Дата/Время: 2 сентября 22 года Хартии. Утро. Место: Меганезия, округ Социете, о–ва. Халл. Полигон фактории Мейер.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

Жанна Ронеро, Green world press. Репортаж №10. «Знание — сила» по–меганезийски.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

Мы летим на «BV» — пластиковой лодке с моторизованным V–образным крылом. Лет 20 назад, партнерство «Fiji Drive» слизало ее схему с одной из любительских конструкций, и штампует до сих пор, поскольку BV сохраняют популярность из–за своей надежности и дешевизны. Как мне объяснили, более простого летательного аппарата просто не может быть в природе. Скорость BV всего 80 узлов, так что лететь нам предстоит почти полтора часа, и я использую это время для просмотра фото–итогов визита в рапатарский колледж (внутренне гордясь тем, что научилась почти не обращать внимания на периодические воздушные ямы). Рити уделяет пилотированию не слишком много внимания (с ее слов, тут делать нечего, вообще) и, поглядывая на экран моего ноутбука, иногда делает более или менее глубокомысленные замечания.

CLAC — это маленький колледж с двухгодичным обучением. Его создатели рассчитывали на полтараста студентов (полагая, что это – с двухкратным запасом). Но, когда CLAC был включен в престижный список инженерных центров ВМФ, к местным ребятам добавились ребята с острова Руруту (он расположен в 60 милях к востоку от Рапатара, имеет вчетверо большую площадь и втрое большее население). Отказать своим соседям в такой важной вещи, как образование, в Полинезии немыслимо. После перепланировки, единственная лекционная аудитория стала занимать почти весь 1–й этаж «шляпы–вьетнамки», вытеснив учебные аудитории и лабораторию дизайна на 2–й этаж, а кабинеты преподавателей — под самый конус, на 3–й этаж. Суденческий клуб–кафе (занимавший 3–й этаж) переместили на балкон 3–го этажа (козырек «вьетнамки»). Теперь это — не балкон, а широкая навесная крытая терраса, края которой опираются на две тонкие, изящные металлические колонны. Именно там я, после короткой экскурсии по учебным помещениям колледжа, общалась с тремя преподавателями (всего их здесь 8, не считая тех, что преподают через интернет). Сейчас, занимаясь сортировкой фото, я думаю о том, как тот или иной кадр воспримут у меня на родине. Например, в кадр попали две строчки на дверях лекционной аудитории.

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Первая — вроде бы, вольный перевод на лингва–франко афоризма Бэкона «знание — сила», но очень вольный и очень конкретный, чтобы не сказать: брутальный. Вторая – как–то подозрительно похожа на древнеримский «lex gladii» (закон, данный мечом). Рити, по–своему поняв мою задумчивость, спрашивает: «Объяснить по–простому?». Мне безумно интересно, как она в свои 15 лет интерпретирует эти две строчки, и я согласно киваю.

«Это просто, — говорит Рити, — первобытный человек почти ничего не знал о природе и какой–нибудь лев мог выгнать его из пещеры или даже сожрать. А когда человек понял хотя бы на пальцах, как все вокруг устроено, то стал сильнее льва, и шлепнул его. Или, например: 300 лет назад или даже 100 лет назад, мы, канаки, знали гораздо меньше, чем юро, янки или японцы. Что получилось? Их оффи пришли сюда, все у нас отобрали, да еще заставили на себя работать, и вообще, творили тут все, что хотели. Зато, как только мы стали знать больше, то закошмарили их, выгнали их отсюда на фиг, и живем по той хартии, которая нам нравится. Кто больше знает – тот и диктует правила. По–научному это называется «универсальный закон», потому что он действует всегда и везде».

Слегка шокированная этой первобытной трактовкой роли науки в истории, я начинаю спорить, и привожу, как мне кажется, неопровержимый довод: развитые страны уже не захватывают неразвитых соседей (хотя могли бы), а помогают им жить самостоятельно. «Это тоже просто, — отвечает девчонка, — Западным оффи нужны недоразвитые страны, которые, как бы, самостоятельные. Во–первых, это — дешевая рабсила. Во–вторых, ими можно кошмарить свой народ, чтобы он терпел тиранию, типа, для защиты от дикарей».

Я почти краснею (вспомнив, как после очередной акции исламистов, парламент моей страны дружно проголосовал за расширение полномочий спецслужб), и интересуюсь, почему Меганезия (где отсутствуют оффи) не захватывает, например, Новую Гвинею.

«Пока что это не выгодно, — сообщает она, — Вот острова поменьше — это другое дело».

В логике ей не откажешь. Действительно, значительная часть островов, примыкающих с востока к Новой Гвинее, уже тем или иным способом включены в состав Меганезии. А Рити развивает свою мысль: «В Папуа живут такие же папуасы, как на нашем западе. Но живут фигово. Потому что колонизаторы там вместо образования вводили свою особую религию, чтобы учить не знаниям, а тому, как слушаться оффи. А, чтобы хорошо жить, нужны знания, как что–то реальное делать или добывать, иначе откуда все возьмется?».

Разговор плавно перетекает в русло меганезийской системы образования. Так я узнаю о принципе USU («Una Scio Util» – т.е., только прикладное знание), по которому Конвент провел тотальную реформу базовой школы, сразу после Алюминиевой революции.

В первый день после революции, Конвент принял пять декретов: О власти. О народном флоте. О технологиях. О деколонизации. О базовой школе. Первые два не нуждаются в комментариях – такие акты характерны для любой революции. Следующие два имеют некоторую специфику (по сравнению с актами других революций). Технологии были объявлены не просто достоянием нации (что совсем не оригинально), а ГЛАВНЫМ ее достоянием. Наследие колониального прошлое было объявлено не просто вредным, а вредным во ВСЕХ проявлениях (кроме, разумеется, технологических заимствований). Третий декрет был следствием двух предыдущих. Школьные программы подверглись выкорчевыванию всего, что не является утилитарным, прикладным знанием с прямым экономическим смыслом. История и литература исчезли вообще, языки (и местные, и иностранные) были заменены одним предметом «коммуникация», а вместо географии стала изучаться «навигация». Биология и химия были переделана полностью, а вместо физики, алгебры, геометрии появился предмет «механика». 11–летняя школа стала 6–летней с 3–дневной 20–часовой учебной неделей. Позже эта драконовская система была несколько изменена, но большинство молодежи училось именно по ней… Я понимаю, почему Таири и Хаото считают библейского Мозеса современником Эйба Линкольна, а иудеев — аборигенами штата Юта. Я получаю эту любопытную и важную информации о меганезийской революции, а затем мы начинаем снижаться над островами Халл.

Самая необычная часть коралловых островов Халл – юго–восточный угол окружающего рифового барьера. Это действительно угол, южная и восточная стороны длиной по 3000 метров, как будто, вычерчены по линейке. Здесь верхушка рифа почти на поверхности, а с севера и запада барьер замыкается в трапецию двумя линиями подводного рифа. Внутри него — четыре островка: Кампо (треугольник, вытянутый почти на милю вдоль северного барьера, а вершиной выдвинутый к центру лагуны), Анкел (четырехугольник полмили по диагонали в юго–восточном углу), Страйп (широкая отмель полмили в длину, почти в центре лагуны) и Циркус (кружок около 300 метров в диаметре около юго–западного угла). Все островки, включая и самый маленький, покрыты атолловым лесом из пальм–панданусов и вечнозеленого кустарника. На Анкел и Страйп природа не тронута. На крошечном Циркусе возведен двухэтажный домик, с претензией на оригинальность архитектуры. На Кампо расчищены квадраты маленьких огородов, рядом с ними – аляповатый ансамбль из дюжины 40–футовых жилых контейнеров.

Географию островов Халл я успеваю разглядеть, пока мы над ними снижаемся, вслед за флайкой Кианго и Поу, чтобы приводниться у пирсов на островке Кампо, и оказаться посреди теплой компании, устроившей party на пляже невдалеке от коттеджей. Пару минут все визжат и обнимаются, а потом меня начинают знакомить с присутствующими.

Экс–сержант Крис. Я догадалась, что это – он, раньше, чем мне сказали. Прошло более 20 лет со дня дерзкого угона старой «Cessna—140H» из предместий Нукуалофа на острова Мейер, но он, я думаю, не изменился. То, что этому креолу, сидящему на корточках у открытого очага, уже порядком за 40, можно определить, разве что, по седым волосам на груди (голова у него выбрита наголо и блестит, как биллиардный шар).

Панто — бывший мастер мелких финансовых афер — выглядит совершенно иначе. Он весь кругленький, добродушный, и с первого взгляда внушающий доверие. Если бы он не был таким стремительно–подвижным, (несмотря на свое изрядное пузо), и если бы взгляд его карих глаз не был таким цепким, то я бы приняла его за «faaapu» (фермера из глубинки).

Омиани – первая faahine колонии Мейер. Она и сейчас в отличной форме, хотя, наверное, в те эпические времена ее фигура не была такой округлой, как сейчас. У женщин–melano, как я заметила, считается хорошим тоном округляться при приближении к 40 годам.

Юео — креативный инженер, автор пистолет–пулемета «Spagi», из которого, говорят, убили больше людей, чем в печально известной битве за Иводзиму в 1945. Соавтор тропического комбинезона «koala», который носят по обе стороны Тихого океана. Ему немного больше 30, он — креоло–маорийский метис — крепкий, смуглый, обаятельный и жизнерадостный.

Феиви — классическая, почти фольклорная «mate–apihine» (молодая, очень хозяйственная деревенская полинезийка, которая вечно находит себе какие–то домашние дела, далеко не всегда важные, и непрерывно о чем–то болтает). Необходимым дополнением к этому образу считается трое — четверо непоседливых детей. В данном случае их трое, и двое из них – грудные (один как раз питается, а второй, надо полагать, на очереди)…

— — — — — — — —

— Какие чудесные близнецы! – сказала Жанна (считая правильным сказать какой–нибудь комплимент, тем более, что малыши действительно были очень милые).

— Тебе правда кажется, что это двойня? – весело поинтересовалась Феиви.

— Вообще–то, я думала… — канадка (присмотрелась к младенцам, и пришла к выводу, что они достаточно похожи друг на друга), — … а разве я ошиблась?

— Это из области сравнительной лингвистики, — веско заявил Юео, — слово «близнецы» в разных языках имеет разное предметное поле, так что…

— Не морочь девушке голову, — перебила Омиани, — «близнецы» на всех языках означает: «двое детей, которые родились в один день у одной женщины». А двое детей, которые родились у двух разных женщин с интервалом три дня – это по–любому не близнецы.

— Ма, а почему кошка может кормить сразу пять котят, и хрюшка может, а человеческая женщина не может даже двух? – спросил мальчишка лет семи.

— Вообще–то может, — начала она, — Но это не слишком–то удобно…

— Потому, Жоли, что человек – это бета–версия, — вмешался Юео, — как глючный мобайл, который вы с мамой так неосмотрительно купили на рынке в Никаупара.

— Сейчас как врежу, — пригрозила ему Феиви, — и за мобайл, и за бета–версию.

— Солнышко, но это же научный факт. Свиньи и кошки возникли 10 миллионов лет назад, а человеку современного типа всего 200 тысяч лет. Экспериментальная конструкция.

— Феи, он прав, — встряла Поу.

— Мы по биологии проходили, — добавила Рити.

— По ходу, даже 160 тысяч, а не 200, — уточнил Кианго.

— Вот видишь, — резюмировал Юео, — всего 160 тысяч лет. Природа за это время создает только прототипы, а до надежной серийной модели еще миллион лет, не меньше.

Феиви вздохнула.

— Представляешь, Жанна, и вот такое издевательство каждый день, из года в год. Сама не понимаю, почему мне нравится жить с этим ужасным типом.

— Потому, солнышко, что ты меня любишь, — сообщил Юео.

— Да ну тебя. Возьми–ка лучше вот этого, пока он не обожрался.

Она передала Юео одного младенца, приложила к груди второго и пояснила канадке:

— Вот это – мой мелкий, а тот очаровательный обжора — сын Тиатиа, дочки Уираити. Она такая же непоседа, как ее мама.

— Уира с тринадцати лет считалась самой красивой девушкой в радиусе ста миль, — подал голос Крис, — Было бы странно, если бы окружающие не баловали ее и ее дочку.

— А я предупреждал Лимо и Аи! – вставил Панто, — ясно было, что это потом проявится.

— Что — «это»? — спросил экс–сержант, — Оми возилась с Тиатиа не меньше, чем Аи…

— Еще скажи, что я виновата, — перебила Омиани.

— В чем? Я не понял, чего страшного случилось?

— Страшного – ничего, — ответил Панто, — Но надо же соображать, как далеко могут зайти детские капризы, если им вот так потакать. Уира в 14 лет хулиганила на флайке, Тиа в 14 завела ребенка, ребенок в 14 захочет в космос, на Луну, на Марс…

— А что? — спросил Кианго, — Янки через четыре года собираются на Марс. В смысле, уже по–настоящему, с экипажем три человека. Вот Жанна – янки, она не даст соврать.

Жанна несколько растерялась. Во–первых, она (как и большинство канадцев) не любила, когда ее путают с янки. Америка – не то же самое, что США, и у Канады, между прочим, территория больше, чем у Штатов (о чем посторонние почему–то забывают). Во–вторых, она не очень–то следила за планами NASA. Вернее, не следила вовсе, и видела только то, что появлялось в top–list панамериканских новостей, причем только краем глаза (вообще–то, ее больше интересовали земные новости)… Тут в разговор вмешалась Омиани.

— Выгодное это дело, собираться на Марс, — насмешливо сказала она, — А по–настоящему собираться, это вообще Эльдорадо. Парень, ты смету этого проекта видел?

— А как же, — ответил он, — 76 миллиардов долларов. Если на глаз, то заряжено раз в сорок. Это у них местный обычай, швыряться деньгами. Скинулись по триста баксов с носа – и полетели. У нас, если скинуться по триста с носа, то надо экономить, чтобы полететь.

— Я сказала не «полететь», а «собираться». До этого собирались на Марс за 52, теперь — за 76, а лет через пять будут собираться за 100. Процентов пять – предпроектные работы.

Юноша почесал в затылке.

— Ага… Не дурак, понял. Сгребли почти 4 миллиарда – и линяем… Что там рядом? Куба?

Поу хлопнула ладошкой левой руки по сгибу локтя правой, и пояснила:

— На Кубе — отнимут.

— Тогда – Мексика.

— С Мексикой у янки договор о выдаче, — сообщил экс–сержант Крис.

— Ну… — Кианго задумался, — … Куда–нибудь в Центральную Африку.

— Там вообще шлепнут, — сказала Поу, — Там тебя даже за 4 тысячи шлепнут.

Экс–сержант кивнул.

— Там и за 40 баксов могут шлепнуть. За ботинки. Или даже за блок сигарет.

— Такие жадные? – удивленно спросил Кианго.

— Нет. Просто очень бедные. Им 40 баксов – это месяц жизни для целой семьи.

— Охереть… — изумленно произнесла Рити.