14 июля. 16:05. Остров Косраэ. Западный берег. Fare Corwin.

Корвин вернулся домой с мини-верфи (хотя, уже не «мини», а «миди»), размещенной в комплексе из четырех внушительных купольных ангаров, в трехстах шагах от дома. По сложившейся привычке, он, сначала, шлепнулся на циновку под парой пальм во дворе, сбоку от лесенки, ведущей на веранду, и стал смотреть на небо. Вид хаотичных, кое-как наляпанных белых пятнышек кучевых облаков на лазурном куполе небесного ангара примирял его с неидеальной организацией всех процессов в галактике, в частности, с неидеальным выполнением производственного регламента в фирме «Summers-Warf». Казалось бы: неужели так трудно сначала проверить качество профиля и только потом, убедившись, что профиль ОК, нарезать его, просверлить технологические отверстия, и смонтировать готовые лопасти в агрегат-ротор? Но рабочие, вроде, толковые молодые ребята – корейцы, иногда забывают это сделать. По «закону бутерброда», точно тогда подворачиваются дефектные профили. Узнают ребята об этом лишь в фазе финальной проверки, и приходится демонтировать, на хрен, несколько роторов, нарезать новые лопасти… Треть дня – скату под хвост, и вместо дюжины машин за день имеем восемь. Рабочие-корейцы утешают ворчащего Корвина: «шеф, не нервничай, догоним график за неделю, и прибыль не потеряем». De puta madre! Дело не только в графике и в прибыли! Дисциплина, культура труда, регламент производства, вот в чем еще дело! Если мы не заметим какой-то ляп, а человек на этом йолоптере полетит, то что?.. Вот, то-то же!

«Нет в жизни гармонии, – подумал Корвин, – вот говорят: если авиа-инженер придумал, спроектировал, рассчитал и запустил в производство хоть одну свою модель, то он уже состоялся, как профи-личность. Но дьявол сидит в деталях. Что значит придумал? Если разобраться, то «воздушное колесо» для автожира придумано в начале Второй мировой войны Рудольфом Шривером, авиа-инструктором «Luftwaffe». Но, у Шривера не было компьютера и базы данных по аэродинамике. Со временем он разобрался бы даже без компьютера. Наверное, Шривер связался бы с британцем Элиотом Рое, наследником исследований испанца Хуана Сиерва, автора первой теории автожиров. Вместе они доделали бы теорию устойчивости свободного несущего ротора… Но, началась война, Шривер и Рое оказались по разные стороны… Так что разобрался я, причем случайно, потому что на Кюсю не фиг было делать, кроме как складывать оригами. Вот, теперь штампуем йолоптеры, по сто штук в декаду. Обалдеть можно, какая простая машина получилась. Даже штаб флота заказал полсотни – для базовых летных школ. Пробная партия. И на форуме сайта ассоциации летных школ есть тема: йолоптер – автожир с колесом Корвина. Блин! Оно не Корвина, оно Шривера! Ладно, что уж теперь. Вот, с дисциплиной на производстве надо разобраться… Завтра подумаю, с чего начать».

…Корвин смотрел на белые облака, явно сделанные с нарушениями регламента, и, как обычно, успокаивался. Все. Его шеф-смена позади. А впереди обед. Ага! Решительно поднявшись на ноги, Корвин потянул носом, и ощутил манящий запах Супа с большой буквы «С». Запах супа доносился со стороны навеса – слегка продвинутого, но по сути традиционного домашнего камбуза, изобретенного канаками еще в эпоху Мауна Оро (разумеется, если верить сочинениям Ахоро О'Хара). Тут Корвин, кстати, припомнил присказку коммодора Багио Кресса: «чем больше женщин будет в твоем мобильном отряде, тем больше вероятность, что все бойцы вовремя получат жратву».

Под навесом, вокруг трехведерного бронзового котла с уже почти готовым Супом, оживлено общались Эрлкег, Лирлав, и Ригдис. Принцип обеспечения питанием у кйоккенмоддингеров был прагматичный, партизанский.

Первое: готовим один раз в сутки, сразу – на обед, на ужин, и на завтрак.

Второе: готовим много, поскольку наверняка кто-нибудь придет пожрать на халяву.

Третье: готовим из всего, что аппетитно выглядит, и кладем побольше разного.

Четвертое: это очень вкусно, а кто думает иначе, тот ничего не понимает в жизни!

Корвин уже придумал длинный многоплановый комплимент, адресованный всем трем девушкам вместе, и каждой в отдельности, а также, Супу, и был готов подойти к ним и произнести эту маленькую бытовую поэму, как вдруг…

…С грохотом рухнула секция декоративной ограды, и во двор ворвался овцекролик. Любимой клумбе Ригдис, где росли цветочки типа подсолнухов, угрожало фатальное разорение, и Корвин бросился наперерез злодею. Овцекролик (точнее нуралаг, как по научному называлось это порождение европейской животноводческой генетической селекции, не прижившееся на родине из-за ограничений на ГМО), был крупный, треть центнера, наверное. Явный самец-производитель. И наглость соответствующая. Он, не обращая внимания на Корвина, мчался к клумбе, но точный футбольный удар в брюхо отбросил его в сторону. Будь на месте овцекролика кабанчик такого же веса – атака на подсолнухи прекратилась бы, но это упрямое существо предприняло вторую попытку. Времени на второй замах ногой не было, и Корвин просто прыгнул на агрессора, резко придавив его к земле, и подумав: «хорошо, что неохиппи разводят овцекроликов, а не овцебыков». Овцебык, как известно, весит три центнера, и к тому же, с рогами…

…У овцекролика рогов не было, но имелись твердые тупые когти, сросшиеся на манер копытцев. И через секунду Корвин получил удар таким копытцем по ребрам. От такой наглости в сознании штаб-капитана вскипела ярость, и он обрушил на врага все, чему научился за три месяца стандартных флотских курсов капоэйры… Под градом ударов кулаками и локтями, овцекролик сник и, сообразив своими крошечными мозгами, что связался со слишком крупным противником, повел себя, как нормальный кабанчик. С оглушительным горестным визгом, он метнулся назад и, опрокинув еще одну секцию декоративной ограды, понесся по дороге вдоль берега в сторону ранчо неохиппи.

– Падла! – крикнул Корвин ему вслед, – Еще раз влезешь, пристрелю нах!

– Ты в порядке, кэп? – заботливо спросила Ригдис.

– Типа, да, – отозвался он, повернулся и добавил, – ты классно смотришься.

Обнаженная девушка, загорелая до цвета молочного шоколада, с очень гармонично развитым телом, с гордой осанкой, с короткой стрижкой выцветшей до белизны, и с твердым взглядом глаз цвета льда, держала в руках лопату, как боевую секиру. Она напоминала сейчас валькирию из голливудского кино в жанре «heroic erotic fantasy».

– Хэх… – произнесла она, и воткнула лопату в грунт, – …Кэп, у тебя ранение.

– Что? – удивился он, и провел ладонью по ребрам, – Блин! Кровь, однако. Не по-детски лягнуло меня творение империалистической генной инженерии.

– Сейчас я притащу спирт, продезинфицирую, – сказала Ригдис, и пошла к веранде.

– Капитан! – послышался щебечущий, но сильный голос, – У тебя ограда сломалась!

– Вижу, – буркнул Корвин, поворачиваясь к персоне, вошедшей сквозь дыру в ограде.

Это была микронезийская туземка лет 13, одетая в серые шортики и майку с картинкой: черным силуэтом акулы. Понятно. Участница юниорской «Банды Черных Акул», юных фридайверов – собирателей сувениров с затонувших кораблей на Чууке. В середине мая парочка бывших германских коммандос – Рикс Крюгер и Брюн Брейвик – прикормила и привезла сюда этих «свободных добытчиков» – полсотни мальчишек и девчонок. Теперь

«Черные Акулы» работают на яхтенной мини-верфи, и учатся «без отрыва от производства». Но, в неделе 168 часов, из которых как минимум 120 часов, «трудные подростки» свободны, как ветер над океаном. Видимо, примерно половину свободного времени они тратят на сон и еду, но оставшейся половины достаточно, чтобы еженедельно придумывать и реализовывать нечто этакое, с асоциальным оттенком.

Мысль насчет «асоциального оттенка» возникла у Корвина при сопоставлении грубого вторжения овцекролика, и моментального вслед за этим появления юниорки. Кстати, Корвин вспомнил, что ее зовут Лара Крофт. У всех «Черных Акул» были прозвища из культовых боевых компьютерных игр и телесериалов.

– Мы можем починить ограду за двадцать пять фунтиков, – сообщила юниорка.

– Ух, как быстро вы составили смету, – с притворным восхищением произнес Корвин и, будто невзначай, поинтересовался, – а кто такие «мы»?

– Я, потом еще Зеф Дредд, и потом еще Нев Лонгбо.

– Хэх… – Корвин потер руки, – …Значит, ты и двое парней, причем на переговоры для разнообразия, отправили тебя, хотя ты самая младшая. E-oe?

– А… – начала придумывать она, – …У меня, типа, кун-фу переговорщика лучше.

– Какие еще причины? – слегка «металлическим» тоном спросил штаб-капитан.

Тут юная «черная акула» явно стушевалась. Была другая причина, и понятно какая. По наблюдению «Черных Акул», было у офицеров нези некое табу на битье собеседников женского пола. Трюк, за который мальчишка мог схлопотать от офицера полновесный подзатыльник, обошелся бы девчонке в порцию мата и номинальный шлепок по попе.

– Прикинь, капитан, – пояснила она, – сейчас в лавках субноут «Neuron-Fiji-drive» стоит двадцать пять фунтиков. Такая стартовая скидка, и действует всего три дня.

– Я понимаю, Лара, – сказал он, – а ты уверена, что ваше желание купить по дешевке со стартовой скидкой новейший гаджет обосновывает ваш трюк с овцекроликом?

– Трюк? – переспросила она, старательно изображая недоумение.

– Короче, мелочь глазастая, – строго произнес он, – чем вы подпоили эту скотину?

– Кэп, что ты наехал на юниорку? – вмешалась Ригдис, вернувшаяся с аптечкой.

– Я не наехал, я выведываю секрет химического бешенства овцекролика.

– Вот, значит, как… – протянула кйоккенмоддингер с глазами цвета льда… – Ну-ка по быстрому зови сюда остальных!

– Я позову, сента Ригдис, только драться не надо, ладно?

– Не буду, – сказала та, – вам, обормотам, сильно повезло. Если бы неадекватный зверь потоптала мои японские астры, я бы вас растерзала, это понятно?

– Угу… – Лара кивнула.

– …Короче, зови их, – договорила Ригдис, и повернулась к Корвину, – кэп, постой две минуты вот так. Я обработаю травму. Блин, синяк на ребрах будет реальный.

– Не трагедия, бывало и хуже, – оптимистично отозвался он. Тем временем, на тихий условный свист юниорки Лары явились двое мальчишек: Зеф и Нев.

Джон Саммерс Корвин выслушал сбивчивые объяснения всех трех «черных акул» (это заняло примерно столько же времени, сколько потребовалось Ригдис, чтобы обработать травму от пинка овцекролика, и заклеить сверху биогелем).

– Mauru-roa, – сказал ей штаб-капитан, и резюмировал услышанное от юниоров, – как я понял, вам захотелось сшибить денег на тот новый гаджет, и заодно получить всплеск адреналина. С этой целью вы сначала приманили на ранчо неохиппи самого крупного овцекролика, а потом накормили его сахаром c натертым змеиным корнем. E-oe?

– E-o, капитан! – подтвердил Зеф, самый старший в тройке, почти 15 лет, – Это моя идея, значит, если в морду, то мне.

– Хэх! Мальчик, ты думаешь, что я достигну экстаза, врезав тебе по морде?

– Наверное, нет, – разумно предположил юниор-туземец.

– Ты прав, – подтвердил Корвин, – конечно, если бы ты подвернулся мне под руку семь минут назад, то имел бы шанс получить плюху, но это к делу не относится. На данный момент актуальны три проблемы: починка моей ограды, твой всплеск адреналина, и 25 фунтов на покупку гаджета для вас троих. И платить за починку ограды я не буду, это понятно. Не я же кормил скотину змеиным корнем с целью провокации.

– Да, капитан, это понятно, – согласился Зеф, – но ты сказал про деньги на гаджет.

Корвин коротко кивнул.

– Верно, мальчик. У тебя есть шанс получить эти деньги за абсолютно непыльную 10-минутную работу, а заодно поймать волну адреналина. Прямо сейчас. Ты согласен?

– Хэй, алло, а обедать?! – крикнула Лирлав из-под навеса.

– Так то 10 минут, – ответил Корвин, – и притащи каску-рекордер, если тебе не трудно.

– Aita pe-a, – ответила рыжеволосая кйоккенмоддингер, и пошла в дом.

– Суп уже готов, – предупредила Эрлкег, – так что давай честно, кэп: 10 минут и все.

– Для гарантии я резервирую четверть часа, ОК? – спросил он.

– ОК, но не больше, – сказала девушка с фиалковыми глазами.

– Включай таймер, как только Лирлав принесет каску – предложил он, и через минуту, получив упомянутую каску, протянул ее Зефу, – давай, надевай. А я выкачу машину из ангара. Через две минуты ты должен пристегнуться на сидении слева от меня, ясно?

– Да. А мы что, полетим кататься?

– Типа того, Зеф.

– Кэп, осторожнее, это же юниор, – на всякий случай напомнила Ригдис.

– Я вижу, – лаконично сообщил ей штаб-капитан.

…

Йолоптер – автожир размером как кабинный мотороллер, с оригинальным «воздушным колесом» вместо обычного несущего винта, коротко разбежался по участку грунтовки у дома, и взлетел, будто скользя вверх по невидимой ледяной горке. 15-летний мальчишка пока оставался в неведении относительно того, что ждет его дальше, и беззаботно крутил головой, глядя то назад, на удаляющийся зеленый холмик острова Косраэ, то вперед, на бесконечное синее полотно океана.

– Внимание, курсант, – спокойно сказал ему Корвин, – я отпускаю ручку-штурвал, и ты начинаешь управлять. Бери штурвал!

– А-а… – выдохнул мальчишка-туземец, рефлекторно выполняя приказ, – …А как этой штуковиной управлять?

– Как хочешь, – ответил штаб-капитан, – постарайся привести йолоптер назад на базу. Конечно, у тебя не все сразу будет получаться четко, но относись к этому без нервов, включи интуицию, и аккуратно работай штурвалом и акселератором.

– Я попробую, – неуверенно сказал Зеф, – сейчас мне надо повернуть. Ведь так?

– Да. Мы ведь удаляемся от острова, на котором нас ждет суп, а это неправильно.

Юниор, молча признав резонность этого тезиса, чуть-чуть сместил штурвал влево и, секундой позже, не заметив никакой реакции машины, двинул штурвал резче. И тут йолоптер отреагировал. Нечаянный пилот испугался, и быстро двинул ручку обратно. Следующая минута была непрерывной цепью ошибок. Не на шутку испуганный Зеф беспорядочно дергал ручку и то нажимал, то отпускал акселератор. Результаты этих действий были таковы, что поведение машины выглядело жутко даже для внешнего наблюдателя-неспециалиста. А если смотреть из кабины, то казалось, что вселенная радикально спятила. Океан и небо крутились внизу вокруг невидимой наклонной оси, и главное (самое страшное) они приближались!!! Тут Зеф отчаянно вдавил акселератор, надеясь, что йолоптер начнет набирать высоту. Но вместо этого произошел безумный кувырок вперед. Горизонт заскользил мимо фонаря кабины, солнце пролетело, будто раскаленное пушечное ядро, запущенное по параболе. Перегрузка сдавила тело…

– Отпусти штурвал и акселератор, – невозмутимо скомандовал Корвин.

– Но мы же упадем!!!

– Мальчик, мы упадем, если ты этого не сделаешь.

– Ой… – тихо сказал Зеф и убрал руки от управления. Океан и небо сделали еще один ленивый оборот вокруг машины, и вдруг заняли свои обычные позиции, правда, еще продолжали слегка покачиваться.

– Отлично, Зеф, – прокомментировал штаб-капитан, – теперь снова аккуратно принимай управление. Бери штурвал, и чуть-чуть нажми акселератор.

– Я боюсь, капитан.

– Конечно, ты боишься. Это нормальное явление, не переживай. Просто, делай то, что я говорю, и мы прилетим точно к раздаче супа… Видишь, у тебя все получается. Рудольф Шривер был талантливый интуитивный авиа-инженер. Ему просто времени не хватило. Исторический период был неудачный. Сейчас тоже не шоколадно, но все же, получше.

– А-а… – протянул юниор-туземец, – …Как приземляться?

– Это, – сообщил Корвин, – ты освоишь в другой раз. Сегодня лэндинг выполню я, а ты понаблюдаешь. В принципе, ничего особенного, просто надо понимать, что делаешь.

…

Йолоптер мягко, будто пушинка, опустился на тот же участок грунтовки и, продолжая медленное движение, въехал в ворота двора.

– Мы даже на полминуты раньше! – крикнул Корвин, открыв фонарь кабины.

– Да, – согласилась Ригдис, а потом присмотрелась и тревожно спросила, – вы на какую высоту поднимались? У Зефа гипоксия! Лицо пепельного цвета! Зеф! Дыши глубже!

– Это не то, что ты подумала, – возразил штаб-капитан, помогая мальчишке вылезти из кабины на грунт, – просто кровяное давление упало после ушедшей волны адреналина. Наливайте Зефу суп, и через четверть часа он будет как новенький. Верно, Зеф?

– А-а… E-o... – с некоторым запаздыванием отозвался 15-летний туземец.

Действительно, благотворное влияние супа стало сказываться с первой ложки. Юниоры запросто съели по две тарелки на нос, а потом, получив оговоренную сумму 25 фунтов, помчались в лавку за желанным гаджетом (пообещав через час вернуться и починить злосчастную ограду, протараненную наркотизированным овцекроликом – нуралагом).

– Симпатичные ребята, – вынесла вердикт Эрлкег, проводив их взглядом.

– Но, надо больше ими заниматься, – добавила Ригдис.

– Хэй, кэп, – произнесла Лирлав, – а что ты устраивал в воздухе с этим мальчишкой? Ты, конечно, не случайно дал ему каску-рекордер. Какой-то тест, а?

– Так точно, – штаб-капитан кивнул и улыбнулся, – я посадил Зефа за штурвал и провел кристально-чистый эксперимент на дуракоустойчивость машины. Я рекомендую всем посмотреть видеозапись полета и параллельно эмоциональных параметров мальчишки. Честно говоря, надо еще как-то еще его премировать. С этой записью мы докажем кому угодно, что йолоптер отлично подходит для первичной летной подготовки. Кстати, мне сразу показалось, что у Зефа задатки классного пилота. Мы с ним еще поработаем…

– Интересно, а у кого-нибудь из нас есть задатки классного пилота? – спросила она.

– Ну… – Корвин покрутил ладонью, как воздушным винтом над чашкой чая, – …Вы уже месяц выборочно облетываете нашу продукцию, и видно, что у вас хороший потенциал. Чтобы сказать точно, нужно времени. Пилот проявляется по мере практики.

– E-oe? А про Зефа ты сказал это после десяти минут практики.

– Это другое дело, Лирлав. Я пихнул его в экстремальные условия, посадив за штурвал абсолютно без подготовки. А вас всех троих я, все-таки, учил по-человечески.

– Ясно. А почему бы не проверить мои задатки в условиях, экстремальных для меня?

– Лирлав, зачем тебе это?

– Затем, что я обожаю Экзюпери. Могу назвать еще дюжину причин, если хочешь.

– ОК, я могу предложить тебе экстремальный полет в ближайшие мини-каникулы.

– Вот, блин, еще почти неделю ждать…

– …Зато, – сказал штаб-капитан, – ты станешь звездой демо-клипа с йологлайдером.

– Йологлайдер, это йолоптер без мотора, что ли?

– Так точно. Через два дня он будет готов. Не забудь потренироваться. Я проверю.

– Договорились, – ответила рыжая кйоккенмоддингер, а потом бросила взгляд в сторону проломов в ограде, и приветливо махнула ладонью, – Хуго! Заходи, не стесняйся!

Это был парень лет 25, типичный рейнландец, здорово похожий на своего знаменитого земляка, Михаэля Шумахера, 10-кратного чемпиона автогонок на рубеже веков. Но, в отличие от Шумахера, он был неохиппи, и носил не короткую стрижку, а элегантный хвостик волос, перехваченный пестрым шнурком на затылке. А больше Хуго ничего не носил, в смысле – был абсолютно голый. По логике неохиппи, незачем одеваться, если температура воздуха стабильно держится между 20 и 30 Цельсия. В пункте по поводу одежды неохиппи совпадали во взглядах с кйоккенмоддингерами.

– Я не стесняюсь, друзья, – сказал Хуго, – просто, я думал: вдруг у вас семейный совет и вторгаться будет не кавайно.

– У нас не семья, а экипаж, – поправила Ригдис, – и мы живем открыто. Хочешь супа?

– С удовольствием. Только немного, я в принципе обедал.

С этими словами он пересек двор и уселся на циновке между Корвином и Ригдис.

– Знаете, я хочу извиниться за все сообщество, и за себя в первую очередь, потому что зоотехнику надо следить за животными, а я не уследил. И я не понимаю, что нашло на болвана Казанову. Он всегда вел себя спокойно, не интересовался в этой жизни ничем, кроме жратвы и овцекрольчих, а тут вдруг его потянуло на дебош.

– На штурм с тараном, – высказала свое мнение Ригдис, – если бы кэп не прыгнул и не перехватил вашего Казанову, то пропали бы мои японские астры.

– Да, мне уже пересказали, – Хуго печально вздохнул, зачерпнул ложкой из тарелки, и объявил, – а суп очень вкусный, просто чудо. Но я отвлекся. Капитан Корвин, у тебя на ребрах, это Казанова лягнул?

– Ага, – буркнул штаб-капитан, – к счастью, эта скотина в легкой весовой категории.

– В таком ракурсе умеренный вес животного это плюс, – согласился неохиппи, – а вашу дворовую ограду мы с ребятами починим. Скажите, когда вам удобно.

– Не надо, Хуго, мы уже договорились про эту починку с чуукскими юниорами.

– Но, капитан, будет не кавайно, если мы никак вам не компенсируем.

– У меня идея! – произнесла Ригдис, – Если это не противоречит правилам неохиппи…

Она замолчала в легкой нерешительности. Хуго удивленно посмотрел на нее.

– Слушай, подруга, мы живем свободно, у нас нет каких-то страшных запретов.

– …То, – сказала она, – хочется посидеть у вас в круге и послушать вечерние песни.

– Пожалуйста, конечно, приходи! – удивленно сказал он, – Могла бы и не спрашивать.

– Вот, это классно! – Ригдис хлопнула в ладоши и повернулась к Корвину, – Кэп, у тебя никаких планов на вечер нет? В смысле, если бы ты пошел со мной...

– Aita pe-a, – ответил штаб-капитан.

– Вот это кавайно, – одобрил Хуго, и проглотил последнюю ложку супа, – приходите в кампус, когда стемнеет. Ориентир – радужные светильники. Где радуга, там и круг.

…

С тем зоотехник Хуго и откланялся. До темноты оставалось около получаса. Корвин и Ригдис еще успели застать возвращение трех «Черных Акул» с фирменным аккуратным чемоданчиком инструментов (явно позаимствованным на время с яхтенной верфи), и несколько хаотичное, но толковое начало кампании по реконструкции ограды. Трудные подростки с островов Чуук умели не только балбесничать, но и работать, хотя, конечно, балбесничать у них получалось лучше. Естественная специфика переходного возраста. Понимая эту специфику, Корвин перед походом на вечеринку в стойбище неохиппи, убедительно попросил Эрлкег и Лирлав присматривать за юниорами. Мало ли что…

…И, в компании Ригдис, двинулся в этот самый поход. Идти было всего ничего: около километра по тропинке, протоптанной вдоль призрачной границы между клочковатыми кустарниковыми джунглями на берегу и мангровыми джунглями, растущими уже не на берегу, а на мелководье. Три сотни молодых германских неохиппи прилетели на Косраэ полста дней назад, 25 мая, чтобы тут основать «Всесезонную Хиппи-Коммуну», или «Экваториальную Шамбалу», или, если сокращенно – «ЭкваШа» (как это назвалось в сетевых хиппи-форумах). А остальные хабитанты Косраэ, называли хиппи-коммуну просто «Стойбище» – за культурно-экономическое сходство с деревней первобытной эпохи. Именно культурно-экономическое (а не технологическое!). Если смотреть на технологии, то ЭкваШа была скорее пост-апокалиптической деревней.

Именно об этом термине «пост-апокалиптическая технология» спросила Ригдис. Для разговора по дороге в темноте, когда узкая тропинка освещается лишь фонариками (точнее, люминофорами, размещенными в центре налобной повязки – хатимаки) тема апокалипсиса и пост-апокалипсиса очень даже годится.

– Кэп, ведь пост-апокалипсис, это из фантастики про мир после ядерной войны, да?

– Не обязательно, – возразил он, – может быть не ядерная война, а любая глобальная катастрофа. Первым романом жанра «постапокалипсис» считается «Алая чума» Джека Лондона, так любимого тобой в детстве. Вещь напечатана в 1912 году, когда Резерфорд только предложил первую модель атомного ядра. До атомной бомбы было, как до Луны под парусом. Поэтому, сабж у автора открывается пандемией какой-то «Алой чумы».

– Когда ты успел так изучить Джека Лондона? – быстро спросила она.

– Ну… – штаб-капитан пожал плечами, – …Мне надо понимать, что увлекало в детстве участников моего экипажа. Я ознакомился в общих чертах. Короче: не так важно, чем открывается сабдж. Важно, что выходит по итогу. Например: планета стала пустыней. Другой вариант: планета стала почти сплошным океаном. Все в таком роде.

– Ясно. А почему уклад неохиппи называют пост-апокалиптическим? Какая связь?

– Так исторически сложилось. Движение хиппи началось с Вьетнамской войны, которая изнутри выглядела, как вполне качественный апокалипсис. Многие солдаты вернулись домой в США, и привезли это ощущение с собой, вот тут…

Корвин выразительно постучал кулаком по своей макушке. Ригдис кивнула.

– Я в курсе. «Вьетнамский синдром», это хорошо известная тема.

– Так вот, – продолжил он, – солдаты привезли домой это ощущение, которое совпало с выкладками ряда философов. Общая суть такова: общество больно шизофренией. Его идеалы и ценности, его образ жизни отвратительны. Оно движется к саморазрушению. Людям лучше отгородиться, и найти себя среди идеалов природы. Будьте как цветы…

– Странная позиция, – прокомментировала Ригдис, – если в доме пожар, надо бороться с пламенем, а не булькать слюнями, рассуждая о том, как хреново устроен мир!

– Ничего странного, – возразил он, – для тех ранних идеологов хиппи, развитие Первой Холодной войны выглядело фатальным, как оледенение, погубившее динозавров. Но прошло полвека, а термоядерный апокалипсис не случился. И, новые идеологи хиппи скорректировали учение. Они объявили угрозой не войну, и не разрушение экологии, а унифицирующее давление властей, под влиянием которого человечество деградирует эмоционально и интеллектуально. Апокалипсис теперь стал определяться, как «новое средневековье». Культ Формальной Успешности сделает с современной цивилизацией примерно то же, что сделал Культ Формальной Святости с античной цивилизацией. И, следовательно, людям, опять же лучше отгородиться от гибнущего общества, чтобы в природном оазисе, недоступном для новой инквизиции, найти себя и свои идеалы. На гармоничных идеалах неохиппи вырастет пост-апокалиптическое будущее.

– Вроде не так уж глупо, – оценила Ригдис.

– Может быть, – сказал Корвин, – но, по-моему, важнее то, что движение неохиппи стало генератором просюмерских схем, или хиппи-машин, как выражается магистр Као-Ми.

Ригдис громко вздохнула.

– Если бы я еще знала, что такое «просюмерская схема или хиппи-машина»…

– Я к этому перехожу. Известно натуральное хозяйство. Это схема, когда продукция производится для удовлетворения потребностей самих производителей. С развитием общественного разделения труда натуральное хозяйство вытесняется другой схемой: товарным хозяйством. Это когда продукция производится для продажи на «большом маркете», а товары для потребления покупаются там же. Этой схемой порожден весь империализм с огромными предприятиями, урбанизацией, финансистами и партийной олигархией. Но, по принципу спирального развития, на новой технологической волне товарное хозяйство будет вытеснено неонатуральным хозяйством. Вот это и названо «просюмерской схемой». Prosumer, это акроним от слов Producer и Consumer.

– Как город-деревня в Li-Re, секте Джо-Джима? – спросила Ригдис.

– Откуда ты знаешь учение секты Liberty-Religion?

– От Улата Махно, конечно. Он же последовать Li-Re. Так это то, или нет?

Корвин задумчиво хмыкнул, и после некоторой паузы ответил.

– В общем-то, да, но не совсем. Для секты Li-Re отказ от «большого маркета» был не экономическим, а религиозным выбором. Согласно Джо-Джиму, разделение труда и товарное хозяйство порождает отчуждение людей от труда и друг от друга, отнимает у труда духовный смысл, заставляет людей производить ненужные вещи, и потреблять ненужные вещи, создает перенаселенные мегаполисы, в которых люди ненавидят друг друга, короче, «большой маркет», это сатанинское дело, типа того.

– Кэп, а у хиппи разве не так, если отвлечься от конкретного сатаны?

– У хиппи – так, но у неохиппи учение ближе к экономике. Так, они вычислили «цену маркетингового трения». И оказалось, что она увеличивает цену товара на порядок!

– Похоже на правду, – заметила кйоккенмоддингер, – если отбросить цены кредитов и лицензий, цену рекламы, и цену чиновничьего аппарата, то, наверное, так и получится.

– E! – сказал Корвин, – так у нас цены выходят впятеро ниже «цивилизованных цен» на сопоставимые товары, хотя маркет частично сохранен, мы же не коммунисты.

Ригдис тронула его за плечо.

– Кэп, ты считаешь, что коммунизм это плохая система?

– Ну, лично мне она не нравится. Так вот, о втором достижении неохиппи. Они нашли несколько путей, как резко сократить число ступеней производства. Это и есть хиппи-машины. Похожей темой занимались стимпанки, но без четко поставленной цели.

– А можно на примере? – спросила она.

– Да, – он кивнул, – например, электрогенератор, сделанный из металлического листа, свернутого в два цилиндра, кусочков проволоки и деревянных брусков. Работает от обычной спиртовки. Собственно, хиппи-машины, это тот набор техники, который собирается только из материалов и изделий, доступных в античные времена.

– Типа, проекты на случай апокалипсиса и падения в новое средневековье, так кэп?

– Типа того, – подтвердил Корвин, – но некоторые из таких «античных» проектов могут эффективно применяться в современных условиях. Вот в чем мой интерес.

– Не могу сказать, что я все поняла, – призналась Ригдис.

– Так и я тоже пока понял не все, что сейчас сказал, – успокоил ее штаб-капитан.

…

На такой позитивной ноте диалога они вышли на расчищенный от кустарника участок берега, где привольно раскинулась Экваториальная Шамбала. Это действительно было первобытное стойбище. Точнее, нео-первобытное. Вся архитектура состояло из супер-хижины – С-образной галереи, сформированной прямоугольной объемной решеткой из бамбуковых стволов, пересекающихся в силовых узлах с математической точностью. Верхние стволы были уложены с небольшим наклоном, и поверх них настелен некий кровельный материал, напоминающий плоские плотные связки тростника, своего рода «тростниковую черепицу». В основном галерея была открыта, и только некоторые из прямоугольных проемов закрывала тростниковая панель, а точнее, панель из того же материала, что и на кровле. К супер-хижине – галерее примыкали два функциональных сооружения. Одно – похожее на старинную ветряную мельницу. Ее 4-лопастной ротор равномерно вращался. Другое – вероятнее всего, мастерская, сейчас оно было темным, только отблески радужного света иногда мерцали на чем-то большом, металлическом, установленном внутри. Радуги переливались над какими-то светильниками, которые отмечали центральную площадку большого хаотически колыхающегося живого круга, составленного из обнаженных человеческих тел, пребывающих в состоянии плавного, естественного, нерегулярного и индивидуального движения. И при этом люди пели, а точнее негромко подпевали полудюжине ребят в центре с гитарами.

– Фантастика… – тихо выдохнула Ригдис.

– Красиво, – согласился Корвин.

– Добрый вечер, друзья! – приветствовал их зоотехник Хуго, возникая из темноты.

Подошли еще несколько парней и девчонок – неохиппи, последовал обмен короткими теплыми приветствиями, с похлопываньем по плечам, спине и животу. А потом, как-то незаметно, гостей разделили. Точнее, само собой получилось, что Ригдис потянулась к поющему кругу, а Корвин был увлечен маленькой компанией в зал башенки ветряной мельницы. Эта компания состояла из одной девушки, одного парня, и одного солидного взрослого плотно сложенного мужчины, носившего бороду в форме лопаты, шевелюру с вплетенной цепочкой блестящего бисера, и тунику первобытного фасона.

– Меня зовут Геллер, – представился он, – я вообще-то давно думал с тобой пообщаться, капитан Корвин. Я слышал, что ты интересный человек.

– Может и так, – ответил штаб-капитан, – я по-любому рад познакомиться с тобой, и…

– …Ребята сами представятся, когда и если захотят, – добродушно откликнулся Геллер.

– ОК. Пусть будет, как у вас принято.

– У нас принято предлагать гостю чай из кошачьей мяты и булочки, – негромким, очень мелодичным голосом сообщила девушка, – и, если тебе интересно, меня зовут Валди.

– Мне интересно, – сказал он, – я видел тебя на авиа-верфи, ты заходила пару раз.

– Да, я заходила. Мне было интересно, как у вас устроено производство.

– Ну, и какие впечатления, Валди?

– Наверное, – сказала она, – это хорошее производство. Но люди очень шумные.

Корвин улыбнулся и утвердительно кивнул, понимая, о чем речь.

– Это северные корейцы, им свойственно шуметь, когда они что-то делают командой. Сначала это может напрягать. Но когда ты понимаешь, что это дружественный шум, отношение меняется. Вот, я уже воспринимаю это как нормальный фон.

– Может быть, – сказала Валди, – но еще мне не нравится, когда живые люди работают механически, как роботы. В этом есть что-то страшное.

– Какие еще «какроботы»? – искренне возмутился штаб-капитан, – У нас на верфи есть четкое правило: каждый знает весь процесс сборки, и знает финальный продукт. У нас каждый получает опыт за штурвалом, хотя бы на пробных облетных кругах. Ты там не заметила, что тест-облет на готовом продукте проводят те же рабочие, что на сборке?

– Я заметила. Не обижайся, Корвин. И все равно, это конвейер. Не кавайная вещь.

– Какой, блин, конвейер?! Просто, рельсовые эстакады. Валди, ты представляешь себе настоящий сборочный конвейер Toyota или BMW?

– Да. Я работала полгода после школы на таком производстве. Ужас. Конечно, у тебя на верфи совсем по-другому, но все равно не кавайно.

– Ну, это твое мнение, основанное на этике. Трудно спорить.

– Незачем спорить, – уточнила она, и добавила, – сейчас я принесу тебе чай и булочки.

С этим она и ускакала в другой угол зала башенки, и бородач Геллер улыбнулся.

– Резкая она. Впечатлительная. Но всегда говорит правду. Ты понимаешь?

– Ну, – неопределенно ответил штаб-капитан, – к любому честно высказанному мнению следует прислушиваться. Я подумаю над тем, что сказала Валди.

– Значит, ты понимаешь, – удовлетворенно констатировал бородач.

– А мне, – вступил в разговор молодой парень, – не нравится вот еще что. Оружие.

– Оружие вообще? – переспросил Корвин.

– Вообще – тоже. И конкретно у тебя на верфи. Меня зовут Поллукс.

– Рад знакомству, Поллукс. Если ты пацифист по убеждению, то это, опять же, этика.

– А ты считаешь, Корвин, что этика – фигня, и не заслуживает внимания?

– Нет, я так не считаю. Но, это не предмет спора, как только что сказала Валди.

– Ты никогда не споришь об этике? – тут же спросил парень.

– Иногда спорю, – признался штаб-капитан, – но, мне кажется, у нас с тобой слишком разные позиции. Нам будет слишком трудно услышать аргументы друг друга.

– И что тогда? – спросил Поллукс, – Вместо слов работают пули, да, капитан Корвин?

– В случае нас с тобой, – очень спокойно ответил Корвин, – вместо слов лучше всего работает молчание. Просто помолчать полминуты, и посмотреть друг на друга.

Молодой парень – неохиппи явно был сконфужен. Он пригладил свои длинные волосы, чтобы они лежали за ушами, повернулся, и пошел помогать девушке. Геллер негромко фыркнул и хлопнул штаб-капитана по плечу.

– Уел ты моего племянника. Пусть он теперь думает. Это по жизни полезно.

– Это был неравный турнир, – почти шепотом сказал Корвин, – разный объем опыта.

– Да уж, – согласился бородатый дядька, – тебе опыта не занимать. Наслышаны мы про кйоккенмоддингеров, и про северных корейцев, и про филиппинского викария.

– Геллер, а при чем тут филиппинский викарий?

– Просто, он говорит, что иногда заглядывает в fare Summers на чашку какао, и что ты договорился о поликлинике для филиппинских детей, и ты помог открыть часовню.

– Ерунда, – штаб-капитан махнул рукой, – филиппинские дети такие же хабитанты, как любые другие. Они под защитой Хартии. Просто я уладил организационные детали. А взрослые филиппинцы могли построить часовню, если захотели. Хартия не запрещает создавать магические объекты для себя за свой счет. Я лишь напомнил об этом мэру.

– И, – заметил Геллер, – с викарием Седаро ты не отказываешься спорить про этику.

– Это другое. Для Седаро споры про этику – профессия, а для меня в таком случае, это спортивный интерес. Вообще, по-моему, полезно практиковаться в философии.

В этот момент вернулась молодежь и расставила на столе чайник, чашки и тарелку со свежими горячими булочками. Наливая чай, Валди объявила:

– И все-таки, Корвин, оружие, это не кавайная вещь.

– У оружия есть своя функция, – ответил штаб-капитан, – не все утилитарные предметы выглядят мило и симпатично. Такие дела.

– Корвин, – подключился Поллукс, – ты сможешь опровергнуть, то, что я скажу?

– Хэх! Смотря что ты скажешь.

– А! Слушай! Насилие над человеком – это зло. Допустим, ты воюешь против зла силой оружия и тоже совершаешь насилие. Если ты оказался сильнее, и победил – значит, ты принес во вселенную еще больше зла, чем было до твоего вмешательства. Это логика.

– Хэх! Значит, викарий Седаро и сюда заглядывает на чашку какао. Это тоже логика.

Поллукс и Валди с опаской переглянулись, явно подумав, что случайно сдали викария боевому офицеру нези. Геллер протянул свои широкие лапы и хлопнул их по спинам.

– Расслабьтесь, цветочки. Капитан не побежит расстреливать вашего приятеля Седаро.

– Это точно, – подтвердил штаб-капитан.

– Уф… – с облегчением вздохнул Поллукс, – …А как насчет ответа на мой вопрос?

– Ответ такой: когда проповедуется добро, тогда и возникает зло. Это ценная мысль из даосизма. По опыту, криминальное свинство типа разбоя появляется из-за социально-имущественных перекосов. Но вот свинство тотальное, как инквизиция, рождается из проповеди добра по библии, корану, и типа того. Поэтому проповедники такого добра подлежат ВМГС. Уточняю: частные философские беседы викария, это не проповедь.

– Мы уже поняли, – ответила Валди, – а откуда ты знаешь даосизм?

– От наших северных корейцев. Им хорошо преподавали научный атеизм в колледже, поэтому они могут пересказать все массовые религиозные доктрины. Вы как-нибудь заходите в гости на производство, когда перерыв на ланч, просто пообщаться.

– Спасибо, капитан, мы зайдем, – ответила Валди.

– Да, – подтвердил Поллукс, – но я все равно не согласен с твоим ответом.

– Так, цветочки, – вмешался Геллер, – мне кажется, что, капитан Корвин хочет спокойно доесть булочку, а потом посмотреть, что нового у нас в мастерской. Я не ошибся?

– Угу, – сказал штаб-капитан, вгрызаясь в ту самую булочку.

…