12 апреля. Вторая половина дня. Северный край архипелага Палау.

Атолл Веласко лежит в 100 км к северу от острова Бабелдаоб (центрального Палау) и представляет собой овал, вытянутый на 30 км вдоль меридиана Киото. Северный край барьера Веласко погружен на 20 метров, центр лагуны – на 50 метров, а южный край образует обширную мель, на которой есть плоский островок 100 шагов в поперечнике.

Ультра-яхта «Матаатуа» пришла на атолл Веласко в обеденное время, и поведение ее экипажа ничем не удивило бы постороннего наблюдателя, который полагал бы, что четверка Саммерсов намерена просто отдохнуть после перехода по открытому океану. Продвинувшись по оси лагуны на юг, они поставили яхту на якорь в четверти мили от северного края мелководья, спустили на воду пластиковую лодку-плоскодонку, в нее погрузили внушительный набор для пикника, и отправились к 100-шаговому островку. Естественное желание после путешествия по океану – пообедать на твердой земле.

…Днище лодки проскрипело по коралловому песку.

– Поздравляю с прибытием, кйоккенмоддингеры! – объявил Корвин.

– Взаимно, кэп, – ответила Ригдитс, – ну, а теперь ты можешь назвать наш спецгруз?

– Да. 500 тонн отработавшего топлива с атомных электростанций Кюсю.

– Какого топлива? – тревожно спросила она.

– Ну, прикинь сама: какое топливо бывает на АЭС?

– Блин! – воскликнула Лирлав, – Под нами всю дорогу было полтысячи тонн активных радионуклидов! Корвин! Какую дозу мы схватили?!

– Никакую, – ответил резерв-штаб-капитан.

– Не говори ерунды! – возмутилась Эрлкег.

– Это не ерунда, а физика, – спокойно сказал он, – Во-первых, в ОЯТ…

– Что такое ОЯТ? – перебила Лирлав.

– Это и есть отработавшее ядерное топливо. Так вот, ОЯТ содержит только несколько процентов активных радионуклидов. Это во-первых. Нас отделяли от бункера, 3 метра морской воды, которая ослабила излучение в полмиллиона раз. Еще, стальной корпус бункера и стальное днище яхты. Короче: ослабление в миллион раз.

Эрлкег постучала кулаком по борту лодки.

– Кэп, ты сначала сказал «никакую», а сейчас говоришь про ослабленное излучение!

– Вот тебе цифры, – ответил он, – у нас на борту было 19 микрорентген в час.

– А норма сколько?

– Нет абстрактного понятия «норма», но есть естественный фоновый уровень радиации, который в среднем у поверхности планеты – 10 микрорентген в час. В салоне летящего авиалайнера уровень 200 из-за жестких излучений солнца, не поглощенных атмосферой. Такой же уровень на пляжах Австралии и Бразилии из-за радия в гранитной крошке. В Евросоюзе считают безопасным уровень 50, и это понятно: таков уровень на альпийских курортах из-за солнца. Тот же эффект, что в авиалайнере. Еще вопросы по этой теме, а?

– Извини, кэп, – проворчала Ригдис, – мы опять зря наехали на тебя.

– Aita pe-a, – Корвин слегка хлопнул ее по плечу, – как насчет моллюсков к пикнику?

– Будут, – лаконично пообещала кйоккенмоддингер.

В начале Корвин тоже пошел нырять за моллюсками, но уже через полчаса бросил это занятие. Он считал себя неплохим ныряльщиком (и это было объективно – любой, кто родился и вырос в Микронезии, как правило, учится нырять еще в раннем детстве, и в подростковом возрасте может сдать норматив первой ступени по фридайвингу). Но, в сравнении с кйоккенмоддингерами, Корвин чувствовал себя этаким неуклюжим бурым медведем, который, хотя и способен бултыхнуться в воду и подцепить когтями что-то съедобное, но называть это фридайвингом было бы слишком лестно.

Так что, Корвин выбрался на один из коралловых бугорков, и понаблюдал немного за действиями своего экипажа. Три грациозных обнаженных тела желудевого цвета, едва шевеля ногами, скользили на малой глубине, по миниатюрным извилистым каньонам кораллового поля, и четко-чередующимися движениями рук обрывали крупных мидий, облеплявших отдельные участки рифа. Это напоминало сбор ягод на склоне обычного надводного холма. И лишь изредка кйокенмоддингеры выскакивали на поверхность за глотком воздуха. Несколько коротких мощных вдохов-выдохов, и снова под воду. Из любопытства, Корвин несколько раз засек время, и определил: они проводят под водой примерно полтораста секунд на одном дыхании. Запросто, не напрягаясь… Хэх.

Произнеся вслух это «хэх», Корвин вернулся к лодке, и распаковал набор для пикника. Установив спиртовую горелку, он налил в котелок пресной воды и поставил на огонь. Исходя из количества мидий, наблюдавшееся в поясных сетках кйоккенмоддингеров, промысел должен был завершиться втечение ближайшей четверти часа. И точно…

…Вода в котелке едва успела вскипеть, а три девушки уже выбрались из лагуны и очень аккуратно положили на грунт сетки с мидиями.

– Какой будет рецепт? – поинтересовалась Лирлав, рассматривая пакетики, выбранные Корвином из коробки, взятой с яхты.

– Рецепт будет тот, – сообщил он, – который, вероятно, вам известен. Я намерен создать походный вариант классического североамериканского супа «clam chowder» из мидий, бекона, лука, помидоров, зелени, чеснока и таро. Вообще-то вместо таро должен быть картофель, но, поскольку на маркете в Ибусуки мы купили таро, то пусть будет такой вариант. Японцы бестрепетно кладут таро в «clam chowder», и получается вкусно.

– Кэп, тебе помочь? – спросила Ригдис.

– Технически не надо, я сам все сделаю. Но, если меня будут развлекать интересными историями, то суп получится вкуснее. Таков фундаментальный закон камбуза.

– М-м… – кйоккенмоддингер с глазами цвета льда задумалась, – …Какие истории тебе кажутся интересными? Ну, примерно?

– Просто, из жизни, – ответил резерв-штаб-капитан.

– А давайте, – предложила Эрлкег, – расскажем кэпу про тигровых мидий Онтарио!

Корвин кивнул в знак того, что тема заинтриговала, и занялся обычными (морскими) мидиями, слушая рассказ о мидиях озерных. Вообще-то треугольная тигровая мидия (Dreissena polymorpha – если по науке) служила фоном для рассказа, и пищевой базой общины кйоккенмоддингеров в Канаде. На мелководье Онтарио было такое обилие этих треугольных моллюсков, что проблема пищи, богатой белком, решалась легко. Но при условии, что потребитель пищи (он же добытчик) готов нырять в любое время года. У девушек-кйоккенмоддингеров, торжественно объявивших себя потомками последних кроманьонцев, такая готовность была. Если кроманьонцы на берегах морей Северной Атлантики добывали мидий круглый год (о чем археологически свидетельствуют т.н. «кухонные кучи» из пустых раковин в местах поздних кроманьонских стойбищ), то их «духовные наследницы» просто обязаны были делать то же самое.

И кстати (как было сообщено Корвину) название «кйоккенмоддингер» происходит от датского слова «kjokkenmodding» – «кухонная куча». Далее, по мере развития сюжета рассказа, Корвину пришлось держать себя в руках, чтобы не высказать, что он думает относительно такого эксперимента по выживанию по схеме кроманьонского быта. Он полагал, что есть гораздо более гуманные пути суицида, чем остаться на зиму в некой брошенной индейской хижине на берегу озера на 44-й широте, где берег оказывается засыпан слоем снега высотой в рост человека, а воду сковывает лед.

– Между прочим, – сообщила Лирлав, уловив его удивление по мимике, – это озеро не замерзает полностью. Лед только у берегов, а дальше открытая вода и в ней немного ледяной крошки. Конечно, нырять там холодно, зато рыба при такой температуре еле двигается, и можно ловить руками. А тигровых мидий мы наловчились собирать так быстро, что за три погружения получалось достаточно для обеда.

– Вообще-то, – добавила Эрлкег, – мы зря в первый год не посадили картошку. Это бы решило проблему на время буранов, когда не поныряешь.

– Да, – сказала Ригдис, – на ошибках учатся. Вторую зиму мы уже были с картошкой.

– А сколько зим вы вообще там прожили?

– В таком режиме две зимы, – ответила она, – нам важно было почувствовать, что мы настоящие кйоккенмоддингеры, а не самозванцы, ты понимаешь?

Он неопределенно пожал плечами.

– Наверное, есть вещи, которых мне не понять. У меня не тот характер.

– Ты считаешь, что мы занимались глупостями? – напрямик спросила Эрлкег.

– Я же ответил: есть вещи, которых мне не понять. Точка. Из этого не следует никаких выводов о чьем-то интеллекте. Это примерно как с едой. В смысле, кому-то нравится японская кухня, кому-то – китайская, а кому-то – мексиканская. И кто из них умнее?

– Умнее тот, – предположила Лирлав, – кто не делает из этого выводы об интеллекте.

– Ну, я об этом и говорю, – согласился резерв-штаб-капитан.

Некоторое время девушки-кйоккенмоддингеры молча наблюдали, как капитан весьма методично крошит десантным ножом овощи, зелень и бекон, перемешивает это с уже раскрывшимися мидиями, и вдумчиво добавляет соль. Потом Ригдис спросила:

– А про религию ты ответил бы тоже: дело вкуса и никаких выводов про интеллект?

– Религии бывают разные, – отозвался он.

– Для нас, – сообщила она, – кроманьонское понимание природы, это религия.

– Для вас – возможно, а для меня это выглядит, как магия.

– Магия? – удивилась Эрлкег.

– Да. Магия. Колдовство. Вы и сами говорили, что ваша религия – ведьмовская.

– Первобытная ведьмовская, – строго поправила Эрлкег, – это принципиально.

– ОК, извини за пропуск эпитета. Конечно, первобытная ведьмовская.

– Почему ты все время извиняешься? – проворчал она.

– А я так подчеркиваю, что если я вас обидел, то ненамеренно.

– Хм… Ты со всеми такой тактичный?

– Нет, – ответил он и подарил ей совершенно обезоруживающую улыбку.

Кйоккенмоддингер с бронзовыми волосами и зелеными глазами (наиболее похожая на «каноническую» молодую ведьму) сконфуженно замолчала.

– Это как айкидо, – доверительно сообщила ей Ригдис, – ты нападаешь, он отступает, ты проваливаешься. Кэп, я правильно угадала, что ты занимался айкидо?

– Не совсем. Я занимался только капоэйрой на обычных курсах самообороны. Так, типа, нахватался немного у инструктора-бразильца. Каких-то особенных успехов я не достиг.

– Но с темы сползать ты научился, – встряла Эрлкег, – тебя же спросили про религию.

– Да. А я ответил, что религии бывают разные.

– Разные, и что?

– Разные, – пояснил он, – в смысле влияния. Например, ваша первобытная ведьмовская религия требует от вас некого стиля жизни, но взамен учит вас практическим вещам, которые я раньше считал мифом. Я имею в виду ваш фридайвинг. Есть такие религии, которые просто несут некие внутренние идеалы. Это Tiki. Или дзен. Или даосизм. Еще встречаются религии, согласно которым человек чего-то требует от других. Например, библейские религии. Там всех людей надо построить по струнке, а кто не строится, тех побить камнями, или типа того. И у меня разное отношение к этим трем классам.

– Тогда, – возразила Ригдис, – надо отнести Tiki к третьему классу. Ведь Tiki требует от других людей кое-чего, правильно?

– Ну, если ты так ставишь вопрос, то я бы отнес Tiki к классу «два с половиной».

– Это как?

– Это так, что Tiki относится ко второму классу, но требует, чтобы не было третьего.

– И для этого нужна атомная бомба? – мгновенно отреагировала Эрлкег, – Мы же сюда притащили это долбанное ОЯТ, чтобы делать из него бомбы, правильно?

– Ну, – произнес он, – если учесть, что оффи-политика, это концентрированная религия третьего класса, то да, можно сказать, что атомная бомба, это тот самый инструмент.

Кйоккенмоддингер с фиалковыми глазами грустно покивала головой.

– Вот почему я никогда не приму Tiki. После всех прекрасных слов о ценности каждого самостоятельно мыслящего человека, объявляется, что главный инструмент, это бомба, уничтожающая целые города. Детей, женщин, мужчин, всех, кто подвернется!

– Не принимай, – сказал Корвин, – ты же знаешь, Tiki не требует, чтобы ее принимали.

– Но ты принимаешь, – ответила она.

– Эрлкег, у тебя есть другая планета на примете? – поинтересовался он.

– Я не поняла вопроса, кэп,

– Вопрос простой: если у тебя есть другая планета на примете, то все самостоятельно мыслящие люди могут туда переселиться, и никто не будет доставать их. А если такой планеты у тебя на примете нет, то надо решать вопрос тут. Или, по-твоему, существует другой метод, кроме атомной бомбы, как сделать, чтобы к тебе не лезли с библией, с моралью, с финансами, с лицензиями, и с тотальным контролем частной жизни?

– Блин! – откликнулась Эрлкег, – Хорошо было в кроманьонскую эпоху, когда на Земле обитало всего несколько миллионов людей, и никто ни кому не мешал!

– А ты гуманист, – констатировал он, – по-твоему, фагосфера лучше атомной бомбы?

– Что-что?

– Фагосфера. Ты не слышала этот термин?

– Нет. А что это?

– Оружие последнего ответа, – пояснил Корвин, – или, как выражаются мировые СМИ «оружие судного дня». Научное название: пикоквазиксенобионт. Язык сломаешь, ага? Лаборанты говорят просто: «пиквак». Они размером чуть больше молекулы обычного сахара, и на порядок меньше самого маленького вируса. Тем не менее, они способны размножаться в подходящей среде, очень быстро, каждую секунду. Это, как бы, такая химическая реакция. Зараженный организм не успевает откашляться, как уже все. А за несколько недель биосфера планеты превращается в фагосферу из пикваков. Правда, у субъектов, сумевших это пережить и подождать еще пару недель, есть шанс выжить, поскольку без пищи пикваки распадаются от гидролиза, или света, не помню. Короче, финальная стадия, это примерно миллион выживших, как ты и предлагала.

– Я ничего такого не предлагала! Я просто говорила, что это было хорошо.

Корвин улыбнулся и развел руками.

– А я просто объяснил, как с точки зрения науки, это может быть реализовано.

– Кэп, – спросила Ригдис, – а эти долбанные пикваки существуют в реальности?

– Да, конечно. Это перспективная супермолекулярная технология, которая сейчас еще начинает отрабатываться в лабораториях. Там безобидные пикваки, которые в хорошо сбалансированной среде быстро и даром превращают крахмал в искусственный шелк, например. Но, теоретически возможны и такие пикваки, которые жрут людей. Кстати, обещанный «clam chowder» готов. Церемониально выражаясь, я прошу всех к столу.

– Ты умеешь поднять аппетит, кэп, – съязвила Лирлав, и первой схватила ложку…

…Супа оказалось МНОГО, и через час перед экипажем встал вопрос: что делать: суп вкусный, но жрать уже невозможно, хранению он не подлежит, а выбрасывать жалко. Некоторое время все пили чай, прислушиваясь к реакции организма на идею скушать дополнительную тарелочку супа. Как вдруг…

– Вот кто нам поможет! – заявила Ригдис, показывая рукой на сине-зеленое пятнышко, скользящее над поверхностью лагуны.

– Экраноплан класса «морской конек», – определил Корвин, мгновенно вооружившись биноклем, – штатная загрузка пять персон. Если их реально пять, то это спасет суп.

…Их оказалось даже не пять, а шесть: комиссар Джой Прест Норна, консул Улат Вук Махно, и четверо «вулканологов». Почему недавние северокорейские студенты стали бойцами Народного флота под кодовым названием «вулканологический отряд», о том разговор особый. Что касается консула Махно, то он был почти ровесником Корвина, и телосложение похожее. Рост у консула был чуть пониже, а плечи чуть пошире, скулы выступающие, монголоидные, и стрижка не «скинхэд» (как у Корвина), а «ежик».

– Обалдеть, какая встреча! – честно признался Корвин, поочередно обнимаясь со всеми прибывшими, – Просто праздник! Суп жрать будете?

– А ты как думаешь, штаб-капитан? – прищурившись, спросил техник Ун Гук-Ек.

– Я думаю, у вас есть соджу, а закуску вы забыли, – ответил Корвин.

– Как ты догадался? – подозрительно спросил аспирант Фэн Со-О.

– По выражению глаз. Прикинь?

– А-а! Классно! – почти хором оценили такой ответ два лаборанта: девушка Ро Вэй-Ди и парень Чхве Чо-Юнг. Кстати, лаборантами в «вулканологическом» отряде назывались специалисты-рядовые, техниками – унтер-офицеры, а аспирантами – младшие офицеры.

– Соджу давайте сюда, и садитесь питаться, – подвел итог штаб-капитан.

– Вот, – пискнула Ро Вэй-Ди, протягивая ему канистру, – Из батата! Я сама отгоняла!

Корейцы традиционно пьют много, а точнее – часто. Смысл не в том, чтобы напиться и упасть лицом в тарелку, а в том, чтобы создать атмосферу непринужденного общения, укрепляющего коллектив. Главный напиток: 20-градусная «соджу», продукт перегонки картофельной, рисовой или бататовой браги. Говорят, первый самогонный аппарат для соджу изобрел в середине XIII века хан Хубилай, внук Чингисхана, скучая в штабе в Кенджу – ныне одном из туристических центров Южной Кореи. Некоторые, впрочем, полагают, что роль Хубилая и городка Кенджу попросту выдумана имиджмейкерами турфирм для раскрутки бизнеса в этом районе. В общем, история – дело темное.

Так или иначе, сейчас Корвин разливал соджу, по пластиковым чашечкам, и скользнул взглядом по одежде «вулканологов» (легким, свободным удобным болотно-пятнистым спортивным костюмам, заменявшим им обычную униформу Народного флота).

– Режим конспирации, ребята? E-oe?

– Так точно, штаб-кэп, – ответил аспирант Фэн Со-О.

– Внимание, бойцы! – консул Махно вскинул левую ладонь, – Вы пока знакомьтесь, и питайтесь, а мы с Норной и Корвином отойдем в сторону, и обсудим рабочие вопросы.

…

Спонтанные посиделки со знакомством получились позитивно, с флеймом о жизни, и умеренной дозой алкоголя для настроения. Суп был успешно съеден, а на закате гости укатили на своем «морском коньке» по направлению к центру лагуны Веласко. Экипаж Корвина, соответственно, вернулся на ультра-яхту «Матаатуа», стоявшую на якоре, и Ригдис мгновенно отметила некое изменение:

– Кэп, у нас осадка стала на фут меньше!

– Верно, – ответил он, – «вулканологи» поменяли балластный бункер на более легкий. Я напомню: для «Матаатуа» по расчету достаточно 350 тонн балласта, а дополнительная грузоподъемность нам пригодится через три дня.

– Мы что-то повезем?

– Кого-то, – в некоторой задумчивости поправил резерв-штаб-капитан.

– Кого? – спросила Эрлкекг.

– Сейчас поднимемся на борт, и я вам дам кое-что прочесть в сети, – ответил он.

Amnesty International. Геноцид этноса хмонг в Континентальном Китае (КНР)

Почти миллион хмонгов были перемещены властями в фильтрационные лагеря. Из неофициальных источников в порту Чжанцзян стало известно, что несколько десятков тысяч молодых хмонгов привезены в порт под охраной, и загружены на 400-метровое военно-транспортное судно «Хангхайлу» вместимостью 50.000 человек. По последним данным «Хангхайлу» пойдет к островам Палау, подконтрольным Конвенту Меганезии. Правозащитники напоминают: в зоне Конвента создан конвейер смерти: «высшая мера гуманитарной самозащиты». За полгода там исчезли четверть миллиона человек. Есть опасения, что Пекин сбросит на этот конвейер протестную хмонгскую молодежь.

…

15 апреля. Раннее утро. Центральный Палау.

Маленький порт Оллел на северо-западном берегу Бабелдаоба имел выносной пирс с концевой перевалочной площадкой. Тут не предполагался прием таких кораблей, как китайский «Хангхайлу». Тем не менее, глубина позволила этому гиганту причалить к площадке носовым сегментом корпуса. И сразу же пришли в движение сотни малых транспортных кораблей, до этой минуты рассредоточенные в акватории. Они казались игрушечными по сравнению с «Хангхайлу». Сразу по десять таких «игрушек» вставали вдоль борта огромного корабля. Офицеры НОАК направляли заранее сформированные группы «пассажиров» по трапам на причал и на подошедшие легкие транспорты.

Среди малых транспортов, была и ультра-яхта «Матаатуа», пристроившаяся (согласно инструкции) в кильватер к сейнеру «Кикимора», которым командовал Махно. Сейнер обладал теми же габаритами 50x10 метров, что и ультра-яхта.

– Просто повторяем его маневры, – очень спокойно сказал Корвин.

– Ясно, – отозвалась Ригдис, игравшая роль помкэпа. И пошла работа. Через несколько минут, ультра-яхта четко встала под погрузку. От экипажа теперь требовалось только ожидание. Помощью пассажирам в размещении на палубе занимались «вулканологи».

– Кэп, – окликнула Эрлкег, – у меня глюки, или вот там идут колесные пароходы?

– Это, – ответил он, – стимпанковские 100-футовые транспорты класса «Слейпнир». А почему ты подумала про глюки?

– Хэх! Мне казалось, что колесные пароходы вымерли в начале прошлого века.

– Они вымерли там, где у бизнесменов нет мозгов. Для маневров в тесной акватории и заходов на мелководье нет ничего лучше колесной схемы. Обратите внимание, как они разворачиваются на пятачке. Просто независимое вращение колес.

– Топливо, наверное, дешевое, – заметила Лирлав.

– Да, любые горючие отходы – сказал Корвин, – и ему не нужна большая мощность.

– А что у него со скоростью? – спросила Эрлкег.

– Чуть быстрее велосипеда. Нормально для грузоперевозок в пределах архипелага. Как пассажирские они используются только на фестивалях, когда скорость не важна, или в экстренных случаях, как сегодня. Видишь, они берут по двести пассажиров.

– Меня, – заметила Ригдис, – беспокоит, как мы довезем наших четыреста пассажиров.

– Ну, до Град-Йапа 450 км. Конечно, в смысле ветра ост-норд-ост не лучший курс, но, полагаю, за 10 часов дойдем. Будем там на закате.

– Кэп, четыреста человек на открытой палубе 10 часов! – тут Ригдис невесело покачала головой, и кивнула в сторону кормы. Там плотность пассажиров росла, и становилось понятно, что когда их окажется 400, палуба будет, как кинозал при аншлаге. Уточним: кинозал, где вместо сидений – коврики из гофрокартона на металлическом полу.

– Довезем, никуда не денемся, – твердо сказал Корвин. Он видел, что хмонги ведут себя спокойно, поскольку в Индокитае пассажирский паром так и выглядит: 50-метровое не специализированное судно, где пассажиры устраиваются на палубе, как умеют.

…

Погрузка была завершена, и «Матаатуа» вслед за «Кикиморой» консула Махно ушла в открытое море, а там легла на курс и, ветер раскрутил освобожденный ротор…

Нельзя было сказать, что переход до островов Гранд-Йап получился сложный. Ничего особенного не происходило. Молодые хмонги (им всем было не более 25 лет) немного удивлялись количеству, качеству и бесплатности еды. Чего-чего, а еды на борту было запасено навалом – полтонны фруктов, плюс свежий хлеб и всякая всячина.

Когда «Матааута» и «Кикимора» вошли в гавань Гранд-Йапа, стало ясно: хмонгам тут обеспечена адаптация сходу. Причал сверкал прожекторами и люминесцирующими вымпелами йапианских постиндустриальных бизнес – партнерств, выросших всего за 3 месяца после перехода Микронезии под контроль Конвента. Мини-автобусы трициклы стояли вдоль причальной стенки, причем над каждым имелся большой плакат с четко отпечатанными столбиками хмонгских имен.

– Ну, – сказал Корвин, – хвала Мауи и Пеле, держащим мир, эту работу мы сделали, как следует. Я бы предпочел покатать этих девчонок и мальчишек более комфортно, но….

– Но? – переспросила Ригдис.

– …Но уж так вышло, – договорил он, – готовимся отчаливать вслед за «Кикиморой». Надо освободить пассажирский причал и идти к грузовому. У нас по плану загрузка: 8 TEU.

– Восемь контейнеров с чем? – спросила подошедшая Эрлкег.

– Спецгруз, – лаконично ответил штаб-капитан.

Ригдис схватилась за голову, и взъерошила свои коротко подстриженные волосы, белые, будто шерсть кошки-альбиноса.

– Что, блин? Опять спецгруз?

– Да. Но на этот раз спецгруз безопасный в биохимическом и радиационном смысле.

– Загадками говоришь, – упрекнула Лирлав.

– Слушай, – проворчал он, – я без понятия, что и зачем мы везем на Косраэ. Этот проект готовили Норна и Махно. Единственное, что я могу сказать: я им доверяю.

– Ладно, – Ригдис вздохнула, – через три дня мы придем на Косраэ, и что будем делать?

– Спецзадание, – снова лаконично сообщил Корвин.

– Такое ощущение, – съязвила она, – что мы мобилизованы в морской спецназ.

– Так и есть, – подтвердил он, – только в Народном флоте говорят не «мобилизованы», а «милитаризованы». Типа, для определенности. Я, на всякий случай, напомню: вы трое, подписали контракт о гражданстве, где есть пункт о вступлении в резерв ВМФ.

– Я думала, это просто формальность такая… – призналась Эрлкег.

– Мы все трое так думали, уточнила Ригдис.

– В Меганезии нет «просто формальностей таких», – сказал Корвин, – так что, друзья-кйоккенмоддингеры, поздравляю: с полудня вы в действующем инженерном взводе.

– Oh o-o, you're in the army now… – задумчиво пропела Лирлав.

– You're in the Folk-fleet now, – поправил штаб-капитан.

…