Кто бы сомневался в том, что две энергичные девчонки способны подвигнуть одного взрослого дядьку на однодневное путешествие с элементами авантюры, если дядька в данное время ничем не занят? Может, бывают исключения, но только не в этот раз. И, примерно в 7 вечера, джип майора Отто Туроффа под управлением Зузу Ансетти, при штурманском участии Лоис Грюн, метнулся на запад от Вейерсхейма, оставляя на юге Страсбург. Скоро впереди на фоне вечернего солнца проступила волнистая линия гор. Штурман показала еще один поворот на карте и, после кивка водителя, отвлеклась для разговора по сотовому телефону. Разговор шел на каком-то молодежном сленге. Отто Турофф уловил лишь половину смыслового ряда. Термины «берлога» и «оборот» явно означали, апартаменты, арендуемые на один день. Но что такое «серебряный рудник»? Решив, что имеет право это знать, Турофф, дождавшись финала разговора, спросил:

— Лоис, что еще за серебряный рудник?

— Ну, это такой древний серебряный рудник, там прикольно.

За неимением другого (внятного) объяснения, пришлось пока принять это, а джип, тем временем, уже вскарабкался по серпантину, и в финале, проехав по маленькой древней дамбе, создававшей запруду на ручье, остановился на узкой площадке около такой же древней башни с водяным колесом. Колесо исправно крутилось, поскольку оно было не древним, а современным, из комплекта электрогенератора для фермерских хозяйств. В прошлом, судя по всему, колесо с каким-нибудь шкивом использовалось, чтобы тянуть вагонетки из штольни. Штольня сохранилась – грубо прорубленное устье, и тоннель в человеческий рост, уходящий под углом вниз, в недра горы. Теперь вагонетки здесь не ездили, а штольня вместе с башней и запрудой, стала поляной для небольшой тусовки «ролевиков», объявивших себя троллями. Причем троллями в ОБОИХ СМЫСЛАХ: и классическими горными троллями, и постмодернистскими сетевыми троллями.

Майор Турофф ранее знал о сетевом троллинге только понаслышке, в общих чертах, но теперь новые друзья (точнее подружки) решили познакомить его с темой поближе. Так майор попал в одну из комнат Башни, в компанию молодого (лет 30), но авторитетного тролля по имени Унгабул. Предложив гостю отличный кофе, поданный, правда, в очень уродливой кривой глиняной чашке домашнего обжига, Унгабул повел такую речь.

— Я вижу, Отто, ты думаешь, будто мы, тролли, занимаемся фигней. Ссорим юзеров на сетевых конференциях. А мы на самом деле выполняем благородную миссию.

— Это какую? – полюбопытствовал Турофф.

— Это по обстоятельствам, — ответил Унгабул, — вот, взять тебя, Отто. Ты за три дня спас полторы тысячи хуманов. Я суммирую тех, что на Ротонде, тех, что на микрорайоне в радиусе будущего водородного взрыва, и тех, что были в аэропорту на автобусах. Мне кажется, это тянет на Орден Почетного Легиона.

— Вряд ли, — лаконично сказал майор.

— Ну, — Унгабул пожал плечами, — это только мое мнение. Может, я неправ. Однако, по любому, всякое быдло не вправе поливать тебя дерьмом на сетеконфах. Если быдло не понимает этой глубокой этической истины, то оно подлежит тотальному троллингу.

— Хм… А меня так сильно поливают дерьмом?

— Сам посмотри, — предложил Унгабул, и развернул в его сторону один из двух плоских мониторов, установленных на столе.

Там отображалась текущая конференция на крупнейшем франко-германском форуме «Актуальная политология». Тема конференции была: «как остановить волну террора». Фигура майора Туроффа занимала существенное место в обсуждении. Все участники указывали свою конфессию, и можно было отметить, что большинство там католики, несколько меньше лютеран и кальвинистов, и немало «гуманистов, поддерживающих христианство». В общем, состав участников выглядел идейно выдержанным, так что наблюдалось полное единодушие по большинству вопросов. Но вопрос о том, в какой степени и по какой причине известный майор-переговорщик Турофф идет на поводу у экстремистов анти-христианской и даже сатанистской направленности, выглядел для участников неоднозначным. Одни полагали, что Турофф просто идеологически плохо ориентирован (известно же, что по анкете он агностик). Другие считали, что он трусит перед террористами. Третьи подозревали майора в тайном сочувствии сатанистам. Эти третьи указывали, что в течение трехдневной одиссеи Туроффа, убиты были только те террористы, которые выступали за христианство (в смысле «Ангелы Чистилища») …

…Так что, Турофф увидел себя в зеркале европейски-ортодоксальной блогосферы, как идейно-чуждую белую ворону, склонную к трусости и предательству. Было чертовски обидно, и уже не в первый раз возникло желание сказать «adieu» Евросоюзу, отвалить в Канаду, в какой-нибудь симпатичный небольшой город провинции Квебек, где люди не озабочены сбережением «христианских корней цивилизации», а просто ведут себя, как правило, по-человечески, и считают цивилизованностью именно это, а не катехизис.

Тем временем, на поле конференции появился тролль Унгабул, надевший виртуальную личину простого рабочего из автосервиса, католика по имени Мариус Шмидт. Согласно выбранной личине, он хотел разобраться: а что вообще происходит?

С этой целью, для начала, он спросил: почему байкерский клуб «Ангелы Чистилища» объявлен террористами? Они же наши, христианские, и сам Папа Римский их одобрил.

Как водится, нашлись желающие просветить простого рабочего, «человека из народа». Мариусу объяснили, что христианская концепция данного байкерского клуба, никак не означает вседозволенности, и уж конечно не дает права на произвол и убийства.

Мариус удивился: разве сжечь еретика или ведьму, это убийство? Сказано же в библии: «ворожею не оставляй в живых». Специально же закон принимали о корнях Европы.

Этим простым ходом тролль сразу добился спора между Настоящими христианами (у которых правила библии не вызывали сомнений) и «Гуманистами, поддерживающими христианство» (считавшими, что в современном мире нельзя сжигать еретиков и ведьм).

Пока лидеры сетевой конференции пытались погасить рождающийся конфликт, тролль (Мариус) сделал следующий заброс, сообщив, что ему непонятно, как сейчас выявлять еретиков. Вот, в Интернете пишут, что на Втором Ватиканском соборе Папа разрешил лютеранам и кальвинистам верить, как они хотят, значит, они не еретики, так?

Это изложение энциклики Иоанна XXIII «об экуменизме» в вульгарной интерпретации «рабочего автосервиса» тут же поссорило присутствующих католиков и протестантов. Мариус (тролль) изобразил искреннее смущение: он, мол, совсем не хотел сказать, что протестанты – еретики. Наоборот, они добрые христиане, раз Папа им разрешил. А вот восточные ортодоксы, греки всякие, они ведь уже тысячу лет под анафемой. Никто эту анафему не отменял. Кто-то же говорил, что греки не случайно уже 20 лет мутят воду анархизмом. Может, все дело в том, что они еретики? Но тогда и разговор с ними…

…Внезапно (как на зло), на конференции появился православный грек (и Турофф, по некоторым признакам заподозрил, что грек – аватара того же тролля). Появление грека с православными амбициями «сына истинно-предвечной церкви» вызвали эффект ведра бензина, выплеснутого на тлеющие угли религиозного спора. Те католики и протестанты, которые не успели втянуться в обмен ударами между собой, обрели общего врага. Они набросились на грека, припомнив восточной ортодоксии поддержку коммунистов в ходе Холодной войны, и поддержку сербских боевиков в период распада Югославии. Грек не остался в долгу, припомнив протестантам гитлеровскую «Единую церковь германского народа», а католикам — встречу Папы Бенедикта ХVI с Саудовским королем, исламистом-ваххабитом, родичем Бен-Ладена, и финансистом мирового исламского терроризма. На помощь греку пришел болгарин (тоже восточно-ортодоксальный) и заметил, что эта ситуация с Папой Бенедиктом и Бен-Ладеном дело прошлое, но, что Густав Валлрад по прозвищу «Хексенхаммер» (ныне покойный лидер «Ангелов Чистилища»), был ранее в исламской команде «Kembara» — это позор для Папы Римского и для всех католиков.

Между тем, спор протестантов и католиков был дополнительно разожжен откуда-то взявшимся чехом, который припомнил католикам вероломное сожжение Яна Гуса, а в следующем раунде некий доброхот, французский гуманист назвал всех «братьями», и призвал «успокоиться и не доводить дело до сетевой Варфоломеевской ночи». Весьма кстати упомянутая Варфоломеевская ночь вызвала на конференции «четкий холивар» (иначе говоря, цель элитного троллинга была достигнута – высший балл засчитан).

Молодой но уже авторитетный тролль Унгабул выразил свое удовлетворение громким утробным ревом, и гулким хлопаньем ладонями по своей макушке, а затем спросил:

— Ну, Отто, как тебе?

— Сильно сыграно, — признал майор, — а скажи, рабочая четверка: грек, болгарин, чех, и французский гуманист – твои аватары?

— Нет, мои — только болгарин и французский гуманист. Грек и чех посторонние. Просто, случайно они подыграли. Добрые самаритяне, хе-хе.

— Хм… Занятно. Только знаешь, Унгабул, я не понимаю: зачем все это?

— Так, я же тебе заранее сказал: мы выполняем благородную миссию.

— Хм… По-твоему, публично перессорить сотню мудаков, это благородная миссия?

— Конечно! — подтвердил тролль, — Пусть лучше эти куклы грызутся между собой, чем поливают дерьмом достойных хуманов вроде тебя. И практически хорошо, чтобы куклы грызлись между собой. Ведь, если куклы разобщены, то они протоплазма, тупая и безопасная для нормальных сапиенсов. А вот если куклы сливаются в единую толпу, то хреново.

— Хм… А по какому принципу ты различаешь сапиенсов и кукол?

— Отто, а по какому принципу ты различаешь шоколад и говно?

— Это смешная шутка, Унгабул, но это не объяснение, правда?

Тролль задумчиво наклонил голову направо, и почесал пятерней левое ухо.

— Тебя пробило на философию, Отто?

— Угу, — откликнулся майор, — у меня три веселых денька выдалось, и четвертый денек обещает быть еще веселее. При таком раскладе даже хомяка пробьет на философию.

— Ну, ладно, — согласился тролль, и снова налил по изрядной порции кофе в уродливые самодельные глиняные чашки, — тогда начнем с того, в чем отличие моих чашек от тех чашек, из которых ты пьешь обычно.

— В чем отличие? – переспросил Турофф, крутя чашку в руке, — Хм… Я полагаю, что в философском смысле не важно, что работа грубая, и форма далека от геометрического идеала, каким бы этот идеал не был. Дело в чем-то другом. Ручная работа, не так ли?

— Ручная работа, — подтвердил Унгабул, — я так развлекаюсь. Но дело не совсем в этом.

— Не совсем в этом?.. Хм… Может, дело в том, что каждая твоя чашка уникальна?

— Не просто уникальна, — поправил тролль, — а заведомо, неотвратимо уникальна, ведь я никогда не делаю много чашек сразу. Это незачем. Обычно я делаю одну. Реже — две.

— …И, — подхватил майор, — получаются близняшки?

— Да, — тролль подмигнул ему, — тогда получаются чашки-близняшки, но и они разные. Примерно как дети-близняшки. Сходство бывает значительное, но индивидуальность несомненна даже в этом случае. А возьми теперь чашки, выходящие с конвейера. Или кукол Барби, выходящих с конвейера, и попадающих на полки в супермаркете.

Майор поднял правую ладонь, показывая, что уже понял принцип.

— Унгабул, ты намекаешь, что типичные обыватели неиндивидуальны. Но тогда у тебя получается противоречие. Ты же только что говорил, что любые дети, даже близняшки, непременно индивидуальны, они отличаются один от другого.

— Дети – да, — подтвердил тролль, — но не взрослые. Ведь Система с большой буквы «С» обтесывает людей, приводя их к стандарту. К «dress-code». К хождению строем. К той стандартной рекламе, которая будет управлять их потребительским поведением. К той стандартной агитации, которая будет управлять их политическим поведением. И к той стандартной схеме секс-брак-воспроизводство, которая даст Системе новое поколение будущих кукол, которых нетрудно лишить индивидуальности. Прикинь: для Системы натуральный биологический человек – это неотесанный зверь, недоделанный робот. В мировых религиях человек-робот — это идеал, с которого стесано животное начало. Ты чувствуешь, Отто? Система опасается сапиенса, обладающего натуральным звериным креативом, оригинальным жизненным импульсом. Система не может управлять им. Это главный признак, по которому сапиенсы могут опознать своего коллегу-сапиенса.

Унгабул замолчал и начал не торопясь пить кофе из своей индивидуальной чашки. Отто Турофф тоже сделал глоток и поинтересовался:

— Такое объяснение и такой стиль ты сам сотворил?

— Нет, конечно. Я ходил на лекции к доктору Гюискару. И на факультатив. Лекции про прикладную физхимию. А факультатив про то, куда это прикладывать.

— Судя по диалекту, — заметил майор, — ты местный, эльзасец.

— Да, я и родился здесь, и учился, а что?

— Понимаешь, Унгабул, я тоже здесь и родился, и учился, и живу. Скажи, тебе нравится такое приложение физхимии, после которого у нас не будет Старого Страсбурга?

— А его и сейчас нет. Ты разве не знал?

— Как это нет?

— А вот так, Отто. Весь Старый Страсбург разрушен осенью 1944 года американскими бомбардировками. Остался только тот дурацкий собор, которого теперь уже нет, и еще, кажется Дом Рогана. Остальное восстанавливали при Де Голле. В архивах посмотри.

— Вот, черт… — майор вздохнул, — …Что ни возьми, кругом сплошной фальсификат.

— Что делать, — тролль улыбнулся, — такая у нас постмодернистская эра на дворе.

— Ладно, Унгабул, допустим, все фальсификат. Но, не знаю, как для тебя, а для меня это Старый Страсбург, который я люблю. И кто это восстановит? Де Голля уже нет давно.

— Мы обойдемся без Де Голля, — невозмутимо ответил тролль, — сами восстановим.

— Минутку! Сами, это кто?

— Отто, я же сказал: мы. Это значит: мы, тролли и дружественные племена.

— И как вы восстановите? – скептически полюбопытствовал Турофф, — Магией, что ли?

— Обойдемся без магии. Ты, Отто, слышал про 3D-принтерную архитектуру?

Майор Турофф неуверенно подвигал плечами.

— Так, мельком слышал что-то. Быстрое макетирование, или вроде того.

— Ну, ясно. Значит, про контур-крафтинговый принтер Хошневиса ты не знаешь.

— Впервые слышу. А что это?

— Это принтер, печатающий не макеты, а готовые фигурные дома из оргабетона. Такую штуку придумали параллельно в Калифорнии, Голландии и Китае, еще в 2013 году.

— Хм… Что-то не очень верится. Дом на принтере…

— А ты спроси у своего друга, министра Шамбо, — посоветовал тролль.

— Минутку, Унгабул, ты что, так знаешь Шамбо?

— Вот, знаю, — тролль снова улыбнулся, – в общем, спроси у него, если интересно.

— Непременно спрошу. А ты, значит, разбираешься в этих гипер-принтерах?

— Нет. Я эксперт по керамике и композитам, в частности по оргабетону. А эксперты по строительным принтерам, например, Хонанук и Нумкаши. Хочешь, идем, я тебя с ними познакомлю. Они там с твоими подружками сидят под куполом, и караулят фейерверк.

— Караулят что? – переспросил майор.

— То самое, что будет, когда доктор Гюискар нажмет кнопку, — пояснил тролль.

— О, черт… Ладно, идем.

…

Хонанук и Нимкаги – молодая парочка (условно) тролль и троллийка — кажется, были хорошо знакомы с Лоис Грюн, а с Зузу Ансеттти уже успели подружиться. Все четверо названных персон расселись за грубо сколоченным столом прямо под кровлей-куполом башни, где верхняя площадка образовывала нечто вроде балкона с видом на Страсбург (лежащий примерно в 30 километрах к востоку). Сейчас, после захода солнца, столица Евросоюза отсюда выглядела россыпью огоньков, вроде небрежно брошенной елочной гирлянды, и на ней особенно выделялся сиянием огромный комплекс Европарламента, совета Европы, Евро-суда, и комплекс 5-звездочных отелей для литерного персонала. Остальная часть города, как заметил Турофф, была освещена только уличными фонарями – почти все дома стояли темными. Население эвакуировано. На дальнем плане мерцало зарево оранжевых языков — горели терминалы Альберт-Бассейн, и пламя растекалось на север, вниз по Рейну. «Картинка в жанре апокалипсиса, — подумал майор, — или же в духе сочинений Жан-Жака Ансетти про бога Ассаргадона».

Хонанук и Нимкаги громко и грубо порадовались расширению компании.

— О! Коллектив сбалансировался!..

— …Что, если после фейерверка устроить группенсекс три на три?

— Ну, ни фига себе… — задумчиво произнесла Лоис Грюн.

— Да уж, — так же задумчиво отозвалась Зузу Ансетти, — без травки я на это не готова.

— Травка не вопрос, — проинформировала троллийка.

— Эй, тролли, — окликнул Унгабул, — а что это у вас деньги валяются на столе?

— Это, — сообщил Хонанук, — пари про то, как проголосует Европарламент по заявлению кардинала Бриссерана относительно высшей духовной власти церкви в Евросоюзе.

— Хо-хо! – Унгабул качнул головой, — И кто на что ставит?

— Я, — сказала Зузу, — поставила десятку, что эти бараны согласятся, и пока я одиночка. Выражаясь в духе ипподрома, ставки три к одному. Кто меня поддержит?

Унгабул молча бросил еще одну десятку рядом с одинокой десяткой девушки-пилота. Турофф на миг задумался, прилично ли участвовать в таком пари, и не нашел причин отказываться. Но, свою десятку майор присоединил к трем, поставленным на то, что Европарламент не признает, что церковь, с момента принятия закона Ван дер Бима, в действительности определяла политическую стратегию. Лоис Грюн глянула на экран ноутбука, стоящего посреди стола, и заметила:

— Полчаса до итогов голосования. Скоро мы узнаем, кто лучше рубит в психологии.

— Хо-хо, — сказала Нимкаги, — по жизни, Унгабул должен рубить лучше всех, он у нас величайший метатель виртуального дерьма на вентиляторы сетевых конференций. Но странно. По здравому смыслу парламентариям надо голосовать против того заявления кардинала. Ведь если они распишутся, что шли на поводу у церкви, то станут для дока Гюискара не просто уродами, а личными врагами, и тогда у них ноль шансов выжить.

— Я думаю, — отозвался Турофф, — что у них заведомо ноль шансов. Но, Лоис права, что надежда может быть, только если они проголосуют за «нет».

— Они не могут проголосовать за «нет», — уверенно ответила Зузу.

— Это почему? – спросил Хонанук.

— Про это у Киплинга, — сказала она, — в балладе про раба, который стал царем.

«Because he served a master

Before his Kingship came,

And hid in all disaster

Behind his master's name».

Она продекламировала и пояснила:

— Тут все четко. Раб остается рабом. Он привык прислуживать хозяину, и даже если по прихоти Фортуны раб стал царем, то он все равно, чуть что, попытается спрятаться за именем хозяина. Любого хозяина, даже явно фальшивого, как бог поповской лавочки.

— Странно, — буркнула Нимкаги, — пытаться свалить вину на фальш-бога, это вроде как пытаться убрать реальное говно нарисованным бульдозером.

— Ты ищешь здравый смысл, — ответил Унгабул, — а у раба в таких катастрофах мозги не работают. Его поведением рулят рабские инстинкты, вбитые в позвоночник.

- Насчет инстинктов ты погорячился, — возразил майор Турофф, — чтобы иметь особые рабские инстинкты, по науке — врожденные рефлексы, рабы должны стать отдельным биологическим видом. Эх, что-то меня потянуло на армейскую пунктуальность.

— Пунктуальность!.. – тут Унгабул щелкнул пальцами над головой, — …Как раз в тему! Потому что рабы тут отдельный вид: евро-скот. Homo Euro-pecus, если по-латыни. На просторах Евросоюза, в популяции рода Homo, названный вид Homo Euro-pecus из-за политэкономической селекции стал численно преобладать над видом Homo Sapiens.

— Где ты такого пафоса нахватался? – съехидничала Лоис Грюн.

— Это, — ответил он, — не пафос, а красивая риторика дока Гюискара. И, что главное, эта риторика согласуется с экспериментом.

— С каким еще экспериментом? – удивилась девушка-фурри.

— Вот с этим! — тут авторитетный тролль протянул руку в направлении Страсбурга, — В ситуации, которая сейчас у евро-функционеров, нормальный Homo Sapiens стал бы на собственный манер искать пути спасения. Как угодно! Хоть по одному ползком через канализационные трубы. Ясно, что Гюискар, это не древнегреческий Аргус с тысячей всевидящих глаз! Регулярную эвакуацию он засечет, а одиночек, к тому же в темноте, нереально. Я бы на месте любого из этих евро-скотов, кроме тех, что в прямом эфире, запросто бы выбрался. Хоть бы со стороны реки плюх в воду, а потом поплыл вдоль бордюра набережной. Хрен бы меня кто заметил. Но евро-скоты сидят, и ждут, когда прилетят добрые ангелы-спасители. Или когда Гюискар зажарит Большую Котлету.

— Точно! – поддержала Нимкаги, — Ведь скот, он такой по сути: жует комбикорм, и не дергается в ожидании мясника. Селекция, однако.

В этот момент, Лоис Грюн звонко хлопнула ладонями по бедрам.

— До чего же вы, тролли, засранцы! Вокруг столько симпатичных людей! И вы с ними каждый день видитесь на улице, в супермаркете, где угодно! Не говорите, будто здесь скотов больше, чем симпатичных! Скотов меньше в двадцать раз! Жизненный факт!

— Спрячь клыки, фурри, — примирительно сказал Унгабул, — никто не будет спорить, что большинство, например, эльзасцев, это симпатичные люди. Но, прикинь: кролики тоже симпатичные, с ними можно играть, гладить их, выгуливать. А потом — вжик…

— Ну тебя на фиг с такими сравнениями, — обиженно проворчала Лоис, - и вообще, я не одобряю, когда с кроликами вот так поступают. Потому что кролики, это не скот.

— А кто тогда кролики? – спросил Хонанук.

— Кролики, это кролики, — безапелляционно объявила девушка-фурри.

И спорить с ней никто не стал. Во-первых, резона не было. Во-вторых, по TV началась трансляция подведения итогов голосования по теме кардинала Бриссеран, главы CDF (Конгрегации Вероучения). Через несколько минут цифры возникли на экране, и стало понятно: Зузу и Унгабул выиграли пари. Евро-парламентарии почти единогласно, при минимальном числе воздержавшихся, и ни одном против, подтвердили: стратегию для Евросоюза де-факто определяют Христианские церкви, во главе со старшей и самой традиционной, «цивилизациеобразующей» Римско-Католической церковью. Allez!

…

Унгабул произнес «Allez!» за несколько секунд до того, как «Allez!» развернулся над Страсбургом во всей своей извращенной эстетике (или деструктивной анти-эстетике). Сначала была просто маленькая ослепительная и бесформенная вспышка. Мгновением позже, она превратилась в причудливую фигуру из ярко-желтого пламени. Взрывной процесс шел слишком быстро, чтобы можно было зафиксировать впечатление, но тот короткий миг, пока огненная фигура существовала, ее можно было сравнить с грибом, растущим внутри бублика, брошенного на грунт. Еще секунда, и гриб будто выбросил длинные нити светящихся семечек-спор, а бублик, уже стремительно расширялся. Его внешний радиус, жутко мерцающий, будто раскаленная вулканическая лава, казалось, пожирал городские кварталы. Эта сцена тоже была очень кратковременной, на грани способности мозга наблюдателя к компоновке впечатления. Всего пара секунд, и все необычные эффекты прекратились. Только на месте центра Страсбурга переливались миллиарды тусклых пятен, образовывавших несколько неровный круг, диаметром, по визуальной оценке примерно километр. Внутри этого круга, и кое-где за его границей, выстреливали в небо факелы оранжевого огня. Более минуты все это происходило для наблюдателей в Башне Троллей почти беззвучно. А потом Нимкаги тихо сказал «бум».

…И произошло «Бум!». Тяжелый грохот ударил по ушам, и сменился непередаваемой смесью разнородных звуков: треска, хруста и гудения — будто где-то рядом огромный асфальтовый каток, натужно рыча мотором, утюжил гору стеклянных бутылок.

— Внушает, однако, — высказал свое мнение Хонанук, — все, что надо, сгорело, я думаю.

— Ш-ш! — перебила Нимкаги, глядя на монитор ноутбука, — Последнее слово доктора!

* TF-1. Экстренный выпуск. Трагедия Страсбурга *

Мы получили подтверждение того, что террорист Мартин Гюискар, все-таки, привел в действие бомбу на речном криогенном танкере, загруженном жидким водородом. Как полагают военные, сила взрыва составила четверть килотонны в пересчете на тротил. Практически весь центр Страсбурга разрушен и горит. Из почти 15 тысяч сотрудников Общеевропейского комплекса, вероятно, погибли все, но среди населения Страсбурга жертвы минимальны, благодаря своевременно проведенной эвакуации. Город охвачен пожаром, и муниципальные власти намерены на рассвете приступить к его тушению. Трагическая гибель почти всей администрации и депутатов представительных органов Единой Европы ставит нас перед страшным вызовом. Мы надеемся, что вскоре будет обнародовано политическое заявление лидеров европейских стран. А пока о другом.

*

Сейчас мы вынуждены передать в эфире видео-аудио запись, присланную террористом. Военные уверены, что Гюискар уже мертв, но рекомендовали выполнить посмертное требование террориста, иначе возможны еще взрывы: «возмездие мертвой руки». Как сообщает жандармерия, у Гюискара есть сообщники, и они пока не найдены. Итак, мы транслируем посмертное видео-аудио обращение Мартина Гюискара. Перед началом трансляции, мы должны подчеркнуть, что редакция TF-1 не поддерживает ни одного заявления, или утверждения, из тех, что сейчас прозвучат в нашем телеэфире.

*

Обращение Мартина Гюискара, доктора физхимии Университета Страсбурга.

…Гюискар сидел все за тем же столом в кают-компании криотанкера. В этот момент он казался непохож ни на типаж хитрого шизоидного террориста «Ганнибала», ни на более политизированный типаж императора Наполеона Первого. Нет, он выглядел просто как университетский ученый и преподаватель, подготовивший некое глубоко продуманное сообщение для своих студентов. И, начал он в несколько академическом стиле.

*

«Мы еще недостаточно изучили эволюцию человека, как носителя разума. Но одно мы знаем точно: развитие разума шло, как эволюция оружия в борьбе с самыми сильными хищниками. Теперь все эти хищники уничтожены. Наш разум оказался самой мощной машиной разрушения, которую только создавала эволюция».

(Тут Гюискар сделал паузу, чтобы студенты могли подумать, а затем продолжил):

«Мы превосходно умеем убивать, но мы слишком медленно прогрессируем в создании полезных технических средств, и мы не научились создавать комфортные социальные отношения. Мы порождаем дефективные политические системы, которые, все сильнее цепляются за власть над людьми. Нынешняя система Евросоюза — типичный пример».

(Доктор Гюискар снова сделал паузу, прежде чем продолжить).

«Сейчас нам, людям, противостоит не правитель-человек, как было в древние эпохи, а бюрократический псевдо-разум, который слабее даже чем разум насекомых. Разум тех людей-функционеров, которые включены в структуру бюрократии, не используется, а напротив, подавляется. Поэтому, бюрократическая система, это слабый противник для любого продвинутого племени людей, которые решили уничтожить ее — без оглядки на культуру, или на политические традиции. Уничтожить, как наши первобытные предки уничтожили саблезубых тигров, слишком досаждавших им своим хищничеством».

(Последовала очередная пауза).

«Хищная евро-бюрократическая тварь, выглядевшая огромной и сильной, валяется с выжженными глазами, перебитым хребтом и вспоротым брюхом. Наблюдая, как она подыхает, вы задумываетесь: а что дальше? Ведь тварь выполняла в социальной среде некоторые полезные функции. Дальше так: для освободившейся экологической ниши социального регулятора всегда найдутся претенденты. Но как сделать, чтобы эту нишу заняла система лучше, чем предыдущая? У меня нет готового рецепта, но есть общий алгоритм, ведущей к цели. Не бойтесь экспериментировать, и не бойтесь разрушать. Вы будете раз за разом получать негодные системы и выбраковывать их, но когда-нибудь найдется, что надо. Не саблезубый тигр-людоед, а симпатичная кошка, которая ловит мышей в амбаре, требует лишь миску сметаны, и мурлычет по вечерам у камина. Так будет! Удачи, друзья! Веселитесь! Сегодня наш день. А завтра у вас много работы».

*

…Посмертное выступление доктора Гюискара закончилось.

Нимкаги двинула мышкой по экрану, чуть приглушила звук, и пробурчала:

— Дока жалко. Классный был док. Эх…

— Ну, помянем, что ли? – предложил Хонанук, поставил на стол полукруглый котелок, плеснул туда прозрачной жидкости из бутылки без этикетки, и выразительно подвинул котелок к майору Туроффу.

— Да, — одобрил Унгабул, — ты, Отто, по годам старший за столом, тебе первое слово.

— Ладно, — согласился майор, поднял котелок на ладонях, и лаконично рассказал о своей встрече с Гюискаром, после чего сделал глоток самогона, и передал котелок Унгабулу. Авторитетный тролль тоже сказал несколько слов, выпил, и пустил котелок дальше по живому кругу… Младшей по возрасту оказалась Лоис Грюн. Она тоже что-то сказала, сделала глоток, выдохнула, поставила котелок на стол, и посмотрела вдаль, на лениво тлеющую россыпь углей, оставшуюся на месте кварталов, населенных многотысячным корпусом евро-судей, евро-депутатов, и прочих элитных евро-чиновников, заодно с их семьями, и обслугой в центре столицы Евросоюза.

— Надо, же как все быстро…

— Да, — отозвалась Зузу Ансетти, — Omne exit in fumo, как говорит мой папаша.

— Это что? – полюбопытствовала Нимкаги.

— Это по латыни значит: «все вылетело в дым».

— Точно! — сказала троллийка, тоже глянула на город, — Сраная общеевропейская элита. Изображали пупов континента, а в финале сгорели, как тараканы на сковородке.

— Все только начинается, — загадочно произнес Унгабул, а потом махнул рукой, — ладно! Давайте уважать волю дока. Он сказал: веселитесь! Ведь правда: сегодня наш день!