этим в Пекине несколько иная традиция, как я слышал, — ответил Бергхэд.
— Может быть, — отозвался бывший главный разведчик флота, — но пока на Капитолии яйцеголовые рассказывают в кулуарах, что теперь-то Китаю крышка, поскольку нези ополчились на китайцев. И нези тоже крышка. Китай раздавит их своей миллиардной массой перед тем, как экономически задохнется в их фирменной минной блокаде.
— Интеллигенция — дерьмо нации, — буркнул Бергхэд.
— Это была цитата из Ленина, — сообщил Ледроад, повернувшись к Сайре.
— Я уже в курсе, не первый раз применяется, — сказала она, — только я не понимаю: что дальше будет с этим Филиппинским кризисом?
— Дальше у нас будет Новый год, — сказал Ледроад, — а у китайцев будет радость, что не случилось ничего особенного и можно дальше бренчать на своих красных балалайках. Специфика Филиппинского кризиса в том, что у нези нет геополитических амбиций, и потому они просто нагребут себе очередную гору денег на прогнозируемых биржевых обвалах, после чего тихо помирятся со всеми. Так это устроено у них.
— Насчет Нового года, — произнес Бергхэд, — давайте глянем, что там пранкеры делают с араукарией. Что-то меня донимают подсознательные сомнения.
— Рэй, а я ведь говорил тебе, что насвинячить можно везде, — напомнил Ледроад.