Короткое предисловие
Есть три великих философа XX века, перед которыми я преклоняюсь. Это: Норберт Винер, Станислав Лем и Иван Ефремов. Винер указал на прагматику управления, как на единственно приемлемую основу прогрессивной этики. Лем устранил иррационализм из описаний личности, общества, культуры и цивилизации. Ефремов обосновал, что все естественные чувственно–эстетические качества людей (и других разумных существ) раскроются в полной мере только в рациональном, прагматично устроенном обществе.
4 октября 1957 г. был запущен первый искусственный спутник Земли. Человечество вступило в космическую эру. А в 1958 г. Иван Ефремов издал фантастический рассказ «Сердце змеи», о встрече двух звездолетов, земного и инопланетного в далеком космосе. За 50 лет, прогресс шагнул вперед, но проблемы, поставленные Ефремовым, не утратили актуальность. Сейчас мы можем посмотреть на них шире, чем было возможно в его время.
Вот теперь можно начинать. Время действия – конец XXII века новой эры (по старому стилю), или начало III века космической эры (по новому стилю). Место действия — окрестности звезды Сердце Змеи (Cor Serpentis), около 75 световых лет от Земли (Terra).
1. Семь этажей капитанского жаргона
…. Капитан файндера «Лигерон», Хольм Боуз, по прозвищу «босс», шепотом произнес длинное, семиэтажное ругательство, которое на Терре уже давно считалось достоянием историков и антикваров, сделал глубокий вдох и объявил по корабельной сети:
«Экипажу собраться в осевой рубке. Срочно».
После этого он откинулся в кресле, расправил мощные плечи и вытер со лба капельки пота. Больше всего он был похож на древнеримского гладиатора, давно покинувшего арену и слегка располневшего, но все равно, сильного, быстрого и опасного. Расстегнув комбинезон до пупа, капитан Боуз почесывал изрядное пузо, поросшее рыжей шерстью. Это было верным признаком крайней задумчивости…
Первой на вызов явилась Рами Тори по прозвищу «шарк». Она всегда появлялась первой. Амплуа такое – живой символ ненавязчивой самодисциплины и здоровой уверенности в себе. Бортинженер и врач – человек, умеющий чинить все живое и неживое в любое время суток, она просто по роду своей деятельности должна была излучать уверенность. Это проявлялось и во внешности: классический античный идеал женской красоты казался по сравнению с Рами хлипким и неосновательным. Вроде бы пара сантиметров там, пара — тут, но вместе эти мелочи придавали ее фигуре какую–то первобытную силу.
— Алоха, Босс, — спокойно сказала она, — Что не так?
Хольм Боуз молча ткнул пальцем в навигационный голоэкран.
— Интересная штука, — сказал Нген Сай, он же «змей». Он как будто материализовался из воздуха в командной рубке. Умение штурмана Сая, — на вид полноватого, неторопливого и флегматичного мужчины, — перемещаться, как тень, возникать внезапно посреди группы коллег, и также внезапно исчезать, уже вошло в фольклор опорной базы дальней разведки: «Сделал я бутерброд, налил кофе, отвлекся на секунду – уже ни кофе, ни бутерброда, а в моем кресле сидит Змей и облизывается. Полтергейст, однако…».
Сейчас, впрочем, на трюк с материализацией никто внимания не обратил – взгляды были прикованы к голоэкрану.
— Сдается мне, что это не астероид, — заметила Рами.
— Астероидов на субнуклеарной тяге не бывает, — согласился Нген.
— Вот именно, — буркнул Хольм.
— Пардон, задержались… Ух ты!… Вот это да!…
Это появились последние два члена экипажа — Айра Веста «оса» и Фрой Иллир «флэш».
В каждой команде должен быть хотя бы один непоседа. В команде «Лигерона» их было двое: Айра и Фрой, группа экстремальной навигации и пилотирования. Они были чем–то похожи друг на друга: подвижные, как ртуть, стремительные, тонкие и гибкие, готовые выполнить какое угодно, самое сложное и опасное задание, и способные на все, кроме рутинного соблюдения служебной дисциплины в спокойной обстановке. Если никакого экстрима на горизонте не наблюдалось, Фрой и Айра создавали себе его самостоятельно. На файндере дальней разведки устроить что–либо радикальное во время планового рейда было физически невозможно, так что эта парочка развлекалась ольмекским хэндболом, индийской храмовой камасутрой и джедайским фехтованием. Пытаться склонить их к более цивилизованным видам разрядки, не влекущим синяки, шишки, ушибы, подвывихи конечностей и ожоги, никто даже и не пытался. Бесполезно.
Сейчас, безошибочно почуяв экстрим, Фрой и Айра мгновенно заняли свободные терминалы и их пальцы с бешенной скоростью забегали по сенсорным панелям. Ребята оказались в своей стихии, и вмешиваться в их работу не имело смысла.
— Босс, Это – они? – осторожно спросила Рами, — …Иные?
— В свободное время можешь рассмотреть другие версии, – сказал капитан, — как то: Дед Мороз, Добрая Фея и Тень отца Гамлета. Но рабочая версия на данный момент такова: перед нами, а точнее уже позади нас, пилотируемый космический аппарат неизвестной цивилизации класса III подкласса «b» или «c». Согласно хартии дальней разведки…
…Согласно Хартии дальней разведки (ХДР), такой ситуации быть не могло – её просто не предусмотрели, поскольку она представлялась совершенно невероятной. Произошло, в общих чертах, следующее. Файндер «Лигерон», переместившись через «кротовую нору» в окрестности системы звезды Унук–аль–хайя (Сердце змеи) с целью исследования 2–й планеты на предмет её возможной колонизации, выполнял торможение в плоскости эклиптики. Его текущая скорость составляла 20 тысяч километров в секунду при дистанции до Сердца змеи – около 290 миллионов километров, а до целевой планеты около — 140 миллионов километров. Бортовой комп уже установил, что планета не обладает техносферой, не является источником электромагнитных излучений, подозрительных на искусственность, и не имеет искусственных сателлитов. Попросту говоря, на планете и вокруг нее нет никаких следов деятельности машинной цивилизации.
У 2–й планеты имелось два спутника – один в полтора раза меньше террянской Луны, а другой – совсем маленький, размером с крупный астероид. В атмосфере планеты присутствовал кислород в концентрации около 18 процентов и значительное количество паров воды, что указывало на существование крупных естественных резервуаров с этим полезным веществом – морей и океанов, населенных фотосинтезирующими организмами.
Пригодность для колонизации пока подтверждалась, но следовало еще осуществить контрольный осмотр на месте. Согласно плану, примерно через 8 часов «Лигернон» должен был, сбросив скорость до 10 километров в секунду, выйти на стационарную планетарную орбиту.
Весь этот план полетел в тартарары, когда бортовой комп сообщил об обнаружении на дистанции полмиллиона километров аномального объекта, также движущегося в плоскости эклиптики со скоростью около 22 тысяч километров в секунду относительно центральной звезды. Объект шел курсом 140 градусов относительно курса «Лигерона» и смотрелся, как размазанный штрих на краю фронтальной панорамы голоэкрана. Если бы скорость и курс объекта сохранялись, он должен был бы проскочить в 80 миллионах километрах от «Лигерона» и через 6 часов уйти в межзвездное пространство. Но объект, также, как и «Лигерон», имел субнуклеарный двигатель и, подобно «Лигерону» выполнял маневр торможения со сменой курса. Через минуту, то есть к моменту сбора всего экипажа в осевой рубке, объект уже ушел на заднюю панораму. Согласно первичному анализу элементов движения, прогнозировался его поворот и выход на стационарную орбиту с радиусом не более 200 миллионов километров от Сердца Змеи…
Собственно, что тут говорить «объект», когда ясно было, что перед ними – звездолет неизвестной цивилизации, стоящей по своему уровню развития довольно близко к цивилизации Терры. Такого в истории человечества еще не случалось.
До сих пор удалось обнаружить только три цивилизации класса I (находящиеся на до–машинном уровне — т.е. в каменном веке). Из них только одна (в системе 82–Эриадна) бесспорно была палеолитической культурой. Остальные две (в системах Эта Кассиопея и Сигма Павлина) по мнению многих ученых не были разумными, а лишь обладали инстинктами строительства домиков или гнезд. Как ехидно выразился один критик «если за ними признавать разум, то наших галок надо считать просто гениальными».
Еще туманнее обстояло дело с классом V, цивилизациями, находящимися на пост–машинном уровне развития. Более 20 лет были известны «флэйкеры», но относительно них было не понятно: то ли это и впрямь сверхцивилизация, то ли некое мощнейшее и сверхсложное метагалактическое явление, не имеющее прямого отношение ни к жизни, ни к разуму в человеческом понимании.
Существование цивилизаций класса II (машинных докосмических) никто не оспаривал, что и понятно: всего четверть тысячелетия назад к этому классу относилось человечество.
Существование цивилизаций класса IV (суб–сверхцивилизаций) предполагалось при условии, что флэйкеры – все–таки являются сверхцивилизацией, а значит, между ними и обычными машинными цивилизациями класса III должно быть переходное звено.
Что касается самого класса III, то до настоящего момента был известен только один его представитель – человеческая цивилизация. Согласно классификатору (см. приложение к Хартии), она принадлежала к подклассу III–b (машинная космическая цивилизация, оперирующая в окрестности порядка 100 световых лет от материнской звезды).
До настоящего момента… А в настоящий момент «Лигерон» пересекся со звездолетом иной цивилизации, принадлежащей к тому же классу III, подклассу не ниже «b».
Хартией подобная встреча была предусмотрена сразу в двух разделах:
Раздел 7. Первичное исследование планетарного пространства.
Пункт 4: «В случае, если при первичном исследовании, непосредственно на целевой планете, или в ее орбитальной окрестности, будут обнаружены признаки присутствия машинной цивилизации класса III–b или выше: исследовательской группе надлежит осуществить первичный контакт, проявляя предельную доброжелательность, и провести максимум исследований, не злоупотребляя, однако, гостеприимством указанной цивилизации, после чего покинуть окрестности планеты».
Раздел 9. Первичное исследование планетарной поверхности.
Пункт 13: «В случае, если после начала исследовании, непосредственно на целевой планете или в ее орбитальной окрестности появятся пилотируемые устройства машинной цивилизации класса III–b или выше: исследовательской группе, как представителям человеческой колонии на данной планете, надлежит осуществить первичный контакт и проявить разумное доброжелательное гостеприимство по отношению к представителям указанной цивилизации».
Говоря грубо и прямо, эти пункты хартии описывали древний принцип: «кто первый встал, того и тапочки». Если первыми планету «застолбили» иные, то они – хозяева, а люди – гости. Если первыми ее застолбили люди – то наоборот. Составители хартии с достаточным основанием предполагали, что иные будут придерживаться того же простого принципа. Альтернатива – т.е. попытка силового захвата уже «застолбленной» планеты не рассматривалась даже теоретически. Технологии реконфигурации пространства, которые использовались в энергетике и при создании «кротовых нор» для звездолетов, просто не могли применяться в военных целях. Это был бы гарантированный коллективный суицид в форме превращения значительного фрагмента галактики в черную дыру. Поэтому, когда наиболее популярного эксперта по ксеноноологии Жуана Вольтера спросили о вероятной доминанте поведения цивилизаций, начиная с класса III–b, при первом контакте, он ответил: «Доминантой будет опасение совершить любые действия, которые теоретически могли бы быть интерпретированы другой стороной, как признак недружелюбия».
В общем, Хартия давала разумные рекомендации для обоих описанных случаев. Но для «Лигерона» увы, реализовался третий случай, обоснованно считавшийся невероятным и потому Хартией не предусмотренный: два звездолета разных цивилизаций оказались в одной планетной системе практически одновременно. Этим досадным обстоятельством первого в истории контакта космических цивилизаций и был вызван семиэтажный крик души капитана Боуза в момент обнаружения корабля иных.
2. Цивилизации, Хартии и предсказатели
— Мы провели расшифровку их возможных траекторий – отрапортовала Айра, — все на экране. Как будем действовать дальше, Босс?
— Знаешь, Оса, как ежики размножаются? – спросил капитан.
— Ну, поскольку они живородящие млекопитающие…
— …Очень осторожно, — перебил он, — поскольку у них иголки. Аналогично и мы с иными. Ставлю свою любимую чашку против кубометра вакуума, у иных есть точно такая же хартия и в ней написано то же самое, что в нашей…
— И нет ни слова про такое идиотское совпадение, — уточнил Фрой.
— Тут важен принцип, — твердо сказал Хольм, — максимум дружелюбия и осторожности. И, насколько я понимаю, пока что обе стороны ему следуют. Я имею в виду, на уровне автоматики.
— Абсолютно верно, — подтвердил Фрой, — Наш комп через три секунды после радарного контакта, отработал пробивку кротовой норы и сбросил через нее пакетный сигнал на Терру. А еще через полсекунды засек возникновение кротовой норы около корабля иных. Потом иные, точнее, видимо, их комп, отправил нам импульсами на частоте возбуждения атома водорода фрагмент ряда Фибоначчи, 5 первых чисел – и наш комп ответил отправкой фрагмента из следующих пяти чисел. А сейчас, пока мы разговоры разговариваем, компы уже во всю общаются на тему взаимной интерпретации языка.
— Если я еще не разучился считать, — Нген на мгновение задумался и продолжил, — для согласования любого регулярного дискретного кода компам с быстродействием 10 в 18–й требуется порядка 1000 секунд, не более.
— Компы справились быстрее, — сообщила Айра, — вот, у меня уже запрос висит: «прошу подтверждения на корректировку траектории».
— Какую? – спросила Рами, и, посмотрев на навигационный голоэкран, добавила, — Ясно, синхронный выход на свободную орбиту 2–й планеты высотой 400 километров. Значит, их тоже интересует вторая…
— Еще бы, — хмыкнул Хольм, — если у 1–й температура +600 по Цельсию на поверхности, у 3–й нет атмосферы, а у 4–й и следующих нет твердого ядра, хотя есть спутники… Но тебя, Шарк, заинтересовали бы спутники?
— Не в первую очередь, — признала она.
— Вот и иных они интересуют не в первую очередь.
— Вообще–то, мы участвуем, поэтически выражаясь, в важнейшем событии за всю космическую историю, — сказал Фрой, — нам сказочно повезло, что мы их встретили.
— Хорошо бы, нам еще повезло не нагородить глупостей при этой встрече, — скептически заметил Нген, — с этой минуты мы по уши в красной зоне риска.
— И природа этого риска нам ни капли не понятна, — добавил Хольм, — черный ящик.
— Не такой уж и черный, — возразила Рами, — и, кстати, эта встреча была предсказана более 200 лет назад. Именно в окрестностях Сердца Змеи.
— Двести лет назад? – переспросил Нген, — но тогда еще и в космос толком не летали.
— Ну и что? — возразила Рами, — Джонатан Свифт предсказал спутники Марса за много лет до их открытия, а Иван Ефремов предсказал первый контакт…
— Так, мальчики–девочки, — перебил капитан, — подтверждение даем на смену траектории? Ну? Возражений не слышу… Нет возражений? Смену курса подтверждаю…
— Траектория изменена, — отрапортовал Фрой.
— Смотрите, — сказала Айра, тыкая пальцем в голоэкран, — иные тоже изменили траекторию.
— Естественно, — пробурчал Хольм, — я же сказал, у них такая же хартия… Ну, и как у нас теперь все это выглядит? Ага, понял. Расчетное время до выхода на орбиту и визуального контакта – 9 часов 40 минут. Шарк, что ты там говорила про Эриха Фромма?
— Про Ивана Ефремова, — поправила она, — это был писатель–фантаст, он предсказал…
— Я понял, что он предсказал здесь контакт. А что он еще предсказывал? Эта книга есть в библиотеке? Она большая? Как называется?
— Так и называется «Сердце змеи». Около ста килобайт.
— Может, стоит почитать? – предположил Нген.
Капитан кивнул:
— Почему нет? Флэш, сколько времени пройдет, пока комп сможет преобразовать информацию иных в форму, пригодную для нашего тупого восприятия?
— Полагаю, Босс, что не менее двух часов. Возможно, два с половиной.
— Ну, что ж. Надеюсь, этого времени всем хватит. Перерыв 120 минут. На вахте остаюсь я. Остальным – лежать, читать и питаться в любой последовательности. После перерыва рассчитываю видеть всех сытыми, отдохнувшими и поумневшими на сто килобайт.
— Босс, объяви хотя бы парную вахту, — возразила Рами, — тебе тоже отдохнуть надо. И поесть, кстати.
— Ладно, принято, — согласился он, — Значит, так: на вахте я и Шарк. Тем более, она эту книгу уже читала. И мне расскажет. Логично? Все, время пошло. И лично я намерен
принять что–нибудь съедобное. И какао! Я вдруг понял, что ужасно хочу горячего какао! Шарк, ты как относишься к какао?
— Босс, ты же знаешь, что я пью только чай. Зеленый.
— Такая молодая, а уже консерватор, — буркнул Хольм, — ладно, о вкусах – или хорошо, или ничего. Так что же предсказал мастер Ефремов?
— Кратко или подробно? – спросила она.
— Предельно подробно, Шарк. Меньше всего я хочу упустить что–либо важное.
— Хорошо, — сказала Рами, после чего забралась в кресло, скрестив ноги, выпрямив корпус и приняв позу, которую обычно можно наблюдать только на доисторических индийских статуэтках.
— Ты уверена, что тебе так будет удобно? – поинтересовался капитан.
— Конечно. Это называется «лотос». Способствует правильному дыханию, осанке…
— … И вообще исключительно полезно, как и все, что ты делаешь, — перебил он, — излагай, пожалуйста.
— Излагаю. Когда навигационные устройства террян фиксируют корабль иных, а их навигационные устройства – фиксируют корабль террян, оба корабля производят корректировку курсов, так чтобы встретится. Терряне, все кроме вахтенного, идут в библиотеку обсуждать стратегию контакта…
— Почти как мы, — заметил Хольм.
— Да, забавно, правда?
— Не то слово, — буркнул он, — и что они решают?
— Ну, после положенных слов про достижения человечества, начинается тема эволюции и ксенобиологии. Ефремов, точнее его герой обосновывает тезис, что любая вертикальная эволюция приводит не только к разуму но, одновременно, и к эстетичным формам жизни.
— Эстетичным с чьей точки зрения? – спросил Хольм.
— Автор считал биологическую эстетику универсальной, как я поняла. Что целесообразно, то эстетично, — пояснила Рами, — он склонялся к мысли о том, что вообще любые разумные существа похожи на людей по форме.
— Спорно, — вздохнул Хольм, задумчиво почесав пузо, — и про универсальную эстетику спорно, и про сходство с людьми тоже.
— Спорно, — согласилась она, но логика есть. Валлаби похожи на кроликов, а кенгуру – на больших тушканчиков, хотя у них совершенно разный генезис.
— У них совершенно одна и та же родная планета, — возразил он, — а троглодиты на 4–й планете 82–Эриадны похожи на что–то среднее между рептилиями и амфибиями.
— Но, согласись, Босс, не без сходства с людьми. Они двуногие, двурукие, почти прямоходящие, с бинокулярным зрением…
— Ну, да. И с массивным хвостом, которым балансируют при прыжках. По–моему, Шарк, они больше похожи на очень толстых кенгуру, переодевшихся лягушками, чем на людей.
Рами плавно поменяла позу, уселась на пятки, и ответила:
— Обитатели 4–й Эриадны так и не создали машинную цивилизацию, хотя они существуют значительно дольше людей. Какое–то несовершенство помешало им развиваться.
— Ты считаешь, что в этом виноват их хвост? – осведомился капитан.
— Я просто излагаю мнение доктора Ефремова, — напомнила она.
— Да, разумеется… И что у него дальше?
— Дальше идет рассуждение о ксеноноологии. Ефремов придерживался идеи общности свойств разума. Он полагал, что все разумные существа цивилизаций класса выше III–a будут иметь сходные принципы мышления и этики. Тем более сходные, чем выше уровень развития. Две разные цивилизации, достигшие звезд, легче сговорятся, чем два диких племени с одной планеты. За точность цитаты не ручаюсь, но… В общем, Босс, это то, исходя из чего ты решил, что у нас и у иных одинаковые хартии дальней разведки.
— Хартия — это не этика, это прагматика, — твердо сказал капитан, — а прагматика – это почти то же, самое, что теория игр. А теория игр – это математика, она универсальна.
— А Ефремов так и пишет, — сообщила Рами, — у цивилизаций, начиная с III–b этика почти сливается с прагматикой. Потому, что они состоят из действительно разумных существ. Не случайно, кстати, хартия не принимает во внимание интересы цивилизаций более низкого уровня. Никто этого не говорит вслух, но дело ведь не только в оценке риска конфликта. Мы просто не считаем их вполне разумными.
— Мы уклонились от Ивана Ефремова, — напомнил Хольм.
— Ни капли, — возразила она, — Ефремов как раз показывает, насколько непрагматичная этика свойственна цивилизациям от II до III–a. В области оценки рисков, в экономике, управлении и… Во всем остальном тоже. Я не настолько хорошо знаю средневековую историю, чтобы разобраться в его рассуждении на эту тему. Он пишет, что некоторые цивилизации III–a самоуничтожаются в военных конфликтах переходного периода от средневековья к новому времени. Опасная точка: некоторые ядерные и космические технологии уже открыты, но принципы прагматики еще не восприняты, как единственно пригодные для устройства общества. У нас эта точка пройдена чуть больше века назад.
— Да, — согласился капитан, — это один из постулатов пока не проверенной теории Дрейка.
— Затем, — продолжала она, — Ефремов описывает процедуру сближения и стыковки кораблей. Технические детали я пропускаю, они не очень соответствуют…
— Понятно. И что дальше?
— А дальше выясняется, что иные на вид – как люди, но окислитель в их метаболизме не кислород, а фтор. В качестве растворителя, соответственно, не вода, а фтороводород. Это, конечно, делает прямой физический контакт невозможным. Максимум – похлопать друг друга по плечу через скафандр.
— В нашем случае этой проблемы нет, — заметил Хольм, — Как бы эти ребята не выглядели, они дышат кислородом и состоят из водно–органического коллоида, как и мы. Правда, биополимеры в этом коллоиде другие. Вместо полипептидов – полиэфиры, например.
— Откуда ты знаешь, Босс?
— Оттуда, что иногда вынимаю нос из своей чашки и поворачиваю к экрану. С химией комп уже разобрался… И с астрономией тоже. Наши иные происходят с 3–й планеты звезды HD 80606, Это в созвездии Большой Медведицы, около 190 световых лет от Солнца.
— И больше 200 световых лет отсюда? – уточнила Рами, — получается, они принадлежат к классу III–c. То есть, они несколько более развиты, чем мы, как и предполагал Ефремов.
— Получается что так, — он ткнул пальцем в угол голоэкрана, куда комп вывел 3d модель корабля иных построенную по данным радарной съемки — Глянь на это. Чувствуешь?
— Огромный и довольно странный, — нерешительно сказала она.
— Как бы не так, — возразил Хольм, — Это наш «Лигерон» — крохотный и довольно странный. Потому, что построен по экспериментальному малосерийному проекту. Почти штучная вещь, как все наши звездолеты. А их корабль – крупносерийная штамповка, отшлепанная на фабрике – автомате. Это видно. Он стандартный, как наши шаттлы. Мы к такому придем через полвека, не раньше. Хотя, если они с нами поделятся своей технологией… Да, а, что у Ефремова происходит в содержательной части контакта?
Рами задумалась на несколько секунд и ответила:
— В общих чертах – они общаются в стыковочном шлюзе, разделенном прозрачной перегородкой. Демонстрируют друг другу свои тела, свои видеофильмы, музыку… В общем, культурный обмен. Один юноша–террянин почти влюбляется в девушку–иную.
— Сильно, — отметил капитан, — а как они разбираются с химической несовместимостью?
— У них возникает идея о генно–инженерной процедуре, которая бы перевела метаболизм иных с фтора на более распространенный кислород, но они не успевают ее детализировать. Корабль иных вынужден покинуть зону контакта из–за ЧП с другим их кораблем. В конце книги иные передают террянам информацию о нескольких планетах с водно–кислородной жизнью, две из которых населены разумными гуманоидами.
— Гм… — Хольм задумался, — и что, проблем с дружелюбием вообще не возникает?
— Ни на секунду, — ответила Рами, — у иных даже мимика оказывается похожа. Все проблемы носят чисто технический характер и быстро решаются.
3. Первый блин межзвездной дипломатии
Пискнул динамик компа. На экране появилась надпись: «взаимное согласование кодов естественной коммуникации завершено. Система готова к установлению двусторонней видеосвязи с синхронным переводом. Подтвердите согласие».
Хольм глянул на таймер.
— Компы оказались в полтора раза умнее, чем считал Флэш. Прошло всего 82 минуты. Что будем делать, Шарк?
Она пожала плечами:
— Не знаю, Босс. Но, по–моему, неприлично заставлять иных ждать.
— По–моему тоже, — согласился он, — Согласие подтверждаю… О, черт!… Похоже, мастер Ефремов слегка ошибся… Я хотел сказать, мы, люди, граждане Терры, приветствуем вас и выражаем радость, что эта встреча… — капитан улыбнулся и развел руками, — Блин, ну не учился я дипломатии… Как там положено?
— Босс, ты же все это гонишь в эфир! — очнувшись от изумления перебила его Рами, — это все переводится…
— …Короче, мы предлагаем вам дружбу и все такое…
Надо сказать, причины для изумления были. Двое иных на голоэкране выглядели чем–то средним между гигантскими крабами и осьминогами. У них имелись четыре опорные лапы или щупальца с дискообразными подошвами, две массивные передние конечности, оканчивающиеся чем–то вроде клешней, и сверху – еще две конечности поменьше, каждая из которых оканчивались пучками из восьми пальцеобразных щупальцев. Все это крепилось к наклонному телу в форме полуметрового каравая, увенчанному парой толстых стебельков с почти сферическими фасеточными глазами. Чуть ниже глаз располагалось что–то наподобие круглого рта, прикрытого зубчатыми створками.
Иные сидели на фигурных подставках из радужно переливающегося материала, а вокруг покачивались какие–то мерцающие шары на тонких ножках–подставках. На тела иных были надеты комбинезоны, похожие на крупноячеистые рыболовные сети из толстых черных и белых трубок, некоторые ячейки были закрыты прозрачными дисками. Цвет тел иных не был постоянным. Он то и дело менялся в основном в интервале между серо–синим и зеленым, с цепочками пятен и полос других цветов спектра.
Хольм еще только осмысливал возможные последствия произнесенной фразы, когда ожил динамик компа.
— Мы (самоназвание), обитатели планеты (самоназвание) приветствуем вас и верим, что наши миры–общества свяжет правильно устроенная дружба. Мифическое чудовище (название) как дальше?… Благодарю. Да. Мы надеемся на общую работу–отдых–интерес от этой встречи. Это была официальная часть. Я тоже не дипломат. Пристойно–необидно ли будет — задать вопрос вам (ожидание)?
— Конечно! Я с удовольствием отвечу на ваш вопрос! – сказал капитан, про себя думая, что, кажется, его ляп не привел к существенным проблемам.
Тем более, Рами уже черкнула на планшете записку: «их кэп забыл текст, выругался, а партнер дал шпаргалку». Хольм черкнул в ответ «рад, что он не дипломат».
— Вы упомянули–посетовали об ошибке одной персоны? – послышалось из динамика, — В чем ошибка?
— А, — сказал капитан, — это наш древний литератор и ученый. Он считал, что разумные существа с других планет внешне, по конфигурации тела, похожи на нас. Он написал фантастическую повесть об этом.
Иные повернули друг к другу свои глаза на стебельках, защелкали клешнеобразными передними конечностями и покрылись узором бегущих оранжевых зигзагов. Через несколько тревожных секунд, они пришли в первоначальное состояние, и ответили:
— У нас тоже есть уважаемый древний интеллектуал–фантаст–футуролог. Он приводил много аргументов, что иные похожи на нас. Мы открывали его записи немного времени назад до связи с вами (задумчивость). Это (сильные положительные эмоции).
«Зигзаги. Иные так смеялись» — написала Рами. Они с Хольмом коротко переглянулись и тоже не смогли удержаться от смеха. Иные снова на некоторое время покрылись узором оранжевых зигзагов. Потом комп перевел новую реплику иных:
— Оба интеллектуала, ваш и наш, сильно ошиблись. Но оба еще сильнее были правы. Мы с вами похожи больше, чем если бы были одной формы с одинаковым числом конечностей. Это весело–позитивно–радостно–оптимистично.
— У вас это тоже первая встреча с иными класса III? – спросила Рами.
«Откуда им знать наш классификатор?» — черкнул капитан. «Его знает наш комп, а значит, переведет», написала девушка.
— Да. Первая. Вероятность мала. По теории, классы III и IV существуют очень мало времени. Они как взрыв от примитивных машинных цивилизаций до флэйкеров.
— Значит, флэйкеры действительно пост–машинная ступень эволюции?
— Так в теории. Но информации–опыта еще мало–недостаточно.
Тут вмешался Хольм
— Не будет ли невежливым задать вопрос: есть ли у вас инструкции на случай такой встречи с цивилизацией III?
«Ты становишься дипломатом», написала Рами. «А что делать», — ответил он.
— На случай встречи с цивилизациями, от III–b до IV по вашей классификации – есть. На случай встречи при этих обстоятельствах–деталях–особенностях – нет.
— У нас тоже, — вздохнул капитан,
— Мы предлагаем обменяться инструкциями–правилами для лучшего понимания.
— Согласен, — сказал Хольм, — и идеями о том, как их толковать в нашей ситуации.
— Да, — согласился иной, — Вы правы. Толкованиями тоже.
— И текстами вашего интеллектуала и нашего ученого–литератора, — добавила Рами.
— Да. Это тоже правильно. И сделать перерыв 4726 секунд для ознакомления–понимания.
«Почему такое странное число?» — черкнул капитан. «Иной выразил в своих единицах времени», ответила Рами. «Конечно» — согласился он и сказал вслух:
— Принято. Выходим на связь через 4726 секунд. Рады будем поговорить снова.
— Да. Мы тоже. До новой приятной–полезной коммуникации.
«Связь прервана. Таймер установлен на плюс 4726 секунд» — написал комп на экране.
4. Целесообразность красоты и капитанское пузо
— Уффф! – выдохнул капитан, вытирая пот со лба, — всего шесть минут, а я устал, как за целую собачью вахту. Шарк, скажи честно, я выглядел полным кретином?
— Нормально ты выглядел, Босс, — ответила она, не отрываясь от сенсорной панели, — все, я отослала им наши файлы… они, кстати, тоже уже все прислали.
— Вот и отлично. Мне – хартия, тебе и всем остальным – художественная литература. Надеюсь, когда я приду в кают–компанию, вам будет, что мне рассказать.
— Непременно, Босс, — сказала Рами, ободряюще хлопнула его по плечу и вышла.
Хольм устроился у бокового экрана, вывел на него два текста: хартию дальней разведки Терры и только что полученную хартию дальней разведки иных, после чего собрал из них третий текст, под заголовком: «Что теперь делать?».
1. Обе хартии предписывают застолбить планету, если никто не сделал этого раньше. Сейчас планета ничья, значит, и вы и мы, по нашим хартиям должны ее застолбить.
2. Обе хартии запрещают эти действия, если кто–то успел раньше. Следовательно, никто не должен делать это позже другого.
3. Ни одна хартия не запрещает застолбить планету одновременно. При этом правила (1) и (2) не будут нарушены. Выход на планетарную орбиту уже рассматривается в хартиях, как объявление планеты застолбленной. Синхронный выход на планетарную орбиту кораблей двух цивилизаций, т.е. маневр, совершаемый в настоящее время, означает, что планета застолблена обеими цивилизациями.
4. Ни в одной хартии нет указания на то, что планета не должна быть застолблена двумя цивилизациями. Такие действия не запрещены хартиями, а следовательно – остаются на усмотрение экипажей.
5. Конечно, перед совершением синхронных действий такого рода, желательно убедиться, что планета представляет интерес и для вас, и для нас, и может эксплуатироваться совместно, без причинения сильных неудобств друг другу. Для выяснения этого, можно организовать согласованное совместное исследование выборочных участков поверхности планеты. Предлагаю рассмотреть это предложение и внести в него ваши замечания, дополнения и правки.
Перечитав то, что получилось, капитан пару секунд подумал, будет ли понятно иным слово «застолбить», а потом решил: разберутся. И ткнул пальцем в значок отправки.
С некоторым удовлетворением отметил, что успел первым – предложение иных пришло на четверть минуты позже.
В переводе оно выглядело так:
«Вы и мы по обстоятельствам прибытия заявили права на эту планету. Так следует из хартий. Полагая, что ваша и наша хартия составлены разумно, а наша рабочая обязанность думать так, а не иначе, мы должны считать, что этот случай хартиями предусмотрен. Есть только один выход, который не нарушит общих правил: считать 2–ю планету общей для вас и для нас. Так правила будут соблюдены. Значит, этого ваша и наша хартия требует безусловно. Первая высадка должна быть совместной и синхронной. Десантные группы должны собрать данные, чтобы определить, как может совместно использоваться планета. Предлагаю отправить два экипажа по два астронавта. Это будет хорошее начало, если вы согласны. Наш экипаж будет готов к старту через 7411 секунд. Лучшим местом высадки будет мы думаем, квадрат 8F1–b но мы примем другой квадрат по вашим предпочтениям».
Капитан Боуз сравнил два предложения, хмыкнул, отстучал короткий ответ: «Согласен. Время старта и точку высадки подтверждаю», после чего отправился в кают–компанию.
В момент открытия двери (стилизованной под маленькие крепостные ворота с надписью «оставь надежду, всяк сюда входящий»), до него долетел обрывок фразы Айры:
— … западают, хотя у него шея короткая и пузо…
— Это про меня, что ли? – хмуро поинтересовался Хольм, — что у меня западает?
— Не что, а кто, — пояснила она, — на базе новенькие девчонки на тебя западают. И это факт, а факты – упрямая вещь.
— Допустим. И что, это – самая актуальная тема часа?
— На самом деле, мы обсуждали возможную эволюцию октов и их стандарты красоты.
— Октов? – переспросил капитан.
— Мы так назвали иных, — вмешался Фрой, — у них восемь конечностей, следовательно…
— Не дурак, понял, — перебил капитан, — но при чем тут мои отношения с женщинами?
— Рами взялась излагать теорию доктора Ефремова об эволюционной целесообразности идеалов красоты. В той книге, которую нам переслали окты, есть похожая теория.
— Флэш, я не верю, что в октианской книге написано про мое пузо… Шарк, что за теорию вокруг моего пуза ты выстроила?
— Вот я, как раз, ни слова о твоем пузе не сказала, — обижено заявила Рами, — я только воспроизвела рассуждения доктора Ефремова. Он объясняет, почему у женщин считаются красивыми широкие бедра, развитая высокая грудь, относительно узкие плечи и гладкий, живот, у мужчин – узкие бедра, широкие плечи и фигурная мускулатура на животе, а длинные голени и высоко посаженная голова считается красивыми для обоих полов. Оса стала это опровергать, ссылаясь на твое пузо и твою популярность у женщин.
— Так и должно быть, — авторитетно добавил Нген, — согласно протонауке древней Пацифиды, в пузе находится «хара» — энергетический центр организма. Пузо интуитивно воспринимается, как источник силы, тепла и безопасности. Вот поэтому женщины склонны обращать внимание на мужчин с хорошо развитым пузом. Доктор Ефремов прав на счет эволюционной целесообразности. Но он не учел определяющего значения «хара».
С этими словами штурман гордо похлопал себя ладонью по пузу, не уступавшему по размерам пузу капитана Боуза.
— То, что телосложение Шарк идеально соответствует построениям доктора Ефремова, еще не делает автоматически верными все выводы этого ученого, — ехидно вставила Айра.
Хольм про себя отметил, что телосложение Осы напротив, никак этим построениям не соответствует. Почти мальчишеская, угловатая фигура: узкие бедра, едва заметная грудь, и при этом рельефная мускулатура рук, ног и живота. Тем не менее, он точно знал, что Оса никогда не была обделена вниманием мужчин. Да он и сам находил ее очень привлекательной девушкой. Черт ее разберет, эту эволюционную целесообразность. Может, вообще идеал красоты не один, может их штук пять или десять, этих идеалов…
Он вздохнул и покачал головой.
— Значит, так. Змей, я оценил твою оду пузу. Возможно, это станет важным дополнением к теории мастера Ефремова. А твою, Оса, способность раскритиковать все, что угодно, даже оценивать не надо. Ее давно уже все оценили. Но, черт возьми, при чем тут окты?
— Вот послушай, Босс, — Рами взяла в руку листок с текстом, — Их главным очертанием были огромные глаза, смотревшие сосредоточенно и ласково на людей, излучая тепло мудрости и дружбы… Их головы красиво и гордо были посажены на высоких шеях. Мужчина обладал широкими плечами человека труда и борьбы, а широкие бедра женщины – матери мыслящего существа – нисколько не противоречили ощущению интеллектуальной силы посланцев далекой планеты.
— Ты полагаешь, это – про октов? – поинтересовался Хольм.
— Нет, Босс, это из Ефремова. А вот из книги октианского мастера: Большие яркие глаза посланцев иной планеты на прочных стеблях гордо возвышались над мощным куполом головогруди, содержащим разветвленную сеть ганглиев – средоточие интеллекта. Широкие основания клешней мужчины свидетельствовали о привычке к труду и борьбе, а сильно выпуклые толстые пластины спинного панциря женщины говорили о способности отложить крупные яйца, из которых выйдет новое поколение разумных существ.
— Это розыгрыш? – спросил капитан, — или ты хочешь сказать, что кто–то из них с кого–то списывал? Но это же невозможно. А на случайное совпадение как–то не похоже.
— Вообще–то Босс, это – закономерное совпадение хода мысли двух ученых. Они оба развивали представления об эволюции жизни и разума. Просто им не хватило данных о разнообразии биологических форм в космосе.
Капитан задумчиво почесал пузо.
— Ладно. Допустим, я с тобой согласился. Наука у людей и у октов развивалась сходно. Уверен, что у нас и структуры лексики похожи, иначе компы не смогли бы так быстро согласовать коды. И что, по–твоему, из всего этого следует?
— А вот что: у людей с октами одинаково устроена связь интеллекта, психики, эмоций и эстетики тела. Значит, эволюция их разума шла тем же пути, что и у нас. Только мы произошли от рыб, а они — от октианских существ, представлявших собой нечто среднее между членистоногими и моллюсками. Я набросала мультфильм–гипотезу на эту тему.
Рами кликнула по сенсорной панели. На голоэкране появилось изображение странного существа: оно было похоже на улитку, надевшую по ошибке вместо своей раковины, панцирь от креветки с глазами на стебельках и комплектом из четырех членистых передних лапок. Существо ползало по морскому дну, иногда меняя цвет, как хамелеон.
— Примерно так должны были выглядеть далекие предки октов. Они обитали на мелководье и охотились на мелкую донную фауну. За миллионы, а может – сотни миллионов лет эволюции, нога улитки разветвилась на четыре опорные конечности, а лапки дифференцировались на две пары: нижнюю — сильную и верхнюю — ловкую. На брюшке появились более совершенные хромофоры, позволявшие передавать цветами сигналы своим соплеменникам. Потом предки октов вышли на границу моря и суши.
Новые существа на экране напоминали странные гибриды черепахи и омара. Их группы бродили по пляжу, хватая клешнями всякую живность, выброшенную на берег прибоем, и разрывая ее верхними лапками. Иногда кто–то из группы поднимался на вытянутых опорных конечностях, разворачивал тело вертикально, осматривал окрестности, и мигал цветными пятнами на брюшке.
— Как видите, — пояснила Рами, — для них была важна способность высоко держать голову. Постепенно корпус выпрямился, опорные конечности переместились в его нижний сегмент, а координация верхних лап улучшилось, что привело к использованию орудий, далее – к добыванию огня и к цивилизации.
Следующая картинка изображала группу существ, уже сильно похожих на октов. Некоторые держали в клешнях копья, а в лапках – примитивные мелкие инструменты. Парочка существ сидела у костра, разделывая рубилами тушу какого–то животного.
— Мощная гипотеза, — прокомментировал Фрой, — осталось только проверить, верная ли.
— Вот вы и будете проверять, — сказал Хольм, — я имею в виду, ты и Оса. Готовьте шаттл, вылет через сорок минут. Не забудьте смокинги и вечерние платья.
— Не поняла юмора, — отозвалась Айра, — куда летим–то?
— На планету, разумеется. План работ – обычный.
— Для обычного плана нужно четверо, — заметила она.
— Вас и будет четверо. Остальные двое — окты. Надеюсь, вы с ними сработаетесь.
— Дела… — пробурчал Фрой, лениво потянулся всем своим жилистым телом, и неожиданно стремительно вскочил на ноги, — окты, значит…
Айра фыркнула, и, направляясь к двери, бросила через плечо:
— Пошли, Флэш, фиг ли тут пыль по космосу размазывать. Ну окты…
Когда дверь за экстремальной парочкой захлопнулась, Нген почесал в затылке и негромко спросил.
— Почему Оса и Флэш, а не Шарк и я?
— Если бы я знал, что надо делать, — медленно произнес капитан, — я отправил бы вас.
— То есть, ты не знаешь, что надо делать? – уточнила Рами.
— Не знаю, — подтвердил Хольм.
— А они? – Рами сделала кивок в сторону двери.
— Они тоже не знают. Но они, в отличие от нас, над этим даже не задумываются.
— Правильное решение, Босс, — спокойно констатировал Нген.
5. Личные контакты и межвидовая эротика
— Классная посадка, Флэш! – сказала Айра, — на отлично… с минусом.
— Почему с минусом? – спросил он.
— Потому, что придется сразу лезть в болото.
— Ну, Оса, это уже каприз, — возмутился он, — здесь не парк, все–таки…
— Вижу, — коротко ответила девушка.
На самом деле, работа была виртуозной. Фрой посадил семиметровый шаттл на едва торчащий из болота каменистый островок, площадку не более десяти метров в диаметре.
Диспозиция была следующей:
Впереди простиралось свинцово–серое море, по которому катились ленивые пологие волны. Восходящее солнце, непривычно–огромное, тускло–алое, рисовало на гребнях причудливую мерцающую дорожку. Берег по обе стороны до самого горизонта представлял собой глинистое болото, заросшее сине–зеленой флорой. Тут и там из бесформенной тины торчали плотные пучки толстых стеблей, увенчанных сростками блинообразных листьев. Вокруг выброшенных прибоем комков бурых водорослей копошилась некрупная живность – видимо, местный эквивалент крабов, пауков и многоножек. По мере удаления от моря, растительность менялась, становилась выше и гуще, а в полукилометре от берега переходила в заболоченный сине–зеленый низкорослый лес из причудливо изогнутых грибообразных деревьев, густо обвитых лианами.
— О, партнеры летят, — сказал Фрой, — гляди какой чемоданище!
Айра только присвистнула от изумления. Снижающийся по широкой дуге шаттл иных представлял собой матово–блестящий зеленоватый бублик метров тридцати в диаметре.
Но высоте примерно человеческого роста, бублик покачался в воздухе и, с изяществом пожилого гиппопотама, плюхнулся в лужу полужидкой грязи, подняв целую тучу брызг.
— Весьма посредственно, — оценила посадку Айра, — хотя, на такой бандуре, наверное, все равно, куда приземляться. Ну, что, пошли, встретим их? Только скафандры надо поддуть. Не хватало еще утонуть в этом болоте.
Фрой кивнул и коснулся сенсорной панели. В брюхе шаттла открылся люк, через который оба астронавта спрыгнули на грунт.
— Надо было мокроступы с собой взять, — пробурчал он, делая первый шаг с каменистой площадки и тут же проваливаясь в грязь по щиколотку.
— Лучше надувной матрац, — съехидничала Айра, — все–таки море, пляж, почти курорт.
Тем временем, одна секция борта «бублика» иных раздвинулась, опустилась и образовала аппарель, по которой в болото съехала небольшая неуклюжая на вид открытая повозка с четырьмя огромными толстыми колесами. Два сидящих в ней окта в пепельно–серых скафандрах, увенчанных прозрачными полусферическими колпаками, энергично помахали террянам клешнями, видимо в знак приветствия.
Один крикнул на чистейшем террянском интерлингве:
— Друзья, как вы смотрите на то, чтобы прокатиться по окрестностям?
— Гораздо лучше, чем на то, чтобы иди пешком по этому болоту! – крикнула в ответ Айра. — У них отличный переводчик, — заметил Фрой.
Повозка затормозила рядом с людьми, и окты спрыгнули на грунт. Вблизи они казались совсем не такими странными, как на голоэкране. Ну, рост на голову ниже. Ну, четыре ноги. Ну, глаза на стебельках вместо головы. Ну, две маленьких руки в придачу к двум большим. А так — люди, как люди.
— Привет! – сказал один из них, — если вам нравится наш переводчик, будем пользоваться им. А свой переводчик можете выключить, иначе будет путаница.
— Так и сделаем, друг, — согласился Фрой, и, осторожно протянув правую руку, легонько дотронулся до бока окта.
— Опасаешься–подозреваешь, что мы – твоя галлюцинация? – спросил тот, коротко мигнув несколькими яркими зигзагами на брюшке, — будь уверен, мы настоящие.
С этими словами он ощутимо хлопнул Фроя по плечу своей клешней. Клешня, против ожиданий, оказалась не твердой, как у краба, а жестко–упругой, приблизительно как шкура морской звезды. Отличная хватательная конечность для грубой работы.
— Ну, привет, партнеры! – решительно заявила Айра и, шагнув вперед, обняла окта, стоящего перед ней. Он в ответ обхватил девушку клешнями в районе талии.
— Классно! – воскликнул Фрой, поворачиваясь так, чтобы обе видеокамеры на шлеме смотрели на обнявшуюся пару, — снимаем видео для истории!
— Очень эротично, — заметил окт, стоящий рядом с ним, и тоже повернулся. Видимо и его видеокамеры были расположены аналогичным образом.
— Эротично будет, если система разрешит снять скафандры, — откликнулась Айра.
Все четверо жизнерадостно рассмеялись. Правда, октянский переводчик воспроизводил смех своих владельцев звуками, похожими на утренний вопль австралийской кукабарры, но это была уже сущая мелочь.
— Эй, Оса, без фокусов, — раздался в динамиках голос капитана, — скафандр снимешь, если я разрешу. Я. Лично. А не система. Как поняла?
— Поняла Босс.
— То–то же. Не хулиганьте там.
В осевой рубке «Лигерона» Хольм бросил микрофон, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. По его широкому лицу текли струйки пота.
— Обошлось, — заметил Нген, — окты прислали такую же безбашенную парочку, как наша. Правильно: кто сам лишен чувства такта, того не обидит случайная бестактность других.
— Угу, — согласился капитан.
Рами точным движением приложила ладонь к его шее чуть ниже левого уха.
— Босс, у тебя голова не кружится?
— Нет, а должна?
— При таком давлении и пульсе… Может, я дам тебе какой–нибудь транквилизатор?
— Нет. ХДР, раздел 3 пункт 19. В экстремальных ситуациях командиру корабля запрещается принимать препараты, снижающие тонус нервной системы, кроме случаев, когда это необходимо для его поддержания в сознании. Я, как видишь, в сознании.
— Пока в сознании, — уточнила она.
Хольм протянул руку, обхватил Рами в районе бедер и, с легкостью приподняв, усадил ее к себе на колени.
— Подумаешь, — сказала она, устраиваясь поудобнее, — Это еще ничего не доказывает. В шоковых состояниях люди способны иногда и не на такие усилия. Например…
Стоявший посреди рубки Нген негромко откашлялся и произнес в пространство:
— Может, мне пойти на часок, кофе попить?
Рами соскользнула на пол и поправила комбинезон.
— Не беспокойся, Змей. Осмотр показал, что пациент пока обойдется без экстренной медицинской помощи.
— Вот так, — проворчал Хольм, — только что был едва в сознании, а теперь – «обойдется». Ладно, не отвлекаемся. Космос – не тетка. С робота–сателлита упало уже гигабайт сто непонятно каких данных. Полный экран каши. Шарк, разберись. Попробуй наладить прогу робота, иначе мы будем сортировать этот винегрет до фиолетового смещения.
— Уже разбираюсь, — бросила она, шлепаясь за соседний пульт.
— Змей, выясни, кто у октов за штурмана и согласуй с ним технику взаимных визитов. Задействуй наш второй шаттл. Октианская машинка в наш терминал просто не пролезет.
— Как мне с ними себя вести? – спросил Нген.
— Считай, что это – терряне, только заколдованные, понятно? Как бы ты согласовывал это со штурманом корабля другой конструкции?
— Обыкновенно.
— Вот и здесь обыкновенно. А я посмотрю, за нашими экстремистами. Надеюсь, они еще не успели ничего натворить за последние несколько минут.
На самом деле, «Экстремисты» за несколько минут, успели загрузить свое оборудование на октианскую повозку и, расстелив карту местности на упавшем стволе гигантского хвоща, занялись обсуждением деталей будущего маршрута.
Некоторая сложность в разговоре возникла из–за непереводимости имен, но с этим справились просто: у октов, как и у террян, были в ходу прозвища. Как оказалось, Фрой любезничал с октианкой по прозвищу «Стрела». Прозвище Айры вызвало у октов крайнее удивление (еще бы, называть девушку маленькой ядовитой летучей зверушкой). Пришлось объяснять, что пропорции осы — это символ привлекательного телосложения женщины. Окта, с которым обнималась Айра, звали «Толстяк» — он был раза в полтора шире напарницы, что, по октианским понятиям, считалось выдающейся полнотой.
Айра, которой явно понравилось выступать в роли ниспровергателя канонов красоты, немедленно заявила:
— А по–моему, ты — не толстый. Ты — в меру упитанный. И вообще, когда мужчины много, в этом есть особый шарм.
— Я тоже нахожу тебя привлекательной, Оса, — сообщил Толстяк, — Как жаль, что даже в случае близкого знакомства, у меня нет надежды высиживать отложенное тобой яйцо.
— Знаешь, Толстяк, — ответила она, положив руку окту на основание клешни, — между нами говоря, я вообще не умею нести яйца. Я — живородящая. Такая вот игра природы.
Последовал очередной взрыв совместного смеха.
— Может быть, мы поедем? – осведомилась Стрела, — а то я, по примеру некоторых, начну флиртовать с этим парнем, — она фамильярно похлопала Фроя клешней по животу, — и график будет сорван.
— Поехали, — согласился Толстяк и, присев на всех четырех ногах, по паучьи прыгнул на повозку. Айра устроилась рядом с ним. Фрой галантно подсадил Стрелу, приподняв ее за выпуклые края тела (октианка оказалась легкой, около 25 килограммов весом), и влез на повозку следом за ней.
6. Два капитана делятся мыслями
Тем временем, на высоте 400 километров, где находились оба звездолета, происходило следующее. В течении полутора часов Нген курсировал на шаттле между кораблями, в результате чего пятеро октов, то есть все, кроме капитана и десантников, нанесли визиты на «Лигерон», покрутились там и поснимали видео на память.
Последним на экскурсию прибыл октианский капитан и деликатно выразил желание побыть на «Лигероне» подольше, чтобы обсудить разные вещи со своим террянским коллегой. Хольм тут же оценил эту идею и ответил длинным, почти поэтическим приглашением, выражающим все мыслимые оттенки дружелюбия и заинтересованности.
Таким образом, когда Нген и Рами отправились с ответной экскурсией на октианский корабль, на «Лигероне» остались лишь два капитана…
— Беда с этой молодежью, — бурчал Хольм, отхлебывая холодный кофе с корицей, — ведут себя, как на пикнике.
— Молодежь – всегда молодежь, — философски отвечал Шаман (таково было прозвище октианского капитана), — я на досуге прочел одну книжку о дурных нравах молодежи, а потом посмотрел, когда она написана. Знаешь когда?
— Лет триста назад, — предположил Хольм.
— Нет, Босс. Несколько тысяч лет назад. Наверное, у всех разумных существ так заведено, что старики ворчат. Может быть, это наша главная социальная роль.
— Пока наша социальная роль – стоять лишние вахты, пока молодежь дурачится, — заметил Хольм, — вот у тебя, Шаман, сколько вахт было подряд?
— Четыре, — признался октианин, делая глоток синего, пахнущего канифолью напитка, баллон которого он предусмотрительно притащил со своего корабля.
— Вот и у меня идет четвертая… Тебе не дискомфортно от излишка кислорода?
— Нет. 17 процентов и 20 – не такая большая разница. Но я не отказался бы от некоторого увеличения концентрации водяного пара и углекислого газа. Если тебе это не вредно.
— Нет проблем, коллега, — отозвался Хольм, касаясь сенсорной панели, — сейчас, я надеюсь, тебе будет комфортнее.
Через пару минут в рубке установился климат амазонской сельвы.
— Благодарю, — сказал октианский капитан, и по его брюшку пробежали извилистые лиловые волны, — так гораздо уютнее… На мой взгляд, у молодежи есть ценнейшее свойство: общаться открыто и непосредственно. Мы философствуем, а они, даже не задумываясь, создают эмоциональную основу будущего сотрудничества.
— Вот именно, что не задумываясь! – воскликнул Хольм, с силой хлопнув ладонью по пульту, — Какого черта они раскрыли шлемы без разрешения?
— Думаю, это не опасно, — заметил Шаман, — тесты показывают, что среда химически и биологически не агрессивна для вас и для нас.
— По хартии, на такие вещи требуется санкция капитана, — возразил террянин, — по вашей хартии тоже, если я правильно помню.
— Да, — согласился окт, — но молодежь плохо умеет соблюдать инструкции.
Пискнул датчик включения голосовой связи, затем раздался голос Айры
— Босс, докладываю, тест пригодности среды подтвержден. Здесь можно дышать. Неплохой воздух, только пахнет странно. Наверное, местными водорослями.
Капитан вздохнул:
— Уши надрать вам обоим надо. В следующий раз, прежде чем делать такие опыты, спрашивайте разрешения, понятно?
— Да, Босс. Но ведь все нормально.
— А если бы оказалось ненормально? Чем вы там думаете?! Если вам своей головы не жалко, пожалейте хотя бы мои нервы. Сто раз вам это говорил!
— Мы больше не будем, — жалобно сказала девушка.
— Надеюсь. Ладно, Оса, вы молодцы. Но хартию надо соблюдать. И имейте в виду: если я молчу, это не значит, что я не вижу ваших художеств. В общем, поаккуратнее там.
— Ясно, Босс. Мы будем работать над этим.
Шаман дождался, пока террянин положит микрофон, и осторожно заметил.
— Коллега, я читал в одном трактате по психологии, что чрезмерная опека не способствует собранности, а наоборот. Сотрудникам кажется, что раз начальство наблюдает, то оно вытащит их из любой ситуации. А в экспедиции им лучше рассчитывать только на себя.
— Знаю, — коротко ответил Хольм и демонстративно отвернулся от монитора связи, — так правильно?
Октианский капитан раздвинул в стороны глазные стебельки, а затем сдвинул обратно.
— Да. Полагаю, что правильно.
— И поговорим о чем–нибудь другом?
— С удовольствием, — сказал Шаман.
— Могу я задать несколько вопросов по вашей астронавтике? В частности – о серийных кораблях. Ведь твой корабль – это серийная модель?
— Да. И уже старая. Этой серии около… — окт ненадолго задумался, — … около 4 ваших лет. Сейчас идет ширококорпусная серия с улучшенным расположением грузовых терминалов. У нас огромная проблема с транспортным обслуживанием колоний.
Хольм понимающе кивнул.
— Нам это еще предстоит. Футурологи говорят, лет через 15 – 20. А как вы организуете серийное производства таких крупных кораблей? Я имею в виду, материалы, запуски.
— Это как раз просто. Берем обычный планетоид, обращающийся по сильно вытянутой орбите… — Шаман схватил сахарницу, затем передвинул на середину стола кофейную чашечку и обвел ее аккуратным эллипсом из сахарного песка, — …если в этой точке траектории засеять его репликантными нанороботами соответствующего типа, то…
… К моменту возвращения Рами и Нгена, стол в рубке выглядел так, словно на него вывалили содержимое мусорной корзины и задекорировали всеми приправами, которые имелись в корабельном буфете. Трудно было поверить, что это безобразие может толкнуть технологию Терры на четверть века вперед, хотя именно так дело и обстояло.
7. Стрельба мимо движущихся мишеней
Пока два капитана увлеченно общались, экспедиция закончила первый этап бурной исследовательской деятельности. Кузов повозки наполовину заполнился контейнерами с образцами местной природы, а участники вымазались с ног до головы всеми видами местной грязи. Когда была достигнута последняя географическая точка маршрута, все дружно решили, что вот теперь–то самое время немножечко подкрепиться.
Экстремальная четверка расположилась на плоской вершине ноздреватого языка застывшей лавы. Тысячелетия назад здесь произошла грандиозная геологическая катастрофа: материковая платформа треснула на протяжении нескольких десятков километров, и на поверхность выплеснулся поток магмы. В этом месте он столкнулся с морской водой, да так и застыл, образовав причудливые нагромождения скал, а по линии трещины сейчас протекала полноводная река, огибающая многочисленные каменные «клыки» и «башни». Здесь, в дельте, богатой минералами и полуразложившейся органикой, бурлила первобытная жизнь в самых невероятных формах.
Можно сказать, что экспедиция находилась на идеальном участке для отбора как геологических, так и биологических материалов. С геологией проблем не было, а вот с биологией получилась мелкая, но досадная неприятность.
— Жопа тралу, — констатировал Толстяк, рассматривая ячейки полиамидной сетки, подвергшейся воздействию местного планктона, — Четвертый сожрали. Последний.
— Будем брать образцы нашим, орлоновым — предложила Айра, — Орлон они не жрут.
— Он короткий и его нельзя забросить метателем, — возразил окт, — придется влезать в это пюре по самые глаза.
Вообще–то, наблюдатель, не обладающий данными спутниковой съемки, никакой реки бы здесь даже не заметил – ландшафт выглядел так, как будто умеренно–заболоченный берег моря изгибается, превращаясь в глубокую трясину, по поверхности которой медленно дрейфовали сюрреалистического вида острова из оплетенных водорослями полусгнивших стволов гигантских хвощей.
— Я полезу, — предложил Фрой, — я тут самый высокий… А ты подстрахуешь.
— Идет, — согласился Толстяк, покачав глазами на стебельках. Кивнул, то есть.
Стрела дожевала порцию пищевого концентрата, хлебнула сиреневой жидкости из прозрачного стаканчика–пакета, хихикнула, в смысле, мигнула яркими зигзагами на брюшке, и ехидно спросила:
— Что, мальчики, хотите размяться после еды?
Фрой задумчиво проглотил остатки жизнерадостно–розового желе из тюбика с надписью «бекон по–австралийски», с тоской посмотрел на окружающий пейзаж и изрек:
— Шашлычок бы сейчас… Сколько живности вокруг и вся решительно непригодная.
— А я бы поел моллюсков, запеченных на углях, — мечтательно добавил Толстяк, — между прочим, здешняя фауна по химизму все–таки ближе к вам.
— Она ближе к полиамидному волокну, — уточнил Фрой, — что доказывается химическим анализом и состоянием лежащего перед нами трала. Мы с Осой его жрать не можем.
— Радуйтесь, — буркнула Айра, уплетая субстанцию, которая, если верить этикетке на тюбике, была «кальмарами в винном соусе», — раз мы их не можем жрать, то, и они нас тоже не могут. Для вас, парни, это очень актуально. Я имею в виду, если вы и вправду решили туда лезть.
— А они в курсе, что не могут? – поинтересовалась Стрела, — что скажешь, например, про вот этого красавчика?
Октианка протянула клешню, указывая на край одного из плавучих островов. Там лежал толстый пятиметровый серо–зеленый червяк с широкой пастью в виде зубастой воронки, над которой виднелось восемь черных бусинок, похожих на паучьи глаза.
— Мне он не очень нравится, — призналась Айра.
— Вот и мне не очень. Спорим, ему все равно, что хватать, лишь бы двигалось. А съедобно или несъедобно, это он потом разбирается.
Окинув взглядом остальных, и убедившись в отсутствии желающих принять это пари, она запустила левую верхнюю конечность в один из карманов скафандра и извлекла оттуда устройство, напоминающее цилиндрический карманный фонарик.
— Ты что задумала? – спросил Толстяк, механически забрасывая в рот очередной, третий по счету, разноцветный шарик пищевого концентрата.
— Кто–то же должен вас прикрывать, — пояснила она.
Айра достала из наплечной кобуры пистолет, положила на колени и деловито сказала.
— Я беру левый сектор, ты — правый.
Стрела качнула глазами в знак согласия.
Фрой встал, перебросил через плечо трал, и пристегнул к поясу страховочную ленту, прикрепленную к барабану лебедки на заднем бампере октианской повозки.
Серо–зеленый червяк–переросток, сначала поднял свою бесформенную голову, чтобы лучше видеть происходящее, а когда странное двуногое существо шагнуло в воду, лениво откочевал на другую сторону своего островка.
— Флэш, морду закрой на всякий случай, — сказала Айра.
— Закрою… Девчонки, вы, если что головы нам не снесите, ладно?
— Если что, мы аккуратно, — успокоила Стрела, перехватывая свой «фонарик» поудобнее.
— Надеюсь, — буркнул он, опустил забрало шлема, перехватил трал поудобнее, и полез в густую кашу из сине–зеленой тины.
Дно реки круто уходило вниз. Через десять шагов вода уже доходила Фрою до пояса, а еще через пять – до середины груди.
— Достаточно! – крикнул Толстяк, следовавший за ним до кромки воды.
Фрой кивнул, раскрутил трал над головой, как пращу и бросил метров на восемь. Грузила пробили слой тины и потащили орлоновую сетку на дно. Выждав полминуты, он начал медленно выбирать трал и… с негромким всплеском ушел под воду.
В ту же секунду Толстяк одной из верхних конечностей коснулся пульта.
Заработала лебедка. Страховочная лента натянулась и медленно поползла из воды.
Стрела и Айра уже стояли рядом с Толстяком, готовые открыть огонь.
На поверхность вынырнула верхушка шлема, облепленная тиной.
— Со мной все ок, — послышалось из динамиков, — просто в сети запутался кто–то большой, я еле удерживаю… Сейчас посмотрим.
Вслед за шлемом появился торс и руки, сжимающие рукоятки трала, а затем, в нескольких метрах от него, показалось переплетение бурых стволов, обмотанных водорослями.
— Тебе не кажется, что трал просто зацепился за коряги? – спросила Айра.
— Нет. Оно дергается, — Фрой уже поймал ногами грунт, и сейчас пятился назад, поскольку барабан продолжал наматывать страховочную ленту, — Толстяк, стоп машина, иначе я не удержу рукоятки.
Толстяк выключил лебедку, вбежал в воду и, встав рядом с Фроем, быстро отстегнул страховочную ленту от его пояса, пропустил ее сквозь рукоятки трала и завязал морским узлом.
— Теперь никуда не денется, — пояснил он и снова включил лебедку.
Из воды стало выползать нечто, похожее на большущий, слега сплюснутый муляж ежа, зацепившийся за ячейки плотно набитого всякой всячиной трала.
— Я же говорила, коряги, а ты… Ух, ни фига себе…
Последнее восклицание Айры было вызвано видом двух существ, размером с крупную собаку, напоминающих спрутов бледно–лилового цвета с яркими пурпурными пятнами. У них было по шесть толстых щупальца, снабженных внушительными когтями. Вцепившись в противоположный край «ежа», они пытаясь остановить его продвижение к суше.
— Стоп! – сказала Стрела, — по–моему, мы зря это делаем.
Толстяк молча коснулся пульта и барабан лебедки остановился.
— Мне кажется, это – их гнездо. Ну этих, — октианка махнула клешней в сторону «спрутов». Те сделали еще несколько попыток оттащить громоздкое сооружение на глубину, а потом укоризненно уставились на людей и октов большими, светло–зелеными глазами.
— Да, неудобно вышло, — согласилась Айра, — парни, может, попробуете отцепить трал от этой штуки? Вдруг у них там детеныши или что–то в этом роде?
— Не думаю, что они поймут нас правильно, — возразил Фрой, — мне не хочется, чтобы меня хватали щупальцами за ноги и все такое… Вот что, попробуй их отогнать.
— Как?
— Дай разряд поверх голов. Может, это их напугает. Только аккуратно.
Айра пожала плечами и подняла пистолет… Ярчайшая голубая молния метнулась через реку в полутора метрах над водой. Оглушительный гром резанул по ушам. Верхушка каменного клыка, торчавшего из воды в сотне метров от берега, как будто взорвалась, разлетевшись на множество осколков.
— Черт! Надеюсь, я их не убила?
«Спруты» плавали на поверхности, безжизненно разбросав щупальца.
Фрой и Толстяк одновременно бросились вперед и начали поспешно отцеплять ячейки сетки от «гнезда».
— Оса! Что у вас творится? – раздался из динамика голос капитана, — Во что ты стреляла?
— Я просто хотела их напугать, — удрученно ответила девушка.
Стрела подошла к ней и тихонько похлопала клешней по плечу.
— Кого?! – рявкнул Хольм, — …а, теперь вижу.
— Трал зацепился за их гнездо, — пояснил Фрой, — Оса не при чем. Это была моя дурацкая идея пальнуть в воздух.
— Я должна была брать прицел выше, — сказала она, — может их как–то можно вылечить?
— Не вздумай лезть за ними в воду, — предупредил капитан, — …Эй, что ты опять затеяла?
Айра вновь подняла пистолет и целилась в крупное длинное тело, медленно движущееся под самой поверхностью воды. Это был тот самый гигантский червяк, который еще недавно загорал на плавучем острове. Сейчас он приближался к неподвижным спрутам.
— Думаешь, он хочет их сожрать? – спросила Стрела.
— А зачем бы иначе он к ним плыл?
— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — пробурчал Хольм, наблюдавший за ходом событий через камеры на шлемах экстремалов.
— Если решила стрелять, не дожидайся, пока эта тварь подплывет к ним ближе, чем на 10 метров, — сказал Фрой, — иначе ты окончательно их ухлопаешь.
Тем временем, червяк изменил траекторию и стал огибать свою потенциальную добычу по широкой дуге.
— Он что, меня заметил? – удивилась Айра.
Фрой отрицательно покачал головой:
— Даже если бы заметил, он не знает, что такое пистолет. Тут что–то другое. Думаю, ему надо убедиться, что спруты мертвы,
— А какая ему разница? – возразил Толстяк, — он больше их раз в десять.
— Не знаю. Может, у них ядовитые когти. Или этот червяк вообще ест только падаль… Он движется к ним. Оса, приготовься, сейчас…
В этот момент один из спрутов слабо шевельнул щупальцем. Червяк слегка изменил курс и вернулся на прежнюю дистанцию. Чуть позже пошевелились уже оба спрута. Червяк лениво развернулся и стал удаляться к середине реки.
— Уф! – выдохнула Айра, опуская пистолет, — Флэш, тебе пятерка по биологии. А вообще, я ужасно рада, что они живы. Они такие милые, правда?
— Угу, — согласился Фрой, — хотя, когда находишься от них в трех шагах, это менее заметно. Думаю, подружиться с ними было бы довольно сложно.
— Ну, это мы еще посмотрим, — оптимистично заявила девушка.
— Только не пытайся подружиться с ними прямо сейчас.
— Ладно, не буду. Тем более, им явно не до нас.
Спруты постепенно приходили в себя. Они тихонько плавали кругами друг около друга, иногда соприкасаясь щупальцами. Через несколько минут оба, как будто сговорившись, ухватились за край «гнезда». После нескольких рывков, тяжелая конструкция сдвинулась с места и поползла прочь от берега.
Хольм вздохнул и откашлялся.
— Оса! Всегда думай головой, прежде чем хвататься за пушку, а то оглянуться не успеешь, как начнешь палить во все, что движется и плохо выглядит. Оружие – это не игрушка.
— Ясно, Босс. Я поняла, осознала и все такое. А вообще, на счет здешней биологии. Что с этим будет после колонизации?
— В смысле? – переспросил капитан.
— Ну, я имею в виду, мы состоим в основном из полипептидов, окты – из полиэфиров, а местная живность – из чего–то вроде нейлона. И всем этим трем типам биохимии надо будет как–то сосуществовать в одной общей биосфере.
— Это как три параллельные плоскости, — заметил Хольм, — они могут находиться в одном пространстве, не пересекаясь.
— Босс, ты сам–то веришь в эту параллельность? – встрял Фрой, — основная химия у всех трех одна и та же. Ацетаты, спирты… Думаешь, это может остаться без последствий?
— Хочешь честно, Флэш? Я уверен, что идеальная параллельность есть только в учебнике по геометрии. В реальном мире ничто никогда не остается без последствий. Ты еще забыл про минеральные вещества. Был случай на 2–й Барнарда: местная живность, которая, по нашим понятиям вообще неорганическая, проникла на склад и сожрала весь яблочный джем только потому, что в нем есть легко усваиваемые соединения железа. Всем было смешно, пока кто–то не напомнил, что в человеческой крови тоже много железа… Это так, для примера. А есть еще феномен ксеногенного бустера, пока еще никем не объясненный. Два разнопланетных вида микроорганизмов при каких–то условиях заимствуют друг у друга механизмы биохимических процессов, и это ускоряет эволюцию в сотни раз.
— Вот и я примерно о том же. Интересно, кто–нибудь, кроме нас, об этом задумывается?
— Да, — ответил Хольм, — ксенобиологи, в свободное от работы время. А серьезно займутся, когда припрет. Проблемы решаются по мере возникновения. Таково общее правило.
— Понятно, — протянул Фрой и отошел в сторону, озадаченно потирая затылок. Айра напутствовала его дружеским хлопком по спине и снова перехватила инициативу:
— А еще, Босс, тоже на счет биологии. Скафандры снять можно? Система разрешает.
— Система… — проворчал капитан, — система не рассчитана на таких обормотов, как вы. Я еще не смотрел внимательно полный видеоотчет, но уверен, что там хватает художеств.
— Но Босс…
— Что?
— Выслушай, пожалуйста, мои аргументы. Во–первых, с того момента, как мы раскрыли шлемы, прошло уже три часа, и никаких проблем не возникло, во–вторых, в скафандрах быстрее устаешь, а это негативно влияет на выполнение программы, в–третьих…
Толстяк тронул Фроя за плечо и жестом предложил пройтись. Удостоверившись, что их не слышат, он спросил:
— Флэш, когда мы отцепляли трал, ты не заглядывал внутрь этого… сооружения?
— Нет. Мне как–то даже в голову не пришло.
— Я успел заглянуть. Это действительно гнездо. Там, внутри, кладка.
— Кладка? – переспросил Фрой.
— Несколько крупных икринок, прилепленных к стенкам, — пояснил Толстяк, — Потом покажу запись с камер на шлеме. Но пусть это пока будет между нами.
— Ты не хочешь, чтобы девчонки знали?
— Предпочитаю сказать им позже. Я опасаюсь, что сейчас они воспримут это слишком эмоционально. Им может показаться, что мы имеем дело с проявлением разума. Я не думаю, что шестиножки разумны, скорее, я уверен в обратном. Знаешь, многие существа инстинктивно образуют пары, строят гнезда и совместно защищают потомство. Но…
— … Но это делает их слишком похожими на нас, — договорил Фрой, — Ты прав, партнер.
Окт коротко мигнул тускло–зелеными пятнами – эквивалент дружеской улыбки.
— Эй, мальчишки, о чем вы там секретничаете? – крикнула Айра.
— О женщинах, разумеется! – крикнул в ответ Фрой, — А ты сомневалась?
— Ни минуты не сомневалась. А как на счет того, чтобы заняться геологией? То есть, если, конечно, вы не считаете, что долбить эту живописную скалу должны девушки, пока парни о них сплетничают.
Толстяк рассмеялся серией ярких зигзагов, и тихонько толкнул Фроя в бок.
— Пошли, партнер. У нас еще куча дел, верно?
8. Два Пифагора и один этиловый спирт
Обратная дорога прошла в непрерывных спорах вокруг будущего места базирования. Девушки хором требовали: одна – пляж у лазурного моря, пальмы и верблюдов, другая – горячие термальные источники, мшистые камни и поющих насекомых. Фрой напомнил, что на пляже экспедиция уже была, а верблюдов на эту планету еще не завезли, как, впрочем, и пальмы. Толстяк, не отрываясь от руля, добавил, что термальные источники не проблема, их сколько угодно в квадратах 3J5–h и 8E2–c , но к ним прилагаются постоянно действующие вулканы на расстоянии порядка километра.
Следующими вариантами были: у одной — река с водопадом в живописном хвойном лесу, у другой — озеро, окруженное цветущими высокогорными лугами. При слове «река» Фрой и Толстяк хором издали стон, а затем сообщили, что здесь нет ни хвойных, ни цветковых растений, и не будет, пока кто–нибудь не займется декоративным сельским хозяйством.
После этих неутешительных сообщений, девушки начали буянить, барабанить кулаками и клешнями по крышками контейнеров, требовать составления дефектной ведомости и замены планеты на новую, соответствующую общепринятым стандартам качества.
Совершенно внезапно Фрой ткнул пальцем в экран и спокойно спросил:
— Как на счет вот такого местечка для нашего маленького отеля?
— Гм, — сказала Айра, — Вода, наверное, холодная, хотя…
— Зелени маловато, — добавила Стрела, — Но вообще–то…
А Толстяк просто кивнул глазами.
Благодаря этой находке, Фрой имел возможность через несколько минут отрапортовать:
— Босс, мы выбрали место для базового лагеря. Согласуешь?
— Стоп, – сказал Хольм, — Совместного с октами, я правильно понял?
— Ну, да, естественно.
— Тогда, видимо, надо спросить мнение их капитана.
— Наш капитан оставил это на усмотрение экспедиции, — проинформировал Толстяк.
— Понятно. И что вы выбрали?
— Квадрат 4D9–i. Здесь….
… Здесь через каменистое плато, приподнятое на два с лишним километра над уровнем моря, протекал быстрый полноводный ручей, берущий начало на краю высокогорного ледника. Много веков назад его русло перегородил обвал, и вода, обтекая естественную плотину, промыла в скальной породе широкую треугольную заводь. Местная флора и фауна еще слабо освоилась в сравнительно жестком климате высоких предгорий, так что по берегам росли лишь кустистые синеватые лишайники, а в воде обитали только грушеобразные колонии водорослей и мелкие полупрозрачные существа, напоминающие террянских пресноводных креветок.
Согласно обычаю, который был одинаков у дальних разведок обеих цивилизаций, имя планете давал капитан открывшего ее корабля – то, которое сочтет подходящим и тогда, когда сочтет нужным. В данном случае имя должны были согласованно выбрать два капитана, причем они с этим делом не очень торопились. А вот название базового лагеря придумывала экспедиция, и это полагалось делать сразу после выбора места, до начала каких–либо работ по его организации. Никто не знал, почему так принято, но обычай все старались соблюдать.
Все еще только начинали перебирать в уме возможные варианты, которые были бы равно понятны и террянам, и октам, когда Айра неожиданно брякнула:
— Озеро Пифагора!
— На озеро не тянет, — заметил Фрой
— Художественная гипербола, — парировала она.
— …Кроме того, Пифагор — имя собственное, на октианский не переводится.
— Почему это не переводится? – вмешалась Стрела, — Прекрасно переводится. Пифагор.
Ученый, который сколько–то тысяч лет назад придумал это, — октианка подобрала острый камень, нацарапала на песчанике прямоугольный треугольник со сторонами 3 — 4 – 5, и пририсовала к каждой стороне квадрат, изобразив классические «пифагоровы штаны».
Фрой почесал в затылке.
— Ребята, я не понял. Пифагор жил в Элладе 3000 лет назад. Эллада – это на Терре.
— Флэш, ты путаешь, — мягко возразила Стрела, — Пифагор действительно жил примерно тогда, но в (имя собственное), а (имя собственное) – это на Октиане.
Айра тряхнула головой, посмотрела на Фроя, затем на Стрелу, и в полном недоумении уселась на землю рядом с пифагоровыми штанами.
— Два одинаковых Пифагора, живших за тысячи лет до космической эры на двух разных планетах, расположенных в 190 световых годах друг от друга. Мистика, блин…
— А, по–моему, это тривиально, — сообщил Толстяк, — Для компа Пифагор – не имя собственное, а название автора теоремы о равенстве квадрата гипотенузы сумме квадратов катетов. Такой автор был и на Терре, и на Октиане. Поэтому транслятор переводит имя вашего ученого, как имя нашего, и наоборот.
Возникла пауза. Все переваривали эту свежую мысль. Потом Фрой хлопнул в ладоши.
— Партнер, ты спас мой мозг от перегрева.
— Мелочи, — Толстяк, мигнул лимонно–желтым зигзагом на пузе, — Сегодня я, завтра – ты.
— Название принимается? – спросила Айра.
— Еще бы! – воскликнула Стрела, — Первый в истории базовый лагерь, у которого название с легендой! Это же круто!
Саму организацию базового лагеря терряне и окты, как оказалось, представляли себе по–разному. Терряне просто установили стандартный шатер, узел связи и полевой генератор. Окты подошли к делу более капитально. С помощью мобильной установки, похожей на перекормленного слона, они выдули из пеностекла небольшой архитектурный ансамбль с арочным мостиком и изящной смотровой башенкой. Покончив с обустройством лагеря, участники экспедиции выкатили на свежеукатанную стартовую площадку октианский робот–носитель, общими усилиями загрузили в него примерно полтонны совместно собранных образцов и отстрелили в сторону дрейфующих на орбите кораблей.
Проводив глазами исчезающую в небе яркую точку реактивного выхлопа, и подождав, пока стихнет эхо оглушительного грохота, многократно отражающегося от склонов гор, Толстяк глубокомысленно заметил:
— Служебная часть программы на сегодня завершена. Я думаю, мы могли бы перейти к…
Последние его слова потонули в аплодисментах остальных трех участников. Идея «перейти к…» в каких–либо особых пояснениях не нуждалась.
… Через три часа капитан Хольм вызвал базовый лагерь на связь.
Откликнулась Айра, что было к лучшему. На Фроя Хольм наорал бы по–настоящему, а на нее… Тем более, она всем своим видом показывала готовность к головомойке…
— Оса, у меня всего три вопроса: зачем вы издевались над животными, кто поставил тут копию доисторического замка и кому принадлежала идея нудистской пьянки у костра?
— Босс, если вы имеете в виду лягушку и трилобита, то мы с ними вполне прилично обращались.
— Да? А я не заметил, чтобы они выглядели счастливыми, когда вы дергали их за лапки и тыкали в бока. Это же не кошки, а дикие животные. Зачем понадобилось трогать их руками… И клешнями?
— Мы следовали советам доктора Ефремова, — ответила Айра, — обсуждали пути эволюции людей и октов. Местные лягушки близки к нашим предкам, а трилобиты — к октианским…
— Ясно, — перебил Хольм, — а поскольку живые наглядные пособия по следующим ступеням эволюции тут отсутствуют, вы перешли от трилобитов сразу к троглодитам?
— Нет, мы обсудили все ступени, ведь на человеческом и на октианском теле можно проследить… Кстати, где Шарк?
— Спит, а что?
— Для нее есть хорошая новость: она почти угадала с октианской эволюцией. Ну, за вычетом мелких деталей вроде…
— Так, — снова перебил капитан, — я понял смысл странных хореографических упражнений, которые вы исполняли после обеда. Переход от яйцекладущих к сумчатым и далее к плацентарным млекопитающим ты показала очень наглядно.
— Я старалась, — скромно ответила Айра.
— Хотя, — добавил Хольм, — Флэш в роли раннего гоминида был убедительнее. По–моему, ему не пришлось особо напрягаться, чтобы это сыграть… А что потом?
— Потом мы перешли к доисторической культуре.
— … С этой целью вы совершили внеплановый рейс на шаттле за дровами, а затем изъяли из бортовой аптечки этиловый спирт?
— С дровами да, было, — признала девушка, — но спирт притащили окты.
— Ах, вот как…, — смущенно пробормотал Хольм.
— Да, Босс. По их древнему обычаю, в торжественных случаях… В общем, примерно как у нас. К сожалению, более изысканные напитки оказались непригодны друг для друга, а вот этанол с водой в объемной пропорции 2:3…
— А замок откуда? — спросил капитан.
— Это случайно получилось. Флэш ляпнул, что базовый лагерь октов похож на древний замок. Те очень заинтересовались, мы быстро нарисовали что–то в стиле 10 века до к.э… Честное слово, Босс, у нас и в мыслях не было, что окты воспримут это, как руководство к действию, а они в один миг подогнали свою машину с хоботом и…
Девушка изобразила руками, как целиком оказался выдут замок.
Капитан тяжело вздохнул.
— Ладно, Оса, картина ваших с Флэшем подвигов в общих чертах понятна. Ваше счастье, что я устал и хочу спать… Фактически я уже сдал вахту Змею. Надеюсь, вы не будете ставить его в неудобное положение своими дурными выходками.
— Конечно, Босс! Ничего такого, что выходило бы за рамки регламента программы культурного обмена.
— Как–то это двусмысленно звучит, — пробормотал он.
— Так в хартии, — невинно пояснила Айра.
9. Спонтанная реакция: секс без границ
… Через 5 минут после того, как Нген сменил капитана на вахте, Фрой запросил добро на обследование водоема без использования спецсредств защиты. Нген немного поворчал для порядка, но разрешение дал. Сходным образом Толстяк поговорил с октианским вахтенным. Вскоре все четверо уже плескались в заводи. Через полчаса Фрою и Стреле это наскучило, тем более, вода была немногим выше 15 градусов Цельсия. Они вдвоем отправились готовить программу на вечер, поскольку вытащить из воды Айру и Толстяка не было никакой возможности. Айру, видите ли, заинтересовала способность октов почти неограниченное время находиться под водой, общаясь друг с другом при помощи ярких цветных узоров на теле. Толстяк с удовольствием демонстрировал эту способность, плавая у самого дна и изображая на поверхности своего брюшка простенькие движущиеся картинки. Айра раз за разом ныряла, всплывая, лишь чтобы набрать в легкие воздуха.
Увлекшись этим занятием, она изрядно переохладилась. Толстяк заподозрил неладное и связался со Стрелой, а та передала вопрос Фрою. В общем, ничего страшного не произошло: Толстяк отбуксировал слегка посиневшую девушку к берегу на своей спине, а на берегу Фрой тут же растер ее жестким полотенцем до радикального покраснения.
Наблюдавшая этот процесс Стрела предположила, что у людей тоже существует язык цветов тела. Она подумала, что наблюдает эротическую игру, при которой цвет тела меняется от мечтательного синевато–белого до возбужденного красновато–розового.
Айра была вынуждена разочаровать октианку, объяснив, что цвет человеческого тела определяется только интенсивностью кровотока в кожных капиллярах. Она может меняться по многим причинам, и красный цвет совсем не обязательно говорит о сексуальном возбуждении. Другое дело — мимика лица и тела, образующая целый язык. Мимика оказалась октам практически незнакома — кроме движений глаз, эквивалентных кивкам головы и пожатиям плечами. Октам в наследство от трилобитоподобных предков достался гибкий панцирь, сегменты которого покрывали большую часть спины и некоторую часть головогруди. Кожа на животе, свободная от панцирных пластин, была насыщена хромофорами и покрыта сенсорными ворсинками, но тоже не обеспечивала богатой мимики. Правда, окты могли сворачиваться в клубок (Стрела тут же это продемонстрировала, превратившись в жесткий панцирный шарик). Оказалось, что предки октов таким образом защищали уязвимые части тела от хищников, а теперь сворачивание в клубок имеет значение только в спорте, в танцах и в эротических играх.
Разговор о специфике индикации сексуального возбуждения у октов и у людей мог бы затянуться, но Айра заявила, что пора бы перейти, наконец, к программе культурного обмена. Фрой язвительно ответил, что программа давно уже готова, а если некоторые (не будем показывать пальцем) этого не заметили, то просто плохо смотрели по сторонам…
Действительно, Фрой и Стрела ощутимо продвинулись в деле взаимного проникновения культур. Октианке понравились фольклорные латиноамериканские ритмы с цветовым сопровождением в холодной области спектра. Террянин выбрал медленные октианские световые этюды, модулированные звуком на низких и средних частотах. Из всего этого был сделан микс, который сейчас и предлагалось оценить зрителям. Для большего эффекта Фрой и Стрела на скорую руку собрали некую конструкцию из динамиков и лазерных сигнальных фонарей, и совместно сочинили под нее драйвер для компа.
— Вы хотите сказать, что этот инженерный кошмар будет работать? – поинтересовалась Айра, окидывая скептическим взглядом жутковатое устройство.
— Сейчас увидишь, — пообещал Фрой и что–то включил.
В поверхность заводи ударили три ослепительных спектрально чистых луча – красный, синий и желтый, рассыпаясь тысячами ярких, как солнце, радуг. По ушам ударил оглушительный вибрирующий вой и скрежет, как будто миллион мартовских котов одновременно высказали свою нежность к избранницам, а миллион гвоздей одновременно процарапали по миллиону стекол. Люди рефлекторно присели, закрыв головы руками, а окты почти свернулись в клубки, доказав, что не совсем утратили навыки своих далеких предков. При этом все что–то сказали, а октианский комп глубоко и надолго задумался над переводом сказанного. Интерпретацией таких лексических конструкций ему до данного момента заниматься не приходилось. Через секунду Стрела догадалась выключить это безобразие, а еще через несколько секунд поступили вызовы с октианского и террянского кораблей – дежурная вахта интересовалась причинами взрыва и наличием пострадавших.
Уяснив ситуацию, дежурные осчастливили комп еще несколькими короткими фразами с все той же лексикой, что позволило, наконец, решить задачу аутентичного перевода. Над переводом люди и окты смеялись еще минут десять. За это время Стрела и Фрой все–таки сумели отрегулировать свою самоделку, и вот тут началось…
Кроме музыки и танцев, в программу для разнообразия были включены игры с мячиком, также на скорую руку изготовленным из фторопластового герметика. Он весил больше двух килограммов, был очень упругим, но далеко не мягким. Примерно такой спортивный снаряд, как оказалось, использовался в древних ритуальных соревнованиях и у террян, и у октов, причем правила были почти одинаковы. На кон поставили сочинение очередного графика–отчета – самое рутинное занятие из возможных, — так что недостатка в азарте не было. Впоследствии капитан Боуз, просматривая запись этого эпизода, удивлялся, что игроки так легко отделались: ни одной сломанной конечности и даже ни одного ушиба внутренних органов.
Проигравшая пара — Фрой и Стрела — устроились на сдутой оболочке метеорологического аэростата, включили переносные терминалы, приступили к сочинению графиков–отчетов. Точнее, приступил Фрой, а Стрела улеглась рядом, демонстративно разбросав в стороны все четыре опорные конечности.
— Зачем делать дважды одну работу? – нахально пояснила она, — я буду тебя вдохновлять, а потом просто передеру твой отчет с помощью переводчика.
Фрой почесал в затылке и, не найдя ничего, что можно противопоставить такой железной логике, подвинул к себе терминал и принялся заполнять формы. Ну, да, обычное дело. У девочек попа круглая, у мальчиков — плоская, догадайтесь, кто пишет отчеты. Примерно через полчаса Фрой сообразил: Стрела выдала фишку, обычную для девчонок из дальней разведки, а он воспринял это, как само собой разумеющееся. Он оглянулся на октианку.
— До меня тоже только сейчас дошло, — сообщила она, как будто прочитав его мысли, — я как–то не подумала, что ты не окт. У меня автоматически так получилось…
Фрой пожал плечами и улыбнулся:
— У меня тоже автоматически.
Стрела приподняла головогрудь и задумчиво подперла клешнями верхний край панциря. Ее глаза синхронно покачались на стебельках.
— Что–то любопытное происходит с нашим восприятием, — констатировала она, — обрати внимание на Осу и Толстяка.
— Обратил. Оса, как обычно, зажигает. Пытается создать новый октианский танец. Толстяк делает вид, будто ей это удается.
— А как ты думаешь, что значат эти сиреневые звездочки у Толстяка на брюшке?
— Не представляю. Жесты мне немного понятны, но игра цвета…
— Зов пола, — сообщила Стрела, — цветовая индикация, доставшаяся нам от предков и слабо контролируемая сознанием. Для октианки это почти приглашение заняться любовью.
— Невероятно интересно, — сказал Фрой, — отметить в отчете?
— Наверное. Только как?
— В графе «наблюдения вне графика» подпункт «особое мнение» указать, что люди и окты субъективно воспринимают друг друга, как расы одного биологического вида. Из–за этого включается инстинкт генного разнообразия — поиск сексуального партнера другой расы.
— …Несмотря на явную репродуктивную несовместимость, — добавила октианка, — это самое интересное: способность воспринимать критерии сексуальной привлекательности другого разумного вида из другой части вселенной.
— Возможно, — согласился Фрой, — только лучше не развивать эту мысль дальше, потому что с этими критериями ничего толком не понятно. Например, мы, все четверо, никаким критериям не соответствуем. Я – слишком худой, Толстяк – слишком толстый, у Осы слишком узкие бедра, а у тебя – слишком плоские пластины спинного панциря.
— Откуда такие глубокие познания об октианских идеалах красоты? – спросила Стрела.
— Из книги вашего ученого.
— А, понятно. Мужчина – это рама и мотор, а женщина – самоходный яйцемет, и сверху у каждого здоровенный биокомпьютер, — Стрела развела клешни на полметра в стороны, показывая воображаемую мощь мыслительной машины сексуального идеала.
— Примерно так, — согласился Фрой.
— Нереалистичный подход, — констатировала октианка.
— Точно! — сказала Айра, незаметно подойдя сзади и шлепнувшись между ними, — Толстяк, греби сюда, тут в отчете про межвидовую эротику пишут. Все мнения уже учтены, только твоего не хватает.
10. Инварианты разума. Бюрократия и молодежь
К моменту, когда выспавшийся Хольм появился в дежурной рубке, культурная программа была в самом разгаре. Запыхавшаяся и, судя по виду, ужасно довольная собой Айра сидела на крыше шатра, и отблески лазерных лучей играли на ее влажной коже. В одной руке у нее был лист с какими–то загогулинами, а в другой – мегафон. Периодически она, перекрывая громкую звенящую музыку, что–то кричала. Фрой, управляя октианским каром, на малой скорости ездил по площадке за обоими октами, как будто с целью кого–нибудь из них задавить. Окты отскакивали, откатывались и оббегали кар по кругу, иногда тыкая в его корпус длинными пластиковыми шестами.
Хольм ткнул на панели значок вызова и строго спросил:
— Оса! Что опять за ерунда здесь творится?
— Это не ерунда, Босс. Это окты показывают древний охотничий танец, имитирующий бой с гигантским хищным трепангом…
Она глянула на схему и крикнула в мегафон:
— Направо четверть и три объезда радиус семь против часовой … Извини, босс, у меня тут нарисована карта траектории трепанга, в смысле, кара, который изображает трепанга, и я командую Флэшу, чтобы он…
— Я уже понял, — перебил капитан, А почему ты опять голая и взмыленная, как лошадь?
— Древний критский танец с быком, — пояснила она, — он описан … назад на семь, и три объезда радиус семь по часовой… еще раз извини, босс. Так вот, танец описан у доктора Ефремова, вот мы и решили…
— Я не заметил, чтобы он там был описан, — снова перебил он.
— Это уже в другой книге, — уточнила девушка, — мы же выбрали книги доктора Ефремова неформальным пособием по контакту, так?
— Речь не шла обо всех его книгах, — возразил Хольм.
— Вправо восьмерка пять на девять… Разве? Значит, мы не так поняли.
— Вот именно. И это уже не первый раз. А кто был быком? Тоже кар?
— Ага. Знаешь, как трудно было через него прыгать? Но, Фрой сказал, что, у меня неплохо получилось… Перпендикулярно такая же восьмерка, и резко стоп в перекрестье… Все, сейчас они его добьют.
— Кого? – не понял капитан.
— Трепанга, — пояснила Айра, — это же охотничий танец.
— А, ну, естественно…
И, правда, трепанг, в смысле кар, был картинно добит двумя синхронными ударами шестов в борта. Фрой и Айра зааплодировали. Почти сразу же за спиной капитана раздался тренькающий сигнал и комп сообщил: «корабль октов запросил связь».
— Подключай, — распорядился Хольм.
— Коллега, тебе понравился этот танец? – спросил Шаман, появляясь на экране.
— Да. Очень захватывающе.
— Именно так, — согласился октианский капитан, — танец, который показала Оса, тоже был захватывающим. В этих древних ритуальных движениях есть что–то особенное…
— Юность цивилизации? – предположил Хольм.
— Возможно, — согласился тот, и, без всякого перехода, добавил, — Мне пришла инструкция с базы. О том, как вести общение – контакт – сотрудничество. Тебе это интересно?
— Да. Очень.
— Тогда я читаю: «Вам рекомендовано–предписано феноменологически исследовать цивилизацию–жизнедеятельность наших партнеров и оказать им помощь–содействие в тех же исследованиях относительно нас. Одобряется и поощряется всякое информативное регламентированное и самоорганизованное общение между индивидами в группах».
Возникла короткая пауза.
— Интересно, они долго думали, прежде чем это сочинить? – произнес Хольм.
— Бюрократия, — констатировал Шаман, — гипертрофированная предусмотрительность. Думаю, ты скоро получишь очень похожую инструкцию.
— Даже не сомневаюсь, — ответил террянин, бросая взгляд на экран наблюдения за лагерем.
Фрой пытался плясать самбу со Стрелой. Она честно старалась адаптировать движения этого танца для своих четырех лап, но не очень в этом преуспевала. Фрой вынужден был совершать чудеса балансировки, чтобы не наступить своей даме на передние опорные лапы. Толстяк и Айра, устроившиеся рядом на сдутой оболочке аэростата, то и дело заливались гомерическим хохотом. Айра смеялась, топала ногами и звонко хлопала ладонями по бедрам, а Толстяк мигал разноцветными полосами на теле, как новогодняя елка, громко щелкал клешнями и скрипел пластинами панциря.
— Интересно, может, они сегодня и до спортивного скалолазания доберутся, — сказал октианский капитан, — азарт присутствует, и скал вокруг достаточно.
— Надеюсь, что нет, — отозвался Хольм, — им надо нормально отдохнуть. Пожалуй, я им сейчас напомню, что завтра по графику выборочное исследование шельфа.
— Предполагаю, что не обязательно опекать молодежь по мелочам, – мягко возразил Шаман, — работа это работа, а как отдыхать, они сами разберутся. Без нас.
Хольм пожал плечами.
— Может, ты и прав… Оп… сообщение. Мне тоже прислали инструкцию. Зачитать?
— Да. Проверим нашу гипотезу.
— Читаю: «Вам надлежит, проявляя максимальное дружелюбие и тактичность, выяснить и описать особенности истории, культуры и социальной коммуникации иных, в объеме, достаточном для построения оптимальной стратегии партнерства. Одновременно следует сообщить иным те же данные о цивилизации Терры, чтобы они также имели достаточно информации для тех же целей. Мы рекомендуем использовать для этого совместную работу и отдых в автономных смешанных коллективах». Как тебе это нравится?
Шаман флегматично покачал глазами в стороны.
— Истинные бюрократы. Считают, что без них мы бы до этого не додумались. Им кажется, будто им со своих сидений лучше видно, чем нашим ребятам здесь. Смешно.
— Смешно, — согласился Хольм, — характер бюрократии, как и характер молодежи, не зависит от числа конечностей. Это еще раз доказывает единство разума во вселенной.
— Афоризм, — заметил окт, — первый афоризм в окрестностях данной планеты.
— Угу, — подтвердил террянин, — найду золото и мрамор и высеку это одним по другому.
Свидетельство о публикации №1709280352