Поговорим о королях и капусте, идеальном и материальном, ценностях и нигилизме, в общем — о тех гуманитарных феноменах, которые относят к области политики и морали.

 

1. Гримасы равенства

Все началось в конце XVIII века во французском парламенте. Справа сидели депутаты от аристократических сословий, консерваторы, сторонники сохранения монархии, слева — депутаты от простонародья, революционеры, сторонники республики. В 1789 г. «левые» депутаты провозгласили себя Национальным собранием, и началась Великая Французская Революция под лозунгами «Liberte, Egalite, Fraternite» (Свобода, Равенство, Братство).

Ненавистный феодальный режим был свергнут, и надо было решить: Свобода чего? Равенство в чем? Братство в каком смысле? Оказалось, что равенство имеет два аспекта, условно называемых «политическим» и «экономическим». В первом случае равенство относится к двум гражданам, во втором — к двум монетам в их карманах.

Если граждане, независимо от имущественного положения, имеют равный доступ к общественным благам (социальное, политическое равенство), то тогда на одну монету бедного приходится больше благ, чем на одну монету богатого.

Если равны монеты, независимо от имущественного положения их владельца (рыночное, экономическое равенство), то у богатого будет больше общественных благ, чем у бедного.

Развитие событий во Франции на рубеже XVIII — XIX веков показало, что при рыночной свободе права бедных обращаются в ничто. Власть, отнятая у аристократии, перешла к плутократии, а большинство населения стало бесправным. То же повторилось в XX веке в Италии, Испании и Германии, где к власти пришел фашизм. Это консервативная «правая диктатура», реставрирующая, по сути, феодально-абсолютистские порядки.

В начале XX века Великая Октябрьская Революция в России пошла по другому пути: были уравнены граждане, а рыночная свобода уничтожена. Блага стали распределяться по головам, а не по монетам. Власть перешла в руки тех, кто распределяет (номенклатуры), а большинство населения опять-таки стало бесправным. Та же ситуация сложилась в Китае после II мировой войны. Это революционная «левая диктатура», заменяющая феодальные порядки на другую, не менее репрессивную форму политического произвола.

 

2. Скользкий путь компромиссов

Складывается впечатление, что как государственный строй не конструируй, он все равно сползает к авторитарианству (правому, фашистскому или левому, маоистскому). Народ отвечает на репрессии актами протеста, которые или развиваются в революцию, или так ослабляют режим, что он уничтожается внешними силами. На следующем историческом витке все это повторяется. Европу лихорадило таким образом полтора века, пока не стало ясно: любая чистая стратегия (правая или левая) ведет к катастрофе. Нужен компромисс.

Первой формой компромисса был центризм безвольного большинства во французском Конвенте 1792–1795 г. Эта позиция вошла в истории под ласковым названием «болото».

С тех пор ни одна попытка держаться в центре, между правыми и левыми, не привела к успеху. Более удачной оказалась тактика дозируемых уступок при доминировании правой или левой политики. Так возникли политические системы умеренного консерватизма и социал-демократии соответственно. В первом случае правящие консерваторы подчиняют общество «традиционным» ценностям, но обеспечивают минимум прав менее богатых слоев общества, чтобы сверхкритическое неравенство не привело наемных работников к ультралевой (маоистской) революции. Во втором случае правящие социалисты подчиняют общество идеалам «справедливости», но допускают некоторую свободу рынка, чтобы уравниловка не толкнула массу лавочников на ультраправый (фашистский) переворот.

И умеренный консерватизм, и социал-демократия управляются «по давлению в котле». Умеренные консерваторы вводят социальные гарантии левого толка под давлением профсоюзов, требующих улучшения жизни. Социал-демократы допускают рыночные отношения правого толка под давлением финансового капитала, требующего доходов с инвестиций. Мелкобуржуазное «болото» в зависимости от правого или левого уклона, требует то «равного распределения» (когда плутократия вытесняет с рынка их лавки), то «свободы предпринимательства» (когда пролетариат душит их налогами). Слой люмпена примыкает к любому радикальному движению в надежде на легкую наживу.

Все стабильные на вид политические режимы современных республик уже полвека пляшут на этом постоянно перегревающемся котле, стараясь поддерживать баланс правого и левого недовольства, выпуская пар то из одного, то из другого клапана.

Видя, что одними плясками делу не помочь, они еще и поют — либо про «традиционные ценности», либо про «идеалы справедливости». Но, по мере роста мощности котла (увеличения производительности и интеллектуальной сложности труда), эти пляски и песни становятся все менее эффективным способом сохранения политической системы.

 

3. Цветик-пятицветик

На этом этапе мы встречаемся с новой, функциональной политологией, основанной на методических достижениях информационной эры. Началось все с диаграммы Дэвида Нолана (David Nolan). Она представляет собой ромб наподобие стилизованной картинки дискотеки с цветомузыкой. По левой оси отложено отношение к т. н. «политическим свободам», по правой — к т. н. «экономическим свободам» (эти свободы условны). Цвета обозначают основные политэкономические доктрины. В нижнем, репрессивном углу ромба — «коричневое» авторитарианство, доктрина неограниченной политэкономической власти личности или клана. В правом, синем углу — консерватизм плутократического рынка и «традиционные» ценности аристократической иерархии. В левом, красном углу — раздаточная уравниловка и идеалы «справедливости» другой иерархии — номенклатурной.

Пойдешь направо — потеряешь социальные гарантии и окажешься в наемном рабстве. Пойдешь налево — лишишься экономической свободы и прав на предпринимательство.

Будешь метаться — провалишься в «коричневое», и небо с овчинку покажется.

Везде засада, только в верхнем, зеленом углу маячит симпатичное либертарианство.

Либертарианство, как противоположность авторитарианству, было придумано даже раньше Великой Французской Революции — в середине XVIII века. В Декларации независимости США 1776 года мы видим либертарианскую концепцию: «Все люди созданы равными и наделены Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье».

Ничего похожего политическая система США не создала. На деле получился обычный правый консерватизм, который после кровопролитных битв с профсоюзами и неудачных игр в фашизм превратился к концу Холодной войны в умеренно-консервативный строй. Но Декларация 1776 остается интересным документом политической истории. В нем впервые сказано о вторичной, служебной роли государства по отношению к обществу, а общество представлено не как единая община, а как множество автономных индивидов.

Смысл этого был осознан лишь в середине XX века, когда в ходе развития кибернетики Норберт Винер выдвинул идею человеческого использования человеческих существ. (N. Wiener, The Human Use of Human Beings; Cybernetics and Society. 1950).

 

4. Социальная кибернетика

Винер интерпретировал политику государства, как организационную деятельность, направленную на координацию деятельности индивидов для достижения уровня эффективности и качества социума по критериям, заданным самими индивидами. Государство оказалось описано в обычных терминах экономики и корпоративного менеджмента и утратило качественное отличие от других хозяйственных корпораций.

Политика — это управление некоторой долей результатов деятельности людей для удовлетворения их потребностей в условиях многообразия хозяйственной специализации. Она должна оцениваться в шкалах «цена управления — качество — риск», и никак иначе.

Формула Декларации 1776 относительно правительства становится простой, как покупка пылесоса. Сравниваем рабочие характеристики и цену устройства и по ним выбираем (пылесос или правительство — какая разница). Государственные институты лишаются ореола священнодействия. Какие там правые и левые? Вы о чем? Скажите просто: сколько стоит ваш пылесос, какова его производительность, надежность и энергопотребление.

При либертаринском взгляде на диаграмму Нолана, видно, что правая и левая политические доктрины — это одно и то же устройство средневекового образца: крестьянская община под властью феодала. Левые позиционируются как общинники, а правые — как феодалы. Общинники хотят не слишком утруждаться и все делить поровну, а феодал хочет, чтобы общинники трудились как можно больше, чтобы собирать с них больше дани. Стратегии обоих просты, как мычание. Дележка поровну в общине минимизирует трудозатраты на выживание, но уменьшает долю феодала. Экономическая свобода, рынок и конкуренция (с перераспределением земель в пользу «эффективного собственника») вынуждает крестьян больше трудиться и больше производить — доля феодала растет. Крестьянская община защищается — она подвергает «эффективного» индивидуалиста остракизму, а если это не срабатывает — поджигает его дом. Феодал возмущается: «ленивые, завистливые, жестокие скоты!». Эти слова повторяет капиталист, а потом — директор коммунистического предприятия. Рабочие коллективы мешают поднять нормы выработки, применяя к «старательному работнику» или «передовику производства» те же методы, что крестьяне-общинники к «кулаку-мироеду».

 

5. Организационная импотенция

Парадокс: как после крушения Рима, в Западной Европе возник феодализм, так эта примитивная конструкция и тащится по ухабам истории из поколения в поколения воспроизводя один и тот же конфликт. Крестьянские войны средневековья, революции индустриальной эпохи и социалистические движения нового времени идут под одним лозунгом: общинные идеалы против частнособственнических ценностей. Две негодные средневековые концепции делят власть, то ища компромисс в умеренном консерватизме или социал-демократии, то пытаясь задавить противника фашизмом или маоизмом. Они уже запутались в этой дурной игре, они пасуют перед организованными преступниками и применяют силу против мирных граждан, чтобы принудить их уважать экстремистов. Они так долго и бездарно регулировали социум, что экономико-правовые понятия утратили естественный смысл, и объяснить их значение не в состоянии даже армия юристов. Из-за обилия противоречивых законов граждане не понимают, каковы их права и обязанности.

Бюрократия стала дорогостоящей машиной по производству информационного мусора.

С точки зрения либертарианства и феодал (правые), и община (левые), и вся конструкция средневекового государства, построенного вокруг их борьбы — это плохой пылесос. Он дорогой, некачественный, опасный в использовании и занимает слишком много места. Его надо выкинуть на помойку и купить дешевый, качественный, безопасный и компактный.

Лучшее доказательство того, что место государственной машины — на помойке, это методы, которыми данная машина обосновывает свою мнимую целесообразность.

Государство не желает разговаривать с гражданами на языке экономики, как подрядчик с заказчиком — оперируя такими аргументами, как цена, объем и качество своих услуг. Оно предпочитает засорять гражданам мозги всяким мусором — справедливостью, традициями, вечными ценностями, священными правами, национальной идеей и т. п. Оно обвиняет своих заказчиков — граждан в эгоизме, безответственности и аморальности. Видите ли, они плохо воспитаны — потому замечательные планы государства терпят крах.

Воспитание «нового человека» — главное занятие неквалифицированных социальных администраций. Буржуазное государство, едва родившись, стало внушать гражданам протестантскую трудовую мораль, большевистское — моральный кодекс строителя коммунизма, современные государства Запада включают в школьную программу официозную этику. В головы школьников вколачивают либо имущественный фетишизм в сочетании со священным правом собственности, либо общинные суеверия относительно справедливости в сочетании со стадным коллективизмом. Все это тщательно полируют антигедонизмом и антиэротизмом (асексуальностью), так что из школы выходит личность, обремененная пышным букетом неврозов и психологических комплексов. Государство не умеет функционировать, не подвергая юных граждан калечащим процедурам дрессировки, не загружая их комплексом вины и долга перед властями.

С либертарианской точки зрения это недопустимое безобразие. Если подрядчик построил дом, не отвечающий потребностям жильцов, то он должен переделать дом, а не жильцов. А если он не желает этого делать — пусть убирается, жильцы наймут другого подрядчика.

Люди не должны подстраивать свои привычки и желания, свою мораль и ценности под стандарты государства. Люди — первичны по определению, а правительство — вторично, оно нужно для удобства людей, и обязано подстраиваться под их естественные интересы.

Часто приходится слышать от защитников официоза, что, мол, государство цивилизовало людей. Это — наглая и грубая ложь. Люди успешно строили свои хозяйственные и личные отношения за десятки тысяч лет до возникновения первых государств. Ремесла и торговля, письменность и счет, наука и искусство, мораль и религия, семья и образование появились, когда государств и в помине не было. Государство — это одно из поздних и не очень удачных человеческих изобретений. Его претензии регулировать мораль, религию и семью безосновательны, как если бы яйцо стало учить курицу добывать червяков.

Столь же нелепо утверждение защитников официоза о, якобы, особом профессионализме сложившихся государственных элит. Сравнительно успешные системы построены только в тех государствах, где старые элиты были вышвырнуты вон в полном составе. Ленин был прав: даже кухарка может управлять государством. Да что там кухарка, сосланные в Австралию каторжники смогли построить там государство получше многих других.

 

6. Либертарианская диктатура

Из приведенных выше либертарианских аргументов естественно следует, что:

1. Социальное администрирование должно строиться по принципу социального подряда, по аналогии с подрядом на содержание и уборку территории поселений.

2. Социальная администрация ни при каких обстоятельствах не должна вмешиваться туда, куда не просят, ее не для того нанимают, чтобы она учила людей, как правильно жить.

3. Государство — это неудачный способ социального администрирования, обществу требуется более дешевая, качественная и ответственная администрация, не несущая институциональной избыточности и не страдающая хроническим непрофессионализмом.

4. Совершенно не обязательно объединять все функции социального администрирования в одной структуре. Те функции, которые не связаны между собой неразрывно (например, полиция и образование), лучше поручать разным взаимно независимым подрядчикам.

5. Выборы (конкурсы, тендеры) на выполнение социально-административных подрядов не должны быть освобождены от внеэкономических критериев, поскольку эта процедура имеет экономический смысл — как любая процедура социального жизнеобеспечения.

Было бы ошибкой считать, что либертарианство технократично. Как и любой набор принципов администрирования человеческого общества, оно достаточно гуманитарно. Но гуманитарной базой либертарианства является не классика культуры, а постмодернизм. Это означает: демонтаж институциональных ценностей (традиции, истории, морали), и диктатура культурного плюрализма. Слово «диктатура» следует понимать буквально. Если какие то действия безразличны для права, то администрация защищает право человека на эти действия независимо от их трактовки в терминах какой-либо морали. Та или иная часть общества может осуждать какие-то формы человеческой активности. Но если она попытается выразить мнение путем запрета этой формы, то на нее обрушится карающий меч либертарианской диктатуры, не признающей никаких компромиссов.

Например, в либертарианском обществе невозможен запрет карикатур на пророка Магомета, но зато вполне возможен запрет на преподавание классической истории и классической литературы в общеобразовательной школе — по одной и той же причине: либертарианство не допускает придания оценочным суждениям нормативной функции.

Таким образом, если кто-то считает, что либертарианство — это вседозволенность, он глубоко заблуждается. Типичный современный политик или общественный лидер, попавший в либертарианское общество и начавший свою привычную деятельность, вероятно, был бы арестован полицией за подготовку антигуманных актов экстремизма.

 

7. Вершина политического кулька

Нормативно защищенная свобода личности (основной принцип либертарианства) — это такая же жесткая штука, как нормативно защищенный произвол государства (основной принцип авторитарианства). Эти противоположности сходятся в бескомпромиссности. Точно также «мягкие левые» (социал-демократы) сходятся с «мягкими правыми» (умеренными консерваторами) в податливости и политической импотенции перед лицом острых внутренних и внешних конфликтов. Ромбическую диаграмму Нолана можно свернуть в «кулек», загнув все четыре угла вверх и соединив их. Тогда по третьей, вертикальной оси можно отследить политическую твердость каждой доктрины. Внизу окажутся все виды центризма, мягкие продукты право-левых компромиссов. Вверху сойдутся авторитарианство, левые и правые «ультра», и радикальное либертарианство.

Это и есть те политические доктрины, которым, видимо, предстоит соперничать в новом витке за мировое доминирование. Виток уже закручивается, некоторые полюса будущего глобального конфликта уже определились. Где, когда и как возникнет либертарианский полюс? Современный мир меняется с огромной скоростью. Могу предположить, что нас ждут сюрпризы. Этот тур грязных танцев под цветомузыку на политической дискотеке обойдется без драки. Как говорится, за вкус напитков не ручаемся, но горячо будет.