Это же время 18 апреля, середина дня. Район канала в Маскаренском плато.

Канал был блокирован с обеих сторон от места катастрофы «Либертатора». С востока в фарватере стоял эсминец США с базы Диего-Гарсия-Чагос, а с запада — французский корвет с базы Сен-Дени-де-Реюньон. Экипажи военных кораблей не собирались делать ничего, кроме охраны периметра. Отсутствовали всякие данные о состоянии четырех реакторов на хвостовой части «Либертатора» (оставшейся наплаву), поэтому только что созданный совместный оперативный штаб постановил: не трогать. Сейчас огромный хвостовой фрагмент гипер-лайнера (пара поплавков — бывшие 350-метровые атомные авианосцы, соединенные в катамаран секцией общей палубы) торчал посреди канала. Никаких признаков жизни на борту не наблюдалось. Зато за бортом, в воде скользило множество серо-бурых и черных живых торпед, а поверхность воды быстро рассекали треугольники спинных плавников. Нашествие акул…

20-метровая самбука «Финикия», благодаря своей незначительной осадке, без проблем прошла над мелководьем к северу от позиции французского корвета, и приблизилась к плавучему фрагменту гипер-лайнера до самых буйков с предупреждающими значками «радиационная опасность». От буйков до «объекта» было всего полтораста метров, и не составляло труда детально рассмотреть в бинокль ту линию, по которой была рассечена навесная палуба «Либертатора». Медиа-менеджер Нгуги Огинго сразу взялся за работу. Коллектив «Giraffe-TV» развернул технику. С палубы нацелились TV-камеры, а в небо взмыл «африканский дрон» (проще говоря — воздушный змей, оснащенный web-камерой). Офицерам военного оцепления пришлась не по нраву эта медиа-активность. От борта американского эсминца отвалил десантный «зодиак» с десятком вооруженных бойцов и, глиссируя на слабых волнах, метнулся к подозрительной самбуке.

Капитан «Финикии», неаполитанец Аурелио Камбрини громко скептически хмыкнул, тронул за плечо Елену Оффенбах, и произнес:

— Сеньора, могу ли я попросить вас, как адвоката, принять участие в коммуникации с вооруженной группировкой, явно намеренной подняться к нам на борт?

— Никаких проблем, Аурелио, — голландка улыбнулась, — и зачем так официально? Мы, кажется, уже договорились просто по именам.

— Конечно, Елена. Но, при военных-янки лучше надуваться и называть друг друга, как надутые индюки на светском рауте. Сеньор, сеньора, и всякие финтифлюшки.

— Резонно, сеньор, — согласилась она, — а вы уже распорядились, чтобы наши чудесные сомалийские, хм, «береговые охранники» вели себя юридически корректно?

— О, не волнуйтесь, сеньора! Я проинструктировал нашего лейтенанта Упанго, и еще я приказал включить все web-камеры, чтобы в случае чего у нас были доказательства.

— Эй-эй, — вмешался Сван Хирд, — а не слишком ли опасно конфликтовать с янки здесь, в открытом море?

— Не волнуйся, — сказала Елена, — мы будем просто держаться в рамках морского права.

— В любом случае, я буду рядом! — твердо сказал он, и встал плечом к плечу с Еленой.

— Ах, сеньор! — артистично прошептала она, — Вы как викинг из исландской саги!

— Да, я такой! — без тени смущения отреагировал гало-рок музыкант.

В этот момент, «зодиак» подрулил к борту самбуки. Пятеро морпехов и двое флотских офицеров моментально забросили на борт абордажные трапы и влезли на палубу. Как и следовало ожидать, через секунду началось…

— Я капитан-лейтенант Джон Велсайд, флот США! Вы нарушили запретную зону!

— Я капитан Аурелио Камбрини, — спокойно ответил неаполитанец, — о нарушениях, если таковые имели место, вам следует говорить с нашим адвокатом, сеньорой Оффенбах.

— С адвокатом? — подозрительно спросил офицер янки, — У вас на борту адвокат?

— Вы желаете ознакомиться с моим ID, сэр? — холодно поинтересовалась Елена, — Что ж, превосходная мысль. Я, в свою очередь, хотела бы взглянуть на ваши бумаги. У вас же должно быть либо предписание, включающее вас в международные полицейские силы, патрулирующие данную акваторию, либо приказ вашего штаба с приложением акта о передачи вам части функций морской полиции Республики Маврикий, в релятивном суверенитете которой лежат воды, где находится гражданское судно «Финикия».

— Э-э-э…… тихо выдохнул капитан-лейтенант Велсайд.

— Надо ли это понимать так, сэр, что названных бумаг у вас нет? — спросила она.

— Э-э… Мэм, давайте поговорим нормально, ОК?

— Я думаю, — сказала Елена, повернувшись к Аурелио, — это разумная идея.

— Прошу вас в мастер-каюту, сэр, — сказал итальянец.

— Благодарю, сэр, — капитан-лейтенант кивнул, и, обратившись к своей группе, твердо сказал, — без меня ничего не предпринимать! Ясно, парни?

— Ясно, сэр! — хором ответили бравые американские морпехи и второй офицер.

* * *

Мастер-каюта на «Финикии» была скромная, зато с хорошим баром.

— Эх! — вздохнул капитан-лейтенант, нарушая флотский устав США путем употребления алкоголя (конкретно — рома с мятным сиропом) на служебном задании, — Эх! Есть бог!

— Это почему? — скептически полюбопытствовала Елена.

— Потому, — пояснил он, — что даже среди адвокатов встречаются хорошие люди!

— Это ты про меня, что ли?

— Да, а про кого же… Эх… Но задание нам досталось такое дерьмовое…

— А чем плохо? — спросил Аурелио Камбрини, — Лежите тут в дрейфе, смотрите TV, и любуетесь акулами. Кстати, можно на спиннинг половить, с леской из стекловолокна.

— Нет, черт возьми! — Джон Велсайд покрутил головой, — Я как подумаю, что жрали эти долбанные твари, так сразу блевать тянет. Простите, мэм.

— Пустяки, Джон, — сказала Елена, — я и не такое слышала. А что жрали эти акулы?

— Ты не знаешь? — удивился он и, реагируя на ее кивок, пояснил, — на дне тысяча тонн человечины! Пассажиры, обслуга, экипаж — все они там!

Сван Хирд шумно вздохнул, схватил со стола бутылку рома и сделал пару глотков из горлышка. Потом поставил бутылку обратно, вытер губы ладонью, и пробурчал:

— Что-то мне не нравится это место.

— Тот-то и оно, — сказал американский капитан-лейтенант, — а мы здесь торчим, и на нас наезжают все подряд! Журналисты — потому что им, видите ли, не терпится рассказать зрителям всякие ужасы. Конгрессмены — потому что на дне лежат спонсоры их партий. Экологи — потому что тут ядерные реакторы. А у нас нет ничего, даже времени, чтобы разобраться! Мы пробовали осмотреть дно с помощью беспилотной мини-субмарины — машинки за несколько миллионов баксов. Так ее тяпнула акула, и аут. Послезавтра мы отсюда свалим, и французы тоже. Получается бессмысленное дерьмо.

— А почему послезавтра?

— Потому что через три дня придет циклон Амбалика, и нагонит в Маскаренском канале нерегулярные волны, которые способны выпихнуть корабль из фарватера на рифы. Мы справились бы с этой проблемой, но большое начальство в штабе не хочет рисковать.

— Стоп, подождите! — воскликнул капитан Камбрини, — А как же эта махина с ядерными реакторами? Если ее выбросит на рифы, то жди беды!

Американский офицер отрицательно крутанул головой.

— Не выбросит. Кто-то грамотно поставил эту штуку на якоря.

— Кто? — удивился неаполитанец.

— Добрая фея. Не знаю. Главное, нам не пришлось лезть туда, и хватать дозу радиации.

— А хоть известно, откуда радиация? — спросила Елена.

— Не знаю, — Джон Велсайд снова крутанул головой, — наши эксперты говорят, что кто-то стравил активный пар из первых контуров реакторов — как специально, чтобы заразить палубу. Несильно заразил, но достаточно, чтобы соваться туда не хотелось.

— Странно все это… — Елена покачала в руке стакан с коктейлем, — …С твоих слов может показаться, будто кто-то продолжает управлять этим остатком «Либертатора».

— Наверняка так и есть! — ответил Велсайд, — И рабочие комплекса «Футуриф» никуда не исчезли. Они здесь, только не показываются. А обыскивать Футуриф — на фиг надо! Там подводные города-призраки, в которые если влезешь, то потом вряд ли вылезешь…

— Города-призраки? — удивленно переспросил Сван Хирд.

— Да. Они даже на спутниковых фото видны. Долбанные миллиардеры с гипер-лайнера заказали эту стройку, вроде, на случай апокалипсиса. Но теперь уже не поймешь, ведь проекты и планы где-то в сейфе, а сейф утонул вместе с пассажирами.

— Так, дай сообразить… — гало-рок музыкант потер голову над ушами, — …Значит, есть подводные города-призраки, и там остаются рабочие, только не показывается, так?

— Да. Выходит, так.

— Что-то я не догоняю, Джон. Не хочешь ли ты сказать, что рабочие там — акваноиды?

— Не хочу, — буркнул капитан-лейтенант, — у меня приказ о секретности, так что извини.

— Понятно, — протянул Сван Хирд.

— Тебе понятно, а мне нет, — грустно сказал американец, — начальство темнит, и мне так кажется, что оно само не понимает, какая фигня тут творится. Ладно, давайте, я не буду загружать вас своими проблемами. Лучше расскажите, что у вас дальше в программе.

— У нас, — ответил капитан Камбрини, — сегодня вечером встреча с экологами-греками на гидрографическом судне «Тетис». Оно сейчас в полста милях к норд-ост отсюда.

— Полста к норд-ост? — переспросил Джон Велсайд, — Это около банки Голиаф, что ли?

— Да. В проливе между плато и этой банкой, точнее гайотом.

— А-а, греков тоже потянуло на поиски алмазов. Чувствую: будет еще заваруха. Мой вам совет: держите ушки на макушке. Если заподозрите неладное — сразу смывайтесь. И не слишком заигрывайте с акваноидами. Никто не знает, что у них на уме.

— Джон, так ты веришь в акваноидов? — поинтересовался гало-рок музыкант.

— Сван, какая разница, во что я верю? Просто, я даю дружеский совет.

* * *

«Финикия» двинулась на норд-ост сразу после восьмых склянок, чтобы успеть пройти мелководный отрезок маршрута до захода солнца. Самбука легко скользила на восток, оставляя под килем коралловые поля — загадочный подводный ландшафт плато. Елена Оффенбах так увлеклась, глядя с борта, что Свану пришлось похлопать ее по спине для привлечения внимания.

— Ты о чем-то таком задумалась! — уверенно объявил он.

— О чем-то таком, — подтвердила она.

— Пинта рома против горелой спички, — продолжил он, — ты задумалась об акваноидах.

— Да, Сван. Я задумалась об акваноидах.

— А почему вообще они тебя так интересуют? Ты знаешь что-то, о чем не говоришь?

Елена чуть заметно кивнула, и продолжала смотреть вниз сквозь воду на коралловый ландшафт. Гало-рок музыкант подождал немного (не скажет ли она что-нибудь) и, не дождавшись, спросил:

— Ты не хочешь мне доверять?

— Я тебе доверяю, — возразила она, — просто, адвокатская этика. Я не могу сообщать ту информацию, которая стала известна мне в связи с делами клиента.

— Мне грустно, — констатировал Сван, — любимая женщина мне не доверяет. Любимая женщина ищет отговорки, чтобы не говорить мне о том, что ее беспокоит. Любимая женщина строго смотрит на меня, чтобы я не касался этой темы. Ладно. Если моей любимой женщине это неприятно, то я не буду об этом говорить. Пусть мне больно и грустно, но я буду молчать. Может, моя любимая женщина хотя бы улыбнется мне?

— Если любимая женщина — это я, то она улыбнется через пять секунд, — сказала Елена, мысленно сосчитала до пяти и действительно улыбнулась.

— Ты все шутишь, — он вздохнул, — а я серьезно, вообще. Правда, я серьезно.

— У тебя вечером концерт, — напомнила она, — как насчет того, чтобы настроиться?

— Настроиться на что, Елена?

— На драйв, конечно! Ты ведь создаешь гало-рок, а это ух!!!

Елена Оффенбах выразительно оскалилась и сжала кулаки. Сван вдруг внимательно посмотрел на нее, будто изучая каждую черточку лица, каждый изгиб тела, и каждый солнечный блик на коже.

— Что случилось? — удивленно спросила она, опустив руки.

— Нет-нет! — воскликнул он, — Сделай так снова!

— Ух!!! — рыкнула Елена и опять сжала кулаки.

— Да! — обрадовался Сван, схватил ее в объятия, и укусил за ухо. Не то, чтобы больно, а просто несколько неожиданно.

— Эй, аккуратнее! Я тебе не сэндвич!

— Извини! Просто это то, что надо! Вообще, то что надо! Ты не врубаешься, что ли?

— Пока нет, — ответила она.

— Блин! Вообще! Это же настроение! Модальность! Ну, идем, поможешь мне!

— Черт побери, Сван, если бы я понимала, о чем ты…

— …Любовь ледяного дракона! — перебил он, — Самая четкая драконья баллада! Я тебе говорил: последнее великое сочинение Элизабет Мак-Дейл! Ей было уже 80 лет, такая бойкая старушка! Ее выпустили из тюрьмы в Шотландии, и она сразу эмигрировала в Нидерланды. Она вообще целыми днями торчала в кофе-шопах, жевала грибы реально горстями, и сочиняла поэмы на своем старом лаптопе! В основном они были на языке марбендиллов, но некоторые — на английском! «Любовь последнего ледяного дракона» вообще самое крутое, что бывает! Я даже подобрал фоновый трек, но стиля не было! А теперь есть! Давай, идем быстро, и сделаем это! Ты мне поможешь, я тебе скажу какие клавиши нажимать на синтезаторе, а то у меня рук не хватит.

— Ладно, — согласилась она, — только скажи, кто такие марбендиллы?

— Блин! Ну, это из скандинавского фольклора. Вроде Шрека из мультика, но всерьез!

— Так. Это понятно. А откуда Элизабет Мак-Дейл знала язык марбендиллов?

— Блин: я же тебе объяснил: она жевала грибы реально горстями! Ну, идем, давай!

— Идем, — согласилась Елена, высоко оценив объяснение о языке марбендиллов.

19 апреля. Сразу после полуночи. 40-метровый греческий минзаг «Тетис».

Трехчасовой концерт — это непростая работа для артистов. Тем более, если в качестве эстрады — 9-метровая площадка для мини-геликоптера на корме небольшого корабля, находящегося в открытом море. Но, можно посмотреть с другой стороны: если у всех участников возникает этакая эмоциональная синхронизация, то работа превращается в бесшабашную вечеринку. Пропадает четкая граница между эстрадой и залом, между артистами и зрителями, даже между реальным и виртуальным присутствием. Капитан Никодим Кириакиди (попросту Ник) с согласия и при участии научного руководителя экспедиции Алексиса Сатироса (попросту Алекс) организовал необычное применение широкоформатных мониторов и высокоскоростного спутникового канала. Вот так был построен Интернет-мост, соединивший «Тетис» с Фессалониками и Неаполем.

Для Елены Оффенбах (впервые оказавшейся в роли концертного ассистента) три часа пролетели стремительно и азартно, как велокросс по пересеченной местности. Песня «Любовь последнего ледяного дракона» вызвала шквал эмоций, и в конце концерта, по просьбе публики, Сван Хирд исполнил эту песню на бис. На этом все. Финиш. Артист и ассистент могли теперь покинуть световой круг, и устроиться в носовой части открытой палубы, где было тихо, по-своему уютно, и где собралась приятная компания, с целью поболтать на свободные темы — пятеро персон (не считая Елены и Свана).

Там были уже упомянутые капитан Ник Кириакиди и шеф по науке Алекс Сатирос. Еще раньше Елена отметила, что эти двое напоминают ей журналиста Мэлоуна и профессора Челленджера из «Затерянного мира». Первый: высокий, с телосложением, близким к атлетическому. Второй: среднего роста, широкий кряжистый, с крупными чертами лица, высоким лбом, и с черной бородой фасона «лопата».

Кроме того, присутствовали еще три выразительных персонажа: мужчина — европеоид, вероятно лет 35–40, и две молодые девушки, кажется, африканки — банту. Рассмотреть новых знакомых более детально не получалось — здесь было маловато освещения.

Мужчина, открыто и довольно обаятельно улыбаясь, сообщил:

— Меня зовут Бенни, а это — Дзуа и Мвези. Мы в каком-то смысле фограннеры.

— Фограннеры? Экстремалы под парусом? — спросила Елена, слышавшая это слово.

— Вроде того, — подтвердила Дзуа, — мы хотим прокатиться на циклоне Амбалика…

— …И, — добавила Мвези, — нам повезло, что мы попали на ваш концерт!

— Это было круто! — объявила Дзуа.

— Супер круто! — усилила ее тезис Мвези, — Ледяной дракон! Wow!

— Ну, — ответил Сван Хирд, — я чертовски рад, что вам понравилось! А когда я сотворю балладу об акваноидах, то надеюсь, будет вообще круто!

— Об акваноидах? — удивился профессор Сатирос.

— Да, Алекс. Я много читал в Интернете о полуподводных гуманоидах. В этом драйв! Кстати, блоггеры пишут, что на гайоте Голиаф видели акваноидов. Тут рядом, верно?

— Полторы мили, — сообщил капитан Кириакиди, показал рукой примерно на восток, и полюбопытствовал, — а ты хочешь посмотреть на них, я правильно понимаю?

— Конечно, хочу! — воскликнул гало-рок музыкант, — Было бы вообще здорово, ну, там, поплавать с акваноидами. Я однажды плавал с дельфинами, это был восторг!

— Ты думаешь, акваноиды, это вроде дельфинов? — поинтересовался Бенни.

Елена Оффенбах сразу же отметила в его тоне особую иронию, свойственную людям, знающим предмет диспута гораздо лучше, чем собеседник. Этот странный фограннер наверняка что-то знал. И две его подружки — банту — тоже. А Сван, похоже, не заметил ничего подозрительного, и попытался ответить на вопрос.

— Ну, я думаю, это вроде туземцев. Как неизвестное племя в джунглях Амазонки. Там огромная река, а тут огромные подводные атоллы. Вообще, я читал в Интернет разные мнения. Кто-то пишет, что акваноиды — небольшие разумные динозавры, как в сериале «Динотопия». А кто-то пишет, что они — инопланетяне, или инопланетные биороботы. Конечно, всякое может быть, но гипотеза про туземцев мне больше нравится.

— А ведь бывают туземцы-каннибалы, — сделав большие глаза, прошептала Мвези.

— Наверное, бывают, — сказал Сван, — но я думаю, что акваноиды не такие. Вообще, все морские млекопитающие дружелюбны к людям. Тюлени, дельфины, и даже касатки.

— Но, не люди, — заметила Дзуа, — люди к людям как-то не очень дружелюбны, а?

— Людей испортила средневековые предрассудки! — твердо сказал гало-рок музыкант.

Капитан Ник Кириакидис покачал головой.

— Боюсь, Сван, ты слишком мало знаешь диких туземцев. Мне приходилось бывать на Ориноко, и я тебе скажу: индейцы не всегда так дружелюбны, как об этом говорят.

— Значит, их испортили миссионеры и культуртрегеры, — упрямо заявил Сван.

— Но, — негромко произнесла Елена, — я видела запись еще одной версии происхождения акваноидов. Это своего рода «теория заговора», но ее следует принимать во внимание.

— Заговора о чем? — спросил Алекс Сатирос.

— Заговора в сфере генной инженерии человека, — пояснила она, — есть сообщение, что в центре подготовки морского спецназа США в Пуэрто-Рико была программа «Ондатра». Название связано с экспериментами по вирусной передаче человеку нескольких генов ондатры, водяной крысы, которая прекрасно ныряет и подолгу остается под водой. Как говорят, крыса — это лабораторный двойник человека, в частности, в генетике. Я думаю, Алекс подтвердит, что трансгенные эксперименты такого рода проводились.

— Елена абсолютно права, — согласился профессор, — ранее уже проводились трансгенные передачи свойств между человеком и крысой при помощи вирусов.

— Вот, блин… — удивился гало-рок музыкант, — Алекс, а ты что-нибудь слышал об этом проекте «Ондатра»?

Греческий профессор, прежде чем ответить, сделал длинную паузу, артистично нагнетая напряженность, и только после этого объявил:

— Как любой специалист по экологии океана, я интересуюсь инновациями дайвинга, и не пропускаю такие слухи мимо. Если проект «Ондатра» действительно проводился, значит, некая военно-научная группа пересекла границу юридически разрешенных трансгенных технологий: применила вирусный перенос генов не для лечения заболеваний, а в целях комплексного наследуемого изменения свойств обычного нормального человека.

— Алекс, а можно подробнее? — спросила Елена Оффенбах.

— Можно, — ответил он, — но не забывайте, речь идет о слухах. Даже если это правда, то никто не сознается, а распространителя этой информации могут привлечь за клевету.

— Я понимаю, Алекс. Но, мне просто любопытно.

— Хорошо, — греческий профессор кивнул, — я изложу примерное содержание ничем не подтвержденных слухов. Эти слухи сводятся к тому, что в человеческий генный код, с помощью вирусного переноса был включен некий генный фрагмент ондатры, с тремя главными программами, обеспечивающими сверхкритический фридайвинг.

Первое: синтез омега-миоглобина — протеинового аккумулятора кислорода.

Второе: синтез фило-фитина — метаболического регулятора, который создает жировую прослойку, защищающую организм от переохлаждения при долгом нырке.

Третье: синтез талас-эндорфина — нейромедиатора, который во время нырка отключает избыточное потребление кислорода некоторыми тканями. Так вот, у талас-эндорфина выявился побочный эффект, названный в шутку «веритацией», или вакциной от вранья. Человек, в организме которого циркулирует это вещество, не может полноценно врать.

— Что-то вроде пентотала, сыворотки правды? — спросила Елена.

— Нет, — Сатирос искривил свои полные губы в невеселой улыбке, — эффект от пентотала сильно преувеличен журналистами. Пентотал лишает человека воли, и растормаживает речевую активность. А талас-эндорфин действительно мешает человеку врать.

— Это как? — удивился Сван.

— Вкратце так: при попытке словесно выразить что-либо, противоречащее собственным знаниям или представлениям, человек испытывает тревогу, затем боль, затем судороги. Примерно, как алкоголик, которому подшили ампулу с препаратом класса «эспераль», и который, не удержавшись, выпил рюмку водки, или две рюмки.

Гало-рок музыкант кивнул в знак понимания.

— Знаю. У меня двое знакомых «торпедировались». Я бы вот поступил с авторами этого «эспераля», как с нацистскими врачами. Петлю на шею, и в полет. Они, блин, садисты!

— Сван, — окликнул Бенни, — а как бы ты поступил с авторами проекта «Ондатра»?

— Не знаю, блин! Таких вообще надо живьем засовывать в ад! Вот мое мнение!

— Ты веришь в ад? — все с той же иронией спросил странный фограннер.

— Ну, вообще… Так… У меня мама отчасти христианка, даже иногда ходит в церковь.

— Бенни, — встряла Елена, — а во что или в кого веришь ты?

— Интересный вопрос, — проворчал он, — видимо, я верю в объективно-неограниченную, доминирующую креативную или разрушительную, силу во Вселенной: в силу разума.

— Вот блин… — отреагировал гало-рок музыкант, — …Зачем ты так про разум, будто это водородная бомба, или вроде того?

— Нет, Сван, не вроде того. Водородная бомба, по существу, вторична. Просто один из инструментов, созданных разумом. Разум способен создать целый спектр различных инструментов, включая средства разрушения, гораздо более мощные, чем эта бомба.

— Ну, Бенни, дело, конечно, твое, но мне не по нраву такая вера. Я вот верю в реальных языческих германо-скандинавских богов. Я их чувствую, понимаешь?

Странный фограннер улыбнулся, и кивнул в знак понимания.

— Да, если что-то чувствуешь, то в это логично верить. Елена, а во что веришь ты?

— Гм… — она задумчиво погладила свой затылок ладонью, — …Верить в разум у меня не получается. У меня было три года службы в миротворческом полицейском корпусе. Я покаталась за казенный счет по разным точкам, и маловато видела разума. Может, тот доминирующий разум, про который ты сказал, есть где-то в галактике, но не на нашей планете. Здесь на Земле люди в основном думают жопой. Обидно, но факт. Так что, в анкетах о религии я всегда ставлю птичку в клеточке «гуманизм».

— Гуманизм, это что в твоем понимании? — спросил Бенни.

— Как в энциклопедии, — ответила Елена, — гуманизм — это признание человека высшей ценностью, и признание права человека на счастье.

— Ты про какого человека? Про того, который думает жопой, как ты только что очень убедительно объявила? И как, по-твоему, у него появится счастье из этой жопы?

Елена Оффенбах пожала плечами.

— Может, я идеалистка, но я надеюсь, что когда-нибудь мир будет таким, что эта идея перестанет казаться абсурдной. По-моему нормальному человеку комфортнее в такой социальной среде, для которой гуманизм — это общее естественное правило.

— Вот! — поддержал Сван Хирд, — Это мне нравится! А просто разум, без гуманизма, это хреново, на мой взгляд. Вот, Алекс изложил теорию с генами ондатры, подсаженными человеку. Если только с позиции разума, то так делать можно. Наука требует жертв. А посмотрим с позиции гуманизма. Людям покалечили мозги! Ведь человек, который не может соврать, это инвалид на всю жизнь. И никакая наука этого не оправдывает!

— Странно как-то, — отозвался капитан Кириакиди, — по-твоему, получается, что честный человек, это инвалид по мозгам, что-то вроде идиота.

— Ник, а что такое честный человек? — спросила Мвези.

— Как что такое? — удивился капитан, — Просто, это человек, который не врет.

— Никогда? — с сомнением в голосе уточнила молодая банту.

— Ну… — капитан задумался, — …В принципе, никогда. Бывают, конечно, особые случаи. Вроде бы, даже в библии есть что-то про ложь во спасение. Но это крайняя редкость.

— Ник, а ты смотрел сериал «Lie to me»? — подключилась Дзуа.

— Не помню. Может, смотрел. А к чему ты это?

Дзуа выразительно постучала себя пальцем по макушке и ответила:

— Там подмечено: «в среднем люди лгут три раза за 10 минут разговора». И то же самое, только другими словами, сказано в книжках про психологию. Я смотрела все 48 серий, сначала один раз, потом второй, а потом еще третий по частям — где мне больше всего понравилось, и запоминала. Вот, слушай про свадьбу: «Невеста притворяется, что она девственница. Жених — что нашел одну-единственную. Родители с обеих сторон — что нравятся друг другу. Настоящий праздник вранья». Ну, что скажешь, Ник?

— Ладно, — проворчал капитан Кириакиди, — бывают ситуации, когда соврать — не грех.

— Да! — Мвези энергично покивала, — Такие ситуации бывают каждый час! И если ты не можешь соврать, то ссоришься с семьей, с друзьями, с командой на работе. А если кто-нибудь знает, что ты не умеешь врать, то он тебя поимеет, как захочет, когда захочет, и столько раз, сколько захочет! Это понятно, да?

— Девушки, не заводитесь, — мягко сказал Бенни, — иначе вы обидите Ника.

В диспуте возникла пауза. Капитан потряс головой, как после несильного нокдауна.

— Черт! Странно, что я никогда не думал на эту тему.

— Просто, посмотри этот сериал, классная штука! — посоветовала Дзуа.

— …И, — сказала Мвези, — давайте поможем Свану сочинять балладу про акваноидов!

— По-моему, — заметил Бенни, — надо спросить у Свана, хочет ли он такой помощи.

— Я? — удивился гало-рок музыкант, — Ну, конечно, я хочу! Вы точно что-то знаете про акваноидов. У меня пока только общее ощущение драйва темы. Мне бы какую-нибудь зацепку. Сказку. Фольклорную историю. Ну, что-то типа эпоса о нибелунгах.

— Это про нибелунгов, которые из фильма «Кольцо Нибелунгов»? — спросила Мвези.

— Более корректно выглядит другая формулировка, — авторитетно уточнил профессор Сатирос, — фильм «Кольцо Нибелунгов» снят по мотивам эпоса о нибелунгов. Фильм, я полагаю, снят в нашем веке, а эпос возник вскоре после гибели Атиллы, это примерно полторы тысячи лет назад.

— Вообще-то, — сказал гало-рок музыкант, — мы знаем этот эпос в редакции XII века.

— Сван, ты всерьез увлекаешься историей? — поинтересовался греческий профессор.

— Да. Самый крутой драйв получается на фольклорном фундаменте. По мотивам эпоса о нибелунгах, у меня баллада «Алмазные глаза Фафнира». Фафнир, это дракон такой.

— Драконы, это круто, — прокомментировала Дзуа.

Все за столом молча покивали, соглашаясь, что драконы это — круто, а потом профессор Сатирос спокойно сообщил:

— Я мог бы изложить историю королевы Ианрини, хотя ее аутентичность оспаривается серьезными учеными, а ее происхождение от фольклора акваноидов — лишь гипотеза.

— Королева Ианрини? — переспросил Сван, — Впервые слышу. Было бы интересно.

— Хорошо, тогда слушайте. Сколько веков прошло с тех пор — никто не знает, но все это случилось задолго до того, как на рассветных рифах Занзибара разбился первый галеон. Прошедшие с тех пор штормы засыпали песком дворец королевы Ианрини, стоявший в недоступном месте океане, посреди великой отмели на половине пути от Занзибара до Раджхапура. А в те времена очень молодая королева Ианрини правила людьми нйодзу, поэтому владела морскими путями, и все купцы должны были приносить ей дары…

…Продолжение истории, а именно: любовь Ианрини — королевы акваноидов и смелого находчивого мадагаскарского капитана с легко запоминающимся именем Раориантефи, поразила голландского гало-рок музыканта до глубины души. Не в силах сдерживать эмоциональный порыв, он торопливо выпалил несколько слов о том, как замечательно удалась вечеринка, и метнулся создавать шедевр, пока свежи впечатления от древнего героико-эротического фольклора. Мвези подождала, пока Сван перейдет подсвеченный бридж-трап с «Тетис» на «Финикию», и игриво пихнула плечом Елену Оффенбах:

— Знаешь, он необыкновенный! С ним весело, а?

— Угу, обхохочешься, — в ответ проворчала голландка, и тоже пихнула плечом странную африканку, после чего спросила греческого профессора, — Алекс, ты сочинил эту сказку специально, чтобы спровадить Свана, я угадала?

— Это, — ответил Сатирос, — лучше, чем говорить ему: «извини, но нам надо пообщаться с адвокатом Оффенбах без посторонних свидетелей — таковы правила бизнеса».

— Сказка оригинальная, или ты ее где-то читал? — быстро спросил Бенни.

— Конечно, оригинальная, — с достоинством сказал профессор, — разве я опустился бы до примитивной кражи сюжета, и рисковал бы репутацией в случае, если кто-либо позже, анализируя новую рок-балладу маэстро Хирда, найдет прототип сюжета в Интернете.

— Превосходно! — Бенни потер руки, — А королева акваноидов где-либо упоминалась?

— Королева людей нйодзу, — пунктуально поправил Алекс Сатирос.

— ОК. Корректирую. Королева народа нйодзу где-либо упоминалась?

— Нет, я ее придумал. А нйодзу — это нечто вроде африканского водяного оборотня.

Мвези и Дзуа утвердительно кивнули. Бенни беззвучно похлопал в ладоши.

— Превосходно, профессор! Нйодзу чем-то похоже на ниндзя. Как говорят эксперты по рекламе, правильные фонетические ассоциации — первый шаг к успеху продукта.

— Пользуйтесь, — лаконично разрешил Алекс Сатирос, явно польщенный.

— Друзья, — мягко произнесла Елена, — мифы акваноидов это, конечно, интересно, но…

— …Но, — подхватил профессор, — действительно, пора переходить к бизнесу. Процесс осознания экономического потенциала Футурифа стремительно развивается, поэтому необходимы новые решения. К нашим негласным партнерам обратился авторитетный научный посредник из Университета Свазиленда, профессор Рори Хофф, человек с широкими интересами. Вероятно, к нему в лабораторию попали несколько алмазов, проданных под видом натуральных, как добытые на гайоте Голиаф. Он определил, что алмазы — синтетические, и произведены по технологии Хемли-Бенедетти, известной в научных кругах, как «метановая термомагнитная кристаллическая конденсация». Мне хочется отдать должное рационализму профессора Хоффа. Хофф не стал поднимать неконструктивный шум вокруг своего открытия, а вместо этого предложил расширить бизнес, добавив к алмазам, производимым в Университете Фессалии, некоторое число натуральных алмазов, не совсем официально добываемых в Лесото и Свазиленде.

— В каком смысле не совсем официально? Концлагерь на руднике? — спросила она.

— Нет! — Алекс Сатирос улыбнулся, — Никакого хоррора. Все гораздо проще. Это бизнес королевских семей Лесото и Свазиленда, идущий в обход тех картельных соглашений, которые им навязало правительство ЮАР в интересах супер-корпорации «De-Beers».

— Гм… А насколько достоверно, что там нет никакого хоррора?

— Его величество Леротоли, и Его величество Нкаване, сами приглашают партнеров для негласных инспекционных визитов на рудник. Можете слетать туда. Страны красивые, правда, население, живет в полной нищете, если судить по европейским меркам.

Елена Оффенбах задумалась ненадолго, потом кивнула.

— Что ж, может, я туда слетаю. Пока, допустим, что это правда. Но, какая моя роль? Для теневой сделки адвокат не очень-то нужен, я полагаю.

— Нет, адвокат тут очень нужен, — возразил фограннер Бенни (хотя, какой он, к дьяволу, фограннер, это просто маскировка, как, разумеется, уже догадалась Елена).

— Ну, и для чего же адвокат в этой афере?

— Операция прикрытия, как выражаются шпионы, — пояснил он, — надо как-то объяснить частые рейсы легких самолетов, которыми будут доставляться партии этих алмазов, а в случае, если какой-то самолет совершит вынужденную посадку, надо будет объяснить, почему у пилота с собой килограмм ювелирных алмазов примерно на миллион баксов.

— Интересная задачка, — сказала Елена, — что если замаскировать авиа-рейсы под что-то гуманитарное. Какие гуманитарные проблемы известны в этих двух королевствах?

— Чего там хватает, так это гуманитарных проблем, — ответил капитан Кириакиди.

— Ты не понял, Ник, мне нужна специфическая проблема… Есть ноутбук под рукой?

— Вот, держи, — капитан передал ей компактный «Asus-11-inch».

Голландка кивнула и, открыв через Интернет виртуальную библиотеку энциклопедий, углубилась в исследование демографии. Через несколько минут она объявила:

— Самая известная проблема там это AIDS. Якобы, вирусом иммунодефицита заражена четверть населения. Бред, конечно, но это официальные данные, и если учредить какую-нибудь миссию помощи, то можно возить что-то медицинское с Мадагаскара. Там есть несколько современных фармацевтических предприятий. Если пилот при вынужденной посадке попадется с алмазами, то это окажется частная контрабанда. Все гуманитарные миссии в Третьем мире промышляют контрабандой, а сотрудников, которые попались, выкупают у полиции за взятки. Это никого не удивляет. Ну, как вам такая схема?

— Мне нравится, — сказал Бенни, и посмотрел на двух греков.

— Вполне адекватно, по-моему, — высказался профессор Сатирос.

— Нужно еще учредить гуманитарную миссию, — заметил капитан Кириакиди.

— Не проблема, — Сатирос махнул рукой, — на Сейшелах это можно сделать за два дня. Я полагаю, можно переходить ко второму пункту.

— Да, — согласился Бенни, — проект «Анжелика и султан».

— Что-что? — переспросила Елена.

— Это, — пояснил он, — условное название, выбранное в честь чудесного старого романа Сержа и Анны Голон. В нашем проекте нет Анжелики, но есть султан.

Елена Оффенбах обратилась к своей памяти и быстро восстановила в уме сюжет этого авантюрного романа. Правда, роман она не читала, но смотрела старый-старый фильм, входящий в эпохальный сериал об Анжелике… Елена тряхнула головой и спросила:

— Какой еще султан?

— Султан Омана, это такая страна на южном берегу Аравийского полуострова.

— Я знаю, где Оман. А что здесь забыл тамошний султан? Ему мало нефти, что ли?

— Конечно, ему мало! — на лице «фограннера» возникла озорная улыбка, — Все нефтяные царьки жаждут мирового величия. Это инварианта геополитического фрейдизма.

— Инварианта чего? — переспросила она.

— Геополитического фрейдизма, — повторил он, — у них такая политическая сублимация комплекса неполноценности. Некоторые говорят, что это из-за ислама, но, как учит нас марксизм, нефтяная труба первична, а ислам — вторичен. Ты из Нидерландов, верно?

— Да, и что с того?

— Просто, у вас там рядом Норвегия…

— Не очень рядом. От Амстердама до Осло 1200 километров.

Бенни утвердительно кивнул.

— Я и говорю: рядом. Так вот, когда Норвегия стала нефтяной державой, там началась эпидемия тунеядства и дегенерации. Работающий норвежец становится оксюмороном, примерно как работающий кувейтец. Работают унтерменши из всякого факинстана. А политика вырождается в ублюдочную партократию с комплексом неполноценности.

— А я считаю, — возразил капитан Кириакиди, — что проблемы Норвегии возникли из-за мусульманских мигрантов из того самого факинстана. Так что дело, все же, в исламе.

— Даже если так, Ник, то все равно прав марксизм. Мигрантов ведь притащили за счет нефтяных денег! Экономический базис всегда первичен, а надстройка…

— Милорды политологи, — перебил профессор Сатирос, — мы обсуждаем проект…

— Ты прав Алекс, — согласился Бенни, — мы обсуждаем проект «Анжелика и султан». В данном случае, имеется в виду султан Хаммад бин Теймур аль-Сайид. Ему 47 лет, он учился в Англии, сначала в элитном колледже, потом в элитном университете, так что превратился в зажравшуюся сволочь по любым стандартам — арабским или западным.

Профессор Сатирос изобразил на лице неодобрительную гримасу.

— Бенни, ты сейчас размазываешь дерьмо по имиджу нашего нового бизнес-партнера. Возможно, твои тезисы соответствуют истине, но это психологически осложняет нашу работу. Скажи про этого оманского субъекта хоть что-нибудь хорошее.

— Лучше я скажу про него главное в ракурсе нашего проекта. Он эпически амбициозен: мечтает вернуть величие султаната Оман к началу XIX века, когда династия аль-Сайид контролировала все северное побережье Аравии плюс восточно-африканские берега от Сомали на севере до Мозамбика на юге.

— Ничего себе аппетит… — искренне изумилась Елена Оффенбах.

— …У нас на крючке, — продолжил Бенни, — есть оманский буржуй Аннаджм Нургази, акционер-пассажир гипер-лайнера, немного пожадничавший при аренде подводных старательских участков. Он застолбил огромный участок в северной, сейшельской части Маскаренского плато, где не только мелководье, но и отроги Маскаренского хребта. На мелководье там только кораллы и красивые рыбки, но по краю хребта проходит мощная платиновая жила. Нургази легко обогатился бы, но там глубина 300 метров, и сложный ландшафт. Методы, применяемые в морской нефтегазодобыче для сходных глубин, как оказалось, непригодны при добыче металлической руды. Надо или все бросать, или…

На этих словах «фограннер» многозначительно замолчал.

— …Обращаться за помощью к акваноидам? — предположила Елена.

— Приблизительно так, — подтвердил он, — и теперь Нургази, который сам уже боится проявлять инициативу, попросился под крыло бизнеса султана аль-Сайида. Тут-то и начинается наш проект, не столько платиновый, сколько политико-идеологический.

— Ясно, — Елена кивнула, — султану это надо не ради денег, а ради амбиций.

— Ради политического влияния, — поправил Бенни, и положил на середину стола очень странный планшетник. По формату — обычная 7-дюймовая «гляделка», но дизайн…

— Это water-protect gadget для экстремальных яхтсменов, точно? — спросила Елена.

— Да, при нашем образе жизни это важно… А теперь смотри, что у нас есть по этому проекту. Экспертная оценка баланса этой рудной жилы: до тысячи тонн платины, не считая сопутствующих металлов. Возможно, это крупнейшее месторождение в мире. Проблема в том, что для добычи всего этого, надо перекопать несколько кубических километров твердой оливиновой породы. Задача, мягко говоря, небанальная.

— По существу, — добавил профессор Сатирос, — с учетом технических проблем, такое месторождение нельзя даже считать рентабельным. Парадокс, не правда ли?

Елена Оффенбах в сомнении покачала ладонью над светящимся экраном.

— Может, парадокс, а может — нет. Я читала в одном научно-популярном журнале, что любого из известных плотных астероидов человечеству хватит для обеспечения всеми металлами примерно на тысячу лет. Проблема только в цене космических перевозок и космических работ. С океанскими месторождениями, видимо, та же ситуация.

— Адекватная аналогия, — оценил профессор Сатирос, — у тебя светлая голова, Елена.

— Спасибо на добром слове, Алекс. Но, я не понимаю своей роли в теме с султаном.

— Роль адвоката, — сказал Бенни, — подготовить проект договора между Национальной геологической компанией Омана и этносом нйодзу, при участии правительств Омана и Сейшельских островов. Можно еще ЮНЕСКО привлечь для красоты. Тебе виднее.

— Охренеть… — спонтанно выдохнула голландка.

— Это очень сложно, да? — с сочувствием в голосе спросила Мвези.

— Дело не в сложности, — произнесла Елена, — дело в том, что… Как бы это сказать?..

— Нет образца? — предположила Дзуа.

— Еще хуже. Нет не только образца, но даже прецедента похожего.

— А почему это хуже? Это лучше! Никто тебе не скажет: «алло, Елена, ты неправильно составила договор, надо составлять вот так!».

— Ладно! — голландка решительно хлопнула ладонью по столу, — Сделаю. Когда надо?

— В идеале — завтра вечером, — сказал Бенни, — в крайнем случае, послезавтра к полудню.

— Эй! — возмутилась она, — Я что, по-твоему, биоробот — генератор текстов?! Документы международного уровня, это не какое-нибудь школьное сочинение про каникулы!

— А ты попробуй составлять очень кратко, в первобытном стиле, — предложил он.

— М-м… Бенни, ты серьезно?

— Да, я вполне серьезно. Ведь нйодзу, по смыслу, это первобытное туземное племя.

— Ладно, — сказала она, — будет вам первобытно, кратко, послезавтра к полудню. Но это обойдется вам в очень серьезную сумму.

«Фограннер» взял со стола яркий фломастер, нарисовал на ладони значок «$» и число, продемонстрировал ей, и спросил:

— Вот столько хватит?

— О, черт… Действительно, столько — хватит. Ну, что, я тогда приступаю?

— Да, конечно, мы больше тебя не отвлекаем. Встретимся послезавтра в полдень.

Сказав это, Бенни встал из-за стола и обе девушки — банту встали вслед за ним. А через мгновение, они втроем, почти синхронно перепрыгнув через леер, нырнули за борт.

— Э-э… — выдавила из себя Елена, встала, подошла к лееру, оглядела окружающий океан, подсвеченный низко стоящей луной, и не увидела никакой лодки, — …Это что за фигня?

— Что не так? — спокойно спросил капитан Кириакиди, явно не понимая ее удивления.

— Ну… — протянула она.

— У них там хуб, — пояснил он.

— Что?

— Хуб. Human-powered Underwater Boat. Гребная мини-субмарина, вроде каяка. Изобрел какой-то швед в 2005-м. Не ищи их. Лампа-фара там слабенькая. Мверху не увидишь. А подышать они всплывут, наверное, через полчаса, где-то в трех милях от нас.

— Подышать через полчаса? — переспросила голландка.

— Я понял, — сообщил профессор Сатирос, — ты не знала, что они — акваноиды.

— Что? Они акваноиды?

— Да, — профессор кивнул, — просто, при таком освещении незаметно, что у них кожа не обычного цвета, а оливковая.

— Хорошенький сюрприз, — проворчала Елена, — ладно, друзья, спасибо вам за приятную вечеринку. Я пойду сочинять первобытный договор про Анжелику и султана.