Дата/Время: 3 — 5 сентября 22 года Хартии. Место: Меганезия, округ Туамоту. Элаусестере. Атолл Тепи и фрегат «Пенелопа».
Жанна представляла себе экскурсию, как прогулку длительностью часа два – три, но это мероприятие растянулось более, чем на сутки. Рапатарский секстет, азартно занявшийся эротическими сессиями, морскими гонками на гибридах винд–серфов с дельтапланами и другими подвижными играми на свежем воздухе, согласился с перемещением канадской журналистки под крыло «Кровавого Кролика и его банды» без малейших обид. Ясно же, что в такой компании она сможет посмотреть и узнать гораздо больше. Кроме того, все они прониклись важностью семестрового отчета–репортажа для Элеа Флегг — было ясно, что никто, кроме Жанны, с этой задачей не справится. На самом деле, одна Жанна тоже вряд ли бы справилась, если бы не кэп Тоби (оказавшийся не таким солдафоном, как это можно было подумать в начале), и док Рохо (который был вовсе не снобом и занудой, а удивительным дядькой с неиссякаемым юмором и залежами необычной информации по самым неожиданным вопросам). На закате следующего дня Элеа и Хас отправились (по их словам) посмотреть местный любительский телецентр или (по подозрению доктора) гонять мяч с местными оболтусами и трахаться в живописном ландшафте. Тоби Рэббит проводил их одобрительным взглядом и произнес:
— Hei, foa а не заняться ли журналистикой? А то настроение как раз креативное…
— А ты когда–нибудь уже занимался? – ехидно спросил Рохо.
— Я уже хотел, но как–то не складывалось. Но все когда–то бывает в первый раз.
— Давайте вы мне поможете? – предложила Жанна, — Я ведь обещала Элеа…
— О том и речь, — сказал кэп, — Я предлагаю перебраться для этого дела на «Пенелопу», потому что, во–первых, мне надо назначить новый график вахт, а во–вторых, на этой первобытной атолло–коммунистической почве голова ни хрена не варит.
— А это ничего, что я посмотрю меганезийский военный корабль? – спросила канадка.
— Aita pe–a, — успокоил он, — Мы все равно бросим тебя на съедение лангустам–киллерам. Ты никому не сможешь открыть секрет дизайна упряжи для тягловых мега–улиток.
— Ну, тогда все ОК, — резюмировала она, — Поехали!
Канаки и их корабли… Жанна решила, что когда–нибудь обязательно напишет об этом. Нет, не статью, а новеллу, или даже маленькую поэму в прозе. «Вот она, моя красавица, моя любимая, четвероногая лапочка», — ласково приговаривал кэп Рэббит, когда они на моторке приближались к странному сооружению, похожему на овальный каравай серо–голубого цвета, вытянутый на полсотни с лишним метров по оси и стоящий на четырех торчащих из воды опорах (только потом стало видно, что туша фрегата опирается на два длинных торпедообразных подводных поплавка). «У моей Пенелопы две сестрички, их зовут Пандора и Персефона, — продолжал кэп, — Все они красавицы, но свою я, конечно, люблю больше. Она такая юная и порывистая. Когда она разгоняется до 80 узлов, и ее глазки видят цель за тысячи миль — она дрожит от возбуждения… Нет, это не передать словами, это надо почувствовать всем телом, как оргазм любимой женщины…».
— За тысячи миль? – переспросила Жанна, — Какое оружие на твоей красавице?
— Разное, — Кровавый Кролик улыбнулся, — Если ты о термоядерных ракетах, то да, они есть. Маленькие летучие рыбки. Но они спят и зачем их будить, пока можно обойтись более мягкими игрушками. Мы просто защищаем наш океан. Не надо драматизировать.
— Но ты бы мог нажать кнопку?
— Разумеется. Я ее уже один раз нажимал. В тот раз мы уничтожили тайфун Робур в 500 милях от Марианских островов. Пуф – и его не стало. Если ты можешь защитить тысячи людей, их дома, их образ жизни, это очень здорово.
— Тоби, а если бы целью был не тайфун?
Кэп Рэббит пожал плечами и улыбнулся одними уголками губ..
— Жанна, пойми меня правильно. В нашей стране нет дегенеративных экзистенциальных традиций. Мы очень простые люди, и если надо нажать кнопку, то мы ее нажимаем. Это знают все, кого это касается, и это хорошо. Это дает определенность, когда речь идет о свободе и безопасности. О Хартии… Стилистика у меня хромает, верно?
— Почему? – с невеселой иронией, возразила она, — Хорошая, тупая, чеканная стилитика.
— Так уж устроены люди, — ответил он, снова пожав плечами, — Они спокойно спят, если кнопка в руках у болвана типа меня. Они надеются, что моя тупая готовность нажать на кнопку, приведет к тому, что на нее никогда не надо будет нажимать. Тайфуны тут не в счет, я имею в виду твой вопрос. Я на него ответил?
— Скорее да, чем нет, — задумчиво сказала она.
— Тогда давайте уже пойдем в библиотеку и займемся этой статьей. Нельзя обманывать трепетные надежды юного поколения… Блин, стилистика.
— Да ладно, — утешила канадка, стилистикой займусь я.
— Если мне нальют кофе, то и я пригожусь, — заметил док Рохо, — В смысле, я не считаю себя крупным стилистом, но иногда пишу не только в специализированных изданиях. Полдюжины популярных статей по сравнительной этнографии…
— Сначала надо выбрать, про что пишем, — перебила Жанна, — А для этого надо выяснить, что интересно читателю. Я имею в виду, vox populi…
— Это не проблема, — заметил Тоби, — Можно использовать фок–марсового матроса. Я не знаю, кто сейчас на этом посту, и получится как жребий.
…
Фок–марсовым матросам оказалась крепкая смуглая девушка невысокого роста, скорее всего – этническая ланкийка. Возможно, она была чуть–чуть нескладной, но это вполне компенсировалось энергичностью и даже некоторым изяществом движений, и открытой улыбкой – есть такие люди, которые одной своей улыбкой могут внушить симпатию…
— Кэп, за время моей вахты особых происшествий нет. В оперативном радиусе 4 чужих военно–воздушных борта. Новозеландцы. 2 проблемных гражданских морских борта. Похоже, большие яхты в чилийской зоне ответственности, в 400 милях от Рапа–Нуи. В зоне потенциального подлета 1 бразильский КЛА. Высота 130 км, дистанция 3100 миль. Угрозы не представляет. Докладывала мастер–матрос Лакшми Дсеи.
Рэббит мельком глянул на один из обзорных экранов радара и кивнул.
— Понял тебя, Лакшми. А сейчас — не служебный вопрос. Хочешь — отвечай, хочешь — нет.
— Слушаю, кэп.
— Это — Жанна, она репортер из Канады, — начал капитан, — Она свой парень, и помогает этой юниорке Флэгг писать статью. Собирает мнения про то, что самое интересное на Элаусестере. Можно указывать несколько пунктов.
— Ну… — девушка задумчиво повертела указательным пальцем, — типа, свободный обзор Антарктического сектора, весь наш MBL между чилийской и новозеландской зонами. Никаких препятствий с юга. Абсолютно открытый океан. Если что — очень удобно…
— Да нет, — он покачал головой, — Я в смысле местных условий. Население, экономика, культура, ну, всякое такое. Личные впечатления.
— А–а, — сказала она и задумалась уже на более длительное время.
— Чем бы ты удивила своего друга, если бы он спросил про Элаусестере, — подсказала Жанна, — что бы ты сообщила ему интересного, необычного, веселого?…
— Я бы, во–первых, рассказала про фестивали зеленых черепах. Но это субъективно. Они были темой моего дипломного проекта в колледже. Черепахи, а не фестивали, я имею в виду. А про фестивали я узнала только когда нас перебросили сюда из Микронезии.
— Ты биолог по специальности? – уточнила канадка.
— Нет, я училась по системам навигации и автоматического распознавания целей.
Жанна улыбнулась и покачала головой
— Вот уж не знала, что черепахи занимаются распознаванием целей.
— Занимаются, — ответила матрос, — С 2006 года. US Navy, проект «Madlen». Торпеда–робот, имитирующая силуэт и характер движения зеленой черепахи. Отличить такую штуку на радаре от настоящей зеленой черепахи – не простая задача. Но решаемая.
— О, боже! У вас о чем не заговоришь, получаются или торпеды, или атомные бомбы.
— Это я к слову, — пояснила Лакшми, — А сейчас я занимаюсь настоящими зелеными черепахами. В смысле, наша научно–прикладная группа ими занимается. У них своя психология. Не как у дельфинов, конечно. Но, если понимать, чего они хотят, что им нравится, то с зелеными черепахами тоже можно как–то договориться …
— Боюсь, лучше мне не спрашивать, о чем вы с ними намерены договариваться.
— Это ты зря, — ответила Лакшми, — у нас там есть и гражданская тематика. Бионика, океанография, геология дна. Ты знаешь, что зеленые черепахи пересекают океаны с постоянной скоростью 10 – 20 узлов, и ныряют на глубины до 1400 метров? А что у каждой зеленой черепахи есть родина, и леди–черепаха каждый сезон возвращается именно на свой родной остров или атолл, чтобы заняться сексом и отложить яйца? Представь: она плывет для этого иногда за полторы тысячи миль!
— А почему другие острова ее не устраивают? – поинтересовалась Жанна.
— Пока не знаем. Но это ведь не просто так, верно? В этом есть какой–то практический смысл. Зачем–то они собираются на эти фестивали соотвечественников. И аборигены зачем–то копируют эти фестивали. Я имею в виду, местные сексуальные ритуалы.
Доктор Рохо Неи похлопал Жанну по плечу.
— Я ведь тебе говорил о ритуалах, не так ли? Вот, пожалуйста. Жалко, что ты не видела этот фестиваль, он всего два раза в год. Впрочем, есть и другие ритуалы на ту же тему.
— Расскажешь подробнее? – спросила она.
— Разумеется. Еще и видео–ролики покажу. А что еще нам сообщит матрос Дсеи?
— Ну… — Лакшми снова задумалась, — Вообще вся здешняя farm–life. В смысле, не только дома–деревья, плантации водорослей, морские коровы… Хотя, и это тоже. Оно какое–то игрушечное. Если хочешь знать мое мнение, то аборигены как–то слишком срослись со своей культурной флорой и фауной. Типа, не вдруг поймешь, где заканчивается фауна и начинаются фермеры. Я не против того, чтобы быть ближе к природе, но… Короче, эти ребята, вроде бы, образованные, толковые, но как они обходятся без частной жизни? Ты заметила – тут ни у кого нет даже своего угла. Я раньше такое видела только в секторе Западно–Новогвинейского моря, где первобытные люди, как в учебнике экоистории.
Жанна кивнула в знак полного согласия.
— Да, меня это тоже поразило. На мой взгляд, это самое неприятное в коммунизме. Люди здесь лишаются индивидуальности.
— Нет, Жанна, — возразила матрос, — Тут ты здорово ошибаешься. Эти аборигены, сплошь яркие индивидуальности. Но они все нараспашку, даже в смысле настроения. Абориген встает утром и рисует у себя на коже рисунок: под настроение. Видела, наверное?
— Да, — подтвердила канадка, — Занятный обычай. Может быть, они так компенсируют отсутствие одежды. В других обществах люди одеваются под настроение, не так ли?
— Может быть так, а может, и наоборот. В смысле, мы компенсируем тряпками разного фасона то, что не умеем выражать рисунками на коже. Рисунок индивидуальнее, чем одежда, ага? И еще: у аборигенов все хозяйство устроено так, чтобы каждый научился делать любую работу. Но это ни хрена не лишение индивидуальности. Каждый из них подходит к любой работе по–своему. Это для аборигенов принцип жизни: их хлебом не корми, только дай сделать что–то этакое. Ты ходила в их публичную жральню?
— Да, — Жанна невольно улыбнулась, — креативно, ничего не скажешь.
— То–то и оно, — сказала Лакшми, — каждая смена готовит по–своему, и изобретает свои приколы про то, что приготовила. Или эти их авиа–кондомы.
— Что–что?
— Inflatable wings, — пояснила та, — Надувные флайки. Ты видела, сколько здесь летает разных моделей? И треугольники, и ромбы, и диски, и вообще какие–то растопырки. Каждую такую штуковину нужно придумать, рассчитать, расчертить выкройку, потом собрать и склеить все это. Короче, охеренная гора усилий мозгами и руками. А они от этого прутся. Или дойка морских коров. Тут, казалось бы, ничего не придумаешь: одна корова, две сиськи. А они и тут делают что–то прикольное. Ладно, коровы – это фауна, они живые, интересные. Но возьмем чистку сортиров. Тебе бы пришло в голову сделать говнокачку, на которую смотришь и покатываешься со смеху? Нет. И мне — нет. Такие дела. А знаешь, в чем фокус?
— В чем? – спросила Жанна.
— В том, как у них все устроено с детьми. Как они с ними играют. Как они их учат. Как рассказывают про все вокруг. С детей этот креатив и начинается. Я тебе точно говорю.
— Да, — согласилась канадка, — Они учат детей довольно необычно. Но то, как они их делают – еще более… Даже не знаю, как сказать…
Лакшми легкомысленно махнула рукой.
— Это, как раз, не важно. Если хочешь знать, в каждом community свой экстрим. Где–то охотятся на акул с ножиком, где–то катаются на виндсерфе в шторм, а тут – вот так.
— Нет, важно! Это разные вещи – рисковать своей жизнью и рисковать жизнью бедняг, которые слишком малы, чтобы… Это безответственное отношения к младенцам…
— По ходу, если смотреть под таким углом, то вообще не надо никого рожать, — сказала Лакшми, — Прикинь: планета – отстой, люди – говнюки, война, глобальное, joder conio, потепление. Вся галактика какая–то кривая. Хули детям делать в такой вселенной?
— Наверное, я неправильно выразилась, — ответила Жанна, — Честно, говоря, я просто не знаю, как это назвать, но это кошмар. Сначала этот обряд с тремя мужчинами – знаешь, одно это уже унизительно. А потом эти чудовищные животы. Я удивляюсь, как можно двигаться с таким животом. Несчастные девчонки, зачем им это надо? А эта россыпь младенцев размером с котенка? Не может ничего нормальное так ужасно выглядеть!
— Что ты на меня наезжаешь, как будто я все это придумала? — спокойно спросила фок–марсовый матрос, — Я же говорю: это экстрим. Мне это тоже не нравится. Но что делать, если у этих ребят такая религия? Они думают, что это, типа, их личный вклад в светлое будущее. Херня, по–моему, но может быть, я просто чего–то не понимаю в этой жизни. По–любому, они не нарушают Хартию, а остальное – их личное дело.
Канадка почувствовала, что краснеет от возмущения.
— Значит, личное дело, да? А этих детей, рождающихся пачками, тебе не жалко? На них что, не распространяется ваша Хартия? На них плевать? Они – законный объект каприза сумасшедших мамаш с безумным религиозным фанатизмом?
— На счет детей, это ты зря, — заметила Лакшми, — О детях они очень заботятся. Никак не меньше, чем в других местах. Скорее, даже больше. Они все время возятся с детьми, это тоже часть их религии. Физкультура, обучение, и все такое прочее. Со мной в учебном подразделении был мальчишка с Элаусестере. 16 лет. Минимальный возраст контракта. Они отсюда часто идут в армию, потому что хорошо к этому делу приспособлены.
— Идеальное пушечное мясо? – скептически уточнила Жанна.
— Ни хрена себе, ты сказала… — Лакшми повернулась к Рэббиту, — Кэп, мне можно тут излагать свои выводы про этого парня, или это будет против инструкции?
Капитан в некотором недоумении развел руками.
— Матрос Дсеи, ты свой контракт читала? Там дан исчерпывающий перечень секретной информации. А чем ты занималась с парнями в свободное время, и как ты этих парней оценила – это твое личное дело. Можешь поделиться. Это даже интересно.
— Это крайне интересно, — согласился доктор Неи, — И вообще, я, как настоящий канак, люблю послушать, как две красивые жещины спорят о мужчинах.
— Ну, тогда вот, — сказала Лакшми, — Во–первых, на счет мяса. Я вообще–то в курсе, что у вас на Западе, ребята с мозгами не видят особой разницы между армией и скотобазой. Может, там это и правильно, а здесь другая система. Думаю, тебе лучше сначала самой разобраться, что здесь как устроено, а уж потом делать выводы. Это нормальная идея?
— Пожалуй, да. Но что значит «хорошо приспособлены к этому делу»?
— Это значит: такой человек в команде делает ее умнее и сильнее. Как в футболе. Один яркий игрок может инициировать лучшие качества всех остальных. Это понятно?
— Не очень, если честно. Я лучше понимаю на примерах.
— Aita pe–a. Вот пример: тест «полюс недоступности». 6 бойцов в надувном плотике на южной широте 50 и западной долготе 125. Ближайшая суша – атолл Дюси–Питкерн, в 1450 милях к северу. Теоретически, на плотике можно дойти за пару недель, но ваша задача — дойти в боеспособной форме. У каждого под левой лопаткой – датчик, и если параметры любого бойца падают ниже нормы, автоматически дается сигнал, и финиш. Всю команду через полчаса снимают с маршрута. У нас есть только сетка–дрифтер для рыбы и планктона и конденсатор для воды. Флаг в руки.
— И какой процент добирается до цели?
— Никакой. Потому, что на 50–й широте — холодно. Это как ваш Ньюфаундленд. В этой акватории хреновый климат. Меню: сырая рыба с сырым планктоном. Для зачета надо пройти 500 миль. На отлично — 1000 миль. До Дюси за 10 лет добирались 4 команды.
— И вы были одной из них? — предположила Жанна.
— Да. Мы шли 15 дней. Но знаешь, что самое главное? Мы были в таком настроении, что запросто могли бы идти и дальше, хоть до Туамоту. Нам было весело, нас прикалывала эта экспедиция, потому что Ромар в свои 16 лет, знал кучу всяких игр, и умел в любом дерьме найти свой юмор. Он даже придумывал названия той фигне, которую мы жрали. Криль с селедкой превращался в «лунную сонату плавника и панциря»… Понимаешь?
— Кажется, да. Этакий неунывающий Вини–Пух в морском исполнении, не так ли?
— Можно сказать и так. Но это, как бы лицевая сторона. Есть и оборотная.
— Вот как?
— Да, так. Я об этом сказала еще в начале. Все нараспашку, без понятия о частной жизни.
— А можно тоже на примере? – спросила канадка.
Коротко тренькнул звоночек и на мониторе что–то замигало красным. Лакшми сделала было шаг к пульту, но кэп Рэббит ее опередил и уселся в кресло оператора.
— Рассказывай дальше и не отвлекайся, — бросил он, — Считай, я тебя на время сменил.
— ОК, — сказала она, — Так вот, пример. После «полюса недоступности» нас отправили на Раиатеа отдохнуть недельку. Понятно, что команда разбежалась для той самой частной жизни. Я тоже собралась разбежаться, но увидела, что наш Ромар какой–то потерянный. Решила выяснить, в чем проблема – мало ли… Пригласила его на кружку эля и начала задавать вопросы. А у него в голове не укладывалось, что люди из команды запросто бросили друг друга. Для него команда – это семья. У команды все общее: и работа, и развлечения, и вся жизнь. Человек по его понятиям, не мог быть сам по себе. Он или в одной команде, или в другой, или в третьей, но никогда не один. Такие дела…
— И что было дальше? – спросила Жанна.
— А дальше… — Лакшми улыбнулась, — … Была странная романтическая история…
…
У группы курсантов на тренировочной базе ВМФ частной жизни почти нет. На берегу — комнатки на троих, а на учебном корабле — вообще кубрик. В таких условиях Ромар не выделялся почти ничем. Разве что, удивительно–малым количеством личных вещей. У среднего курсанта это — небольшой рюкзак, а у него — сумочка размером с аптечку. Еще один момент: как ни мало места в кубрике, а у курсанта там возникает ярко выраженное личное пространство. Фотка на переборке в районе подушки, какая–нибудь фенечка или амулет приделанный над койкой, и т.п. Человек четко обозначает «приватную зону». А Ромар этого почему–то не делал. Впрочем, тогда окружающих это не волновало. Вернее, они просто этого не замечали. В остальном–то парень нормальный. Можно даже сказать: отличный парень. И так до каникул на Раиатеа. На каникулах по графику, социальная служба ВМФ (уже знавшая особенности «комми») как–то решала их психологические проблемы, а здесь каникулы были специальным призом от команданте базы, и ни он, ни мальчишка — капрал группы, не подумали о возможных последствиях. Только Лакшми (единственная девчонка в группе) во–время спохватилась… И получилось так, что всю неделю на Раиатеа она провела вместе с Ромаром. Это напоминало «первый контакт» с инопланетянином (как его описывают в самых дебильных фантастических романах). Он видел окружающий мир совершенно не так, как она. Ему казалось, что все социальное пространство вокруг перегорожено невидимыми барьерами с колючей проволокой. Его ничуть не затрудняли экономические моменты — то, что за вещи и услуги надо платить, или то, что у предметов есть собственники (практике товарно–денежных отношений его учили в школе). Он даже был готов жить в обществе, где каждый человек защищает свое личное пространство от «посторонних». Но то, что члены его команды, с которыми было столько пройдено, в чем–то отгораживаются от него и категорически не желают делить с ним некую существенную часть жизни, полностью противоречило всему опыту Ромара, всем его взглядам на вселенную, на человека и на общество. В начале он отказывался в это верить, а потом (признав это, как объективную реальность) требовал, чтобы Лакшми объясняла ему, как в таких условиях, между людьми возможно взаимопонимание. Она изо всех сил пыталась ему объяснить. Она искала примеры в жизни, статьи в интернете, описания в книгах и ей это, как бы, удалось. Прошла неделя призовых каникул и Ромар вернулся в команду таким же веселым отличным парнем, как раньше. По крайней мере, так казалось. Еще через полгода было распределение. Лакшми попала на «Пенелопу», в тот период приписанную к базе Намонуито в Микронезии, а Ромар — в морской штурм–корпус «Transit Reef» на базе Пиерауроу между Палау и Новой Гвинеей. По традиции, перед тем, как разъехаться по «точкам», курсанты менялись открытками с надписями на память, и Ромар подарил ей открытку с улыбающимся пингвинчиком среди снежинок, и фразой: «Даже если мне холодно, я не буду грузить этим своих друзей». Тогда Лакшми стало ясно: он так ничего и не понял. Просто он научился с этим жить. Такие дела…
…
— Только вы с Элеа не пишите про Раиатеа и про пингвинчика на открытке. Это личное. Это я тебе только для примера рассказала. Как «своему парню». ОК?
— А про «лунную сонату плавника и панциря»? – спросила Жанна.
— Про это как раз хорошо бы написать, — сказала Лакшми, — Потому, что классно, когда есть такие ребята, как Ромар. Только им с нами бывает хреново, вот в чем проблема… Алло, кэп Тоби, а что там был за красный сигнал?
— Перестраховка штаба, — ответил Рэббит, — Завтра днем, в акватории южнее Рангироа будут гасить циклон Эгле, а по инструкции, если L–bomb, то по всему океану полная боеготовность с нуля часов и до упора. Наверное, это правильно. Мало ли…
— Хрен мы теперь поспим, — резюмировала матрос Дсеи и повернулась к Жанне, — И еще про здешнюю экономику. Тут все игрушечное. Это мое мнение. Весь Элаусестере – это большая взрослая игрушка. Только она не для прикола, а для серьезных вещей. Даже не знаю, какой пример к этому придумать… Ну, хотя бы, вот: несколько взрослых ребят в конце позапрошлого века баловались прыжками на раме с тряпкой и движком. Публика думала: полная херня! А через 20 лет — упс: штурмовая авиация … Алло, кэп Тоби, ты — командир и все такое, но, может быть, я уже займусь своей работой, а ты — своей?
…
Когда творческое трио – Жанна, док Рохо и кэп Тоби – переместились в библиотеку и обставились кружками с крепким кофе, канадка поинтересовалась общим мнением по поводу «игрушечно–экономической гипотезы» мастер–матроса Лакшми Дсеи. Капитан досадливо поморщился и сообщил:
— По ходу, этот хомо–полигон дважды чуть не закрыли. Сначала — при Накамуре, когда здешние девчонки первый раз играли в родильный пулемет. Второй раз – несколько лет назад, когда в это же начали играть их дочки. De puta madre! Кино и самураи! Сюда прикатили эмиссары из UNICEF и ESCAPO (долдоны из UN, первые — по матери и ребенку, а вторые – по социальной политике в Азии и в нашем океане). Послать их на хрен было нельзя: согласно Хартии, все заявления о гуманитарных бедствиях должны разбираться в Верховном суде. На острова приехала верховная судья Молли Калиборо, очень обстоятельная тетка, автор самого ходового в Меганезии учебника прикладной механики для колледжей. Это была такая эпическая история – Гомер отдыхает…
…
*********************************
Хартия, бизнес и коммунизм в Меганезии.
Глубокое расследование судьи Калиборо.
*********************************
Со слов Рэббита история (вкратце) выглядела так. Судья Калиборо, для начала, провела короткое турне по всем островам Элаусестере, задавая прямые вопросы и получая столь же прямые ответы. Вы что, из принципа всегда ходите голые? Ах, потому, что тепло и стирки меньше… Ну–ну. Юноша, а что у вас за странный смайлик нарисован на животе? Ах, двойственное настроение… Ну–ну. Девушка, что вы делаете с этим моржом? Ах, это морская корова? Так, что вы с ней делаете? Ах, доите… Ну–ну. А где вы живете? Ах, вы обходитесь без домов?… Ну, да, тепло. А спите где? Ах, вот на таком коврике? А вам не жестко, нет? Ну–ну… Это чей ребенок? Что значит, «общий»? Где его мама? Нет, милая, не морочьте мне голову. Вы его рожали? Нет. А кто рожал? И где она в данный момент? Вот найдите, я хочу с ней поговорить. А ребенок пока побудет со мной… Не бойтесь, я умею обращаться с детьми… Будете пререкаться — выпишу вам пять суток ареста. Так… Юноша, это что за штука? Флайка… Гм… Не похоже. Я и сама вижу, что надувная. Вы что, на ней летаете? Гм… И давно? Ах, неделю. Ну–ну… А кто вам такое продал? Сами сделали? Ах, сами рассчитали? Вы авиа–инженер?… Ах, вот как. Ну–ну… Мальчик, дай мне ружье… Ах, заряжено? Спасибо, что предупредил. Тем более, дай сюда. Так… Где мама этого мальчика? Вы? Ах, вы мама того ребенка?… Ладно, забирайте, раз так. А где мама мальчика с ружьем… Вы? Зачем вы дали ребенку оружие?… Ах инструктор? Где инструктор?… Ах, это вы. Почему сразу не сказали?… Ну–ну. А эти молодые люди что делают?… Да, я вижу, что они занимаются сексом, но почему здесь и в таком странном составе?… Это вы так думаете, а я хочу от них услышать… Не надо. Пусть подойдут ко мне, когда кончат. А я пока посмотрю, что тут с питанием… Это что за транспарант? «Если вы нашли в салате гусеницу – значит вы выиграли суперприз». Гм. «Насекомых в лапше просим считать традиционной китайской приправой»… Так… юноша, принесите мне салат и лапшу. И чай без сахара… Ну и где тут гусеницы и жучки? Ах, шутка? Вы действительно находите это смешным?… Ну–ну. Вы что–то хотели спросить, молодые люди? Я хотела?… Гм… А, понятно, это вы там занимались сексом. И что, вам вот так нравится?… Ну–ну. Где вы учились?.. Нет, не сексу. Где вы получали образование?.. Ах, здесь? Сейчас проверим. Сядьте вот сюда, возьмите бумагу и что–нибудь пишущее… А мне пока дайте ваши коммуникаторы, я хочу посмотреть, где они сделаны, и вообще…
Судья Калиборо умела проводить экзамены в любой обстановке. Смутить чем–либо эту худощавую 50–летнюю даму, одетую в пеструю гавайку и снежно–белые шорты, было невозможно. Обнаружив Годзиллу, она, вероятно, поинтересовалась бы: «Это у вас что, динозавр?… Ах, из японского фильма? И что он здесь делает?… Просто гуляет? Ну–ну». Убедившись, что, по крайней мере, по математике и механике, трое юношей и девушка владеют знаниями, как минимум, на уровне бакалавра, судья сказала «ну–ну, не так уж плохо», после чего потребовала, чтобы ее отвезли в ближайший детский сектор.
Девушка… Да, именно вы. Какой у вас месяц беременности?… Не морочьте мне голову, на шестом месяце такой живот не бывает… Сколько–сколько? А как получилось, что вы беременны семерней?… Ах, вот как. Значит, специально… А кто вам такое подсказал?… Ах, в интернете. Ну–ну… А зачем вам это?… Гм. А доктор говорил вам, что это не очень безопасно?… Ах, вы все равно хотели? Ну–ну… А вы уверены, что сможете доносить?… Ах, на 31–й неделе? А для детей это как?… Ах, у других, значит, все хорошо. Ну–ну. А о себе вы подумали? Внешность, знаете ли… Ну, вижу эту женщину, и что?.. Сколько, вы сказали, у нее детей?… Надо же. А как вы намерены кормить свое потомство?… Ах, вот оно что. Ну–ну… Берегите себя… Не волнуйтесь, девушка, это ваше право по Хартии… Женщина!… Да, вы. Я не помешаю кормлению ваших малышей, если задам несколько вопросов?… Замечательно. Это все ваши близнецы?… А почему они такие разные, даже по цвету кожи?.. Разные отцы? Это как?… Ах, вот оно что? Я не знала… Вы специально так сделали?.. Ах, у вас такая цель в жизни. Что–то вроде религии?… Ах не совсем?… А вас не затруднит рассказать подробнее?… Так… Нет, это ваше право по Хартии… А как вы себя чувствуете?… Физически, я имею в виду?… Ну–ну… Берегите себя… Теперь вы. Вам сколько лет?… Что это вы в таком юном возрасте решили?… Сами захотели или вам подсказали?… Не волнуйтесь, я просто спросила… Нет, ничем не запрещено. А как вы собираетесь дальше учиться, получать профессию?… Можно я посмотрю этот ноутбук? Ах, вот как это организовано… И какую профессию вы выберете?… Что, сразу три? Ну–ну, неплохо… Вы бывали вне Элаусестере?… Таити, Самоа, Мангарева. Понятно. А за пределами Меганезии?… Новая Зеландия, Австралия, Чили, Эквадор, Мексика… Еще и Скандинавия? Просто замечательно, но при этом не забывайте учиться… Да, это ваше право по Хартии. Не нервничайте, деточка, никто вас не обидит. Берегите себя. А где я могу найти вашего наблюдающего врача?… Ну–ну. Пойду, переговорю с ним.
После детского сектора, Молли Калиборо отправилась общаться с молодыми людьми, работавшими на морской ферме, точнее – в ее береговой (а не подводной) части.
Юноша, сколько вам лет… Так… Где вы живете?… Я вижу, что на этом атолле. А дом у вас есть?… Значит, не нужен. Ну–ну… А когда вы последний раз были в одиночестве?… Когда последний раз вокруг вас не было никого из людей, с кем вы непосредственно могли бы общаться?… Так, а кроме посещения сортира?… Так, ясно, это по работе. А когда вы были в одиночесте по собственной инициативе?.. Что значит, зачем? С целью отдыха… Ах, вот как? И у вас никогда не было желания побыть одному, отдохнуть от всех, от этой суеты?… Что значит, не поняли вопроса? Как вы отдыхаете?… Понятно, а еще какие варианты?.. А еще?… В одиночестве вы никогда не отдыхали?.. Нет? А вне Элаусестере?… Кругосветное? А на чем?… И кто платил?… Какой фонд?… Ну–ну. А вы чем–нибудь болели в детстве?… А когда вы последний раз чем–либо болели… Вот как? Тогда я рада за вас… А что там за корабль?… Фрегат «Пенелопа»? Что он тут делает?… Да, пожалуй, вы правы. Девушка! Да, вот вы, в лодке. Отвезите меня на этот корабль… Нет, я не буду звонить. Я хочу сделать капитану сюрприз… А это будут его проблемы.
Получив за 3 часа огромный объем информации, судья вернулась на Херехеретуэ, где ее ждали делегаты UNICEF и ESCAPO. Молча усевшись за стол и разложив перед собой бумаги, Молли сообщила: «Верховный суд рассмотрел ваши претензии к гуманитарной обстановке на Элаусестере, как то: отсутствие жилья, одежды и ряда других предметов первой необходимости, создание невыносимых условий жизни, принудительный труд, сексуальное рабство и извращенные формы материнства, жестокое обращение с детьми, разрушение семей, лишение медицинской помощи и образования, а также проведение экспериментов над людьми без их согласия. Суд нашел эти претензии необъективными. Суд запрещает вам проводить какие–либо исследования на этих островах, однако вам разрешается использовать местный коммуникационный справочник и пригласить для беседы любого жителя, который согласится иметь с вами дело. Это — все».
Делегаты использовали эту возможность: опросили одного жителя: Лели Тангати, 16 лет, женского пола. Протокол беседы был опубликован согласно правилам Хартии.
Вопрос: Извините, Лели, вы не хотели бы что–нибудь на себя надеть?
Ответ: Зачем?
Вопрос: Может быть, у вас просто нет одежды?
Ответ: Есть, но здесь и так комфортно.
Вопрос: Вы знаете, что в большинстве стран мира не принято ходить голыми?
Ответ: Да. Если я приезжаю в страну с такими правилами, то надеваю что–то поверх тех участков тела, которые там табуированы – лицо, грудь, половые органы, ноги и т.п. И в тех странах, где холодно, я, разумеется, надеваю теплую одежду. Там это необходимо.
Вопрос: Вы бывали в цивилизованных странах?
Ответ: Я сейчас в цивилизованной стране.
Вопрос: В смысле, вы бывали в Западной Европе или Северной Америке.
Ответ: Я бывала на Аляске. Это достаточно северная Америка?
Вопрос: Да, разумеется… А что вы там делали?
Ответ: Знакомилась с историей экономики США. Юкон, «Золотая лихорадка».
Вопрос: Лели, вы родились на Элаусестере?
Ответ: Да. На западном моту атолла Тепи.
Вопрос: У вас есть братья, сестры и если да – то есть ли среди них ваши близнецы?
Ответ: У меня восемь сестер и шесть братьев. Я родилась в составе пятерки близнецов.
Вопрос: Вы живете вместе с родителями или отдельно?
Ответ: Я не уловила смысл вашего вопроса. У нас все живут вместе.
Вопрос: Есть ли у вас отдельный дом или квартира?
Ответ: Нет, мы здесь обычно не пользуемся такими предметами.
Вопрос: А где вы живете?
Ответ: В основном, на атолле Руго.
Вопрос: Я имею в виду, жилище… Здание, сооружение… Шатер, шалаш.
Ответ: Иногда я пользуюсь сооружениями или тентами. По обстоятельствам.
Вопрос: Согласно анкете, у вас четверо детей, близнецов 10 месяцев от роду. Это так?
Ответ: Да. Три мальчика и девочка.
Вопрос: У вас есть муж?
Ответ: Я не этнограф, поэтому не могу ответить на ваш вопрос.
Вопрос: Простите. Лели, но при чем здесь этнография?
Ответ: При том, что, понять ваш вопрос можно, только изучив ваш этнос.
Вопрос: Простите, но я просто спросил о вашем семейном положении.
Ответ: Давайте я поясню на примере. Скажите, какое ваше место в buambramra?
Вопрос: А что такое buambramra?
Ответ: Это – инсталляция в традиционной деревне папуасов. Если у вас там нет своего места, то вы в этой деревне — просто никто.
Вопрос: Понятно. Но мы же не папуасы, верно?
Ответ: Вы не папуас и не этнограф, и знаете про обычаи папуасов не больше, чем я про ваши. Я знаю, что у папуасов — buambramra, а у европейцев — situation–de–famille, и все.
Вопрос: Скажите, какой у вас годовой доход на человека в семье?
Ответ: Я этим не интересовалась. Но вы можете взять последний годовой отчет фонда, поделить сумму дохода на число жителей, и получить число, которое вас интересует.
Вопрос: Где вы работаете, Лели? Какая у вас профессия?
Ответ: Я занимаюсь строительством в терра–акваториях. Это делать террасы таким dick, типа мини–бульдозера. Еще я занимаюсь каучуком. В смысле — на фабрике водорослей, которые с латексом. Иногда — морскими животными. Еще есть такая штука: 4d — дизайн траулеров. Тоже занимаюсь. Интересно. Иногда что–то другое. По обстоятельствам.
Вопрос: Лели, на что вы в основном тратите деньги?
Ответ: Я редко это делаю. Последний раз, месяца 3 назад. Я купила плавучую фабрику–полуавтомат по производству сеток для плаферов и мини–АЭС. У «Bikini–fuego» было 2 недели скидок на новую технику. Получилось выгодно, но это был не лучший вариант.
Вопрос: Это, видимо, покупки для бизнеса. А лично для себя? Для быта, отдыха?
Ответ: Для себя я иду на склад и беру. Или оставляю заявку, чтобы мне это купили.
Вопрос: Чтобы кто вам купил?
Ответ: Те ребята, которые в данный момент работают по закупкам.
Вопрос: Что, например, вы заказывали?
Ответ: Последний раз – тур Барселона — Гавана — Рио. Мы вшестером летали на фиесты Даже сняли кино, по приколу. Могу дать адрес, как скачать из интернет.
Вопрос: Но в Барселоне или Рио вам приходилось делать личные покупки?
Ответ: Да, конечно. Там нет социального сервиса, и пришлось возиться с бумажками и кредитными карточками. Это морока, но не сложно. Даже опоссума можно научить.
Вопрос: Давайте вернемся к вашим детям. Как вы успеваете заниматься четверыми, да еще работать по нескольким профессиям?
Ответ: Ну, я мало занимаюсь мелкими. Так, забегаю глянуть, как они, поцеловать в нос, все дела. Пока кормила, конечно больше общалась. Сейчас реже. Я не профи по детям.
Вопрос: А кто занимается?
Ответ: Есть девчонки, которым это нравится. У них хорошо получается. Я не мешаю.
Вопрос: Лели, а как получилось, что у вас четверо близнецов?
Ответ: Очень просто. Как–то раз я решила, что неплохо бы обзавестись потомстовом, и зашла к доктору. Он посмотрел, сказал, что по здоровью это будет нормально, и сделал расчет по дозам стимулятора. Я это принимала 2 месяца перед фестом зеленых черепах. Дальше – все понятно. По–моему, хорошо получилось.
Вопрос: Не очень понятно. При чем тут зеленые черепахи?
Ответ: Ну, считается, что это счастливые дни, а по ходу — просто красивый обычай. Они приплывают дважды в год, размножаться и, говорят, от них излучается особая аура. Это такой вопрос, можно верить – можно не верить. Но для настроения это классно.
Вопрос: Лели, не могли бы вы рассказать об этом подробнее.
Ответ: Легко. У черепах дата скользит в пределах недели. Точно известно за сутки. Они плывут, и их видно с воздуха. Тут все, кто играет, собираются на песчаном пляже. Как только черепахи видны с берега, все плывут им навстречу. Это ритуал, поиграть с ними, перед тем, как устраивать гонку. Дальше девчонки плывут к берегу, а потом кто–нибудь дает сигнал, и мальчишки догоняют. Дальше, на мелководье, где можно встать на ноги, начинается make–love. Понятно, что все немного жульничают. Я имею в виду, мне же не безразлично, кто меня догонит первым, кто — вторым, а кто — третьим. Четвертый – это только под настроение, если девчонка сильно завелась. Это редко бывает. Обычно, два или три, а потом выходишь на берег. А на берегу просто танцуют, но не очень громко, чтобы не напугать черепах. Они такие трогательные… Кто–то из девчонок лезет в воду второй раз. Это не очень по правилам, но если хочется, то почему бы и нет. Когда все черепахи уплыли, мальчишки разжигают костер и варят нам крабовый суп с мидиями, ламинарией и всякой морской мелочью. Это, типа, ритуальное блюдо. И танцы уже под музыку – чем громче, тем лучше. А на рассвете все расползаются спать. Кто – прямо на берегу, а кто – под навес. Это уже кому как нравится. Вроде, все… Хотя нет, кто–нибудь еще снимает на видик. Потом прикольно смотреть, но это уже отдельное развлечение.
Вопрос: Вы употребили выражение «make–love». Что вы конкретно имели в виду?
Ответ: Конкретно, мне нравится wildcat–style, но это индивидуально. На то и kamasutra.
Вопрос: Чем вы собираетесь заниматься в будущем?
Ответ: Ну, это я еще не решила. Может, подпишу армейский контракт на 600 дней. Там интересно. Или, в какую–нибудь острово–строительную фирму. Прикольно строить под водой. Или поучусь еще 2 года, и пойду в инженерный центр рыболовной техники.
Вопрос: Если вы пойдете в армию, вам придется бросить детей, не так ли?
Ответ: С чего бы? Во–первых, там часто отпускают на выходные. Во–вторых, мне кто–то может подвозить их на вечер, чтобы поиграть. А, в–третьих, я же только на 600 дней. А еще мы с девчонками решили: как нашим детям будет 3 года, так все полетим на MBL
Вопрос: Куда вы полетите?
Ответ: В нашу Антарктиду. Там можно играть в снежки. Дети от этого так прутся…
Виртуальная картина 3–летних канаков–коммунистов, азартно бросающих друг в друга снежки среди белого безмолвия Земли Мэри Бэрд, окончательно добила чиновников из UNICEF и ESCAPO. Они не смогли придумать больше вопросов ни к Лели, ни к кому–либо еще из жителей Элаусестере, и отбыли, освободив Молли Калиборо оперативный простор для действительно серьезных дел, связанных со сложившейся здесь ситуацией.
Судья обосновалась в кают–компании «Пенелопы» и с полнейшей бесцеремонностью вызвала первых лиц двадцати крупных коммерческих партнерств, включая несколько входящих в ten–top Меганезии. Среди них были производители самолетов и кухонных комбайнов, игрушек и оружия, швейных машин и кораблей, фермерских тракторов и компьютерной техники, металлопроката, пром–химии и модулей атомной энергетики. Когда эта пестрая группа собралась, как студенты колледжа перед преподавателем (по словам Рэббита, судья Калиборо специально создала привычную для себя обстановку), началась грандиозная, невиданная, тотальная выволочка.
— Кто из вас знает, что такое «бройлеры»? – начала Молли, — Вы? Ну, скажите… Да, это верный ответ. Быстро выкармливаемые на конвейере цыплята. Именно цыплята, а не люди. Кому не понятна разница – поднимите руку… Всем понятна. А если кто–то эту разницу забывает, и начинает делать такой бизнес на людях, то что с ним происходит? Неужели никто из вас не знает? Взрослые люди, кое–кто из вас воевал за Хартию. Что, забыли, ради чего воевали?… Вот! Верный ответ: ВМГС. Движемся дальше. Всем ли тут понятно, что на Элаусестере сделан именно бройлерный конвейер? Кому не понятно? О! Лес рук. Какие вы непонятливые. Ладно, все взяли бумагу и что–нибудь пишущее. У нас будет открытый урок математической экономики. Пишем сверху… Диктую: наиболее рентабельными инвестициями являются инвестиции в человека. Ставим точку. Теперь. Делим лист вертикально на две графы, и пишем справа – расходы, слева – доходы… Вы чем–то недовольны?.. Да, именно вы… Ах мне показалось? Ну–ну. Так вот, если мне еще раз покажется — вы получите, для начала, 5 суток ареста… Так, вы меня сбили. На чем я остановилась? Да. На расходах. Пишем: 500 миллионов фунтов в год. Я утверждаю, что вы тратите на Элаусестере никак не больше этой суммы. Примерно 250 тысяч в год на каждого взрослого. Взрослыми тут становятся лет в 13. Кто не согласен, что я права — поднимите руки… Все согласны. Теперь слева пишем пункты: технология организации персонала, решение нечетко поставленных прикладных задач, экспресс–тестирование прототипов новой техники и агро- культур, международный промышленный шпионаж, экономичные методы инженерных расчетов и деловой графики. Внизу отчеркиваем, и пишем сумму: 2 миллиарда фунтов в год. Вы снимаете с этого бизнеса никак не меньше. Кто не согласен — поднимите руку… Так, опять все согласны. Теперь, напротив каждого пунктом поставьте сумму дохода по нему, чтобы общая сумма в левом столбце сошлась. Если что–то не получается – можно дописать еще пункты… Да, я разрешаю вам звонить консультантам по экономике, бухгалтерам, и кто там у вас еще есть. Но, через четверть часа я соберу листочки, и это задание должно быть выполнено.
Через 15 минут, Молли Калиборо собрала листочки, и пробежала глазами цифры.
— Ну–ну… Это было бы терпимо, при соразмерных социальных взносах с этого бизнеса. Да, было бы терпимо, если бы не два «но». Кто назовет эти два но?.. Не вижу поднятых рук… Вы готовы? Слушаю ваш ответ… Правильно. Во–первых, «preed». Если взрослые девушки, которым лет 25 – 30, у которых есть жизненный опыт, и дети, получившиеся обычным путем, решают поиграть во что–то этакое, то это их дело. Но, если девочки–подростки, у которых светлая голова, но нет никакого жизненного опыта… А здешний доктор, с которым придется разбираться особо, заявляет: у вас такое отличное здоровье, так зачем мелочиться? Рожайте сразу десяток… Кто сейчас сказал: «они сами хотят»?… Вам пять суток ареста за неуважение к суду. Место ареста: атолл Тепи… Меня ни капли не волнует, как вы оттуда будете работать в правлении. Считаем установленным фактом: эти эпидемии подростковой полифертильности, являются следствием дурной рекламы. Виновник будет примерно наказан. Теперь, кто назовет второе «но»?… Никто?.. Ясно, придется назвать мне. Дезадаптация. Слышали про такое?.. Это очень просто: ни один из ребят в этом хомо–питомнике не умеет существовать вне группы, вне коллектива. Это социальная патология, и если вы не сможете это исправить, то суд закроет ваш здешний бизнес, потому что Хартия запрещает воспитание, влекущее неспособость к адаптации в нормальном обществе… Кто сказал: «Может, это их общество нормальное?»… Вам тоже пять суток ареста за неуважение к суду. Место: там же. Составите компанию первому арестованному. Так. Теперь, установив, что должно быть категорически исключено, мы можем перейти к вопросу о социальных взносах, и о социальном контролере. Он будет следить, чтобы названные условия соблюдались. А теперь, займемся этим доктором…
По итогам судебного процесса, фирмы–участники были дополнительно нагружены 250 миллионами фунтов соц–взносов. Доктора закатали на каторгу в поселок Муспелл, у Южного полюса. В базовом школьном пособии по экономической истории появилась страничка об «Elausestere foa» (мини–этносе коммунистического сообщества), так что, выходцы с этих четырех атоллов, по крайней мере, получили понимание своих проблем окружающими, а это уже не мало. Хитрый выход из положения нашла судья Калиборо. Конечно, проблема адптации местных ребят от этого не исчезла, но она перестала быть экстремальной, а не–экстремальных проблем в свободном обществе всегда множество. Никуда от них не уйти… Что касается двух арестов: присутствовавшие бизнес–лидеры сочли их капризом и, в знак протеста, всей своей пестрой компанией остались на атолле Тепи на пять дней. Это имело очень яркие последствия, но о них уже другая история…
*********************************
…
Капитан Рэббит замолчал и закурил сигарету. Жанна кивнула головой в знак понимания, подняла глаза от экрана ноутбука (в течение всего рассказа она делала короткие записи), отхлебнула уже остывший кофе из кружки и поинтересовалась:
— А можно где–то почитать, что в этом пособии по экоистории?
— Так в интернете же, — ответил он, — basic–edu.mnz и там пункт «ecohisto».
— Ясно. Это я почитаю. Но все равно, мне кажется, есть тут какая–то недоговорка….
— И не одна, — меланхолично проворчал Рохо Неи.
— Ах, даже не одна! – обрадовалась Жанна, — И что нам говорит об этом биомедицина?
— Биомедицина, — сказал Рохо, — начинается, как известно, с биологии человека, а она, в свою очередь, с происхождения человека. Согласно одной из гипотез, за последние 3,5 миллиона лет, начиная с Kenyanthropus platyops (кениантропа), эволюционная линия Homo ветвилась и сливалась, как минимум, четырежды. Древнейшие люди уходили со своей прародины (между Африкой и Мадагаскаром), а потом возвращались. Какие–то расы меняли климатические пояса, пищевую базу, и даже среду обитания. Наяпитеки почти все время жили в море, а неандертальцы — среди ледников. Весь этот винегрет до сих пор продолжает где–то перемешиваться, а где–то — разделяться. Пример: на мелких атоллах выделилась гавайская раса, на больших островах – креольская, а на MBL явно преобладает неандертальская. Это — новые расы–метисы, они прошли через множество гибридизаций, но условия жизни вновь разделяют их на вторичные подвиды человека.
— Неандертальская раса? – переспросила Жанна, — я думала, неандертальцы вымерли.
— Это околонаучная спекуляция. По косвенным данным палеогенетики, рыжеволосые люди скандинавского типа несут значительную долю неандертальских генов. Сравните процент рыжих на MBL и в Центральной Океании. На MBL он в тысячи раз больше. На Таити, Самоа, или Фиджи рыжий – редкость, а в нашей Антарктике – каждый второй.
— А на Элаусестере? – поинтересовалась канадка.
— На Элаусестере это пока не заметно, но, — док Рохо многозначительно поднял палец к потолку, — мы видим признаки нео–расового расщепления вида по сроку беременности.
Жанна в полнейшем недоумении подняла на него взгляд.
— Я не поняла. У человека, насколько я знаю, беременность в норме длится 40 недель.
— Это насколько ты знаешь. А наука знает, что есть два срока: 38 – 40 и 30 — 32. Это т.н. «феномен семимесячных». В животном мире нет других примеров, когда бы детеныш, недоношенный на четверть срока, так легко выживал. Эволюционное объяснение: для наших ближайших родственников – шимпанзе и бонобо – норма как раз 30 — 32 недели. Вероятно, так же обстояло дело у кениантропа. А вот у наяпитека, который проводил больше времени в море, чем на суше, беременность стала более продолжительной. Это общее правило: морские млекопитающие вынашивают дольше сухопутных, т.к. в воде увесистое пузико не доставляет таких хлопот и позволяет лучше защитить детеныша. Пример: дельфиниха вынашивает 10 месяцев, но довольно тяжелый плод не лишает ее подвижности. Она агрессивна и может себя защитить, а новорожденный дельфиненок требует постоянной охраны — иначе он станет добычей акулы. А возьмите сухопутного хищника того же размера. Например, ягуара. Самка рождает двух — четырех детенышей после всего ста дней беременности. Они совершенно беззащитны, зато роды проходят быстро, легко, и девочка–ягуар может доставить вам крупные неприятности, если вы попробуете покуситься на ее новорожденное потомство. Понимаете, к чему я веду?
— Человек унаследовал от разных линий предков способность рожать или раньше, что удобно на суше, или позже, что удобно в воде? – предположила она.
Доктор Рохо удовлетворенно кивнул.
— Да. Причем для длинного срока норма — один ребенок, как у водных хищников, а для короткого – два — четыре, как у сухопутных. Теперь – внимание: у шимпанзе частота рождения близнецов в несколько раз выше, чем у человека, причем за счет частоты не однояйцевых, генетически–идентичных близнецов, а за счет разнояйцевых. У них не просто разный комплект генов, но зачастую, даже разные биологические отцы. Это не просто так, это явный механизм расширения генетического разнообразия прайда.
— Хорошо, что вас не слышат местные ребята, — заметила Жанна, — не думаю, что такое, сравнение с шимпанзе им бы очень понравилось.
— И зря не думаете, — с улыбкой ответил Рохо, — В учебнике прикладной биологии у нас через строчку человек сравнивается с шимпанзе и с бонобо. Это никого не обижает. А теперь приготовьтесь к действительно шокирующей информации. Доктор Фоиана Пио, которая сейчас досиживает свой срок в Муспелле…
— Так этот доктор — женщина!? – удивилась канадка.
— Да, и довольно симпатичная на мой вкус. Но совершенно без тормозов. Из–за этого и села. Фои приехала на Элаусестере, когда здешние девушки устроили первый бэби–бум, родильный марафон и застала самое начало. Я с группой других военврачей–волонтеров приехал немного позже, и работал здесь три месяца… Об этом не принято говорить, но почти 10 процентов погибли. Я имею в виду этих дамочек. Детей мы вообще не считали. Выжил — хорошо, не выжил — ну и… Как на войне. Или даже страшнее. Я работал на двух серьезных заварухах, но нигде мне не было так больно и страшно, как здесь…
— Но, черт возьми, почему это не запретили!!! – перебила она.
— Потому, — ответил док Рохо, — что Фои придумала тест, калибровку дозы стимулятора и метод нехимической инициации родов на 30 – 32 неделе. Если у вас плюсовой тест и вы получите дозу «normal», то будет 4 — 6 близнецов, и вы родите их 7–месячными, причем риск и травматичность окажутся ниже, чем при обычном процессе, принятом в западных странах… Хотя, несколько выше, чем при обычном процессе, принятом здесь, у нас.
Жанна сделала еще дюжину коротких записей и протянула вверх руку, как школьница.
— Док Рохо, я не поняла про риски, про западные, страны, про тест…
— Так, — сказал он, — по порядку. Медикализованные роды в положении «на спине», как и многие другие нефизиологичные и психически травмирующие методы, принятые в т.н. «западных» странах, у нас не практикуются. В итоге, у нас более благоприятная общая ситуация. Это раз. Далее. Плюсовой тест Пио — это врожденная предрасположенность к поли–фертильному процессу. Она есть у достаточно многих. Это два. И последнее: для поли–фертильного процесса, нормой являются 30, а не 40 недель. Если роды четверни проходят в таком режиме, то все просто отлично. При большем количестве близнецов, вероятность проблем существенно возрастает. При дозе «high», когда гиперстимуляция приводит к числу близнецов более шести, риск становится медицински недопустимым. Однако, запретить человеку делать с собой такие фокусы – нельзя, как нельзя запретить жрать пиво квартами или охотиться на акул с вашей боевой пилочкой для ногтей.
— Oh! Fuck! – возмутилась канадка, — и вы тоже привязались к этой несчастной пилочке!
— Это я к слову, — утешил ее доктор, — Подведем промежуточный итог: после уточнения калибровки, многие женщины получат возможность сравнительно быстро, комфортно, безопасно и изящно обзаводится четырья младенцами сразу, причем от двух или трех различных отцов. Я думаю, лет через 5 это войдет в моду и, по–моему, это здорово.
— Знаете, — возразила она, — может быть, биологически это и хорошо, но психологически, скрывать потом от мужа и от самих детей, что…
— Я забыл добавить, — перебил Рохо, — Мой вывод не распространяется на территории с дегенеративными гендерными обычаями, вроде исламских или европейских стран.
— Вы сказали «дегенеративными»? – переспросила канадка.
Доктор Рохо улыбнулся и слегка повел плечами.
— Ну, да. У нас в социологии используют этот термин. Он хорошо отражает суть дела.
— Так, — вздохнула она, — Европейские обычаи вы находите дегенеративными, а оргии с зелеными черепахами вы, видимо, считаете идеалом отношений между полами.
— Давайте танцевать от двери, — предложил он, — Начнем с того, что модели гендерных отношений условно делятся на палеолитические, мезолитические и неолитические.
— И еще современные, — добавила Жанна, — вы про них как–то забыли.
— Если вы о западной гендерной модели, то она неолитическая, — ответил Рохо, — она, по сути, та же, что 5 — 6 тысяч лет назад. Женщина — это средство товарного производства. Она в этом качестве приватизируется конкретным мужчиной – главой домохозяйства, и реализует репродуктивную функцию в его интересах: продвигает его гены в следующее поколение. Отсюда – правовой или моральный запрет на внебрачные связи женщин.
— Буржуазный брак – форма узаконенной торговли женским телом, — вставил кэп Рэббит, наливая всем очередную порцию горячего кофе.
— Стоп! – возразила канадка, — Возможно, это было в позапрошлом веке, но сейчас очень многие в цивилизованных странах строят отношения совершенно иначе!
— Да, — согласился Рохо, — Государство, как неолитическая форма социального устройства, понемногу разрушается, и уже не может надежно защитить право собственности хозяина на женщин. Но европейской моделью называется именно то, что процитировал кэп Тоби из Энгельса. Мда. Коммунистическая аура этих атоллов как–то влияет на мысли.
— По Энгельсу, — снова встрял капитан, — государство не умеет регулировать отношения постиндустриального производства, поэтому оно теряет контроль над гендерной сферой, после чего разрушается. Власть оффи держится на том, что они предписывают обществу законы биологической репродукции. Типа, они управляют селекцией людей. Кому хотят — дают размножаться, кому не хотят — не дают. Кого–то убивают, чтобы он не размножился. Устраивают войну и убивают десяток миллионов активной молодежи. Типа, борются за сохранение государств на планете. За доминирование своего клана.
— Интересно, — добавил Рохо, — что оффи не осознают собственных мотивов для ведения мировых войн. Это работает квази–биологическая программа устранения более молодых репродуктивных конкурентов. На осознанном уровне придумывается социальный миф. Планетарная миссия, национальная идея или еще что–нибудь невротическое.
Жанна энергично тряхнула головой и сделала глоток из своей кружки.
— Куда–то мы далеко ушли, дорогие мыслители. Нельзя ли вернуться к началу? К трем моделям. Про неолитическую – рассказали, а что с остальными двумя?
— Мезолитическая модель, — сказал доктор, — Это когда домохозяйство регулируется не автократией патриарха, а контрактом между всеми участниками. Каждый что–то принес или что–то сделал, в хозяйстве получился доход, и его использовали в общих интересах, как заранее договорено. В такой системе нет смысла выяснять, кто чей биологический отец, т.к. это не влияет на собственность и ее распределение. Ребенок, рожденный в домохозяйстве, относится к домохозяйству, а не к какому–либо конкретному мужчине.
— То есть, эта женщина – общая для всех мужчин в доме? – спросила канадка.
— Нет. Она просто женщина в доме. Выражаясь языком американских адвокатов, ее тело не рассматривается, как общая собственность. Как правило, она более–менее регулярно занимается сексом с кем–то из мужчин, живущих с ней под одной крышей. Это удобно и естественно. Но она может заняться тем же самым где–то еще, с кем–то другим.
— А если она решит уйти в другой дом – чьи тогда дети?
— Это по–любому ее дети, — ответил кэп Тоби, — Но, если у детей есть свое мнение, то они могут остаться в старом доме. В спорных случаях решает суд — а как иначе?
— Значит, имущественные вопросы регулируются, а в сексе полный промискуитет. Так?
— Не совсем, — возразил Рохо, — я уже говорил, что человеку удобнее заниматься сексом с тем партнером, с которым он живет под одной крышей. Так само получается. А связи на стороне… Ну, где их нет? Просто в таком обществе нет необходимости их скрывать.
— ОК, — резюмировала Жанна, — Осталось разобраться с палеолитом.
Доктор Рохо Неи улыбнулся.
— С палеолитом совсем просто. Уберите из мезолита свой дом, личные доходы и любые постоянные связи типа владения между конкретными людьми и конкретными вещами. Для полноты картины, организуйте жизнь так, чтобы для каждого человека постоянно менялось место деятельности и род работы. Равномерно распределите экономическую ответственность за потомство между всеми жителями. Это и будет палеолит. Здесь ни один материально–культурный фактор не влияет на сексуальный выбор. Играют роль только биологические предпочтения, проверенные в условиях дикой природы.
— Ничего себе… — произнесла Жанна (ее пальцы стремительно бегали по клавиатуре ноутбука), — Получается, что на Элаусестере люди намеренно отброшены в ранний каменный век, почти на уровень диких обезьян. Это же безумие какое–то.
— Давайте уточним кое–что, — предложил Рохо, — социальный строй здесь не является палеолитом, как и социальный строй в остальной Меганезии не является мезолитом. Прошлое – прошло. Его невозможно, да и не нужно возвращать в полном объеме – с каменными топорами и палками–копалками. Но мы можем заимствовать из прошлого какие–то элементы, которые, в ходе истории, были неосмотрительно заменены менее удачными конструкциями. Вас же не удивляет возвращение в медицину некоторых фольклорных рецептов? В XIX — XX веке все это заменили синтетической химией, а оказывается, кое–где, этого не следовало делать. Это верно и для фармакологии, и для социологии. Мы возвращаем в жизнь более эффективные био–социальные схемы.
— Более эффективные для чего? – спросила Жанна, — Для бизнеса тех компаний, которые вложили сюда деньги и платят вашему обществу виру, чтобы оно не замечало, что здесь творится? Вот и вся цена вашей Великой Хартии. 25 фунтов на рыло в год. Я правильно поделила 250.000.000 фунтов на 10.000.000 жителей Меганезии?
В образовавшейся паузе чирканье спички, от которой Тоби Рэббит через пару секунд прикурил сигарету, прозвучало, как выстрел.
— Ты хреново считаешь, гло, — сообщил он, — Подели на 7000 жителей Элаусестере, не ошибешься. Это деньги на их безопасность. На спец–медицину и на спец–программы адаптации. На непрерывный мониторинг, который ведут соц–контролеры по решению суда. На звено штурмовых летающих лодок, дополнительно к нашему фрегату, и на оперативников INDEMI. Знаешь сколько атак было на этот объект за последние 5 лет?
— Я не поняла. Каких атак?
— А ты глянь в «Militar–facts», там есть обзор. И дело, кстати, не в деньгах, а в принципе.
— В принципе? – переспросила она, — В принципе, по которому несколько тысяч человек оказались в первобытной резервации?
— Ты с ними общалась, — ответил он, — Скажи: они – больные, несчастные, задолбанные непосильным трудом и невыносимым бытом? Они мечтают отсюда смыться, а мы их не отпускаем, держим за проволокой под током и бьем дубинками по мозгам? Им хочется жить по–другому, а мы им не позволяем? Или, может быть, мы держим их в полнейшем информационном голоде, они не знают, что есть Сидней, Париж и Нью–Йорк, где люди живут в многоэтажных муравейниках, ездят между этими муравейниками на моторных тачках, ходят в штанах и спят в бетонных камерах, ложась на доски обитые тряпками?
— Это не довод, Тоби! Из того, что Маугли не хочет и не может жить в цивилизованных условиях, не следует, что его надо было отдавать на воспитание волкам!
— Что такое цивилизованные условия? – поинтересовался капитан.
— А то тебе не понятно! – огрызнулась она.
— Не понятно. Объясни.
Жанна озадаченно замолчала и сделала несколько медленных глотков из кружки, чтобы выиграть время. Дело в том, что вопрос Рэббита поставил ее в тупик. Она вдруг поняла, что всю свою сознательную жизнь пользовалась словом «цивилизация», совершенно не задумываясь о его значении.
— Ну, — сказала она, — По крайней мере, это когда живут в доме, а не под пальмой.
— Европейский виллан образца X века был цивилизованнее, чем житель Элаусестере?
— О, черт! Нет, конечно. Я же не сказала, что это единственное условие.
— Какие еще? — спросил Тоби.
— Знаешь, это придется долго говорить, но на любом примере будет понятно. Ну, вот ты привел пример с вилланом – я тебе сразу ответила.
— ОК, — сказал он, — Так и сделаем. Кто цивилизованнее, Лели Тангати с атолла Руго или двое чиновников из UNICEF и ESCAPO, которые с ней беседовали?
— Ну… — канадка снова задумалась, — Это так сразу не скажешь. Такие разные взгляды на жизнь, что… Наверное, если бы я лично знала эту девушку, то могла бы определить…
— Нет проблем, мы неплохо знакомы, она иногда со мной советуется по дизайну кораблей. У нее это вроде серьезного хобби. Лели общительная девчонка и не откажется поболтать. О! Хочешь покажу одну штуку? — Рэббит вынул из кармана коммуникатор, потыкал в меню и повернул экранчик к Жанне, — Это 3d ее самого удачного проекта. 13–метровый фишер–полуавтомат. Изящный, да? Сейчас на Херехеретуэ строят опытную серию, 4 единицы.
— Да, очень красивый, — согласилась она, — а надпись «i wo u ++ leli» это, видимо тебе?
— Это, типа, открытка на мой лунный день рождения, — пояснил он, — Так что скажешь на счет сравнительной цивилизованности?
— Ну… Вообще–то умение проектровать технику это еще не гарантия…
— Ясно, — перебил капитан, — а неумение делать ничего полезного – это гарантия? Эти два субъекта, которые с ней общались, ни хрена не умеют кроме бла–бла–бла.
— Откуда ты можешь это знать? – спросила Жанна.
— Ну, скажи, что полезного они могут уметь? – предложил Тоби.
— Дурить голову западным налогоплательщикам, — ответил за нее Рохо Неи, — hei, amigos, сюда движутся вплавь наши юниоры. По крайней мере, так в SMS. Ну и обормоты…
Капитан зевнул, встал и с хрустом потянулся.
— Пойду, встречу. Вдруг они не умеют пользоваться шторм–трапом… И вот что, Жанна. Мои матросы часто подшучивают над местными. Типа, хомо–полигон, заповедник эмо. Но, во–первых, есть Хартия. А во–вторых, на самом деле, мы их любим. Пусть это все игрушечное, искусственное, но местные ребята — настоящие, живые. Они живут своей жизнью, не очень–то похожей на нашу, но они так хотят. И наша красотка «Пенелопа» стоит здесь для того, чтобы никакая сволочь им не мешала. Мы ребята простые…
Не договорив фразу, Рэббит козырнул и вышел из библиотеки.
— Разогрела ты этого парня, — весело сказал док Рохо, — От ушей можно прикуривать.
— Надеюсь, я его ничем не обидела?
— Нет, — доктор покрутил головой, — Ты проверила его представления на прочность, и он будет тебе признателен. Может, даже нальет тебе виски. Правда, контрафактного.
— А почему «заповедник эмо»? – спросила она, — В Канаде так называют эксцентричных молодых людей, которые одеваются во все черное и розовое и эпатируют публику тем, что выворачивают наружу свои эмоции. А здесь?
— Аналогично, — ответил Рохо, — Правда, наши вообще ни во что не одеваются, а эмоции рисуют фломастером у себя на пузе или еще где–нибудь. Только они не эпатируют. Они просто живут так. А парни вроде нашего бравого кэпа страшно гордятся тем, что могут защитить этот образ жизни. Тут действительно были попытки нападений, хотя, на мой взгляд, не слишком серьезные… так вот, кэп не злой человек, и экипаж тоже… Но пару раз они просто зверели. Мне, при помощи некого неформального влияния, приходилось всех урезонивать. Иначе арестованных в два счета сбросили бы под гребные винты.
— Под гребные винты? – переспросила Жанна.
— Это крайне негуманный способ убить человека, — пояснил доктор, — Его используют малайские пираты по отношению к кровным врагам. Вендетта, так сказать.
— О боже… Но почему…?
— Потому, Жанна, что эти люди и были для них кровными врагами. Вам будет не очень просто это понять, но для молодежи… Я имею в виду, тех, кто вырос уже при Хартии, очень важно, что наша страна вся такая разная. Здесь — коммунизм, а в другом месте — королевство. Где–то огромные каменные монеты по три центнера, а где–то — таблички–расписки на бамбуковых пластинках. Какие–то мужчины и женщины живут парами, а какие–то – полигамными группами, или вообще как фишка ляжет. Кто–то ни во что не верит, кто–то верит в Просветление Будды или в Безначальное Дао, кто–то в Ину, Тану, Мауи и Пеле, кто–то — в Христа, или в Ктулху, или в Гуманитарную Экспансию…
— Последнее никогда не слышала, — перебила она.
— Это идейная база здешнего коммунизма, — сообщил Рохо. — Согласно их учению…
Договорить ему не дали. В библиотеку влетели голые мокрые Хас и Элеа, а следом за ними вошел капитан, выразительно крутя пальцем у виска. В руке у него был моток тонкого троса с привязанным трехзубчатым крюком–кошкой.
— Совсем мозгов нет, — проворчал он, — В инструкции черным по белому написано про штатный шторм–трап, так нет, придумали какую–то пиратскую херню. А если бы она соскочила и на эластичности троса врезала по голове, а? Детский сад какой–то…
— Тоби, ты знаешь, что такое «Гуманитарная Экспансия»? — перебила Жанна.
— Местная религия, — ответил тот, — Люди размножатся, как jodido insecto и расползутся, fuck them, по всем звездам и галактикам, fuck it. Для этого надо рожать rapido les conios. Эх, найти бы мудака, который это придумал, и…. Хотя, теперь уже нет смысла. Too late…
— А зато у них дети здоровые и красивые, — встряла Элеа.
— Да! Но только не за счет этой сраной гуманитарной, бля, экспансии, а за счет мозгов тех классных ребят, вроде дока, которые вытаскивали эти атоллы из огромной сральни, когда тебя, чудо этакое, еще и на свете не было.
— Зануда ты, — обижанно фыркнула она и, обойдя стол, заглянула через плечо канадки на экран ноутбука, — Iri! Wow! Жанна, какая ты классная! Моя семестровая статья! Ура! У тебя на меня теперь есть об! Это чтобы все по–честному.
— Что у меня есть?
— Об. Ну, в смысле, я тебе теперь обязана что–нибудь. Это по учению Махатмы Ганди.
— Уф! – вздохнула Жанна, — Даже не знаю. Я слышала, что завтра будет подрыв L–bomb. Если бы можно было как–то…
— Посмотреть на big–bang? – перебила Элеа, — Говно–вопрос! Сейчас сделаем! Ты ведь, кажется, из дома Хаамеа?
— Ну… — канадка задумалась, пытаясь дать адекватную формулировку, — Так получилось, что я приехала погостить к королю Лимо, а потом мы с молодежью из его семьи решили прокатиться на экскурсию сюда, в коммунизм…
— Atira! — перебила юная меганезийка и извлекла из сумочки–браслета на левом плече два мобайла, один обычный коммуникатор, а второй — миниатюрный, похожий на короткий карандаш, — Только надо поймать кое кого… Wow! (по 1–му мобайлу): Ia ora, Erni–uakane! E aha to oe huru?… (по 2–му мобайлу, прикрыв динамик 1–го). Aloha, Yen! Here ho–i oe!…
Капитан Рэббит сделал огромные глаза и схватился за голову:
— Iho ovai hine–iti faarahi, e reva i emaomuri!
— Что–что? – спросила Жанна.
— Он уверен, — прошептал Хас Хареб ей на ухо, — что когда эта маленькая женщина вырастет, мир рухнет… Ну, если дословно, то: «небо — акуле в задницу».
— Тоби! – воскликнула Элеа, глядя на капитана влюбленными глазами (и прикрывая микрофоны обоих мобайлов). – Ты самый лучший, самый добрый самый…
— Короче, чудовище!
— Короче, Оури же все равно завтра летит патрулировать на Северо–Запад…
— Ты офигела? – перебил он. — Посадить Жанну в патрульно–боевой флаер? А вдруг что?
— Ну, а что?…
— А то!
— Если дело во мне, — вмешалась канадка, — то я согласна.
…