Дата/Время: 31 января – 12 февраля 21 года Хартии. Место: Меганезия. Округ Тувалу. Атолл Нукуфетау и его воздушное пространство.

*********************************

The Times. Океания, предсказанная Оруэллом.

Алан Уинтерли, доктор политологии и

культурологии Оксфордского университета.

*********************************

Меганезия – это один из многих примеров в истории, когда сравнительно небольшая общность людей, оказавшись под влиянием амбициозных и безответственных лидеров, противопоставляет себя всему цивилизованному миру. Вспомним Аттилу, Чингисхана, Фиделя Кастро и Ким Ир Сена. Они убедили свои народы, что вся цивилизация, все ее организующие институты, являются вредоносными и враждебными. Взгляните на мир через призму этой пропаганды. Вы — один из защитников крепости, осажденной ордой безжалостных врагов. Вражеские силы огромны. Крепость в отчаянном положении, и шанс отстоять ее есть лишь, если каждый, живущий в ней, независимо от природных склонностей, от пола, врожденного состояния здоровья, станет умелым бойцом. Людей начинают готовить к роли солдат с момента рождения. Любая деятельность, которая не имеет военного применения, объявляется саботажем, а любые пацифистские взгляды рассматриваются, как измена родине. Даже если вы – учитель, художник, ученый или фермер, вы все равно, прежде всего, солдат. Общечеловеческие ценности построены на миролюбии и осуждении насилия? Значит, они преступны. Все мировые религии, вся мировая культура, говорят: убийство — грех, а человеколюбие — добродетель? Долой и религии, и культуру. Осажденная крепость создает свой суррогат культуры и религии, который учит: стремиться к миру – преступно, а убить и ограбить чужака – почетно. Такова меганезийская Tiki: псевдо–культурная пропагандистская машина, сметающая любые моральные ограничения на пути эскалации военно–технического потенциала.

Вся социальная практика подчинена идеологии Tiki, а Tiki служит интересам военно–промышленному комплексу. К такой конструкции общества неприменимы термины культурологии или философии, как они неприменимы к физике или механике. Только осознав это, можно понять логику устройства Меганезии и мотивы ее жителей…»

*********************************

…

Эту статью о Меганезии, как о стране–казарме, обитатели которой смотрят на весь остальной мир, как на скопище врагов, и все время готовятся либо к защите, либо к контратаке, Эстер прочла перед поездкой на Нукуфетау. Собственные африканские впечатления о меганезийцах в сочетании с этой статьей, настроили ее так, что она ожидала увидеть на атоллах Меганезии сплошные военные городки (вроде «Pueblo militar» здесь, в Макасо–Мпулу), где идет казарменная жизнь, которую солдаты, по возможности, стараются разнообразить футболом, музыкой и сексом…

…Нукуфетау разбил эти представления на кусочки, стер в порошок и развеял по ветру.

…

Прибытие в аэропорт Мотулало, шумная встреча с родичами Наллэ, всяческая суета в ходе короткого переезда на миниатюрный «шуанговский» островок Мотумуа, шумная веселая болтовня за столом (точнее, за циновкой под огромным, как дом, навесом)… Разумеется, все это смешалось в один вращающийся калейдоскоп. Эстер прилагала огромные усилия, чтобы запомнить имена хотя бы ближайших родичей, и (ах, эта школьная привычка) украдкой записывала на мобайл шпаргалки типа «who is who».

Настоящее знакомство с Нукуфетау началось лишь утром второго дня, когда после завтрака, Наллэ, немного извиняющимся тоном сообщил, что ему надо поработать, поэтому атолл доброй фее покажет толковый человек из числа родичей… У Наллэ, безусловно был кто–то на примете, но никак не 6–летняя племянница Юеле, которая просто случайно оказалась рядом, и заявила: «Конечно, я! Только ты, uakane Nalle, не говори, что я маленькая, а то я обижусь, потому что я уже в этом году иду в школу».

Шеф–инженер почесал в затылке и сделал глазами вопросительное движение: мол, как скажет добрая фея, так и будет. Эстер решительно положила руку на плечо Юеле, дав понять, что не имеет ничего против… Хотя совершенно не понимала, как такой мелкий ребенок может проводить экскурсию по атоллу с лагуной 10–миль по диагонали.

Шуанг кивнул и добродушно–серьезным тоном сказал:

— Значит, так, взрослая девочка Юеле. Давай мы договоримся, что ты покажешь uahine Ester только Темотулото, Фале и Сававе, а на дальние моту ее не повезешь, иначе вы вдвоем опоздаете к обеду, и faahine–upu обоснованно отругает нас, всех троих.

— ОК, — согласилась девочка, — Но в другой раз мы поедем на моту Фунаота, где marae.

— Поедете, если сегодня все пройдет гладко, и вы не опоздаете к обеду, — пообещал он.

— Iri! — восторженно крикнула девочка, — Пошли, Эстер!

— Стоп–стоп, — Наллэ погрозил ей пальцем, — А одеться?

— Ой. Я как раз это и собиралась! – пискнула Юеле и помчалась в детскую.

— Добрую фею я сам одену, — добавил он.

Девочка была голая (здесь, похоже, считали, что детям дома одежда не нужна вовсе), а Эстер уже имела на себе майку и шорты — вроде бы, по здешним понятиям, более, чем достаточно, что тут еще надевать? Оказалось – вот что: маленькая полоска эластичной ткани, вроде браслетика для наручных часов, только вместо самих часов — футлярчик с чем–то вроде короткого фломастера, соединенного с браслетом тонким проводком.

— У Оруэлла за всеми наблюдал большой брат, а здесь – маленький, — и Наллэ весело подмигнул, — Это местный коммуникатор, чтобы ты не терялась.

— А как им пользоваться? – спросила Эстер.

— Мелкая тебя научит. Не буду лишать вас обеих этого удовольствия.

«Мелкая» уже скатывалась по лестнице. Ее «одежда» состояла из точно такого же браслета – и все. Наллэ удовлетворенно кивнул и сказал:

— Вот теперь, девушки, я за вас спокоен. Но, пожалуйста, не опаздывайте к обеду.

Экскурсионное транспортное средство (местный аналог детского автомобильчика), разумеется, было лодкой. Яркая овальная штучка из пластика, немного похожая на калошу, и достаточно большая, чтобы кроме ребенка туда мог влезть один взрослый. Видимо, этот транспорт считался полностью безопасным. Единственным его явным недостатком была медлительность (он двигался со скоростью человека, бегущего трусцой). Впрочем, с позиции безопасности, это было, как раз достоинство…

В тот момент Эстер и подумать не могла, что Юеле станет ее гидом по Нукуфетау на целую неделю. В этом прослеживалась понятная логика. Кому–то надо было развлекать vahine Наллэ, а точнее — присматривать за ней, т.к. она (вот, проблема) совершенно не адаптирована к особенностям атолловой жизни. Сам Наллэ приехал для серьезного бизнеса, и в течение дня занят. У других взрослых — тоже дела, у подростков — учеба и флирт, им тоже некогда. А 6–летний ребенок – как раз подходит на роль гида: уже не совсем маленький, но еще ничем не занят, и все равно целый день гуляет туда–сюда. Почему бы этому ребенку не поиграть с vahine своего любимого дяди Наллэ? Если бы Эстер хоть намеком дала понять Наллэ или кому–то из его взрослых родичей, что такой гид ее не вполне устраивает – они сами бы занялись этим, и Наллэ чаще выкраивал бы время в течение светового дня (а не только вечером, после работы). Но оказалось, что Эстер чувствует себя комфортно именно с таким маленьким гидом. С Юеле у молодой американки не возникало психологических проблем вроде боязни вызвать недоумение или показаться глупой, или задать некорректный вопрос. Кроме того, для Эстер было очень ценным то, что девочка (в отличие от взрослых) не «фильтровала» информацию. Она сообщала все подряд, не задумываясь о тактичности и тому подобных взрослых глупостях. Эстер, со своей стороны, готова была выслушивать от девочки некоторые вещи, которые не потерпела бы от взрослого. Так, 25–летняя американка из Феникса (Аризона) и 6–летняя меганезийка с Нукуфетау (Тувалу) нашли друг друга…

Знакомство с атоллом за пределами Мотумуа («фамильного» островка Шуангов) для Эстер началось с соседнего Темотулото, до которого на детском аквамобиле было не более четверти часа хода.

— Остров! – радостно объявила Юеле, когда они пристали к клочку суши размером с 3 футбольных поля, — Здесь школа, я в нее пойду в этом году.

— Остров? Школа? — удивленно переспросила Эстер, глядя на единственное сооружение, похожее не на школу, а на эллиптический купол открытого 2–ярусного детского кафе.

— Ага! – подтвердила девочка, успевшая спрыгнуть в воду и закрепить причальный фал транспортного средства к столбику на маленьком бамбуковом пирсе, и уточнила, — Это только базовая школа, а потом я пойду в среднюю школу, которая на Сававе. Там еще колледж, я тебе все покажу, но сначала мы посмотрим все здесь. Тут недалеко поле с актиниями, но они жгучие, их не надо трогать. Зато там живут самые красивые рыбки. Они дружат с актиниями и не боятся быть яркими. Это все по дороге на Сававе, на тот большой остров, который вон там (девочка махнула рукой дальше на северо–запад).

— Большой остров, — повторила Эстер, выбираясь на пирс (она помнила карту атолла и знала, что пара островов Сававе и Фале образуют группу всего километр в диаметре).

— Да, там город, и настоящая каменная ратуша с часами, — продолжала Юеле, хватая американку за руку и направляя к группе странных карликовых пальм около «школы».

— Я видела эту ратушу на фото, — сказала Эстер, — кстати, откуда она у вас?

— Foa захотели, чтобы у нас были часы, где зубчатые колеса, а не процессор, — пояснила девочка, — Колеса большие и никуда, кроме ратуши, не лезут. Такие часы делали дикие европейцы, давным–давно. Камень у нас, конечно, нормальный, синтетический, легкий, чтобы проще строить. А дикие европейцы строили из тяжелого, потому что дураки.

Удивленная словосочетанием «дикие европейцы», американка поинтересовалась:

— Откуда ты знаешь про европейцев?

— Отовсюду, — ответила Юеле, — А ты про них не знаешь? Они живут на континенте к востоку от северной Атлантики, того океана, который не наш. Еще сто лет назад, они были почти совсем дикие. От них было много проблем. Сейчас они стали более–менее хорошие, они бывают у нас в гостях. А сто лет назад они только воевали и строили из камня большие штуковины для своего бога. Он у них был один, очень злой, и хотел, чтобы они всех это… Ну, слово такое есть… Только я его забыла…

В этот момент они подошли к карликовым пальмам, и Эстер увидела в глубокой тени, между длинными листьями, огромные белые с нежно–розовым оттенком, цветы.

— Какая красота. Что это?

— Это tumutiare, — сообщила девочка, — Такая специальная цветочная пальма. Ее сделали для того, чтобы у нас были цветы любви, как в сердце Гавайики, на Таити и Раиатеа.

— Сделали?

— Ага. Сделали из генов. Гены — это такие штучки с программами, как надо расти. Если хочешь найти парня for make–love, то берешь такой цветок и вставляешь за ухо. Но нам пока не надо. Ты уже нашла Наллэ, а мне еще рано. Так что не будем их брать. Давай я лучше покажу тебе школу, только мы посмотрим снаружи, чтобы не мешать.

…

При всей непохожести, купол действительно оказался школой. Сквозь широкие проемы было видно, что дети за футуристическими круглыми пластиковыми столиками что–то делают на ноутбуках, а на больших экранах идет что–то, имеющее отношение к учебе. Эстер обратила внимание на то, что дети достаточно часто встают с мест и занимают какое–то более удобное для себя положение: сидя на столе, или на полу по–турецки, и держа ноутбук на коленях. Взрослый персонаж (видимо, учитель) не обращал на это внимания. Он ходил между столиками, иногда задерживаясь, видимо, для ответов на вопросы, или чтобы что–то проверить в записях на ноутбуках… Один учебный фильм Эстер смотрела минут 5, подойдя вплотную к условной границе «аудитории». В начале она решила, что это — геометрия, и этот фильм показывает свойства треугольников на примерах с парусами. Но потом на экране появилась простейшая векторная схема сил, действующих на парусник, и Эстер подумала, что это, наверное физика, хотя, с учетом возраста учеников (им было лет по 9) и свойства треугольников и вектора им проходить было рано… Она хотела дождаться появления на экране каких–нибудь формул, чтобы, все–таки, понять, что это за предмет, но тут Юеле дернула ее за руку.

— Скоро перерыв, и все начнут бегать. Давай поплывем на Сававе. То красивое поле с актиниями, оно по дороге. Одежду можешь положить в лодку. Она никуда не денется.

— Мы поплывем без лодки? – уточнила Эстер.

— Ага. Лодку оставим здесь. До Сававе 300 метров, а оттуда до Фале — 100. Зачем лодка?

Американка, с сомнением, покачала головой (пожалев, что не взяла купальный костюм).

— Вообще–то, я привыкла быть в одежде. Тем более, мы же пойдем в город.

— Если ты про карманы, где деньги, то они не нужны. Атолл не очень большой, все всех знают. Наши покупки просто запишут на счет Наллэ, ага?

— Нет, не в этом дело. Я просто привыкла быть в одежде.

— Eo! — удивилась девочка, — И в обуви тоже? Знаешь, в обуви совсем неудобно плыть.

— Обувь я, пожалуй, действительно, оставлю, — решила Эстер.

Потом, пройдя мимо школы и спортивной площадки (похоже, для мини–футбола и для настольного тенниса), они вышли к северо–западной оконечности Темотулото. Отсюда открывался замечательный вид на Сававе, Фале и несколько крохотных пятачков суши посреди предстоящего маршрута. Вернее, даже не суши, а омываемых выступов рифа.

— Надевай и поплыли, — сказала Юеле, протягивая американке очки для дайвинга (точно такие же очки уже красовались на лице у девочки, придавая ей слегка гротескный вид).

Минут через 5, когда Эстер уже успела порадоваться, что шорты и майка не стесняют движений, и что увлечение бассейном в колледже (ах, как давно это было!) позволяет плыть, не отставая от 6–летней океанийки, как та внезапно сообщила: «Вот тут поле актиний, можно нырять!» — и нырнула. Глубина здесь была три человеческих роста, и американке пришлось с непривычки приложить все усилия, чтобы оказаться у дна. Ей удалось лишь несколько секунд полюбоваться странными существами, похожими и на перевернутых медуз, и на яркие цветы, а затем недостаток воздуха заставил ее всплыть. Выскочив на поверхность, и жадно глотая воздух, она огляделась. Юеле нигде не было. Сколько прошло времени с момента, когда она нырнула? Полминуты? Наверное, около того… Теперь уже, видимо, около минуты. Это слишком долго для 6–летнего ребенка!

Еще немного, и Эстер стала бы кричать и звать на помощь компанию рыбаков, которые ловили что–то на спиннинги в сотне метров южнее, на краю рифового барьера, но тут у нее за спиной раздалось негромкое, но довольное фырканье. Девочка была тут как тут.

— Уф! – выдохнула Эстер, — Ты меня напугала. Нельзя же нырять так надолго!

— Я делаю все, как обещала маме! – возразила та, — Под водой меньше минуты!

— А откуда ты знаешь, что меньше?

— Вообще–то этому учат в 1–м классе, — ответила та, — Но дедушка Ематуа научил меня раньше. Это оказалось очень просто. Теперь я не ошибаюсь сильнее, чем на 5 секунд. Давай, я нырну ровно на полминуты, а ты проверишь меня по часам!

Вскоре Эстер убедилась, Юеле действительно чувствует время, а затем они достигли соглашения не погружаться больше, чем на эти самые полминуты. Следующий час прошел здорово: изумительные актинии, причудливые веточки коралла, яркие рыбки, крабы, каракатицы… В какой–то момент Эстер поняла: девочка специально выбирает мелкие места чтобы… В общем, по–товарищески, учитывает возможности партнера.

Следующим пунктом программы был остров Сававе. После экскурсии по подводному миру, американка была готова хлопать в ладоши от восторга, но все–таки, ей хотелось оказаться снова на твердой земле. Правда, ее смущала мокрая (до полупрозрачности) майка. Все–таки, в городе, в таком виде… Юеле, поняв ее по–своему, предложила:

— Лучше сними. Тебе же мокро!

— На мне быстрее высохнет, — отговорилась Эстер. Она чувствуя себя несколько глупо, поскольку каждая вторая встречная женщина здесь была прикрыта в области бюста не более, чем декоративной ленточкой или цепочкой с чем–нибудь блестящим. Девушки–тинэйджеры катались по центральной площади на роликовых досках и мини–самокатах вообще в одном платочке вокруг бедер.

Центральная площадь Сававе была местным центром культуры. Кроме ратуши (почти европейской, только построенной из газобетонных блоков цвета «дикий камень»), тут были храмы целых пяти религий.

Буддистская (или даосская, или индуистская) пагода из трех ярусов разной формы – восьмиугольной, четырехугольной и круглой.

Подиум — контур лодки, под кровлей в виде седла, над которым поднимается мачта — солнечные часы (цифры выложены из булыжников на круглом зеленом газоне).

Бассейн в форме силуэта морской черепахи, накрытый тремя причудливо изогнутыми широкими арочными мостиками, видимо изображающими панцирь.

Ярко–зеленый капонир, выложенный из огромных (в человеческий рост) кубических газобетонных блоков, украшенный изваянием спрута (тоже зеленым).

… И маленькая католическая часовня с высоким шпилем с кельтским крестом. Этого Эстер никак не ожидала тут увидеть. Наверное, у нее был очень изумленный вид…

— Marae твоих богов? – спросила Юеле, — Если тебе хочется, зайди, поговори с ними. Я пока куплю сока и какой–нибудь пирожок, вон там (она махнула рукой в направлении открытого маркета под оригинальным навесом в форме маленького лабиринта).

В часовню Эстер вошла с некоторым трепетом. Интерьер оказался простым и каким–то очень светлым. В маленьком зале было всего 5 бамбуковых скамей, на которых могло разместиться максимум человек 30, и простая кафедра из некрашеного бамбука под кельтским крестом из блестящего металла (Эстер вдруг показалось, что этот крест с кругом похож на рисунок оптического прицела, и она энергично помотала головой, отгоняя это неприятное наваждение). Потом ее взгляд упал на очень натуралистично изображенную фигуру женщины, кормящей младенца. Иных изображений не было…

— Странно, не так ли, — сказал спокойный голос у нее за спиной.

Она вздрогнула и обернулась. Перед ней был крепкий мужчина лет 40, одетый в серые свободные брюки и серую рубашку с коротким рукавом. Поверх рубашки, на простом шнурке висел такой же кельтский крест.

— Меня зовут Кииро, — сообщил он, — Я приходской священник. Присаживайтесь. Мы можем поговорить, или можем помолчать, как хотите.

— Вы сказали: «странно, не так ли», — напомнила она, — Что вы имели в виду?

— То, что вы ожидали увидеть что–то другое. Это было заметно по вашей реакции.

— Да, наверное… Меня зовут Эстер, я из Аризоны. Честно говоря, я вовсе не ожидала увидеть на меганезийском атолле католический храм. Я думала, моя религия тут под запретом. Ну и, разумеется, меня удивило отсутствие распятия.

— Присаживайтесь, — предложил Кииро, — И, если хотите, поговорим об этом.

— Наверное, хочу, — согласилась она, присаживаясь на край ближайшей скамьи.

— Тогда спрашивайте, — предложил он, садясь напротив.

— Даже не знаю, с чего начать, — нерешительно сказала она, — Мне показалось, или здесь какой–то другой католицизм, который отличается от того, который я знаю?

— Вам не показалось. Это – океанийский католицизм. Он несколько отличается, хотя, я считаю, что в нем сохранено главное. Если бы я считал иначе, меня бы здесь не было.

— И что же главное?

— Главное, — ответил священник, — что мы Ему не безразличны.

— Тогда, наверное, главное, что Он существует, — заметила она.

Кииро улыбнулся и покачал головой.

— Нет, Эстер. Если бы он просто существовал, это бы ровно ничего для нас не значило. Существуют сверхновые звезды, квазары, черные дыры, да мало ли… Они интересуют только специалистов по астрофизике.

— Хорошо, — она кивнула, — допустим, главное — то, что мы Ему не безразличны. И что из этого следует для нас?

— А вот это нам и надо понять. Наше желание понять Его замысел, это и есть вера.

— Но как определить, правильно ли мы поняли? – спросила Эстер, — Я имею в виду, меня учили, что Он дал ясные указания. И потом – крестная жертва. Наша сопричастность…

Священник снова покачал головой.

— Всемогущий Бог, сотворивший мир, по своей природе не может ничем пожертвовать. Это же не какое–нибудь языческое божество плодородия, аллегория растений и зерен. Такое божество умирает, уходит в землю и рождается в виде урожая. Это другое.

— Но Бог спускался с небес в наш мир? – спросила она, — Становился одним из нас?

— Скорее да, чем нет, — ответил Кииро, — собственно говоря, Он и теперь среди нас. Это прямое следствие того, что мы Ему не безразличны, разве не так?

Эстер задумчиво потерла лоб.

— Вы так логично рассуждаете. Но есть вопрос, который не дает мне покоя: Понимаете, мне довелось побывать на войне и… Я видела такие вещи, что…

— Что вам показалось, будто мы Ему все–таки безразличны? – помог он.

— Боюсь, что так… padre.

— А, может быть, вы приняли за безразличие ту свободу, которую Он дал людям?

— Не знаю… Если это – свобода, то она как–то очень плохо выглядела.

— Всегда плохо выглядела? – уточнил Кииро.

— Нет… Не всегда, но… Слишком часто…

Священник кивнул и повторил:

— Слишком часто. Возьмем редкие случаи, когда свобода выглядела хорошо. Скажите, готовы ли вы отменить все эти хорошие случаи, чтобы вместе с ними отменить и все плохие? Допустим, что такое решение в ваших руках.

Она снова потерла лоб и отрицательно покачала головой.

— Наверное, нет. Не готова. Это было бы нечестно по отношению к нескольким очень хорошим людям, которые… Которых я очень ценю. Я говорю очень сумбурно, да?

— Отчего же? – возразил он, — Вы вполне последовательно ответили на свой собственный вопрос и на свои собственные сомнения. Разве не так?

— Может быть, — согласилась она, — Спасибо, padre, вы очень мне помогли.

— Я–то здесь причем? Помогает Он, а я здесь так, по хозяйству.

— Гм… Я как–то не подумала… Скажите, я могу сделать какое–то пожертвование?

Он улыбнулся и кивнул.

— Можете. Этот храм построен и существует на пожертвования разного рода. Как и остальные храмы, которые вы видели на площади.

— А кто, кстати, его построил? – спросила она.

— Люди, для которых это важно, кто–то нашел материалы, у кого–то была техника. Я, например, делал проекты и кое–какие расчеты. Видите ли, я архитектор.

— Архитектор? – удивленно повторила Эстер.

— Да. А настоятель буддистского храма – инженер по строительным машинам. Культ Ктулху (это зеленый спрут) и культ Зеленой Черепахи популярны у военных моряков. Скандинавский культ Фрейи, а по–океанийски — Атеа (это ее храм похож на корабль) весьма распространен среди тех, чей труд связан с морем – а тут все связано с морем.

— У них у всех есть свои архитекторы?

— Нет, — Кииро покачал головой, — У них другие специалисты и много рабочих рук. А архитектурные проекты делал я. Своего рода религиозная кооперация.

— О боже!… Вы делали проекты языческих храмов?

— Я просто помогал тем людям, которые помогали нам. Взаимопомощь признают все религии, и все нерелигиозные этики. Вы полагаете, что я поступил неправильно?

— Нет, думаю, что правильно. Огромное спасибо, padre. А теперь я, наверное, пойду…

…

Юеле сидела на травке, рядом с храмом Атеа, разложив на листе оберточной бумаги пирожки трех видов, два тетрапака с соками и картонные стаканчики. Сделав Эстер приглашающий жест, она, с интересом спросила:

— Как, твои боги сказали тебе что–нибудь полезное?

— Сказали… Точнее, сказал. У нас один бог.

— А–а, — протянула девочка, — Ну, не важно. Главное, что полезный. Ты ешь, а потом мы поплывем на Фале. Или, если хочешь, перейдем по мосту. Как тебе больше нравится.

— Давай лучше по мосту, — предложила Эстер, — Не хочется снова ходить в мокром.

…

Арка стометрового однопролетного моста через узкий северный пролив между Фале и Сававе была не выше 3–этажного дома, но при плоском ландшафте, этого оказывалось вполне достаточно, чтобы с обзорной площадки в центре пролета рассмотреть остров Фале практически полностью. Всего–то 40 гектаров… В «Tuvalu tour–guide info» Фале значился как «резидентно–промышленный район с АЭС, школой резервистов и военно–гражданским портом, без значительных архитектурных или природных особенностей».

Эстер представляла себе резидентно–промышленный район, как однообразно–унылый индустриальный пейзаж из заводских корпусов и подъездных путей, с которыми как–то соседствуют неблагополучные спальные кварталы из многоэтажных коробок. Вместо этого она увидела сплошную яркую зелень, пересеченную узкими дорожками, между которыми виднелись разноцветные 2–3 этажные домики, объединенные в таунхаусы Несколько широких коротких дорог расходились веером от внутреннего рейда порта. Вдоль них действительно было что–то индустриальное – высокие сводчатые ангары. Наконец, на дальней оконечности острова наблюдались цилиндрические башни – это, вероятно, были корпуса АЭС. Обращенный к открытому океану юго–западный берег Фале, был похож на спину ежа, ощетинившуюся длинными иголками. Алюминиевые платформы на сваях уходили на четверть мили от берега, за рифовый барьер — туда, где начинались глубины, пригодные для большегрузного судоходства. Эстер представила себе, как это смотрится с мостика судна, идущего в океане – и неожиданно для самой себя, выругалась. Потому, что вспомнила фото этого, или похожего меганезийского атолла именно с такого ракурса в журнале «Family and World life» (который, еще со старшей школы был ее любимым путеводителем по планете и по жизни). Два фото в номере примерно 3–годичной давности, в статье об Океании, врезалось ей в память.

Первый кадр (сделанный с океанского туристического судна): Безбрежная темно–синяя гладь океана. В центре — маленькая полоска суши. Атолл. Причудливые белые и бежевые выступы рифов у берега. Сам берег, утопающий в яркой зелени. Изящные пальмы. Маленькие, будто игрушечные, лодочки туземцев под парусами–циновками…

Второй кадр (согласно примечанию, сделанный там же, с того же ракурса через 10 лет). Берега не видно вовсе. Теперь здесь возвышаются тусклые металлические пирамиды, будто из фильма вроде голливудских «Звездных войн». Длинные полосы металла, как лапы гигантского механического паука, протянулись от этих пирамид в океан. К ним лепятся чудовищные серые туши каких–то кораблей. Металлическая пустыня…

На обоих кадрах помечены тонкими красными стрелками приметные верхушки рифов, чтобы не было никаких сомнений: это – один и тот же атолл, просто теперь он такой.

Подпись к фото: «Берег смерти. Итог меганезийской программы развития Океании».

Итак, Эстер длинно, грубо и грязно выругалась – так, как не ругалась никогда в жизни. Юеле, восприняв заковыристую гарлемскую идиому за выражение крайнего восторга, подняла руки вверх в чемпионском жесте, подмигнула Эстер и гордо заявила:

— У нас здесь самая большая бамбуковая роща. Больше, чем на Фунафути! Круто, ага?

— Да, здорово, — согласилась американка, радуясь, что ее поняли именно так.

— … А сейчас мы пойдем на внутренний рейд, смотреть пингвинов, — сказала девочка.

— Тут есть пингвины?

— Ну, да. У нас многие держат пингвинов. Они выслеживают рыбу, как собаки на суше. Этих пингвинов я тебе потом покажу. А сейчас мы посмотрим патрульных пингвинов.

Сочтя это объяснение исчерпывающим, девочка двинулась вперед по мосту, болтая о неких домашних делах, и переводя с утафоа семейные термины, так, что возникали лексические монстры типа: «Child–of–her–younger–sisters–in–sex–by–external–husband». Конкретно про этот термин Эстер попросила разъяснить подробнее (они в это время проходили по сказочной бамбуковой роще, вызывавшей ассоциации с гонконгскими псевдо–историческими фильмами про античных разбойников в лесах Китая).

— Это, — начала объяснять Юеле, — если у тебя есть молодой boyfriend, у которого нет своего дома, но он, однако, не живет в доме с тобой и Наллэ, и у этого парня еще есть молодая girlfriend, и у нее тоже нет своего дома, и у них ребенок. Этот ребенок может жить у girlfriends–mother, или у вас с Наллэ. И для тебя он будет так называться. Вот!

— Э… — удивленно протянула американка, — А если Наллэ заведет молодую бездомную girlfriend где–то на стороне, и там будет ребенок, что тогда?

— Aita pe–a, — беззаботно ответила девочка, — У вас с Наллэ есть дом. Ребенку есть, где жить. Хотя, у girlfriends–mother, все равно, первая рука. Так написано в «Paruu–i–hoe».

— Как ты сказала? «Paruu–i–hoe»?

— Да. Этот закон прочел ariki–roa Mauna Oro на панцире большой зеленой черепахи.

— Понятно, — растерянно пробормотала Эстер, — Значит, на панцире зеленой черепахи…

— Большой зеленой черепахи, Atieonuroa, — педантично поправила ее девочка и, показав ладонью куда–то вперед, сообщила, — Школа резервистов. Вот, как раз, идет пингвин.

В метре над лагуной стремительно и почти бесшумно скользило сине–зеленое тело, похожее на некрупного кита, сильно сплюснутого по вертикали и растопырившего грудные плавники. Недалеко от пирса (так хорошо замаскированного в прибрежных зарослях мангров, что Эстер только сейчас его заметила) аппарат несколько грузно шлепнулся на воду и затормозил, разбрасывая в стороны целые водопады. Панели на китовой спине разъехались и изнутри лихо выпрыгнули трое парней в тропической униформе ВМФ. Двое — совсем молодые, лет по 16, а один – постарше года на три.

— Финиш – отстойный, — авторитетно и презрительно фыркнула Юеле.

— Это и есть пингвин? – уточнила Эстер.

— Да. На нем спасают, если шторм. И еще, с него расстреливают всяких bandidos.

— Морская полиция? Береговая охрана? – попыталась угадать Эстер.

— Ну, типа того. Полу–копы, полу–форсы.

Буквально через минуту, три этих персонажа встретились им на узкой дорожке идущей через бамбуковую рощу, вдоль берега.

— Ia orana, foa! – поприветствовал их старший из парней, — Вы здешние?

— Да, а вы? – отреагировала девочка.

— А нас перебросили с Токелау. Вот интересуемся, где тут есть Y–club.

— Ну, Y–club – это на Фунафути. А тут – Y–cafe. Годится?

— По ходу, нам без разницы, — ответил парень, и все трое весело рассмеялись.

— Тогда идите до мостика, там перейдете на Сававе, и по прямой до центра, где ратуша. Прямо за ратушей Y–cafe–a–dancing, а если пройти дальше до берега, то просто Y–cafe.

— Ага! Тогда мы метнулись, — с энтузиазмом сказал тот, — mauru, foa!

— Maeva mata–i oe! (хорошего, попутного ветра) – ответила девочка.

Все трое, почти бегом понеслись в сторону моста.

— Что такое Y–club и Y–cafe? — поинтересовалась Эстер, провожая их взглядом.

— Это где парни снимают девчонок, — пояснила Юеле, — Типа, ты сидишь за столиком, а подходит парень и спрашивает: «Покувыркаемся за 50 фунтов»? Сколько фунтов – это бывает по–разному, это не главное. Главное, чтобы парень понравился.

— «Покувыркаемся за 50 фунтов»? – переспросила американка.

— E–o, — девочка кивнула, — Fee–make–love–one–time. Удобно. Моя тетя Тулли, еще давно, объехала так всю Гавайику без сантима в кармане. Здорово, да?

— Гм… — сказала Эстер. Идея объехать всю Океанию, зарабатывая на текущие расходы путем оказания секс–услуг (грубо говоря — проституцией) казалась ей не очень здравой.

— … До АЭС мы не пойдем. Там ничего интересного, — продолжала Юеле, — Лучше мы пройдем мимо школы резервистов, и там дальше мыс, а за ним три рифа. Они будут по дороге, если плыть на Темотулото, где наша лодка, чтобы мы не опоздали к обеду…

…

Поскольку к обеду они не опоздали, а Эстер очень высоко отозвалась о работе своего маленького гида, эта роль была отдана Юеле и на следующие дни…

— Мы едем на моту–Фунаота, там древний marae–roa, — объявила она на следующее утро, когда они вышли на берег.

— Мне кажется, это довольно далеко, — осторожно заметила Эстер. Она помнила карту, и знала, что Фунаота находится в дальнем северном углу лагуны, милях в 10 отсюда. При скромной скорости детского аквамобиля, это означало около 3 часов пути в один конец.

— Aita pe–a, — ответила девочка, — Мы сделаем умно! Я видела в дальномер: вон там (она махнула рукой на восток), сидит Ринго на своей растопырке и ничего не делает, потому что уже год, как закончил колледж, а теперь работает через день — два. Изображает, что учится в заочном университете, ага! У него как раз выходной, так что он нас отвезет.

Эстер, прикрывая глаза ладонью от низко стоящего солнца, посмотрела в указанную сторону. Примерно в полумиле от них на воде стоял небольшой катамаран.

— А если у этого Ринго другие планы? – поинтересовалась она.

— Глупости, — авторитетно отрезала девочка, — Сейчас мы к нему подплывем, и скажем: «Хэй, Ринго, ты, конечно, отвезешь жену дяди Наллэ на marae–roa!». Пусть он только попробует отказаться!… Эстер, а ты опять поплывешь в майке и шортах?

— Нет, сегодня я буду умнее, — ответила американка и пошла переодеваться в купальник «бикини» (относительно скромный, а по океанийским понятиям, просто пуританский).

Когда примерно через полчаса они доплыли до катамарана, Эстер ограничилась только приветствием типа «доброе утро» (ia ora ipo), а Юеле, с ходу, вступила в короткие, но эмоциональные переговоры (итог которых был явно предопределен заранее). Слушать формальную перепалку на молодежном сленге (mix utafoa+lifra) не было ни малейшего смысла, и Эстер потратила следующую пару минут на то, чтобы рассмотреть и самого Ринго, и его «растопырку». Парень был типичный melano, старшего тинэйджерского возраста: среднего роста, худощавый, гибкий, с почти совершенно черной кожей. На выразительном, подвижном лице резко выделялись яркие сине–зеленые глаза, а волосы были темные, но чуть рыжеватые (признак наличия какой–то доли ирландской крови). Одет он был в пронзительно–лимонные шорты с множеством нашитых карманов. Его «растопырка» оказалась гибридом из двух пластиковых поплавков на трубчатой раме, приделанного сзади авиа–пропеллера, и надувной лодки поставленной на раму сверху. Эстер подумала, что будь вместо поплавков лыжи, это бы называлось аэросанями.

Переговоры успешно завершились. Ринго наклонился и вытащил Юеле из воды, просто подняв за подмышки, и посадил в лодку, по дороге наподдав по попе (в ответ, конечно, визг и пара нецензурных словечек). Затем парень протянул руку американке.

— Садись, auhine Ester… – и добавил, — Это не ребенок, а горе какое–то.

— Я не горе, я счастье! – обиженно пискнула Юеле.

— Охренеть от такого счастья, — буркнул Ринго и что–то ткнул на пульте управления.

«Растопырка» загудела, как очень подержанный пылесос и с неожиданной легкостью помчалась по лагуне, подпрыгивая на слабой волне.

— Ты сам сделал такую лодку? – спросила Эстер.

— Нет, это мы втроем: мой старший брат, его подружка и я. Подружка уехала на Самоа, теперь у нее там агро–бизнес, семья, все дела. Брат взял хороший контракт в Кирибати, теперь он мастер на верфи в Баирики. Получается, что лодка моя. Хорошая штука, ага?

— Да, — согласилась она, — И быстрая, как я заметила.

— 30 узлов по гладкой воде — уточнил парень, — А вы долго будете на Фунаота?

— Часа два, — ответила Юеле, — Должна же я все показать тете Эстер!

— ОК, — сказал он и, левой рукой держа штурвал, правой вынул мобайл, — Тогда я call–up моей hoahine. Типа, чтобы она двигалась с Лафанга не сюда, а на Фунаота.

Эстер дождалась, пока он поговорит, и сказала:

— Извини, я, кажется, нарушила планы тебе и твоей девушке.

— Ничего ты не нарушила, — возразил Ринго, — Велика важность, поныряем за каменным окунем послезавтра, а сегодня поедем на Улаелае.

— Не устанете за два часа? – ехидно спросила Юеле.

— Много ты понимаешь, малявка, — ответил он, слегка щелкнув ее по носу.

— Ух! – фыркнула она, — E nui oe te katu i–ma avae.

— Ну, до чего нахальный ребенок, — сообщил он, обращаясь к Эстер.

— А что она сказала?

— Прикололась. Типа: а ты такой большой, что у тебя хер выше Луны.

— А ты ябеда, — гордо сказала девочка и, ткнув пальцем прямо по курсу, добавила, — Вот, уже видно Фунаота. Marae–roa на самом верху холма. А холм насыпал сам Мауна Оро, когда шел с восхода на закат, 6000 миль от Рапа–Нуи до Палау. Видишь: холм нарочно вытянут так, чтобы показывать правым краем на Рапа–Нуи, а левым — на Палау. Вот!

…

Честно говоря, ориентация миниатюрного овального островка совершенно не убедила Эстер в его древности. Тем более, что небольшой каменный дольмен на вершине был явным «новоделом», а две огромные каменные головы по бокам (одна – вытянутая, а другая – круглая) были поставлены не так давно. Что касается четырех каменные фигур (двух женских и двух — мужских), установленных на углах каменной плиты – крыши дольмена, то они, очевидно, были вырезаны из базальта по современной технологии, каким–то высокотемпературным инструментом. Ринго, без тени смущения, сообщил

— В XIX веке британские оффи–пуритане все здесь разрушили. После революции это реконструировали по записям tahuna, колдунов. Камни для дольмена привезены сюда с Хива–Оа, длинная голова «moai» — с Рапа–Нуи, а круглая, ольмекская — из Гватемалы. А вообще, внутри дольмена, типа, музей, там все in detail. Посмотри, интересно.

— И насколько, по–твоему, достоверна эта реконструкция? – спросила Эстер, задумчиво глядя снизу вверх, с берега на дольмен.

— По–моему, не совсем, — сказал он, — Только это не главное. Знаешь, я думаю, если бы Мауна–Оро вернулся, он бы одобрил. Главное: мы помним и его, и его спутников, и его законы. И с пуританами, которых мы победили, мы все сделали по его законам.

Американка поняла, что ей совсем не хочется знать, как поступили с пуританами, и она перевела разговор на другую тему – благо, повод нашелся сам собой.

— А это, случайно, не твоя девушка? – спросила она, показав рукой на юго–восток. С той стороны, шустро прыгая по волнам, приближался миниатюрный аквабайк фиалкового цвета. Им управляла хрупкая смуглая девушка с прямыми пепельными волосами.

— Ага–ага! — воскликнула Юеле, — Это Екико на морском ослике. Классно рулит!

— Игрушка называется «Eey», ее делают на Токелау, — сообщил Ронго, — Мы ее купили в KIT–наборе, так почти втрое дешевле. Собрали по инструкции – работает…

— А называется в честь ослика Eeyore из сказки про медвежонка Винни–Пуха, — встряла девочка, — По этой сказке я учила английский. Почти сама. С дедушкой Ематуа. А уже потом я прочла Алису в стране чудес, и в зазеркалье. Тоже сама. С кузиной Хиинэ.

Наверное, Юеле похвасталась бы еще какими–нибудь успехами в английском, но тут в компанию, подобно маленькому урагану, ворвалась Екико.

— Ага, малявка! – воскликнула она, хватая девочку на руки, — Вот ты и попалась! Я так и знала, что без тебя не обошлось! Сейчас я тебе устрою парад жонглеров!

Екико, с неожиданной для своей комплекции силой, подбросила девочку в воздух.

— Ай–ай, — крикнула та, — Прекрати! Я тебе не кукла…

… И снова взлетела вверх.

— Ай! Прекрати, засранка! Тискай своего Ринго!

… И еще один полет.

— Ай! Я пожалуюсь твоей маме!

Подружка Ринго поставила девочку на ноги и слегка ткнула пальцем в живот.

— Вот так, да? Как что — сразу жаловаться? Разве так поступают настоящие канаки?

— Я не буду. Это я пошутила.

— ОК, — сказала Екико, — Так кого мне надо тискать? Ага, вот кого!…

Она мгновенно развернулась и повисла на Ринго, обхватив его руками и ногами.

— Классно! Вот так и буду висеть! Признавайся, я самая красивая женщина на свете?

— Нет! Ты еще красивее!

— Iri! Я так и знала!

Спрыгнув со своего приятеля, она развернулась к американке.

— Aloha! Hola! Hi! Ты – Ester te–fare–Shuang. Правильно?

— Если в общих чертах, то верно, — ответила та, рассматривая свою собеседницу.

Из одежды на Екико присутствовали только эластичные шортики, и рассматривать не составляло проблемы. Она была, видимо, года на три моложе Ронго, и относилась к совершенно другой расе. Эстер не сразу поняла, к какой, из–за плотного, коричневого загара девушки. Она никогда ранее не видела этнических японок, загоревших до такой степени. Екико, вне всяких сомнений была японкой — с характерным телосложением, чертами лица и разрезом глаз. Волосы гораздо светлее, чем обычно у японок. Вероятно, они просто выгорели на ослепительном океанийском солнце…

— А правда, что ты с Наллэ познакомилась в Африке, на каторге? – спросила Екико.

— В общем, правда. Примерно так и было.

— Iri! Это круто! А вас с ним надолго отпустили домой?

— Не знаю. Я сама из Аризоны, и в здешних законах пока не разобралась.

— Aha? А я думала, ты из ЮАР. Хотя, это фигня… А Наллэ тебя уже катал на флапе?

— На флапе? Это педальный планер? Я видела только на клипах, и здесь — издалека.

— Wow! Ринго, прикинь, Эстер не летала на флапе. Давай ее прокатим послезавтра?

— А каменный окунь? – спросил он.

— Да насрать на него. Окунь подождет до той недели. Лучше давай будем прессовать Наллэ: типа, что за на фиг, дядя Наллэ, твоя жена никогда не летала на флапе! Ужас! Позор джунглям! Давай нам самые офигенные флапы, мы все устроим!

— Хэй–хо! Это идея! — согласился Ринго.

— Послушайте, — вмешалась Эстер, — Наллэ эти дни работает, мне бы не хотелось…

Екико слегка хлопнула американку по плечу, и перебила.

— Точно, гло! Дядя Наллэ – это такой человек, что если он занят, так он занят, и можешь быть уверена: он такое устроит… Короче, это будет круто! Но, знаешь как ему обидно, что его красивая жена тут скучает, потому что некому ее даже покатать на флапе!

— Она не скучает, она со мной! — обиженно вмешалась Юеле.

— Конечно, малявка, ты здорово ее развлекаешь, — Екико потрепала девочку по шее, — но флап–спорт это другое. Это тебе немножко рано. Тут нужны ребята вроде нас, E–o?

— E oe, — подумав, согласилась та, — А вы меня прокатите? Можно чуть–чуть и не высоко.

— Если ее мама нас на этом застукает, то обдерет нам всю чешую, — предупредил Ринго, видя, что его подружка утвердительно кивает.

— Если не высоко, то не застукает. Сам прикинь: как она увидит?

Ринго замолчал на несколько секунду, на его лице выразилась быстрая работа мысли, а затем, видимо придумав что–то, он тоже кивнул.

— ОК, я знаю, как мы сделаем. Ну, поплыли на Улаелае? А Юеле покажет vahine Наллэ музей Мауна–Оро. Верно, ребенок?

— Ладно! – девчонка, в свою очередь, кивнула — Катитесь. А то лопнете от нетерпения.

— Уши оборву, — пригрозила Екико, стягивая свои шортики и аккуратно вешая их на лопасть пропеллера катамарана. Ринго, размахнувшись, забросил свои шорты внутрь надувной лодки. Судя по их полету, в карманах было что–то тяжелое.

Молодые люди почти синхронно вбежали в воду и нырнули. Прошло минуты полторы, пока их головы не появились над волнами уже на приличном расстоянии от берега. Как поняла Эстер, ребята плыли к совсем крохотному зеленому островку, расположенному всего метрах в трехстах к юго–востоку от Фунаота.

— Ну, пошли уже, — сказала Юеле, нетерпеливо дергая американку за руку, — Я сейчас придумала, как тебе все показывать, но если ты будешь тормозить, то я все забуду.

…

Перед тем, как войти внутрь дольмена, девочка с серьезным видом, произнесла:

— Ia orana Inu a Tanu tiai reva a moana! Aloha Maui a Pele ho–i hiva! – и, для пояснения, сообщила, — Это я сказала lipo–iti в честь Ину и Тану хранящих небо и океан, и Мауи и Пеле держащих мир. Так надо сделать, потому, что это – их marae.

— А ты веришь в этих богов? – поинтересовалась американка.

— В них верил Мауна–Оро и его спутники, — ответила Юеле, — Этого достаточно.

— Понятно. Значит, это из уважения к Мауна–Оро. А ты сама в кого веришь?

— Я — humi, как и твой Наллэ, — ответила маленькая меганезийка, — Разве ты не знала?

— Да, я знаю. Просто я спросила, в каких богов вы верите.

— Хей! Странно, что Наллэ тебе не сказал. Мы верим в людей. А боги, они как зеркало. Люди их придумали, чтобы в них смотреться и лучше себя видеть. Ну, пошли уже?

Внутренность дольмена оказалось совершенно не похожа на то, что принято называть музеем. Физически там было не так много экспонатов:

— Модель парусника–проа древних канаков (пересекавшего океан более 3000 лет назад).

— Несколько древних навигационных устройств (модель со схемой использования).

— Полинезийская морская карта V века (рядом – современная навигационная карта).

— Бронзовый гарпун, боевой топор, раболовная сеть, лук и стрелы (реконструкция)..

— Два пластиковых манекена – мужчина и женщина — в экипировке эпохи Мауна–Оро.

— Модель процесса строительства небольшого рыбацкого проа той же эпохи.

Остальные экспозиции были виртуальными, на 100–дюймовых экранах. По ним можно было в интерактивном режиме ознакомиться с географией странствий Мауна–Оро и других великих канакских мореходов, заходивших на Нукуфетау, и узнать множество интересных подробностей о быте и религии древних жителей Тувалу. Можно было ознакомиться и с последующими страницами истории: от начала колониальной эпохи в XIX, до деколонизации в XXI. Деятельность европейских пришельцев представлялась гравюрами и фото разоренных деревень, убитых жителей, разрушенных святилищ и возведенных церквей, каторжных тюрем при карьерх по добыче гуано, и невольничьих рынков. После этого вполне логично и обоснованно смотрелась интерактивная история участия Нукуфетау в Алюминиевой революции и программе деколонизации. В списке местных жителей, сражавшихся за свободу и Хартию, разумеется, упоминался Наллэ Шуанг. Эстер не удержалась и коснулась сенсорного экрана рядом с его фото.

Немедленно, перед ней развернулась панорама деятельности мастер–сержанта Шуанга. Карта северо–западного сектора Тихого океана. Красные и синие пунктиры, силуэты кораблей, кружочки, крестики, ромбики, стрелочки, даты, и еще какие–то цифры….

Юеле была уже тут как тут. Со словами: «Вот — самое–самое!», она ткнула пальчиком в группу корабликов между Японией и Гавайями. На экране тут же появился заголовок

«Операция «Северный тропик». Рейд «Веселые каникулы». Самый эффективный акт войны за Тихий океан. Ликвидация ракетного эскортного корвета «Intrepid» и захват супертанкера «Vega Star» с 2.000.000 баррелей нефти на маршруте Каракас — Иокогама. Точка атаки: N28, E165. Дата/Время: 24–12–2/23:55 по Гавайскому времени».

Пошел клип: два корабля – гигантский супертанкер и 150–метровый эскортный корвет, кажущийся на его фоне мелким. Судя по условным цветам, это инфракрасная съемка. Впрочем, и так понятно, по времени. Почти полночь… Полночь в канун рождества…

Параллельно видеоряду, сбоку идет текст: «Инфо–технология согласования действий мобильных мин jolly–fish, позволила им имитировать поведение косяка крупной рыбы. Атака не была распознана экипажем корвета. При синхронном подрыве 40 мин, корвет переломился и затонул, а его экипаж (235 человек) погиб полностью…». Видеоряд в оптическом диапазоне. Подсвеченная оранжевым пламенем, гора воды над океаном, вставшие на дыбы и тонущие половинки корпуса корабля. Пятна горящего мазута…

Текст: «…Экипаж супертанкера сдался. Супертанкер был заминирован и оставлен в акватории, до получения выкупа, составившего 50 миллионов US–долларов».

Эстер повернулась к Юеле.

— Скажи, а тебе не жалко тех моряков, которые были на корвете?

— Жалко, — после некоторого размышления, ответила девочка, — А что делать?

— Не воевать, — сказала американка.

— А оффи всегда хотят воевать, и дедушка Ематуа говорит: Good offie — dead offie.

— Оффи… — повторила Эстер, нажимая наугад ромбик в схеме–биографии Шуанга.

На экране появился заголовок «Спасательная операция на острове Куаксум (Западные Алеутские острова) N52, W177, при ЧС, вызванной извержении вулкана Моффет–бис».

Видео–клип: море, ночь, снегопад, свет прожекторов выхватывает из темноты какие–то домики, небольшой флаер–амфибию, бегущих людей в толстых ярких куртках, и что–то огромное, причудливой формы, напоминающее титанический ярко–оранжевый бублик.

Текст к видеоряду: «Авиа–группа, патрулировавшая вдоль Северного тропика, провела разворот, получив данные о начале извержения и прибыла на место через 4 часа. 348 жителей эвакуированы с берега на оперативно развернутые инфларафты конструкции Шуанга. На рассвете их приняли на борт катера береговой охраны США. Жертв нет».

— Что такое инфларафт? – спросила Эстер.

— Это большая надувная фигня, чтобы снимать людей с лайнеров, если что, — пояснила девочка, — Там помещается много людей. Я не помню, сколько. Спроси у Ринго, он, по ходу, знает. Нам все равно уже пора идти. Они с Екико, наверное, скоро приплывут.

После выхода на открытый воздух, Юеле немедленно добежала до катмарана, порылась там, вернулась на вершину холма с морским биноклем, и деловито навела эту оптику на островок Улаелае.

— Что ты делаешь? – осторожно поинтересовалась американка.

— Смотрю, скоро ли они приплывут, — пояснила свои действия девочка.

— Гм… А тебе не кажется, что подсматривать… Гм… Не очень хорошо?

— Но у них там нет ничего секретного, они просто make–love, — возразила та, продолжая сканировать островок бинокль, — … Ага, вот они… У–у…

— Послушай, — вздохнула Эстер, — подсматривать в такие моменты – нехорошо.

— Почему нехорошо? — удивилась Юеле, — Ринго и Екико — не чужие люди. И еще, Ринго будет мой первый мужчина. Так, лет через несколько. Мы с ним уже договорились.

— Как это вы договорились?

Девочка опустила бинокль, повернулась к американке и начала объяснять.

— Первый мужчина – это очень важно. С ним должен быть хороший сексуальный дебет.

— Может быть, сексуальный дебют?

— Да. Я их путаю. Дебет — это у дедушки Ематуа в фирме. Но я понятно сказала? Вот. А Екико говорит, что Ринго – самый–самый хороший. Она с ним кончает, как пулемет. А когда она пробовала с другими мужчинами, то ничего такого.

Эстер почувствовала, что стремительно краснеет, а Юеле, тем временем, продолжала:

— Ринго был у Екико первый мужчина, и она думала, что они туда–сюда, и разбегутся, потому что так обычно бывает. А вот нет. Может быть, это потому, что Ринго тоже с Екико нравится больше, чем с другими женщинами, но я думаю, это потому, что тетя Саеми, мама Екико, очень вкусно готовит. А когда мы послезавтра будем летать на флапах, ты напросись к Екико в гости. Вот увидишь, как нас вкусно накормят! Там…

— Подожди, — перебила Эстер, — А тебе не кажется, что это будет не очень–то честно по отношению к Екико?

— Что ты! – удивилась Юеле, — дядя Джез, который сейчас faakane тети Саеми, работает оператором на АЭС. Там хорошо платят. А тете Саеми принадлежит треть магазина на Оуамоту, недалеко от их fare, там тоже хороший табаш. Мы их совсем не объедим!

— Нет, — американка покачала головой, — Я сейчас не о еде, а о том, что Екико, возможно, очень расстроиться, если узнает, что ее парень о чем–то таком с тобой договаривался.

— Что я, глупая? – еще больше удивилась девочка, — Я сначала поговорила с Екико. Так всегда делают. Она мне разрешила… Ой, ты не говори Ринго, что я брала его бинокль, потому что про бинокль я как–то забыла спросить разрешение.

Юеле стрелой метнулась возвращать оптику на место. Причину ее торопливости Эстер поняла, глянув в сторону Улаелае. Две фигурки бежали от берега, а через пару секунд – нырнули. К тому моменту, когда они доплыли до Фунаота, девочка уже успела замести следы несанкционированного пользования техникой, и стояла рядом с американкой.

— Ну, как, все посмотрели? Интересно? – спросила Екико, выезжая из моря верхом на спине Ринго, и тут же добавила, — Очень хочется снова поехать на Футуна, покататься на лошадке. Это я ему так намекаю. Он, конечно, гораздо лучше лошадки, но…

— Еще бы! – перебил он, ссаживая подружку на берег.

— … Но все равно, лошадки это — здорово!

— Ее мама меня когда–нибудь стукнет сковородкой по голове за этих лошадок, — сообщил парень, — Екико каждый раз ухитряется упасть с этого зверя. А меня подозревают в том, что я ее побил! Нормальная фигня, ага?

— Вот не ври! Мама ни разу тебе ничего такого не говорила!

— Она мне показывала взглядом, — уточнил он, — Жаль, что на Футуна не держат пони. С них бы ты так не падала. Они маленькие.

— У нас в Фениксе есть пони, — заметила Эстер, — Я даже каталась на них в детстве.

— А у нас бы они прижились? – спросил он.

Американка покачала головой.

— Боюсь, что нет. Все–таки, здесь очень мало суши и почти нет обычной травки.

— А на Футуна или на Увеа прижились бы, — заметила Екико, — Острова большие, по 10 миль в длину, и травки сколько угодно. Ринго, а давай подобьем там кого–нибудь из фермеров завести пони? Классный зверь, и занимает меньше места, чем лошадь!

— Давай, — согласился он, — А идея, кстати, моя.

— Так и быть, твоя, — она ласково ткнула его локтем в бок, — А давай, я порулю твоим крейсером? А ты по дороге подумаешь, как прессовать дядю Наллэ про послезавтра.

— ОК, — согласился он, — но, прежде чем включать движок, сними свои шорты с лопасти.

…

Следующий день (в соответствие с программой Юеле) был посвящен знакомству с островками Сакалуа, господствующими над судоходным каналом в западной части рифового барьера Нукуфетау. Здесь был старый торговый порт, превратившийся в рыбацкую гавань со множеством рыбных ресторанчиков и сувенирных лавочек. За недостатком места на суше, вся эта мелкая коммерция громоздилась на свайных платформах и стационарных плотах самых разных форм и конструкций. Здесь же располагался самый обширный рынок и (как следствие этого) здесь наблюдалась максимальная концентрация полицейских сил. В начале своего визита, Эстер была шокирована видом пулеметных вышек по углам market–place, но через час перестала обращать на них внимание, а через 2 часа даже нашла некоторый шарм в том, чтобы перекусить в кафе на высоких сваях–ножках ровно между четверкой вышек.

Кафе называлось «Gulag» и, как объяснил разговорчивый бармен (колоритный zambo), имело интригующую историю. Открыл его в начале XXI века тайландский полуеврей с Украины, папа которого попал в советский GULAG (каторжную тюрьму в Сайберии) за то, что бежал в Россию из германского концлагеря во время II мировой войны. За счет своего германского опыта, он сумел бежать из GULAG и, перейдя китайскую границу, спустился на плоту по Меконгу и оказался в Тайланде. Там он осел в Пхукете, устроил туристический бизнес, женился на местной девушке и успел завести с ней двоих детей. После его смерти, старший сын продолжил папин бизнес, а младший, взяв свою долю деньгами, поехал искать новые приложения своих коммерческих талантов. Здесь он (в память о папиных приключениях) основал это кафе между полицейскими вышками, и разработал соответствующий дизайн (бутафорская колючая проволока из пластмассы, специально помятые алюминиевые миски, плакаты тоталитарной эпохи и т.п.). Через несколько лет, раскрутив эту торговую марку, он продал кафе местному парню, после чего уехал в Австралию, в Брисбен, и создал fastfood–net «Gulag», которая завоевала популярность среди австралийских выходцев из стран бывшего Восточного альянса…

— Только там пулеметные вышки фэйковые, — заключил бармен, — то ли дело, у нас. Все натуральное. Но у нас тут клиентура меньше, а Брисбен – большой город.

— Из этих пулеметов когда–нибудь стреляют? – поинтересовалась Эстер.

— Конечно! Тут каждое полнолуние ярмарка, а в конце ярмарки – драка. Когда foa уже начинают ломать опоры навесов, копы дают трассирующую очередь поверх голов. Ну, типа, сигнал: «прекращайте бузу, а то вызовем с Фале бригаду резервистов, и allez».

— А из–за чего драка? – спросила она.

— Так ярмарка же! – объяснил бармен, удивленный непонятливостью vahine Наллэ.

…

Разумеется, за всеми этими занятиями, Эстер пропустила процедуру «прессования» Шуанга, а он сам вечером ограничился кратким замечанием: «лучше встретить в море голодную белую акулу, чем на суше — Екико, которая вбила что–то себе в голову». На следующее утро, около 7, к Мотумуа подвалил швербот с неугомонной парочкой. Все пространство от шкафута до юта, занимал некий груз, накрытый старым парашютом.

— Hei, auhine Ester! Хватай мелкую, и поехали на Лафанга–валл!

— Зачем меня хватать? – слегка обиделась Юеле, — Я сама могу. Я уже почти большая!..

И она, с достоинством адмирала Нельсона, самостоятельно взошла на борт швербота.

…

Восточный барьер атолла тянется с юга, от аэропорта Мотулало, на 5 миль по прямой, наподобие велосипедной дорожки между лагуной и океаном (это и есть валл), потом поворачивает почти под прямым углом налево, образует сравнительно крупный моту Лафанга и переходит в цепь мелких моту северного барьера, соединенных мостиками.

Здесь Эстер впервые увидела флап вблизи. Первая мысль была о гибриде–квартероне, состоящем из самоката, велосипеда, спасательного круга и складного зонта. Сзади этот маленький техно–монстр был оснащен пропеллером метров полутора в диаметре.

— По ходу, — стала объяснять Екико, пока ее приятель выгружал из швербота остальные флапы, — Мы выдурили у твоего faakane и у дедушки Ематуа 6 штук, все разные.

— Зачем так много?

— Ну, uahine Эстер, ты ваще! А тесты? Как летает? Нравится — не нравится?

— Как летает, вы сейчас увидите, — сообщил Ринго, — Я начну вот с этой модели! Чисто безмоторный флап. Античность! Эпоха раннего алюмопластика!

Парень оседлал псевдо–самокат, выдохнул и резко начал крутить педали. Пропеллер завертелся, лопасти слились в полупрозрачный круг, и машинка, быстро разгоняясь, поехала по узкому валлу. Затем раздался негромкий щелчок и над флапом раскрылось крыло, похожее на 5–метровую шляпу с лихо выгнутыми вверх полями. Практически сразу же гротескная машинка оторвалась от грунта и медленно полетела, с набором высоты и скорости. Поднявшись метров на 20 или 25, флап описал длинную неровную дугу над лагуной, и пошел на снижение. Видимо, Ринго рассчитывал описать полный круг, но расчет оказался не вполне точен, и машинка шлепнулась на воду около берега. Теперь Эстер поняла, для чего нужен спасательный круг. Медленно крутя педали, на малых оборотах пропеллера, пилот достиг суши и выкатил игрушку из воды.

— Вот примерно так, — сообщил он, восстанавливая дыхание, — Главное, надо сильнее давить на педали, и все получится.

— Если не обжираться за завтраком, — вставила Екико, и оседлала другой флап. Разгон, щелчок, отрыв от грунта, полет «змейкой» и приводнение метрах в трехста от берега.

— Незачет по физкультуре! – ехидно крикнул Ринго.

— Вернусь и покусаю, — пригрозила она, разворачивая флап на спасательном круге.

Эстер тоже попробовала поэкспериментировать. Ее результат составил всего сотню метров, но ощущение свободного полета привело ее в полный в восторг. Правда, при посадке она вымокла с головы до ног, но это была такая мелочь…

Потом настала очередь электрических флапов с киловаттным движком. На них крыло было тоже «шляпоморфное», но поменьше и из гораздо более прочного материала. В обстановке общего напряжения (не из–за риска аварии, а из опасения, что «застукают») была реализована мечта Юеле: Ринго пристегнул ее перед собой страховочным поясом, после чего прокатил в 20 метрах над океаном с внешней стороны рифового барьера. За Эстер ребята беспокоились значительно сильнее: она летела самостоятельно – но все обошлось. Вернее, не просто обошлось, а… Такой детской радости она не испытывала, наверное, со времен первого катания на «взрослой» карусели в Луна–парке. Ресурсов батареи флапа хватало лишь на час полета, и весь час Эстер провела в воздухе, летая кругами над атоллом на высоте около полста метров. Легкость управления полетом просто завораживала. Только назойливое мигание и писк индикатора разрядки батарей заставили ее вернуться с неба на землю… Следующий час она пребывала в полнейшей эйфории, что дало возможность Юеле от ее имени напроситься на обед к тете Саеми…

…

Миновала первая неделя, а потом рабочий ритм Наллэ Шуанга резко изменился. Был сделан какой–то важный шаг, закрутились инженерно–экономические колеса, и уже не требовалось все время подталкивать тему. В одно прекрасное утро он сказал: «Знаешь, добрая фея, у меня 3 выходных. Если я тебя устраиваю в качестве компании, то…».

Еще бы! Экскурсии днем, семейный ужин вечером и хороший секс ночью – это одно, а «одиночество вдвоем» — это совсем другое! И они отправились на трое суток в «Очень Секретную Гавань». Эта часть лагуны в северо–западном квадранте Нукуфетау, между Фунаота и Сакалуа, представляет собой сплошное мелководное коралловое поле почти квадратную милю площадью. Чтобы провести в центр этого поля даже сравнительно небольшой проа, надо знать акваторию, как свои 5 пальцев. Наллэ знал – ведь он играл здесь в копов и пиратов еще тогда, когда был ровесником Юеле…

Разумеется, это было не 100–процентное одиночество: в радиусе полумили стояли еще 3 проа парочек старожилов атолла, и можно было увидеть их мачты. Но это ничуть не стесняло: канаки в подобных ситуациях тактично поддерживают дистанцию. Общение сводилось к тому, чтобы, увидев со своего верхнего мостика коричневые фигурки на верхнем мостике другого проа, метрах в 500, махнуть рукой и крикнуть: «Aloha foa!». Увидеть ответный взмах руки и услышать далекое: «Aloha…». Примерно в середине третьих суток, когда они, взявшись за руки, лежали на воде, щурясь от полуденного солнца, Наллэ неожиданно сообщил.

— Представь, добрая фея, у нас открылась возможность посмотреть бывшее Папуа!

— В каком смысле, бывшее? – спросила она.

— В смысле, острова в Новогвинейском море, отошедшие к Меганезии совсем недавно.

— И какой именно из островов?

— А это на твой выбор. Для испытаний наших игрушек годится любой.

— Хм… — она задумалась, — Слушай, Наллэ, а там где–нибудь есть пони?

— В смысле, такие маленькие лошадки? – уточнил он.

— Ну, не совсем маленькие. Фута 4 ростом. Такие, на которых можно ездить верхом.

— Новая Британия, — без колебаний ответил он, — Там есть отличные шетландские пони. Эстер, а я и не знал, что ты увлекаешься верховой ездой.

— Не я. Скажи, медвежонок Наллэ, мы можем взять с собой Ринго и Екико? Они очень хотели покататься на пони… Это не слишком сложно?

— Эти ребята тебе чем–то очень приглянулись? – поинтересовался Шуанг.

— Да… Наверное… Знаешь, я просто хочу, чтобы им было хорошо.

— Желание доброй феи, это сила, — серьезно заявил он, — Так и будет. Нам все равно был нужен кто–то из молодежи в качестве пилотов–испытателей на наши новые байки. Да, кстати, можно сделать тебе неприличное предложение?

Эстер рассмеялась:

— Что, прямо здесь? Знаешь, это здорово, но я еще не настолько адаптировалась, чтобы заниматься любовью на плаву, как это делают местные ребята. Это, все–таки, сложнее, чем привыкнуть обходиться без купального костюма.

— Нет, — весело ответил он, — Это приличное предложение. Но это когда мы вернемся на лодку. А неприличное – это про работу. Я имею в виду, ты, как бы, безработная, а это совершенно не соответствует сути дела. Ты ведь помогаешь Ематуа и мне. Как на счет должности инженера–исследователя в партнерстве «Hikomo»?

— О! – она сделала большие глаза, — Мне надо позвонить в Феникс, своему адвокату!

— А может, поторгуемся без посторонних, по–семейному? — предложил он и подмигнул.

— Лень, — призналась она, — И адвокату звонить тоже лень. Просто дай мне экземпляр контракта, чтобы я почитала, что там к чему… Кстати, почему именно бывшее Папуа?

— Ну, — сказал Наллэ, — Во–первых, там классно. Нетронутая природа, горы, леса, реки, пересеченная местность. Публика, кстати, симпатичная. Вроде Уфти.

— Ты что–то недоговариваешь, — заметила Эстер.

— Совсем чуть–чуть, — смущенно признался он, — Мпулуанская тема. Секреты, все такое.

— Ну, и черт с ними, — она махнула рукой, — Давай лучше поймаем большую и вкусную рыбу, и после заката запечем ее на углях! Но чур, ловлю я, а ты только помогаешь!

…