Дата/Время: 1 — 2 сентября 22 года Хартии. Ночь. Место: Меганезия, округ Социете, о. Рапатара. Резиденция короля Лимолуа Хаамеа.

Из угла, где спали, свернувшись в позе китайских влюбленных драконов, Таири и Хаото, раздалось недовольное хоровое ворчание.

— Что за на фиг?.. Кто устроил тарарам?.. И где все?

— Все попрыгали с балкона в море, — ответила канадка, — сначала Рити, потом…

— А, понятно, — перебила Таири, — Это семейная традиция.

— Они или сами прыгают, или спихивают кого–нибудь, — добавил Хаото, — А вообще, не по теме получилось. Мы уснули, эти уплыли, а ты скучаешь.

— Я не скучаю, я читаю FAQ про L–бомбу. В смысле, только что начала читать.

— Забей, — посоветовала Таири, — Я тебе быстрее объясню. По ходу, это просто водородная бомба с лазерным зажиганием. Шарик из дейтерида лития–6 нагревается и уплотняется со всех сторон лазерным импульсом. При достижении нужной температуры и плотности, в шарике начинается многоступенчатый термоядерный синтез трития, а потом гелия. Ну, дальше все, как в обычной водородной бомбе. Теоретически этот фокус был придуман в середине XX века, но тогда термоядерный процесс умели запускать только ядерным зарядом, работающим по реакции деления. В смысле, на уране–235 или плутонии–239. Ну, обычной атомной бомбой, от которой остается огромная куча говна, в смысле тяжелых радиоактивных изотопов стронция, цезия, йода и далее по Менделееву. L–бомба — совсем другое дело. Никакого радиоизотопного заражения. Есть немного наведенной радиации в остатках самой бомбы, и легкие радиоактивные изотопы с атомной массой менее 8. Это значит, что за радиусом врывного поражения, L–бомба безопасна. В этом вся фишка.

Меганезийка, утомленная своим долгим монологом, сказала «Уф» и замолчала.

— А какая мощность у этой бомбы? — спросила Жанна.

— Вообще–то, не мощность, а выделяющаяся энергия — поправила Таири, — У нас не очень богатая страна, поэтому все бомбы сделали однинаковые: сто тысяч тераджоулей. Если тебе привычнее в тротиловом эквиваленте, то это 24 мегатонны.

— Но это же что–то кошмарное! Этим можно полностью уничтожить любой город!

— Можно, но здесь же никто не собирается это делать.

— По ходу, французские оффи в середине прошлого века у нас на Муруроа взорвали бомбу в 20 мегатонн, — вмешался Хаото, — Причем грязную, что характерно. Это в 800 милях к востоку отсюда, можно слетать и посмотреть. Там даже в одном месте атолл треснул. Они штук 10 разных бомб там испытывали, засрали все, что можно. Дебилы. Взрывали бы над океаном, если им приспичило. Американские оффи тоже отличились. Атоллы Эниветок и Бикини. Грязные водородные бомбы по 20 мегатонн. Уроды. У нас и так суши мало…

— И что там теперь? — поинтересовалась канадка, — Я имею в виду, на этих атоллах.

— Что–что. Люди живут. Конечно, кое–где пришлось чистить. Долбанные испытатели ни хрена не убрали за собой. У самих суши навалом, вот и привыкли…

— Подожди! Как это можно чистить?

— Обыкновенно. Берется робот и запускается по градиенту радиоактивного фона. Находит источник и начинает собирать это дело. Вымывание, фильтрация, и все такое.

— Lotu amoto, фирма «Playa Artificial» сделала на этом хорошие деньги, — сообщила Аилоо, поднимаясь на балкон по лесенке, — Они добывали невыгоревшее ядерное топливо. У этих древних атомных бомб КПД был ниже, чем у паровоза. До 97 процентов заряда оставалось и конденсировалось в виде микро–пыли. Amigos, бросьте мне вон ту штуку.

Хаото поднялся, снял висящее на выступе одной из балок широкое пушистое полотенце и бросил через всю террасу. Аилоо эффектно–небрежно поймала его в воздухе и, вытираясь на ходу, подошла к тому из ноутбуков, на котором отслеживался путь циклона Эгле.

— А где Лимо? – спросила Таири.

— Поплыл вместе с этой хулиганкой наперегонки поперек лагуны и обратно. Вообще, они оба хороши, а Рити, как я подозреваю, отчасти бисексуалка. Меня, солидную тетку, мать двоих детей, втянули в групповой секс, практически на глазах у мирных жителей. Кстати, о детях. Тлали, марш в детскую!… Таири, спихни его с лежбища, сам он не встанет.

— Да я уже встал! – заявил мальчишка, и действительно встал (хотя и не сразу), — Ма, а что значит «бисексуалка»?

— Ну, это такая девушка. Я тебе объясню завтра, если ты к утру не забудешь этот вопрос.

— А если забуду?

— Значит, тебе это не очень интересно. Спокойной ночи, милый. Я мечтаю полюбоваться на твою красивую прямую спину, быстро поднимающуюся по лестнице, если ты понял, о чем я, — Аилоо проводила глазами сына, потянулась всем телом, и спросила, — Жанна, ты интересуешься старыми ядерными испытаниями?

— Да нет, я новыми интересуюсь. Эта L–bomb… Она же, как сто Хиросим! Так нельзя!

— Не сто, а семьсот, — поправил Хаото, — И почему нельзя? Это же чистая бомба.

— Все равно. Это же ядерная бомба!

— Ну, и что? — спросила Таири, включая электробойлер, — У меня идея: сварить какао.

Идею встретили одобрительным урчанием. Жанна, тем временем, нашла аргумент.

— Погибнут морские животные и птицы. Они же не будут знать…

— Они давно знают, — перебил Хаото, — Они заранее уходят с пути урагана. Именно на это опирались Арно и Лисанто, рисуя свой прогноз движения Эгле. Метеорологи утверждали, что центр циклона пройдет севернее Маркизских островов по 6–й широте, затем, между островов Лайн, на 8–й широте, а там, теряя скорость, повернет к югу и распадется в 500 милях севернее Раротонга. Наши Рино и Лисанто послушали разговоры китов, и решили, что ситуация будет развиваться иначе: центр циклона сразу начнет отклоняться к югу. Он пройдет по 7–й широте, опишет против часовой стрелки дугу длиной около тысячи миль, двигаясь на юго–запад, и в полном расцвете сил, окажется на 17–й широте, между Таити и Раиатеа. И, похоже, первую точку наши парни угадали.

— Угадают, — поправила Аилоо, — Эгле должен пройти ее примерно через сутки.

— Лейтенант Арно Элмер это голова, — добавила Таири, колдуя над котелком, — Если его коммуникационная экология уже сейчас поимела целую толпу профессоров…

— На самом деле, профессоров поимели разговорчивые киты, — уточнил Хаото.

Канадка удрученно развела руками.

— Ребята, я не поняла половины того, что вы сказали.

— Они просто пижоны, — успокоила ее Аилоо, — я сейчас тебе объясню «на пальцах», как выражается Рити. По прогнозам метеорологов, Эгле в расцвете сил должен был идти на запад, едва–едва отклоняясь к югу. Тогда он бы задел только малонаселенные Северные Маркизы, а после них ушел бы в ту часть океана, где нет островов, и там рассыпался. Но Эгле идет так, как предсказали наши ребята. Он заденет Центральные Маркизы: острова Нуку–Хива и Уа–Хуку, где живет 20 тысяч человек, а с недавно заселенного маленького двойного северного острова Еиао–и–Хатуту сметет все, кроме скал.

— Кажется, вы обсуждали с Арно что–то этакое про эвакуацию Еиао, — заметила Таири, наливая всем по огромной кружке какао, — но я уж почти спала.

— С эвакуацией как раз все обыкновенно. Жителей вывезли на Мохотани, это 200 миль к юго–востоку. Фокус в том, что наша фактория предложила построить им новый пуэбло.

— Типа, Рапатара–2? — Хаото подмигнул, — новое микроэкономическое чудо Хаамеа?

— Точнее, Мейер–2, — весело сказала Аилоо, — Haamea–fenua протянется на 2500 миль, от Маркизов на северо–востоке до Кермадека на юго–западе, а CLAC станет почти транс–океанским колледжем! Joder! В этом есть драйв! Жители все прикинули и согласились. Дело за согласием технических экспертов, если вы поняли, кого я имею в виду…

— Форсаж! — восхищенно перебила Таири, — Мы будем участвовать, да, Хаото?

— Еще бы! — с готовностью подтвердил он, — А сколько планируется на этом наварить?

Аилоо расхохоталась и, от избытка чувств, захлопала в ладоши.

— Ты совершенно неподражаем!… На чем я остановилась? Ах да. Покинув Маркизы, Эгле пройдет над ненаселенной акваторией, и обрушится на массив островов, среди которых — Таити и Раиатеа. Сотни тысяч человек окажутся в 50 милях от центра циклона, где вихри до 100 метров в секунду. В 1906 от урагана на Таити погибло 11 тысяч человек. Папеэте стал руинами. Но теперь, когда есть L–бомба, никто не допустит, чтобы это повторилось.

— Но ведь людей можно эвакуировать, — возразила Жанна, — В 2005, в Нью–Орлеане, штат Луизиана, было больше 400 тысяч жителей, и их эвакуировали перед ураганом Катрина.

Хаото почесал в затылке и неожиданно спросил:

— Ты была на острове Ньюфаундленд? На том, который рядом с твоим Галифаксом?

— Не совсем рядом, миль 300. Была, конечно!

— И как он тебе?

— Красивый. Зеленый… Это если летом. Маленькие, трогательные старинные городишки.

Столица, Сент–Джонс, самый древний город в Северной Америке. Его основали в 1500 году. Он как университетские городки Англии. Как Оксфорд. Хотя, Оксфорд в полтора раза больше. В Сент–Джонсе живет всего сто тысяч. Милях в 60 — Пласентия, тоже очень старый город — совсем крошечный, но там головокружительно красивые холмы на заливе. На другой стороне острова — Корнерброк, живая экспозиция XVIII века. Ньюфаундленд в поперечнике всего 250 миль, можно было бы на автомобиле доехать, но там проблема с дорогами. Так что, через аэропорт. Да, еще есть прекрасные фиорды на северном берегу. И озера с водопадами в центре острова, они просто… Не описать словами! Весь остров — это волшебный заповедник, и его можно осмотреть за несколько дней…

Жанна вдруг заметила, что ее слушатели странно переглядываются.

— Ребята, я что–то не то сказала?

— Понимаешь, — объяснил Хаото, — В этом заповеднике поместится вся суша Меганезии. В сумме наши острова и атоллы по площади меньше острова Ньюфаундленд. Такие дела.

— У нас самая огромная страна в мире, — добавила Таири, — Но очень маленькая. Здесь есть место для маневра, но нет места для отступления. Благополучие здесь достигается только тогда, когда мы перестаем отступать… Это не я придумала. Я цитирую Рокки Митиата.

— Это ты цитируешь Ван Хорна, — поправила Аилоо, — А говорила так Рокки, или нет…

— Извините, — сказала Жанна, — но я уже совсем запуталась. Тут все так по–другому…

Аилоо кивнула, соглашаясь.

— Это понятно. Хочешь совет? Прочти «Atomic autodefenca» Обо Ван Хорна.

— Атомная самозащита? Про что это?

— Художественная хроника Меганезии, — ответила за нее Таири, — Типа, как исторический роман–размышление. Он не очень большой, но там… Хаото, как это объяснить?

— Элементарно, — сказал он, — По ходу, это меганезийский фольклор. Точнее, монолог про фольклор. Обо Ван Хорн — это, типа, наш Геродот и Ричард Фейнман в одном лице. Он в первые дни гражданской войны приехал из Новой Зеландии, помогать нашей революции. Воевал он недели две, а потом сообразили, что он ученый, и перевели его на Тинтунг, в «Creatori»… Короче, это лучше читать. Сейчас он на Токелау, в университете Факаофо, преподает физхимию и что–то там еще, а пишет так, в порядке хобби.

Аилоо прислушалась, и сказала:

— Сейчас эта морская лягушка вылезет, и мы ее отправим в библиотеку, искать Ван Хорна.

— Лягушки не бывают морскими, — авторитетно заявила Рити, появляясь на балконе, — Они живут в пресной воде, и бывают озерные, древесные и… Ой!

Это Лимо, поднимавшийся вслед за ней по лесенке, слегка шлепнул ее по заднице.

— Aloha, foa, — сказал он, отфыркиваясь, — C чего это вам понадобился Ван Хорн?

— Это мне, — уточнила Жанна, — ну, поскольку я пишу о стране, то…

— А, я понял… Рити, сбегай в мой кабинет и притащи «Atomic Autodefenca». Она, скорее всего, в левом шкафу, полке примерно на четвертой… или пятой. Журнальный формат, толщина дюйм, красная обложка. Если нет, то на полках над столом. А если…

— Короче, везде, — заключила Рити, — Это про что хоть?

— Про все. Про революцию, науку, войну, любовь, торговлю, политику…

— Типа, как Марк Твен? – перебила девчонка, энергично прыгая на одной ноге, чтобы вытряхнуть воду из ушей.

— Ну, типа того, — сказал король, — Захочешь, тоже прочтешь.

— А ей не рано? — спросила Аилоо, — Там не по–детски, вообще–то.

— Ничего себе! — обиженно воскликнула Рити, — Да я уже почти в колледже учусь!

— Тебе до колледжа еще полгода, — отрезал Лимолуа, — Короче, бегом за книжкой.

Та прошлепала через всю террасу, оставляя за собой лужицы морской воды, и, уже с лестницы, задорно крикнула:

— А я все равно прочту! Я читала даже «Пляску смерти», Кеко Хаяси. Вот!

Аилоо проводила ее взглядом и покрутила пальцем у виска.

— Дурная пошла молодежь. Читают только то, что ты им категорически не советуешь.

— Что нового с Эгле? — спросил Лимо, вытягиваясь на циновке, как толстый сонный тигр.

— Метеорологи признали сдвиг в 1 градус на Маркизах, но уточнять прогноз будут, только когда центр циклона пересечет 142–й меридиан. Они полагают, что до этого невозможно сказать, будет дуга, или нет. Форсы объявили FOL на 11–й параллели. Если все пойдет так, как говорят наши ребята, подрыв будет примерно в 200 милях к северу от Рангироа.

— Гм… И когда они хотят тестировать «RedYeti»?

Аилоо пожала плечами.

— Думаю, не позже, чем за сутки до взрыва. Я бы на их месте не тянула дольше. Мало ли.

— Логично, — согласился он, — Надеюсь, они соизволят сообщить нам не в последний день.

— Можно узнать, о чем речь? — спросила Жанна.

— Новый палубный флаер для катеров ВМФ, — пояснила Таири, — Назван, по приколу, в честь гуманоида, который живет в Тибете. Вояки хотят испытать его внутри урагана. Не гуманоида, я имею в виду, а флаер.

— Летать внутри урагана? Но это же самоубийство!

— По ходу, RedYeti для этого и сделан, — сказал Хаото, — В смысле, не для самоубийства, а для таких полетов. Это я тебе, как соавтор концепт–дизайна говорю. Типа, надо кого–то искать и спасать в шторм. И, по–любому, на первых тестах за штурвалом будет Эле Тики, а ее, понятное дело, никаким ураганом не испугаешь.

— Она что, сумасшедшая?

— Как же она может быть сумасшедшая?… — начал он, но тут с лестницы, перепрыгивая через три ступеньки и размахивая в воздухе ярко–красной книжкой в мягкой обложке, скатилась ужасно довольная собой Рити,

— Запарилась, пока нашла! Держи! — и она протянула книжку Жанне…

…

*********************************

Obo Van Horn. «Atomic Autodefenca». Сэм Хопкинс и военная техника.

*********************************

У каждой нации, состоявшейся, как культурно–экономическая общность, есть герои–основатели — люди, которые заложили основы того образа жизни, который существенно отличает данную нацию, точнее данный социум, от других. Во многих странах «списки национальных героев» составляются государственными чиновниками либо деятелями господствующей церкви или правящей партии. В Меганезии нет ни тех, ни других, ни третьих (те, что были – расстреляны еще во времена Конвента), а учебники истории, в соответствие с «Биллем о культуре», не содержат оценочных данных о роли конкретных лиц в развитии страны. Иначе говоря, вопрос о героях–основателях полностью отдан в сферу фольклора, и каждый вправе толковать его, как хочет. Я рассказываю о тех людях, которые, на мой взгляд, сыграли ключевую роль в становлении Меганезии.

Если кто–то хочет проверить достоверность моего изложения — нет проблем: большинство героев живы и (на момент написания этих строк) неплохо себя чувствуют. Предупреждаю, что результат проверки может быть и отрицательный: иногда я записывал слухи, а иногда свидетели рассказывали об одних и тех же событиях по–разному. Где–то в тексте я указал на ненадежность источника, где–то — нет. Это мое право, т.к. данная книга — исторический роман, произведение художественное, а не документальное. Ряд негативных отзывов на черновик книги, я получил за включение в свой «список героев» Оливье Бриака и Сэма Хопкинса. Мэтр Бриак, якобы, не имеет никакого отношения к делу, а доктор Хопкинс — вообще вымышленное лицо, вроде Санта Клауса. Именно с них и начинается моя книга.

…

Оливье Бриак и ренессанс культуры «Tiki»

Никто не знает, с чего это вдруг Оливье Бриак, шоумен из культового парижского кабаре «Moulin Rouge» (Красная Мельница), забросил коммерческую хореографию и занялся туристическим бизнесом на островах Таити и Муреа. Было это в 3–й четверти XX века, когда акватория и островные массивы Гавайики (Океании) еще находились под властью держав, нескромно считавших себя «великими». В те не столь отдаленные от нас времена считалось, что единственной прогрессивной культурой является романо–британская, а все остальные годятся лишь на то, чтобы развлекать западноевропейцев и англо–американцев своей трогательной отсталостью. Этим отсталым культурам было позволено существовать только в заповедниках (т.е. на территориях, предназначенных для экзотического туризма). Одну из таких территорий — т.н. «Tiki Village» и создал Оливье Бриак на острове Муреа.

Мэтр Бриак исследовал старые черно–белые (точнее, коричнево–желтые) фотографии тех времен, когда семейно–бытовой уклад канаков (утафоа и маори) еще не был уничтожен работорговцами и прочими христианскими миссионерами, собрал сохранившиеся записи этнографов XVIII — XIX века, тщательно перемешал, отцедил гущу, снял накипь, прогнал через дистиллятор, и получил «древнюю, исконно–полинезийскую культуру tiki». В ней были гордые, независимые, раскованные, веселые и прекрасные люди, идущие по жизни с невероятной легкостью. В «достоверно воссозданной» Бриаком «полинезийской деревне Tiki» на Муреа, нанятые за оговоренную плату этнические канаки, толковые, здоровые и симпатичные парни и девушки, день за днем играли для туристов именно таких людей.

Они демонстрировали свободу от тошнотворных культурологических помоев, в которых «цивилизованные» европейцы, британцы и американцы барахтались с самого рождения, и из которых они вылезали только в могилу. Приезжающие на Муреа, «западные» туристы смотрели на беззаботных, веселых и сексуальных «истинных полинезийцев» с завистью, пытались подражать им, и по–детски радовались, если это им хоть немного удавалось.

Разумеется, «Tiki Village» имела очень мало отношения к реальному прошлому Гавайики. В том, реальном прошлом, дерьма, наверное, тоже хватало, но историческая память о нем была истреблена «цивилизованными» колонизаторами, которые 300 лет жгли, разрушали и запрещали под страхом смерти все, что было хоть как–то связано с исконной культурой и религией Океании. В результате, к началу XXI века в этом регионе существовала только одна картина прошлого — великолепный миф–тики, созданный блестящим талантом мэтра Бриака. Ученики мэтра завершили его труд: «очистив от искажений» кодекс «Mae–mala–oe» (реальный свод законов гавайского короля Камеамеа I, который правил в начале XIX века), они получили «исконный» кодекс «Paruu–i–hoe» мифического короля Мауна–Оро, объединителя древней Гавайики. Ясно, что законы Мауна–Оро соответствовали всей культуре тики – были простыми, естественными и необременительными, как нельзя лучше подходящими для счастливой жизни раскованных и самостоятельных людей.

Последний штрих (last but not least) к «реконструкции культуры Tiki» добавил индийский математик Рамаджан Айар, создавший SMS–псевдоалфавит под виртуальную клавиатуру 4x4, позволяющий быстро писать сообщения из букв разных алфавитов, цифр и простых картинок. Как этот псевдоалфавит стал «пиктографической системой древней Гавайики», а затем – обще–меганезийским алфавитом «Rapik» — это тайна, покрытая мраком.

Тики–миф распространился по всей Океании, как хорошая игра, привлекающая туристов. Никому не пришло в голову, что этот миф формирует у местных жителей очень простой взгляд на историю Океании: была счастливая страна Гавайика, с прекрасными законами и обычаями, но пришли чужие правители, со своей дрянной культурой, дрянной религией и дрянными законами, и все испортили. Конечно, тики–миф, сам по себе, не мог привести к алюминиевой революции — революция направляется экономическими мотивами. Но тики–миф придал ключевым реформам тот тренд, о котором пойдет речь в следующих главах.

…

Сэм Хопкинс и принцип экономичной войны.

Говорят, что он родился где–то в Неваде, 4 года учился в California Institute of Technology, а потом сел в тюрьму за то, что переспал с 16–летней девицей. Он упустил из виду, что в Калифорнии, в отличие от Невады, «возраст согласия» не 16, а 18 лет. Выйдя из тюрьмы, Сэм Хопкинс обнаружил, что из–за клейма «педофил», не имеет никаких шансов «сделать себя» в США. От обиды он начал публиковать в молодежных журналах резкие статьи о деятельности правительства США. Одна из этих статей — «Мистическое бессилие» — опубликована за подписью «Сэм Хопкинс» в журнале «Free Cyberpunk» (Карсон–Сити, Невада) незадолго до Алюминиевой революции в Меганезии, и это исторический факт, т.к. есть архив журнала. Вот текст этой статьи:

…

«Простые граждане развитых стран живут в полном неведении о том, как бездарно тратятся огромные средства, ассигнуемые на военные программы, и как беззащитны окажутся их страны в военном конфликте с жестоким и прагматичным противником.

Возьмем для начала такую важную часть вооруженных сил, как военно–морской флот.

В середине 80–х годов XX века Дуглас Ленат разработал экспертную систему EURISCO, которая могла использовать человеческие знания практического толка (т.н. эвристики) и генерировать собственные, новые эвристики, совершенствуя опыт решения задач. Среди эпизодов, связанных с EURISCO, был и такой: в штабной игре, имитирующей военный конфликт на море, требовалось определить оптимальный состав флотилии. Экспертная система выбрала только небольшие корабли, способные провести быструю атаку и очень маленькие сверхскоростные суда. Такой подход противоречил основам военной теории, но флотилия EURISCO раз за разом, в течение трех лет побеждала в виртуальных боях флотилии, составленные по обычным принципам. Раздосадованные организаторы игры пытались воспрепятствовать этому, меняя правила. EURISCO отвечала незначительным изменением параметров своей флотилии, и опять выигрывала. Напрашивался вывод: те принципы, по которым традиционно организован флот, сегодня ни к черту не годятся.

Пикантность ситуации состояла еще и в том, что флотилия в стиле EURISCO (будь она построена реально, а не виртуально) стоила бы в сотни раз дешевле, чем традиционно–организованные флотилии, которые она побеждала в штабных играх. В американскую и британскую прессу стали просачиваться кое–какие данные о скандальной игре. В газетах появились статьи с недвусмысленными намеками на то, что военный бюджет надо бы уменьшить на порядок, а то и больше. Возникла реальная угроза того, что множество серьезных парней в военно–промышленном комплексе будут отлучены от кормушки. Перед лицом этой явной угрозы, объединенный штаб ВМС альянса решил: виртуальные военные игры с EURISCO прекратить, саму экспертную систему отдать в гражданскую сферу, а все еще не попавшие в прессу данные по скандальным игрищам – уничтожить.

Военно–промышленный комплекс продолжает строить плавучих динозавров (каждый — по миллиарду долларов), которые могут только выворачивать карманы налогоплательщиков, а в морском сражении будут неэффективны против гораздо более мелких, технологичных и быстроходных боевых кораблей, стоимостью менее миллиона долларов за штуку.

То же самое, но в еще более разорительном исполнении, наблюдается в военной авиации. Современные реактивные штурмовики и истребители обходятся налогоплательщику в 10 — 20 миллионов долларов каждый, а на разработку очередной (еще более дорогой) модели тратится не менее миллиарда. В обоснование этих непомерных цен, налогоплательщику рассказывают сказки о неких суперэффективных следящих и управляющих компьютерах, которыми напичканы такие самолеты. Но ведь это – те же самые компьютерные системы, которые используются в обычной гражданской (и даже бытовой) технике. Их цена нигде не превышает 10 тысяч долларов. Что же касается самих реактивных машин, то смета на их постройку, как доказали авиалюбители, может быть снижена до 50 тысяч. Даже цена легких реактивных самолетов бизнес–класса (комфортабельных, безопасных, предельно автоматизированных и очень простых в управлении) составляет лишь миллион долларов.

Но главное здесь даже не то, что налогоплательщика обманывают с ценами в 20 раз, как минимум. Главное: для боевого летательного аппарата, действующего на скоростях в 3 и более раз выше скорости звука, когда время на принятие решений составяет сотые доли секунды, пилот в кабине является обузой, куском бесполезной и хрупкой протоплазмы, ради размещения которой приходится жертвовать компактностью машины. Кроме того, чтобы эта протоплазма не превратилась в бифштекс, приходится и отказываться от ряда крайне эффективных маневров лишь потому, что ускорение на виражах превышает 10g. Во время демонстрации австралийской системы Steal–Storm было убедительно показано, что компактный и дешевый беспилотный аппарат, благодаря своей маневренности, за пару секунд уничтожит в воздухе пилотируемый боевой самолет ценой 20 миллионов долларов: просто расстреляет из высокопроизводительного пулемета с малой дистанции. Из–за ограниченного ускорения маневра, пилотируемому самолету трудно уйти от атаки совсем дешевой ракеты, запускаемой «с плеча» и наводящейся по тепловому излучению.

Какой смысл в боевом самолете, практически беззащитном против в тысячу раз более дешевых устройств, если к тому же, каждый вылет этого самолета обходится в сто раз дороже, чем те цели, которые он потенциально может уничтожить своим супердорогим оружием? Несколько лет назад весь мир обошла карикатура. На фото штурмовик F–119 поражаает ракетой «воздух–море» катер восточноафриканских пиратов. Рядом с каждым объектом (штурмовиком, ракетой и катером) стоят цены, а внизу вопрос: Кто выиграл?

Поднимемся еще выше. Космический флот (если позорное шоу технического абсурда, которое государственные корпорации устраивают в космосе, позволительно называть красивым словом «флот») - это самый бездарный экономический проект в истории, со времен пирамиды Хеопса. В конце XX века фонд X–prize объявил конкурс на частный космический шаттл, и всего за 7 лет возникло 23 проекта летательных аппаратов этого класса, каждый из которых был на порядок проще и надежнее, и на два–три порядка дешевле в строительстве и в эксплуатации, чем любой из Space Shuttle NASA. Конкурс выиграл аппарат SpaceShipOne компании Барта Рутана. Казалось, теперь все встанет на свои места, и шаттлы будут строить по разумным проектам, за соразмерные деньги. Но ничего подобного. У государственных аэрокосмических агентств другая логика. Для них быстрое достижение целей за малые деньги – это чистое разорение. Им выгоднее сливать миллиарды на новые реплики германских реактивных снарядов, которые придумал еще в 1943 Вернер фон Браун для удовлетворения нездоровых амбиций Адольфа Гитлера.

Вернемся с небес на землю, к технике войны. Самый яркий пример слабоумия военной политики развитых стран — это отношение к атомному оружию и мерам защиты от него. Если считать в долларах на единицу разрушений, атомное оружие получается сказочно дешевым. Оно не вытеснило другие виды тяжелых вооружений только из–за культовых причин. После применения двух А–бомб 13 и 22 килотонн ТЭ по Хиросиме и Нагасаки в 1945, возник глобальный культ бога–бомбы. В эпоху Холодной войны рекламировалось применение зарядов 10 мегатонн ТЭ по обширным густонаселенным местностям (чисто культовое, лишенное военного смысла). Это привело к нуклеофобии (иррациональному ужасу населения т.н. Запада перед А–бомбой и вообще перед энергией атомного ядра).

В 1955 – 1995 было разработано много перспективных моделей А–зарядов мощностью 0,1 — 10 килотонн ТЭ, но ни один из них не был применен (хотя страны — обладатели А–бомб участвовали за этот период в сотнях локальных войн). Все практические соображения отметались из–за культового страха перед А–бомбой, и вместо А–бомбы применялись гораздо более дорогие не–атомные боевые устройства. Культовое отношение к А–бомбе выразилась также в пренебрежении дешевыми средствами доставки. В начале XXI века, из целого ряда проектов А–устройств, доставляемым к цели дешевыми планирующими минами или ракетами малой дальности, ни один из них не пошел в серию. В конце XX – начале XXI века массово производятся только А–заряды высокой мощности (0,1 -10 мегатонн ТЭ), доставляемые сверхдорогими баллистическими и крылатыми ракетами.

В области противоатомной защиты к началу XXI века, все системы ориентированы на перехват именно такой пары заряд–носитель. Культовые мотивы явно доминируют над практическими соображениями. Даже разработчики защитных систем (не говоря уже о политиках и избирателях) не верят, что «оружие апокалипсиса» — ракеты с мегатонными боеприпасами – когда–либо будет практически применено. Индустрия средств ядерного нападения и защиты стала простой машинкой по дележке бюджетных денег развитых стран. Тем временем, атомные технологии стремительно дешевеют. В начале XXI века, получение А–заряда малой мощности уже не является особо сложной проблемой, а контроль за распространением этих технологий и делящихся материалов, пригодных для производства А–бомб, давно и безвозвратно утрачен «атомным клубом великих держав».

Теперь представим себе А–заряд порядка 1 килотонны ТЭ, который доставляется к цели очень простым и дешевым малогабаритным носителем. Даже если этот носитель будет на техническом уровне полувековой давности, ни одна из современных сверхдорогих защитных систем не сможет эффективно противостоять его применению. Она просто не рассчитана на борьбу с такими примитивными устройствами, она их не видит. Развитая страна, атакованная таким оружием, обречена на поражение, причем не столько из–за неэффективности имеющихся технических средств защиты, сколько из–за факторов психологического характера. Реальные разрушения от А–заряда в 1 килотонну не так страшны. В 1944 Лондон подвергся бомбардировке 2000 ракет ФАУ–2, которые в сумме несли почти 2 килотонны взрывчатки, и поражали не одну, а разные точки города. Как известно, это не имело фатальных последствий. С другой стороны, бомбардировка Токио 10 марта 1945 обычными зажигательными бомбами привела к гибели более 100 тысяч человек — тот же порядок, что при атомной бомбардировке Хиросимы 6 августа (даже с учетом жертв радиации, умерших до 31.12.1945). На Западе ту бомбардировку Токио помнят лишь историки, а о взрыве 13–килотонной А–бомбы в Хиросиме, знает каждый (мощность бомбы по культовым мотивам округлена до 20 килотонн, а взрыв раздут до мировой катастрофы, более ужасной, чем сама вторая мировая война).

Из этого экскурса в историю (точнее, в современную интерпретацию истории) ясно, что общество в т.н. «развитых странах» воспринимает А–бомбу не как оружие (сопостовимое по разрушительной силе с другими средствами ведения войны), а как всесокрушающий божественный гнев, который не измеряется в цифрах. Решающим фактором поражения типичной развитой западной страны в возможном конфликте с технически более слабым (но незакомплексованным) противником станет волевая неготовность бороться против бога–бомбы, т.е. против явления, которому социально–политическиий миф приписал не физическую, а сверхъестественную разрушительную мощь».

…

Говорят, что «Мистическое бессилие» вызвало такой гнев в оборонном департаменте, что Хопкинсу пришлось сначала скрываться на заброшенной ферме, а потом бежать из США сначала в Мексику, а оттуда — в Меганезию. Там он явился к исполнительному директору Конвента, Угарте Армадилло, со своим проектом быстрого создания крайне дешевых и эффективных вооруженных сил. Проект был так очевидно гениален, что Конвент тут же назначил Хопкинса руководителем центра «Creatori». Благодаря этому, модернизация вооруженных сил Меганезии пошла не по пути закупки или копирования морально устаревших (и все равно запредельно–дорогих) американских и европейских моделей вооружений (как большинство стран третьего мира), а по пути разработки собственных боевых машин — в сто раз более дешевых, но при этом весьма эффективных. Инженерно–технические идеи все равно заимствовались у компаний из развитых стран, но развитие этих идей шло более экономичным путем. Сэм Хопкинс пропал в море при катании на серфе, как говорят, примерно через 5 лет после революции, но за это время «Creatori» уже вырос в национальный консорциум «Robot Experimental Fabric», и далее его концепция конструирования развивалась уже силами других специалистов.

Мои критики заявляли, что наличие подписи «Сэм Хопкинс» ни о чем не говорит (в этом журнале авторы подписывались любыми псевдонимами), а отсутствие в архивах California Institute of Technology каких–либо следов Хопкинса, доказывает, что истории о нем — миф. На это я отвечаю, что совершенно не важно, как звали Сэма Хопкинса на самом деле, был ли он студентом C.I.T., питал ли он склонность к юным представительницам прекрасного пола (на чем настаивают фольклористы) и сидел ли он за это в тюрьме в США. Важно, что был человек, создавший тренд дешевой эффективной военной техники, и это позволило Меганезии противостоять серьезным внешним угрозам в первые годы после революции. Так или иначе, этот человек остался в памяти народа именно под этим именем. На Таити–Ити, около верфи Ваиреи на заливе Фаэтон стоит алюминиевый монумент с надписью:

«Американцу Сэму Хопкинсу, великому ученому и удивительному человеку — от моряков и летчиков Народного Флота свободной Гавайики. Мы будем сражаться, и мы победим!».

Сэм изображен в виде обнаженного атлета с эрегированным половым членом. В правой руке он держит, на манер приготовленного к броску копья, «Арго» — пикирующую мину, которая через 3 года после революции поставила жирную роспись под актом о правах Меганезии на акваторию Полинезийского треугольника. А студенты маритехнического колледжа после каждой сессии начищают член Сэма до зеркального блеска и вечером, с помощью лазерных фонариков, пускают от него красивые яркие зайчики. Это своего рода акт признания заслуг Сэма — наша молодежь кому попало член полировать не будет».

*********************************

…

— Точно, — сказала Рити, заглядывая канадке через плечо, — Я в Новый год была на Таити, и сама видела. В смысле, как пускали зайчики. А хер начистили заранее, это я не застала.

— У тебя очень избирательно концентрируется внимание, — заметил Хаото.

— Так и должно быть, — уверенно ответила она, — Это у меня, типа, переходный возраст.

— А–а, ну тогда все ОК… Слушайте, foa, может спать пойдем, а? Моя vahine уже в ауте. Мы ведь со вчерашнего дня летим.

— А откуда, кстати? – спросил король.

— С атолла Мидуэй — на Оаху–Вака, дальше — из Гонолулу в Лантон, а потом — сюда.

— И что там интересного?

— Там, Лимо, полуфабрикаты под весь твой заказ на флайки–ретро, — сонно пробормотала Таири, — 4 японских авианосца с остатками палубной авиации – по полста самолетов на каждом, и 250 самолетов россыпью, 1 американский авианосец, там тоже около полста самолетов, и еще 150 самолетов россыпью. Остатки от морского сражения в июне 1942.

— Очень сильно раздолбанные? – живо поинтересовался Лимолуа.

— По–разному, — ответил Хаото, — Завтра фотки покажем. Но таскать их со дна придется ночью, а то штатовская береговая охрана нахватит нашего робота, и будет убыток.

— С внешней стороны восточного барьера, на 40 метрах, лежит «F4U Corsair» почти что целый, — сообщила Таири, не открывая глаз, — чур, он мой. Его ни с чем не спутаешь, он там один. Его там вообще не должно было быть в это время. По ходу, опытный образец.

Король потянулся, зевнул и спросил.

— А что это такое?

— Лучший боевой самолет США в WWII. Палубный истребитель, штурмовик, и бомбер. Его называли «Whistling Death», и еще лет 20 после войны юзали в разных странах.

— Гм… Как на счет размеров и веса?

— Длина – 10,3 метра, размах крыльев – 12,5, полетный вес – 6,5 тонн.

— Вроде, не много. А у нас есть схема патрулирования берегой охраны?

— Мы с этого начали, — сказал Хаото и полез в меню коммуникатора, — один момент…

— Стоп! – прервала его Аилоо, — Запомнили, на чем остановились, и вернемся к этому утром. Серьезный разбой надо планировать на свежую голову. Сейчас давайте лучше придумаем культурную программу для Жанны, и отправим всех спать.

— А чего тут придумывать? – спросила Рити, и стремительно защелкала клавишами своего ноутбука, — Вот, пожалуйста! Готовая программа на 4 дня: Таити, Муреа, Раиатеа, Бора–Бора. Если Лимо даст нам «Subjet», то до Таити мы долетим за час, а там…

— Минуточку, — перебил Лимолуа, — кто это «мы»?

— Ну, типа, я буду пилотом и гидом, — пояснила девчонка.

— А я, типа, послезавтра и четвертого дня пойду за тебя в школу? – спросил он.

— Я возьму с собой ноут, и буду там дистанционно. Вот Бимини появляется в школе раз в неделю, вместо трех, а ей всего 13 лет. Почему ей можно, а мне…

— С Бимини каждый день занимается Крис, — отрезала Аилоо, — и мы пока еще не сошли с ума, чтобы посадить тебя за штурвал реактивной машины.

— «Subjet» не реактивный, а импеллерный! И я уже два раза на нем рулила!

— Да, — подтвердил Лимолуа, — но рядом был не пассажир, а я. Научись–ка сначала хорошо летать на обычной флайке, ОК? Понимаете (добавил он, обращаясь к канадке), «Subjet» — это скоростной флаер полувоенного образца, с ним надо осторожно.

Жанна энергично кивнула в знак согласия и заметила:

— Видите ли, друзья, я не хочу знакомиться со страной по схеме из буклета для туристов. Журналист, пишущий о стране, должен странствовать с ветром. Ехать туда, куда ведут обстоятельства. На Рапатара я попала именно так. И в следующий пункт попаду так же.

— Ага! – сказала Аилоо и повернулась к Рити, — Лягушонок, ты куда–нибудь собиралась двигаться завтра? Я имею в виду твои планы до появления Жанны.

— Вообще–то мы с Поу и Кианго хотели рвануть на полигон. В смысле, проведать Панто и Омиани. Тем более, Крис специально приглашал Кианго, а с чего бы ему отказываться?

— Действительно, с чего бы… — Аилоо повернулась к журналистке, — как по–вашему, это можно считать обстоятельством? В смысле, для странствий с ветром?

— Наверное, да, — осторожно сказала Жанна, — а что это за полигон?

— Полигон нашей фактории, — пояснил Лимо, — Это на островке Халл, сто миль к западу отсюда. Там мы испытываем всякую подвижную и шумную технику. Ну, понимаете…

— Еще бы! – воскликнула она, — По–моему, это то, что мне надо.

— Отлично! – заключила Аилоо, — Рити, как на счет того, чтобы взять Жанну в компанию?

— Классно! – обрадовалась девчонка, — Мы там позажигаем!

— Договорились. С этой минуты и до особых распоряжений, гостья на твоей совести. Для начала будет неплохо, если ты покажешь Жанне удобную комнату, чтобы она выспалась как следует… Таири, Хаото, башня мансарды — ваша. Если там окажутся Кианго и Поу, выкиньте их в море. Лимо, помоги мне убрать бардак, который мы здесь устроили.

…