Из заднего ряда поднялся дядечка среднего роста, чем-то неуловимо похожий на Винни-Пуха. Если бы этот трогательный сказочный медвежонок прожил полвека в современном европейском городе, научился не без изящества носить костюм, и при этом сохранил бы часть своей исходной винни-пушистости, то он бы, наверное, выглядел именно так.

— Назовите ваше полное имя, — сказал судья Морн.

— Дориан Валент Мартин Чизвик.

— Клянетесь ли вы говорить правду…

— … Только правду, ничего кроме правды и да поможет мне Большой Взрыв. Клянусь.

— Чем только люди не клянутся, — пробормотал судья, — вам известно о предмете данного заседания?

— Да, господин судья. Собственно, мы с женой смотрим вас по телевизору. Строго говоря, в данный момент по телевизору смотрит жена, а я, как видите, приехал сюда и наблюдаю процесс непосредственно, in vivo.

Судья Морн улыбнулся.

— Да, я вижу… Вы знакомы с мистером Ледфилдом?

— О, да, и довольно неплохо. Мы обстоятельно обсуждали ряд очень занимательных проблем. Надо отметить, они не слишком просты для понимания. Так, например, мои студенты испытывают некоторые трудности…

— Ваши студенты? — переспросил судья Морн.

— Да. Я читаю курс общей топологии в университете. Не могу сказать, что у меня это получается идеально, но, в конце концов, это ведь не моя основная работа. Я бы даже сказал, что получаю от этих лекций больше, чем студенты. Не столько учу их, сколько сам учусь объяснять и думать. Вы понимаете меня?

— Надеюсь, что да. Топология это что-то географическое, не так ли?

— Нет. Географическое, это топография. Топология это математическая дисциплина, изучающая проблему непрерывности.

— Спасибо, мистер Чизвик. Теперь буду знать. А какова ваша основная работа?

— Я руковожу Центром инноваций Тихоокеанского телекоммуникационного консорциума. Преподавать, это мое хобби. Полезное хобби, должен вам сказать. Общение с молодежью. Свежие идеи. Знаете, эти молодые ребята могут написать гигабайты полнейшей ахинеи, но если вдруг в их юные головы взбредет что-то умное, то это действительно достойно внимания. У меня каждая третья статья выходит совместно с кем-то из студентов. И я вам клянусь, их мозгов в эти статьи вложено больше, чем моих.

Судья немного растерянно поиграл молоточком.

— Гм… Мистер Чизвик. Не могли бы мы с вами вернуться к проблемам, которые вы обсуждали с мистером Ледфилдом.

— Пардон! Вечно меня сносит в сторону. Кстати, называйте меня просто Дориан, это быстрее. С Лейвом мы обсуждали технику визуализации некоторых свойств гладких замкнутых многообразий…

— Простите, Дориан, я не успеваю за ходом вашей мысли.

— Ой! Это вы меня простите. Гладкое замкнутое многообразие, в сущности, простейшая штука. Для двумерного случая, это, к примеру, поверхность воздушного шарика. Вы можете вытягивать этот воздушный шарик в разные стороны, или завязывать узлом, это не важно. Но вот если вы проделаете в нем дырку, то он сразу перейдет в другой топологический класс. Однако, если вы сделаете в нем две дырки и склеите их края, то получится снова гладкое замкнутое многообразие, нечто наподобие бублика. Можно сделать еще пару дырок, склеить края, и тоже будет оно. И так далее. Для двумерных поверхностей в трехмерном пространстве этим все и исчерпывается, не особо-то интересно, но если мы поместим их в четырехмерное…

— И вы именно это обсуждали с Ледфилдом? — перебил судья.

— Нет, конечно! — сказал Чизвик, — Это я ему объяснил в самом начале. А обсуждали мы интереснейшую частную проблему о сцепленности гладких замкнутых многообразий. Представьте два бублика, продетые один сквозь другой, как звенья цепи. Их нельзя разделить не сломав. Это простейший случай. Лейв проявил исключительно ценную способность ориентироваться в незнакомой ему области, это я вам говорю, как менеджер. Такое не часто встретишь среди деятелей гуманитарной сферы… Хотя, это логично, ведь он работает на линии соприкосновения прикладных наук: с одной стороны, гуманитарно-артистическая virtual erotic, с другой — инженерно-математическая computer science…

Судья Морн поправил очки и выразительно откашлялся.

— Честное слово, Дориан, я бы с удовольствием послушал эти рассуждения, но сейчас я веду процесс и…

— Я понимаю, — Чизвик кивнул, — вы прерывайте, если я начну увлекаться. Просто говорите «стоп», или стучите по столу молоточком три раза, я буду знать, что это мне.

— Договорились. Теперь скажите, Дориан, вам известно, на чем специализируется компания «Цезарь», принадлежащая Ледфилду?

— Конечно! Именно из-за этого мы и познакомились.

— Минуточку, — сказал Морн, — эта компания продает виртуальный секс-экстрим. Как это связано с бубликами и прочими проблемами математики?

— А! Это была блестящая идея Рони.

— Рони? — переспросил судья.

— Это моя жена, — пояснил математик, — У нее богатая сексуальная фантазия, что само по себе хорошо в жизни, но в данном случае — особенно. Кроме того, она скульптор, что очень существенно, когда речь идет о визуализации сложных пространственных структур. Можно сказать, мы и познакомились из-за этого…

— Из-за этого, это из-за сексуальной фантазии или из-за скульптуры?

— Замечательный вопрос! — воскликнул Чизвик, — на самом деле, эти два фактора сложно разделить. Лет 20 назад я пришел на ее выставку «тайные игры тел» в основном из-за тех нестандартных геометрических или, строго говоря, стереометрических решений, которые были там представлены артистично изображенными человеческими телами. Рони уверяет, что исходно эта идея стара, как мир, и реализована уже в античном храме Шивы, где-то в Индии… Не помню, как называется этот город, но не важно… Собственно, идея выставки состояла в том, что стилизованные тела сексуальных партнеров были выполнены из прозрачных материалов разных цветов. Таким образом, оказывалась видимой скрытая на обычных изображениях часть анатомии акта любви. В этих изображениях была настолько ярко выражена абстрактная концепция сексуальности, которая, естественно, связана с интуитивными понятиями сплетения и проникновения…

Иллюстрируя сказанное, Чизвик, изобразил пальцами конфигурацию, понятную любому половозрелому жителю планеты.

Судья вежливо постучал молоточком по столу.

— Дориан, я уловил мысль о сходстве вашей математической проблематики с сексом, но пока не понял, какое это имеет отношение к фирме Ледфилда.

— Но это же напрашивается, — заметил Чезвик, — сотрудники Лейва имеют уникальный опыт управления виртуальными телами разной конфигурации, как своими собственными, т.е. делают это рефлекторно. Поясню. Например, когда вы, господин судья, поправляете очки, которые, вообще говоря, не являются частью вашего тела, то вам даже не надо задумываться, каким образом это сделать. У вас уже есть соответствующий рефлекс. Одно предельно экономичное действие, и очки уже сидят на носу как надо. Я уверен, что Джоанна, которая была тут предыдущим свидетелем, так же, не задумываясь, может управлять своим байком. Я прав, Джоанна?

— Верно! — ответила Джоанна Ши, чуть привстав с места.

— Вот, — продолжал Чизвик, — а если на твой байк сяду я, и поверну акселератор…

— Не советую, док, — серьезно сказала она, — Ты убьешься. Лучше катайся на своем смарткаре с автопилотом. Можно ехать и считать ворон. Это то, что тебе надо.

Чизвик улыбнулся.

— Спасибо, Джоанна. Как ты могла заметить своими красивыми глазками, я на нем и катаюсь. Разумеется, байк это не для меня. Я просто провел мысленный эксперимент, который иллюстрирует преимущества управления объектом, как собственным телом. Теперь, мы вернемся к проблеме сцепленности сложных замкнутых поверхностей…

— То есть, проблемы, которую вы обсуждали с мистером Ледфилдом? — уточнил судья.

— Совершенно верно. Как я уже говорил, идея визуализации свойств таких объектов через секс-экстрим принадлежит Рони. Бродя по сети в поисках новых творческих идей, она наткнулась на рекламу, где предлагался эротический сервис с фейри. Это, знаете ли, мифические существа, тело которых может изменять свою конфигурацию в весьма широких пределах. Она сразу же позвала меня и сказала: «Смотри, что ты на это скажешь». Естественно, я постарался как можно быстрее связаться с владельцем компании. Так мы познакомились с Лейвом и его сотрудниками, Цербером и Сциллой.

— Как вы сказали? — переспросил судья, — Цербером и Сциллой?

— Да. В высшей степени приятные молодые люди, они быстро нашли общий язык с моими студентами. Наверное, это сценические псевдонимы… Во всяком случае, они значатся в списке авторов книги именно под такими именами.

— Простите, вы сказали авторов книги?

— Ах да, я забыл добавить, что мы сделали пять коротких учебных фильмов и написали пособие «Интуитивная топология и виртуальная реальность», — Чизвик извлек из бокового кармана пиджака книгу в яркой обложке и продемонстрировал ее сначала судье, а потом залу.

— Хм, — сказал судья, — я не совсем понимаю, что делают на обложке эти двое молодых людей, окруженные геометрическими фигурами. На мой непросвещенный взгляд, они занимаются,… хм… чем-то довольно далеким от математики.

Чизвик кивнул.

— Они занимаются любовью, если быть точным. Но это не так далеко от математики, как может показаться. Я уже говорил…. Быть может, пятиминутный учебный фильм, из вводной части, прояснит ситуацию?

— У вас он с собой?

— Да, конечно. Все пять фильмов прилагаются к книге.

— Хорошо, давайте посмотрим.

…

На объемном экране, созданном 3d-видеопроектором, появились две обнаженные фигуры: юноша и девушка. Они свободно парили внутри просторного сферического помещения.

— Привет! — сказала девушка, — Все вы, конечно же, знаете о Камасутре, и, наверное, имеете опыт ее применения на практике.

— Но известно ли вам, что это замечательное древнее искусство любви имеет много общего с исследованием задач топологии? — спросил юноша.

Тела обоих актеров стали почти прозрачными, как будто были отлиты из цветного стекла: тело девушки — из зеленого, тело юноши — из алого. Они плавно двинулись навстречу друг другу и, соприкоснувшись головами, слились в глубоком поцелуе. Затем девушка широко раздвинула ноги, и эрегированный фаллос юноши, вошел в нее. Композиция из двух тел медленно провернулась вокруг вертикальной оси так, что сквозь прозрачное тело девушки можно было увидеть все подробности проникновения.

— Пока что наши фигуры не являются сцепленными, — пояснил голос девушки, — Мы можем легко вернуться на исходные позиции,

Тела медленно разъединились и опять соединились.

— А теперь, — продолжил голос юноши, — мы изменим топологию пары наших фигур.

Его язык и фаллос стали постепенно удлиняться и в какой-то момент соединились внутри тела девушки.

— Мы демонстрируем простейший вид сцепленности, — сообщила девушка, — Это будет видно, если мы преобразуем наши тела в простую форму без изменения топологических характеристик.

Их тела стали медленно трансформироваться, пока не превратились в два одинаковых бублика — зеленый и алый — сцепленные, как звенья цепи. Бублики повернулись несколько раз вокруг вертикальной оси, а затем снова преобразовались в сцепленные тела актеров.

— Как видите, мы сейчас изоморфны двум сцепленным торам, — сказал голос юноши, — а сейчас я попрошу мою партнершу увеличить порядок сцепленности.

Девушка забросила свои ноги юноше на плечи, потом развела их, так что стопы оказались напротив его ушей. Затем носки ее ног проникли в ушные раковины юноши и слились в середине его головы.

— Этот фокус возможен только в виртуальности, — весело предупредила она, — специально говорю это для тех зрителей, которые, как и мы, любят экзотическую эротику.

— Сейчас мы представим топологию наших фигур в более наглядной форме, — добавил юноша.

Тела актеров трансформировались так, что приобрели вид дважды сцепленных восьмерок. Эта фигура повернулась несколько раз вокруг вертикальной и горизонтальной осей, а затем снова превратилась в человеческие тела.

— Ради разнообразия, я попрошу моего партнера начать расцепление в другом порядке, чем мы сцепились, — сказала девушка.

Язык и фаллос юноши внутри ее тела разошлись, затем сократились, и выскользнули наружу. Теперь тела сцепляли только ноги девушки, сомкнутые внутри его головы.

— Мы снова оказались изоморфны двум торам, — сообщил он, — сейчас вы это увидите.

Вновь произошла трансформация тел в два разноцветных звена цепи, а затем обратно, в человеческие тела.

— Теперь вторая фаза расцепления, — пояснила девушка, и ее ноги, разойдясь, покинули голову юноши, — как видите, мы вернулись к исходной паре топологических объектов.

Девушка и юноша хлопнули друг друга ладонью по ладони, как делают спортивные пары после удачного выступления, и юноша продолжил:

— В следующей части мы расскажем о важных практических следствиях существования таких форм сцепленности, уже не для макробиологии, к которой относится, в частности, секс, а для микробиологии, точнее, для молекулярной биологии…

…

— Обалдеть! — раздался голос из зала, — профессор, а где можно приобрести вашу книгу?

Судья Морн постучал молоточком по столу.

— Тишина в зале. Я понимаю, что фильм очень занимательный, но здесь не ярмарка.

— Вы можете подойти ко мне в перерыве, — вставил Чизвик, — я вам все расскажу.

— Мистер Чизвик, — продолжал судья, — правильно ли я вас понял, что этим пособием пользуются для учебы?

— Совершенно верно, — подтвердил Чизвик, — «Интуитивная топология и виртуальная реальность» была представлена на межуниверситетском конкурсе и признана лучшей научно-популярной книгой о современной математике. В настоящее время она издана тиражом четверть миллиона экземпляров, в то время как обычно тиражи таких книг не превышают 10 тысяч. Эти ребята открыли современную математику для массового читателя, что, на мой взгляд, очень важно. Ведь сегодня методы топологии используются в энергетике, транспорте и IT-телефонии, в органической химии и теории композитов, в химической фармакологии, в нейробиологии и нейрохирургии, в генной инженерии…

— Я понял вас, Дориан. Теперь, быть может, обвинение или заявители захотят задать вам вопросы.

— С удовольствием на них отвечу, — с поклоном сказал Чизвик, — за этим я сюда и пришел.

Судья Морн повернулся к прокурору Стилмайеру.

Тот с некоторой неохотой поднялся и спросил:

— Мистер Чизвик, вы говорили о межуниверситетском конкурсе. Какой там был состав жюри?

— Как обычно: примерно в равной пропорции преподаватели университетов, ведущие специалисты фундаментальной науки и представители студенческого самоуправления.

— А ученые и преподаватели не сочли эти фильмы шокирующими? Я имею в виду этот неприкрытый эротизм… На грани извращенной порнографии, не побоюсь этого слова.

Дориан вздохнул и улыбнулся.

— Видите ли, уважаемый прокурор, мир полон шокирующих вещей. Скажите, что вас шокирует больше, эти двое молодых людей, занимающиеся любовью в необычной форме, или миллионы детей, страдающих врожденными заболеваниями нервной системы? А перспективу глобального энергетического кризиса вы не считаете более шокирующей? А глобальную продовольственную проблему, то есть, проблему голода? А проблему новых инфекционных болезней, вызываемых микробами, устойчивыми к антибиотикам?

— Простите, мистер Чизвик, но какое отношение…

— Прямое, мистер прокурор, самое прямое. Как сказал еще Пифагор, мир управляется числом и пропорцией. Тогда, почти три тысячи лет назад, наука была рядом с людьми, непосредственно решая проблемы хозяйства. Геометрия названа так потому, что ее исходное назначение это расчеты для землемерных и землеустроительных работ. А что сейчас? Между фармакологом, создающим лекарство, и молекулярным биологом, который выявляет принципы действия химических веществ на организм, нет понимания. Я уже не говорю о более фундаментальных предметах науки, например, квантовой механике, благодаря которой работает биохимия нашего организма. А принципы математики еще более фундаментальны. Впрочем, слова Пифагора я уже приводил… Почему так безобразно-медленно движется прогресс? Почему, несмотря на колоссальные достижения науки, мы погрязли в самых элементарных проблемах? Кризис понимания. В бизнесе это давно заметили, и перешли от бездумного тейлоровского конвейера к системе кружков, где каждый рабочий в общих чертах понимает, как устроено все предприятие. И если для понимания каждым членом общества возможностей прогресса, начиная от его научных основ, необходимы гуманитарные, эротические формы представления знаний — то к этим формам и следует прибегнуть. Невзирая ни на что.

— Вообще ни на что? — спросил прокурор, — а как быть с общественными устоями? Ведь, что бы там не говорилось, именно они определяют нашу жизнь.

— Иллюзия, — ответил Дориан, — если завтра все общественные устои вдруг забудутся, то люди с легкостью придумают новые устои, не хуже прежних. Любое племя, даже дикие троглодиты в джунглях, придумывает себе какие-нибудь устои. Это тривиальноый факт этнографии. Но если завтра забудутся знания по физике и математике, то человечество вместе с общественными устоями вылетит в трубу быстрее, чем пуля вылетает из ствола кольта. Эти знания объективны их нельзя выдумать, как попало. Выдуманная физика не будет работать. А значит, не будет работать техника. Отключите электричество в любом мегаполисе, и через неделю в нем не останется жителей. Отключите электричество на планете, и через год шесть из семи миллиардов людей будут покойниками, а остальные начнут жрать друг друга. Точнее, более организованные люди будут окотиться на менее организованных, и жрать их, как кроликов.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сердито ответил Стилмайер, — разве общественные устои противоречат электричеству?

Дориан обаятельно улыбнулся:

— Вы смотрите прямо в корень, мистер прокурор. Если сформулировать вашу мысль в стиле, более привычном для ученых, получится следующее: общественные устои никогда и никоим образом не должны противоречить электричеству, точнее, никак не должны противоречить научно-техническому прогрессу. Отсюда мы переходим к формулировке: качество общественных устоев определяется тем, насколько они содействуют прогрессу. Если же некие правила оказываются в противоречии с прогрессом, то они не могут быть общественными устоями. Например, правило, запрещающее наглядное и понятное представление научных знаний, не является общественными устоями по определению.

— Э… Мистер Чизвик, если не ошибаюсь, общественные устои обычно определяют как-то иначе. Не так, как вы это сейчас сделали.

— Правда? А как именно, мистер прокурор?

— Как именно? — растерянно переспросил Стилмайер, — ну, знаете… Мне казалось, что это очевидно.

— Вы снова смотрите в корень, — сказал Дориан, — кажется, что это очевидно, но если вы попытаетесь сформулировать, что же такое общественные устои, в чем они конкретно заключаются, вас, как и любого другого человека, постигнет неудача. На самом деле, общественные устои это то, что позволяет обществу существовать и развиваться. И никак иначе. Это атомарное, неделимое понятие, его нельзя представить в виде набора конкретных правил. Вот почему в юридических законах вы не найдете определения общественных устоев. Они там отсутствуют, не так ли?

— Да, действительно, — с неохотой подтвердил прокурор.

— Следовательно, — констатировал Дориан, — вопрос исчерпан. Ведь, насколько я понимаю, суд не может делать выводы о том, что не формулируется на языке права.

— Э… Не могу сказать, что вы меня убедили… — проговорил Стилмайер, — да, безусловно, у меня другое мнение… Да… Ваша честь, у меня больше нет вопросов к мистеру Чизвику.

Судья Морн кивнул, окинул взглядом зал и поинтересовался:

— Есть еще у кого-либо вопросы к этому свидетелю?

— Позвольте ваша честь, — негромко сказал Ной Остенбрю, сидевший рядом с Холлторпом.

— Пожалуйста, — разрешил судья.

Представитель фонда «Пролайф», встал, откашлялся и громко сказал:

— Мистер Чизвик, ответьте на простой вопрос: прогресс существует для человека или наоборот, человек существует для прогресса?

— В вашем вопросе, Остенбрю, заключена ложная дилемма, — ответил Дориан, — Сама его постановка предполагает, что из двух взаимосвязанных объектов один непременно существует для другого. Если бы вы поставили вопрос корректно: «каковы отношения между человеком и прогрессом?» я бы ответил: прогресс это социальная технология, обеспечивающая человеку более эффективное удовлетворение его потребностей в настоящем и будущем, при уменьшении затрат времени живого труда.

— Ах, вот как? Значит, цель всей вашей науки — построить для людей хлев, в котором они будут жрать, спать и спариваться, сколько захотят? Чтобы люди превращались в ленивых и бездумных животных? Какая-то странная у вас наука, и продвигается она почему-то с помощью порнографических книжек.

Ледфилд вскочил на ноги:

— Я протестую, ваша честь! Заявитель занимается тенденциозным толкованием показаний свидетеля.

Прежде чем судья успел ответить, Дориан спокойно и жестко сказал:

— Лейв, давайте договоримся, каждый делает свою работу. Это… — математик кивнул в сторону Остенбрю, — моя добыча, а не ваша. Не мешайте.

Пожав плечами, Лейв уселся на свое место. Пожалуй, Чизвику, и, правда, не зачем было помогать. Скорее, помощь требовалась его оппоненту, который был введен в заблуждение мнимой безобидностью эксцентричного университетского профессора. Ной Остенбрю не знал, что в бизнес-кругах Дориан Чизвик носит прозвище «бульдозер», полученное из-за технократического радикализма тех решений, которые он принимал, как топ-менеджер Тихоокеанского телекоммуникационного консорциума.

Чизвик, тем временем, снял пиджак и повесил на спинку стула, расстегнул верхнюю пуговицу снежно-белой рубашки, закатал рукава и энергично потер руки. Затем мягко прошелся взад-вперед перед публикой, и изобразил широкую улыбку, подозрительно напоминающую оскал крупного хищника.

— Ну, разберемся, — начал он, — что, как и зачем сказал мистер Остенбрю. Начнем с того, «как?». Допустим, он сказал бы: «Цель науки — построить людям комфортабельные дома, обеспечить их здоровой пищей, создать им условия для качественного отдыха и любви, сократить рабочий день, и устранить тяжелые формы труда, чтобы люди могли жить полнокровной, счастливой жизнью, не опасаясь ежечасно за благополучие и безопасность для себя и своих близких». Тогда его филиппика превратилась бы в банальность, трюизм, который можно выразить совсем коротко: «цель науки — свобода и благополучие людей». Да, именно так. Некоторые говорят, что цель науки — поиск истины, но поиск истины — средство, а не цель. Научная истина не нужна обществу сама по себе, нужны ее плоды: технологическое могущество человека, возможность устанавливать свою власть над окружающей природой и собственным телом. Ради обретения этого могущества, общество и содержит нас, ученых. Но вернемся к моему оппоненту. Почему он назвал жилище — хлевом, а любовь — спариванием? Может, он считает нас с вами, леди и джентльмены, не людьми, а свиньями, воображая себя нашим пастухом? Давайте мы спросим у него. Мистер Остенбрю, что побудило вас использовать слова «хлев» и «спаривание»?

— Что меня побудило? — переспросил тот, — ни что иное, как ваше отношение к человеку, его низведение до уровня бесчувственного скота, жаждущего только потреблять и не способного подняться над своим корытом до такого высокого чувства, как любовь.

Дориан хлестко ударил кулаком правой руки в раскрытую ладонь левой. Звук получился, как от щелчка кнута.

— Остенбрю утверждает, что я низвожу человека до уровня скота, — сказал он, — забавно слышать это от человека, только что сравнившего почтенную публику с ленивыми свиньями, спаривающимися в хлеву. Но слова сказаны и требуют обсуждения. Итак, мистер Остенбрю, какого же именно человека я низвел до уровня бесчувственного скота, неспособного к любви? Свою жену? Двоих наших детей? Мою приемную дочь? Ее сына, которого я считаю своим внуком? Моих студентов? Моих сотрудников? Назовите, с кем конкретно я совершил этот грязный поступок, и мы проверим, правда ли это.

— Вы думаете, что я не могу назвать имена? Ошибаетесь! — Ной Остенбрю потряс в воздухе пластиковой папкой, — здесь более двухсот имен, а восемь самых одиозных случаев я изучил подробно. Каждый случай это трагедия, это распавшиеся семьи, это брошенные дети и дети, ушедшие из семьи, это разрушенные жизни…

Математик требовательно протянул руку

— Дайте сюда папку.

— Зачем?

— Должен же я знать, в разрушении чьей жизни меня обвиняют.

— Здесь свидетельства не против вас, а против Ледфилда!

— Как это понимать, сэр? — повысив голос, спросил Дориан, — Вы, на глазах у суда и у миллионов телезрителей, которые сейчас находятся перед экранами, обвиняете меня в том, что я низвел до скотского состояния более двухсот человек. Но когда я хочу узнать, что же это за люди и чем я им повредил, вы прибегаете к нелепым уверткам. Шутки кончились. Дайте мне папку, или я немедленно попрошу суд возбудить дело о клевете, и будьте уверены, я вытрясу из вас и вашего фонда все, до последнего цента!

— Мистер Остенбрю, — вмешался судья Морн, — требования мистера Чизвика вполне обоснованы и я настоятельно рекомендую вам дать ему возможность ознакомиться с вашей папкой.

Остенбрю поджал губы и положил папку на стол.

Дориан мгновенно вытащил оттуда бумаги и привычно разложил их веером. Всего минуты три он смотрел на них. Затем, отойдя от стола, прошелся туда-сюда по залу, заложив руки за спину. Только после этого заговорил:

— Леди и джентльмены! Чтобы не называть имена людей, чьим бедам посвящены эти бумаги, я прибегну к аналогиям. Когда эскимосам, аборигенам нашего Севера, жившим в ужасных, с нашей точки зрения, условиях приполярного холода и первобытной нищеты, дали современное комфортабельное жилье, инфраструктуру и хорошо оплачиваемую работу, их уклад разрушился, семьи распались, общественная жизнь потеряла привычный смысл. К эскимосам я еще вернусь, а теперь…

— Свидетель, позвольте вас прервать! — воскликнул Стилмайер и, обратившись к судье, добавил, — Ваша честь! То, что сейчас рассказывает мистер Чизвик, не имеет никакого отношения к делу! Я прошу…

Судья Морн жестом остановил его.

— Прокурор, напоминаю, что именно вы подняли вопрос частного обвинения, которое мы сейчас рассматриваем. Нежелательно, чтобы впоследствии суд упрекали в недостаточном исследовании обстоятельств дела. Суд считает здесь уместной свободную дискуссию, и эти двое будут говорить столько, сколько сочтут нужным. Продолжайте, Дориан.

Математик с достоинством поклонился.

— Благодарю вас. Теперь случай из моего опыта. На одном моем летнем семинаре некий юноша слишком энергично вертелся. Предметом его беспокойства была юная леди, чья одежда состояла лишь из коротких штанишек и двух лент, расположенных на манер подтяжек. Как обычно в таких случаях, я пошутил, что симпатичная фигура, которую он столь увлеченно изучает, хотя и достойна всяческого внимания, но не является предметом сегодняшнего занятия. Реакция юноша была парадоксальной: он пришел в сильнейшее возбуждение, покраснел, вскочил и, переворачивая мебель, бросился вон из аудитории. Позже у него возникли серьезные проблемы, и он покинул университет. Причина была такова: Юноша воспитывался в семье со строгими пуританскими нравами и получил среднее образование в школе с раздельным обучением полов и другими архаичными правилами того же рода. В результате, университетская раскованность жизни стала для него источником психической травмы.

— А почему вы, профессор Чизвик, позволили студентке присутствовать на занятиях в таком вызывающем и оскорбительном виде? — спросил Ной Остенбрю.

— Не понимаю вас, — сказал Дориан, — из чего вы заключили, что ее вид был вызывающим и оскорбительным?

— Но вы же сами описали, как она была одета!

— Да. И как же из этого следует ваш вывод?

Остенбрю ненадолго растерялся, затем, вновь обрел уверенность и язвительно спросил:

— А разве не вы сказали о психологическом срыве, который испытал от ее вида хорошо воспитанный юноша?

— Леди была одета нормально, но юноша был воспитан отвратительно. Вид обнаженного участка женского тела вызывал у него острую реакцию, которую он считал порочной.

— Ах, вот как, — произнес Остенбрю, — интересно, что бы вы сказали, если бы ваша жена или дочь появилась в общественном месте в подобном виде.

— Наверное, пару комплементов, — ответил Чизвик, — я всегда так делаю.

— То есть, вы позволяете своей жене и дочери одеваться, как шлюхам?

Математик посмотрел на своего оппонента, как на экзотическое насекомое, и произнес:

— Это важный вопрос. Для мистера Остенбрю шлюхой является любая женщина, чья грудь не полностью прикрыта одеждой. Для исламского фундаменталиста — это женщина с неприкрытым лицом. Для бушмена-киали — женщина, с необрезанным клитором. Все эти трое дикарей, в сущности, очень похожи…

— Вы назвали меня дикарем? — покраснев от гнева, перебил его Остенбрю, — что вы себе позволяете… Вы ответите за это!

— Да, — подтвердил Чизвик, — вы назвали шлюхами мою жену и приемную дочь, а я назвал вас дикарем, и позже мы разберемся, кто и за что ответит. А в связи с вашей репликой и вашими бумагами, мне вспоминается такой случай. Отец 19-летней студентки обратился ко мне, как к одному из старших преподавателей кафедры, в связи с проблемой: его дочь со скандалом ушла из дома. Я попросил его зайти завтра, и переговорил с юной леди. Оказалось, отец нанес ей побои за игру в аморальных, по его мнению, любительских спектаклях в студенческом театре-студии. На второй беседе этот господин прочел мне лекцию о библии и отцовском долге. Я в ответ предложил ему написать обязательство не применять все это к дочери. Он согласился, поскольку альтернативой для него был арест за истязание и год тюрьмы, как минимум. Информированный полицейский офицер уже ждал в приемной. Затем я потребовал, чтобы он зачитал это обязательство своей жене по телефону в присутствие полицейского офицера…

— Но это шантаж! — возмутился Остенбрю, — вы шантажировали несчастных родителей, вы под угрозой насилия заставили их отречься от своей религии и от своих прав на ребенка!

Чизвик несколько раз утвердительно кивнул, а затем обратился к залу.

— Леди и джентльмены, только что прозвучала фраза, которая многое объясняет. Речь идет о позитивном насилии, защищающем цивилизацию НТР. Принцип НТР: каждая личность принадлежала самой себе и более никому. Это не либеральный каприз, а необходимое условие личного творчества. Любой творческий акт может стать импульсом для нового направления в науке и технике, колоссально обогатить все общество и каждого его члена. Кто подавляет личность, тот грабит общество. Запреты должны сводиться к минимуму, необходимому для поддержания технического порядка. На эту тему имеются разумные законы. Если родители считают, что ребенок это их вещь, если муж считает, что жена это его собственность, если религиозный или политический лидер заявляет права на общество, как на стадо скота, то общество должно применять к подобным деятелям позитивное насилие. Именно это было сделано полицейским офицером и мной в данном случае, и должно делаться всегда. Оппонент, вероятнее всего, заявит, что такой подход подрывает традиционную нравственность, разрушает сложившийся семейный уклад и противоречит каким-то библейским принципам. Тут я возвращаюсь к своему примеру с традиционными эскимосами. Их обычаи и нравы, их семейный и общественный уклад, подобно библейскому укладу, сложился в первобытную эпоху. Он, конечно, ценен в этнографическом смысле, но полностью несовместим с обществом НТР. Семьи или общины с таким укладом не способны жить в современном технологичном мире…

— Я протестую! — это поднялся с места прокурор Стилмайер, — свидетель теперь уже совершенно без повода оскорбляет религиозные чувства присутствующих.

— Почему-то я этого не заметил, — задумчиво произнес судья Морн, — в чем состояло оскорбление?

— Вы не слышали, как он сравнил христиан с эскимосами?

— И что в этом оскорбительного? — спросил судья, — по Конституции все люди равны, независимо от расы и религии.

— Но он сказал, что написанное в библии несовместимо с цивилизованным миром!

Судья пожал плечами:

— Так многие говорят. И это не считается оскорблением. У вас еще что-нибудь? Нет? В таком случае, ваш протест отклонен. Продолжайте, свидетель.

Вновь церемонно поклонившись судье, Чизвик продолжал:

— В бумагах мистера Остенбрю описаны типичные проблемы первобытной общины при ее взаимодействии с цивилизацией НТР. То, что выбраны лишь случаи, связанные с фирмой «Цезарь», принадлежащей Ледфилду — совершенно не важно. Так традиционная община эскимосов могла бы подать в суд на любое кафе, где чай и кофе продаются, а сахарницы стоят на столах и каждый берет, сколько хочет. Известен случай, когда человек из подобной общины, впервые увидев такое изобилие, съел невообразимое количество сахара и получил тяжелое отравление. Первобытные общины способны научиться применять винтовки, автомобили и даже компьютеры. Но они не могут существовать в социальной среде, которая создает эти высокотехнологичные предметы. Такая среда с ее свободой, многообразием, изобилием, динамизмом растворяет их, как горячий чай растворяет кусочки сахара. Молодежь теряет уважение к главам традиционных семей и тяготеет к стилю жизни цивилизованных сверстников, поскольку этот стиль свободнее и интереснее. Конечно, это порождает ряд проблем, в точности таких, какие описаны в бумагах моего оппонента. Мистер Остенбрю правильно предъявил обвинения не Ледфилду, а мне, как представителю науки. Еще лучше было бы предъявить их всей цивилизации НТР. Ведь в чем обвиняют Ледфилда? В том, что он давал информацию о таких потребностях, которые первобытная община не могла удовлетворить, а общество эпохи НТР — может. Самая ужасная из этих историй вот:

Чизвик потряс в руке несколькими листами бумаги.

— 18-летняя девушка, назовем ее Мэри, покинула отчий дом, с благословения родителей выйдя за муж за 22-летнего юношу, назовем его Джон. Оба молодожена происходили из патриархальных семей со строгими внутренними правилами. Едва освободившись из-под отцовской власти, Мэри начинает делать вещи, которые ей раньше запрещали, в частности посещать эротические сайты. Через пару месяцев она находит сайт фирмы «Цезарь» и вскоре становится посетителем клуба виртуальных игр с эффектом присутствия. А еще через месяц Мэри уходит из дома и пишет мужу по e-mail предложение заочно оформить развод без взаимных претензий.

Джон отказывается, зная, что Мэри беременна от него, а в случае такого развода, он потеряет юридическое отношение к своему будущему ребенку. Следует повторное предложение о разводе, к которому приложена копия справки о произведенном аборте. В отчаянии Джон пытается покончить с собой и оказывается под наблюдением психиатров. Узнав об этом, Мэри обращается в суд и получает развод по основанию психической невменяемости мужа. Затем Мэри информирует банк, предоставивший ссуду на покупку дома. Банк блокирует счет и расторгает кредитный договор, Джона выселяют, а его имя попадает в черный список. После этого он выбрасывается из окна и врачам не удается спасти его жизнь.

Как такое могло произойти?

Начнем с брачных обычаев в общинах, к которым принадлежали эти молодые люди. Добрачный сексуальный опыт табуирован, и даже в школе юноши и девушки учатся раздельно. Их знакомство и заключение браков происходит, как правило, с подачи старших родственников. То есть, юношу и девушку укладывают в постель, чтобы они, по выражению моего оппонента, «спаривались». Что они при этом испытают, не важно. Секс в этих общинах рассматривается лишь как способ размножения. Неуверенному юноше обычно удается совершить с испуганной девушкой нечто, напоминающее торопливый акт некрофилии, и излить в ее тело сперму. Происходит зачатие.

Если молодые люди не знают о том, что нормальный половой акт выглядит существенно иначе, то они полагают, что все так и должно быть. Будь община идеально изолирована, так могло бы происходить из поколения в поколение. Но в обществе НТР информация доступна любому, кто нажимает кнопку. Стоило Мэри оказаться вне зоны физического контроля со стороны родительской семьи, как она узнала о том, что такое чувственная любовь. Источником информации об этой естественной и привлекательной стороне человеческой сексуальности, могли с равным успехом стать художественные фильмы, эротические арт-клипы и образовательные сайты гуманитарного направления. Далее Мэри оказалась на сайте, где предлагались услуги виртуального секса…

Чизвик обратился к Ледфилду.

— Лейв, вам знаком случай, о котором я говорю?

— Да, Дориан. Этой была крайне неприятная история для всех нас…

— Представляю. А вы помните, какие именно услуги приобретала эта девушка?

— Да, помню. После консультации с нашими психологами, она выбрала «Страну цветов». Это один из сценариев с фейри, разработанный для социального проекта «Программа реабилитации лиц, подвергшихся сексуальному насилию». Если суд не возражает, я кратко расскажу об этом проекте.

— Рассказывайте, — согласился судья, — я вижу, что иначе вообще не понять, о чем речь.

Лейв кивнул головой и продолжил:

— «Страна цветов» это виртуальный мир, полностью свободный от насилия. Она выглядит, как тропические джунгли, превращенные в уютный парк, где каждое растение цветет по-своему. Всюду — на земле, в кронах деревьев, в небольших чистых водоемах — обитают нежные, очаровательные создания. Пушистые зверушки, мурлыкающие, когда их гладят. Яркие поющие бабочки. Огромные и очень забавные улитки, на которых можно кататься верхом. Все они просто играют с гостьей, хотя эти игры несут легкий, почти неуловимый эротический подтекст. Позже появляются фейри. Грациозные антропоморфные существа, обнаженные тела которых скользят между деревьев. Фейри любят плескаться в водоемах, петь, танцевать, загадывать загадки и секретничать. В начале юноши-фейри стараются не приближаться к гостье на расстояние физического контакта, а вот девушки-фейри очень быстро принимают гостью в свои игры… Если позволите, я покажу короткий видеоклип, всего несколько минут, и дам некоторые комментарии.

— Ладно, раз уж начали, — сказал судья Морн, — прошу техническую службу воспроизвести запись, представленную защитой.

…

На берегу ручья, рядом с миниатюрным водопадом, под куполом густых крон деревьев, покрытых яркими лиловыми цветами, три обнаженные девушки (точнее, одна девушка и две фейри) играли в занятную игру. Девушка и фейри, вооружившись набором красок, пальцами рисовали на теле второй фейри бабочку. Рисунок был готов через пару минут. Нарисованная бабочка внезапно ожила, отделилась от кожи фейри, пару раз сложила и развернула крылья, а затем легко взлетела в воздух, сделала круг над ручьем и исчезла в кроне деревьев. Все захлопали в ладоши, а потом поменялись местами, и теперь роль «холста» стала выполнять другая фейри. На ней нарисовали лягушку, которая, ожив, прыгнула в ручей и с мелодичным всплеском исчезла под водой, а роль «холста» перешла к девушке. Рисунок на ее теле, видимо, должен был представлять собой большую зеленую гусеницу, но в какой-то момент тональность игры плавно поменялась. Теперь пальчики двух фейри просто гладили кожу девушки, скользили вокруг сосков, двигались вниз, к бедрам. Все более нежные и откровенные ласки, приводили девушку во все более сильное возбуждение, она изгибалась всем телом, подставляя подружкам то грудь, то живот, то внутренние поверхности бедер. Еще немного и наступила кульминация, или, как говорят сексологи, «мультиоргазм». Гусеница, частично изображенная на теле девушки, как-то сама собой дорисовалась и неторопливо уползла в прибрежные заросли.