12 декабря. Утро. Микронезия. Остров Косраэ.

«Остров Косраэ: причудливый холм посреди океана, прекрасный оазис диаметром семь миль, на котором есть горы и джунгли, реки и озера, пляжи и коралловые рифы. Если смотреть со спутника, то это зеленое пятнышко, которое можно считать крайней юго-восточной точкой Каролинских островов, или крайней юго-западной — Маршалловых островов, или крайней северо-западной — островов Кирибати. Кроме того, менее, чем в тысяче миль к юго-западу от Косраэ расположены острова Новой Гвинеи. В каком-то смысле, Косраэ — это перекресток Микронезии и Меланезии, и в античную эру на нем процветала загадочная цивилизация, но от нее остались лишь циклопические руины. Потомки народа понапе, создавшего все это, затем впали в апатию, и к моменту моего прибытия на остров, исчезли совсем. Их место заняли, как это часто бывает в истории, деятельные пришлые люди разных рас, вместе называющие себя канаками — понапе».

Так выглядел первый абзац книги с длинным названием: «Правдивая повесть Джеффри Галлвейта, эсквайра из Сиднея, о пребывании в стране канаков». Книга была пока еще только начата, в ней сейчас насчитывалось страниц сорок. Кто-то из «северокорейских комсомольцев» посчитал, что если Джереми реально отсидит на каторге 10 лет, то при постоянной скорости творчества, эта «повесть» превзойдет в объеме киргизский эпос «Манас» (по данным ЮНЕСКО — самое объемное эпическое произведение в мире). Но, сочинение «повести» было лишь одним из многочисленных занятий советника МИД Австралии на меганезийской каторге. Основным его занятием (теоретически, согласно приговору суда), являлась работа на овцекроликовом ранчо, входившем в корейский аграрный кооператив. Овцекролики, завезенные полгода назад германскими неохиппи, играли важную роль в хозяйстве, и Джеффри Галлвейт изложил эту ситуацию так:

«Говорят, что овцекролик был выведен не так давно в Италии путем GM-селекции для лабораторных целей. Его название соответствует его внешности: он похож на кролика размером с овцу. Размножаются эти существа быстрее, чем даже кролики, и их можно сравнить с леммингами, орды которых порой затопляют сайберскую тундру. Законы цивилизованного мира запрещают разведение таких существ, ведь возможны ужасные последствия, как после завоза кроликов в Австралию в XIX веке. Но, в стране канаков цивилизованные законы зачеркнуты языческой религией Tiki, а местные вожди — ariki поощряют фермеров к разведению самого плодовитого домашнего скота, поскольку в условиях маленького острова трудно иначе обеспечить население мясом и молоком».

Доение овцекрольчихи представляло собой нетривиальную задачу, о чем в «повести» Галлвейта было рассказано достаточно подробно:

«Моими товарищами по каторге в самом начале стали несколько филиппинцев, взятых полицией за пьяную поножовщину по какому-то поводу. Это филиппинцы, которые, в основном, занимаются на острове строительным ремонтом и домашним фермерством, держат коз и умеют их доить. Но, они не знали, как подступиться к такому странному созданию, как овцекрольчиха, у которой отсутствует вымя, а просто торчит шесть пар набухших сосков. Мне было проще, поскольку я не имел опыта фермерства вообще, и привычные приемы этого ремесла не довлели надо мной. Я внимательно выслушал все объяснения мастера-фермера, германца-хиппи, разобрался в устройстве специальной доильной машины, а затем (под руководством мастера) попробовал провести дойку. С первого раза мне это не удалось, но, поддерживаемый доброжелательностью молодого германца, и своей уверенностью, что доильное ремесло доступно любому человеку с достаточным интеллектом и уравновешенностью, я научился этому всего за два дня. В последующие дни я нашел своего рода взаимопонимание с необычными животными, и теперь уже сам чувствовал, какие приемы следует применять, благодаря чему достиг результатов по овцекроликовым надоям не меньше, чем у моего учителя — хиппи».

В это утро 12 декабря Джеффри Галлвейт, проводя очередное доение, заподозрил, что овцекрольчиха Миранда не совсем в порядке, и тут же пригласил ветеринара с фермы германских неохиппи. Доктор Хеланика, типичная представительница своей команды, колоритная крепкая девушка с каштановыми волосами и синими глазами, одетая, по традиции, в две узорчатые повязки (набедренную и головную), и в стетоскоп (в данном случае можно было считать стетоскоп элементом одежды), прибыла без промедления. Разложив медицинский чемоданчик, она четверть часа обследовала овцекрольчиху с помощью японского электронного анализатора, и сделала вывод:

- Знаешь, Джеффри, по-моему, с ней все ОК.

- Извини, Хеланика, но я уверен, что Миранда слишком нервничает.

- Ну, она может нервничать по всяким поводам, это ведь не заболевание.

- Хеланика, еще раз извини, но Миранда СЛИШКОМ нервничает. Проверь еще раз.

- Что именно проверить, Джеффри?

- Я не медик, но, поскольку речь идет о нервах, быть может, энцефалография…

- Энцефалография овцекрольчихе? — искренне удивилась германка-неохиппи.

- Да, а что тебя смущает? Ведь у овцекроликов есть мозг, не так ли?

- Хэх… Конечно, Джеффри, мозг у них есть. Но как анализировать энцефалограмму? В инструкциях нет ничего о нормальных и аномальных нейроритмах у овец и кроликов.

- Хеланика, ты профессионал, у тебя светлая голова, я уверен, ты сможешь разобраться. Вспомни, пожалуйста: был ли хоть один случай, чтобы я поднял тревогу без повода?

- Не было, — сказала она, — ОК, Джеффри, я прокачу Миранду в клинику и гляну, что там получится на энцефалографе. Помоги связать ей лапы….

…Через пару минут, Хеланика уехала, увозя подозрительно-нервную овцекрольчиху в коляске своего мотороллера. А Галлвейт собрался было почитать «Australian Financial Review», но его отвлекла небольшая компания знакомых филиппинцев, появившаяся с противоположной стороны ограды ранчо.

- Мистер Джеффри! Доброе утро!

- Доброе утро, леди и джентльмены. Что-нибудь случилось?

- Да, да, мистер Джеффри. Очень нужна твоя помощь!

- Минутку. Я предлагаю вам сначала объяснить: что именно случилось?

- Суд запретил Рождество, вот что! Мистер Джеффри, это же неправильно!

- Не надо нервничать, — сказал бывший советник МИД Австралии, — скажите, какой суд установил этот запрет, и в какой форме?

- Локальный суд Восточного берега Косраэ, вот какой! А в формах мы не понимаем, и просим помощи, мистер Джеффри. Ты католик, и мы католики, надо держаться вместе!

- Ладно, я сейчас предупрежу Чхве Чо-Унга, переоденусь и выйду, — сказал Галлвейт.

…

Это же время. Верфь Саммерс. Ангар технического контроля готовых изделий.

Если смотреть с высоты птичьего полета на восточный берег Косраэ у лагуны Лелу, то никакая верфь не наблюдалась. Вот, корейская ферма — другое дело. Среди природного ландшафта видны аккуратные поля, поднимающиеся ступеньками от берега. По полям медленно движутся агротехнические комбайны. На берегу лагуны — группа 4-этажных кубических домов, и мини-порт. Рядом в лагуне — огромное бурое пятно, огороженное плавучими трубами. Это планктонная ферма (плафер), главный источник комбикорма, топливного спирта и еще множества всякой всячины. Южнее корейской фермы можно угадать, где тут ферма неохиппи. Она выглядит, как природный ландшафт, но другой, преобразованный мягким экологическим дизайном. К фермам примыкает поселок, его разнообразные домики разбросаны по берегу и по зеленым склонам, и связаны нитями грунтовых дорог с несколькими площадями, где еще осталась колониальная застройка. Вопрос: а где же верфь Саммерс? Не зная ответ заранее, ее вряд ли увидишь с воздуха, настолько продуманно она вписана в заброшенную северную часть старого поселка, у выезда на древнюю дамбу, ведущую на восток к мелким островкам барьера лагуны.

Сейчас около этой дамбы (как могло показаться, опять же, с высоты птичьего полета) проходило небольшое авиа-шоу. Однотипные легкомоторные винтокрылые машины взлетали с воды, выполняли несколько фигур базового пилотажа, и возвращались на исходную точку. Ничего особенного, странно только, что это монотонное движение по замкнутым коротким маршрутам, привлекает каких-то зрителей. Скучно же…

Чтобы понять смысл происходящего, надо было заранее знать, что машины, которые участвуют в «авиа-шоу», незаметно меняются. С верфи подвозятся все новые и новые образцы, а после полета одни (выполнившие полет без проблем) грузятся на (якобы) траулеры-катамараны, другие (в чем-то проблемные) возвращаются на верфь. Там, в ангаре-куполе (похожем на титанический шатер, и замаскированном сеткой расцветки «джунгли»), расположилась комиссия в составе экс-консула Улата Вука Махно, штаб-капитана Джона Корвина Саммерса и магистра физики Кео-Ми — локальной судьи по рейтингу Восточного берега. Два персонажа были креолами примерно 35 лет, а третья — полинезийкой примерно 30 лет. «Проблемные» винтокрылые машины исследовались на полуавтоматическом стенде, и вырисовывался вывод, который был озвучен Корвином:

- Короче так, коллеги: даже легкую боевую технику нельзя собирать в такой спешке.

- …Тем более, — добавила Кео-Ми, — если сегодня ночью будет боевой вылет.

- А по-моему, — возразил Махно, — мы идем правильным путем. Да, с учетом разумной придирчивости команды Корвина, треть машин условно-отбракована. Но, две трети не вызывают нареканий. Это девяносто единиц. А нам достаточно даже семидесяти.

- Ни хрена себе! — возмутился Корвин, — Это как в Японии в 1944 году. Давайте строить самолеты через жопу, лишь бы быстро. Построили 50 тысяч самолетов, из них 30 тысяч взлетели, а остальные только до свалки на буксире доехали, там и остались.

- Что ты завелся, а? — спросил экс-консул.

- Просто обидно, — пояснил штаб-капитан, — столько работы киту под хвост.

- Корвин, у тебя некорректная аналогия, — заметила Кео-Ми, — прикинь: если бы Япония выиграла войну, то эти 20 тысяч бракованных самолетов были бы потом переделаны до нормальной летной кондиции. Мы выиграем войну, и ты с командой без спешки потом приведешь в порядок три десятка нестроевых виропланов. Еще скажи, что я неправа.

- Не скажу. Ты судья, поэтому…

- Вот, ты хитрый какой! — воскликнула она, хотела что-то добавить, но в это момент ее коммуникатор прочирикал: «любимая хозяйка, тебе SMS по судебной теме».

Кео-Ми взмахнула ладонью в жесте со смыслом «извините, я отвлекусь», и пробежала глазами короткий текст на экране.

- Блин! Опять про это долбанное католическое Рождество!

- Опять филиппинский викарий? — спросил Махно.

- Нет, — судья-магистр махнула рукой, — теперь этот австралийский умник с каторги. Я обалдеваю! Будто нам тут делать нечего, кроме как спорить про их Рождество.

- А в чем проблема-то? — полюбопытствовал Корвин.

- Никаких проблем. Я запретила им устраивать эту херню в общественных местах. Ну, реально: им сдали в аренду один конфискованный храм, в хорошем состоянии, и даже разрешили там строить эту монструозную многоствольную дудку.

- Орган, — уточнил Махно.

- Сама знаю, — буркнула она, — короче: у них есть храм, и пусть там собираются, но не устраивают уличную пропаганду неоколониалистской идеологии.

- Подожди, Кео-Ми, при чем тут пропаганда… — начал Корвин.

- При том! — перебила судья, — Ты директиву судьи Малколма от 17 сентября знаешь?

Штаб-капитан и руководитель «Summers Warf» утвердительно кивнул.

- Знаю. Даже наизусть помню. «На территории и в акватории Меганезии запрещается распространение и демонстрация политических и религиозных убеждений, требующих ограничить свободу жителей сверх ограничений, записанных в Великой Хартии или следующих из нее».

- Тогда, что ты спрашиваешь, если знаешь?

- Я потому спрашиваю, что Рождество, это не пропаганда, а просто фестиваль.

- Ага, как же! — огрызнулась она, — Вот увидишь: если я разрешу фестиваль, то вслед за фонариками и елкой появится викарий и начнет рассказывать про своего евро-бога. И придется расстрелять его на хер. Что, хороший получится праздник?

- Подожди, Кео-Ми, если так, то просто запрети ему проповедовать, а фонарики, елка, подарки пусть будут. Ну, реально, что в этом плохого-то?

- Корвин, прикинь: чтобы сформулировать корректный запрет, мне надо все бросить, и заниматься этой херней. Фонарики, елка и подарки у нас с 22 декабря до 17 февраля, от языческого Солнцеворота до китайского Праздника фонариков. Что мешает католикам праздновать по-человечески, вместе со всеми, без выпячивания своей религии?

- Минутку, Кео-Ми, — вмешался Махно, — по-твоему, запрещать сверх Хартии, это как?

- Да, это криво, — сказала она, — но это лучше, чем устроить репрессии под Новый год.

- Лучше, — ответил экс-консул, — делать по Хартии и по-человечески. Смотри: у каждой религии есть свой новогодний праздник. Не просто в каком-то интервале, а свой.

Судья-магистр глубоко вдохнула и громко выдохнула.

- Ладно, Махно. Я хотела по-человечески, но придется по-свински. По 40-му артикулу Великой Хартии, локальный судья может назначить компетентного арбитра…

- …Ты на меня так не смотри, у меня вечером боевой вылет, — перебил он, — эскадрон «Фарабундо» стартует с Западного берега в 19:30, ты же знаешь.

- А мне вообще в 18:15 вылетать, — добавил Корвин.

- Ага! — она потерла руки, — Как дошло до конкретики, так у всех тоже дела. E-oe?

- …Но, — продолжил Корвин, — я могу предложить кандидатуру арбитра.

- Ну, валяй, предлагай.

- Вот, я предлагаю арбитра: профессор Найджел Эйк, канадец, гость моего fare.

- Хэх… — задумчиво произнесла судья, — …Профессор Эйк, основатель религии твоих компаньонок — кйоккенмоддингеров, я правильно поняла?

- Ну, по ходу, Найджел считает себя не основателем, а только исследователем.

- Ну, — в тон ему заметила она, — по ходу, три твои компаньонки считают иначе.

- У каждого свое мнение, — ответил штаб-капитан, — так или иначе, это, на мой взгляд, адекватная кандидатура арбитра

Махно посмотрел на боевого товарища с некоторым удивлением.

- Слушай, Корвин, ясно, что проф Найджел, это умнейший дядька, но он же ненавидит христианство, он при мне говорил, что библия для человечества хуже чумы.

- Да, он так говорил, и тем не менее, лично я доверяю его объективности.

- Короче, — резюмировала Кео-Ми, — если проф Найджел Эйк согласен, то я назначаю его арбитром по выяснению допустимых рамок католического Рождества. Теперь перекур 10 минут. Корвин, за это время объясни профу, что к чему. А я попрошу Пак Ганг, судью по жребию, чтобы она участвовала в арбитраже, как полагается по Хартии. И продолжим по графику. У нас, типа, война, это в данный момент важнее, чем фонарики и елочки.

…

Небольшой отель «Nautilus Inn» с пляжем и с симпатичным рестораном у открытого бассейна до января этого года принадлежал компании «Tropicana Travel», Гонолулу, а после взятия Микронезии под контроль Народным флотом был поделен на паи между фондом развития Гавайики, локальным комиссариатом, и трудовым коллективом. Этот коллектив, весь состоящий из гастарбайтеров — филиппинцев остался без изменений. А ресторанчик получил имя: паб «Наутилус», и стал обычным местом деловых встреч на восточном берегу. Исходя из этого нового обычая, профессор Найджел Эйк предложил викарию Седоро Маркато, каторжнику Джеффри Галлвейту, и судье по жребию Пак Ганг собраться в этом пабе для обсуждения «рождественской проблемы»…

…Профессор Эйк был в молодости учеником Корлисса Ламонта, основателя школы натуралистического гуманизма, а перешагнув 70-летний рубеж, стал основателем новой ветви этой философско-этической школы. Внешне он напоминал толстенького гнома из любительского спектакля по Толкиену, только одет был по-современному, без затей в джинсовые шорты и лимонную футболку с эмблемой университета Конкордия.

Викарий Седоро Маркато не отличался от обычного преуспевающего провинциального филиппинца средних лет, и носил несколько старомодные брюки и белую рубашку.

Бывший сотрудник австралийского МИД Джеффри Галлвейт выглядел элегантно, как аристократ викторианской эпохи на пленере (даром, что одет был, как фермер).

Судья Пак Ганг, этническая кореянка с острова Чеджу, загорелая, плотно сложенная и круглолицая, с простой открытой улыбкой и будто, смеющимися янтарными глазами, выделялась из этой компании юным возрастом: чуть более 20 лет, а ее одежда состояла только из свободной куртки от тонкого кимоно, обернутой шнуром — поясом.

Найджел Эйк незаметно наблюдал за молодой судьей с предельным интересом: сейчас разворачивался социальный эксперимент, будто нарочно поставленный судьбой, чтобы подтвердить или опровергнуть «Четыре этических постулатов Ламонта»…

- Ну… — произнесла Пак Ганг, — …Викарий Седоро. У вас протест, так?

- Да, судья. Но, смысл протеста лучше изложит мистер Галлвейт.

- ОК, тогда давайте послушаем мистера Галлвейта.

- Судья! — начал бывший советник МИД Австралии, — Запретить добрый и политически нейтральный праздник, это, все-таки, ошибка. В мире Рождество празднуют не только христиане, но и приверженцы многих других религий, и многие нерелигиозные люди.

- Празднуйте дома или в своем храме, — лаконично ответила судья.

- Но, судья, Хэллоуин, например, праздновался вечером 31 октября на улице.

- Не Хэллоуин, а Самайн, — поправила она, — и разницу уже дважды объясняли викарию: сначала — судья по рейтингу Рэми Грэппи из Западного авиагородка, а потом — судья по рейтингу Кео-Ми с нашего берега. Хэллоуин — христианский, а Самайн — языческий.

- Простите, судья, но разве быть христианами запрещено Хартией?

- Не запрещено, мистер Галлвейт.

- Тогда, скажите судья: почему такая дискриминация, причем не только взрослых, но и детей? Вы ведь мать, я знаю, у вас двухгодовалая дочка, она любит праздники. И дети христиан тоже любят праздники. За что вы их наказываете?

- Это уже вопрос к арбитру, — спокойно сказала Пак Ганг, и повернулась к профессору Найджелу Эйку.

Он медленно кивнул и произнес:

- Сейчас я объясню некоторые вещи, но придется начать с истории. Вы разрешаете?

- Да, проф Найджел. Объясняйте, как сочтете нужным.

- Так вот, судья. Все началось в середине XIX века, когда на архипелаги Океании было привезено христианство. Факты таковы, что оно насаждалось силой и обманом. Нет ни одного островка, где жители приняли христианство по своей воле. И далее, на каждом островке миссионеры уничтожали природную религию жителей, вместе с фольклором, мифологией, и естественными бытовыми обычаями, сформированными за много веков хозяйствования в здешних условиях. Мореходное ремесло было развито так, что сейчас создатели яхт заимствуют схемы проа древних туземцев. Но туземцы Косраэ и других ключевых островов, утратили умения предков, включая умение прокормить себя. Они, разложенные христианством, доживали, питаясь привозными «бомж — пакетами», и со смирением принимали болезни, возникающие от такой диеты. Теперь они исчезли.

- Простите, профессор, — возразил Джеффри Галлвейт, — но вы преувеличиваете. Я вижу туземцев каждый день. Их немного, но это вполне здоровые молодые люди.

Найджел Эйк грустно улыбнулся и покачал головой.

- Эти ребята нездешние, они переселились сюда с тех дальних юго-западных атоллов, которые, из-за дисперсности и отдаленности от крупных островов, избежали шоковой христианизации. Вы так к месту сказали об этих туземцах. Они — контрольная группа, показывающая, что в отсутствии христианства не было деградации. Все очень просто.

- Профессор! — вмешался викарий, — Вы сейчас обвиняете христианство во всех грехах колониализма, от которого пострадали и мы, филиппинцы. Это несправедливо!

- Смотря, что называть христианством, — сказал канадский профессор, — вот вы, мистер Седоро, что называете христианством?

- Католическое христианство, — сказал викарий, — есть вера, в основе которой жизнь и учение Иисуса Христа — Мессии, Сына Божьего и Спасителя человечества.

- Спасителя, спасающего кого и от чего? — задал следующий вопрос профессор Эйк.

- Спасающего людей от греха и его последствий: смерти и ада, — пояснил викарий.

- Вот, мистер Седоро, мы добрались до греха, последствия которого — смерть. Так?

- Да, мистер Эйк, мы, католики, в это верим.

- Замечательно! А теперь, конкретизируйте, пожалуйста: что является грехом?

Викарий явно смутился, и неосознанно сжал ладони в молитвенном жесте.

- Мы, католики, понимаем грех духовно. А среди действий в материальном мире мы считаем грехом лишь то, что осуждается общим гражданским законом.

- Неужели? — канадский профессор удивленно поднял брови, — Разве ваша церковь не считает грехами колдовство, и внебрачный секс? Что если мы откроем катехизис?

- Это сложный вопрос, — тихо сказал викарий, — и церковь проявляет тут гибкость.

- Неужели? — снова спросил Эйк, не скрывая сарказма.

- Простите, — встрял Джеффри Галлвейт, — но мне кажется, что придавать религиозным предписаниям буквальный смысл, это не совсем правильный метод.

- Вы перешли к мусульманским уловкам, мистер дипломат? — еще более саркастически поинтересовался Найджел Эйк.

- Мы говорим о католицизме, — напомнил бывший советник австралийского МИД.

Канадский профессор понимающе кивнул.

- Да, спасибо, что напомнили. Но уловка мусульманская. Однажды на круглом столе, в телестудии Торонто я указал, что в мечетях проповедуют терроризм. Некий мулла мне ответил, что призывы к джихаду нельзя понимать буквально, что имеется в виду лишь борьба с грехом в духовном мире, и что термин «шахид» не имеет отношения к «поясу шахида» — взрывному устройству для террористов-самоубийц. Но, есть древняя мудрая пословица: если животное выглядит, как собака, и лает, как собака, то это — собака. Мы рассуждаем здесь о каких-то теологических абстракциях, а все библейские идеологии — иудаистская, христианская, исламская — просты и конкретны: подчиняйся распорядку, установленному церковью, убивай грешников, грабь неверных, отдавай долю церкви. Откройте «Библию» или «Коран», там все это написано, с примерами применения.

- О! Совершенно справедливо, профессор Эйк! С примерами применения! — и Джеффри Галлвейт повернулся к Пак Ганг, — Судья, вы не напомните мне гимн Меганезии?

- «Let my people go», — ответила она.

Галлвейт встал и церемонно поклонился.

- Большое спасибо, судья. Разумеется: «Let my people go»! Последняя песня молодой и прекрасной королевы Лаонируа, которую западня пресса объявила самозванкой, но мы считаем ее последней из прямых потомков Мауна-Оро, великого короля канаков, того, который объединил Гавайику в античную эпоху, когда в Европе шла Троянская война.

- Мы считаем? — переспросил Найджел Эйк.

- Да, профессор, представьте, я тоже считаю ее настоящей королевой, потому что она совершила королевский поступок. В октябре прошлого года, в Лантоне на Тинтунге, королева Лаонируа вышла на площадь с этой песней — призывом к свободе для своего народа: «Let my people go»! Минутой позже, выстрел британского карателя прервал ее жизнь, но это стало последней каплей, и на следующий день Алюминиевая революция разгромила колониалистов на Тинтунге, а через пару дней — на всем Архипелаге Кука.

Сделав короткую паузу, бывший советник МИД Австралии извлек из кармана листок золотой фольги: весовой эквивалент 20 фунтов алюминия, и поднял листок так, чтобы солнечные лучи походили через отпечатанное изображение в центре листка. На месте печати фольга была совсем тонкой, и свет проходил насквозь, как через изумрудный светофильтр (таково свойство пленок из чистого золота).

- …Профессор Эйк, вы очень верно отметили, что в библии все написано с примерами применения. Слова: «Let my people go» на золотом листке под изображением королевы Лаонируа, это из библейской книги Исход, глава 7: «The Lord spoke unto Moses, go unto Pharaoh, and say unto him, thus saith the Lord, Let my people go». На основе этих слов из библии в США в XIX веке построен негритянский спиричуэл, ставший теперь гимном Меганезии. Как сообщает эта глава, народ Израиля был в рабстве у фараона, и Господь приказал Моисею идти к фараону с требованием: «отпусти народ мой».

- Зачем этот экскурс в историю? — поинтересовался канадский профессор, — Да, многие тексты стихов и песен написаны на библейские сюжеты, ну и что?

- Но, — заметил Галлвейт, — вы уже не столь категоричны в утверждении об абсолютной вредоносности библейских сюжетов, не так ли, профессор?

- Я не говорил об их абсолютной вредоносности. Хорошие стихи можно создать, даже базируясь на сюжетах из мемуаров Джека Потрошителя. Вопрос только в том, каковы стремления автора и усредненные стремления общества, в которое включен автор.

Галлвейт развел руки в стороны.

- Мы добрались до волшебного ключика. Стремления общества. Каковы они, таковы и результаты воздействия любой книги, любой религии, и любого праздника. И теперь я повторю вопрос, с которого был начат разговор. Леди судья, дети христиан тоже любят праздники. За что вы их наказываете?

- Не торопитесь, — спокойно ответила Пак Ганг, — я сделаю выводы, только когда арбитр выскажет свое предложение.

- Судья, — произнес Найджел Эйк, — мне кажется, надо пригласить к разговору вот этого джентльмена. Ему явно есть, что сказать.

Упомянутый джентльмен, крупный плотно сложенный, полчаса, как устроился на краю бассейна с бутылкой портера. Это был характерный хиппи лет примерно 40, с бородой в форме лопаты и шевелюрой с вплетенной цепочкой блестящего бисера, стильно одетый в серую тунику первобытного фасона.

- Это хорошая мысль, — сказала судья, и помахала ладошкой, — Геллер! Алло! Ты же не откажешься составить нам компанию, правда?

- Не откажусь, если меня пригласят, — прогудел хиппи.

- Я тебя приглашаю, — пояснила Пак Ганг.

- Ну, если у тебя найдется еще портер, то я с удовольствием, — сказал он, и потряс свою бутылку, демонстрируя, что там осталась, разве что, пара капель.

- Aita pe-a, — подтвердила она, снова помахала ладошкой уже в другом направлении, и крикнула, — Диосо! Пожалуйста! Притащи бутылку портера!

Молодой парень, официант филиппинец кивнул, изобразил взмах руками, поясняя, что бутылка портера появится со скоростью летящей птицы, и пошел к бару.

…

Геллер, как и полагается настоящему германскому хиппи (точнее неохиппи) для начала отметил свое появление за столом несколькими нетактичными высказываниями:

- Что, твое преосвященство? — обратился он к филиппинскому викарию, — Для здешних реалий маловато будет риторики с Манильской кафедры теологии? Пришлось звать на помощь магистра международного права с овцекроликовой фермы, точно?

- Ну тебя совсем, — буркнул Седоро Маркато.

- У меня встречный вопрос, инженер Геллер, — сказал Джеффри Галлвейт, — тебе еще не надоело маскировать свой интеллект артистически-недостоверными манерами пьяного ландскнехта из второсортного псевдоисторического кино?

- Так ты и в кинокритике разбираешься? — съязвил Геллер, — Ну прямо многостаночник, stahanovets, как говорили в Восточном блоке эпохи Первой Холодной войны!

- А ты стал историком-лингвистом? — ядовито осведомился бывший дипломат.

- Хэй мужчины! — прервала их судья, постучав чайной ложкой по чашке, — мы тут, типа, собрались по делу, а не для балагана, если вы поняли, о чем я.

- Да, мэм, — ответил Галлвейт, и поднял руки в знак того, что прекратил пикировку.

- Твой портер, — сказал подошедший официант, и поставил перед Геллером бутылку.

- Mauru-roa, дружище Диосо, ты стремителен, как brandersnatch.

- Как что?

- Не «что», а «кто». Хищник такой, из «Охоты на Снарка» Льюиса Кэрролла.

- Ух, Геллер, где ты только откапываешь всех этих монстров, — пробурчал официант и удалился в задумчивости, то ли это был комплимент, то ли грубоватая шутка.

Судья Пак Ганг снова постучала чайной ложкой по чашке.

- Геллер, ты, конечно, все слышал оттуда, где пил первую бутылку. E-oe?

- E-o, — сказал неохиппи, — и знаешь, что я думаю?

- Пока не знаю. Скажи.

- Я думаю, Ганг, что тут сказана умная вещь: каковы стремления общества, таково и воздействие слов, символов, и образов. Но откуда берутся стремления общества? Они сложены из стремлений людей, а стремления людей не растут на пальмах как кокосы. Видишь: у канадского философа загорелись глаза. Он-то знает ответ.

- Я не знаю точного ответа, — возразил Найджел Эйк, — и, вряд ли кто-нибудь знает. Но, психологи обычно говорят, что основа стремления человека закладывается в детстве, примерно до возраста 7 лет. Дальше, до возраста 15 лет, эти стремления формируются. Следующий этап уже может длиться полжизни, но, как правило, стремления остаются неизменными, и лишь уточняются по мере накопления опыта.

- Проф Найджел, — негромко произнесла Пак Ганг, — не потому ли мистер Галлвейт так настойчиво говорил о празднике католического Рождества для детей?

Найджел Эйк неопределенно пожал плечами.

- Может быть.

- Может быть, — эхом отозвалась судья, и повернулась к австралийцу, — чья была идея напирать на праздник для детей, мистер Галлвейт?

- Судья, это был один из аргументов в пользу позиции, которую я отстаиваю.

- Мистер Галлвейт, я повторяю вопрос: чья это была идея?

- Простите, судья, но у меня есть принципы…

- Ну, и оставайтесь со своими принципами, мне уже все ясно! — резко оборвала она, и повернулась к викарию, — это была ваша идея, да?

- Это идея Христа, — возразил Седаро, — в Евангелиях об этом сказано: «пустите детей приходить ко Мне, и не препятствуйте им, ибо таких, как они, есть Царствие Божье».

- В Евангелиях сказано, — произнесла она, и повернулась к Эйку, — арбитр! Сейчас мне необходим ваш совет. Давайте отойдем в сторону на несколько минут.

Канадец кивнул, и они вдвоем пошли к пляжу, к полосе, где волны с тихим шуршанием накатывались на белый с коричневым оттенком тонкий песок.

- Вот вопрос, — тихо сказала судья, — как выполнить Хартию, но не испортить праздник?

- Пак Ганг, — так же тихо ответил Эйк, — правильно ли я понимаю, что ситуация с детьми подозрительна и, возможно, нарушает Хартию?

- Правильно, — подтвердила она, — в католицизме есть догмат о грехе, запрет многого, не запрещенного Хартией. Значит, по директиве судьи Малколма, пропаганда католицизма должна пресекаться ВМГС. Но, есть католические священники, которые, как выразился викарий Седоро, «проявляют гибкость» и, как бы, не нарушают. Только вот дети…

- Я понимаю, — откликнулся канадский профессор, — дети дошкольного возраста могут воспринять любую проповедь или буквально, или как сказку. Но рассуждения о грехе не выглядят, как сказка, значит, воспринимаются только буквально. И выходит…

- …Да, — молодая кореянка кивнула, — это самое и выходит, сен профессор.

- В таком случае, — сказал он, — я вижу только один путь решения этой проблемы.

- Pyeondobangbeob, — задумчиво отозвалась она.

- Что? — переспросил Найджел Эйк.

- Это по-корейски, сен профессор. Один путь — уже что-то. Расскажите мне.

…

Через несколько минут судья и профессор вернулись за стол, и судья, очень тщательно подбирая слова, обратилась к викарию.

- Седоро, вы говорили, что католики понимают грех духовно, а среди простых действий считают грехом только то, что запрещено законом страны пребывания. Это так?

- Да, в общих чертах, это так, хотя это сложный теологический вопрос.

- Мне не понять сложный теологический вопрос, — сказала она, — и вашим прихожанам, видимо, не понять сложный теологический вопрос, но вы как-то объясняете им. E-oe?

- Да, я объясняю прихожанам упрощенно. Это допускается принципами церкви.

- Вы объясняете им в общих чертах, как я цитировала в начале? — уточнила Пак Ганг.

- Можно сказать, что так, — слегка уклончиво ответил викарий, подозревая, что все эти уточняющие вопросы задаются не спроста.

- Очень хорошо! — заключила судья, — А вы готовы повторить это на проповеди перед прихожанами на католическом рождественском фестивале, который будет разрешен?

- Что — это?

- Ваши слова, Седоро, о том, как католики должны понимать грех.

- Послушайте, — тут викарий развел руками, — я привык сам составлять свои проповеди.

- Нам вы говорите одно, а прихожанам другое? — спокойно спросила кореянка.

- Нет, судья, но форма изложения для прихожан и для внешних несколько отличается.

- Хорошо, Седоро. Пусть форма отличается. Но, две мысли должны прозвучать ясно и однозначно, без уверток… — кореянка подняла правую руку, сжатую в кулак, и резким движением выпрямила указательный палец, — …Первая мысль: избегание греха это не запрет что-то делать в простом материальном мире. Это что-то духовное, и к простой повседневной жизни отношения не имеет.

Кореянка сделала паузу, и щелчком выпрямила средний палец, так что получился жест «Victory!», после чего договорила:

- И вторая мысль. Этический долг католика в материальных делах соблюдать Великую Хартию Меганезии. Соблюдать без всяких оговорок и исключений. Это понятно?

- Этический долг? — изумленно переспросил викарий.

- Да, — судья кивнула, — этический долг, а не подчинение вооруженной власти foa. Долг совести, кажется, так говорят у христиан.

- Но, — осторожно возразил он, — совесть человека — это его внутреннее дело, разве нет?

- Слушайте меня, викарий! — холодно проговорила Пак Ганг, и ее круглое милое лицо с немного прищуренными, будто смеющимися янтарными глазами, вдруг застыло, став похожим на бронзовую маску некого жуткого ацтекского божества, — Слушайте очень внимательно! Я родилась на острове Чеджу, что у южных берегов Кореи, и запомнила рассказы прабабушки о том, что было, когда ваши единоверцы-католики набрали силу в Сеуле. Прабабушка тогда была школьницей, и время «уничтожения коммунистической заразы» в 1950-м погибли ее родители, и был сожжен ее поселок. Она и еще несколько детей почти год пряталась в старом сарае, и видели, как солдаты по приказу офицеров-католиков, убивают людей выстрелами в затылок, сбрасывают в ров и закапывают. Так погибла каждая седьмая семья на Чеджу, и сгорело две трети деревень. А когда я была маленькой, католик-президент запретил праздник Лотосовых Фонариков. Когда детей лишают праздника, это очень грустно. И вот что: когда прабабушка была молодой, на острове Чеджу было 15 тысяч хенйо. Теперь — ни одной. Вижу: вы не знаете, что такое «хенйо». Это женщина моря, ныряльщица за моллюсками. Не профессия, не бизнес, не религия, а нечто большее, появившееся на Чеджу раньше, чем началась история. Наше ремесло — это наша жизнь, и мы язычницы по факту своего образа жизни. Мне повезло: я вовремя поняла, что надо уезжать. Не получится у меня жизнь на родине. Вы, служитель католического бога, понимаете, что я сейчас чувствую, и чего желаю?

Викарий вздохнул и снова сложил ладони в молитвенном жесте.

- Судья, поверьте, мне жаль, что все это произошло, но разве вам станет легче, если вы отомстите совсем другим, невиновным людям только потому, что они тоже католики?

- Вы так ничего и не поняли, викарий. У вас в голове ваш христианский бог, который мстит всем неверным до четвертого поколения, как сказано у вас в книжке-библии. Я вообще не знаю, можете ли вы понять нормальных людей. Разве что, профессор Эйк, у которого большой опыт и знания, сумеет вам объяснить. Так что слушайте без всяких объяснений. Ваши прихожане могут праздновать Рождество в общественных местах, а проповедь, с которой вы выступите, должна содержать то, что я вам назвала. Теперь я ухожу, поскольку моя дочка скучает, и я прошу арбитра помочь вам разобраться, как написать эту проповедь, чтобы ваша община не исчезла. Этот вариант поддержали все локальные судьи, так что решение окончательное. Счастливого дня.

Пак Ганг встала из-за стола, коротко поклонилась, развернулась и пошла по дорожке к замаскированной верфи Саммерс. Неохиппи Геллер проводил ее взглядом, потом тихо хмыкнул, сделала изрядный глоток портера из бутылки, и обратился к викарию:

- Ну, что, твое святейшество получило свой праздник в веселенькой обертке?

- Не стыдно тебе издеваться над моей бедой? — хмуро спросил викарий.

- А какая беда, Седоро? Твои прихожане получили праздник, все классно, они попоют, попляшут, повеселятся. Никто им не запрещает петь песенки про то, как две с лишним тысячи лет назад у Девы Марии от Бога родился сын, хороший парень Иисус, который замечательно всех любит. Это не беда, а счастье, если я что-то понимаю в ходе жизни.

- Геллер, ты хотя бы понимаешь, что мне приказали произнести в проповеди?

- Понимаю, я же не идиот. Тебе приказали заявить об искренней лояльности к Хартии. Между прочим, это справедливо. Или ты реально не уловил мысль судьи Пак Ганг?

- Какую именно мысль, Геллер?

- Мысль, что никто тут не намерен мстить католикам, потому что эта месть была бы не кавайной по Хартии, по метарелигии Tiki, и по всему тому, за что воевали foa.

- Метарелигия? — переспросил Джеффри Галлвэйт, — Что означает этот термин?

- Это не ко мне, — ответил Геллер, — вот, профессор Эйк, он тут главный по философии.

- По-моему, Геллер, — откликнулся Найджел Эйк, — вам просто лень объяснять.

- Да, признаюсь, мне лень. Вот такой я нехороший дядька.

70-летний канадский профессор пожал плечами.

- Ладно, раз так, то придется мне взять на себя это объяснение. Метарелигия — термин философской школы турбореализма, означающий равноценность всех метафизических сущностей. Человеческие или нечеловеческие личности, призраки, маги, боги, демоны, драконы, и разнообразные эгрегоры, взаимодействуют на равных в некой ноосфере, в волшебном пространстве метавселенной, включающей в себя материальный мир.

- В превосходной степени кавайно! — с искренним одобрением оценил Геллер.

…

*14. Философия эксперимента предвоенного времени.

Вечер 12 декабря. Океан северо-восточнее Новой Гвинеи.

Штаб-капитан Джон Саммерс Корвин, как, наверное, многие авиа-инженеры-пилоты в возрасте между 30 и 40 лет, любил тест-драйв своих новых машин. Такая эйфория от маленькой мечты, реализованной в материальном мире. Но, сегодня был другой случай. Специальный VTOL-штурмовик WiRo (или «вироплан») был не разработкой «Summers Warf», а продуктом организационно-сетевого инжиниринга. Этот небольшой крылатый автожир (около тонны полетного веса) создавали восемь разных коллективов, не считая отдельных независимых консультантов, разные модули производились в десятке мест, военный подряд на сборку и тесты получили три фирмы (включая «Summers Warf»). В сборочных группах шутили «детский, блин, конструктор, блин, LEGO, блин…». Вот и дошутились. Отряд идет в бой на продукте «детской конструкторской схемы». Ночью, между прочим (что добавляет в блюдо остроты)! Если честно, то не совсем в бой, а на «спецзадание с огневым контактом». Приставка спец- связана с еще одной «фишкой»: экспериментальное оружие («вот тебе и плазмотрон» — шутили рабочие). Пятнадцать пилотов авиа-отряда Корвина получили WiRo, вооруженные «как бы, плазмотронами».

Боевой плазмотрон — чудовищное оружие авиационного базирования, способное сжечь эсминец лучевым ударом, изобретенное сразу после революции в военно-инженерном центре «Creatori», в отделе прикладной психологии. Этот плазматрон, наряду с супер-пушкой, стреляющей на тысячу миль, существовал лишь как миф. А дивайс, стоявший сейчас на турели вироплана, был просто японским металлоидным лазером мощностью 5 киловатт, «родственником» лазеров для раскройки конструкционных листов на фабрике. Теоретически, это интересно: с дистанции более мили отбросить на мишень невидимое инфракрасное пятно размером с ладонь. Плотность теплового потока будет достаточна, чтобы вспыхнула древесина, полотно или обычный пластик. На полигоне — работает, но что будет в реальных условиях?.. Пилоты ворчали: «дали нам неведомую долбанную херню вместо авиационных пушек». Корвин, как старший офицер отряда, успокаивал пилотов, хотя дурацкая труба на турели ему самому тоже не очень-то нравилась.

Ладно, там посмотрим. Пока надо долететь до острова Вудларк за расчетное время. От Косраэ до Вудларка тысяч миль. При скорости 300 узлов — три часа с третью. Любому винтовому истребителю это раз плюнуть, но у нас-то крылатый автожир, а у автожира полтораста узлов — предел. Правда, наш автожир не простой, а с одним секретом. Штаб-капитан Корвин просигналил отряду «делай, как я», и нажал кнопку «rotor-to-wing».

…Бум! Яма!..

Не очень серьезная яма. Так, легкий толчок и провал на несколько метров.

Но, теперь несущий ротор — это неподвижное X-образное крыло над фюзеляжем. Вот и превратился крылатый автожир в хороший гоночный биплан. Теперь погнали…

…

Остров Вудларк лежит в Соломоновом море в 250 км к востоку от побережья Большой Новой Гвинеи, его площадь 900 кв. км. Невысокие джунгли пронизаны множеством маленьких рек, выходы горных пород содержат полиметаллические руды (включая и золотую), а берега, изрезанные песчаными пляжами, переходят в извилистые коралловые барьеры. Даже странно, что в таком месте оказалось менее 2000 жителей. Весь фокус в истории. В конце XIX века туземцев «приобщили к британской культуре», и частично вывезли на австралийские рудники в качестве рабов, а потом — две мировые войны… В результате, природа как на курорте, а плотность населения — как в пустыне. В 1975-м, австралийские колониальные власти вписали остров Вудларк в состав формально-независимой Республики Папуа, и забыли… Несколько раз на Вудларке затевались проекты выращивания масличных пальм, предложенные концерном из Малайзии, но ничего толком не получилось. А после Зимней войны Вудларк был тихо и спокойно оккупирован Народным флотом Меганезии. Теперь тут была, в частности, авиабаза. А ничего другого Корвину пока было не надо. Заправка топливом, чашка кофе, и вылет.

Авиа-отряду Корвина предстоял рейд 300 миль на запад, где в сравнительно крупном (вторым по размеру в Папуа) городе Лаэ, уже были организованы склады снабжения будущих коалиционных сил «Sabre Diamond». В городе Лаэ смыкаются две главные сухопутные трасы Папуа: горная (до пунктов на центральном хребте) и равнинная (на запад, вдоль северного берега до Маданга). Здесь же расположены небольшие морские терминалы и три аэродрома, включая грузопассажирский международный аэропорт с качественной полосой. С юго-востока Лаэ был прикрыт австралийской группировкой, занявшей аэропорт Порт-Морсби и перевал Горока-Хайленд. С севера французские миротворцы, базирующиеся на островах Солангай, следили за перемещениями на ближайшем к Лаэ большом папуасском острове Новая Британия. А с запада Лаэ был прикрыт центральным хребтом. Казалось, Лаэ не может быть атакован незаметно…

…Только прибыв на Вудларк, штаб-капитан Корвин понял простой, но изящный план операции. Менее, чем в ста милях юго-западнее Вудларка лежит очень высокая гряда островов Антркасто, а далее — уже берег Большого Папуа. Не проблема спрятаться в складках местности. Да, получается небольшой крюк, но зато никакой радар здесь не сможет засечь маленькие летательные аппараты. В общем-то, будь на виропланах иное оружие, а не лазеры, прорыв к Лаэ на таких маленьких машинах не имел бы серьезных последствий. Да, можно поджечь несколько объектов, но это не сделает погоды. А вот лазерная пушка, пусть маломощная, обладает страшной разрушительной силой против гражданских объектов, а поджог с ее помощью напоминает наземную диверсию…

«Держитесь в тени и жгите все, что отмечено на тактической карте, как огнеопасное». Таков был приказ Корвина перед вылетом. В самом рейде отряд хранил радиомолчание: дополнительных инструкций не требовалось, карта целей была загружена в бортовые компьютеры, и отображалась поверх реальной картинки местности на бинокулярных мониторах тактических очков — Т-лорнетов. Всего около тысячи потенциальных целей, ранжированных по значимости. Безумно много для атаки длительностью пять минут.

В режиме вращающегося ротора, на малой скорости, движок WiRo почти неслышен, а лопасти несущего винта шуршат совсем тихо. В шуме ночной жизни Лаэ (откровенно бандитской жизни, надо отметить) услышать с земли звук от такой машины нереально. Уличное освещение в Лаэ слабовато, чтобы дать яркие блики на летящем объекте. И получалась (как подумал Корвин после первого же успешного нажатия гашетки) атака птичек-ниндзя, вооруженных волшебными зажигалками. Уже через минуту, он понял: тысяча гражданских целей для отряда из пятнадцати WiRo, вооруженных вот такими зажигалками — не слишком большое количество. Восемь объектов он поджог в первую минуту, где-то на краю сознания изумляясь, тому, с какой легкостью они вспыхивают. Вообще-то ничего удивительного: группа подготовки спецоперации хорошо изучила тактическую обстановку и отметила только точки, подходящие для поражения слабой дистанционной зажигалкой. Деревянные складские бараки, безобразно содержащиеся емкости с бензином на авто-заправках, на нефтебазе морского порта, и конечно, очень привлекательные хранилища авиационного керосина в зонах аэродромов…

…Последней группой целей стали малые портовые танкеры у причалов. В них было не слишком много топлива — только не слитые остатки. Зато в почти пустых трюмах было замечательное скопление углеводородных паров, поэтому танкеры взрывались не хуже авиабомб, рассыпая на сотни метров вокруг фейерверки пылающих ошметков. На этом фантастически ярком фоне, все пятнадцать WiRo легли на обратный курс, и еще долго пилоты наблюдали за кормой впечатляющее зарево пожара, отражающееся на облаках. Восточная материальная база «Sabre Diamond» перестала существовать.

Фактически, сейчас исчезал в огне весь город Лаэ. Только город, а не его стотысячное население. У населения, привыкшего наблюдать бандитские разборки между разными вооруженными группировками рэсколменов и кланами, условно говоря, полиции, была отработанная методика на случай, если «дело пахнет керосином». Не тратя времени на выяснения несущественного вопроса: кто кого за что и как жжет и режет, надо собирать домашний скарб, хватать в охапку маленьких детей, и линять в джунгли. До джунглей недалеко, вот они, прямо за городской чертой. Там и вода есть, и можно найти жратву, короче: можно пересидеть несколько дней, пока перестройка-перестрелка уляжется. А дальше, когда в городе прекратится стрельба и погаснут пожары (сами погаснут, ведь тушить никто не будет — дураков нет), можно вернуться. В лучшем случае, дом будет невредимо стоять на месте, а в худшем — от него останутся только головешки. Но, это ничего, не страшно, соберем пустые ящики, украдем рулон жести, и построим новый — такое же дерьмо, как и старый, зато не очень жалко, если опять сгорит…

…

13 декабря. Утро. Остров Вудларк. Авиабаза Вабуну.

Штаб-капитан Корвин проснулся раньше, чем ребята из его авиаотряда. Вообще-то, по армейскому здравому смыслу, следовало спать до полудня, а он вскочил в 9 утра. Вот, проявившаяся не к месту привычка инженера и бизнесмена. Но что поделать? Корвин пунктуально привел себя в порядок (даже побрился) а затем вышел из бытового блока авиабазы (замаскированного под старый склад для кокосов) на открытый воздух.

На берегу, между песчаным пляжем и густым лесом кокосовых пальм, стояли десятка два обычных меланезийских хижин: бамбуковые платформы, поднятые на шести ножках, и накрытые сверху двускатным навесом-крышей из пальмовых листьев на каркасе. Перед каждой хижиной стоял «waka-proa» (первобытный парусно-весельный катамаран). На полосе пляжа шла деревенская жизнь. Голые дети играли в мяч, полуголые взрослые занимались какими-то хозяйственными делами… Из всей этой первобытной картины выбивалась лишь одна большая хижина, снабженная столь же лаконичной сколь и красноречивой вывеской «Паб». Разумеется, Корвин направился именно туда…

…И первым, кого он увидел в пабе, стал меланезиец в бугенвильской униформе.

- Aloha, капитан Корвин. Рад знакомству. Я майор Атлари, из разведки Бугенвиля. Как насчет позавтракать вместе и выпить по рюмке?

- Нормально, майор, — сказал Корвин, усаживаясь за его столик. В общем-то, появление офицера союзников не было чем-то странным. Главный остров Автономии Бугенвиль — Меланезийской Республики Северные Соломоновы острова лежит в 200 милях к северо-востоку от Вудларка, и вражеская подготовка в Лаэ велась именно против Бугенвиля…

…Три минуты на сервировку, и вот уже на столе бутылка, чайник, чашки и сэндвичи.

- Эх… — произнес майор Атлари, сделав глоточек виски, — …Империалисты все заодно: японцы, янки, европейцы… А мы? Просто, оборонительный союз. Вот если бы Уния…

- Уния, — сказал Корвин, — штука непростая. У империалистов договариваются оффи, им плевать на интересы людей, люди для них — скот на ранчо. А у нас все иначе. E-oe?

- Про империалистов ясно! — отозвался майор, — А про людей, я не понял, что ты сейчас сказал. Я же начал с того, что нашим людям нужна Уния. Я прав или не прав?

- Уния, это как бизнес-партнерство, так? — спросил меганезийский штаб-капитан.

- Так, — моментально согласился бугенвилец.

- …А в бизнес-партнерстве, — продолжил Корвин, — все начинается с трех вопросов: кто вкладывает ресурсы, кто рулит, и как делятся доходы. Так?

- Так, — повторил бугенвильский майор, — то же самое говорит леди Тринити. Я уловил и знаешь что? Адмирал Оуноко тоже уловил. Он сказал: «Это прямой подход, и вариантов всего два: или нези будут жрать всех соседей по одному, начиная с самого слабого, или будут по-соседски договариваться со всеми, даже с самым слабым». Да! Наш адмирал — дядька с мозгами, а не просто так. А знаешь, что он сказал дальше: «Самый слабый сосед, конечно Автономия архипелага Луизиада, цепь островов на юго-восточном хвосте Папуа. Поглядим, что нези сделают с ними». Адмирал поручил это мне.

Сделав паузу, бугенвильский майор долил виски в чашечки и пояснил.

- Если я оденусь, как береговой папуасский фермер, меня хрен отличишь. И, я отследил ситуацию. Правда, я не видел самого начала, когда полевой командир Куа-Кили выбил с Луизиады буржуев австралийцев и их папуасских марионеток, и стал президентом. Но я посмотрел, что было: реальные золотые прииски, всего 10 тысяч жителей на трех крупных островах, и один городок. Силы Куа-Кили всего бойцов двести, и вы бы легко могли его сожрать. А вы этого не сделали, и честно договорились про дележку золота: его доля за место, а ваша доля за работу и сбыт. И все закрутилось, как договорено. А в начале этого года, Куа-Кили сам понял: править страной у него не получается. Не его уровень. И сдал полномочия вашему комиссару. Теперь Куа-Кили живет, как бизнесмен. Доля в золотых приисках Мисима у него, и у его парней-подельников осталась. И что?

- Западная пресса написала: «меганезийская оккупация Луизиады», — заметил Корвин.

- Мне, — произнес Атлари, — трижды насрать, что там написали австралийские буржуи.

Штаб-капитан Корвин сделал глоток и чашки, закурил сигару и сообщил:

- Да, у нас принцип: честно договариваться с адекватными соседями. Договориться о военном союзе для защиты наших стран несложно, тут ясная цель и ясные правила. А договориться об Унии сложнее, потому что надо договориться о единых правилах для граждан внутри каждой из наших стран. А на данный момент правила в Конфедерации Меганезия совсем не такие, как в Автономии Бугенвиль. Ты согласен, майор?

- Вот ни хрена не согласен, — ответил бугенвилец, — ты намекаешь, что у вас Лантонская Великая Хартия, а у нас военная диктатура. Так что ли?

- Я не намекаю, а просто говорю: системы разные, и правила разные.

- Будто, в Меганезии правила везде одинаковые! Я, между прочим, в курсе, что у вас на каждом архипелаге, или даже на отдельном атолле, свои правила. Где-то рулят какие-то партнерства военных резервистов, а где-то полинезийские короли, как в древности.

- Этого никто не отрицает, — сказал Корвин, — но у нас везде, на любом моту, соблюдается Хартия. И Верховный суд может в любой момент где угодно проверить, а, если хоть один артикул нарушен, так врезать тамошнему правителю, что тот улетит в космос! Прикинь?

Бугенвильский майор выразительно выпучил глаза и почесал пятернями шевелюру.

- Ну, я прикинул. И знаешь: ваша Хартия состоит просто в том, чтобы одни канаки не прессовали других канаков. Тоже мне, формула Эйнштейна. Наш адмирал Оуноко, если разобраться, соблюдает то самое, про что и написана ваша Хартия. Да, адмирал Оуноко диктатор. Ну, и хрен ли? У вас мэр атолла Этена подписывается: «Диктатор Йожин».

- Верховный суд, — напомнил Корвин, — по Хартии: независимый проводник воли foa. И действуют общие правила: социальные взносы, конкурсное назначение правительства, запрет торговли землей и морем, запрет финансовых банков и политических партий…

- Стоп-стоп-стоп! — перебил майор Атлари, — не грузи на меня, я не политик. Скажи по-человечески: у нас будет Уния, или мы с этими проблемами завязнем в бюрократии?

- Это не бюрократия, Атлари. Про каждый артикул Хартии ясно, для чего он нужен.

- Может и так, — проворчал майор, — но адмирал Оуноко не захочет, чтобы какой-то суд диктовал ему: это — делай, это — не делай. И я его понимаю. Я бы тоже не захотел.

- Понятно, — Корвин кивнул, — значит, наша Уния в начале должна формулироваться по минимуму. Как на этапе притирки рабочих на мини-фабрике или бойцов в звене.

- Вот! — майор ударил чашкой по столу, — Наконец-то, блин, ты сказал по-человечески! Притирка в команде. А я не мог понять: что у Тринити за «буферный период» такой?

- Я еще не читал текст, который составила Мип Тринити, — заметил Корвин.

- А ты прочти, ладно? — Атлари хлопнул его по плечу и положил на центр стола футляр с оптическим диском, — Прочти-прочти, может, подскажешь что-нибудь.

- Я прочту и подумаю, — сказал меганезийский штаб-капитан, убирая футляр с диском в карман своей армейской жилетки, — а что пишет утренняя вражеская пресса?

- Вражеская пресса сегодня не пишет! — весело сказала бугенвилец, — Вражеская пресса бьется в припадке бешенства и фонтанирует пеной из пасти.

…

То же самое утро 13 декабря 2 года Хартии. Папуа, Порт-Морсби.

Иероним Меромис, 50-летний премьер-министр Республики Папуа — Новая Гвинея, был довольно смелым, но весьма осмотрительным человеком. По причине смелости, он сам остался в столице, хотя переехал из виллы в 5-звездочный отель, надежно охраняемый австралийским спецназом. А по причине осмотрительности, он переправил всю семью в Сидней, а то мало ли что. Политический нюх подсказывал премьеру Папуа, что вся эта грандиозная затея с «наведением порядка» под видом маневров «Sabre diamond» ничем хорошим не закончится. И нюх не подвел матерого папуасского политика. Сейчас, за утренним кофе, принесенным горничной прямо в апартаменты (5 звезд — это сервис!), Иероним листал на экране ноутбука страницы свежих сетевых газет и уже не нюхом, а обычным папуасским здравым смыслом осознавал: ситуация начинает развиваться от плохого к худшему, неудержимо двигаясь к совсем хреновому. Новости были такие:

* Ночью, по необъяснимой причине (возможно, из-за диверсий) сгорел Лаэ, второй по величине и транспортно-экономическому значению город в стране.

* Некто провел точечные бомбардировки аэропортов и морских портов Вевак, Ванимо, Маданг на северном побережье и аэропорта Рабаул на острове Новая Британия.

* Штаб «Sabre Diamond» приказал начать переброску в Папуа 20 тысяч миротворцев из Бангладеш через аэропорт Джаяпура в западной (индонезийской) Новой Гвинее.

* Спецназ Индонезии по санкции штаба «Sabre Diamond» взял под контроль западный сектор большого острова Новая Британия, включая городок Кимби и старый аэродром.

* Командующие маневрами генерал Птижан и адмирал Ламборн убеждены в том, что правительство Папуа поддержит экстренные меры по защите мира и порядка.

…Дочитав до этой новости, премьер-министр Меромис пробормотал вслух папуасское ругательство, суть которого сводилась к тому, что генерал Птижан и адмирал Ламборн появились на свет не так, как свойственно гуманоидам, а вылупились из яиц вонючей многоножки, питавшейся экскрементами казуара. Высказав это замечание, далекое от политкорректности, премьер вытащил из мини-бара бутылку джина, и рюмку, чтобы с помощью пары унций алкоголя снять нервный стресс. И тут раздался звонок.

- Ну, кто там еще? — буркнул Иероним Меромис, подняв трубку телефона внутренней отельной сети.

- Доброе утро, сэр, — ответил дисциплинированный австралийский коммандос, — у нас джентльмен на блок-посту, он назвался Хэлл Зиппо, предъявил сейшельский паспорт и служебный ID транспортного менеджера леспромхоза Муио.

- Хэлл Зиппо? — переспросил премьер, — А спросите от кого он.

- Мы уже спросили, сэр. Он сказал: от Ахава Гобу, директора леспромхоза, и на вашем сотовом телефоне должно быть SMS от мистера Гобу.

- SMS? Подождите, минуту… — премьер взял свой «коммерческий» телефон, и быстро прокрутил список непрочитанных SMS, среди которых действительно нашлось то, что отправлял Ахав Гобу (директор немаленького лесного предприятия, принадлежащего Меромису). Текст был следующий:

«Есть большая проблема но Хэлл Зиппо знает как решить».

Понятно, что после такой вводной, Иероним Меромис распорядился пропустить этого транспортного менеджера с сейшельским паспортом. Хэлл Зиппо оказался этническим европейцем-северянином, лет 40, спортивного телосложения, вероятно с полувоенным прошлым, на что указывал стиль одежд (практичный tropic-military), особый характер движений и глубокий шрам на левой щеке (вероятно, след осколочного ранения).

- Доброе утро, мистер Меромис, — отчеканил гость.

- Доброе утро, мистер Зиппо, присаживайтесь. Хотите выпить?

- С удовольствием, сэр, — ответил транспортный менеджер, и как-то очень экономично двигаясь, пересек холл апартаментов и будто влился в кресло напротив премьера.

- Мистер Зиппо, — произнес Меромис, и плеснул в рюмки по унции джина, — Ахав Гобу представил вас, кажется, не совсем точно. Вы скорее не по транспорту, а по защите.

- В каком-то смысле так, сэр, — невозмутимо подтвердил Хэлл Зиппо.

- Понятно. А о какой проблеме, которую вы можете решить, пишет мне Ахав Гобу?

- Я объясню, но лучше сначала выпьем для более взвешенного восприятия.

- Ладно, раз так, — согласился премьер-министр Папуа, и они выпили.

- Разрешите воспользоваться вашим компьютером? — спросил Зиппо, поставив рюмку.

- Да, конечно, — Иероним Меромис подвинул ноутбук к гостю. Тот быстро пробежался пальцами по клавиатуре, и спокойно сказал:

- Новости вы уже читали, как я погляжу, значит, объяснить будет легче. А чтобы было понятны некоторые существенные детали, прочтите, пожалуйста, — и с этими словами транспортный менеджер повернул ноутбук экраном к Меромису.

*** New Zealand Digest — Kiwi-Bright: Кто есть кто в Меганезии? ***

Персонаж: Хелм фон Зейл (прозвище Скорцени), штурм-капитан INDEMI.

Возраст и происхождение: 41 (?), Восточное (Германское) Самоа.

Вероисповедание: нордический язычник (Асатру).

Физический адрес: Соломоновы острова, Гуадалканал, Хониара (?).

Статус: разыскивается Гаагским Трибуналом ООН за военные преступления, геноцид, применение запрещенных классов оружия и пр. FBI за расстрелы граждан США, SG за массовое уничтожение граждан Франции.

*

Основные проведенные военные кампании:

Гражданская война на Западном Самоа (против этнических яванцев — батаков).

Планерный десант и захват Новой Каледонии (против французского гарнизона).

Боевые действия на Соломоновых островах (против экспедиционного корпуса США).

«Танкерная война» на Северном тропике (против флота США).

«Ночь быстрых стрел» на Фиджи (в качестве боевого командира-инструктора).

*

Социально-значимые увлечения и хобби:

Планеризм, дельтапланеризм и парашютный спорт.

Оружейный спорт (пейнтбол, стендовая стрельба и вело — биатлон).

Дальневосточные спортивно-оздоровительные системы (ниндзюцу).

Классический любительский театр (германский и английский).

*

Семья, дети, и иные родственники:

Отсутствуют. Семья погибла при американской бомбардировке Западного Самоа.

*

Два самых известных высказывания персонажа:

«Жалость к врагу — вредна, устраняйте это аутогенным тренингом по инструкции».

«Помните: враг — это не человек, а особь вредного биологического вида».

***

Над этим жизнеописанием красовалось фото транспортного менеджера Хэлла Зиппо.

«Вот это я влип», — тоскливо подумал Иероним Меромис, а вслух сказал:

- А вы не опасаетесь, мистер?..

- …Зиппо, — с улыбкой договорил гость.

- …Ладно, мистер Зиппо. А вы не опасаетесь что охрана примет вас за?..

- Не опасаюсь. Оно им надо? У них что, девять жизней?

- Резонно, — согласился премьер-министр Папуа, — тогда, может, перейдем к проблеме?

- Проблема вам известна, — ответил фон Зейл, — организаторы «Sabre Diamond» решили отбросить международные приличия, и с этого утра стали действовать в Папуа, как на собственном дворе. Склонится свободная нация Папуа перед интервентами, или прямо назовет их интервентами? Вот в чем вопрос. Ответ за вами, мистер Меромис.

- Э-э… Но что зависит от моего ответа? Вот, я потребую, чтобы силы «Sabre diamond» выметались из Папуа. Меня или вообще не услышат, или услышат и вышвырнут вон, поскольку наш суверенитет лишь формальность. Это невесело, но такова жизнь.

- Иногда, мистер Меромис, международные формальности очень важны. Если сейчас правительство Папуа пойдет на поводу у интервентов, и одобрит все, что они творят на суверенной папуасской земле, то солидаризуется с интервентами, и затем разделит их незавидную судьбу. Если же правительство в вашем лице честно назовет вещи своими именами, то лишит действия интервентов любой легитимности, даже формальной, что немедленно скажется на оперативной обстановке. И, более того, в этом случае друзья свободного народа Папуа, выступающие с оружием в руках на защиту своей и вашей свободы, получат идейную поддержку прогрессивной мировой общественности.

Премьер-министр Папуа покивал головой, и вздохнул.

- Понятно, мистер Зиппо. На простой язык это переводится так. Если я сейчас одобрю своеволие Альянса в Папуа, то флот нези будет бомбить наши города, как этой ночью. Альтернатива менее понятна. Если я пойду на конфликт с Альянсом, но Альянс будет продолжать операцию «Sabre diamond», то нези, видимо, все равно будут бомбить. Не понимаю, какая мне выгода получить кроме бомбардировок нези еще и гнев Альянса?

- Лично для вас, мистер Меромис, выгода очевидная: леспромхоз Муио, полмиллиона гектаров многоцелевых посадок, дающих сортовую древесину и плоды, и двадцать баз переработки по японской технологии, не сгорят, как свечка, в одну ночь.

- Мистер Зиппо, а вам не кажется, что это похоже на шантаж?

- Ну, что вы, мистер Меромис. Шантажом занимается Альянс, грозящий, как вы сами отметили, вышвырнуть вас вон за любую нелояльность, и вынуждающий вас, вопреки патриотическому чувству и здравому смыслу, изображать формальный суверенитет, но исполнять параноидные капризы мировой финансовой олигархии. А другая сторона, о которой мы говорим, считает вас достойным человеком и намерена поддержать вас на славном пути признанного народного лидера, исходя из того, что вы, даже без всякого намерения извлечь личную выгоду, выбрали бы такой путь. Разумеется, эта сторона не намерена ограничиваться помощью в сохранении леспромхоза Муио, а предполагает и расширение лесных угодий, так разумно и прогрессивно управляемых вами…

Штурм-капитан INDEMI вытащил из кармана лист бумаги с напечатанной таблицей, и аккуратно положил этот лист на стол перед премьер-министром Папуа. Тот несколько секунд глядел на таблицу, а потом поинтересовался:

- Как это нези передадут мне плантации, принадлежащие малайскому концерну?

- Нези ничего вам не передадут, но нынешние владельцы бросят это, а вы, по просьбам ваших трудящихся соотечественников, примете эти плантации под свое управление.

- Мистер Зиппо, это ерунда какая-то. С чего вдруг малайский концерн это бросит?

- На то будут серьезные военно-политические причины, — спокойно сказал фон Зейл.

- Красиво сказано, — проворчал Иероним Меромис, — но, поверить сложно. Альянс тоже щедро давал гарантии, что маневры пройдут, как по маслу, ни одна бомба не упадет на города моей страны, силовая операция займет пару месяцев, после чего Папуа получит льготный кредит четверть миллиарда долларов. И что? Раздолбанные порты по всему северному побережью, плюс орда вооруженных бенгальцев, которых штаб хочет сюда притащить. Какие у меня основания верить, что нези окажутся честнее Альянса?

- Обычай нези — выполнять сделки, — лаконично напомнил фон Зейл.

Иероним Меромис задумался, снова посмотрел на таблицу, а потом качнул головой.

- Такой обычай известен, и это аргумент. Но, что если нези проиграют эту войну? Все говорят, что силы очень неравные. На той стороне Америка, Япония, почти весь индо-малайский регион, и Австралия, которая всегда тут доминировала.

- Давайте начнем с Австралии, — предложил меганезийский штурм-капитан.

- В каком смысле? — удивился папуасский премьер.

- В прямом смысле. У вас ведь есть прямая телефонная связь с Кэмероном Дремером, премьер-министром Австралии. И есть регламент Южно-Тихоокеанского Форума, по которому Австралия и Новая Зеландия — гаранты безопасности в регионе. Они, с целью поддержания порядка, вправе вводить свои войска на земли других стран — участников Форума. Случай подходящий, к тому же, Австралия участвует в «Sabre Diamond».

- А, по-вашему, что нового мне скажет Дремер?

- По крайней мере, мистер Меромис, он обязан прояснить вам перспективы наведения порядка и обеспечения безопасности, ведь после этой ночи ситуация критическая.

- Да, в этом вы, конечно, правы. Я позвоню Дремеру прямо сейчас, а вы, мистер Зиппо, подождите, пожалуйста, в кабинете, вот за той дверью. Можете посмотреть TV, тут не меньше сотни каналов. Такие разговоры не ведутся при свидетелях, вы же понимаете.

- Понимаю, никаких проблем, — ответил фон Зейл. И ушел в кабинет, плотно закрыв за собой очень хорошую звукоизолирующую дверь. А премьер Папуа взял телефон, и…

…

За полтора часа до полудня 13 декабря. Австралия, Канберра.

Кризисный кабинет министра обороны Австралии.

Премьер-министр Кэмерон Дремер, как и все премьер-министры XXI века (не только в Австралии, а и в большинстве стран Первого мира) толком не умел ничего, кроме как выглядеть Образцовым Успешным Гражданином страны с точки зрения того нелепого двуногого существа, лишенного перьев, а заодно и мозгов, каковым является средний избиратель. Уроженец пригорода Сиднея, выходец из семьи методистов, Кэмерон был туповатым, но прилежным и исполнительным учеником в школе, затем в юности стал совсем бездарным студентом. Зато он быстро вступил в Студенческую Христианскую партию, женился, и за 8 лет наплодил трех детей (как и положено образцовому белому австралийцу, идущему в публичную политику). Если исследовать его выступления от момента начала карьеры и до текущего момента (когда он 5-й год пребывал на посту премьер-министра), то можно было заключить, что у него нет не только политических убеждений, но даже понимания того, что это такое: политические убеждения. Кэмерон являлся идеальным флюгером, почти без инерции поворачивающимся каждый раз в ту сторону, куда дул политический ветер, и не задумывался о последствиях какого-либо политического выбора никогда — даже, сейчас…

…Даже сейчас, назначив совещание в кризисном кабинете министра обороны Эдана Толхалла, премьер-министр Кэмерон Дремер толком не понимал, для чего это делает. Просто, это был ритуал: если военная угроза, то премьер должен это назначить. И вот теперь, Дремер сидел во главе Т-образного стола, не понимая: как выпутаться из очень неприятной ситуации. Главным принцип высокой западной политики в таких случаях предписывает сваливать свою проблему на плечи подчиненных.

- Леди и джентльмены! — начал Дремер, — Я экстренно собрал вас потому, что в Папуа возникло серьезное и обоснованное беспокойство из-за отсутствия австралийских сил поддержания порядка в этой слаборазвитой стране. Мне звонил премьер Меромис, и напомнил о роли Австралии, как лидера Южно-Тихоокеанского Форума. Конечно, я успокоил его, и пообещал до полудня ответить: когда наши вооруженные силы будут переброшены в зону беспорядков на севере и северо-востоке Папуа. Мистер Толлхалл, надеюсь, вы можете сейчас дать мне прямой и конкретный ответ?

- Простите, мистер Дремер, — ответил министр обороны, — но это проблема.

- Проблема? — переспросил премьер Австралии, — Какая проблема? Разве в программе маневров «Sabre Diamond» нет сроков начала участия наших вооруженных сил?

- Да, мистер Дремер, в программе, так сказать, маневров, есть конкретный срок: наши вооруженные силы начали работу 30 ноября, и обеспечили наполнение главной точки развертывания — населенного пункта Лаэ — материально-техническими ресурсами. Но, события этой ночи привели к тому, что населенный пункт Лаэ сгорел, а на магистрали оперативной логистики восток-запад разрушены все ключевые транзитные пункты. На текущий час, мы прорабатываем целесообразность повторной переброски ресурсов по нашей магистрали юг-север, но уже не в Лаэ, а в Кимби, на остров Новая Британия. Я должен пояснить: это экстренное решение штаба маневров, которое пока не получило одобрения в наших инстанциях. Потребуется, прежде всего, новое выделение средств, примерно 50 миллионов долларов, а в бюджете Австралии это не предусмотрено.

Кэмерон Дремер удивленно поморгал глазами, и после паузы спросил:

- При чем тут бюджет?

- Я думаю, — сказал Толхалл, — на этот вопрос лучше ответит миссис Алемано.

- Э-э… — протянул Дремер и повернулся к единственной женщине за столом: министру финансов Австралии.

- Все достаточно просто, — сказала она, и с впечатляющей точностью толкнула по столу объемистую папку-файл, так что это вместилище бумаг, заскользило по лакированной поверхности, и остановилось в половине фута перед премьер-министром.

- Что просто? — спросил он.

- Ситуация простая, мистер Дремер. Здесь приведен расчет расходов Австралии на эти маневры. Цена маневров — 5 миллиардов 840 миллионов, из них 6 процентов это вклад Австралии, 350 миллионов. В протоколе указано, что дополнительные расходы могут составлять до 10 процентов от вклада каждой стороны. Следовательно, сумма окажется больше 35 миллионов долларов, и ее выделение по закону требует дополнительного согласования в бюджетном комитете.

- Э-э… А почему эти маневры стоят так дорого?

- Это вопрос не ко мне, а к мистеру Толхаллу, — она посмотрела на министра обороны.

- Будет точнее, — сказал он, — адресовать этот вопрос адмиралу Дулларду.

- Мне отвечать, сэр? — осведомился адмирал, глядя на премьер-министра.

Кэмерон Дремер утвердительно кивнул.

- Да, конечно, я внимательно вас слушаю, мистер Дуллард.

- В таком случае, сэр, я поясню… — адмирал развернул на столе большой лист бумаги, распечатку оперативной карты с наложенной тактической схемой, раскрашенной, как минимум, в дюжину цветов, — …Как мы понимаем, леди и джентльмены, то, что условно называется маневрами «Sabre Diamond», это на самом деле война.

- Минутку-минутку, адмирал! — воскликнул премьер, — Я помню, что в прошлые годы проводились маневры той же серии «Sabre», и не было ни этих чудовищных сумм, ни разговоров о войне. И сейчас тоже речь не шла о войне, а только о совмещении таких маневров с локальной миротворческой операцией на северо-востоке Папуа!

- Сэр, вы можете называть это маневрами и миротворческой операцией, если политика требует иносказаний. Но по существу, это военная кампания наподобие Бугенвильской кампании 1942–1943 года, разумеется, уже на современном уровне боевой техники.

- Э-э… Я надеюсь, вы шутите, адмирал.

- Я не шучу, сэр, — спокойно ответил Дуллард, и положил рядом с оперативной картой раскрытую книгу журнального формата, — здесь карта-схема Бугенвильской кампании, изучаемой нашими курсантами военно-морской академии. Вы можете заметить явное сходство, хотя, конечно, другая эпоха вносит коррективы. Участие живой силы теперь уменьшилось почти в 4 раза, зато техническая поражающая мощь возросла в 20 раз. В расчете поражающей мощи я, разумеется, не учитываю ядерное оружие, поскольку на данный момент разведка еще не проверила данные о его наличии у противника.

- Позвольте, я уточню, — вмешался Дживс Миллсон, генеральный советник из UISAG (Объединенной Группы Разведки и Безопасности), — мы провели серьезную работу, и становили, что 4 декабря на атолле Бокатаонги, на севере Маршалловых островов, был произведен взрыв ядерного устройства около 20 килотонн в тротиловом эквиваленте.

- Но, — возразил адмирал, — у вас четыре версии происхождения этого устройства!

Генеральный советник Миллсон, провел ладонью над столом, будто очерчивая некую воображаемую область.

- Будет точнее сказать, что мы рассматривали четыре рабочих версии. Первая: это БЧ британской баллистической ракеты, направленной для ликвидации Сэма Хопкинса, и действительно, британский ракетный удар проводился, однако БЧ была неядерной, а ядерный взрыв произошел чуть раньше момента подлета ракеты. Вторая версия: это атомная мина производства США, замаскированная на рыболовной шхуне. Взрыв был произведен на шхуне, и у некоторых кругов США, близких к Алеутскому Гео-Тресту, имелся интерес к устранению следов работ по запрещенной биотехнологии, которые проводились на Бокатаонги для снабжения алеутских точек дешевым цементом. Но, в результате исследования эмиссионного спектра радиоактивного пятна, наши эксперты пришли к выводу: атомная мина отличалась от ядерных устройств производства США. Возможно, это была нестандартна мина. Есть третья версия: что это мина из арсенала флота Меганезии. Есть четвертая версия: что мину создала неизвестная организация.

- Неизвестная организация? — переспросила министр финансов.

- Да, миссис Алемано. Версия о неизвестной организации всегда должна приниматься разведкой к рассмотрению, тем более, что мы живем в эпоху эскалации терроризма.

Министр финансов скептически хмыкнула.

- Может, я рассуждаю, как домохозяйка, но из всего, что сейчас говорили военные, не слишком трудно сделать вывод, что это меганезийская атомная бомба.

- Это наиболее вероятная версия, — подтвердил генеральный советник UISAG.

- В таком случае, куда мы лезем? — спросила она.

- Миссис Алемано, — сказал адмирал Дуллард, — боевые ядерные устройства имеются у многих экстремистских режимов, например, у иранского и северо-корейского, но они неспособны серийно строить средства доставки: баллистические и крылатые ракеты. В случае, о котором говорит советник Миллсон, средство доставки вовсе отсутствовало. Ядерное взрывное устройство размещалось на обыкновенной шхуне.

- С одной стороны, — отреагировал Миллсон, — это снижает остроту риска для нас, но у меганезийцев есть опыт использования необычных дешевых носителей оружия. Наша аэрокосмическая разведка на протяжении трех месяцев отмечает в океане наличие 8-метровых, вероятно, беспилотных парусников, оставляющих R-шлейф.

- Оставляющих что? — спросила министр финансов.

- Это жаргон, — пояснил советник-разведчик, — эксперты обозначают так повышенный радиационный фон в кильватерном следе кораблей, перевозящих определенные виды материалов, например, урановую руду, или радиоактивные отходы.

- Так… — министр финансов на несколько секунду задумалась, — …Я снова попытаюсь перевести это на язык домохозяйки. Значит, в океане ходят меганезийские парусники-роботы, заряженные атомными бомбами?

- Не исключено, миссис Алемано, — ответил он.

- Знаете что? — твердо сказала она, — По-моему, самое время свернуть весь этот проект миротворческих маневров, пока не дошло до большой беды.

- Все не так ужасно, миссис Алемано, — заявил адмирал Дуллард, — во-первых, наличие ядерного оружия еще не означает готовность его применить, как мы видим на примере упоминавшихся Ирана и Северной Кореи. А во-вторых, я считаю, что если приложить достаточные усилия и средства, то можно уничтожать эти парусные бомбы-роботы на безопасной дистанции от наших берегов.

- Знаете, адмирал, — ехидно произнесла министр финансов, — если вы поставите у нас в парламенте вопрос о выделение средств на цели уничтожения атомных бомб-роботов, плывущих к нашему побережью, то атомная война даже не понадобится. Мы получим панику, которая разгромит наши финансы и наше хозяйство без всякой войны.

Отметим, что Кэмерон Дремер последние несколько минут молчал и пытался своим не слишком тренированным мозгом переварить плотный поток информации. Отчаявшись справиться с этим, он перешел на привычную колею объяснений всей международной политики по штампам из CNN. Он всплеснул руками и воскликнул:

- О чем мы тут говорим? Ведь Меганезия это всего лишь маргинальный политический агломерат, слепленный ультралевыми авантюристами из беднейших сверхмалых стран Океании! Какие у них могут быть атомные бомбы!

- Видите ли, сэр… — многозначительно начал советник Миллсон, который оказался на данный момент единственным способным продолжать дискуссию. Министр финансов пребывала в легком ступоре (она и раньше подозревала, что IQ премьера существенно уступает среднему, но не насколько же, черт его побери!). Министр обороны следовал поговорке «не знаешь, как реагировать — не реагируй никак». Адмирал молчал просто потому, что профессия военного в Британском содружестве начинается с привычки не возражать начальнику, даже если тот ведет себя, как дебил (или, быть может, является таковым). И только советник-разведчик, близкий по роду деятельности к прикладному психологу, и имевший опыт работы с самыми разными людьми, включая ограниченно-адекватных, истериков, невротиков и пораженных олигофренией, знал, что делать.

- Что я должен видеть?! — слегка агрессивно откликнулся премьер-министр.

- Видите ли, сэр, — повторил Миллсон, и продолжил, — при всей справедливости вашего замечания об агломерате отсталых стран, есть некоторая деталь, активно обсуждаемая разведывательным сообществом: красный китайский след в Алюминиевой революции, Зимней войне, и еще некоторых нестыковках в военной экономике Меганезии.

- Красный китайский след, это плохой признак, — сосредоточенно сказал премьер, — вам известны какие-то подтверждения этого, мистер Миллсон?

- К сожалению, — ответил советник-разведчик, — наши коллеги из CIA крайне неохотно делятся информацией. Но, судя по некоторым признакам, они обнаружили косвенные признаки контактов Пекина с Лантоном, возможно, в сфере атомных технологий.

Тут министр обороны уловил направление мысли Миллсона. Советник-разведчик без колебаний «загружал» премьеру старую версию «Меганезии, как китайской интриги», всесторонне проверенную более полугода и отброшенную ввиду явной ложности. Но, мировая пресса, разумеется, не знала, что версия отброшена, и продолжала жевать эту страшилку, хорошо липнущую к мозгам телезрителя. А значит, и к мозгам Дремера. И министр обороны повел дело в ту же сторону.

- Рука Пекина действительно просматривается, мистер Дремер. Я сужу по некоторым действиям новозеландцев. Вы знаете, что у киви хорошо развита служба глобального радиоперехвата. Я могу позвонить моему новозеландскому коллеге Максу Фицрою, и прозондировать. Конечно, он не скажет мне ничего прямо, но все же…

- Да, конечно, мистер Толхалл, — легко согласился премьер, — в данном случае, звонок министру обороны Новой Зеландии будет уместен. И включите конференц-связь.

- Я это и имел в виду, мистер Дремер, — сказал Эдан Толхалл и быстро набрал адрес на своем ноутбуке.

К счастью, Макс Фицрой, самый молодой среди министров обороны стран Британского содружества, оказался в зоне досягаемости.

- Добрый день, Эдан! — жизнерадостно приветствовал он австралийского коллегу, — Вы обсуждаете итоги ночного папуасского шоу, я не ошибаюсь?

- Да, Макс, это тоже, но я звоню с совещания по поводу меганезийской атомной бомбы.

- Ясно, Эдан, значит, вы уже в курсе про посудомоечные машины на авианосцах янки.

- Прошу прощения, Макс, я не понял, о каких посудомоечных машинах вы говорите?

- О посудомоечных машинах, не отвечающих нормам техники пожарной безопасности электроприборов флота США. Военно-морской вариант дипломатического насморка.

- Прошу прощения, но я опять не понял.

- Тогда, Эдан, я говорю прямо: техническая комиссия Тихоокеанского флота США, по причине дефектов безопасности посудомоечных машин, лишила авианосные ударные группы СVN-21 и СVN-24 допуска к выходу на боевые тренинги. Это значит, что янки ограничили свое участие в «Sabre Diamond» до чисто номинального уровня.

- Да, Макс, это я понял. А из-за чего такой поворот?

- Из-за атомной бомбы, разумеется. Когда вы начали разговор с вопроса об А-бомбе, я подумал, что вы уже знаете про посудомоечные машины.

- Одну минуту. Макс, вы хотите сказать, что янки уверены в наличии А-бомбы у флота Меганезиии, я вас верно понял?

- Разумеется, Эдан! Вы разве не видели полный рапорт по операции «Жезл Плутона»?

- М-м… Вы имеете в виду неудачную точечную ликвидацию Сэма Хопкинса на атолле Бокатаонги?

- Разумеется, именно об этом.

- М-м… Но. Макс, я полагал, что полный рапорт засекречен.

- Да, Эдан, но к нам этот рапорт, все же, попал. Я могу переслать, если вам интересно.

- Безусловно, интересно. Я буду вам благодарен, Макс.

- Никаких проблем. Эдан. Я пересылаю… Есть. Готово.

…

Полный рапорт по «Жезлу Плутона» был грандиозен, как роман «Война и мир» Льва Толстого в четырех томах плюс 6-серийная экранизация.

Там было все.

Подготовка, старт и траектория британской ракеты (видна маркировка БЧ: согласно каталогу номенклатуры — кассетная с зарядом 2 тонны ВВ «семтекс»).

Миллисекундная детализация съемки особого момента (видно, что за три секунды до планового срабатывания, происходит вспышка на шхуне-мишени, и ракета, которая находится в этот момент на дистанции две мили, разрушается в воздухе).

Нервные выкрики операторов дронов наблюдения (доминирует слово «fuck», но если вслушаться в лексически-значимую часть, то становится понятно, что атомный взрыв оказался полной неожиданностью).

Еще более нервные выкрики экипажей пилотируемых самолетов на общей волне. Тут экспрессия на грани истерики. Слышно, как кто-то диктует показания с дозиметра. А остальные матерятся, подсчитывая «схваченную дозу» (неопасную, впрочем).

И видео-клипы с атолла Уэйк, снятые, вероятно, кем-то из отдыхающих американских моряков. Хотя расстояние до Бокатаонги триста миль, гигантский гриб четко виден на горизонте. Внизу примечание: «по угловым замерам, высоту гриба 17.500 метров».

Дальше много текста: расчет теплового эквивалента, анализ спектра эмиссии, etc…

После натурно-исследовательской части шла условно-теоретическая часть «примерная реконструкция ядерного взрывного устройства», снабженная простыми разноцветными картинками, адаптированными к уровню интеллекта среднего политика Первого мира. Кэмерон Дремер глядел не отрываясь, и щелкал значки интерактивного интерфейса как школьник, доставший диск с новой компьютерной игрой — космической стрелялкой. От этого увлекательного занятия его оторвала секретарша.

- Простите, мистер Дремер, там Иероним Меромис на связи, из Папуа.

- Э-э… — протянул австралийский премьер, — …Эстел, а он не сказал, чего хочет?

- Он сказал, сэр, что вы обещали сообщить ему в полдень какую-то информацию. Ему абсолютно необходимо это знать, поскольку уже полдень. Так он сказал, сэр.

- Э-э… Эстел, а ты могла бы как-то уговорить его подождать до вечера?

- Боюсь, что нет, сэр. Он сказал, что ситуация критическая, и отсутствие ответа будет воспринято им, как отрицательный ответ со всеми последствиями. Так он сказал.

- Э-э… С последствиями? Ладно, Эстел, переключи его сюда.

- Да, сэр, — ответила секретарша, вышла из зала совещаний, и еще через пять секунд на «перекладине» Т-образного стола звонил телефон.

Австралийский премьер-министр вздохнул и взял трубку.

- Добрый день, мистер Меромис. Я как раз собирался вам звонить.

… - Да, мы, конечно, работаем над этим вопросом.

… - Да, безусловно, вы правы. Австралия выполняла и будет выполнять все функции, принятые согласно протоколу KR-31 к регламенту Южно-Тихоокеанского Форума.

… - Именно сейчас мы совещаемся на предмет конкретной помощи вашей стране.

… - Безусловно, решение будет, но мы должны обсудить детали.

… - Мне кажется, мистер Меромис, что не следует слишком торопить события. Вы же опытный политик, и знаете, что скороспелые решения лишь усугубляют проблемы.

… - Мистер Мерамис, я разделяю вашу обеспокоенность…

… - Точный срок? Это не так просто, вы же понимаете.

… - Завтра? Да, я надеюсь, что завтра мы будем ближе к решению проблемы.

… - Я понимаю ваше нетерпение, но прямо завтра направить войска не удастся.

… - Послезавтра? Вы знаете, сейчас трудно назвать точные сроки.

… - Да, безусловно, я приложу все усилия, чтобы решить проблему до Нового года.

… - И вам всего наилучшего, мистер Меромис, — на этих словах разговор завершился. Премьер-министр Австралии повесил трубку и вытер пот со лба.

…

Этот же момент времени. Папуа. Порт-Морсби. Апартаменты в 5-звездочном отеле.

Премьер-министр Папуа возмущенно бросил трубку и громко произнес: «Беломордые обезьяны! Пидорасы засраные! Крысы топтаные!». Затем он схватил бутылку, наполнил рюмку джином до краев, и недрогнувшей рукой донес до рта, куда влил одним плавным движением. Фыркнул. Вытер губы ладонью, и пошел к кабинету, где уже три часа смотрел TV штурм-капитан INDEMI Хелм фон Зейл. Меганезийскому германцу удалось найти превосходный кабельный канал «Театр на виртуальной сцене», и в данный момент он смотрел пьесу «Ромул Великий» Фридриха Дюрренматта.

* …Рея: Отец, разреши мне выйти замуж за Цезаря Рупфа.

Ромул: Этот Рупф, дочка, и мне по душе, хотя бы потому, что у него есть деньги. Но он выдвигает совершенно неприемлемые условия.

Рея: Он спасет Рим.

Ромул: Это меня и пугает. Если фабрикант штанов рвется спасти римское государство, значит, вероятно, он спятил… *

…Иероним Меромис вошел в кабинет, тоже посмотрел немного, а затем буркнул:

- Все так и есть.

- Что именно, мистер Меромис? — поинтересовался фон Зейл, вставая с кресла.

- Австралийцы сдрейфили, вот что! Выходит, вы не очень-то мне врали.

- Я вообще вам не врал, — уточнил меганезийский штурм-капитан.

- Черт вас знает, мистер Зиппо. Ладно. Я принимаю ваше предложение. Что дальше?

- Прежде всего, вам, как лидеру папуасов, следует обратиться с воззванием к нации.

- Какое еще, к чертям, воззвание? — удивился премьер Папуа.

- Мистер Меромис, — укоризненно сказал фон Зейл, — вы ведь политик. Неужели вам не приходилось сочинять послания, отражающие желания и надежды вашего народа?

- Представьте: не приходилось. Конечно, перед выборами я говорил какую-то хрень.

- Вот, видите! Значит, вы уже это делали. Опыт есть. А кто вам писал какую-то хрень?

- Имиджмейкер, кто же еще. Между прочим, эта хрень стоит чертову прорву денег!

- Понятно, — фон Зейл кивнул и вытащил из кармана лист бумаги с текстом, — ладно, в порядке смены вашего имиджа на более соответствующий моменту, на этот раз хрень написал я. Прочтите и внесите правки, если вам что-то резко не нравится, но в начале позвоните в студию PNG-First-TV, пусть они выделят по пять минут в начале каждого часового выпуска новостей для трансляции вашей речи. Видео-аудио мы им пришлем примерно через полчаса. Я думаю, этого достаточно, чтобы вы все поправили под свой лидерский вкус, пару раз прочли результат, и отработали интонации и мимику.

- Как-то слишком быстро, — возразил Иероним Меромис.

- Так, время не ждет. Давайте, читайте и правьте, а я настрою видео-камеру, прикину, в какой точке апартаментов вас лучше снимать, и вот что: у вас папуасский флаг есть?

- Нет, на кой черт он мне тут нужен?

- Ладно, — решил фон Зейл, — скажите менеджеру TV-студии, чтоб флаг вставили в угол экрана при трансляции. Это нормально.

*** Обращение премьер-министра Республики Папуа — Новая Гвинея к нации ***

Дорогие соотечественники! Братья и сестры! В тяжелый час я обращаюсь к вам! Наша родина снова оказалась мишенью для подлой атаки неоколониалистского бандитизма государств, враждебных нашему народу! Более полувека назад Майкл Сомаре, первый лидер, сумел добиться независимости Папуа, но даже его великой силы воли не хватило, чтобы пресечь иностранный разбой на нашей земле. Несмотря на независимость, шло разграбление наших природных богатств и продолжалось порабощение нашего народа. Дошло до того, что жители восточных островов: Бугенвиля, а затем Луизиады, решили отделиться и строить свои страны. С тяжелым сердцем мы признали за ними это право, данное Богом любой общине. Но осенью прошлого года враждебные силы, лицемерно изображая заботу о меньшинствах, отторгли от нас Северные Адмиралтейские острова Солангай, и передали их яванцам — батакам из Индонезии, наше терпение подошло к пределу. Теперь же, когда, прикрываясь «миротворчеством», враг вторгся на северные территории нашего главного острова, мы больше не готовы подчиняться произволу, и возвышаем свой голос против вероломных интервентов. Властью, данной мне нашим народом, я объявляю: иностранные солдаты незаконно вошли на территории Папуа, а батаки незаконно занимают Северные Адмиралтейские острова. Я обращаюсь ко всем дружественным нациям с призывом помочь нам сбросить ненавистных оккупантов, и призываю всех граждан Папуа, верных гражданскому долгу, сплотиться, чтобы вернуть принадлежащие нам богатства, и построить достойную жизнь для будущих поколений. Вместе, с верой в сердцах, мы победим! Долой инородцев! Слава свободному Папуа!

***

Через 40 минут «Обращение к нации» первый раз вышло в TV-эфир. Иероним Меромис (сжимая твердой рукой уже четвертую по счету рюмку джина) сосредоточенно смотрел собственное выступление, а когда оно завершилось, с некоторым удивлением произнес:

- Ни хрена себе, я залепил! Слушай, Зиппо, теперь будет большой скандал, точно?

- Еще какой скандал! — авторитетно подтвердил фон Зейл, — считай, Иероним, ты сейчас вошел в историю. Никто из папуасских лидеров не посылал так конкретно на хрен весь мировой империализм. Придет время, и эту твою речь будут проходить в школе.

- Твою речь! — честно возразил премьер-министр, — Это ведь ты ее сочинил.

- Иероним, что ты, — фон Зейл улыбнулся, — меня тут не было. Я просто галлюцинация.

…