10 апреля. Пристань Ибусуки и далее на юг.

Утро на Кюсю выдалось замечательное, ясное, со свежим восточным ветром. Под веселые возгласы толпы туристов, собравшихся на причале, яхта «Матаатуа» сбросила швартовы. Между яхтой и японским берегом начала расширяться полоса воды. Фанаты «цикло-парусного яхтинга» размахивали сувенирными майками с картинкой драккара викингов с лопастным ротором вместо паруса. Настрой публики был понятен. Во-первых, яхта действительно необычная. Во-вторых, она знаменитая: ее показывали в TV-новостях. В-третьих, хозяева «Матаатуа» устроили вчера вечеринку с бесплатным пивом и закуской для всех. Вот это яхтсмены! Отплытие выглядело ярко, и даже с нескольких километров, можно было увидеть звездочки – блики воздушных змеев из фольги над причалом… Освобожденный ротор набирал обороты. «Матаатуа» разгонялась, идя на юг. До цели – атолла Веласко (северный Палау), было 2500 километров. Два с четвертью дня пути.

…Вскоре яхта покинула японскую 12-мильной зону. Капитан Корвин чувствовал себя выжатым, как лимон но, тем не менее, оставался на мостике, и это вызвало возмущение экипажа. Сначала возмущение было тихим, но потом Лирлав озвучила это:

– Какого черта, Корвин?!

– Что не так? – спокойно спросил он, постукивая пальцами по штурвалу.

– Какого черта ты грузишь на себя все проблемы?! И в Ибусуки грузил, и сейчас тоже!

– Какой ответ ты предпочитаешь? Формальный или неформальный?

– Любой! Потому что ты устал больше нас, это понятно!

– Я капитан, – сказал он, – и мое право стоять вахту, в которой возможны сюрпризы.

– Ага! – встряла Эрлкег, – Ты считаешь: мы не справимся, потому, что мы женщины?

– Я считаю, что сейчас моя вахта, а вы можете отдохнуть или заняться чем-нибудь. Я, например, не возражаю, если мне сварят какао с толченым мускатным орехом.

– Что!? – воскликнула Ригдис, – Ты думаешь, женщины только и годятся, чтобы варить мужчинам какао и вообще торчать у плитки на камбузе?

– Когда ты будешь стоять на вахте, – ответил капитан, – я пойду на камбуз, и сварю твой любимый кофе – мокко. Ты знаешь, что я так делаю. Но это не обязанность, так что ты можешь не варить мне какао, я обойдусь японским кофе из кофеварки.

Ригдис неосознанным движением поправила прическу – ее волосы белые, как у кошки-альбиноса тускло сверкнули в отраженном солнечном свете. А потом, она внимательно окинула капитана взглядом своих глаз цвета льда, и коротко кивнула.

– Сейчас ты прав. Я пойду, сварю тебе какао.

– Mauru-roa, Ригдис, – ровным голосом ответил он, будто словесной стычки не было.

После этого, на некоторое время Корвин остался на мостике один. Он с недоумением посмотрел на свои чуть дрожащие пальцы (надо же, нервы разболтались), а потом, с чувством, выругался, и закурил настоящую кубинскую сигару. Была у него на мостике «заначка» таких «реальных фиделевских» сигар, слишком крепких для повседневного потребления, но практически незаменимых в такие моменты жизни, как сейчас. А через четверть часа вернулась Ригдис, притащившая котелок какао и две армейские кружки.

– Кэп, я составлю тебе компанию, если ты не против.

– Я никогда не против хорошей компании, – он улыбнулся и подмигнул.

– Хорошая компания… – задумчиво сказала она, наливая какао в кружки, – …Да, у нас хорошая компания, но кое-что беспокоит. Кое у кого есть тайны, верно?

– У каждого сеть маленькие тайны. У тебя тоже, Ригдис. Почему тебя это беспокоит?

– Да, кэп. У меня есть маленькие тайны. Но эти тайны никого не касаются, ни на что не влияют, и если бы я рассказала тебе, ты бы даже не понял, как это важно для меня.

– Тебе лучше знать, понял бы я или нет, – ответил он, – но я бы постарался понять.

– Я и так многое тебе рассказала. Помнишь, когда мы сидели вчетвером у бассейна?

– Помню, – Корвин взял кружку и сделал первый глоток, – чудесный какао, Ригдис.

– Что ты понял? – спросила кйоккенмоддингер, снова испытующе глядя на него своими необыкновенными «ледяными» глазами.

– Я понял, что тебя подвела модель Мироздания, казавшаяся тебе ясной и надежной.

– Меня подвело доверие к любимому автору! – резко возразила она.

Корвин чуть заметно покачал головой.

– Извини, Ригдис, но Джек Лондон тут немного сбоку. Ты имела дело не с ним, а с его книгой, это качественно иной info-источник.

– Объясни, – лаконично попросила она, тоже отхлебнув какао.

– Я попробую, – сказал он, – и начну с того, зачем художественные авторы пишут свои новеллы, романы, стихи и прочее. Как правило, они вовсе не собираются раскрывать читателю реальное устройство природы и общества. Этим занимаются другие люди, в частности, ученые, инженеры, иногда философы. А художественный текст, вообще-то, изображает вымышленный, идеальный мир, со знаком плюс или минус. Потому его и называют художественным, в отличие от научного или документального.

– Но, – возразила она, – есть же романы, в которых показана именно реальность!

– Нет, – Корвин снова покачал головой, – там может быть близко к реальности, но где-то автор вплетает свой идеал Мироздания, и если ты начинаешь применять этот роман как инструкцию для реальной жизни, то влипаешь в этот идеал, как в капкан. Такие дела.

Ригдис снова испытала на капитане свой ледяной взгляд, и поинтересовалась:

– Ты так хорошо понимаешь психологию писателей?

– Нет. Но не обязательно быть спецом, чтобы сделать такой вывод. Просто, логика.

– Ладно, и во что, по-твоему, влипла я с «Лунной долиной»?

– Я думаю, ты влипла в сказку о том, что сексуальным поведением мужчин в странах Первого мира управляет что-то кроме биологии, покалеченной буржуазной моралью.

– Может быть… – тихо отозвалась она, и внезапно спросила, – …А что управляет твоим сексуальным поведением, кэп?

– Ну, – Корвин пожал плечами, – инстинкт зовет, и я иду в Y-клуб, или типа того.

– Значит, – съехидничала Ригдис, – тоже биология, только без всякой морали?

– Нет, наверное, не только. Я обычно снимаю знакомых девчонок. Пилотская тусовка многочисленна и размазана по нашему океану. В любом крупном поселке есть шансы встретить пилотскую особь подходящего пола, с которой знаком хотя бы по сети.

– Понятно, кэп. Значит, удовлетворили инстинкт и разлетелись в разные стороны.

– Ригдис, – мягко произнес он, – ты про что спросить-то хотела?

Она явно смутилась, и произнесла:

– Кэп, вообще-то я хотела поговорить не про личные тайны, а про нечто другое.

– Про что? – спросил он.

– Про то, что в нашем новом балластном бункере. Что мы везем кэп?

– Спецгруз, – лаконично ответил резерв-штаб-капитан Корвин.

– Как информативно! – съязвила она, – Ты думаешь, это хорошее объяснение?

– Извини, Ригдис, это пока единственное объяснение, которое я могу дать.

– Пока – что?

– Пока мы не пришли на Палау, – уточнил он.

– Это что-то военное? – предположила кйоккенмоддингер.

– Очень, – коротко произнес он.

– Тогда ты действительно не можешь говорить. Извини, что я наехала, кэп.

– Все ОК, Ригдис. Ты хороший моряк.

– Приятно слышать. Ну, я пойду, кэп. Поговорим позже?

– Поговорим позже, – эхом отозвался он.

…

На пару часов резерв-штаб-капитан снова остался на мостике один. Потом, по графику «сортирных перерывов» появилась Эрлкег.

– Разомни ножки, кэп, я побуду на контроле.

– Mauru, – сказал он, и отправился в санузел, где помимо всего прочего, быстро принял контрастный душ. Это помогло. Нервная дрожь в пальцах (более свойственная игроку в покер, чем капитану на море), кажется, исчезла. А когда он вернулся на мостик, Эрлкег стояла за штурвалом, и молча вглядывалась в океанскую даль, кажущуюся, как обычно, бескрайней. Корвин не стал ее окликать, а устроился в кресле, и закурил сигарету…

Через некоторое время, напрасные попытки заглянуть за горизонт надоели девушке с фиалковыми глазами, и она спросила:

– Ты обиделся, что мы сегодня такие колючие?

– Нет. Я никогда не обижаюсь на друзей за то, что они такие, как есть.

– Тогда почему ты молчишь?

– Я задумался.

– О чем?

– Вот слушай. Для защиты нашей Хартии, мы построили малобюджетную, но очень эффективную военную машину, которая еще и инструмент национального бизнеса. Ты помнишь: в Меганезии около полмиллиона взрослых жителей, но только 70 тысяч, это граждане. Все жители и все резидентные фирмы платят социальные взносы, но только граждане участвуют в выборах, и только граждане получают долю от общего дохода.

– Так и должно быть по Хартии, – заметила Эрлкег.

– Да, конечно. А ты заглядывала на свой эккаунт в национальном фонде?

– Нет, как-то не до того было. Я дала поручение списывать взносы автоматически.

– Мне тоже было не до того, но сегодня я заглянул. Там, за месяц, кроме тех сумм, что причитаются мне в бизнес-партнерствах, и зарплаты на флоте, есть еще доля от таких общих доходов, и в частности, около-военных выигрышей.

Фиалковые глаза девушки-кйоккенмоддингера слегка расширились от удивления.

– Что такое около-военные выигрыши?

– Это, – пояснил он, – то, что получено за счет биржевых фокусов с взятием «на испуг». Инсайдерская игра через брокеров мафии. Народный флот кого-то резко пугает, акции предсказуемо падают, и получается доход на фьючерсах.

– Я поняла. Это ведь обычный способ вытряхивать деньги из оффи-концернов, так?

– Да, это обычный способ. Есть еще доля от ренты за месторождения золота островов Соломонова моря, и никеля Новой Каледонии. Но, я сейчас не об этом, а о доходах от защиты караванов Великой Кокаиновой Тропы. Кокаиновые доны платят за то, что Народный флот прикрывает их трафик через океан от разных полицейских структур.

– Это не новость, – заметила Эрлкег.

Корвин утвердительно кивнул:

– Да, не новость. Но почему наш флот защищает только наших граждан и «снежных бизнесменов» Тропы? Представь: если защиту распространить на все дружественные и нейтральные коммерческие структуры, и превратить дорогу через наш океан в самую безопасную и комфортабельную! За этот сервис можно брать разумные платежи – это естественно, и внешние бизнесмены – пользователи наших маршрутов нормально это воспримут! Тогда возрастет объем морских и воздушных перевозок по нашему океану, разовьется рациональная добыча океанских ресурсов, и туризм. А наши производства получат расширение рынка сбыта для своей продукции, ведь комфортабельный океан автоматически расширит базу потребителей наших товаров!

– Слушай! – произнесла она, – Вот это круто! Давай, бери ноутбук и пиши на форум!

– Я залил это на форум позавчера вечером, и думаю: наберет ли эта идея достаточно голосов к полуночи 13-го, к финалу голосования за пункты социального запроса.

– Ну, классно! Я уверена, многие поставят птичку на этом пункте. Я тоже поставлю.

– Я рад! – Корвин улыбнулся.

– Ну, – она дружески хлопнула его по плечу, – не скучай кэп. Я пошла ставить птичку.

…

Закат солнца он наблюдал в одиночестве. А потом, когда вокруг стемнело, появилась Лирлав с котелком какао и горячим многослойным сэндвичем.

– Мы решили, что раз ты тут торчишь, то тебе надо хотя бы пожрать, – пояснила она.

– Mauru-roa, вы настоящие друзья.

– Я тоже так думаю, – сказала кйоккенмоддингер, и загадочно улыбнулась, став вдруг похожей на молодую прекрасную, но агрессивную ведьму из голливудского триллера. Волосы цвета темной бронзы. Глаза ярко-зеленые, и настороженные, как у хищника.

– Отличный сэндвич! – прочувствованно сообщил Корвин, сделав первый надкус.

– Кэп, – произнесла Лирлав, – знаешь, Ригдис рассказала нам все, о чем вы говорили.

– А я даже не сомневался, что она вам расскажет.

– Тогда, кэп, ты, наверное, не сомневался и в том, что будут еще вопросы.

– Спрашивай, – коротко предложил он.

– Я не спрашиваю про спецгруз. Военная тайна, это понятно. Я спрошу о тебе. О твоем прошлом. Просто интересно, если это не тайна. Мы же команда, правильно?

Резерв-штаб-капитан пожал плечами.

– Правильно, и это не тайна. Я родился и вырос на умирающем острове Косраэ, а после окончания школы смылся в Сидней. Там закончил инженерный колледж, и нашел себе подходящую работу во Французской Полинезии, в семейной фирме Малколм.

– Подожди, – удивилась Лирлав, – судя по сетевым видео, Косраэ, это чудесный оазис на востоке Каролинского архипелага. Там джунгли, реки, и озера…

– Да, – Корвин кивнул, – это прекрасный оазис диаметром семь миль. Но этнос Косраэ в течение полутора веков медленно умирал там, и в январе этого года исчез совсем.

– Последствия каких-нибудь военных тестов? – предположила кйоккенмоддингер.

– Нет. Последствия христианизации и гуманитарной помощи. Неприятная история.

– И что кэп? Тебе кажется, что ты должен вернуться на Косраэ, и что-то исправить?

– Поздно что-либо исправлять, я никому там ничего не должен, я даже не «понапе», не туземец Косраэ, а креол, этнический англо. И я не был на Косраэ 15 лет, с того дня, как смылся в Сидней. Но, там есть крошечная ферма, принадлежащая мне по наследству. Я декларировал ее, как свой агро-объект, и оплатил социальный взнос.

– Думаешь, эта ферма еще пригодится? – спросила она.

– Не знаю, – Корвин снова пожал плечами, – просто, у меня есть несколько друзей, тоже креолов, родившихся на Косраэ, и мы договорились не бросать фермы. Такие дела.

– Кэп, я знаю, что наш проект-инженер Форнит, тоже родился на Косраэ. А кто еще?

– Еще юниоры Иллэ и Элли, и их тетя Джой.

– Иллэ и Элли классные! – Лирлав улыбнулась, – А их тетя Джой, это кто?

– Это, – ответил он, – Джой Прест Норна, директор инноваций Народного флота.

…

11 апреля. Крайне-западная Океания. Архипелаг Палау.

Человек по имени Ду Фу прилетел из Гонконга на Палау обычным чартерным рейсом, вместе с еще полусотней пожилых состоятельных любителей экзотической природы Микронезии. Он заранее заказал себе небольшие апартаменты в мини-отеле Нгермид, недалеко от крупнейшего в Архипелаге острова Бабелдаоб, и совсем рядом с Ореором, исторической столицей Палау. Весь Центральный Палау, как известно, укладывается в прямоугольник: 50 км с юга на север и 25 км с запада на восток. Нгермид находится примерно в юго-западном углу этого прямоугольника, и с крыши мини-отеля (где так предусмотрительно устроено кафе-бар) можно наблюдать знаменитые «морские холмы Палау» – маленькие зеленые островки в форме неких фантастических грибов с сильно выпуклыми шляпками, как будто растущих прямо из моря.

Оставив свой чемодан в апартаментах, человек по имени Ду-Фу устроился в этом кафе, заказал чашечку кофе, и начал любоваться ландшафтом (что логично: за этим он сюда и летел). Впрочем – не только за этим. Симпатичная официантка – светловолосая креолка примерно 25 лет, получила предложение зайти на час в гости в апартаменты, за полста алюминиевых фунтов (около 65 USD по курсу). По меганезийским понятиям, это было вполне нормально. Пока Ду-Фу допивал чашечку кофе, официантка договорилась с другой девушкой, чтобы та на час подменила ее в зале на крыше, и…

....И вот что интересно. Придя в апартаменты, этот пожилой китаец и молодая креолка занялись не сексом (как можно было бы предположить, исходя из предыдущей сцены), а совсем другими вещами. Устроившись за журнальным столиком в курительной комнате, примыкающей к балкону, они разложили на столе некие бумаги и начали их обсуждать. Правда, в начале они уточнили, кто есть кто.

– Извините, – сказал китаец, – я не совсем понял, как вас следует называть. Джой Прест? Комиссар Норна? Как-либо еще?

– Просто Норна, уважаемый erizhongjiweibin Сюй Чжевэй, – ответила она.

– О! – китаец улыбнулся, – Вы уже узнали не только мое имя, но и ранг в специальной политической комиссии ЦК Компартии Китая. Ваша разведка уже отрастила когти.

– Иначе мы бы не выжили, – сказала Норна.

– Это, безусловно так, – китайский партийный функционер кивнул, – у нас встреча «без галстуков», как выражаются европейцы, так что называйте меня просто Ду Фу.

– Как скажете, уважаемый гость. Возможно, псевдоним «Ду Фу», это знак судьбы.

И жизнь, и смерть проходят между нами,

И нет резона письма посылать,

Пока оружие не брошено врагами…

Примерно так говорил великий поэт Ду Фу дюжину столетий назад.

– О! Я рад, что вы знаете моего великого прежде-рожденного тезку. А цитата… Это был намек на некоторые обстоятельства. Я прав?

– Вы проницательны, Ду-Фу, – ответила она.

– …Это намек, – спокойно продолжил китаец, – на то, что наше правительство медлило с ответом на ваши предложения о сотрудничестве, пока вы не обратили врагов в бегство, посеяв, к тому же, недоверие и вражду между ними.

Норна нарисовала пальцем знак вопроса на стеклянной поверхности столика.

– Не все так радужно, уважаемый Ду Фу. Пока враг жив, ни вы, ни мы не должны быть спокойны. Мировая война идет уже более столетия, и финал пока не виден.

– Опять намек, – констатировал он, – Намек на то, что у нас, возможно, общий враг?

– Возможно, – согласилась она.

– И что из этого следует? – спросил Ду Фу (точнее, Сюй Чжевэй).

– Из этого следует, что мы поможем решить вашу проблему, без претензий на какое-то вознаграждение. Мы поможем просто потому, что это ослабит нашего общего врага.

– Вы уже знаете, о чем идет речь? – уточнил он, умело скрывая удивление.

– Да. Вы сами сказали: наша разведка уже отрастила когти. Речь идет об этом, – Норна вытащила из кармана своих легкомысленных шортиков лист бумаги – компьютерную распечатку, сложенную вчетверо – и расправила лист на столике.

United Nations Chronicle (UN-reports)

Власти КНР вновь применили массовое вооруженное насилие против своих граждан. События в Нан-Нине. Мы помним события в Пекине в 1989-м, и в Гуандане в 2011-м. Сейчас тоже все началась с протестов против захвата земель полугосударственными концернами, но репрессии гораздо масштабнее. Репортеры приводят аналог: восстание тайпинов в XIX веке, при подавлении которого было убито 30 миллионов фермеров. Репрессии в Нан-Нине носят еще и характер этнической чистки против непокорного этноса хмонг. Источники сообщают о миллионе хмонгов в фильтрационных лагерях. Международное сообщество готово применить такие меры воздействия на КНР, как эмбарго на импорт продукции КНР, в частности, стального проката и текстиля.

Ду Фу (Сюй Чжевэй) пробежал глазами текст и утвердительно кивнул.

– Да. Это та проблема, которая возникла. Конечно, вы понимаете, что дело вовсе не в правах человека, а в очередном раунде торговой войны.

– Я понимаю, – ответила Норна, – и обвинение в этнических чистках, это сильный ход в подобной войне. Привычное для Первого мира обоснование эмбарго против кого-то.

– Да, – снова сказал Ду Фу, – поэтому, надо, чтобы фильтрационные лагеря исчезли. В аналитическом центре нашего ЦК изучили ваш опыт абсорбции северных корейцев, и пришли к выводу, что это интересный путь. Товарищ Ким Чан-Чхо устранил крупные проблемы, отправив в вашу страну 5000 молодых людей, у которых по ряду причин не сложилась жизнь в КНДР. Враждебные силы в ООН лишились важного козыря.

– Вероятно, это так, – согласилась Норна.

– …Сейчас, – продолжил Ду Фу, – мы говорим о более масштабном акте гуманизма и интернационализма. В связи с продолжением реализации планов Компартии КНР по развитию территорий, некоторые мелкобуржуазные группы населения оказываются лишними. ЦК полагает, что их перемещение в Меганезию, это хороший выход. Мы говорим, разумеется, только о работоспособной молодежи без криминальных пятен.

– А количество? – поинтересовалась Норна.

– Мы, – сказал он, – предпочитаем идти шаг за шагом. И первый шаг может состоять в миграции 50 тысяч молодых людей. Потом мы оценим результат.

– Aita pe-a. Нет проблем. Меганезия примет 50 тысяч молодых хмонгов.

– А вы уверены, Норна, что этих людей вскоре не отправят обратно? У вас в Меганезии выборы нового правительства…

Норна нарисовала пальцем на стекле столика трехлопастной пропеллер.

– По Хартии, правительство не принимает никаких ключевых решений. Оно реализует усредненный социальный запрос граждан, и исполняет вердикты Верховного суда. Из текущих рейтингов частных социальных запросов уже видно, что правительству будет поручено пригласить и адаптировать перспективных мигрантов. Я опираюсь на ту характеристику, которую вы дали: молодые, активные, работоспособные. Значит, они перспективны.

– Я лишь поверхностно ориентируюсь в вашей политической системе, – сказал Ду Фу.

– Наша система очень проста. Oire ta-hamani aha inaaro te foa aita te tahi. Правительство выполняет желания foa, и ничего больше.

– Foa – это народ? – спросил китайский функционер.

– Foa – это люди, – поправила меганезийка.

– Но, – удивился он, – разве я сказал не то же самое? Разве народ, это не люди?

– Народ – это не люди, – ответила она.

…