Утро 30 апреля. Центральная часть Маскаренского плато. Подводный атолл Меш.

За последнюю декаду, дворец в мавританском стиле, построенный в точке «А-утопия» турецкой фирмой «Kubla Khan», был завершен в соответствие со вкусами своих новых (неофициальных) хозяев — акваноидов. Вместо роскошных интерьеров (по проекту под запросы эмира эль-Обейда) внутренние помещения дворца приобрели простые черты бюджетных апартаментов, студий, и офисов, а изящная башенка с обзорным фонарем-беседкой и шпилем стала радиотрансляционной и диспетчерской вышкой. Поскольку дальнейшая судьба «мавританского дворца» была пока неопределенной, он не особо эксплуатировался, и у причала хватало свободного места…

…Очень кстати, для пилота-любителя, новичка, сидевшего за штурвалом 11-метрового гидроплана BN-Islander. Пилота звали Гарри Лессер, а роль инструктора при нем играл Текле Мангас, «акваноид эфиопского происхождения». Если проще — то бывший пилот внутренних авиалиний Эфиопии, уволенный по сокращению персонала 3 года назад, и угодивший полтора года назад по контракту в группу палубных пилотов гипер-лайнера «Либертатор». Дальше — понятно: веритация и перспектива пожизненного рабства. Но «революция 17 апреля» толкнула этого эфиопского парня на новый виток судьбы — как пилота-инструктора для ТМИП (топ-менеджера инвестиционных проектов). Никто не назначал Лессера на эту должность — он оказался на ней просто силой хода событий, а название придумал сам, за 5 секунд, когда надо было как-то подписать ответ на письмо министра финансов султаната Оман. Вот и получилось: ТМИП.

Но, вернемся в текущий момент. Гарри Лессер, молодой янки родом из Флориды, тихо поскрипывая зубами от ужаса, смотрел на приближающуюся поверхность лагуны и на авиагоризонт, и выводил гидроплан из виража, чтобы после выравнивания направить в точности на посадочный курс. Машина слушалась штурвала неохотно, и как-то лениво переваливалась с крыла на крыло, будто издеваясь над неумехой — пилотом.

Раньше молодому бизнесмену-янки случалось пилотировать только мото-дельтаплан с лодочным шасси. Там все было несравнимо проще: горизонтальная палка трапеции, и поворотный акселератор, как на скутере. И скорость ерундовая. А тут, черт побери…

Эфиопский инструктор, сидевший рядом, молчал, и Лессер вынужден был принимать решения сам. Собрав в комок волю, он МЕ-Е-ЕДЛЕННО двинул штурвал и, кажется, самолет занял приблизительно ровное положение в воздухе… Правда, курс получился немного косой, но (удача!) отклоняющийся не к причалу, а к акватории лагуны. Иначе говоря, в процессе торможения не возникнет риск врезаться на скорости в причал…

…Последние метры… Надо почувствовать, когда будет дюйм от поплавков до воды. А непонятно: как его почувствуешь? Вода в лагуне не идеально гладкая, а волнистая. И у человека глаза — не дальномер… Гарри лихорадочно проверил положение элеронов, на всякий случай, и, конечно, скорость. Так: чуть больше 40 узлов. Это как у спортивного катера. Не должно быть страшно. А-а… Бум-бум-бум! Поплавки запрыгали по воде, а несколькими секундами позже поток воды гулко ударил в днище самолета. Теперь, не дожидаясь более ничего, выключаем движки… Надо, же! Все ОК, и BN-Islander тихо, практически не качаясь, стоит на воде… Примерно в ста метрах от причала.

…Инструктор-эфиоп вынул из кармана рубашки мятую сигарету, прикурил от древней фитильной зажигалки, выпустил изо рта струйку дыма, и спросил:

— Эй-эй, мистер Гарри, зачем моторы выключил? До причала на веслах пойдем, что ли?

— Текле, я устал, как собака, — ответил Лессер, — и я перепугался. Поэтому — выключил.

— А-а… — протянул эфиоп, сделал еще затяжку, открыл дверь кабины, и выбросил едва начатую сигарету в воду. В прошлой жизни он был заядлым курильщиком. Теперь же попытки покурить вызывали противные ощущения — еще один из побочных эффектов веритации. Текле Мангас все же, иногда пытался закуривать, и каждый раз, как сейчас, выбрасывал сигарету после первой (максимум — после второй) затяжки.

— Вот и «а-а…», — слегка обиженно отозвался молодой янки, — ты молчал, как рыба, а я дергался, как та же рыба на удочке. По-моему, мне как-то слишком страшно.

— Нет, — эфиоп крутанул головой, — тебе нормально страшно. Не слишком.

— ОК, ты меня успокоил, Текле.

— Тогда, мистер Гарри, может ты включишь моторы, и поедем к причалу, а?

— Нет-нет, — Гарри Лессер поднял ладони, — мне надо немного успокоиться, а то пальцы дрожат. Давай, выпьем кофе. Надо, наконец, испытать в деле султанскую джезву.

— Ладно, мистер Гарри. Я сам сварю кофе. Никогда не варил кофе в золотой джезве.

* * *

Здесь требуется пояснение. Данный образец BN-Islander исходно принадлежал султану Хаммаду бин Теймуру аль-Сайиду, и был построен по его заказу, в стиле «авиа-яхта». Кажется, невозможно создать элитный интерьер в салоне с габаритами 4x15 футов, но исполнители сделали это. Стены салона были позолочены, диван и столик — тоже. Бар с холодильником, чайником и электроплиткой напоминал разноцветную мозаику. Санузел, размещенный в хвосте салона, был выдержан в кремовых тонах, но трубы и краны то ли позолочены, то ли просто золотые. Кофейная джезва в баре точно была золотой…

Этот гидроплан с экзотическим оформлением (как уже говорилось ранее) Гарри Лессер выменял у султана на сравнительно дешевую 55-футовую яхту-сейнер — модель SFS-80. Интересный штрих: некоторый (мягко говоря) казус, случившийся неделю назад между султаном Омана и молодым бизнесменом-янки не повлиял на эту случайную меновую сделку. Лессер (бежав с мега-яхты «Рух»), оставил там свой сейнер. А султан со своей стороны исполнил сделку 4 дня назад. Едва закончился шторм, этот гидроплан по его приказу был выставлен из трюма мега-яхты «Рух» на открытую воду немного севернее мелководной банки Фарадей. Вот и поменялись…

…Теперь кофе в золотой джезве варил эфиопский инструктор Текле Мангас, а заодно, разглядывал декор. Так внимание эфиопа привлекли арабские надписи, начертанные на позолоченном потолке черной каллиграфической вязью.

— Мистер Гарри, а ты знаешь, что там написано?

— Да, — ответил янки, — это изречения аль-Кинди, философа, жившего в Омане в IX веке.

— Вот те на! — удивился Текле Мангас, — Что, у исламистов когда-то были философы?

— Да, были, и очень талантливые.

— Вот те на… — озадаченно повторил Мангас, — …А про что, например, эти закорючки в середине потолка?

— Сейчас посмотрю, — сказал Лессер, извлекая из кармана свой палмтоп, — так. В центре потолка афоризм: «Вечно то, что никогда не могло быть несуществующим».

— Вот те на… Точно, философия. С непривычки мозг сломать можно… Ой-ой, я чуть не упустил кофе! — с этими словами эфиоп мгновенно поднял вскипающую джезву, ловко дунул на шапку пены, собравшуюся выскочить, и гордо поставил джезву на столик.

— Спасибо, Текле. Это был высший пилотаж.

— Ничего такого, мистер Гарри. Я умею вещи и покруче… Где там золотые чашки? Вот! Смешно все-таки пить из золотой посуды.

— Смешно, — согласился Лессер, сделав глоточек, — а скажи честно, Текле: мой пилотаж абсолютно безнадежен? Или у меня есть шанс научиться в ближайшем будущем?

— Совсем не безнадежен! — уверенно ответил эфиоп, — Я видел многих пилотов, которые работают на местных линиях, хотя руки из жопы растут… Э… Извини, мистер Гарри.

— Никаких проблем, Текле. Главное — надежда есть, значит, буду учиться.

Оливковокожий эфиоп одобряюще подмигнул «курсанту», а потом грустно вздохнул.

— Эх! Хорошо, когда есть надежда. Слушай, мистер Гарри, ты в биологии понимаешь?

— Понимаю, на неплохом любительском уровне.

— Тогда скажи: что если обычная женщина забеременеет от мужчины-акваноида?

— Вот это ты спросил… — ошарашено отозвался Лессер, — …Если бы ген веритации, или точнее, аллель, был фрагментом естественного кода, то вероятность его проявления у ребенка рассчитывалась бы по Менделю. А тут аллель переносится модифицирующим вирусом… Если это для тебя важно, то я выясню у экспертов.

— Важно, — подтвердил Текле Мангас, — одна женщина оромо беременна от меня.

— Что? Как это?

— Просто, я ее привез контрабандой из южного Огадена. Мы с ней два года знакомы, и хотели пожениться, когда я заработаю денег на гипер-лайнере. Но, все пошло не так. Я позеленел, а там в южном Огадене совсем не стало жизни. Опять гражданская война. И поэтому Рарту по телефону сказала: давай, забирай меня как-нибудь. Ее даже не очень беспокоило, что я стал такой зеленый. И вот, я ее привез в конце января, когда летал в Найроби за какими-то контейнерами. Я на обратном пути сделал крюк на юг. Никто не заметил. На Каргадосе я договорился с Марти Логбе. Вот, так Рарту стала там жить.

— Гм… Дела, однако… Знаешь, ты бы свозил свою подругу к медикам.

— Да, я тоже об этом думал. Но ведь Рарту у меня контрабандная.

— Текле, не говори ерунды. У нас тут все свои, ясно? Я позвоню доктору Туану.

— О! Спасибо, мистер Гарри. А то тревожно. Понимаешь, Рарту начала зеленеть…

— Зеленеть?!

— Да. Будто она от меня не только забеременела, а еще и заразилась, понимаешь?

— Ни фига себе… Так! Я звоню доку Туану, и ты ему абсолютно все расскажешь…

Там же, часом позже.

Гарри Лессер никогда не считал, что хорошо знает биологию, в частности генетику, но теперь, благодаря 33-летнему доктору Юо Туану, милейшему общительному акваноиду вьетнамского происхождения, он почувствовал меру своего незнания и глубину своих заблуждений. До контракта с компанией «Гипер-Лайнер» Доктор Туан практиковался в районах гуманитарных катастроф. Его научные работы были посвящены конкуренции генетической изменчивости агентов инфекций и иммунной системы человека — древней невидимой войны на молекулярном уровне. Утверждения вроде «человек получает от родителей генетическую карту на всю жизнь» вызывали у него скептическую улыбку.

— Слушай, Гарри, — заявил Туан, — ты же логически мыслящий человек! Как ты можешь верить в такую чепуху? Ведь вся система формирования антител основана на том, что организм находит генетический код, продуцирующий такие белковые макромолекулы, которые намертво связывают болезнетворный агент — вирусную частицу, например. И, следовательно, генетическая карта человека уже стала иной, она модифицировалась. Вирусные частицы, которым угрожают антитела, быстро эволюционируют, а иногда встраивают свой генетический код в генетическую карту человека. В других случаях вирусная частица ворует кусочек человеческого кода, и получает возможность хорошо маскироваться, так что иммунная система другого человека не распознает ее. Одна из гипотез, объясняющих вариабельность вируса гриппа, основана именно на этом.

— Туан, подожди минуту, — взмолился Лессер, — мне надо уложить это в голове. Если я правильно понял, то, выражаясь языком хакеров, человек получает от родителей что-то наподобие генетической операционной системы с не очень надежным файерволом, и в дальнейшем, кто попало обходит этот файервол, грузит в компьютер всякую хрень, и ворует данные с диска. Аналогия подходящая. Или нет?

— Подходящая, — подтвердил медик, — хотя, надо поправить: у нас от рождения неплохой файервол. Просто, окружающие нас живые существа — неплохие генные хакеры. Иногда фокусы, которые они делают, приносят нам пользу. Горизонтальный перенос генов не последний из механизмов эволюции. Возможно, без вирусного переноса, мы до сих пор прыгали бы по веткам, жрали бананы и нечленораздельно ухали, выражая свои эмоции.

— Как мило со стороны вирусов, — сказал Лессер.

— Мило, — согласился доктор Туан, — и, кстати, мы дарим друг другу генные фрагменты непосредственно, без участия вирусов. Так, при зачатии, мужская особь не только дает своему будущему потомку половину своей операционной системы, но и подбрасывает женской особи генный апплет, программку, нужную для конструирования плаценты.

Вот тут Гарри Лессер по-настоящему удивился.

— Минутку, док Туан, я всегда думал, что это женский организм формирует плаценту!

— Да, Гарри. Но исследования 1984 года в Кембридже и в Филадельфии показали, что в данном процессе участвуют гены мужской особи. Это геномный импринтинг. Можно предположить, что в случае мисс Рарту и мистера Текле возник побочный эффект: код вируса «Ондатра» высвободился из генного материала мистера Текле, и…

— …И, — договорил Лессер, — в результате мисс Рарту оказалась инфицирована.

— Это рабочая гипотеза, — уточнил Туан, — надо проверить.

— Но, док! Я читал, что при веритации вирус «Ондатра» существует в крови только три — четыре дня. После этого сохраняются фрагменты, встроенные в гены инфицированного человека, а все свободные вирусные частицы уничтожаются иммунной системой.

— Абсолютно верно, Гарри! Но есть приложение к итоговому отчету проекта «Ондатра», сообщающее о возможных случаях вторичного появления свободных вирусных частиц. Приложение не очень детальное, но, так или иначе, вторичные вирусные частицы были несколько раз зафиксированы в сериях экспериментов на лабораторных крысах.

— Хорошенькое дело… — пробормотал Лессер, — …Значит можно заразиться.

— Нет, Гарри, это, все-таки, не грипп, и даже не герпес. Веритация не передается просто через сексуальный контакт, или через укус насекомого-кровососа. Инфицирование тут возможно лишь в каких-то очень специфических условиях.

— Ну, это радует. А что с такими случаями, как у мисс Рарту и мистера Текле?

— Не знаю, Гарри. Будем исследовать. У нас пока первый такой случай. Все остальные наблюдаемые беременности внутрирасовые. Акваноид плюс акваноид.

— Э… Док Туан, а сколько у нас сейчас наблюдается беременностей?

— Девяносто четыре, — ответил Юо Туан.

— О, черт! Когда ребята успели?

— А чему ты удивляешься, Гарри? Ведь это жизнь.

— Да, ты прав, док. Это жизнь. Пора начинать заниматься устройством детских садов.

2 мая. Океан к северу от атолла Меш. 100-футовая супер-яхта «Тараскон».

Аннаджм Нургази лежал на широком диване в мастер-каюте (напоминающей комнату развлечений в гареме средневекового образца, но с современным тюнингом). Он лежал, вздыхал и страдал от удушающего ужаса. Он лежал и мысленно прокручивал все свои действия, приведшие его в эту тягостную, непонятную и опасную ситуацию.

«Все из-за Гарри Лессера, — тоскливо думал он, — вот не зря в Священной книге сказано, чтобы избегали мы брать себе неверных в товарищи».

Действительно, это Лессер подкинул Нургази две идеи: подтянуть султана, как тяжелую фигуру в Платиновый Эльдорадо, и еще: использовать потенциал акваноидов — нйодзу. Человек, подкидывающий такие идеи — ценен. И Нургази придумал обратить Лессера в ислам, чтобы сделать его управляемым. Султан поддержал эту инициативу, как весьма полезную в проекте «Платиновый Эльдорадо». Если Лессер на стороне акваноидов — это может стать проблемой, а если он на стороне правоверных, то это беспроигрышно. Тем более, если он, к тому же, связан семейными узами.

Идея насчет «семейных уз» (и как средства обращения в ислам, и как дополнительного фактора лояльности Гарри Лессера) тоже принадлежала Нургази. Он предлагал женить Лессера на своей дочке Фируз (ей почти 17 лет — годится). Но султан назвал Итаф аль-Таммим, свою двоюродную племянницу. Конечно Нургази, тогда ответил, что решение султана блестящее и мудрое (каким еще может быть решение султана?), но, вообще-то, изрядно расстроился. Уж очень хороший зять мог бы получиться из Гарри Лессера.

Но, дальнейшие события показали, что Аннаджму Нургази повезло, что Фируз не была выбрана (поэтому, она осталась жива), и что он в начале предлагал кандидатуру Фируз (поэтому на него не пало подозрение в анти-султанской интриге). Тем не менее, султан достаточно жестко дал понять, что считает Нургази косвенно виновным в несчастье, и поэтому, возлагает на него обязанность: загладить добрыми вестями причиненное зло. Проще говоря, султан отправлял микро-кредитного воротилу к акваноидам, чтобы тот выторговал условия сотрудничества, более «сладкие», чем в рамочном договоре. Это выглядело не наказанием, а наоборот, почетным назначением на должность waali (т. е. губернатора, или министра отдельной территории). Назначение содержало намек, что Лемурия (как прыткие журналисты назвали полуподводную землю нйодзу) должна по договору стать «Регионом, историко-культурно ассоциированным с Оманом». Такую формулировку придумали адвокаты американской юридической компании «Neddaks», гарантировавшие, что в этом случае не возникнет проблем с международным правом.

«Сволочные адвокаты-неверные, — с тоской подумал Нургази, — сами отказались ехать с историко-культурным посольством. Мол, участие юристов в таком глубоко духовном и неформальном деле, как признание давно сложившейся общности культур, может быть превратно истолковано недобросовестными mass-media. Эти американские ублюдки не желают рисковать своей шкурой. Получили гонорар — и до свиданья! Видимо они уже пронюхали, к чему привела прошлая попытка султана приручить Лессера и акваноидов. Шайтан знает, откуда, но пронюхали. А султан, спасшись из когтей циклона Амбалика, снова грезит о реставрации древней Оманской Морской Империи. Что мне делать? Он — султан, надо исполнять. Только бы Гарри не догадался, что я придумал ту женитьбу».

Тут Аннаджм Нургази вздохнул, мысленно сетуя на религиозное упрямство султана, не признавшего тот факт, что для Лессера «слова свидетельства веры» ничего не значили. Султан, наставляя Нургази для посольской миссии, сказал, что бизнесмен-янки теперь мусульманин, поскольку «слово…» было произнесено, хотя сделал уступку здравому смыслу: разрешил сказать об этом Лессеру не прямо, а намеком. И на том спасибо…

…По сегодняшнему SKYPE-сеансу казалось, будто молодой бизнесмен-янки без обид отнесся к тому, что произошло декаду назад на султанской мега-яхте «Рух». Такое вот недоразумение, о котором не резон вспоминать. Было — и прошло. Но все же, Аннаджм Нургази ни минуты не верил в дипломатичную забывчивость Гарри Лессера. Немалый жизненный опыт сейчас (жаль, что только сейчас) подсказывал оманскому финансисту: Лессер относится к категории людей, которые всегда помнят, кто и что сделал для них в позитивном и негативном ключе. Такие люди могут терпеливо дожидаться удобного момента, и внезапно ударить — в спину. У Аннаджма Нургази оставалась надежда, что Лессер не знает, кто дал тот совет султану — и оманский финансист надеялся. А что ему оставалось делать? Ведь с ним на супер-яхте «Тараскон» была почти вся его семья…

…Время шло, миля за милей однообразного океана оставались за кормой. Незадолго до полудня на южном горизонте появилось серое пятнышко: искусственно-расширенный островок в точке «А-утопия» рифа Меш. Немного позже на ровно-окрашенном синем полотне океана возникла яркая оранжевая точка. Она быстро приближалась, и вот уже понятно, что это фойлбайк (гидроцикл на подводных крыльях). Капитан супер-яхты пригляделся в бинокль, и пошел рапортовать хозяину, что в гости едет Гарри Лессер.

* * *

Аннаджм Нургази встретил гостя радушно, стараясь не показывать свой страх. А гость сообщил, что королева Кинару разрешает супер-яхте заход в лагуну и даже парковку у дворцового причала, поскольку Нургази не частное лицо, а waali — чиновник султаната. Оманский эмиссар высказал подобающие благодарности, и пригласил гостя за стол. В действительности же, ему становилось все тревожнее. Нечто такое он заметил в глазах Лессера, что стала таять надежда на неосведомленность этого янки… Но может, все и обойдется (сказал себе Нургази, наливая в чашечки элитный чай, и начиная беседу).

— Как ваши дела, друг мой, Гарри? Знаете, я волновался за вас, из-за всяких слухов.

— Не верьте слухам, Аннаджм, — улыбаясь, ответил гость, — слухи, как правило, слишком преувеличивают авантюрную часть событий в ущерб содержательной части.

— Э-э… Знаете, Гарри, меня изумляет ваше умение говорить загадками, как в притче.

— Притча, это один из хороших образцов для риторики, — заметил Лессер, потом сделал несколько глотков чая, и небрежно поинтересовался, — Аннаджм, довольны ли вы этим новым назначением? Как вы себя чувствуете в роли министра и посла?

— Э-э… Я еще не освоился с этим. Для меня государственная деятельность совершенно незнакомая тема. Но, Его Величество пожелал, чтобы я занялся этим. Его Величество рассчитывает, что вы проявите понимание, и поможете мне найти правильный тон на переговорах с королевой Кинару. Она ведь очень необычный человек, верно?

Над столом на несколько секунд повисла тишина, а затем Лессер ответил:

— Правильный тон на переговорах начинается с разумных стартовых позиций. И, чтобы помочь вам, мне надо понимать, какие изменения или дополнения внес султан в проект договора. Я полагаю, у вас под рукой есть текст.

— О, да, конечно, — сказал Нургази, и протянул гостю тонкую папку с черной обложкой и золотистой окантовкой.

— Посмотрим! — произнес Лессер, извлек из кармана простой карандаш, открыл папку, и погрузился в изучение документа. Читал он быстро, иногда делая на полях некие очень короткие пометки — видимо, стенографическими значками. Дойдя до последней строки, сделав последнюю пометку, и отложив папку, он широко улыбнулся.

— Вы думаете, — осторожно спросил Нургази, — этот вариант будет одобрен королевой?

— Я полагаю, да. Вы, судя по всему, волнуетесь за дополнительную главу об историко-культурной ассоциации с Оманом. Но, я думаю, при условии правильной презентации, королеве понравится эта идея.

— А-а… Вы не могли бы помочь мне с этим, друг мой?

— С правильной презентацией? — уточнил Лессер.

— Да-да. Вы ведь хорошо знаете обычаи акваноидов.

— Никаких проблем, Аннаджм. Разумеется, я помогу вам в этом.

И Гарри Лессер снова улыбнулся. Его даже немного развлекала готовность, с которой Нургази шел в приготовленную ловушку. По глазам оманца было видно: он понял, что Лессер знает о его роли в провокации с почти голой родственницей султана, случайно увиденной гостем. И, тем не менее, оманец надеется как-то проскочить мимо крупных неприятностей. Чудак-человек…

— Э-э… — протянул Нургази, — …Так, вы мне расскажете, как надо делать презентацию?

— Я уже сказал: помогу. Начнем с того, что все акваноиды, и королева в частности, не слишком доверяют словам посторонних людей. Вы, конечно, понимаете, почему.

— А-а… Да, наверное, я понимаю, — согласился оманец, вспоминая, что на самом деле «акваноиды» — не совсем туземцы. Точнее, совсем не туземцы, а бывший специальный рабочий персонал гипер-лайнера «Либертатор». Еще точнее — сомнительные люди из сомнительных мест (включая места обитания диких племен), нанятые сомнительным способом, и подвергнутые какой-то сомнительной биологической процедуре…

— Хорошо, что вы понимаете это, — сказал Лессер, — и, я надеюсь, вы понимаете, что для выполнения миссии надо верить, что акваноиды — это реальные амфибийные туземцы, нйодзу. Сами они в это твердо верят, так что лучше вам не пытаться их разубедить.

— Но, Гарри, друг мой, как они могут в это верить? Они что, забыли, откуда взялись?

— Аннаджм, я не зоопсихолог, и понятия не имею, что происходит в мозгах у человека, подвергшегося веритации. Но, если принять за аксиому, что веритированные люди не способны врать, то из факта, что они называют себя туземцами, следует безупречный логический вывод, что они в это верят. Нам с вами это выгодно, как в плане сделки с шиппинговой страховой компанией «RIVAS», так и в плане дипломатической миссии, порученной султаном. Теперь вы понимаете, как все обернулось?

Оманский микро-кредитный воротила заворожено покивал головой.

— Наверное, я понимаю, хотя это как-то странно, и… Как же делать презентацию?

— Вкратце так, Аннаджм. Надо найти документальный фильм об Омане, в пределах часа экранного времени, где есть побольше того, что интересно акваноидам.

— Э-э… А что им интересно?

— Прежде всего, им интересна жизнь побережья и островов. Не лишним будет что-то из морского фольклора вашей страны, например, о Синдбаде-мореходе. И, конечно что-то современное: быт, работа, отдых. Вы сможете найти такой фильм быстро?

— Море, и что-нибудь современное… — сосредоточенно пробормотал Нургази, — …Да! Я придумал! Owdgr!

— Что? — переспросил Лессер.

— Owdgr! — радостно повторил оманский микро-кредитный воротила, — Oman Whale and Dolphin Research Group! Еще предыдущий султан учредил на островах Халаният центр исследования и защиты китообразных! Этот центр часто показывают по нашему TV, и можно скачать видео-архив, наверное… Подождите, я скажу дочке, она хорошо умеет работать в Интернете. Слава Аллаху, что сейчас у нас в школе учат информатике!

— Одну минуту, Аннаджм! Я надеюсь, там не только про китов, но и про людей тоже.

— Конечно, Гарри, друг мой! Конечно, там и про людей тоже! Про наших океанологов! Предыдущий султан купил для них хорошее американское оборудование, а нынешний султан купил еще много всяких штук, и там есть, на что посмотреть!

— Тогда годится, — согласился Лессер.

— Конечно, годится! Акваноидам это понравится. Вы пока пейте чай, я скоро вернусь!

И, произнеся это уверенное заявление, Аннаджм Нургази выбежал из каюты. Молодой бизнесмен-янки хмыкнул, налил себе еще чая, и подумал: «Странно шутит судьба. Вот, тинэйджерка Фируз начала участвовать в шоу, о котором ничего не знала ни она, ни ее папаша». Шоу планировалось жестокое и некрасивое, хотя с другой стороны (подумал Гарри) ей повезло. Если бы султан, с подачи Нургази, выбрал Фируз для провокации на мега-яхте «Рух», то декаду назад выстрел в затылок оборвал бы ее жизнь. А так, по крайней мере, у нее будет жизнь, и даже (чем черт не шутит) шанс на счастье.

В середине апреля Лессер гостил на «Тарасконе», и виделся с дочкой Аннаджма. Она появлялась за столом или на палубе не иначе, как в «буркини» — одежде, похожей на однотонную пижамную пару с капюшоном, и заменяющей мусульманкам купальник. Нелепый вид для тропических широт. Разговоры с ее участием тоже были какими-то нелепыми: этакое хождение по минному полю (90 процентов тематик — под запретом). Правда, однажды разговор получился интересным — Фируз проявила осведомленность, сообщив, что круизный парусник «Финикия» — не самбука, а занзибарский джехази. А любители, называющие этот одномачтовый корабль занзибарской самбукой — неправы. Настоящая самбука — двухмачтовая, поскольку…(последовали аргументы). Еще Фируз добавила, что состоит в яхт-клубе (среди «золотой молодежи» Омана это модно).…Но, значения для Лессера это не имело. Он заведомо не хотел видеть человека в оманской девушке. Он вообще старался как можно реже видеть в ком-то людей. Психологически проще работать с говорящими куклами. Их не жалко. Сейчас следовало «придавить» Нургази, чтоб не думал, будто интриги сойдут ему с рук…