8 августа 2 года Хартии. Центральная Полинезия. Северные Острова Кука.

Сотый день координатуры бывшего японского бухгалтера Накамуры Иори.

На атолле Тинтунг кривой сварной шов между «параллельными мирами»: объективным ходом дел и информационным фальсификатом для мирового истеблишмента испытывал максимальное напряжение. Поэтому задачей Ксиан Тзу Варлока и его команды было: удерживать этот шов от разрыва так долго, как это возможно. Приближался сотый день правления Накамуры. К этой знаковой дате готовились международные организации. На конференции Бильдербергского финансового клуба, состоявшейся в этом году в Гштаде (швейцарские Альпы) обсуждался раздел сфер влияния транснациональных концернов в будущей Республике Меганезия, и были согласованы кандидатуры президента, премьер-министра, директора центрального банка, и спикера парламента. Согласно плану, этим персонам которым предстояло к Новому году занять свои посты (разумеется, в процессе демократических выборов – а как же иначе!). В конфессиональном смысле Меганезии надлежало иметь три государственно-поддерживаемые религии: христианство, ислам, и буддизм, с разбивкой на зоны с преобладанием той или иной из этих религий. Северным островам Кука (включая атолл Тинтунг со столицей – Лантоном) на утвержденной схеме предписывался ислам, так как они попадали в сферу влияния концерна «Alemir». Если считать «по головам», то мусульман там уже было подавляющее большинство. Теперь оставалось лишь «сделать мэру предложение, от которого невозможно отказаться».

Канадский майор Ричард Уоткин был вообще не в восторге от своей роли в этом деле, а особенно – от роли, возложенной на него сегодня. Уоткину передали «сверху» приказ: пригласить мэра Лантона на переговоры в лагерь последней оставшейся роты канадских миротворцев. Этот лагерь был расположен на моту Вале у блок-поста у северных ворот дамбы, идущей к южному моту Мотуко. Почему канадский миротворческий батальон сократился до роты, и эта рота передислоцировалась из резиденции на восточном моту Катава на блок пост «Дамба-Север» – разговор особый. Так или иначе, майору Уоткину пришлось выполнять приказ: позвонить мэру Ксиану и пригласить его под предлогом обычного согласования парковки очередного морского транспорта с грузами ООН.

Ксиан Тзу согласился легко, как обычно, однако приехал на блок-пост почему-то не на сампане, как в прошлых визитах, а на маленьком гидроцикле. При этом, мэр был одет в легкий салатный комбинезон, дополненный лепестковым респиратором на лице.

– Э… – произнес майор… – мистер Ксиан, а почему вы в такой странной униформе?

– Горожане беспокоятся относительно инфекций, – ответил Варлок, – Я, как мэр города, обязан соблюдать санитарные правила.

– Э… Но ведь на предыдущих встречах вы не надевали эти спецсредства.

– Эпидемиологическая обстановка изменились. Такие дела, майор.

– Но, на атолле нет никакой эпидемии, мистер Ксиан.

Варлок равнодушно пожал плечами.

– Сегодня – нет, завтра – есть. Вы же не контролируете приток новых мигрантов, как и приток различных вещей и посторонних продуктов в лагерь. Так что, горожане сейчас рассматривают вашу зону ответственности, как потенциальный лепрозорий, к тому же, небрежно контролируемый. В общем, вопрос о санитарном режиме не обсуждается.

– Послушайте! – сердито произнес майор, – Ваши горожане осложняют себе жизнь, и обостряют враждебность. Вы же понимаете, как это влияет на психику людей с обеих сторон!

– Я повторяю, – сказал Варлок, – вопрос о режиме не обсуждается, так что не надо терять время. Ну, показывайте, где фигуранты, с которыми мне предстоит разговаривать.

– Э… А откуда вы знаете, что переговоры будут с какими-то… Э… Фигурантами.

– Я это почувствовал еще по вашему голосу при звонке, – холодно пояснил мэр.

…

Для эксперта-разведчика не составляло никакого труда вычислить, что в предстоящем разговоре будет участвовать кто-то другой, а роль майора Уоткина сводится только к доставке мэра для этого разговора. Поэтому, Варлок ни чуточки не удивился, когда по прибытии на блок-пост, Уоткин проводил его в кабинет, где за столом, в окружении блюдец с закусками и чайников с чаем, сидели два араба в очень импозантных (с учетом обстановки) белых бурнусах и белых головных повязках.

– Это, – пояснил майор, – наши гости. Хусейн Салем Рашид, он советник председателя Исламского банка развития, и Гарун Абу-Гази Ибраэддин, который представляет тут Международное движение Красного Креста и Красного Полумесяца.

– Понятно, – сухо ответил Варлок, усаживаясь за стол напротив этих двоих.

– Извините, я вас оставлю на некоторое время, – добавил майор.

Гарун Абу-Гази Ибраэддин проводил глазами ооновского офицера, подождав, пока тот закроет за собой дверь, и повернулся к гостю.

– Добрый вечер, уважаемый Ксиан Тзу. Снимайте эту смешную штуку со своего лица, и угощайтесь.

– Вы смелый человек, – добавил Хусейн Салем Рашид, – и уж конечно вы не разделяете дурацкого страха тех неженок, которые заперлись за стенами и боятся даже дышать.

– Я человек слова, – спокойно ответил Варлок, – и я обещал не снимать респиратор.

– Эта позиция заслуживает уважения, – сказал Ибраэддин, с трудом скрывая досаду. Он понимал, какие преимущества у собеседника в респираторе: ни по его голосу, ни по его мимике, ничего не определить. А с другой стороны, ни Ибраэддин, ни Рашид не могли точно знать, является этот респиратор требованием городского совета Лантона, или это уловка мэра. На самом деле, верен был второй ответ. Варлок предвидел примерно такую встречу и подготовил несколько психологических трюков, в частности – этот.

– Известно ли вам, мистер Ксиан, что в международных полицейских силах на Тинтунге происходит замена канадских миротворцев на пакистанских? – поинтересовался Рашид.

– Теперь известно.

Дав этот лаконичный ответ, Варлок не стал ничего добавлять а, немного опустив глаза, начал технично наблюдать за реакцией собеседников, глядя на кисти их рук. Это очень продвинутый метод, который, в отличие от метода наблюдения за лицом, не вызывает у собеседника чувства угрозы. Конечно лицо выразительнее, но и руки многое говорят.

– Уважаемый мистер Ксиан, – произнес Ибраэддин, и его толстые пальцы, унизанные золотыми кольцами, вздрогнули, как когти хищной птицы, хватающей добычу, – Мне в вашем образе действий многое нравится. Вы смелый и честный человек, но вы также и находчивый человек. У вас большое будущее, если вы правильно выберете сторону.

– Кто выбрал правильную сторону, – ответил Варлок, – тот обычно, в выигрыше.

– Правильные слова, – одобрил Рашид, и его руки чуть расслабились, он чувствовал, что доминирует над собеседником, и Варлок, легким дрожанием своих пальцев, старался утвердить и его, и представителя «Красного полумесяца», в этой мысли.

– Неудачи преследуют того… – уверенным тоном продолжил Ибраэддин, – кто служит нерешительному, слабому хозяину. Директор Конвента Угарте Армадилло, верховный судья Трибунала Помаре Алинги, командир западного фронта Арчи Дагд и верховный разведчик Рико Верде были сильными людьми. Но где они? Первый пропал без вести, второй погиб при бомбардировке, третий из-за ранений ушел в домашнюю жизнь, а четвертого выбросили из власти. Именно так. Рико Верде, главу INFORFI, устранили путем интриг слабые, никчемные людишки. Великий разведчик сидит под домашним арестом где-то на малообитаемом крайнем востоке Полинезии, если еще жив…

На это Варлок ничего не ответил словами, но имитировал чуть заметный, как будто непроизвольный, кивок. Это убедило двух арабов, что они затронули больную тему, беспокоящую мэра Лантона. На самом деле, Варлоку было известно, что из четырех фигурантов, названных Ибраэддином, реально существовал лишь один: Арчи Дагд Гремлин, «ушедший в домашнюю жизнь», лишь для «внешних наблюдателей», а в действительности оставшийся командующим Южного фронта. Остальные трое были масками. Маску Помаре Алинги носил Тараи Мастерс, и он действительно погиб при новогодней американской бомбардировке атолла Уилимо. Маску Рико Верде носил дон Жерар Рулетка, самый авторитетный лидер неформальной военной разведки Великой Кокаиновой тропы. Но теперь эта маска исчезла, а Жерар Рулетка занимался какой-то секретной практикой, о которой знали только двое верховных судей. А маску Угарте Армадилло носил сам Варлок. Но теперь команданте Угарте Армадилло, по решению Верховного суда «пропал без вести в частной антарктической экспедиции».

Ибраэддин выдержал паузу и продолжил «обрабатывать» собеседника.

– Мир устроен просто, поэтому можно уже сейчас рассказать, что произойдет дальше. Накамура слаб и не способен сам править, он уже ищет себе хозяина, которому можно выгодно продаться, а сильные люди, оставшиеся после Конвента, ему мешают. Он уже отстранил Дагда и Верде. Он лишил консульских званий Махно и Старка. Дальше, он устранит командиров северного и восточного фронтов: Кресса и Упира. Потом очередь дойдет до великого Сэма Хопкинса, и до вас, мистер Ксиан Тзу. Это предопределено. Вы знаете, Дантон, великий деятель Конвента Франции, выслушав смертный приговор от Трибунала, сказал: «Революция пожирает своих детей». А великий политик, Бисмарк, говорил: «Революцию готовят гении, совершают фанатики, но ее плодами пользуются проходимцы». Настало время плодов, мистер Ксиан Тзу, и место Угарте Армадилло, фанатика и борца, занял теперь Накамура Иори, бухгалтер, думающий лишь о том, кому и как можно выгодно продать эти плоды. Атолл Тинтунг уже продан, и вы это видите.

Варлок опять промолчал, но имитировал нервное вздрагивание левой щеки, которое (с точки зрения собеседников) должно было указывать на сильное нервное напряжение, граничащее с надломом. Сейчас, по экстремально тупому сценарию, выстроенному с помощью не очень-то квалифицированных, но крайне самоуверенных консультантов, должен был последовать ультиматум, подслащенный почетными условиями. И точно.

– Мы уважаем людей с твердой верой в бога, – объявил Ибраэддин, – нам известна ваша религия – Li-Re. Вы можете оставить Лантон, отступить с моту Вале с честью, и забрать свою религиозную общину отсюда. Никто не посмеет упрекнуть вас. Вы продержались так долго, как было возможно. Иногда мудрость в том, чтобы своевременно отступить.

– Я не получил приказ отступать с моту Вале, – спокойно ответил Варлок.

– Но, – вмешался Рашид, – вы также не получали приказ вести боевые действия.

– А я не буду вести боевые действия. Я буду поддерживать общественный порядок.

– Это честное и разумное решение! – произнес Ибраэддин, – Но, тут важно правильно определить, что такое общественный порядок, и что такое нарушение порядка.

Варлок изобразил спонтанное нервозное движение пальцев, сжимающихся в кулак.

– Общественный порядок в Лантоне, это то, что я считаю общественным порядком.

– Хороший ответ настоящего правителя, – Ибраэддин чуть развернул ладони, даже не заметив этого своего жеста, выдавшего убежденность, что полдела уже сделано.

– Я думаю, – добавил Рашид, глядя на Варлока с дружеской улыбкой, – что у нас с вами похожие представления о порядке. Если каждый сделает шаг навстречу, то мы сможем договориться к взаимному удовлетворению. Может быть, поговорим конструктивно?

– Поговорим, – отозвался Варлок, – но я не сдам Лантон ни при каких условиях.

– Я уважаю вашу решимость, – сказал Ибраэддин, – предлагая сдать Лантон, я просто испытывал вас. Забудьте об этом, и поговорим о таком порядке на всех трех островах атолла Тинтунг, который будет удобен и для нас, и для вас.

– Поговорим, – повторил Варлок.

– Мы предлагаем, – сказал Рашид, – справедливую и щедрую оплату мэра Лантона. Нам нужен сильный, решительный, волевой и честный вождь на этом посту. И сама судьба подсказывает, что следует сперва предложить этот пост действующему мэру, а других кандидатов искать лишь в случае его отказа.

…Дальнейший разговор выглядел (с точки зрения внешнего наблюдателя) как вполне предметный торг. Исчерпав заранее оговоренное время, стороны, хотя и не пришли к компромиссу, но расстались в готовности продолжить конструктивные переговоры. А потом вернулся майор Ричард Уоткин и проводил Варлока на пристань блок-поста.

Там, на пристани, состоялся короткий разговор тет-а-тет.

– Знаете, мистер Ксиан, – сообщил Уоткин, – честное слово, я рад, что вы начали как-то общаться с лидерами мусульманской части населения.

– Они уже считаются населением, а не временными мигрантами? – спросил Варлок.

– Формально не совсем, – признался канадец, – но ведь понятно, что мусульмане будут осваивать эту территорию. Значит, лучше сразу относиться к ним, как к населению.

– Вас так ориентировало ваше руководство, майор?

– Извините, мистер Ксиан, я не могу отвечать на этот вопрос.

– Ясно. Aita pe-a. Нет – так нет. А замена миротворцев, это тоже тайна?

– Это тоже непубличная информация, – ответил майор, – но, вам, похоже, все равно уже рассказали. Нас в три этапа меняют на пакистанцев, по одной трети за каждый этап. Вы знаете: Бангладеш и Пакистан, это основные поставщики миротворцев. Мы, канадцы – экзотика на этом поле. Просто, в начале нас послали сюда, как нейтральную нацию.

– Тоже ясно, – Варлок хмыкнул, – ООН устала играть в нейтралитет, и отправляет сюда официально-вооруженных исламистов в помощь исламским террористам-нелегалам.

– Я надеюсь, – сказал канадец, – что вы сумеете договориться с мусульманами, пока я остаюсь здесь командующим миротворческим контингентом. Когда будут сплошные пакистанцы, все станет гораздо сложнее для вас. Я даю добрый совет, мистер Ксиан: договаривайтесь быстрее.

– Mauru-roa, майор. Я подумаю над тем, что вы сказали.

Варлок почувствовал симпатию к майору. Наверное, большинство бойцов в канадском батальоне тоже симпатичные парни. Было бы замечательно, если бы все они вернулись домой живыми. Но в план спецоперации включен пункт: «При попытке пресечь мятеж исламских экстремистов, канадский контингент UNP потеряет не менее пяти единиц личного состава». Вот так. Сейчас эти «единицы», звонят родным и любимым: «Ждите, я скоро вернусь домой!». Но для кого-то из них жребий лег иначе…

«Не думай об этом!», – приказал себе Варлок, – Ты все делаешь правильно».

…

20 августа 2 года Хартии. Юго-восточный сектор супер-архипелага Туамоту.

Печально знаменитый атолл Моруроа.

1200 км к ост-зюйд-ост от Таити, и столько же на зюйд от Маркизских островов.

Атолл Моруроа с барьером в форме причудливо-волнистой петли, вытянут с востока на запад на 30 км. Надводная часть барьера шире всего на востоке, и там в 1960-е годы был построен главный французский ядерный полигон с военным городком и аэродромом. За Моруроа значится рекорд: 180 ядерных взрывов мощностью более ста килотонн. Заряды взрывались в шахтах, так что в массивном известковом теле атолла возникли огромные полости и многокилометровые трещины, а вся лагуна Моруроа была заражена смесью радионуклидов. В конце XX века полигон был брошен, и только иногда тут появлялись экологи, чтобы собрать данные для очередной алармистской статьи в «зеленой прессе». Толку от этих их занятий не было никакого, и в этом году на Мороруа стартовала некая регулярная кампания по подготовке к реставрации экосистемы атолла.

Над бывшим административным зданием полигона реял флаг экологической команды «Ocean Re-Creation Activity» (ORCA) – силуэт касатки в прыжке на фоне солнца. А за столом в маленьком конференц-зале разместилась любопытная группа: одна девушка, симпатичная креолка лет 25 и трое мужчин лет 35 – 40 (два англосакса и один китаец). Девушка сделала глоточек кофе из чашки. Прикурила тонкую сигарету и спросила:

– Док Упир, а какое отношение все это имеет к международной экологии?

– Что за вопрос? – воскликнул тот из креолов, что был постарше, и немного похож на Крокодила Данди из культового австралийского фильма, – Начнем с того, что именно я создал ORCA. В смысле, тот я, который академик Джеймс Макаронг из Нью-Йоркской Академии наук.

– Ты же там академик астрономии, – заметила она.

– Норна, ты просто не в курсе, я с первого января утроил свои членские взносы, и стал академиком не только астрономии, а еще и экологии, и химии,– ответил доктор Упир, начальник штаба Восточного фронта Народного флота.

25-летняя Джой Прест Норна, бывшая директор инноваций Народного флота, а с 1 мая координатор фондов и природных ресурсов правительства Меганезии, картинно сделала большие глаза и произнесла:

– О-о! Ты просто энциклопедист.

– Между прочим, – заметил второй креол, несколько более толстый, чем-то похожий на колобок из славянских сказок, – ты, Норна, упускаешь главное.

– А что главное, Хобо-Ван? – спросила она.

– Главное, – магистр Хобо-Ван, директор военно-инженерного центра «Creatori», резко щелкнул пальцами, – что мы с Упиром нашли под этот проект американский грант: 40 миллионов баксов. Вот плюс КАК БЫ интеграции Меганезии в цивилизованный мир.

– Правда, – уточнил доктор Упир, – пришлось сразу отдать 10 миллионов в виде отката главным клеркам Фонда Спасения Мирового Океана. Тут следует выразить глубокое восхищение математическим талантом доктора Шан-Йана, который…

– …Умозрительно проник в финансовую схему противника, – договорил Хобо-Ван.

– …Ну, прекратите, коллеги, – проворчал китаец, – я просто разобрался, как устроена коррупционная цепочка, как, исходя из этого, заполнять документы на грант, и кому конкретно предлагать взятку.

– Док Йан еще не адаптировался к нашему циничному стилю, – пояснил Упир.

– Понятно, – Норна снова затянулась сигаретой и разогнала дым грациозным взмахом ладони, – док Йан, просто не обращай внимания. Эти двое всегда так себя ведут.

Китаец чуть заметно улыбнулся и покивал головой.

– Да, Норна, я это уже понял. Но, может быть, пора перейти к делу.

– Ага! – обрадовался магистр Хобо-Ван, – ты сказал, Йан, тебе и докладывать.

– Хорошо, – китаец снова покивал и включил широкоэкранный электронный планшет, лежащий на столе, – здесь дана блочная схема нашей ядерной программы. Чтобы было проще разобраться, она разделена на подпрограммы по трем идентификаторам.

Он указал авторучкой на одну строку таблицы и пояснил:

… – Первый идентификатор: сырье. У нас есть четыре вида сырья. Это ацетат диоксида природного урана, который нам поставляет президент Тимбер с Фиджи. Это уран-233, который производится из дешевого тория по методу коллеги Халлура. Это реакторное топливо, высокообогащенное по урану-235, с кораблей флота США, которые затонули в январском бою у Соломоновых островов. И, это ОЯТ – отработавшее ядерное топливо с АЭС Японии, полученное благодаря контактам Накамуры Иори с семьей Фудзивара, и благодаря интересной транспортной разработке команды Джона Саммерса Корвина.

Норна нарисовала дымящейся сигаретой в воздухе вопросительный знак.

– Я так понимаю, что ваша команда проводит тут, в некотором смысле, тесты?

– Да, – сказал доктор Упир, – мы тут проверяли лабораторные атомные бомбы, совсем маленькие, на высокообогащенном уране, и с внешним источником нейтронов.

– А если кто-то заметит рост радиоактивности в лагуне Моруроа? – спросила Норна.

– Мы, – сказал Хобо-Ван, – с честными глазами ответим, что тут радиоактивность растет, потому что приходится вскрывать карстовые полости, которые образовались при французских ядерных тестах. Как там иначе вычистить? А часть радионуклидов, все же, попадает в океан. Ни одна технология чистки не избежала бы этого.

– Понятно… Прошу прощения, док Йан, пожалуйста, продолжай.

– Да, – спокойно сказал китаец, – второй идентификатор это наличие и тип замедлителя. Благодаря поставкам с Табуаэрана, у нас есть достаточный объем тяжелой воды, но мы проводили тесты и с другими замедлителем. Вот третий идентификатор: тип внешнего нейтронного источника. Нами в сотрудничестве с коллегой Халлуром отработана очень простая и надежная технология объемного получения нейтронов, пока лабораторная.

– Я поняла, док Йан. Можно я сама посмотрю твою схему?

– Aita pe-a, – сказал доктор Шан-Йан и подвинул ноутбук к ней, – вот, смотри.

Некоторое время Норна сосредоточенно изучала таблицу, со вкусом раскрашенную в разные тона фона и шрифта, а потом поинтересовалась:

– Значит, до симпатичных компактных боевых А-бомб еще далеко.

– Не очень далеко, – ответил китайский физик, – к декабрю они у нас будут.

– К началу ноября, – оптимистично возразил Хобо-Ван.

– Да, – Шан-Йан покивал головой, – но надо еще поставить их на конвейер.

– Ясно, – сказала Норна, – симпатичные компактные А-бомбы будут к декабрю, а как обстоят дела с не-компактными боевыми А-бомбами на ОЯТ? Сколько их у нас?

– Минуту, я уточню, – ответил доктор Упир, и поиграл пальцами на сенсорном экране своего элнота, – вот данные на сегодняшнее утро. Сделано 19 бомб на ОЯТ, из них 15 выведены в открытое море, и готовы к выходу на цели.

– К выходу на цели? – переспросила она.

Доктор Упир утвердительно кивнул.

– Да. Видишь, ли, в «бомбах экстренного случая» мы использовали ОЯТ, как самый неприятный вид сырья. Другие три вида сырья безвредны, если соблюдать обычные правила, а ОЯТ сильно излучает, и лучше с ним не возиться, а сразу запихнуть его в простую бомбу. Позже мы придумаем, как делать из ОЯТ что-то для нашей мирной энергетики, но сейчас актуально другое.

– Это логично, – согласилась Норна, – но что значит «готовы к выходу на цели»?

– Видишь ли, – ответил Упир, – наши бомбы на ОЯТ, это бочки весом полторы тонны, включая тонну ОЯТ, и триста кило тяжелой воды, а остальной вес это поджигающий генератор нейтронов и алюминиевая оболочка. Мощность примерно хиросимская, а носитель – неприметный 8-метровый рыбацкий парусник, каких в океане множество, включая потерянные, что важно. Ведь наш атомный парусник – беспилотный.

– Парусный робот-камикадзе? – спросила Норна и, заключив, по его кивку, что поняла правильно, продолжила, – Значит, вы уже поставили 15 единиц на боевое дежурство?

Доктор Упир снова кивнул и пояснил:

– Пока группа Гиены Ларсена тестирует эти роботы-парусники в подконтрольной нам акватории Северного фронта от Кирибати до Каролинских островов. Ларсен взял базу софтвера и механическую схему любительских гоночных роботов-парусников класса «Microtransat». Регаты роботов проводятся с 2006 года, и документация доступна.

– Я знаю эту регату, – заметила Норна, – там есть вполне надежные модели.

– Может быть, – согласился Упир, – но, когда речь идет о паруснике, заряженном 20-килотонной атомной бомбой, нужна дополнительная обкатка. Только так мы сможем подготовить хороший атомный удар по вражеским портам, прибрежным городам, и стратегическим проливам на случай соответствующего приказа Верховного суда. Ты понимаешь: для таких ядерных зарядов вряд ли подойдет другой класс носителей.

– Да, – перехватил инициативу китаец, – это вообще-то не бомбы, а неуклюжие бочки.

– Ну, – сказал Хобо-Ван, – теперь ты понимаешь, Норна, зачем нам еще сто дней?

– Коллеги! – Норна вздохнула, – Мне самой хотелось бы еще потянуть время. Все идет замечательно. Враг в эйфории. Он уверен, что почти сожрал нас. Варлок создал такой Лантон, в который поверили ооновские полицаи. Проблема в том, что время вышло.

– А что конкретно случилось? – спросил Упир.

– Мы заигрались, вот что! Приток свежих мозгов, организация деловых контактов, и выигрыш времени. Да, такая игра выгодна всем foa. Но, мы уже на грани нарушения Хартии! Жители в опасности, есть беженцы с Тинтунга и Науру, а мы тормозим.

– Какие конкретно жители?

– Конкретно, это вишнуиты. Их кошмарят мусульмане-мигранты, привезенные ООН.

– Минутку, Норна! – сказал Упир, – Эти вишнуиты – индусы-беженцы с Фиджи-Тонга, которые устроили трущобы, пользуясь тем, что наша полиция их не выгоняет. Заметь: полиция организовала поддержку всем трущобным жителям, которые шли на контакт. Теперь у этих вишнуитов есть работа, жилье, социальный сервис, и все такое. Остались только хрен знает кто, люмпен. Они сами виноваты в своих проблемах. И не фиг тут!..

Норна подняла руку, в знак возражения.

– Доктор Упир, пожалуйста, вспомни второй артикул Великой Хартии.

– Коллега Упир, – добавил Хобо-Ван, – ты прав. Индусы, которые остались в трущобах, поступили асоциально, когда уклонились от конструктивного контакта с полицейским департаментом адаптации. И, прежде всего, они не граждане Меганезии.

– …Вот-вот, – Упир кивнул, – еще, они не платили аренду земли и социальные взносы.

– …Но – продолжил Хобо-Ван, – ты знаешь, любой хабитант, не нарушающий Хартию, находится под защитой Хартии. Они бездельничают – это их дело. Они уклоняются от социальных и ресурсных выплат, установленных согласно Хартии – это основание для штрафа, и иногда для присуждения к каторге. Можно их арестовать, можно их судить, можно отобрать малолетних детей – если дети содержатся в явно негодных условиях. Можно, в крайнем случае, поставить вопрос о депортации люмпен – мигрантов...

Доктор Упир громко щелкнул пальцами.

– Вот-вот! О депортации! Если хотят быть люмпеном – пусть катятся в свою Индию.

– Но! – твердо произнес Хобо-Ван, – Эти индусы не занимаются бандитизмом, рэкетом, партийно-миссионерской политикой, и кредитами. Да, они не исполняли экономико-социальных обязательств, следующих из Хартии. Но они не нарушили саму Хартию, а значит, нельзя лишить их защиты в терракватории Меганезии.

– Хм! Ты еще процитируй Второй артикул Хартии: «нарушение любого базисного права одного гражданина есть тотальное нарушение всех базисных прав всех граждан».

– Коллега Упир, я не хотел цитировать то, что касается только граждан. Но ты сказал, и придется вспоминать комментарии Первой Ассамблеи. Если сегодня правами одного человека пожертвовали из каких-то особых соображений, то на месте этого человека может оказаться каждый. Если бесправен один – бесправны все. Даже если добавить оговорку «все не-граждане», это не меняет суть проблемы. У нас стало очень много не-граждан. За сто дней в Меганезию переехали из стран Первого мира примерно 40 тысяч молодых, деятельных прекрасно образованных людей, умеющих работать. Они пока не граждане, и они крайне внимательны к любым неясностям с правами не-граждан.

– Хобо, дружище, – перебил Упир, – что ты мне это разжевываешь? Я сам понимаю, что Норна права. Если кто-либо заявит в Верховный суд, то Народный флот тут же получит приказ ликвидировать весь исламский зоосад и прочий сброд, привезенный ООН.

– Тогда о чем ты споришь? – спросила Норна.

– О чем? – переспросил он, – Просто обидно, понимаешь? Еще сто дней, и мы могли бы достигнуть готовности к почти идеальной атомной войне, и вдруг эти индусы, блин!..

Доктор Шан-Йан мягко поднял ладонь и очень тихо сказал:

– Знаешь, коллега Упир, есть такой 6-ступенчатый принцип Дао:

Тот, кто лишь пытается начать, никогда не начнет.

Тот, кто слишком торопится, ничего не достигнет.

Тот, кто виден всем, не может видеть сам ясно.

Тот, кто считает себя правым, не может стать лучше.

Тот, кто заставляет себя, не достигнет успеха.

Тот, кто потакает себе, не может совершенствоваться.

– Йан, и ты тоже взялся меня учить этике?

– Нет, Упир, это не я, это Лао Цзы.

– Лао Цзы… Хм… Коллеги, может, хватит философии, и займемся работой?

…